Из-за колонн высунулся котофей с навьюченной на спине ношей. Мигом оценил обстановку и отступил назад, намереваясь тихо дать деру. Да только тихо не удалось — его многострадальный хвост зацепился за копытца Птаха. Баюн дернулся. От резкого рывка щуплое тело бесенка, которое и без того едва держалось на спине кота, окончательно сползло к полу. Бум... Голова глухо стукнулась о каменные плиты.
Реакция Кащей была мгновенной.
— Аааа, вот и искатель приключений, — прошипел Бессмертный. На ладони его, только что принявшей окончательную форму, черным цветком распустился сгусток мрака. Лепестки его затрепетали, хищно принюхиваясь, потом один из них протянулся к коту, пружинисто подхватил гуляку, поднял почти до потолочного свода и с размаху швырнул вниз.
— Не надо меня, я уник...— "...альный" заглушил сочный шлепок о верхнюю ступень того самого постамента, до которого кот так и не добрался.
— Всего-то и уникального, что техника диорийцев, да немного мастерства Триглавы, — пробурчал Кащей, небрежно сминая в кулаке черные цветок, — еще силу на тебя тратить. Они тебя создали, я тебя убью... И так на свете зажился. Счастье твое, что раньше мне на глаза не попался.
Распластанный, словно камбала, кот вздрогнул, закашлялся, попытался приподняться. Короткая конвульсия, от которой по шерсти точно волна прошла, свела на нет его усилия. Кащей пинком ноги перевернул Баюна мордой кверху, заглянул в глаза. Мутная поволока затягивала их.
— Готов, — ухмыльнулся злыдень, — смерть уже набросила на него пелену, а она из своих объятий никого просто так не отпускает...
Судорожный вздох кота, который ну никак не планировал околеть в самом расцвете лет, перебил монолог Кащея.
— Надо ж, какая тварь живучая получилась, — он покачал удивленно головой, — ладно, гляну ещё. Потом... — многообещающе добавил Бессмертный. — Очухаешься, может, и оставлю себе на потеху.
"Почему? Почему так? — Рассудок Людмилы не мог принять случившееся. Чувства бурлили и не находя выхода, непролитыми слезами оседали на сердце, застывшем стылой глыбой. — Баюн... Птах... Антон с Тимофеем, наверно, тоже... Все, все... все. Зачем и кто нас привел сюда, оторвав от всего родного, привычного? И не спросил, хотим ли мы...".
— Точь-в-точь Триглава... как это у них получается — листка одинакового в лесу не сыщешь, а они, ишь ты, через поколения повторяются, как слепок с одного лица. Кровь... — Кащей, подойдя вплотную, разглядывал женщину. — Дождался... — удовлетворенно протянул он. — Как же старалась Непобедимая дочь спасти, жизни своей не пожалела. Что, милая, — Бессмертный подмигнул ледяной статуе, — несладко? А мне каково было, пока я додумался, как тебя сюда заманить?
Была бы вольна, Людмила разорвала б его голыми руками — за всё. И за всех, погубленных Кащеем! За все злодейства, что успел натворить за века этот злыдень. От ярости мозг плавился, как шкварки на раскаленной сковороде: — "Ловушка, обычная западня, где приманкой стал Антон... А кто мне виноват, сама хотела одним махом от закавыки избавиться. Что он тут мне несет, елдык разговорчивый? Куда это он пошел? Куда он Птаха потащил?" — тщательно подавляемая волна паники захлестнула ведьму. Чувствование-то этот гад ей оставил, вот и бросало ведьму из одной крайности в другую.
Услужливый мозг тут же переключился от вечного вопроса "кто виноват?" на живописания адовых мук (это у него всегда лучше всего получалось!). Оно ведь как всегда бывает — любая угроза всегда страшна своей неопределенностью, а когда уже видишь и понимаешь её суть, тогда и находятся способы, как с ней бороться, с бедой-то негаданной. А пока...
Воображение работало на всю катушку, да так красочно, что Людмила не заметила, как Баюн приоткрыл один глаз — недобро блеснувший, ярый — и тут же захлопнул, старательно делая вид, что он коврик, просто безобидный коврик для ног, здесь, у подножия массивного кресла, похожего на трон. Но, видно, почуяв, что явной опасности нет, котофей распахнул оба глаза, надсадно, с хрипом, втянул воздух. Потом судорожно дернул нелепо растопыренными лапами, плавно перетек со спины на живот, полежал чуток, отдыхая, да и дал деру. Куда? Да хоть куда, лишь бы не валяться на помосте, открытом любому взгляду.
"Бежать. Бежать, не медля ни мгновения", — укрывшийся за креслом кот был настроен весьма решительно, но, выглянув из-за спинки, передумал спешить.
Ледяная статуя недалеко от постамента посверкивала фиолетовыми искорками, которые изнутри силились разбить мерзлый панцирь. Полусогнутая фигура ведьмы, так и не выпустившей из рук зачарованный меч, застыла в несуразном развороте-полуприседе. "Что так печет? — взбунтовалась Людмила. Нестерпимый жар охватил руку, которая сжимала рукоять меча, по плечу добрался до головы, обручем жгучей боли охватил её. — Вот оно, начинается... За что?"
Прерывистые проблески делали её похожей на свечу — свечу, трепетный огонь которой старается задуть проказник ветер, а она изо всех сил сопротивляется его бесшабашному задору. Баюн просто не мог позволить себе бросить ведьму здесь. Он забился в уголок между основанием трона и полом, мелочно, как скряга, принялся взвешивать всё "за" и "против". Получалось — пятьдесят на пятьдесят, как ни крути.
Котофей в отчаянии стукнул башкой о заднюю панель кресла. Что-то негромко хрустнуло. Кот прислушался к своим ощущения — вроде все, как было, голова не отвалилась. Сказать, что он совсем здоров, конечно, нельзя. Кащей хорошо приложил его, но это все заживет. Когда-нибудь...
Слабый сквознячок дотронулся до шерстки кота, слегка приподнял её и пощекотал кожу. Котофей ознобливо передернулся, недовольно развернулся и подпрыгнул от неожиданности. "Эти глаза напротив... — вот о чем пела Людмила, когда ей было особенно тоскливо", — смекнул Баюн. Из узкой щели на него уставились круглые немигающие глазищи, изумрудными звездами сияющие в темноте. Потом трон бесшумно отъехал в сторону, расщелина немного раздалась, и из-под пола вылезло низенькое сутулое существо, сплошь заросшее густой длинной шерстью. Волосатый "холмик" подобрался поближе к опасливо отползающему назад котофею (не любил он таких вот сюрпризов, вот не любил, и все), ухватил его за ухо, с невероятной силой подтащил к себе:
— Тихо, тихо, — басовито прошептало существо тихо подвывающему от ужаса коту, — меня Хозяин наш просил вам помочь.
— Кккаккккой хххозяин? — пролепетал Баюн.
— Вы его Лешим кличете.
— Аааа, — протянул кот, хотя все равно ничего не понял, — а ты кто?
— Какая тебе разница? — существо выглянуло в зал и тут же спряталось. — Ух... Леший просто сказал обратную дорогу показать, если заблудитесь вдруг. Я ждал, ждал, решил сам вас найти, а тут... — он ловко юркнул в неширокий просвет, прогудев напоследок, — разбирайтесь сами. Я сюда больше не ходок.
Баюн начал протискиваться вслед за ним, но застрял на полпути: — "Значит, не судьба... Неверное решение, придется ведьму выручать".
Занятый решением собственных проблем, Баюн, вернувшись, увидел только завершение катарсиса.
Искристый перелив внутри ледяной статуи набрал силу, миновав все стадии от светло-фиолетового до лилового, налился навьей мощью — грозной, неведомой самой ведьме. Никогда не осмеливалась она обратиться за помощью к силам Тьмы, хотя могла не раз. Ведала, как легко попасть в зависимость от своих неумеренных желаний, понимала, чем могут закончиться игры с неведомым. Иначе не была бы она Хранительницей Пути, ведь мало оградить мир от чужого вторжения, надо суметь уберечь мир от себя самой.
Выплеск силы был настолько могучим, что панцирь, сковавший Людмилу, не устоял, поплыл тягучей мутной массой, растекаясь неряшливой лужей у ног ведьмы. Не осознавая ещё, что свободна, она не шевелилась, потом, словно до предела сжатая пружина, выпрямилась, окинула настороженным взглядом зал — никого. Жаль... Жажда схватки бурлила в ней, искала выхода, — как хотелось ей растерзать Кащея на части голыми руками, впиться в тощую шею зубами и рвать, рвать, рвать, чувствуя сладкий вкус вражьей крови, наслаждаться его болью и ужасом. Людмила сжала кулаки, зримо представив, как это будет на самом деле — повлажневшая ладонь плотно охватила гарду меча-кладенца. Тот со свистом вспорол воздух над головой. Клинок полыхнул серией коротких сиреневых вспышек, подтверждая свою готовность к битве. Но ведьма медлила, опасаясь войти в раж, когда не думаешь ни о чем, кроме одного — убить всех. Всех, кто подвернется под руку. Любой ценой. А ей нужен только Кащей. Где он, кстати? Неосмотрительно для него было оставить пленницу без присмотра. Или Кащей настолько был уверен в её беспомощности? Или настолько занят?
"По-моему, ей уже ничья помощь не надобна, — Баюн не верил своим глазам. — Дева — воительница, воплощенная месть. Где ж она мечом махать научилась? Ой, нет! Как бы сама себя не рубанула..."
— Ты что, ведьма? Твое оружие не клинок, а магия. Забыла? — крикнул он, прыгая вниз по пологим ступеням постамента.
Людмила удивленно глянула на него, словно не понимая, о чем это он, снова крутанула кисти, описАв лезвием меча изящный полукруг:
— Отлично сбалансирован, — с восхищением сказала она.
Баюн схватился за голову лапами.
— А что не так? — удивилась ведьма, — я его зачаровала.
— Да на нём и без тебя столько чар — как бы башку ненароком не снес.
— Баюн, это ты? — Её взгляд недобро блеснул сквозь прядь волос, упавшей на глаза.
— Есть сомнения? — обиженно пробурчал кот. — Иди, потрогай... — и отскочил в сторону, увидев, что Людмила готовА отбросить оружие и затискать его в жарких объятьях. — Э, нет, нет, ты слегка не в себе... задушишь невзначай.
— Это я "не в себе"? — Она уперла свободную руку в бок, горделиво выпрямила спину. — Слегка?
— А то... уходить отсюда надо, пока Кащея нет. Выход... — кот осекся на полуслове. — Опоздали.
С озабоченным видом Бессмертный пересекал огромный зал, направляясь к дальнему от постамента входу, в торце которого виднелись окованные железом высокие двери. Он бормотал что-то себе под нос и не глядел по сторонам. Услышав последние слова Баюна, Кащей оглянулся и опешил — не ожидал увидеть вооруженную ведьму и её напарника, да ещё так близко. Но замешательство его длилось недолго. Мохнатые сколопендры поползли из рукавов его балахонистого одеяния и со всех своих ног прыснули к компаньонам.
— И это все, на что ты способен? — усмехнулась Людмила. Это старик — смешон. Почему раньше она так боялась его? Такой же, как все — из плоти и крови, убедилась сама. Ну, бессмертный... И что? У каждого свои фокусы. Она тоже может — с ладони ведьмы взлетели красногрудые зарянки и, с радостью перекусив многоножками, покружили под куполом и расселись на спинке трона, звонко перекликаясь друг с другом.
Баюн, когда Кашей очутился почти рядом с ним, совсем растерялся — кинулся бежать, опомнился, возвратился к чародейке. Противоречивые чувства боролись в нем, и бедный кот никак не мог уразуметь, что для него важнее — спасать себя, любимого, или выручать ведьму.
Пока котофей метался туда-сюда, Людмила не медлила. Первый рубящий удар пришелся на плечо Кащея. На грязноватом балахоне расплылось алое пятно.
"Надо же, все-таки уязвимый... а рассказывали..." — удивилась она.
Кащей словно не заметил раны. Он голыми руками ухватился за лезвие меча, с невероятной силой выворачивая его вниз. Ведьму потащило следом — кисти намертво прилипли к гарде. Кащей со всего размаха припечатал её об пол и отшвырнул в сторону, как сломанную куклу. Людмилу буквально размазало о ближайшую колонну. Она беспомощно стекла к её подножию, так и не выпустив оружия из рук.
— Что, невмочь? — Бессмертный опустился на колени перед ней, попутно отшвырнув подальше кота, сунувшегося выручать ведьму. Над головой Кащея возникло темное марево. Оно обернулось аспидно-черным жгутом с вихревой воронкой на конце. Эта заверть изогнулась и, как пиявка, впилась Людмиле под левую грудь. Чародейка слабо махнула мечом. А толку? Старик легко вывернул кладенец из слабеющих рук, рассмотрел — "дерьмо", — не глядя, кинул за спину. Меч глухо брякнул, отлетев под нос коту. Ошеломленный котофей, подкрадывающийся к Кащею сзади, притормозил: — "Вот она, судьбина... сама выбрала, кому быть героем...". Быстрёхонько, чтобы не передумать ненароком и не попасться на глаза Бессмертному, подтянул оружие к себе.
А Кащею было не до кота — Людмила бледнела на глазах, старик же молодел с каждой минутой. На желтовато-серых щеках его заиграл ухарский румянец, плешь на голове покрылась нежным младенческим пушком. Еще немного, и чародейке ничто не поможет. Высосет её силы злодей напрочь. Баюну зримо так представилось, как жизнь ведьмы перетекает к Кащею по пульсирующей пуповине, связавшей их, точно мать и дитя
Кот тоскливо смотрел на меч, понимая, что ему никак с ним не сладить — в лапах не удержать, а зубами... Нет, никак...
Чьи-то руки выхватили меч из-под самого носа котофея. Птах, прогнувшись всем телом назад, занес кладенец над головой и со всего размаха рубанул по жгуту, прерывая гибельную связку. Старик, раскинув руки, упал на спину — его громоподобный рев сотряс стены колдовского замка. Как сорванные листья отлетели Баюн и Птах в разные стороны. Кота вынесло на середину зала, бесенок улетел к ступеням, а утраченный им меч воткнулся в одну из колонн и заскользил вниз, оставляя на ней длинный разрез. Сначала редкими каплями, а потом и ручейком заструилась по выпуклостям колонны алая кровь. Шелестом кладбищенского ветра пронесся тихий стон.
Кащей, уже вставший на ноги, согнулся, как от удара. Его балахон окрасился свежим рдяным пятном. Нетвердо ступая, Бессмертный дотянулся до меча, выдернул его. Тот полыхнул фиолетовым огнем. Старик зашипел от боли, отшвырнул кладенец от себя подальше. Юркий Птах подхватил оружие на лету и, отскочив на противоположную сторону зала, уже нарочно ударил по ближайшей колонне — поперек, потом ещё и ещё, яростно, остервенело. Перебегал от одной к другой, оскальзываясь в лужах крови, заливающей глянцевитый пол и рубил, рубил...
Рубил по колоннам, а казалось — по Кащею.
Каждый удар отсекал от него куски гниющей плоти, обнажал плесневелый костяк, облепленной прожорливыми опарышами.
