Нам предстояло отправиться на запад в окрестности ныне еще не существующих городов Нелспрейт и Преторию, затем, повернуть на юг и двигаться в сторону огромного по площади горного плато Верхний Вельд, через Спрингс на Йоханнесбург, Велком и Блумфонтейн. Обратно мы должны будем спуститься с плато по северному берегу реки Вааль, притоке реки Рось, и в районе ее судоходной части и будущих угольных рудников, основать четырнадцатый город лейтенанта Водяного. Он станет связующим звеном между западным и восточным побережьями графства, между городами, расположенными в Атлантическом и Индийском океанах. Этот путь я проделывал на машине по вполне нормальной автостраде, и за пять лет — не единожды. Правда, из Мапуту до Претории ездил всего один раз, но ничего страшного, доберемся.
Все эти места имеют богатейшие залежи угля, графита, алмазов, золота, серебра, железа, хрома, магния, марганца и прочих более тяжелых элементов, добывать которые будем уже не мы, а наши потомки. Кроме того, большая часть Верхнего Вельда имеет одни из лучших черноземов на планете, и в той жизни была житницей всей страны. Тем более, для ведения сельского хозяйства, климатические условия очень даже благоприятны.
Вначале планировал к месту поселений идти двумя колоннами, одна с Иваном Тимофеевичем во главе, на Преторию, то есть, к месту закладки столицы графства города Иванград. Вторую должен был лично вести сразу юго-западнее, через район Спрингса на горное плато Верхний Велд (видать, все эти названия тоже изменятся). Но потом подумал-подумал и решил двигаться единой колонной, а моим сопровождением по всему маршруту пойдет рота Данко. Здесь все-таки не западное побережье с бассейном реки Рось, где проживают миролюбивые племена бушменов и родственных им 'наму', а самые настоящие кровожадные негры, с которыми придется повоевать в пути, ой не мало. Кстати, бушменов к негроидной расе не причисляют, да у них и внешне более тонкие черты лица и более светлая кожа.
Итак, здесь останется разворачиваться основатель города-порта Лигачев вместе со своими людьми, а Шевченко с Бондарем на четырех шебеках капитана Совы отправятся осваивать устье Лимпопо и северные пределы графства. А мои оба флейта, 'Алекто' и 'Селена' до моего возвращения покараулят побережье.
— Сир! — с берега призывно размахивал руками капитан Лигачев.
Сложив карту и записи, отнес их в каюту и положил в рундук. Шпага, стилет и нож были при мне, но требовал от всех сходить на берег вооруженными полностью, поэтому, решил соответствовать. Надел наплечную гарнитуру с двумя револьверами, патронташ и бандольеро, взял седельный чехол с винчестером и только тогда покинул борт. Здесь уже бродили толпы людей, мычали от счастья твердой почвы под ногами и зелени лугов редкие молодые бычки и телки, блеяли козы, визжали поросята, кудахтали куры, а девчонки весело галдели. Для абсолютного большинства из них морское путешествие, наконец, закончилось и их совершенно не страшило, что до следующего поселения придется идти еще сто пятьдесят километров, а до самого дальнего на реке Вааль — всю тысячу.
Лигачев дожидался у трапа, а рядом стоял Фомка с оседланной Чайкой. Наконец-то мою красавицу можно выезжать! К ее левой задней ноге испугано жался тонконогий вороной жеребенок, с высокой изогнутой шеей, маленькой головкой с белой звездочкой на лбу и большими лиловыми глазами. Тоже красавец, но мальчишка! Ничего, такие жеребцы нам нужны, порода видна с первого взгляда.
— Девочка моя! — подошел к Чайке и она ткнулась прохладными ноздрями мне в руку, а затем, в грудь. Я одной рукой прижал ее голову к себе и потрепал по гриве, а другую протянул в сторону Фомки. В ладони тут же очутился соленый сухарь, который поднес к ее губам. Она им захрустела, гордо вскинула голову и покосилась на жеребенка. Мол, смотри, хозяин, кто есть у меня!
— Ворон! Это будет Ворон! Никакого угощения тебе, парень, дать не могу. Вон, мамина сиська для тебя пока что главное угощение, — погладил вздрогнувшего малыша, затем, вскочил в седло, зацепил за луку и зафиксировал чехол с винчестером и повернулся к собравшимся у табуна бойцам, — Ну-ка, братцы, лошадь капитану Лигачеву!
Оседланную кобылу ему подвели буквально через минуту, и мы неспешным шагом двинулись вверх. Жеребенок резво засеменил следом.
— Что там, Петя?
— Разрушенное поселение, вам бы самому посмотреть.
Метрах в трехстах выше берега, перед большим полем, от края до края густо заросшим каким-то высоким, в полтора человеческих роста, тростником, обнаружились остатки двенадцати покрытых мхом каменных фундаментов. Рядом лежали сгнившие в труху куски деревянных конструкций, в которых можно было угадать сломанный забор. Не было никаких сомнений, что постройки эти — дело рук европейцев. Значит, легенда о том, что португальцы появились здесь задолго до официального открытия данной бухты, теперь является доказанным фактом, который говорит о многом, но в настоящее время ни на что не влияет.
— Да, это действительно было поселение. Но теперь, Петя, здесь будет твой город.
— Расчищать территорию, и закладывать будем в этом месте? — спросил он.
— Давай окинем взглядом окрестности и определимся.
Тростник был старым, густо заросшим и крепко укоренившимся. На сколько тянулись вглубь его заросли, видно не было, но шириной они были не менее трех километров, ограничиваясь на севере болотистой местностью, а на юге возвышенностью, густо поросшей кокосовыми пальмами. А еще выше начинался реликтовый лес.
Плотные пласты берегов болот и озер имели светло-бежевый цвет. Порода была похожа на кусочки египетской соли, кстати, имеющей высокое содержание кальцинированной соды. Если это и так, то сейчас с ней никто играться не будет, потому что кроме меня, о ее важности для хозяйства никто ничего не знает. Мне, конечно, с ней обязательно придется повозиться, но как-нибудь в другой раз.
Чем-то зацепил вид пересохших тростниковых метелок. Возвращаясь от болота к лесу, какая-то связанная с ними мысль не давала покоя. Постиг ценность приготовленных для новых поселенцев подарков, только увидев валяющийся под ногами кокосовый орех. В голове автоматически сложилась цепочка: кокосовая копра — масло — глицерин. Глицерин! Наконец-то найдено собственное доступное сырье для его производства и этерификации* нитроглицерина. Теперь вопрос дефицита бездымного пороха и производства взрывчатых веществ, точно не возникнет. Уже не говорю о возможности изготовления самых разных моющих средств.
* Химическая реакция.
Эта мысль не успела полностью овладеть моим разумом, как руки сами потянули узду и завернули Чайку обратно к зарослям тростника. Не хотелось выпустить и ту, самую первую, не успевшую сформироваться мысль. Видел нечто подобное в той жизни на Кубе, даже с детьми на экскурсию ездили, смотрели на уборку и весь производственный процесс. А на Канарах он рос у дорог, как сорняк, правда, с невысоким содержанием... Сахара!
Соскочил из седла, вытащил шпагу и рубанул ближайшую тростину. Разглядев срез, повернулся к Лигачеву, с интересом наблюдавшему за моими манипуляциями.
— Знаешь, Петро, раньше считал, что основными поступлениями в бюджет твоего города будет выращивание конопли, кораблестроение, рыболовство и транспортные перевозки. Но я ошибся. Главным у тебя будет производство сахара и сушка копры, то есть строганой мякоти кокосовых орехов, и изготовление из нее масла, глицерина, мыла и напалма. Ты даже не представляешь, насколько это важное дело для военной мощи и экономики державы.
— А что такое глицерин и э-э-э напалм, и для чего они нужны?
— Это вообще-то тайна, охраняемая всеми нами под страхом смерти, но тебе, как моему ближнику, чтобы мог прочувствовать ответственность, могу ее открыть. Глицерин, это вязкая, прозрачная жидкость, которая в первую очередь нужна нашим химикам для изготовления бездымного пороха, а напалм, это смесь с перегонкой земляного масла, которая выжигает все на что попадет, даже отвесные стены горят, она с них не стекает.
— Ух ты! Точно! Это очень важное дело! Но кто же его будет делать, ведь госпожа Рита уйдет с Иваном Тимофеевичем в столицу?
— Она из увечных казаков подготовила несколько старательных ребят. Одного из них, а так же с десяток помощников тебе оставим. И, пока мы пару дней будем здесь, я с ними позанимаюсь. В-общем, не о чем говорить, ничего в том сложного нет. И по сахарному тростнику распишу тоже, когда их срезать, что и как делать. Тоже нет ничего сложного. Ивану Тимофеевичу нарисую давильные вила, пресс и котлы для выпаривания сахара. Самогонные аппараты и ванны для гидрирования он тоже сделает.
— Не знаю, сир, о чем вы сейчас говорите, но хочу присутствовать на обучении химика, понять смысл и железно его контролировать.
— Разумно, и совершенно не возражаю. Да, с копры будет много высококонцентрированных питательных отходов, поэтому, свинарники надо завести. Сало будет, поверь, с ладонь толщиной.
— О! Это дело тоже нужное, — посмотрел мне за плечо и добавил, — Славка Орлик сюда скачет, а вообще-то он с Иваном Тимофеевичем на зачистку ходил.
— Ага, — кивнул головой, опять уселся верхом и тронулся навстречу спешащему курсанту-ординарцу, — Ты обратил внимание, Петя, с момента их убытия не было слышно ни одного выстрела?
— Точно!
— Сир, разрешите доложить! — Славка в некотором удалении от кусачей Чайки красиво осадил своего польского боевого жеребца.
— Согласно нашего устава, для срочного доклада, процедура разрешения не требуется. Докладывай!
— Сир, там бой!
— Какой бой, сынок? Никто ни разу не выстрелил?
— Да не мы ведем бой. Там в лесу есть еще один залив, и одни черные арапы напали на деревню других черных арапов, вот-вот их добьют. Так господин генерал-губернатор спрашивает, нам кого, всех убивать, или только победителей?
— Капитан, на тебе оборона и защита не комбатантов. Два пулемета на вьюках отправь следом за нами, а еще пару выдвини на господствующие холмы, — быстро отдал приказ Петру и повернулся к Славке, — Веди, курсант.
Мы сорвались с места в карьер и поскакали к опушке леса. Следом устремился конный десяток закованных в кирасы наших лыцарей-офицеров, которые по настоянию Ивана везде и повсюду были моим сопровождением.
Странно, группа зачистки уже минут сорок, как ушла. И шумели они прилично но, почему-то, аборигены их толи проигнорировали, что совершенно невероятно, толи не заметили. Славку расспрашивать некогда, сейчас и так во всем разберемся. На въезде в лес лошадей попридержали и мимо исполинских лиственниц запетляли мелкой рысью.
Километра через три сквозь деревья проступили просветы, и опять заблестела поверхность моря. А полоса леса, оказывается, ушла гораздо правее. Из-за ствола огромной, несколько обхватов лиственницы, название которой даже не знаю, выглянул боец, стоявший в тыловом охранении. Славка натянул поводья и спрыгнул наземь, мы последовали его примеру и тоже спешились.
— Туда, — показал он на кустарник, за которым начиналось открытое просторное поле с выдернутыми из земли и сложенными на кучи сухими стеблями кукурузы. Подражая его осторожной ходьбе, мы тихо двинулись вперед, при этом заметили затаившуюся и укрывшуюся за деревьями и кустами цепь наших воинов. В одном из таких кустарников сидел Иван Тимофеевич.
— Что здесь происходит? — спросил у него и услышал со стороны поля какие-то ритмичные постукивания. Не было никаких сомнений, это — барабаны.
— На, сам посмотри, — он протянул подзорную трубу и, пока я осматривал окрестности, продолжил, — Пошли мы на зачистку территории. Идем, идем себе спокойно, только что-то не видать и не слыхать никакой живности, вроде бы как все в округе издохло. А тут с левого фланга по цепи команда 'стоп' и Василь Найда прислал за мной Славку. Подхожу и вижу, что лес кончился, впереди опять морской залив и большое поле с селением посредине. Перед плетнем, который сейчас валяется на земле, стояла орава, человек триста, вооруженные копьями и большими щитами и что-то кричали оборонявшимся. Те в свою очередь тоже что-то отвечали. Потом эта орава перестроилась и, кстати, очень грамотно перестроилась, подошла ближе к плетню, забросала селение копьями и под укрытием щитов пошли на штурм. Ну, а все остальное ты сам видишь.
Оптика трубы сократила расстояние в восемь раз. Стали четко видны сотни две полусферических хижин, каркасы которых были изготовлены из лозы и укрыты плетеными циновками из тростника, а самая большая хижина, часть которой отсюда едва проглядывала, была укрыта какими-то шкурами. Не знаю, считается сейчас это селение большим или маленьким, как в той жизни, но если каждая семья насчитывает до дюжины членов, то в нем проживало около двух тысяч человек. Почему проживало? Потому, что как минимум сотни две воинов лежали на земле убитыми, но довольно внушительная толпа голых и полуголых дикарей, запихивалась за ограждение из кольев другими вооруженными копьями дикарями, при этом стариков и старух отделяли, оттаскивали в стороны и кололи насмерть. Странно было и то, что в загон отправляли немало крепких парней, которые вели себя, как безвольные бараны. Правда, были они тоже обнажены, без пояса с привязанными спереди и сзади хвостами, какие были на воинах нападавших и погибших. Впрочем, эти хвосты причиндалы тоже не прикрывали.
К зарытым посреди площади трем столбам закончили привязывать трех раненных защитников. Один из них был с металлическим желтым ободом на голове и ожерельем из клыков хищников на шее. Видимо, вождь. Перед ними на земле сидел такой же полуголый мужик с деревянной маской на морде и усердно лупил в барабан.
— Направо, за село посмотри, там еще две оравы, прямо на земле сидят. В одной около трех сотен безоружных голых мужиков, а во второй — столько же голых баб. И те и другие, на плечах какие-то кошелки несли.
Я перевел подзорную трубу в указанном направлении и точно, увидел две группы голых негров. И не сбившихся в кучу, как стадо баранов, а сидевших упорядочено, вроде как колонна на марше вдруг получила команду 'стой, садись'. В одной сидели физически крепкие молодые парни, приблизительно моего возраста, а во второй — девчонки, и тоже не рыхлые, а вполне атлетически сложенные. Мне все стало понятно. Только подумалось, что если верить той истории, то подобное именно в это время мы увидеть еще никак не могли.
Как часто говаривал в той жизни менеджер моей компании, голландец Дирк ван Бастен, оттрубивший в местных пенатах много более моего: 'В жизни терпеть не могу две вещи — расизм и нигеров'. И лично я был с ним абсолютно солидарен.
Племена банту начали миграцию из центральных областей восточного побережья материка сто пятьдесят лет назад, после прихода в те места португальских колонизаторов. Они быстро переняли опыт ведения сельского хозяйства, стали сеять зерновые, особенно кукурузу и устремились на поиски пригодных земель. Так и двигались на юг континента небольшими племенами, ассимилируя коренные народы бушменов и готтентотов, основывая по пути довольно крупные деревни, с количеством жителей в тысячу и более человек.