Время исчезло, уступив место голосу Луны. Мир двигался, подчиняясь речитативу давно забытого языка, что срывался с губ тяжёлыми искрами, отмеряя реальность. Тысячи лет и сотни поколений назад Гарри, Гермиона, Джастин и Дафна смотрели, как кровь призрака — алая, тяжёлая, истинно реальная — льётся в чашу, где почему-то лежат пять палочек, как тёмное пламя пожирает дневник, как пляшут, подчиняясь воплощённой воле, камни и идут на битву деревья...
При вратах два мгновения замерли, как часовые.
Луна опустилась на колени и провела окровавленными пальцами по лицу, обводя глаза и прочертив две полосы вдоль переносицы к углам губ. Поднялась, подошла к Сьюзен и обвела кровью губы, Дафне очертила глаза, проведя стрелки к вискам, Джастину вдобавок изобразила на лбу то ли брови, то ли рога, а Гермионе — дуги от висков к суставам челюсти. Последним был Гарри — ему Луна тоже обвела кровью глаза, а затем начертила на лбу молнию над левым глазом и покрыла кровью шрам.
Шрам полыхнул болью, словно вместо крови была кислота, а Луна заговорила, и на этот раз Гарри понимал:
— Истинно нарекаю тебя: Йевара!
Йевара. Живущий.
Мир содрогнулся, принимая навсегда врезанное в Бытие имя.
Время шло, отсчитывая секунды. Палочка, напоенная кровью, почему-то была в руке. Тлел ежедневник за тысяча девятьсот сорок второй год.
— Лисан аль-Гаиб... — выдохнула Луна, сползая по стене. Её слова, наконец, разорвали пелену в сознании, и Гарри понял, что и сам едва держится на ногах, что василиск мёртв, как и его хозяин... И что он будет молчать о случившемся. Реальность вернулась...
— Это было?.. — хрипло спросила Гермиона, вцепившись в Поттера — ноги её не держали.
— Было, — столь же хрипло отозвалась Луна. — Я сейчас ненадолго умру, пожалуйста, присмотрите за мозгошмыгами, чтобы они не шмыгали к посторонним...
— Ты пришёл... — Сьюзен попыталась встать на колени. — Ты принял помазание...
— Почему-то мне кажется, что я не хочу знать, что это было... — пробормотал Джастин.
И в этот момент явился Дамблдор.
Перепрыгнув через тушу василиска, он метнулся в сторону, вскинув палочку, замер, разглядывая открывшуюся картину.
— Что здесь произошло? — спросил он.
— Кажется, мы убили призрак Волдеморта, — сообщил Гарри, после чего всё-таки свалился и с чистой совестью потерял сознание.
Гарри Поттер открыл глаза и увидел знакомый потолок Больничного крыла. Ну... Это было ожидаемо. После всего, что случилось, было бы странно, если бы Помфри не вцепилась в них мёртвой хваткой, так что ближайшие несколько дней он проведёт здесь... И кстати, как там все остальные?
— О, очнулся, — по крайней мере, Джастина искать не пришлось — он лежал на соседней койке и был необычайно собой доволен.
— Где все остальные и сколько я провалялся?
— Все здесь, а провалялся ты почти сутки, — сообщил Джастин. — А мне меньше всех досталось, я не отключился и весь кавардак видел от и до... Кстати, Дамблдор почему-то раскраску не заметил, а вот Помфри, похоже, ещё и узнала. В общем, собрались все деканы и Помфри, нас оттуда вытащили, Снейп ещё из-за гранатомёта взбесился, нас оттащили сюда... Ушибы, растяжения, истощение, ну всякого по мелочи, — вздохнул Джастин, — а о Локхарте и вовсе не вспоминают.
— А с ним что?
— Умер, — сообщила Гермиона, выглянув из-за ширмы. — Волдеморт его контролировал и о сохранности не заботился... Но меня больше интересует другое: что, чёрт возьми, это вообще было?
— Ты о том, что было в Тайной комнате? Тут мы тебе не помощники, — покачал головой Гарри. — Это надо Луну спрашивать — что она устроила, и совсем не факт, что она сможет объяснить. Но если она действительно обладает наследственной памятью...
— То это старше, чем созерцательный сфинкс и окружённый садами Вавилон, — подхватила Гермиона. — Но у нас, вообще-то, есть вопрос поважнее: как нам отмазаться от допроса и что говорить, если отмазаться не выйдет... А я уверена, что не удастся.
С тем, что не обо всём следует рассказывать, Гарри был согласен. Например, о разговоре с Луной точно стоит молчать... И даже Учителю не стоит об этом знать — особенно Учителю. Только.... Гермионе?
Почему-то мысль раскрыть своё Истинное имя Гермионе не вызывала отторжения. Возможно, он так и сделает... Но не сейчас. Сейчас действительно надо договориться, что они будут рассказывать — хотя бы в общих чертах., Подробности, само собой, и должны быть разными, чтобы это выглядело более достоверным... Тем более, что никакой связной картины ни у кого в памяти на осталось.
Допрос, однако, оказался чисто формальным — видимо, в аврорате просто списали всю историю на бред. Тем не менее, аврор — Нимфадора Тонкс, стажёр — неожиданно хорошо соображала и была бы весьма полезна... Но этим пусть занимается Учитель, а он пока что будет просто отвечать на вопросы, не больше.
Отвечать были несложно — всё давно обговорили, согласились, что о кое-каких подробностях говорить не стоит, а всё остальное особой роли не играет, поэтому Гарри просто изложил Тонкс всё, что запомнилось и как запомнилось, получил в ответ сочувственный вздох — и на этом всё закончилось. Официально...
Неофициально же ещё ничего и не начиналось.
Помфри продержала всю компанию в лазарете неделю — даже Сьюзен, пострадавшую сильнее всех. Что бы ни случилось за это время, до Хогвартса докатывались лишь отголоски, а в Больничное крыло и вовсе не проникало ничего, кроме домашних заданий — за этим Помфри следила очень тщательно. Тем не менее, слухи по Хогвартсу гуляли... Так что ожидал Гарри чего угодно, вплоть до вручения ордена Мерлина первой степени.
Ну, с орденом его, конечно, прокатили и вообще объявили героем Локхарта, устроив ему роскошные похороны — но на Благодарность Министерства и Визенгамота для всех остальных Визенгамот и Министерство расщедрились, а это тоже было неплохо. При общей бедности системы наград у магов двойная Благодарность шла, по сути, сразу за орденом, так что Гарри и компания себя обделёнными не считали.
Про Волдеморта, что характерно, не сказали ни слова — василиск, по официальной версии, выполз сам по себе. Министерство наверняка и василиска бы не признало — но его, к их сожалению, видели слишком многие...
Слушать министерского чиновника было на редкость скучно — но не слушать его было неразумно: чиновник мог что-нибудь сболтнуть... А мог и не сболтнуть — как, собственно, и получилось. Единственный полезный вывод, который из этого можно было сделать — Министерство в истерике. Признать, что Волдеморт умер не до конца, пусть даже теперь проблема и решена — расписаться в собственной неправоте, а это страшнее сотни Тёмных Лордов...
Чиновник всё-таки заткнулся, вручил награды и тут же схватился за кубок, в котором явно был не сок. Покосившись на него, Дамблдор встал и объявил:
— Я счастлив видеть, что ученики Хогвартса готовы прийти на выручку товарищам, презрев страх и отринув разногласия. Соединёнными силами они остановили монстра, державшего в страхе Хогвартс и погубившего преподавателя. За их мужество и верность я награждаю Гарри Поттера, Луну Лавгуд, Гермиону Грейнджер, Джастина Финч-Флетчли и Дафну Гринграсс Знаком Отличия!
Знак — герб Хогвартса с надписью "За заслуги" — Дамблдор лично прикрепил каждому на мантию, пожал руки и продолжил:
— Знак этот даёт все привилегии старост, право посещать Хогсмид без разрешения родителей и покидать Хогвартс по воскресеньям, а также различные мелочи, приятные, но чисто символические... Я также должен выразить восхищение мужеством и самопожертвованием Гидлероя Локхарта — возможно, он и был не лучшим учителем, но никто не усомнится в его верности долгу и ученикам, ради которых он пожертвовал жизнью...
Дамблдор нёс откровенную чушь и прекрасно это знал — но на его месте Гарри поступил бы так же. И дело было даже не в Министерстве — просто иначе мать Локхарта и две его сестры стали бы изгоями...
— ...И, наконец, позвольте представить временного преподавателя — аврора-практиканта Нимфадору Тонкс!
Девушка с фиолетовыми волосами вскочила, неуклюже поклонилась, едва не сбив кубок, и покраснела вместе с волосами. Подозрения Гарри от этой сценки только усилились... Как и интерес. Тонкс, вообще-то, должна была быть не практикантом, а кадетом, так что либо она ухитрилась сдать всю программу за год, либо в аврорате творились какие-то сложные игры... Да и неуклюжесть её была какой-то ненатуральной, если приглядеться. В разработку, однозначно...
Серьёзный разговор пришлось отложить до воскресенья — причём Гермиона зря времени не теряла, внимательно изучила статут награды... "Приятные символические мелочи" оказались не такими уж и мелочами — например, первины любого урожая на землях Хогвартса: если вспомнить, что росло в теплицах, назвать этот пункт мелочью было сложно.
Впрочем, разговор о награде был лишь предисловием — собрались они не за этим.
— Луна, что это было? — спросил Гарри. — Там, в подземелье? Здесь нет лишних ушей, поэтому...
— Вейда, — перебила его Луна. — Так было и так есть. Ты мессия, мы — твои апостолы, ты принял знаки...
— И зачем ты всё это сделала?
— Таков Путь, — Луна пожала плечами. — Я не знаю, Лисан аль-Гаиб. Вейда ведёт, и я не могу не идти, даже не зная, куда. Я знаю, что я делаю — но только пока вейда ведёт меня.
— Транс, — кивнула Гермиона. — Луна, ты шаман?
— Наверно, — Луна снова пожала плечами. — Это просто слово. Вейда не знает слов, вейда просто есть... Не знаю. Гермиона, это нельзя рассказать — ты или знаешь, и слова не нужны, или не знаешь, и слова бесполезны...
— Откровение, — Гермиона подошла к окну. — Кажется, я начинаю понимать... если это вообще возможно. Чего я понять не могу — как это работает, похоже, без магии не обходится, но это пока не важно... Я умею входить в транс, но такая глубина мне пока недоступна, а для Луны это совершенно естественно, и в трансе она задействует наследственную память — и магию, которую сейчас уже никто не помнит. Бене Гессерит, да... Очень похоже, только ты не можешь работать с этой памятью сознательно, я права?
— Почти, — кивнула Луна. — Я могу вызывать её, когда это нужно, но не могу найти того, что хочу — только то, что нужно сейчас.
— Понятно... Что ж, пока оставим это, — Гермиона отвернулась от окна. — А те рисунки на лицах?
— Знаки, — ответила Луна, — то, что было раньше рун. Я... чувствую, но не понимаю их суть, я знаю, как, но не знаю, почему. Всё это есть во мне... Нет, всё это и есть я. Эти знаки... Они значат, что вы видите иное, то, что сокрыто...
Луне не хватало слов, но на это никто не обращал внимания — сбивчивый рассказ скользил над бездной, таившей глубины магии — и не только магии — неведомые даже невыразимцам. Ей не хватало слов — но слова были и не нужны...
— Не могу сказать, что я хоть что-то поняла, — заявила Дафна, когда Луна умолкла, — но... Но вот знать я точно стала больше, а главное — я теперь сообразила. Что имелось в виду в одной старой книге из нашей библиотеки. Правда, что с этим всем делать...
— Пока не знаю, — хмыкнула Гермиона. — Надо это всё обдумать как следует, тогда, может быть, что-то и решим. Но уж точно не сейчас — отбой на носу...
До отбоя действительно оставалось меньше получаса, и компания поспешила разойтись — лишний раз терять баллы не хотелось никому. Немного приотстав, Гермиона пристроилась рядом с Гарри и тихо спросила:
— Было ведь что-то ещё?
— Было, — не стал отрицать Гарри. — Луна сказала...
— Истинно нарекаю тебя... — подхватила Гермиона.
— Йевара.
— Веда.
— Значит, и ты тоже?..
— Думаю, она назвала всех, — Гермиона неожиданно протянула руку и коснулась шрама. — Но всем остальным это знать незачем...
— А нам зачем-то надо, — Гарри кивнул. — Знать бы ещё, зачем... И причём тут мой шрам?
— Да так... Возможно, мне просто показалось, — протянула Гермиона, — но пока что я всё равно ничего сказать не могу. А когда смогу — обещаю, ты узнаешь первым.
— Ловлю на слове, — хмыкнул Гарри.
1993. III-IV
Альбус Дамблдор смотрел на стоящий на столе прибор. Девять серебристых шариков на бронзовых стерженьках медленно и бессистемно двигались, вместо того, чтобы описывать привычные круги. Что это значило — Дамблдор не знал, хотя подозрения у него были.
Тайная Комната. То, что случилось в ней... Знать бы ещё, что это было. Знаки Прозревших на лицах, мёртвый василиск, кровь призрака — всё это он видел своими глазами, и теперь не знал, что делать. И нужно ли вообще что-то делать — он ведь сам хотел сделать из мальчишки вождя... Ну, вождём он, считай, уже стал — и лет через десять легко займёт его место — вот только что дальше? Прозревшие менялись очень сильно, незаметно для себя и быстро — и Прозревших не было уже очень давно. Мир забыл, каково это... И остаётся надеяться, что победитель дракона сам не станет драконом.
И всё же — что теперь показывает прибор?..
* * *
Шумиха постепенно сошла на нет, Учитель где-то достала и прислала в Хогвартс мандрагоровое зелье, и жизнь возвращалась в привычное русло. Правда, кое-что изменилось, но заметили это очень немногие...
Например, Сьюзен Боунс.
Сьюзен проскользнула в класс и замерла, спрятав руки за спиной.
— У неё мозгошмыги хвостатые, — сообщила Луна, пристально разглядывая гостью.
— Зачем ты пришла, Сьюзен? — спросил Гарри. — Я же сказал: никаких долгов и обязательств, ты свободна...
— Я свободна, Лисан аль-Гаиб, — дерзко ответила Сьюзен, опускаясь на колено и протягивая палочку. — И я свободно избираю службу тебе. Я — твой федайкин, Лисан аль-Гаиб.
— Вот только этого мне и не хватало.. — вздохнул Гарри. Хотелось послать Боунс к Мордреду — но нельзя. Оттолкни он её сейчас — и Сьюзен конец. И не только ей...
Смерть, прошедшая меньше, чем в шаге, чудесное спасение, обряд Луны — всё это намертво привязало Сьюзен к Гарри. Фанатизм — не влечение девочки-тинейджера, но абсолютная, осознанная преданность фидаина... Что ж, мы в ответе за тех, кого приручили, не так ли?
— Клянись!
И Сьюзен Боунс поклялась жить и умереть по слову своего господина и отдать за его дело жизнь, честь и бессмертие души...
— Идиотка, — вздохнула Гермиона. — Гарри, я всё понимаю, но...
— Но дёргаться уже поздно. Даже если я прямо сейчас освобожу её от клятвы, она этого просто не признает, — Гарри тоже вздохнул. — Надо будет показать её Учителю...
И фидаин нам точно не помешает, добавил он про себя.
К счастью, эта история так и не стала достоянием общественности — хотя слухи разной степени бредовости поползли... Но в основном потому, что Сьюзен теперь тоже именовала Поттера "Лисан аль-Гаиб" — как будто Луны было мало.
Впрочем, игры в "Дюну", хоть и не прекратились, но отошли на второй план, и причиной тому была Нимфадора Тонкс.
Тонкс ненавидела своё имя, всё время что-нибудь роняла или опрокидывала, запиналась на ровном месте... Но любой, кто давал себе труд присмотреться, замечал, что всё это — не более, чем игра.
