— К-какого?
Вороного! Вот же блин — и эта не догоняет.
— Деревянного. И — маты.
— Ч-чьи?
— Артемия. Он себе ещё сделает. Прыгать будете. Через коня. Ростя, кувырок через голову. Здесь, давай.
М-мать! Сейчас опять плакать будет.
— Й-йа... не умею-ю...
Закономерно. Зачем бабе кувырок через голову? Или падение с отбоем? Разве что при сильном мужнином научении. В форме непрерывного мордобоя. Надо готовить. Фиг его знает, насколько тот Лев лапки свои распускать привык. Их, конечно, ему поотрывают. Но — потом.
— Будешь кувыркаться. Пока тошнить не перестанет.
Именно — "перестанет". А не "начнёт". Вестибулярный аппарат у здешних... Особенно у аристократок. Князья-бояре на конях ездят, в бой ходят — мозги как-то взбалтываются. Вместе со средним ухом. Женщины... будем исправлять.
— Сядь в шпагат.
— Э-э-э...?
— Цыба, покажи.
— Так... это... не смогу я. Господин.
Вспомнила. Кто тут "ху". Больше бить не надо — сама-сама.
— Сможешь. Скоро. Обе-две. Поперечный, продольный — левый-правый. Вертикальный. Аналогично. Стенка с палками в зале есть. Сходишь к Звяге-плотнику, спросишь разминалки для спины.
Слова "массажёр" здесь нет. Пришлось словотворчеством заниматься. Кстати, "шведской стенки" тоже нет. Как и шведов.
У меня, наверное, бзик, но я столько насмотрелся на сорванные женские спины и в первой, и в этой, второй, жизни. Гирлянда ребристых деревянных шаров на ремешке позволяет достаточно эффективно разминать мышцы. Не везде. Но спину, плечи, ноги...
— Нынче же поставь её на каблук.
— На который?
В этом мире нет каблуков. Единственный, найденный под Полоцком, красный каблук этой эпохи, похоже, атрибут погребения иноземца. Простолюдинки ходят босиком, в лаптях, в прабабошнях. У аристократок — тапочки. Низенький сапожок шьётся из кожи, одинаковой для подошвы и голенища. Да я ж про это уже...
— Ростишка, встань на цыпочки. Пройдись. Потайной, малый. Через три дня — средний.
"Потайной" — сплошная колодка, которую закрывает верхний материал. Поставить девочку сразу на двенадцатисантиметровую шпильку... Она просто убьётся. Не фигурально — споткнётся на ровном месте и расшибёт голову.
Цель всё та же: укрепление спины и ног. Только чувство меры терять нельзя. Там ещё и психология. Изменения точки зрения. Как я в самом начале после "вляпа" нормальных русских мужиков за гигантских горилл принял. Что заметит изменение — понятно. А вот сможет ли осознать и сформулировать?
Ещё деталька. Большинство моих современников ставит ногу уверенно, всей ступнёй или "с пятки на носок". Так же учат новобранца строевому шагу. В Средневековье такая походка — признак крестьянина, деревенщины. Аристократы и горожане ставят "с носка на пятку".
Причина очевидна: нет обуви с толстой подошвой. А есть кучи различного хлама. В европейских средневековых городах мусор выбрасывают прямо из окон. Нечистоты, обломки дерева, кости. Наступив на щепку, можно поранить ногу.
На Руси это менее критично. Крестьяне часто ходят в лаптях. Такую обувь и специально бить будешь — не пробьёшь. В русских городах чище — за пространство улицы перед двором отвечает домовладелец. Нарушение порядка — мусор, навоз — наказывается. В Московское время — основание для "торговой казни". Это когда бьют кнутом палаческим "мало не до кости".
Ещё в Европе мостовые улиц и дворы замков мостят камнем. Часто — угловатым, неотёсанным. По ним босиком или на тонкой подошве ходить больно. На Руси — плахи деревянные или тёсанный камень, как у Боголюбского на дворе.
Европеец, в городе или в замке, вынужден ходить сторожко. На каждом шаге оберегая слабозащищённую подошву. Поэтому сперва носок. И только оглядевшись, оценив, куда ногу поставить — опустить пятку.
В Европе обувь на толстой подошве появится в 16 в., тогда и походка массы людей изменится.
На Руси и проблема менее острая, и толстая подошва с 14 в. Но я-то нынче Ростю в Саксонию собираю. И ходить она должна так, чтобы ни у кого никаких мыслей о недостаточности её аристократизма, не возникала. Ещё: безопасность её ножек. И — она должна всё делать "красиво" по тамошним стандартам.
Факеншит! Ну почему я не тренер по гимнастике? Не женский бодибилдер? Формовщик прелестей... Не хватает знаний. В первой жизни это было не нужно: вот идёт женщина. Красивая. А почему, как она этого достигла...
Какой-то микс из обрывков услышанного в первой жизни, из собственного здешнего подросткового опыта. Я сам в Пердуновке осторожно начинал. С общеукрепляющих.
Минимум силовых, компрессионные — исключить... Отжиматься на кулаках с хлопком — не надо. Ручки должны сохранить нежность кожи. Плечевой пояс — ограничено. Для аристократок это... не в плюс. Танцы? — Блин! Это же "Святая Русь"! Гибкость отсутствует, "умирающий лебедь" — и вообразить невозможно. Аргентинское танго в исполнении русской крестьянки — разбитые головы, сдвинутые позвонки, порванные связки... и "морская болезнь" у всех присутствующих.
Конец сто второй части
Часть 103. "Дай мне лезвие мысли — вонзить между частью и..."
Глава 510
Мы ещё малость пособачились по физкультурной теме. Упражнения на кольцах? — Отменяется. Лазанье по канату? — Не ной, будешь делать. Сальто? — Ну, я до этого не доживу. Брусья? — Как пойдёт. Бум? — Обязательно. Боевые искусства? — Возьми меня за палец, выверни его в обратную сторону. Дави... А ведь есть мужи и посильнее меня.
Браунинг бы тебе, девочка. Для самозащиты. Да пару подносчиков патронов.
Ожили обе. Разыгрались. Захват за шею, бросок через бедро... Цыба, явно, представляет как она будет всех этих противных, вонючих... и — на болевой...
"Муха залетела пани под юбку и укусила пана за руку". Пока пани её отламывала.
— Хватит. Теперь третий круг. Душа твоя. Чего ты боишься?
— Ничего. Как ты сказал, господин. Ничего-ничего. Совсем.
— Это радует. Проверяем. Цыба, сходи к Огнедару, попроси, чтобы его ребятки тараканов ведро набрали.
— Да где ж он возьмёт? По твоему велению их же всех...
Она права. У меня зимой вымер погост на Керженце. К весне мы с Марой разобрались в причинах. Я, малость, психанул.
Признаю — был неправ. Не по сути — по форме. Пошла тотальная дезинфекция. Ну, очень тотальная. Служба пож.контроля Огнедара ("ночной дозор") получила функции сан.эпид.контроля. С мат.обеспечением, усилением и обучением от Мараны. Насекомых — вытравили. Всякие... насекомо-разводители переселены в подходящие для них места. Далеко. По Всеволжску даже мухи не летают.
Нет, не по моему приказу: мухи меня начальником не считают. А ведь могли бы жить.
Есть пострадавшие. Некоторых жаль. Прочие селения приводят к такому же состоянию. С разным успехом.
Невинные насекомые пострадали "за компанию", исключительно в силу моей паничности по некоторым вопросам.
Основной результат: сейчас, одновременно с проектом "Герцогиня Саксонская", раскручивается другой — "Тифозная Мэри". Куда менее приятный. Но — тоже необходимый и, как я надеюсь, тоже прибыльный. О чём — позже.
— На Кудыкиной горе. Там пока есть.
На Кудыкиной горе идёт обучение новосёлов разным полезным вещам. Прежде всего — "прогрессивным приёмам ведения сельского хозяйства". На мой взгляд, "хлеб — всему голова" — это и есть самый главный и самый тяжёлый кусок прогрессорства.
Чтобы что-то сделать — нужны люди. Людям — нужна еда. Основа которой — хлеб.
Масса взрослых консервативных трудноконтролируемых людей. Какого-то одного "фигурного болта" — вкрутил и всё заработало — нет. Есть и расширяется "букет технологий". Но ни одна не даёт многократного скачка. Ни по зерну, ни по привесам. "Убить" консерватизм одним щелчком не удаётся, приходится выбивать.
В РИ урожайность в Англии и Голландии — сам-семь в XVI в., сам-десять — во втор.пол. XVIII в. Во Франции, Италии и Испании с 1500 по 1800 г. — сам-семь; сам-четыре на севере, в центре, и на востоке Европы.
Мы Голландию "кроем как бык овцу". В любой век. Но недолго: первые два года по росчистям. В хорошую погоду. Беда в том, что "восстание жрецов" всунуло мне в руки мордовские чернозёмы. И крестьяне ни о чём другом думать и знать не хотят.
— А потом?
— На то божья воля. На наш век доброй землицы хватит.
Они перейдут на новое место. И будут снова иметь там сам-десять, сам-тридцать. А на прежнем останется "убитая" выпаханная земля. Пустырь. С построенной инфраструктурой, "белыми избами", дорогами, телеграфом, мастерскими, школами, церквами... брошенными.
У них — "божья воля", "как с дедов-прадедов бысть есть", у меня — потерянное время, выброшенный труд.
Индейскую избу вам, православные.
Как всегда при работе с новосёлами — бардак. В том числе, и в части производственной гигиены. Что вымя корове надо мыть тёплой водой — доярки понимают. И делают. А что на корове блох быть не должно... — понимают. Но... "руки не доходят".
Факеншит! Ходить нужно ногами! А руками — дело делать!
— А зачем? Ну... тараканы.
— Сажаем Ростю в бочку. Голую. С тапком. Высыпаем на неё ведро. Шестиногих. Шустрых. Бочку закрываем крышкой. Они по ней бегают, она их успокаивает. Тапком по голове. Как всех усатых ухлопает — постучит.
Богатое воображение не всегда хорошо. Девочка, поганое ведро — там, блевать — туда.
— Чего это тебя так выворачивает? Я ж не есть их живьём предлагаю.
Ты, видать, хорошо покушала. Второй подход к снаряду. Вот и сиди там не отходя.
— Цыба, ты, помнится, рассказывала, как вы тараканов ели.
— Было дело. В голодный год. У меня тогда две сестрёнки умерли. Мы их запекали. А после с корой толкли. У нас в ту зиму ни тараканов, ни мышей в деревне не осталось. А кошки с собаками, кто успел, в лес ушли.
Что глядишь, княгиня? Это у тебя на столе хлеб каждый день. А простой человек каждый день гарантированно только ГБ молиться может: "Хлеб наш насущный дай нам днесь".
Цыбина история полна оптимизма: "их запекали" — про тараканов. А не про умерших родственников. В отличие как поляки в Москве. Там-то шляхтичи даже судились: кому мертвец ближе родня — тот его и кушает.
"Пищевые табу". Пол-Азии кушает насекомых, Иисус в пустыне саранчой питался, а ты не можешь? Тебе легче помереть с голоду? Ну уж нет, красавица. Я в тебя инвестирую — изволь оставаться в живых. Пока я не разрешу сдохнуть.
Кстати об пол-Азии.
— Как ты относишься к змеям? Вкусно?
"Любите ли вы кошек? Нет? Вы просто не умеете их готовить!".
Ну и сиди там, возле ведра. И чего она так переживает? Кушал я как-то змею в Таиланде. Не дёшево.
— Я... я их... бою-юсь.
— А говорила, что ничего не боишься. Отучим. У Мары в хозяйстве пара десятков гадюк живёт. Она их доит — яд собирает.
Обрисовываю планируемую ситуацию. Образно. Красочно.
Типа: привяжем княгиню... гармонически. Звёздочкой "Витрувианского человека" Леонардо да Винчи. Змее-дояр (очень страшный!) от Мараны вытаскивает из мешка и показывает гадюку. Гадюка шипит, княгиня визжит. Потом завязываем глаза и вытряхиваем на голенький девический животик клубок змей. И те, холодные, скользкие и злобные, переваливаясь и обвивая, расползаются по обнажённому и дрожащему княгининому телу. В поисках тёплых уголков.
— Й-аа... умру...
— Не-а. Я не позволю. Ты отдала мне всю себя. И свою душу. Я не отпущу её с земли. Ты мне веришь?
— Д-да...
— Вот и хорошо. Иди умойся.
Ростя, всхлипывая, потащилась снова в сан.узел.
Её психику не надо разрушать — оно уже. Этой... "Святой Русью". Её надо закалять, выковывать.
Вакцинация. Мучениями и испытаниями. Лишь бы не свихнулась. Есть грань, после которой психика любого человека сыпется. Как бы не перейти.
Хочется дать ей больше. Опыта, впечатлений. Для жизненной устойчивости. Времени мало. Иончики по нейрончикам прыгают быстро. А вот адаптация... выстраивание новых структур в коре головного... прокачка каналов передачи по асконам... просто формирование новых мышечных клеток...
Дня через три, когда после очередного "трудового дня" Ростислава едва могла шевелиться, она вдруг спросила:
— Господине. А когда ж ты меня будешь... мучить. Тараканами и змеями.
— Ждешь?
— Д-да. Каждый день. И ночь каждую.
— Не буду.
Изумлённая, она даже распахнула глаза, едва открывавшиеся перед этим от усталости.
— А... почему?
— Вспомни цель — чтобы "не бояться". У тебя хорошее воображение. Ты уже этих тараканов со змеями себе представила. Много раз с разными подробностями. Испугалась. Сильно. Пережила. Страх свой. Страх — как полено: горел-горел и выгорел. Кончился. Страшиться — скучно стало. Ты навоображала себе больше, чем случиться может. В мире меньше ужаса, чем в душе твоей. Теперь тебе бояться... — нечем.
— С-спасибо.
— Не благодари. Этот страх выгорел — другие остались. Придёт время — и они в пепел рассыпятся.
— Что загляделась, красавица?
Цыба, оставшаяся в комнате, внимательно, тяжело рассматривает меня исподлобья. Столкнувшись взглядом, попыталась уйти в своё обычное "потустороннее" состояние. И передумала.
— Поняла. Почему тебя "Зверем Лютым" зовут.
— Да ну?
— Не за то, что ты людей режешь, казнишь страшно, невиданно. А за то, что ты из них душу вынимаешь. И новую вставляешь. Как с Суханом твоим. Как с ней. Со мной. Люди в руках твоих — другими становятся. Себя прежних... не понимают, не любят, стыдятся. Кабы ты просто об колено ломал... А ты ведь сломаешь, да заново сложишь. Человек в зеркальце глядит, видит себя. А сам — другой. И ведь по его же желанию исполнилось! А — не так.
"Бойтесь желаний — они исполняются" — это новость?
Редкий случай когда она разговорилась. От души. Искренне, для себя.
— Знаешь, Цыба, сходи-ка ты в церкву. К иконе моей, к "Исполнению желаний". Только сперва подумай хорошенько — чего ты хочешь. Назад вернуться? В тот пруд на покосе, где я тебя нашёл? Когда за вашим купанием отроки подглядывали. В поход Бряхимовский, когда ты за раненым Лазарем ухаживала, а он тебя замуж звал? В жизнь вашу в Боголюбово, когда ты его лоскутами от своей юбки спасала? Отчего ты отказаться хочешь? В своей жизни. Счастья без несчастья не бывает. Которое счастье ты выкинуть хочешь? Цель выбирать — тебе. Путь к ней — твой. И платить — тебе.
Принцип Белманна для системы типа "человек" неверен. Предыстория имеет значение. Мало идти к цели из текущего состояния оптимальным путём. Нужно ещё придти в "текущее" с оптимальным багажом.
Точнее: "текущее состояние" включает в себя "прежде приобретённый багаж".
* * *
Коллеги, знакомы ли вам некоторые элементы подготовки групп спецназа морской пехоты Тихоокеанского флота? Или вы больше по американским "котикам"? В ходе тренировок в разных спец.подразделениях человека учат находить еду на месте пребывания. Едой считается всё, что обеспечивает поддержание жизнедеятельности. Ломать табу, инстинктивные, глубоко вбитые, вросшие в психику запреты — обязательное условие выживание.
