— Старшим на 'Алекто' назначается лейтенант Кульчицкий. Твоя задача — винтовочный и пулеметный расстрел живой силы на втором корабле. Не дайте ему уйти, режь пулеметами по парусам. Понятно, Кульчицкий?
— Так точно!
— В случае моей гибели примешь команду корабля. Вопросы? Вопросов нет. Тогда напоминаю, открываем огонь и действуем только по моему приказу. Все, идите с Богом и готовьтесь. Новиков, ко мне!
— Слушаюсь, сир! — главный бомбардир взлетел по трапу с опердека буквально за несколько секунд.
— Подготовь обе батареи к бою.
— Готовы обе.
— Молодец, тогда вот что, мичман.
— Виноват, я не мичман, а сержант.
— Не придуривайся, Коля, ты же знаешь, что в таких вопросах твой князь не ошибается. Подбери из числа капралов на свое место достойную кандидатуру, с сегодняшнего дня станешь моим помощником.
— Есть! Благодарю, сир!
— Теперь слушай внимательно, очень скоро корпус нашего корабля сместится, и он станет против волны. А я его смогу еще немного подправить, чтобы на траверзе левого борта появился тот самый первый фраер ушастый.
— Кто появился?
— Да вот тот пират, который стрелял первым. Выставишь каронады на прямую наводку, плюс превышение полвитка. Если успеем, заведем шпринги и зафиксируем корабль, а если нет, то будем стрелять и так. Команду 'огонь' дам на высокой волне.
— Все понятно, сделаем. А потом можно повеселиться?
— Нужно, пойдешь в моей команде. Нам сейчас понадобятся клинки всех воинов. Видишь, сколько пиратов на палубах торчит? Даже отсюда видно, человек по семьдесят-восемьдесят. Все, иди с Богом.
Все же, пришлось ускорить процесс разворота корпуса корабля, так как через десять минут стало ясно, что один противник мог перекрыть директрису, и у второго останется возможность свободного маневра.
— Ну-ка ребята, кто у нас марсовые с бизани? Вы двое, гафель на ветер!
Матросы выскочили из укрытия, рванули узел принайтованного конца, и резко потянули верхнюю шкаторину*. Ранее сложенный гафельный парус наполнился ветром и стал быстро разворачивать судно. Бушприт противника уже скользил в нескольких метрах от нашей кормы, когда соосная орудиям планка ограждения квартердека стала смотреть строго на грот-мачту первого противника.
* Наименование устройств парусного вооружения.
— Пушкари, огонь!!
Рявкнули наши каронады и, прежде чем второй флейт перекрыл видимость, успел заметить, как снаряды поразили цель. Затем, ощутили удар от столкновения, послышался жуткий скрип трущегося дерева и на наш фальшборт полетели абордажные кошки. выдержав несколько секунд и дождавшись, когда матросы противника перекинули трапы, скомандовал:
— Всем огонь!
Из-за бухт и щитов, из люков и трапов, вынырнули мои воины и открыли частый винтовочный огонь, словно работало несколько пулеметов. А вот и действительно застрочили пулеметы, они ударили по только что раненому пушкарями флейту. На шестом выстреле заметил, что вдруг исчезли все цели, это мы что, их всех свинцом забили или как?
— Внимание! Боцман, свисток! Винтовки долой, приготовить палаши и револьверы! Вперед! — оттолкнув с пути Сокуру, пытавшегося меня оттеснить, рванул к ближайшему трапу и на чужой корабль влетел фактически самым первым.
Справа под бортом на периферии зрения увидел шевеление и, не задумываясь, направил револьвер и моментально выстрелил. Заметив выпавший под ноги пиратский пистоль, даже не посмотрел на его бывшего обладателя, а полоснул палашом стоявшего на корточках другого раненного врага и выбежал на квартердек. Какой-то франт в ярко оранжевом камзоле разрядил пистоль чуть ли не мне в лицо, но я успел резко уклониться и уйти в сторону. За моей спиной кто-то вскрикнул, но отвлекаться нельзя, только мельком взглянул на обувь находящегося сзади. Да это был кто-то из наших, потом разберусь. А сейчас, сделав ложный выпад, обманул противника, обратным движением резнул его руку и уколол в горло. Слабый фехтовальщик попался.
Моя территория была чистой, теперь можно и осмотреться. Оказывается, мою спину прикрывали бомбардиры, а ранение в плечо получил Новиков. Круглая пуля вырвала кусок мяса, но не смертельно, заживет и у него, как на собаке. С высоты квартердека было хорошо видно, что никаких очагов сопротивления уже нет, на палубе осталось только неприятное зрелище из расстрелянных и порубанных трупов. Наш флейт тоже выглядел неприглядно: побитый шрапнелью, с обломанной мачтой и порванными парусами.
Минут через десять по трапу из нижних палуб поднялся забрызганный кровью Полищук.
— Все, — глубоко дыша, сказал он, — Всех вырезали. Только в трюме рабы остались, набито их там, чуть ли друг на друге не сидят. Монголы какие-то. Мы их пока что закрыли, как и было.
— Потери?
— У меня четверо раненных, не тяжелых.
— Отлично! Лейтенант Сокура! Первое, принимай трофей. Второе, втянуть трапы сюда на борт и ослабить концы абордажных крючьев. Третье, освобождай палубу от трупов. Эй, лейтенант! — позвал Кульчицкого, стоявшего рядом, но на квартердеке нашего корабля, — Прикажи отцеплять крюки, пойдем добирать и для тебя трофей.
— Ура!!! — закричали на обоих кораблях.
В подзорную трубу было прекрасно видно, что два наши пулемета и десяток стрелков выкосили матросов противника, как траву. Видно, управлять кораблем с разорванными пулеметным огнем парусами было некому, так как он закладывал какие-то странные дугообразные циркуляции. Поэтому и настигли его быстро, буквально за два с половиной часа. Геройствовать оставшиеся пираты не стали и сопротивления не оказывали, надеялись на чудо. Но чуда не произошло, оставил в живых лишь капитана для допроса и трех матросов для уборки трупов и помывки палубы от крови, а остальным порубили головы и выбросили в море.
Этих четверых лично мы так и не убили. Дав слово бывшему капитану Рею Свифту сохранить им жизнь, взамен получил важнейшую торговую информацию о каналах приобретения и сбыта различных товаров, а так же тайник с деньгами кузенов, устроенный в Индийском океане на одном из безлюдных Мальдивских островов. Не хотели они все деньги возить на кораблях, в жизни всякое случается. Вот и случилось.
Но я не давал обещания пиратам, что не передам их в руки правосудия, поэтому, доставил в Европу и сдал властям Малаги. Они и устроили публичный судебный процесс и публичную казнь всем четверым за пиратство, через повешение. Но это случилось четыре месяца спустя, а сейчас было 'полон рот других забот'. Слава Богу, что все раненые пошли на поправку, даже у Васи Бевза жар исчез.
После боя стянули в бухту все три корабля и стали на ремонт. Перед этим облазил оба трофея, и что сказать? Корабли понравились. Обратил внимание, что наши снаряды свободно прошили полуметровую толщину двухслойной обшивки борта, думаю, что прошьет и метровую, так что некоторым линкорам тоже мало бы не показалось. На опердеке поверхность палубы, борта и потолок были густо иссечены мелкими, размером с ноготок осколками. Да, сталистый чугун — это страшная штука.
Выбравшись на открытую палубу, учуял запах дыма и готовящейся пищи. Весь берег был усыпан группками рабов, они были действительно измождены, еще с недельку такой жизни и от узника Бухенвальда не отличить.
— Что с ними делать? — спросил Антон, — Бросим на острове или продадим?
— Зачем же разбрасываться таким ценным ресурсом? Пошли, подойдем к ним.
Антон сразу же захватил в сопровождение десяток стрелков и кивнул на бак караульным пулеметчикам. Мы подошли ближе к расположившимся на свежем воздухе в ожидании булькающей похлебки китайцам. Все пленные были людьми не старыми, лет до тридцати, а большинство так вообще мальчишки не старше восемнадцати лет. Я взобрался на высокий валун и, привлекая внимание, поднял руку.
— Кто понимает по-английски? Кто понимает по-испански? — спросил их на разных языках. Оказывается, были среди них и довольно образованные люди, таких поднялось и подошло тридцать восемь человек.
— Внимание! На сколько мне известно, ценных рабов здесь нет, все за кого могли уплатить выкуп, уже давно дома. А вы никому не нужны, а если нужны, то заплатить за вас некому.
— Я правитель справедливый и готов вам дать право выбора, — обвел взглядом внимательно слушавших меня оборванных и голодных китайцев, — Таким образом, у вас есть два пути. Первый путь простой: быть проданным хозяевам рудников на рабском рынке Кантона. И путь второй. Вы мне приносите клятву верности, положив руку на священную книгу, где записаны слова Господа нашего, после чего получаете свободу. Вы будете обязаны отслужить десять лет на принадлежащих мне кораблях, при этом, рядовые матросы будут получать оплату два талера в месяц, а сержанты — от пяти до шести талеров. Ну, а если кто сможет выслужиться до офицерского чина, то будет получать от десяти до тридцати талеров. Вижу, бывшие офицеры среди вас есть, — они между собой удивленно переглянулись, вероятно, такие деньги никогда никому не снились.
— По окончанию десятилетнего контракта, разрешу всем жениться и дам земли столько, сколько смогут обработать. Сержантам разрешу жениться через пять лет, а при получении офицерского звания, так сразу. Офицером, правда, стать не легко, но возможно. И еще, если кто-то из вас умеет работать со стеклом, фарфором, керамикой, металлом, знает другие добрые профессии, то служить не обязательно. Такому сразу же помогу с жильем, невестой, работой и достойной оплатой труда. Все, думайте, сейчас каждый из вас творец собственной судьбы.
— Что-то сомневаюсь, глядя на этих несчастных, что из них могут получиться добрые матросы, — Антон недоверчиво покачал головой.
— Ты даже не представляешь, насколько они трудолюбивы, и матросами будут хорошими, не сомневайся, особенно марсовыми. Летать по вантам будут, как обезьяны.
После обеда на берег вынесли скамейки и столики, куда усадили курсантов с ручками, записными книгами и маленькими клочками писчей бумаги. Бывший раб подходил к столу, клал руку на Евангелие и называл свое имя, вот и вся процедура. А курсант по своему разумению, как слышал, так и записывал имя претендента в книгу и на бумажку, которую тут же вручал новому служащему. Так и появились у нас новые Иваны, Васи, Коли, Чуки и прочие Чаны, а фамилии мои пацаны вообще записывали непонятно из каких соображений. Таких, например, как Малой или Шкет в княжестве объявилось очень много.
Поставили закорлючки в книге регистрации девятьсот девяносто четыре человека, среди которых пятьдесят два были мастерами и подмастерьями в различных сферах.
Шесть человек предпочли остаться рабами. Неисповедимы Твои пути, Господи!
С ремонтными работами управились быстро, ремонтный брус и комплекты рангоута на кораблях были в запасе, как и положено. Тем более, что среди китайцев оказалось восемнадцать плотников. С парусами тоже проблем не было, ни на одном корабле сменный комплект ни разу не использовался. Таким образом, уже на четвертый день наша маленькая эскадра покинула маленькую, но тихую и спокойную бухту, а еще через двое суток были в Кантоне, где встретили невредимую 'Селену' и ее переволновавшийся экипаж.
Будущего торгового контрагента Мао Да Пу, мы не разыскивали, он сам к нам пришел, завидев знакомые корабли. Наши китайцы говорят, что его имя переводится, как 'Большой тростниковый магазин', между тем, это был стройный, гибкий мужчина, лет слегка за тридцать, с настороженными, прищуренными глазами. Он появился в сопровождении четырех охранников, видать, бойцов неслабых, и просил позвать господ Свифта и Райта.
— Они больше не занимаются бизнесом. Теперь будет вот он вместо них, — кивнул на Илью Сокуру, затем коротко поклонился и представился, — Князь Михаил Картенара Каширский.
— Мао Да Пу, бизнесмен. К вашим услугам, — он глубоко по-китайски поклонился.
— Если хотите, господин Мао, то бывшего господина Свифта лично вам готов показать. Прошу! — Показал рукой на трап 'Алекто'. Он недоверчиво окинул взглядом корабль, затем, повернулся и что-то сказал своим охранникам. Двое из них повернулись и отошли от причала в сторону.
— Да, покажите, — сказал он и пошел к трапу, а следом пошли его двое охранников.
Их провели через опердек, мимо зачехленных каронад к входу в трюм. Здесь зажгли масляные лампы и через промежуточную палубу спустились в трюм, где в отгороженном углу сидели четыре прикованных кандальника.
— Свифт и Райт посчитали за возможное увеличить свои доходы за счет этого приза и присвоить мое имущество, — обвел рукой разные грузы, ящики, бочонки и тюки с бобровыми шкурами, — Да не рассчитали своих сил.
— И вы самостоятельно справились против двоих или вам кто-то помогал?
— Самостоятельно справился.
— Вы великий воин, князь Михаил! — он отвернулся от кандальников, внимательно посмотрел на меня и склонился в поклоне, затем, подошел к кипам мехов. Нежно провел рукой по шкуре морского бобра, пощупал руками шкуры северного котика и гладкого тюленя, — У вас уже есть покупатель на эти меха?
— Нет. И еще даже не решил, стоить ли продавать здесь или выгодней увезти в Европу.
— Могу предложить за них хорошую цену. Однако осмелюсь пригласить на чашку чая.
— Не откажусь. А еще просил бы вас помочь свести знакомство с крупными торговцами чая и шелковых тканей.
— Это возможно, — он опять коротко поклонился.
В ресторан с собой взял Кульчицкого и Сокуру, им чаще всего придется иметь дело с китайским рынком. Удивив господина Мао знанием культуры чаепития, в течение трех часов смогли принципиально решить все вопросы. Ему было глубоко наплевать на фамилию поставщика, его лишь интересовала стабильность поставок и динамика роста объемов товара, имеющего все возрастающий спрос. Если с реализацией опия никаких вопросов не было, условия остались прежними, то за меха пришлось повоевать.
— Итак, князь Михаил, за меха могу предложить хорошую цену, — сделав паузу и дождавшись моего заинтересованного взгляда, продолжил, — За бобра — тридцать пять лян, за котика — двадцать пять лян и за тюленя — пятнадцать.
Изобразив на лице полное безразличие, я пожал плечами:
— Вы же знаете, господин Мао, что торговаться мне по происхождению невместно, — он с пониманием склонил голову и изобразил улыбку, ожидая мое согласие, — поэтому, искренне жаль, что я не смогу вам их продать. Придется везти в Европу. Тем более, что в будущем ежегодные поставки каждого вида будут не менее, чем по три тысячи штук.
— Позвольте, князь Михаил, — его глаза алчно блеснули, а улыбка стала хищной, — Я понимаю ваше положение в обществе, но будьте со мной откровенны. Очень хочу с вами договориться.
Еще бы, на ровном месте, на одной перепродаже этого высоко ликвидного товара ты ежегодно поимеешь не менее полумиллиона талеров. Прикидывая в уме соотношение веса талера и ляна, а так же помня из истории, что в Китае середины ХVIII века шкурку бобра покупали за сто долларов, а продавали в готовом изделии за двести пятьдесят, сделав двадцати пяти процентную скидку, сказал задумчиво:
— В Европе надеюсь за шкурку, например, бобра получить семьдесят пять талеров, это около пятидесяти двух лян.
