Проверил наличие патрона в патроннике и освободил пружину взвода курка, мягко отжав боек в нижнее положение. Уложив винтовку на изгиб левой руки, подхватил ее под ствольную коробку, удерживая за скобу затвора, и отправился на прогулку.
Не буду скрывать, решил побродить и потоптаться по прилегающей территории с самыми определенными намерениями. Наверное, в молодой душе Михайла ребячество взыграло: уж очень хотелось в кимберлитовую трубку засунуть руку первым. Отошел от лагеря шагов на пятьдесят, внимательно посматривая под ноги, и вдруг боковым зрением за кустами, расположенными метрах в пятнадцати справа, заметил промелькнувшее пятнистое нечто.
* Повсеместно растущий в саванне клубневидный колючий кустарник, часто используется как ограждение от хищников. Львы, например, будут бродить вокруг, но через него не лезут.
Любой воин прекрасно знает, насколько сложно оперативно отреагировать на угрозу, направленную с правого фланга, особенно когда ствол заряжен под правую руку. Но ситуация развивалась мгновенно, не оставив времени на размышления. Действуя чисто автоматически, без какой-либо задней мысли, большим пальцем правой руки взвел курок, шейка приклада легла в ладонь, а указательный палец — на спусковой крючок.
Перед тем, как почувствовал опасность справа, как раз левой ногой разгребал траву, поэтому, носок сапога был зафиксирован клочком сухого сена, и для того, чтобы ее выдернуть и переставить, нужно было потерять, как минимум, одну секунду, что позволить себе никак не мог. Поэтому, не меняя положения ног, пришлось скручивать корпус узлом резко вправо на девяносто градусов, а винтовку выкидывать на все сто восемьдесят.
Метрах в семи от себя увидел абсолютно бесшумно приземлившегося на жухлую траву, грациозно выгнувшего 'баранкой' для очередного прыжка пятнистое тело, огромного кошака с изогнутым книзу хвостом. Скажу сразу, что если бы не ежедневная физподготовка, тренировки с клинком на реакцию и упражнения на растяжку, то следующая секунда жизни была бы в моей одиссее последней.
Говорят, что леопард, когда охотится за жертвой, развивает скорость девяносто километров в час, а это около двадцати пяти метров в секунду. Вот его широкие передние лапы после приземления опять гребнули землю, подались в направлении атаки и прижались к груди, выпустив острые когти, шея стала изгибаться вверх, приподняв голову с оскаленной пастью и длинными, иглоподобными клыками. Хвост выровнялся и вытянулся, а на задних толчковых лапах перекатились мощные мускулы. Они вздулись, напряглись и выбросили вперед, перетекшее из формы 'баранки' в прямое, как натянутая струна, стремительное тело.
Не успевая поднять винтовку и прижать приклад к плечу, нажал спусковой крючок и выстрелил от бедра, ощутив в руках неслабую отдачу. Смог уловить момент попадания и то, как слегка вздрогнуло летящее тело. Тяжелая, десятимиллиметровая пуля ударила его в грудь но, как выяснилось через два мгновения, смертельной не стала.
Пытаясь уйти с линии атаки, смог на полметра сместить скрученный в узел корпус в сторону и резко присесть, выбросив правую ногу в шпагат. Уйти иначе или отпрыгнуть от восьмидесятикилограммовой машины-убийцы, щелкнувшей челюстью и брызнувшей пенной слюной в двадцати сантиметрах от моего лица, не представлялось возможным. Зато в момент, когда тяжело раненный кошак промазал и всей тушей рухнул на стопу моей вытянутой левой ноги, стал изгибаться и тянуться распахнутой пастью, чтобы прикончить сопротивляющуюся добычу, мой корпус как пружина вернулся в привычное положение. При этом рука инстинктивно, без участия мыслительного процесса, взвела рычаг затвора, сознание уловило, как стреляная гильза вывалилась в траву, а последующий щелчок подтвердил, что подхваченный из трубчатого магазина очередной патрон подан и жестко заперт в патроннике, и сейчас находится в стадии ожидания укола в капсюль. И когда в развороте справа налево, направление ствола винтовки совместилось с лопаткой кошака, я нажал на спусковой крючок.
Выстрел почти в упор, когда пуля пронзила легкие и разорвала сердце, мгновенно погасил злобный взгляд. Его тело в один момент расслабилось, слюнявая пасть захлопнулась, а голова безвольно рухнула на передние лапы. Все действо заняло не более трех секунд, я даже испугаться не успел, но вот когда стал из-под туши леопарда высвобождать левую ногу, меня начало слегка потряхивать. Жизнь висела на очень тоненьком волоске, и виноват в этом был лично сам.
— Смотрите, — говорил сбежавшимся на звуки выстрелов бойцам, — Смотрите на своего командира, который вас дрючит на занятиях по тактике, а сам нарушает свои же собственные инструкции и шляется где попало и как попало.
Никто, правда, мне пенять не стал, а тут же по приказу Данко продолжили зачистку территории. Думаю, что напрасно. Если здесь уже был леопард, то в округе кроме гиен, никаких других хищников быть не может. Впрочем, гиен тоже надо перебить, иначе, спать точно не дадут.
Самое интересное, что моя добыча взволновала всех. И негров-новобранцев, которые здесь возле меня радостно прыгали, и всех наших кадровых бойцов. Да что там говорить?! Когда схлынул напряг ситуации, меня тоже взволновала не меньше. Помню, когда-то в детстве увидел на плечах закованного в кирасу князя Конецпольского плащ из леопардовой шкуры. Этот трофей он добыл, будучи с посольством в Османской империи и охотясь вместе с султаном. Вот и моей тайной мечтой было заполучить подобный трофей. Однако, теперь вижу, что его шкура размерами, по сравнению с моим двухметровым трофеем (без учета хвоста), все равно, что снята с котенка.
Всех желающих помощников на свежевание отверг, кроме одного негра-новобранца, решил эту работу сделать самостоятельно, так, как мне хочется. Пришлось немного помучиться при подрезке кожи глазниц, носа, ротовой полости и ушных хрящей. Подушечки лап подрубил кончиком ножа, затем, отделял костные наросты, чтобы шкуру снять вместе с огромными когтями, а с хвостом управился быстро, стянул чулком. Собственной работой остался доволен, шкура была снята целиком, при этом, резов и дыр нигде не наделал. А вот на выделку негры меня уболтали, обещали вычинить и сделать мягонькой, по высшему разряду. В общем-то, так и получилось.
Сегодня это был не единственный теплый луч света на мою взволнованную душу. Когда негры оттаскивали освежеванную тушу на разделку, в примятой траве блеснул крупный кристалл. Так я и нашел ту самую верхнюю россыпь кимберлитовой трубки, в количестве семи алмазов. Ничего никому не сказал, но приказал в этом месте вырыть двухметровую яму, срубить одно из редко растущих в саванне какое-то корявое, но высокое дерево и стоймя его вкопать. На недоуменный взгляд Ивана о том, зачем это делаю, пожал плечами, подозвал капитана Ангелова и лейтенанта Водяного и сказал:
— Причуда у меня такая, хочу, чтобы вы запомнили это место.
На ужин попробовал кусок запеченного кошака. Ничего так мясо, съедобное, правда, немного жестковатое и со специфическим душком, поэтому, ошеек молодой антилопы мне понравился больше. Зато негры его сожрали с большим пиететом, чуть ли не приплясывая, нашим отцам-священникам их, даже, успокаивать пришлось.
К притоку Роси — реке Вааль, которую Иван назвал Тихая, вышли за один дневной переход. Теперь нас не связывал длинный караван, но небольшая группа крестьян, те самые переселенцы с Дона, все же, не остались на маловодном Высоком Поле. Вообще-то, ближайшие годы здесь не планировалось развитие сельского хозяйства, но узнав, что мы идем к месту с большой многоводной рекой, крестьяне уговорили лейтенанта Водяного, кстати, дончака, а тот уже уговорил меня.
По пути следования пришлось топтаться по кускам черной блестящей породы, которая на поверку оказалась самым обычным каменным углем. Это была крайняя точка нашего путешествия. Здесь я никогда не был, но знал, что в той жизни, где-то в этой местности на берегу реки стоял город Феринихинг. Англичане во времена Второй англо-бурской войны впервые в истории человечества, устроили в нем большой концентрационный лагерь с немыслимо отвратительными условиями содержания, в основном, женщин и детей. При этом продемонстрировав гадкий пример для подражания другим, еще молодым, но подрастающим беспринципным идеологическим вампирам.
Прибыв на место, решили не спешить и остаться на четверо суток, сделать отдых и для себя, и для лошадей. Все заметили, что здесь значительно теплее, чем на горном плато, по идее, в это время в этих краях даже ночью ниже десяти градусов тепла, бывает очень редко. Так что в домах печь топить для обогрева не надо. Впрочем, на Верхнем Поле тоже не холодно, но в июньские и июльские дни там протапливают часто. Сейчас погода была прекрасная, ярко светило солнце, а из-под прошлогодней лежалой сухой травы стала пробиваться редкая зелень. Как по моим ощущениям, температура воздуха днем была не ниже двадцати градусов тепла.
Пока народ строил времянки для жилья, мы с генерал-губернатором Бульбой и лейтенантом Водяным, как обычно, приняли участие в закладке фундамента цитадели, церкви и верфи. Чтобы не отвлекать личный состав постоянной дислокации от работ по устройству временного жилья, взял в сопровождение роту Ангелова и отправился осматривать окрестности.
Крокодилов в этой реке не было, но бегемотов в одной из заводей верховья встретили. И рыбы много. Крестьяне вечером вытащили сеть, которая с ними путешествовала с самого Дона, и за один заход набрали три мешка крупняка, очень похожих на 'фанеру', то есть, наших лещей. Такие же плоские и огромные, как стиральная доска, виденная в давние времена на даче у бабушки.
Обследовав полудневной переход в верховье, и не увидев никаких людей, на следующий день отправились в низовье. Здесь-то и встретили новых аборигенов, которые лично о нас ничего не слышали, но с белыми людьми уже встречались и очень плотно общались. И общение это для них, видно, было не из приятных.
— Там дикари, — сказал связной авангарда, который столкнулся с нами перед кустарником у кромки речного залива. Мы перебрались через прибрежную растительность и соединились с поджидающей разведгруппой. Перед глазами предстала бескрайняя саванна, усыпанная пасущимися стадами антилоп. А в километре от нас расположилось немаленькое селение аборигенов, на сотни три тростниковых хибар.
Нас тоже заметили. В селении возникло волнение и беспорядочная беготня, послышались крики и плач детей, а на окраине стали собираться вооруженные мужчины. В подзорную трубу их оружие было хорошо видно: они держали в руках небольшие луки, с дугой около метра, и небольшие стрелы, сантиметров сорок длиной. Наконечники стрел совали в тыкву с черной, смолистой жидкостью, вероятно, парализующим ядом.
Было сразу видно, что это не негроиды. Сначала подумал, что бушмены, но те живут в более жарких местах небольшими родами, человек по десять-пятнадцать, ходят, фактически, голыми, как и встреченные дикари. Не считать же одеждой набедренную повязку, которая причинное место едва прикрывает и на шее ремешок с подвешенной страусиной косточкой, обозначающей статус охотника. Впрочем, как потом выяснилось, они имели одежду и потеплей: два зимних месяца закутывались в звериные шкуры, чаще сидели в своих тростниковых халабудах и вели малоподвижный образ жизни.
На самом деле оказалось, что это родственное бушменам племя готтентотов.
Когда-то в той жизни, будучи по делам в Александер-Бее, спрятались с моим менеджером Дирком ванн Бастеном на полчасика под кондиционером местного бара. Там-то и увидел подобные физиономии, веселая компания которых что-то шумно отмечала.
— Кто это? — спросил у Дирка.
— Готтентоты*, — ответил он, отпил холодного пива и продолжил, — Они названы так, потому что во время разговора пощелкивают согласными и, вроде как заикаются. Но говорить на них так не надо, слово 'заика' на их сленге имеет пренебрежительный и ругательный смысл. Так что драться полезут обязательно, а могут и прирезать. Сами себя они называют 'койкоинами' или 'нама'.
* В переводе с нидерландского языка значит 'заика'
Хочешь, не хочешь, а за годы пребывания в ЮАР, в которой одних официальных государственных языков больше десятка, историей интересоваться приходилось. Вот и по готтентотам мне было известно, что они постоянно подвергались гонениям европейцев. На заре колонизации юга Африки, сначала голландцы в ХVII веке, с помощью аркебуз и мушкетонов изгнали их из плодородных земель в самый засушливый район страны, под названием Карру, но они и там смогли найти места более-менее приемлемые для жизни. Затем, в ХIХ веке были найдены англичанами, которые погнали их дальше, в Намибию под Германский протекторат. Но эти земли, куда пришли 'заики', в ХХ веке понравилось немецким колонизаторам, и окровавленными штыками солдат племя было выдавлено в пустыню Калахари. Одно из самых больших племен уходить категорически отказалось и подняло восстание. При этом их мужская часть стала сопротивляться и, в свою очередь, нападать на немецких колонистов, но противопоставить изобретению братьев Маузер могли только старые курковки.
По отношению к аборигенам немецкие власти устроили настоящий геноцид и несколько десятков тысяч, которые не успели скрыться в пустыне, были заключены в концлагерь, где почти полностью вымерли. А из обезвоженной пустыни Калахари живыми тоже вышли единицы и вид имели такой, как во время Второй мировой войны узники Бухенвальда.
Помнится, в начале ХХI века на каком-то конгрессе под давлением безгрешных и чопорных британцев, немцы геноцид африканских народов в начале ХХ века признали, но кому от этого стало холодно или жарко?
Тогда же удалось узнать, что местные племена готтентотов, нама, а так же негроидов гереро, в отличие от моих давних 'приятелей' зулусов, которые 'бери побольше, кидай подальше', вполне себе адекватные и квалифицированные работяги. Они здесь работали инженерами и мастерами на производствах, в шахтах и на карьерах электриками, водителями, операторами землеройной техники, а на заводах — станочниками. Впрочем, люди бизнеса, уровня чуточку выше среднего, все равно были белыми. А может, мне так попадалось?
— Пошли потихоньку, — негромко сказал и дал посыл Чайке. Рядом со мной тронулись Иван и Данко, а следом, перестроившись клином, двинулась и вся кирасирская рота. Метров за триста от сбившихся в беспорядочную толпу, и настроивших для стрельбы свои луки аборигенов, мы остановились. Вдруг, крайнее крыло правого фланга выгнало из кустарника двух рыжих водяных антилоп, которые изо всех сил вдоль строя рванули в поле. Появились они в нужное время и в нужном месте, и когда отбежали от нас метров на двести, кивнул Ивану:
— Ну что, достанешь?
— Как два пальца описять, — при этом выхватил из чехла свою винтовку, вскинул и произвел два выстрела. Рогатый самец споткнулся и рухнул сразу, а самка еще немного пробежала, затем, упала на колени, немного пошаталась из стороны в сторону и свалилась набок.
— Отлично! Пускай пока полежат, а я пойду на переговоры.
— Ты что, с дуба упал, кто тебя пустит, какие переговоры? Они тебя убить могут! Дикарей с луками и ядовитыми стрелами нужно расстрелять, как этих антилоп и все!
