Чтобы захватить более вкусные места или отбиться от наступающих следом других мигрантов, племена реорганизовывались в милитаристские кланы, где вождь был фактическим диктатором. Все мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет, кроме кузнецов и горшечников, становились воинами, а кто не выдерживал нагрузок, того навечно определяли во второй сорт и использовали на самых грязных и унизительных работах, им не то, что жениться, даже в половую связь вступать запрещалось категорически. Раньше они воевали кто чем горазд, но сейчас оружие было унифицировано, а воин получал копье ассегай с наконечником, кованным из железа и большой полукруглый щит из натянутой на деревянный каркас выдубленной бычьей кожи. Была выработана специальная тактика ведения боев, а дисциплина стала поистине жестокой, где за любую провинность было единственное наказание — смерть.
Юноши и молодежь до двадцати лет воинами не считались, а были выведены в амабуто* помощников воинов, а по сути, были их носильщиками. У девушек детородного возраста и молодых женщин, был свой амабуто, который выполнял функции хозяйственного батальона. Внебрачные половые отношения в армии были строжайше запрещены и карались смертью. Даже к женщине поверженного врага без разрешения вождя, дотронуться никто не имел права. Правда, юношей — не воинов вражеского племени, тоже не трогали, так как не получившие оружие, по древним верованиям считались бесправными и без указания вождя или старшего воина, не могли принимать какое-либо решение. Поэтому, победитель приводил их к присяге и вливал в свой клан на общих основаниях. После чего никто не говорил, что они были детьми врагов.
Считалось, что такие преобразования впервые были проведены к середине восемнадцатого века в племени мтетва, затем, посредством межродовых браков, были подхвачены и узаконены в других племенных образованиях народов банту. Между тем, до начала восемнадцатого века еще добрых два десятка лет, а новую военную организацию местных племен мы видим уже наяву. Наше счастье, что данный процесс только в зачаточном состоянии и еще не родился их объединитель, воин по имени Зулу, и действуют они разрозненно, часто воюя друг с другом.
— Славка! — позвал курсанта, не отрываясь от окуляра.
— Слушаюсь, сир!
— Быстро назад, встреть пулеметчиков и сопроводи сюда.
— Есть, сир!
* Воинское вспомогательное подразделение, насчитывающее в зависимости от размеров клана от тридцати до трехсот человек.
Некоторое время ничего не происходило, если не считать продолжавшейся зачистки стариков и старух в лагере побежденных. Я, конечно, перестраховывался, даже тысячная армия аборигенов была нам на один зуб. Но все равно, ничего не хотел предпринимать, пока наши спины и правый фланг не прикроют мощные мясорубки. Наконец, пулеметы прибыли, позиции для их выдвижения определены, а мы сгруппировались в наиболее удобном месте для атаки. И, надо сказать, своевременно, жизнь вождю побежденных сумели спасти.
А вот вождю победителей не повезло, как и всем тремстам двадцати его воинам. Он еще успел самым настоящим морским абордажным палашом разрубить грудь двум пленникам, привязанным к столбам, и у каждого из них вытащить трепещущее сердце, надкусить и передать лучшим воинам. Успел еще снять с головы последнего противника металлический обод и что-то сказать, ухмыляясь окровавленной рожей, как поймал две пули, одну в живот, а вторую в левое плечо. Вместе с его падением замолчал и барабан. Для нашей винтовки с этого места, дистанция к цели была великовата, около пятисот метров, но умельцы лейтенанта Карнауха постарались.
— Молодцы, ребята, и не дайте никому его убить, — крикнул закрепившимся на ветках дерева бойцам, затем, повернулся к невозмутимому Ивану и кивнул, — Иди, с Богом.
— За мной! — заорал он, подняв над головой винтовку. Из леса выступила пехотная цепь, немного жиденькая на флангах, но плотная по центру, и стала охватывать селение с трех сторон. А я вскочил в седло и вместе с охранным десятком стал сопровождать пулеметы и пулеметчиков на позиции, более удобные для ведения огня.
Честно говоря, за фланги и тыл беспокоился мало. Если прав в своих умозаключениях и зачатки зулусской армии стали формироваться раньше, чем в официальной истории, то мужской и женский амабуто нам ничем не угрожают. Бесправные они, если не получили в руки оружие, то им и в бой вступать запрещено. И покинуть поле боя тоже, принципиально не могут, поэтому, не сбегут, а просто будут сидеть на месте в ожидании своей участи. Однако, лучше перестраховаться.
Периодически посматривая в сторону селения, обратил внимание, что воинственные аборигены не испугались ни смерти своего вождя, ни звука выстрелов, ни нашей цепи. Видно еще остались грамотные и боевые командиры. Метать ассегаи они умели ловко, часто и далеко, ничуть не ближе дальности полета пули из средневекового мушкета.
История говорила о том, что если не было пушек, то в подобном бою они выходили победителями чаще всего. Видимо, и сейчас рассчитывали, поэтому, укрывшись щитами, стали сбиваться в строй, совсем не хуже римских легионеров. Кто-то из них попытался метнуть копье в привязанного к столбу вождя, но тут же свалился замертво. Были еще две попытки, но после гибели и этих воинов, по окрику кого-то из старших, покушения прекратили, а стали готовиться к бою.
Выполняя приказ Ивана, цепь наших бойцов двигалась спокойно и размеренно, никто, кроме затаившихся на дереве снайперов не стрелял, все шли в ожидании зычной команды. Одна минута, две, три. Наконец, до рукопашного контакта остается около ста метров. Аборигены приготовили ассегаи к броску, но звучит револьверный выстрел. Цепь замерла, вскинулись стволы винтовок, и прозвучал нестройный залп, а следом множество разрозненных выстрелов.
Щиты противника пулями прошивались, как бумага. Они падали наземь, оголяя свои ряды, словно мишени на стрельбище. Малый Славка тоже выперся вперед и успел взвести рычаг затвора четыре раза. За это время около пяти десятков копий в сторону цепи атаковавших все же вылетело, но не долетело самую малость, метров восемь-десять. И на этом все, строй противника лег на землю умирать.
— Третий взвод! Прямо марш! — заревел Иван, — Раненых добить! Остальные! Левое плечо вперед марш!
Теперь наши воины неспешным ходом двинулись к сидящим в поле мужскому и женскому амабуто. Торчать у леса американским наблюдателем причин больше не было, тем более как раз начиналась моя работа. Дал Чайке посыл и легкой рысью стал нагонять нашу цепь. Метров за сто пятьдесят обогнал и остановился, немного не доезжая до сидящих рядом групп аборигенов.
Это были молодые, физически крепкие парни и девки. Как это ни странно, но страха в их глазах не увидел. Одни смотрели на меня с воспитанным безразличием и готовностью к смерти, а другие обреченно и с сожалением, особенно девки.
Несколько крылатых слов и фраз на языке народов банту знал еще из той жизни, поэтому, стукнул себя кулаком в грудь и громко сказал:
— Хо инкоси иси зво зулу!*
Действительно, почему бы не создать клан детей неба лет на пятьдесят раньше? И почему бы именно мне не объединить эту поистине страшную силу, которую смогли лишь временно, в середине двадцатого века, загнать ненадолго в резервацию режимом апартеида?
Используя язык жестов, продолжил:
— Меня! Послал! Ункулункулу**
Выражение глаз негроидов стали меняться. С первых моих слов удивление и недоверие, а затем, изумление.
— Он позволил! Взять ама
* * *
банту, и сделать (показал рукой на сидящего рядом не менее удивленного лейтенанта Ярослава Козельского) иси бонго
* * *
.
* Главный герой пытается сказать: 'Я владыка (правитель, вождь) людей, сошедших с неба'.
** Высший небесный дух, которого почитают все банту. Но дикари еще не знают, что Он подобен человеку и Его правильно нужно именовать Иисус Христос. Но ничего, священники научат.
* * *
Дети.
* * *
Воин клана.
Увидев, что они на нас уставились во все глаза, переводя взгляд с меня на конных лыцарей, затем, на подошедших победителей, решил, что пора успех закреплять, спрыгнул с Чайки, вышел вперед и взмахом руки подозвал к себе переднего правофлангового крепыша. Как зулусы отдаются во власть вождя, мне было известно и, когда тот приблизился и стал на колени, начал импровизировать.
— Имя? — показал в него пальцем и он, видать, интуитивно понял.
— Мбуяза, — сказал он низким голосом, а я резко махнул ладонью вниз, после чего тот упал и распластался на земле. Сняв сапоги и портянки, прикоснулся к его голове босой ногой и громко объявил: 'Иси бонго!'. Счастливый негр вскочил на ноги, но через секунду разочаровано завертел головой:
— А азагая?
Он, видимо, имел в виду копье, поэтому пришлось вытащить револьвер, отшвырнуть его кошелку в сторону и разрядить все шесть патронов. То, как кошелка подпрыгивала, впечатлило всех негров. И еще дальняя стрельба из винтовок у них тоже стояла перед глазами.
— Такое и такое, — показал на винчестер Ивана, — будет у тебя. Потом. Когда заслужишь, — я показал рукой в сторону, где он должен стать. Мои жесты он понимал прекрасно, поэтому, удовлетворенный отошел в сторону.
Процедуру принятия трехсот двадцати парней из детей в 'клан' и двухсот сорока девок в 'люди', прошел быстро. Назначив старшим Мбуязу, велел идти вместе с нашими воинами к селению, забрать и захоронить своих бывших воинов.
Когда они по-хозяйски собрали все щиты и ассегаи, затем, сложив у моих ног, подхватили еще теплые трупы родичей и поволокли к лесу, подошел Иван, настороженно удерживая в руках рукоять револьвера, и спросил:
— Вон смотри, все хлопцы на стреме. Особенно присматривали, когда эти арапы копья собирали.
— Ничего бы не было. Я их возвысил и показал доверие. Пацанов объявил воинами, девкам разрешил трахаться и замуж выходить в любое время за кого угодно.
— А сейчас они никуда не разбегутся?
— Нет, теперь они наши навечно. Где они найдут такого могучего и доброго правителя?
— И откуда ты все знаешь?
— Сам знаешь, откуда. Просто, знаю и все!
В это время ко мне подвели вождя местного племени, забинтованного кем-то из наших бойцов. Выяснив, что его зовут вождь Чока из народа свази, назвал себя посланным небесами правителем и поставил перед выбором: либо он признает себя моим сыном (внешне все выглядело наоборот), при этом остается вождем своего народа, который, кстати, так и сидел в загоне для скота, пользуется помощью и благосклонностью людей неба, либо ему разрешается достойно умереть, а его народом я распоряжусь сам. Естественно, он выбрал первый вариант, стал на карачках и упер голову в землю у моих ног.
В результате сложного общения удалось выяснить, что давно-давно, когда он из детей стал воином, пришел большой корабль и здесь поселились белые люди, которые научили сеять кукурузу и ячмень. Но потом появился отряд племени нгуни и уничтожил их почти всех. Очень немногие смогли сбежать на своем большом корабле. Ну а его племя, в свою очередь, погубило ослабленный отряд чужаков-нгуни.
Вскоре из лесу вышли мои новые подданные (сделал себе заметку, чтобы выяснить, как именно они погребли родичей) и, пригласив Чоку в гости, мы отправились домой, к будущему городу Лигачев.
Европейцы, с момента своего появления здесь, считали племена, представители которых теперь вышагивали рядом с нами и тащили на себе трофеи и припасы своего бывшего рода, наиболее воинственными и непримиримыми. Вести с ними мирный диалог было сложно, они уничтожали любого встреченного чужака, белого или черного, не имело значения. Значит, такова наша судьба, предстоит капитану Лигачеву превратить окрестные территории в испытательный воинский полигон. Да, и крепость здесь нужно строить обязательно.
А вот другие негритянские племена, расселенные вглубь моих новых земель, в том числе и свази, тоже жили первобытно-племенным строем, но были более покладисты и миролюбивы. Встреча с европейцами у них первоначально не вызывала агрессии, только любопытство. Просто, белых людей они еще никогда не видели, те их еще не хватали в рабство и не уничтожали физически. Вот с ними нам можно построить нормальные отношения. С вождями даже можно будет договориться, как это было и в той жизни, в счет бартерной и меновой торговли о выделении рабсилы на стройку городов, на заводы, шахты или карьеры.
— Господь создал людей не только с белым цветом кожи, но и с черным. А те, кто пойдет со мной в дальний поход, увидит и с желтым, и с красным. Лично я противник расового равенства, особенно с чернокожими, — говорил вечером в кругу собравшихся офицеров и священников, — Мне было бы неприятно узнать, что кто-нибудь из моих ближников вступил в межрасовый брак с негритянкой. Но, понимаю, что без более близких контактов с ними, половых связей, а часто и женитьбы никак не обойдется, здесь любые запреты бессильны. И в данном случае у меня большие надежды на вас, отцы.
Было видно, что священники к моим словам относились с пониманием и утвердительно кивали головой, ведь в теологических диспутах до сих пор велись споры о человеческой сущности негров и о том, есть ли у них душа.
— Надеюсь, что со временем вы сможете привести к истинной вере все племена, населяющие земли княжества, но в первую очередь надлежит крестить мальчишек, изъятых для обучения воинскому искусству, работяг, которые у нас приживутся, ну и девок, которых воины или крестьяне все же возьмут замуж. В этом случае, было бы неплохо, если бы родственниками становились туземные вожди и их приближенные. От вас, отцы, в первую очередь зависит скорейшее внедрение в их быт нашего разговорного языка, православной культуры, а так же поддержание цивилизованных санитарных норм. Впрочем, мне кажется, что подсказывать вам ничего не надо, священники, воспитанные в монастырях Византии сами могут научить чему угодно и кого угодно.
При этих словах, фактически все отцы скромно опустили головы, пряча в кудрявые бороды легкие улыбки.
Еще обратил внимание, что негры здесь были изрядно грязноваты, а на черных телах замурзанных детей, серая болотная грязь была видна вполне отчетливо. Помню, бытовало мнение, что наш люд в глубинах древних веков был более чистоплотным, чем все прочие европейцы. Это — правда лишь отчасти. Да, русы, прусы и северные народности, особенно люди воинского сословия, еженедельно парились в бане и поддерживали чистоту телесную. Что же касается крестьян, то они зачастую тоже мылись один раз в неделю, в том числе и лицо, и тело, и руки. А вот чтобы помыть руки перед едой, то вообще никакого понятия не имели. Поэтому, были на Руси и инфекционные болячки всякие, и мор, и эпидемии.
— Гигиена и еще раз — гигиена, господа. Приучайте негров к порядку, это залог здоровья всех нас, — в очередной раз проедал плешь своим офицерам. Поддержание чистоты тела и санитарного порядка в лагере требовал поголовно от всех, еще там, на Канарах, тем самым заставил подтянуться даже некоторых не совсем чистоплотных священников. И если видел у какого крестьянина грязные ногти, то втык получал и курирующий казачий атаман, и староста будущего поселения. Ну а те, в свою очередь, нерадивому чмошнику кнута не жалели. Наверное, это была одна из причин, в результате которой в походе не произошло ни одного случая инфекционных заболеваний.
