— Дрочит! — шепнула раскрасневшаяся Алка.
Видны были только плешивый затылок, сутулая спина и ритмично двигающийся локоть, но девчонки всё равно смотрели с интересом. Локоть ускорился, затылок пару раз дёрнулся, спина расслабилась — девочки перевели дух (оказывается, задержали дыхание, обе). Потом, видимо, мужичок всё же помочился и поскакал своей дорогой — гораздо веселее, чем прежде.
Взволнованная Алка рассказала Рите всё, что знала о только что увиденном процессе, взволнованная Рита вспомнила соседского пёсика с мерзкой кличкой 'Пуся', который регулярно пытался познать ногу сварливой хозяйки, при этом его член выдвигался как-то несоразмерно габаритам самого уродца; сообща решили, что 'у людей, наверно, как-то не так устроено'
(Рита голенького брата, конечно, видела, но его писька никакого интереса, уж точно, не вызывала, а главное — не выдвигалась. Нет, интересно было... нет!.. не было!)
Было-было...
Было это давно, ещё в первом классе.
Вот к этим двум ситуациям (мужику и пёсику) Рита глагол и примеряла до сих пор, хотя с тех пор узнала о теории секса много нового, и даже повстречала однажды местного великовозрастного дурачка, когда тот шёл по шпалам на Сортировке, мастурбируя на ходу и немузыкально перевирая из 'Самоцветов':
Наши руки не для скуки, для любви сердца,
для любви сердца, у которой нет конца,
для любви сердца, у которой нет конца...
Ну, что поделаешь, если пересеклись они на перпендикулярных курсах. Увидев девочку, парень обрадовался и ускорился — стал быстрее шевелить и ногами, и рукой. Как рванула — только её и видели, еле-еле отдышалась в родном дворе и зареклась срезать путь через Ивановку. Мощный синий конец, торчащий из кулака, впечатлил до ужаса.
Оказалось, однако, что девочки тоже!.. Только чуть иначе (конечно!), и так грубо не называют. Рита и не подозревала, что она этим иногда занимается!
Бывало так: ложится девочка в постель, брат (как правило) в это время уже без задних ног дрыхнет. И вот... улеглась, пристроилась, что-то обдумывает из прошедшего дня... а левая ладошка совершенно естественным образом уже лежит на лобке, предварительно смяв рубашку. А правая ладошка столь же естественно разместилась на невыдающейся груди. И мыслей-то особых нет — о мальчиках там, или ещё о чём — а пальчик левой раздвигает слегка губки. А правая ладошка трогает сквозь рубашку ни с того, ни с сего напрягшиеся соски...
Просто потому, что приятно.
И, разумеется, безо всяких там 'оргазмов'.
Просто — девочка почти спит. А потом действительно спит.
Но пальчики — там...
У Алки тоже так было, и её однажды поймали. Ну, не совсем 'во время', и даже мысли не было в тот момент! Стояла утром перед ростовым зеркалом у себя в комнате, после душа, в распахнутом халатике на голое тело, и себя рассматривала — благо, уже было что рассматривать. Собралась одеваться — и засмотрелась. Покрутилась, попу оценила, взъерошила светлый пушок, потрогала грудки — не бог весть что, но растут же!.. а в комнате музыка гремит, 'Smokie' хрипло интересуются: 'What Can I Do?'.
За музыкой прозевала мамин стук в дверь, мама, отклика не дождавшись, вошла. Объявилась в зеркале у дочки за спиной, Алка только ойкнула и халатик запахнула. А мама... обняла дочку со спины, поцеловала в макушку, полюбовалась розовой от стыда физиономией, да и говорит:
— Подросла, мартышка? Вечером поговорим. Всё нормально, ругаться не буду, подскажу кой-чего. Как женщина, как мама, как врач. Собирайся, в школу опоздаешь.
Стыдно было!
Вечером мама обняла на диванчике — и рассказала, как сказку в детстве: о мужчинах, о женщинах, о сексе и любви, о желании, что накатывает внезапно — в том числе и на ма-а-аленьких девочек, которым с мальчиками любиться ещё рано...
И о том, что если вдруг захочется ласки... кто ж тебя приласкает лучше, чем ты сама?
И пару брошюр подкинула для прочтения, только попросила отнестись критично, и всё что там сказано, делить на восемь. И если написано 'вредно' — внимания не обращать.
Конечно, если с утра до ночи только этим и заниматься, так, что и папиллярные узоры с пальцев исчезнут, то — да, вредно. Или сторонние предметы использовать без разбору...
С последними коллеги-проктологи чаще сталкиваются. Такое извлекают порой из организмов женщин и мужчин! (Про это мама тогда не рассказала, много позже обмолвилась, когда Алла с Ритой уже совсем взрослыми себя почувствовали).
Но про фломастеры и флакончики от духов особо предупредила, чтоб Алка не совала в себя — может быть больно и очень стыдно. Ну, не очень-то и хотелось... хотя... к карандашу Алка примеривалась однажды, но не рискнула.
Собственно, с этим уроком мама чуть-чуть поспешила, самую малость, и сама того не желая, Аллу на нужный путь направила. Она бы и сама пришла к тому же, только немного позже. А так, при наличии научной литературы... грамотная стала — жуть! Хотя и чистый теоретик, в основном.
Теперь, когда Ритка призналась в наличии мятежных желаний, появилась возможность поделиться знаниями. Алла выдала подружке всю имеющуюся литературу:
— Тут читай! Дома у тебя... — это-то Рита и сама понимала, дома не родители, так братец найдёт. Реакцию — не предскажешь.
Вон, недавно Славка из параллельного класса взял у соседа по парте бобину с матерными частушками послушать, да и забыл её на магнитофоне — в кино спешил. Сестра младшая с гулек пришла, музыки захотела — и получила разухабистое:
Сидит Ванька на крыльце
с выраженьем на лице.
Выражает то лицо
чем садятся на крыльцо.*
Там куплетов семьдесят было, и только этот, первый — без мата... и другое, разное: 'Адам и Ева', 'Лука Мудищев' (сочинения якобы Баркова, в двух частях), 'Евгений Онегин'. Девочка прослушала всё это внимательно, ушки увядшие расправила, бобину перемотала, как было, чтобы без следов. А Славка и не чухнулся: после кино сразу спать лёг, утром — на рыбалку с отцом затемно. Мама, что характерно, тоже меломанкой оказалась, решила в квартире под музыку убраться...
По жопе Славик получал в четыре руки, бобину папа типа 'выбросил' — на работу отнёс, мужикам поржать. Славик ещё и в нюх получил от владельца бобины — за утрату.
Так что брошюрки 'про это' лучше читать у подруги...
Ну, и читала...
Алка беззлобно посмеялась над Ритиной пламенеющей физиономией; призналась, что и сама так реагировала. Рассказала, что уже пробовала и так, и этак, но особого результата пока не добилась: приятно, да — но не более.
С тех самых пор Рита тоже стала экспериментировать — по всякому, и с тем же результатом: неплохо, но так... не очень...
Уже год этим занимается регулярно — и всё равно... не ахти!
Брат, опять же, спит на расстоянии вытянутой руки, а это не способствует, отнюдь.
Однажды проснулась рано — услыхала, как родители дверь входную тихонько закрывают, чтобы детей не будить. У предков 'чёрная суббота' образовалась, за какой-то праздник отработка, а у детей — каникулы. Ну, то есть, каникулы у Женьки, а Рите ещё экзамены сдавать. Сегодня и завтра — выходной, в понедельник консультация, потом математика.
Так что, раз выходной... покосилась — брат спит, и к стене повёрнут. Нужно только коленку приподнять, чтобы если вдруг проснётся, шевеления не заметил. А так — простыня натянулась, глаза закрыты, пальчик движется привычно... размеренно... тихонько... приятно... за дыханием следить приходится — громко не сопеть, и поглядывать временами...
Братец вдруг заворочался, перевернулся на спину, и Ритиному взору предстал вигвам. Небольшой, но симпатичный. И, главное, лучи солнечные так подсветили, что старенькая простыня почти ничего не скрывает! Рельефно так...
— Без трусов спит! — возмутилась Рита, но сообразила, что трусы у брата есть, но хитрой конструкции, плавкообразные и с дурацким разрезом спереди, вот поутру напрягшееся в этот разрез и пролезло.
Сама она, между тем, занималась своим... делом, и даже получала доселе неведомые ощущения... не иначе — братец помог... наглядным пособием.
Пособие такое... твёрдое на вид...
Потрогать бы...
Но не у брата же!!!
Спал Женька беспокойно, руками в паху шарил — видно, снилось что-то такое...
'Надеюсь, что не я!' — подумала Рита.
Нечто поднималось из глубин организма, ощущение 'вот-вот'... а что 'вот-вот' — непонятно пока...
У брата разрядка наступила раньше. Член вдруг дёрнулся, потом ещё раз и ещё, на простыне проступило мокрое пятно — теперь ткань вообще стала прозрачной! — но 'насладиться зрелищем' Рита не успела. Братец проснулся, взглянул испуганно на результат эротического сна, покосился в сторону сестры (успела зажмуриться и сделать безмятежное лицо), сгрёб простыню в прикрывающий спереди ком и с топотом убежал в ванную.
Ритин настрой куда-то сразу подевался — ещё с минутку пыталась продолжать, но поняла, что без толку. Чуть не расплакалась от огорчения! Но — ладно, что поделаешь, и не сегодня... Чтобы брата не смущать, ушла на кухню и дверь прикрыла. Руки сполоснула, чай заварила; в ванную просочилась, только когда Женька вышел. Простыню братец затырил в корзину для грязного белья — закопал поглубже. Логично: мать стирку по воскресеньям устраивает, пятно до завтра высохнет...
Пахнет необычно... и знакомо, как в комнате родителей поутру.
Ей однажды ночью приспичело — арбуз был вкусный, но очень большой — так она, пробираясь тихонько в туалет, чуть не помешала! У родителей это было только что! Заметила краем глаза, как простыню набрасывают, и запах — вот этот самый... ну, и плюс к нему — мамин... Рита и сама так пахнет, когда...
А у них в спальне сейчас тоже, как будто они...
О, нет!..
Рита решительно крутанула кран, газовая колонка с хлопком погасла. Вытерпела под холодным душем минуту, зато дурь прошла. Додумалась же! Фу...
С этим нужно что-то делать.
Рассказала подружке об утреннем приключении, можно сказать 'в лицах' — взволнованно и с темпераментной жестикуляцией.
Подружка посмеялась, как показалось Ритке — чуть-чуть завистливо.
Не показалось:
— Бедная я, бедная! — сетовала Алла, — одна у мамы, даже хуй никто не покажет!
Алла у мамы действительно была единственной дочкой: родители в разводе с её младенчества.
Папаша ейный, пролетарий с 'Серпа и молота', пятикурсницу Медицинского института очаровал в колхозе, летом. Клубнику вместе собирали. ('Засмотрелся на откляченную задницу, не иначе' — цинично комментировала она позже обстоятельства знакомства). Вечер, костёр, печёная картошка под 'рабоче-крестьянский коньяк' (портвейн 'Кавказ'), первый (у неё) раз в стогу... потом продолжал очаровывать... уже в городе. Зимой пришлось пожениться, весной Алка родилась.
Жили, не тужили, 'как все', в общем-то. Супруг, пока гайки точил, был вменяемым и адекватным, но потом его 'стали продвигать по профсоюзной линии'* — и возгордился. Начал с начальством (партийным, в том числе) бухать, на охоту ездить — даже птичку, самолично подстреленную, гордо представил однажды — супруга замучилась из хилой тушки дробь выковыривать.
С охоты же и триппер привёз... в комплекте. Ну, подвернулась пара блядей по дороге — их и прихватили с собой в лесничество. Девки были довольны: жратвы и выпивки халявной вдоволь, а до секса даже не со всеми дошло, мужики сперва стволами мерялись, потом из них стреляли... и попадали даже!.. потом 'девочек' стрелять учили, с целью полапать как следует перед употреблением, потом перепились до нестояния... Некоторые, впрочем, сподобились — кто помоложе... и своё, заслуженное, получили. Ничто так не сплачивает мужскую компанию, как совместное лечение гонореи!..
Стал Алкин папаша в коллективе своим — в доску!
Дома, однако, не оценили. На первый раз тупая отмазка 'коснулся концом края унитаза' прокатила, но, по зрелому размышлению... унитаз? в лесу?.. их и на заводе-то нету... сплошь чаши Генуя. А супруг, хоть и могуч, но не настолько же, чтоб туда макнуть...
Повтор не заставил себя ждать — ну, 'не те ощущения в презервативе, понимаешь?..' — это уже совсем левая тёлка подвернулась, охота и коллектив вообще ни при чём были.
Алкина мать провела собственное расследование.
Силами подруг и общественности супруг был разоблачён и уличен. И не в банальных единоразовых перепихонах на работе (обычное дело где-нибудь в кладовке после пьянки в честь годовщины октябрьского переворота) или на 'охоте', а в систематическом поёбывании освобождённого секретаря комсомольской организации.
Комсомолка не возражала, разумеется. Случка, в смысле — смычка (города и деревни, комсомола и профсоюза) продолжалась с полгода, триппер и для комсомолки стал неприятной неожиданностью.
Такой косяк жена не простила, муж назван был козлом и послан в пизду. Отвергнутый супруг недолго гоношился на тему 'ты ж без меня пропадёшь!', но вынужден был собрать движимое и двинуть почти туда, куда послали — в заводское общежитие. Собирался отсудить часть недвижимой квартиры, но Ларисе Ивановне ('Мимино' не сняли ещё, и фраза 'Ларису Ивановну хочу!' в народ пока не отправилась) хватило ума мужа не прописывать; да и соратники (собутыльники) отсоветовали: в суде, если всплывут причины развода, мало не покажется — захлестнёт с головой. И тогда уже не о карьере думать придётся, а о самом членстве в КПСС.
Комсомолка, кстати, приютить любовника отказалась. Одно дело — принять женатика пару раз в неделю, чисто для здоровья, а другое — терпеть разведённого гонорейного холостяка со всеми его привычками в собственной кооперативной однокомнатной, родителями купленной. Носки ему стирать с трусами?.. храпит ещё...
В общем — все умерли.
Папаша дочь вниманием не баловал уже лет двенадцать, хотя алименты слал исправно. Поначалу появлялся, рассчитывая на восстановление отношений, потом понял, что всё — и отвял. Мать мужиков в дом не водила, если кто и появлялся, то на стороне, и не регулярно; так что взяться сёстрам-братьям было особо неоткуда.
Алка подслушала как-то разговор матери с подругой за рюмкой чая, на тему 'и что ты в нём тогда нашла?' Ответ 'любовь зла' подругу вполне устроил, а дальше мать что-то объясняла на пальцах, комментируя шёпотом.
— Что, правда? — восхищалась подруга, — не может быть!
— Не, ну, поменьше, конечно, но... же-ре-бец... сладкий, гад... Ты, если подвернётся, покатайся. Узнаешь, заодно, какая я сука. Кондом не забудь только.
— Ладно тебе. А Алка...
— От него, кобеля. Игорёк-то, что до него был, всё стихи читал, так до койки и не довёл. А этот...
— Но дочка-то — красавица получилась? — тут подруги заметили, что дверь приоткрыта, и восстановили герметичность кухни.
Всё это Рита знала по прошлым откровениям подружки, одиночеству (без сестёр и братьев) искренне сочувствовала, но сегодняшнее высказывание про 'никто хуй не покажет' её возмутило. Можно подумать, ей это зрелище было в радость! Вот, прямо упрашивала брата: 'Покажи, да покажи!'.
Девочка огрела Алку вышитой подушечкой, что притаилась на спинке дивана, та ответила плюшевым медведем, и битва закипела. Победила молодость (Алка младше аж на две недели!) — Рита оказалась повергнута, на диване распята и к нему прижата.
