"Бросилась Марина Игнатьевна
Бранить Добрыню Никитича:
"Деревенщина ты, детина, засельщина!
Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,
Проломил мою оконницу стекольчатую,
Ты расшиб у меня зеркало стекольчатое".
Хозяйка хаму впёршемуся выговаривает конкретно. Понятно, что присутствующая у хозяйки в гостях особь "мужеска полу" просто обязана вступиться. Защитить даму. Остановить разгулявшегося хулигана, вышибающего "двери железные недоладом". Тут уже не только имущественный ущерб, тут дело идёт к домогательствам, посягательствам и поползновениям.
"А бросится Змеища Горынчища,
Чуть его, Добрыню, огнем не спалил,
А и чуть молодца хоботом не ушиб,
А и сам тут Змей почал бранити его,
Больно пеняти:
"Не хочу я звати Добрынею,
Не хочу величать Никитичем,
Называю те детиною деревенщиною,
Деревенщиною и засельщиною;
Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,
Проломил ты оконницу стекольчатую,
Расшиб зеркало стекольчатое?".
Несколько странно видеть Змея Горыныча в роли благородного рыцаря, защитника слабой одинокой женщины. Этакий джентльмен с хоботом. Однако "слов из песни не выкинешь" — чудо-юдо заморское пытается защитить бедняжку-киевлянку от взбесившегося туземного хама, богатыря святорусского. Увы, джентльменство против наших богатырей "удара не держит".
"Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало
И за великую досаду показалося;
Вынимал саблю вострую,
Воздымал выше буйны головы своей:
"А и хощешь ли тебе,
Змея, изрублю я в мелкие части пирожные,
Разбросаю далече по чистом полю?"
А и тут Змей Горынич, хвост поджав,
Да и вон побежал;
Взяла его страсть, так зачал...,
Околышки метал, по три пуда...".
Добрыня наш, исконно-посконный змеевич. Мгновенная эскалация насилия. На вопрос "почто?" — сразу встречный: "хочешь порублю?". Угроза табельным оружием, нанесение гражданскому лицу "тяжкого телесного". В форме расстройства желудка. "Тяжкое" — в прямом смысле, "по три пуд". Богатырский ответ на справедливые упрёки в учинённом безобразии, хулиганстве и разрушении частной собственности.
Вот они — корни пренебрежительного отношения российских властей всех времён и народов к джентльменам в лице Змей Горыныча! Попытка запугать, болезненная реакция на все формы критики, агрессивная безответственность, стремление воспрепятствовать свободному общению граждан. Самодур вооружённый.
Замечу, что уже в 21 в. в профессиональном разборе данной былины встречал гипотезу об участии в интриге князя Владимира. Типа, Креститель наш, святой и равноапостольный — провокатор, сам послал Добрыню, дабы подставить Маринку. Добрыня-де играет роль аналога говорящего подброшенного пакетика с наркотиками. Не могу с этим согласиться, но ход мыслей исследователя вполне показателен.
"Бегучи, он, Змей, заклинается:
"Не дай Бог бывать ко Марине в дом,
Есть у нее не один я друг,
Есть лутче меня и повежливее".
Небесные драконы на "Святой Руси" — так себе. Не каратисты: голой пяткой на саблю не прыгают. Трусоваты. При виде властей или наглых хулиганов, разбегаются. А вот женщин русских видом сабли, битыми окнами и выбитыми дверями не испугаешь.
"А молода Марина Игнатьевна
Она высунулась по пояс в окно,
В одной рубашке без пояса;
А сама она Змея уговаривает:
"Воротись, мил надежа, воротись, друг!
Хошь, я Добрыню обверну клячею водовозною?
Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить;
А еще хошь, я Добрыню обверну гнедым туром?".
"Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается" — русское народное. Не у Маринки. У наших ведьм — сказано-сделано. Чего тянуть-то?
"Обвернула его, Добрыню, гнедым туром,
Пустила его далече во чисто поля,
А где-то ходят девять туров,
А девять туров, девять братеников,
Что Добрыня им будет десятый тур,
Всем атаман золотые рога".
Нарвался. Послали поднимать сельское хозяйство. Ломал-крушил бессмысленно, как сдуревший бычара? Хоть и о двух ногах. Ну и гуляй теперь соответственно — на четырёх копытах.
Довелось Добрыне поскакивати. Не на аргамаке белом во полюшке чистом, а у пастуха на выгоне под кнутиком длинным. Хорошо хоть в козла не обернула.
"Безвестна не стало богатыря,
Молода Добрыни Никитьевича,
Во стольном в городе во Киеве.
А много-де прошло поры, много времени,
А и не было Добрыни шесть месяцев, -
По-нашему-то, сибирскому, слывет полгода".
И что характерно: все коллеги, сослуживцы, князь... и внимания не обратили. На пропажу русского богатыря. Типа: много их таких... поскакивает. "Помер Аким да и хрен с ним".
Так бы и повышал Добрыня привесы и удои, удобрял, трудами кишечника своего, Землю Русскую, кабы не женский алкоголизм.
"У великого князя вечеринка была,
А сидели на пиру честные вдовы,
И сидела тут Добрынина матушка,
Честна вдова Афимья Александровна,
А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,
Что Добрынина матушка крестовая".
Интересно: сколь же годков было Добрыне Никитичу в ту пору, ежели его крёстная мать — "молода"?
"Промежу собою разговоры говорят,
Все были речи прохладные.
Ниоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,
Водилася с дитятями княженецкими;
Она больно, Марина, упивалася,
Голова на плечах не держится,
Она больно, Марина, похваляется".
Замечу, что часть экспертов рассматривают эту былинную историю как эпизод "подковёрной борьбы" между партиями сыновей Владимира Крестителя, "дитятями княженецкими". Борьбы, в которой четверо из них были уничтожены. Один из сыновей стал Святополком Окаянным, двое — заступниками за землю Русскую Святыми Борисом и Глебом, Рогнеда с Изяславом вынуждены были уйти в Полоцк, бедного Судислава сунули в темницу пожизненно. А Ярослав Хромец стал Мудрым.
"Гой еси вы, княгини, боярыни!
Во стольном во городе во Киеве
А я нет меня хитрея, мудрея, -
А и я-де обвернула девять молодцов,
Сильных могучих богатырей, гнедыми турами;
А и ноне я-де опустила десятого,
Молодца Добрыню Никитьевича,
Он всем атаман золотые рога".
На Руси говорят: "пьяная баба себе не хозяйка". А уж языку своему — тем более. Специфические русские выражения о женщинах: самоходка, самокрутка. Здесь — само-закладушка.
"На дурака не нужен нож.
Ему с три короба наврешь.
И делай с ним что хошь".
"Дуре" и врать нужды нет — она "всё сама-сама". Хотя, казалось бы, ведьма. Та, кто ведает, знает. Но ныне — нажравши.
"За то-то слово изымается
Добрынина матушка родимая,
Честна вдова Афимья Александровна,
Наливала она чару зелена вина,
Подносила любимой своей кумушке,
А сама она за чарою заплакала:
"Гой еси ты, любимая кумушка,
Молода Анна Ивановна!
А и выпей чару зелена вина,
Поминай ты любимого крестника,
А и молода Добрыню Никитьевича, -
Извела его Марина Игнатьевна,
А и ноне на пиру похваляется".
Проговорит Анна Ивановна:
"Я-де сама эти речи слышала,
А слышала речи ее похваленые".
A и молода Анна Ивановна
Выпила чару зелена вина...".
На "Святой Руси" княгини-боярыни пьют крепко. Не водицу крашенную заморскую, а наше отечественное — хлебное, "зелено вино". А выпивши — буянят.
Дёрнула, крякнула, занюхала. И пошла мордовать:
"А Марину она по щеке ударила,
Сшибла она с резвых ног,
А и топчет ее по белым грудям,
Сама она Марину больно бранит:
"А и сука ты,..., еретница...!
Я-де тебе хитрея и мудренея,
Сижу я на пиру, не хвастаю,
А и хошь ли, я тебя сукой обверну?
А станешь ты, сука, по городу ходить,
А станешь ты, Марина, много за собой псов водить".
Подтверждаю: женские пьяные драки жёстче мужских. У мужчин драка за первенство: "вынести", "своротить", "заткнуть", "уронить", "накостылять". Доказать крутизну, явить "удаль молодецкую". Бывают, конечно, эпизоды "с целью уничтожить", но редко. Старинное правило: "лежачего не бьют". Хотя, конечно, в 21 в. эмансипация торжествует, можно и по-женски: сшибить с ног да топтать "по белым грудям". В 20 в. такое только у урок-рецидивистов видел. У женщин после "чары зелена вина", "истребить" — почти норма.
Ещё одна колдунья в тереме Святого Владимира. Сидит на пиру, не хвастает. Интересно, а про что она умалчивает? Кого именно она в кобелей да сук оборачивала?
"А и женское дело прелестивое,
Прелестивое, перепадчивое.
Обвернулася Маринка касаточкой,
Полетела далече во чисто поле,
А где-то ходят девять туров, девять братеников,
Добрыня-то ходит десятый тур;
А села она на Добрыню, на правый рог,
Сама она Добрыню уговаривает:
"Нагулялся ты, Добрыня, во чистом поле,
Тебе чисто поле наскучило
И зыбучие болота напрокучили,
А и хошь ли, Добрыня, женитися?
Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?" -
"А право, возьму, ей-богу возьму!
А и дам те, Марина, поученьица,
Как мужья жен своих учат".
Тому она, Марина, поверила,
Обвернула его добрым молодцем,
По-старому, по-прежнему,
Как был сильным могучим богатырем,
Сама она обвернулася девицею;
Они в чистом поле женилися,
Круг ракитова куста венчалися".
Вроде — инцидент исчерпан. Добрыня осознал, раскаялся и исправился. ИТУ, в форме турьего тела с золотыми рогами, оказало социально оздоровляющее воздействие. Готов к сотрудничеству, к возвращению в общество. Добровольное согласие на бракосочетание, планирование обычного образа жизни: "как мужья жен своих учат". Полная реабилитация. А по сути — обман.
Оправдываемый, по мнению экспертов, разноверием: Маринка, видимо, язычница, Добрыня, хоть какой, а христианин. Понятно, что "с утра" он с племянником были язычниками. Христиан, даже из княжеской дружины, на казни волхвам выдавали. Потом Перуна в Новгороде кроваво ставил. Потом, ещё более кроваво, сносил — крестил, вежегши пол-города. "Уклонялся. Но только с линией партии". Каялся, причастился, молился, обещался. Но в церкви не венчались. Блудодей? — Нет, богатырь святорусский.
Напомню: в русской традиции венчание вторично. До такой степени, что церковь штатно разводит невенчанных. Основной обряд — помолвка, "рукобитие", "слово чести".
"Не клянитесь. И пусть будет ваше "да" — да, а нет — "нет".
Увы, само по себе, без ритуальных притопов-прихлопов — слово русского богатыря ничего не стоит.
"Повел он ко городу ко Киеву,
А идет за ним Марина раскорякою.
Пришли они ко Марине на высок терем,
Говорил Добрынюшка Никитич млад:
"А и гой еси ты, моя молодая жена,
Молода Марина Игнатьевна!
У тебя в высоких хороших теремах
Нету Спасова образа,
Некому у тя помолитися,
Не за что стенам поклонитися.
А и чай моя вострая сабля заржавела?".
"Каким ты был — таким остался". В смысл — хамло. В чужой дом примаком пришёл? — Хоть из вежливости похвали. Столы белодубовые, вышивку искусную. Девичье гнёздышко.
"Свой уголок я убрала цветами.
Здесь так отрадно, так светло".
Конечно, на привычную Добрыне казарму непохоже.
"А и стал Добрыня жену свою учить,
Он молоду Марину Игнатьевну,
Еретницу,..., безбожницу:
Он первое ученье — ей руку отсек,
Сам приговаривает:
"Эта мне рука не надобна,
Трепала она, рука, Змея Горынчища";
А второе ученье — ноги ей отсек:
"А и эта-де нога мне не надобна,
Оплеталася со Змеем Горынчищем";
А третье ученье — губы ей обрезал
И с носом прочь:
"А и эти-де мне губы не надобны,
Целовали они Змея Горынчища";
Четвертое ученье — голову отсек
И с языком прочь:
"А и эта голова не надобна мне,
И этот язык не надобен,
Знал он дела еретические".
Четвертование. Одна из самых жестоких казней. Применяется к особо опасным государственным преступникам. Так казнили Стеньку Разина. А с Емелькой Пугачёвым помилосердствовали — сперва голову отрубили.
У Добрыни милосердия к собственной жене нет. Нахамив, разломав, набезобразничав, он, получив отпор, идёт на обман. "Военная хитрость"? Обманывает-то он не врага, воина, разбойника, но обиженную и наказавшую его за это женщину. Зверски убивает собственную жену.
За что? — А вот! "Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало, И за великую досаду показалося". Что его за дело бранят, за хамство явленное выговаривают.
А другая обида: какая-то бабёнка верх взяла, умом-разумом пересилила, в бычка мукающего обратила.
А третья беда: что другому полюбовницой была, обнимала-целовала. Страстная, похоже, женщина — ногами оплетала. А Добрыню, видать, такого искусства не удостоила. Хоть и до Добрыни было, а всё едино — обида смертная.
Стыдно ему. Самолюбие прищемили. Воспротивилась, окоротила хама. Указала место. В ряду других бычков-рогоносцев.
Тут ещё и ересь придумал в довесочек. Хотя его собственная крёстная — ведьма, людей в собак оборачивает.
По совокупности: четвертование с урезанием губ и носа. Поизгалялся-позабавился. Самоутвердился.
Знавал я одну "молоду Марину Игнатьевну" в Киеве. Собою очень хороша была. Полная тёзка былинной героини. Но счастливее: в Торонто укатила. Живёт себе, поживает. Умна: не стала дожидаться туземных "добрыний".
Ссора из-за Маринки заставляет несколько иначе оценивать действия Добрыни в других былинах при его столкновениях со Змеем Горынычем. Они соперники из-за женщины. Оба — неуспешные. Горыныч — сбежал, Никитич — убил.
Явленные Добрыней в этой былине хамство, наглость и вздорность, лживость и жестокость — не типичны для него. Чаще эти свойства (особенно — склонность к обману) проявляются у Алёши Поповича. Но тут — "снесло крышу". От гипертрофированного наследственного чувства самца-собственника. Змеевич.
Эта история объясняет безудержную храбрость и ярость Добрыни в последующих стычках со Змеем Горынычем. "Соперник-предшественник" подлежит полной ликвидации.
"А побил змею да он проклятую,
Попустила кровь свою змеиную
От востока кровь она да вниз до запада,
А не прижре матушка да тут сыра земля
Этой крови да змеиною.
А стоит же тут Добрыня во крови трое сутки...".
Убил-таки, любовника своей покойной жены. Типа: смыл свой позор. Стыд за своё хамство, за то, что его так не полюбили. Не оплетали-целовали. Заодно грохнул папашку, "глав.водопроводчика". Да сводных братьев с сёстрами своими поистребил:
"А змеенышев от ног да прочь отряхивать.
Притоптал же всех он маленьких змеенышков".
Забаву Путятичну вызволил.
Девушка, само собой, влюбилась. Учуяла феромоны "Огненного Змея"? Но горький Маринкин опыт у Добрыни на челе выписан. Не любит он женщин. Боится опять с золотыми рогами в стаде скакать. О чём Забава прямо и сказывает:
"За твою великую за выслугу
Я бы назвала нынь другом да любимыим, -
В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!".
Рана, нанесённая нежной ранимой душе русского богатыря женским превосходством в части принудительного обычачивания и рогоношества, не зарастала долго. И вот только он угробил Змея Горыныча, только-только, хоть частично, восстановил самоуважение, как нарвался на дочку Микулы Селяниновича Настасью.
