Коллеги, не надо изображать из себя эссэсовского генерала: "возвращать" — как их собственную. С обязательным публичным указанием автора:
— А Вася-то... Молодец! Ишь как он умно уелбантурил! А Петя-то... Гляньте, мужики — как он хитро к Васиному-то заелдырил!
Вы думаете, проблема в вывозе дерьма? — Да. Но главное — научить их думать, воспитать у них навык решения подобных — необычных, системных... задач. Самими.
В РИ их потомки догадаются. Не скоро. 18 в. — обозы, 17 — "торговая казнь" за неубранный навоз на улице перед двором. До этого? — Уголья на помёт насыпать. И моровое поветрие — регулярно.
* * *
Терентий, начальник Городового приказа, смотрит внимательно, только дёргает, по привычке, изуродованным лицом. Фриц, главный мой архитектор согласно кивает.
Сегодня, чуть позже, он будет рвать на себе волосы, брызгать слюнями и метать икру: я снимаю его с управления строительством. Поставлю Альфа — одного из его выучеников. Это ж как удачно я тогда, семь лет назад, парню рака на нос посадил! Приличный строитель вырос.
Фридрих Кельнерман поработает консультантом. И учителем для будущей герцогини. Язык, обычаи. Персоны-города-дороги. Сплетни-слухи-анекдоты. Живая ткань имперского социума пятилетней давности. Жаль, что пятилетней, жаль, что уровень вовсе не герцогский. Но...
Как гласит русская народная: "на безрыбье — сам раком станешь". Станешь, Фриц, станешь. Не вопи. Выучишь, съездишь, отработаешь, вернёшься. К Светанке своей. И прочим... своим. И к проектам — тоже.
Строители разошлись, Терентий малость поябедничал: Христодул кирпича мало даёт.
* * *
Самоё тяжёлое в производстве кирпича — труд мяльщика и формовщика. Мяльщику особо ума не надо — топай и топай. Есть интересные подробности ("тройной перетоп с разделением"...), но ими десятник занимается. А вот формовщик — работник с квалификацией и моторикой. Хороший формовщик даёт "голую тысячу" (1200 шт, в отличие от "чистой тысячи") кирпичей за 12-часовой рабочий день. Нехороший — сотню-другую.
Разницу ощутили? — На порядок.
Кирпичи у меня лепят каторжане. Зеки сходны с перелётными птицами: каждую весну начинаются побеги, беспорядки. Так было и в ГУЛАГе — от появления "зелёнки" до середины лета идёт массовый "вылет". Потом кислорода в воздухе становится меньше, эйфория спадает, эндорфины успокаиваются.
У Христодула мало бегают. Пойманных — забивают. Или местные жители, или поисковики. Технически наиболее удобная форма возврата "соскочившего" — головой. Одной. Опознаваемая черепная коробка — достаточное основание для выдачи премии и закрытия дела.
Нынче случился не побег, а свара: часть зеков напала на другую часть. "Жрецы" на "шишей". "Конвой стреляет без предупреждения" — половина формовщиков, случайно попавших под "гнев народных масс", погибла. Теперь надо ждать пока будет сформирован новый комплект таких мастеров.
* * *
— Терентий, ты неверно задачу ставишь. Барку с кирпичом для обустройства Костромы ты получишь. Но надо ставить кирпичный завод. Повыше. У Шексны? Нужно место с добрыми глинами. У тебя люди есть. Возьми у Горшени толкового мастера, который в этом разбирается, шли команду.
У меня есть "землепроходцы" — довольно автономное подразделение под "Агафьиной юбкой" — в Дворцовом приказе. Занимаются "фронтиром". Дают общую картинку. Нечёткую: им важнее пути, качество поверхности, население. И очень... лапидарную: они идут по путям, что увидели с реки — сказали.
Там же "под юбкой" — "рудознатцы". Эти — по поиску конкретных минералов. "Землемеры" у Потани занимаются нарезкой наделов. Есть "землеустроители" у Терентия. Города, дороги, мосты. А вот структура, которая давала бы подробное геологическое описание всей, уже присоединённой, территории... Какое-то "Мингео" создавать? Нужны универсалы, способные тотально "прошерстить" земли, найти и описать тысячу минералов. Только группа калиевых полевых шпатов содержит четыре разновидности. С разной тугоплавкостью. Сменил сырьё — меняй режим в печке. А ещё глины, известняк, пески... Пять разных по цвету глин я упоминал. Каждый цвет — целый класс. И работать с ними нужно по-разному.
Минералогический музей у меня начали создавать ещё в Пердуновке. Пётр I купил в 1716 г. коллекцию минералов для Минерального кабинета Кунсткамеры в две тысячи экспонатов. У нас — и половины пока нет. Прогрессируем помаленьку, но до уровня в сто двадцать тысяч образцов, как в 21 в....
* * *
Странность моих коллег-попандопул как у антикварка: +1. Как можно чего-то, типа "светлого будущего", городить на земле, эту землю не видя, не понимая?
О, конечно, у "хроно-дитяти" ("хроно" — от "хронос", а не от "хронический", если кто не понял) — сверх-супер-пост... знания. И этого — недостаточно. Три очевидные причины:
— мы, при всех наших супер-пупер..., не всё помним;
— часть залежей полезных ископаемых к моменту "старта" уже выработана и забыта;
— потребные здесь объёмы хоть чего — столь невелики, что наиболее удобные "здесь и сейчас" месторождения просто не попадают в 21 в. в карты и реестры.
Без самостоятельной работы обученных, "натасканных" туземцев ничего пристойного не будет.
Это — очевидно. Но не для попандопул. Целенаправленно коллекцию минералов никто не собирает, аборигенов не учит.
"Держись геолог, крепись геолог
Ты ветру и солнцу брат".
А мозг тебе кто? Даже не троюродный?
Если геолог не "держится" за знания, за "здесь и сейчас" накопленный опыт, то государь держится за голову. Больную.
Не хочу. Учим на имеющемся. Обученных ребят пока очень мало.
* * *
— Ещё, Терентий, надо сыскать место под кирпичный завод на той стороне, на Сухоне.
— Зачем? Для пары погостов и санями притащить смогут.
— Для "пары"? По Сухоне и Двине пара десятков селений будет. И дальше. Там холодно. Печки нужны добрые и много. Ещё: туда же, к Шексне выносить лесопилки.
Терентий кивает, ему понятно. А вот моим современникам...
Груз идёт вверх по реке типа Волги втрое медленнее, чем вниз. И раз в тридцать дороже. Река — очень анизотропное шоссе. Все производства массовых товаров нужно выносить в верховья. Валдай — лучшее место на "Святой Руси" для изготовления массовых объёмных тяжёлых товаров. Просто по свойствам транспортной сети. Я про это — уже... Ещё когда первый раз из Смоленска убегал.
— А реакторы тоже туда?
Встроенные в склоны здешних оврагов кирпичные печки-реакторы используются для сухой возгонки древесины. Дают много полезного, начиная с древесного угля для металлургов.
— Да. На следующий год. Сперва учаны и расшивы.
Стоит только свалить дерево, как вокруг естественным образом вырастает вся деревообработка. Включая производство ацетона и строительство флота.
Э-эх, мне бы ещё выше забраться. За Ржев, к Пено. Там самая эффективная точка. Увы, пока владения Смоленских Ростиславовичей. Пока...
День катится в суете дел. Неотложных, важных... Попандопипнутая житуха. В которой постоянно не хватает времени. Не исторического — личного.
Мне легче: я не хожу в церковь. Каждый князь, владетель проводит в церкви ежедневно пару часов. Если не сильно благочестивый. Не считая двунадесятых праздников, когда весь день. И всенощных. Когда... ну, понятно.
Перед этим — облачается. Парадное платье приносит и надевает многочисленная прислуга. Долго. Потом — разоблачается. Часа три-четыре каждый день из жизни — долой.
Коллеги! Четверть вашей активной жизни — ф-р-р. "Во славу Христа". И, поскольку вы тут ключевая фигура по переустройству здешнего всего плохого ко всему хорошему, нездешнему и прогрессивному — жизней сотен и тысяч ваших предков. Сходили на обедню — сотня младенцев померла. Поскольку вы их родителей чистоте не научили — не успели. Отстояли всенощную — тысяча душ дымом ушла. Кадильным.
Ещё: на молениях вы просто тупеете.
Извините.
Другая тема — пиры.
У аристократов частое времяпрепровождение. Совместная трапеза — занятие сакральное. "Преломление хлеба". Воспитание и поддержание общности. Гридни, например, кормятся за столом своего государя. Сиди и смотри как твои друзья, сподвижники и слуги постепенно надираются пивком и бражкой, набивают брюхи угощениями, превращая кулинарные изыски в общечеловеческий продукт. Удобряются. Часами.
Извиняюсь, но я следую Джорджу Вашингтону, который всегда обедал в одиночестве, полагая процесс принятия пищи сугубо интимным.
— Хочешь есть? — В поварню к Домне.
Кормёжка вкусная, сытная, дармовая. Только паспорт покажи. Есть немало мастеров, кто специально выгадывает время, чтобы ко мне на подворье к обеду попасть.
— Хочешь поболтать? — Не ко мне, я болтать не умею.
Фрейд прав: "К занятому человеку редко ходят в гости бездельники — к кипящему горшку мухи не летят".
— Хочешь на "Зверя Лютого" полюбоваться? — А зачем?
"Должна быть в женщине какая-то загадка,
Должна быть тайна в ней какая-то...
...И то, что загадка у женщины каждой
Должна быть своя, и только своя".
А уж у власти "своя" загадочность — обязательно. Здесь же не дерьмократия? — Загадываюсь.
Это создаёт коммуникационные проблемы. Проще: у меня нет наушников. Не приборов, а людей.
Как следствие, я получаю не безымянные слухи, а именные доносы. "Такой-то сказал такому-то то-то". Дата, подпись. Другой уровень достоверности и ответственности.
Плюс — этикет. Ты не можешь одеть себя. На тебя чистую рубаху должны надеть слуги. Молитва перед едой, молитва перед сном, молитва по каждому поводу. Ожидание. Пока тебе тарелку поставят, пока рушничок подадут... Работать — некогда.
Коллеги из числа маловероятных, в смысле: вляпнувшихся в тела высокопоставленных, а вы-то как? Если князь сам одел сапоги — это выходка. Общественно-значимый симптом. Предвестие казней. Народ напрягается и пригибается. Если казней нет — перестаёт уважать. "Обманутые ожидания".
Чуть другой ракурс: ладно — вы, вы — нелюдь. А люди ваши? Дело делается людьми. Вам, для вашего прогресса, необходимо время ваших людей. Именно время труда ваших людей по вашим заданиям. Создание прогресснутого "прибавочного продукта". А времени у них нет. Поскольку им, людям добрым православным, надлежит бдеть, говеть и потеть. В храме.
"Делу время — потехе час". Ваши дела для них — "потеха". "Дело" — исполнение ритуала. Ваши мысли, планы, вещи — интересны, забавны, удивительны, полезны... И — ничтожны. По сравнению с райским блаженством. Как может любой ваш "фигурный болт с тройным хромированием" быть важнее царства божьего?
Каждый день начинается с заутрени. Не с растирания пороха или надувания дирижопля, а с похода в церкву. И там — стояния.
Понятно, что смерды ходят в церковь редко. То сев, то жатва, "день год кормит". Или — зима, пурга, далеко... Но вам-то нужны горожане, существующие или создаваемые. А у них... Как у мусульман намаз. Колокола позвонили — кидай всё, бегом на молитву. Три раза каждый день. Помимо праздников.
У меня этого святорусского маразма нет. Были и продолжаются попытки ввести меня в русло здешних приличий, отеческих обычаев, подобающих манер... Увы, я — Не-Русь. Самые настойчивые поучатели вежества, добронравия и богоугодного образа поведения нынче лечатся: погост в устье Вычегды строят. Ежели тамошние медведи выучатся ходить степенно и рычать благозвучно — немалая выгода может случиться. А я лучше на конике поезжу, брёвна в качалке пороняю. Да просто — дела горящие порешаю.
Из таких "горящих" дел есть одно...
"Уж ночь настаёт.
Я пью. Всё мне мало".
Она — пьёт. Но — мало. Поскольку "много" не дают. Пора решать и эту тему.
Коридор в жилой зоне женской прислуги, дверь не заперта.
На Руси двери не запирают. Запирают амбары, лари и коней. Очень интересные противоугонные устройства делают.
Щелчок "зиппы" разгоняет тьму. Широкая постель с беспорядочно разбросанными покрывалами. На ней два обнажённых широко раскинувшихся женских тела. Жарко. На лбу младшей блестят капельки пота. Старшая реагирует на свет, но не вскидывается со сна, а, открыв глаза, не шевелясь, осматривается. Затем, осторожно сдвинув закинутую на неё ногу товарки, неторопливо поднимается, накидывает на плечи длинную рубаху, выходит вслед за мной в коридор.
— Как день прошёл, Цыба? Отчёта твоего не видел.
— Умаялись. В усмерть. Она... два раза блевала, три раза плакала. Чуть живые обе.
— Втянитесь. Горло перерезать сможет? Брюхо вспороть?
— Делала. С барашком. С третьего раза. Если держат крепко. Быка... не знаю.
— Хорошо. Помоги.
Мы возвращаемся в опочивальню и, с трудом чуть растолкав Ростиславу, одеваем её из принесённого мною мешка.
Плащ с глухим, полностью закрывающим лицо и голову, капюшоном. Наручники на сведённые спереди кисти. Завернуть, подхватить на руки — босиком же. Спускаемся по лестнице, на дворе — ночная прохлада, дышать сразу легче. Она доверчиво прижимается. Начинает ластиться. Но... уже пришли. И снова спуск. В подземелье. Хозяйство Ноготка.
Отхожу в сторону, уходя из поля зрения, оставляя её стоять одну посреди пустого коридора. Киваю Ноготку. Сценарий обговорён подробно, Ноготок — весьма аккуратен и исполнителен, но... внимательно наблюдаю.
Ноготок подходит вразвалочку, звучно кашляет, смачно харкает в сторону и... сдёргивает с Ростишки плащ.
— О! Курвина дочка. Лярва соплястая. Мои-то подмастерья жалились — не успели вдоволь повпихивать да позасовывать. А тут Воевода такой подарочек...
Ухватив её за наручники, заставляет поднять руки, даже привстать на цыпочки. Поворачивая её перед собой, старательно плотоядно ухмыляется и фальшиво грустит:
— Мелкая. Кости тоненьки, мясцо слабенько. Ненадолго. К утру, поди, всё. Копытца откинешь. Шкурка... ничего. Под опойку сойдёт. Как прислуга наиграется, так и снимем. Ты, грят, нынче на бойне была. Вот и освежуем тёпленькой.
Многообещающе урча, тянет её в сторону, в застенок.
Ноготок палач, а не артист. Со стороны вижу и слышу некоторую... недостоверность. Эмоций бы добавить. Хотя, может так и правильнее — какие эмоции у палача?
* * *
Контрасты. День, проведённый среди забойщиков. Истошное меканье овец, мычание коров, плач телят... Их беспредельный, животный, смертный ужас... Визги, переходящие в предсмертные всхрипы. Когда им горло перерезают. Широкие потоки льющейся, горячей ещё крови с пузырьками заглоченного в последней момент воздуха. Первое сопротивление взрезаемой кожи, сменяющейся её податливостью при продолжении реза. Вываливающиеся, горячие ещё, судорожно вздрагивающие потроха. Скользкие, мокрые. Их надо быстренько вытащить, запустив руку по локоть в чрево только что мекавшей овечки, обрезать, разобрать.
Осторожно: концы битых или рубленных рёбер — острые.
Дают веерный след, как от удара волчьей лапы. У меня как-то обе руки по локти были располосованы. Глупый был — разделся по жаре.
Печень — в одну лохань, почки — в другую, сердце, лёгкие — в третью. Противнее всего с кишками: скользкие, разъезжаются в руках. Станут колбасой.
