Ранели слушала, стараясь не упустить ни слова, и в мыслях отделяла зерно от мякины. Лес стал Гибельным задолго до появления чудовища. Когда тут появился скованный маг? Когда лес умер или когда появилось чудовище? Ранели попыталась вспомнить имя мага, но так и не смогла: слишком оно длинное и непроизносимое, заканчивающееся на ...доржи. Так девушка и называла мага про себя — Доржи. Что собой представляет тварь, поселившаяся в лесу? Вероятно, от страха все преувеличено в несколько раз. А уж казнь ведьмы за плохой урожай — это вообще такая дикость... Ранели передернуло от омерзения. Что за люди здесь живут? И людьми назвать язык не поворачивается. Прослышали бы об этом "волки", пожалуй, казнили бы старосту. Хотя это уже сделало чудовище. Может и не "напраслину" возводила девица, а правда не угодила чем-то старосте, вот и отвели бедняжку в лес. И другие в лесу от строптивых избавлялись. Но проверить это невозможно. Важно одно: чудовище существует и с ним надо как-то справиться.
Самый легкий способ — взять кого-то с собой. Пока чудовище занято, легко можно проскользнуть дальше. Может, пойти с кем-нибудь из людей? Это в какой-то мере справедливо — они тоже сжигают оборотней. Но кого можно уговорить пойти в Гибельный лес с незнакомой девушкой? Не заигрывать же опять...
Ранели еще прокручивала варианты, когда в дверь постучали, и раздался голос, от которого сердце возликовало:
— Хозяйка! Можно зайти?
— Да кто это там? — испугалась бабушка.
— Я открою, — подхватилась девушка и, распахнув дверь, воскликнула радостно:
— Ты все-таки нашел меня!
Только потом шагнула в сторону, чтобы старушка увидела гостя.
В ветхий домик шагнул Ялмари. Ранели так хотела от него избавиться, но теперь сам Эль-Элион привел сюда настырного отщепенца. Именно его она и возьмет с собой в Гибельный лес.
Он смотрел на девушку скептически, а Ранели уже объясняла старушке:
— Представляете, как мой жених любит меня? Я исчезла, и он отправился на мои поиски, — и, не давая леснику открыть рот, тараторила. — Я так счастлива, что все обошлось, и я могу вернуться домой. У тебя есть деньги? Дай этой бедной женщине немного, отблагодари за доброту ко мне.
Ялмари достал из кошеля серебряную монету и положил на край сундука:
— Да благословит вас Эль-Элион, добрая женщина.
Старушка при виде таких денег перепугалась:
— Что вы, сударь! Я ничего не делала, мне и покормить нечем было бедную девочку.
— Все равно мы благодарны вам и, с вашего позволения, пойдем.
Выйдя наружу, Ялмари остановился на городской улице и огляделся. Из-за соседнего забора за ним с любопытством наблюдал деревенский парень. Лесник подошел к нему:
— Как тебя звать?
— Ифма, сударь, — ответил он почтительно, сразу распознавая господина по манере разговора.
— А вот в этом доме, откуда мы вышли, кто живет?
— Вдова Кедма, — откликнулся он, настороженно посматривая на пришельца.
— А почему она живет в такой убогой лачуге? — расспрашивал Ялмари.
Ранели восхитилась — был внутри одно мгновение, а успел все разглядеть.
— Так ведь нет у нее никого, — не торопясь докладывал парень. — Кто ж ей поможет? Вот и нищенствует. Скоро от голода умрет, наверно.
— А почему вы не поможете? — осведомился лесник. — На что тогда соседи? Даже животные помогают друг другу, а вы радуетесь несчастьям другого?
Девушка вслушивалась в этот диалог с интересом. Что же сделает этот оборотень, нарушивший закон стаи?
— Так это... — смутился парень, но Ялмари перебил.
— Вот что, — он достал золотой и повертел монету, чтобы парень сполна полюбовался, как она играет на солнце. — Я нанимаю тебя на работу. Эти деньги, — он снова продемонстрировал золотой, — оплатят работу на три года вперед. Позаботься, чтобы вдова Кедма жила хорошо эти годы. Ясно? — и он кинул золотой через забор.
Ифма налету подхватил монету, тоже повертел. Хотел, попробовать на зуб, но в присутствии Ялмари не решился.
— Сделаем, — кивнул парень. — Отчего же не сделать?
— И вот еще что... — рука Ялмари молниеносно метнулась через забор и, схватив парня за шиворот, притянула к забору. — Я еще не раз заеду сюда. Если ты будешь плохо работать... — зрачки Ифмы сузились. "Достаточно", — подумала Ранели, и лесник тут же отпустил его. — Это тоже ясно?
— Все ясно, сударь, — на этот раз в кивках Ифмы чувствовалось больше рвения.
— Молодец, — похвалил Ялмари и, взяв Ранели под локоть, направился вдоль дороги.
Девушка тут же вырвалась, пошла рядом. В душе боролись противоречивые чувства. Она мечтала что-то сделать для бедной женщины, но не могла придумать, что именно. А он легко решил эту проблему. Может, Ялмари не так плох? Она взглянула на спутника. Тут же одернула себя: он хочет казаться лучше, чем есть. Для него люди важнее оборотней — а такому нет прощения.
— Думаешь, я восхищаюсь твоим благородством? — иронически поинтересовалась она, когда парень остался далеко позади.
— Думаешь, я сделал это, чтобы заслужить твое восхищение? — парировал лесник.
За деревней Ялмари остановился:
— А теперь рассказывай, что за представление ты устроила у старушки.
— Я действительно обрадовалась, когда ты явился. Бабушке я сказала, что заблудилась в лесу. Что я должна была сочинить о тебе, чтобы не вызвать подозрения?
— Это неважно. Мне интересно, почему ты сначала сдаешь меня вилланам, а спустя некоторое время прыгаешь от радости при моем появлении.
— Во-первых, я тебя не сдавала, — тут же стала защищаться Ранели. — Сдают обычно связанным или в магическом ошейнике, если ты не знаешь. Во-вторых, я совсем не хотела, чтобы тебя сожгли, поэтому, столкнувшись с Щуни, позвала солдат на помощь. Так что ты должен благодарить меня за спасение.
— Да уж. Благодарю, — хмыкнул Ялмари. — Есть и в-третьих?
— В-третьих, одной мне к магу не попасть. Нужен помощник. Я как раз размышляла, кого с собой прихватить, и тут ты заходишь. Как тут не обрадоваться?
Ялмари испытующе всматривался в Ранели.
— Я тебе не доверяю. Но готов выслушать твое предложение.
— Считаешь, что я лгу? — возмутилась девушка. — Неужели чутье оборотня не подсказывает тебе, что...
— Я никогда не жил среди оборотней. Так что не уверен, что смогу отличить твою ложь так же легко, как у людей. Говори быстрей.
— Старушка подтвердила слова Цохара, что в Гибельном лесу водится чудовище. Мне кажется, оно охраняет мага, владеющего зеркалами. Одной мне с чудовищем не справится, а вместе мы бы смогли. Что ты об этом думаешь?
Ялмари не торопился с ответом. Лишь после долго паузы он медленно произнес:
— Вдвоем, конечно, справиться легче. Но...
— Вот и славно, — Ранели хлопнула в ладоши. — Только, чур, во всем слушаться меня! Пойдем в отдалении друг от друга — так будет проще обмануть эту тварь. Пойдем как люди, вдруг маг тоже боится оборотней. По пути будем переговариваться, чтобы слышать, что мы живы, что с нами все в порядке. Если кто-то попадет в беду — другой придет на помощь.
— Разделяться неразумно, — нахмурился Ялмари. — Мы должны идти вместе.
— Если ты не согласен, я с тобой не пойду, — девушка в одно мгновение из по-детски игривой стало холодной и отстраненной.
— Если ты не согласна, я с тобой не пойду, — категорично заявил Ялмари. Не вижу смысла в твоем предложении, если, конечно, ты не хочешь в последний момент подставить меня.
Ранели явно смутилась.
— Ладно, — высокомерно согласилась она через пару мгновений и тут же отвела глаза. — Будь по-твоему. Солнце садится. Нам лучше попасть к магу до заката, иначе потеряем еще один день.
— Не будем медлить, — кивнул Ялмари. — И в лесу лучше не разговаривать.
31 юньйо, замок Иецер
Загфуран провел еще одну бессонную ночь в горах. Отдохнул около трех часов, а затем отправился дальше в путь. Маг нечасто позволял себе отдых. Такую вот конную прогулку от одного города до другого, он воспринимал как подарок судьбы.
Сегодня он не будет никуда торопиться. Позволит лошади идти так, как ей хочется, а сам поразмышляет. Несколько лишних часов, затраченных на размышления в пути, с лихвой окупаются в дальнейшем — в этом он убедился. Самые интересные идеи приходят во время таких вот "пауз".
Вся жизнь минарса подчинялась одной цели: он мечтал к тридцати пяти годам занять пост диригенса. Тогда бы он опекал избранных им учеников, планировал дальнейшие действия воинов Света, видел ареопагита... Мечты простирались и дальше. Не все, что происходило в Храме, его устраивало, и втайне он грезил о дальнейшем поприще. Создать круг доверенных лиц, изменить устои Храма. Узнать наконец кто та таинственная личность, что управляла ими, и, может быть... Кто знает? Маг набрался смелости и сформулировал про себя, то, что давно уже бродило в мыслях: может, он свергнет загадочного ареопагита, не считавшего нужным даже встречаться с подданными, и сам займет это место.
Служа в Храме в качестве посвященного минарса больше десяти лет, Загфуран с каждым днем все больше и больше верил в собственное предназначение. Он не случайно прошел суровую школу в детстве. Не случайно его заметили и избрали в минарсы. Он понимал многое из того, что не осознавали даже диригенсы. Они до сих пор спорили о том, что добро и что зло, трудно принимали решение об уничтожении какого-то народа. Проходили месяцы и годы, пока собирались материалы, затем проводили показательный суд, где каждый мог выступить в качестве адвоката или обвинителя, а решалась участь племен судом присяжных, причем не одним десятком людей, а всеми диригенсами. И пока они колебались и сомневались, твари расползались по другим мирам, погибали люди — самая совершенная раса, созданная Эль-Элионом. Немногие, как Загфуран, отчетливо понимали, что добро обязано быть с кулаками. Если уничтожение грозит хотя бы одному, пусть никчемному человеку, или, как сказал один Творец, всего лишь вызывает слезу у ребенка, — тогда не стоит колебаться, истребляя не только одну народность, но целые миры. Слава Эль-Элиону, миров развелось столько, что одним больше, одним меньше...
Из тех, кто соглашался с Загфураном относительно радикальных мер, не все имели мужество высказать свою позицию диригенсам. Поэтому минарс считал, что именно ему предстоит что-то изменить в Храме. Стать диригенсом, продвинуть сторонников на ведущие посты, а потом...
"А потом, будет потом, — усмехнулся маг в себе. — Сейчас главное найти Эрвина. А для этого найти зеркала Управителя или дом Управителя. И то и другое должно быть в Энгарне".
О зеркалах он много размышлял. Эрвин создал их на заре бытия Гошты и, кажется, создал неосознанно. Они остались как символ зримого присутствия Творца на планете. Через них любой мог поговорить с ним. "Почти любой, — вздохнул минарс. — Если завладеешь зеркалами силой, они "умрут" и вновь зародятся в другом виде и в другом месте. Поэтому и не добрался до них Бадиол-Джамал. Найти нашел, а вот уговорить владельца отдать не смог. И тот скрылся, а мне теперь все это расхлебывать..."
О доме Управителя информации собрали меньше. Узнали только, что есть некое место, существующее одновременно в двух мирах: на Гоште и в том мире, где скрывался Эрвин. Если бы он попал туда, тоже легко бы вычислил, где скрывается Творец Гошты. Что будет дальше, Загфурана не заботило. Пусть ареопагит разбирается с упрямцем. Дело минарса — подчинить Гошту Храму Света.
Лес поредел, лучи солнца заиграли на лице Загфурана. Он удовлетворенно поднял лицо к небу. Покой Эль-Элиона снизошел на него. Как никогда верилось, что все получится.
Недалеко от города маг задержался, чтобы переодеться. Походное облачение минарса — серый плащ с глубоким капюшоном — положил в заплечную сумку, оставшись в белом льняном балахоне, который приготовил еще в Кашшафе. На груди поблескивал медью овальный медальон с образом странника, опирающегося на посох. Длинные русые волосы и густая борода в купе с голубыми глазами делали Загфурана похожим на каждого второго мужчину-энгарнца, а светлое одеяние выдавало в нем странствующего священника. Разве только высокомерный взгляд мог выдать — маг любил разговаривать, подняв подбородок и прикрыв веки. Но с этим он постарается справиться.
Когда Загфуран сталкивался со священниками Гошты, его разбирал смех. В искусстве общения с Эль-Элионом, они утеряли даже те крохи, что имели, но еще больше кичились своим положением. В Энгарне сыновья богатых граждан получали образование в школе священников, и один из пятидесяти получал звание служителя церкви и небольшой приход. Предел мечтаний у младшего священника — перебраться в большой город или богатый замок, чтобы совершать служение там. Стоило ли упоминать, что размер их дохода прямо зависел от количества прихожан. Годам к пятидесяти они получали заветное место и... успокаивались от трудов. По их мнению, свое они уже отработали, а теперь потеть должны были другие. Не сказать, что служба в церкви отнимала так уж много сил. Священник совершал утренние и вечерние молебны, а также в день отдыха и по праздничным дням говорил проповеди. Но и этого престарелые духовники делать не хотели, стараясь всеми возможными способами увильнуть от "обременительных" обязанностей. Они либо перекладывали их на дьяконов церкви — большинство из них происходило из так называемых черных монахов — или на странствующих проповедников — особое братство, стихийно возникшее лет тридцать назад, когда группа священников отказалась привязывать себя к одному месту. Странствующие проповедники давали обет безбрачия, который для белого духовенства являлся необязательным. Время от времени Верховный священник, глава Истинной церкви Эль-Элиона, собирал Высокий или Большой совет и делал внушение, обязуя духовников исполнять свои обязанности. Проводились показательные взыскания с непокорных, но это не производило ожидаемого рвения. Конечно, не все священники были такими, но по подсчетам мага — подавляющее большинство.
В первое пребывание в Сальмане Загфуран посетил и храм, и монастырь. Монастырь оказался довольно консервативным, а вот старший священник с радостью предоставлял другим право совершать молитвы и читать проповеди. Именно на это и рассчитывал маг.
Он взял повод лошади в левую руку, правой оперся на посох и направился к городу. "Волки" у ворот при виде странствующего проповедника почтительно склонились. Маг доброжелательно улыбнулся им и, отпустив повод, поднял открытую ладонь, чтобы благословить их. Нет, не случайно он выбрал именно этот наряд. Никого в Энгарне не уважали так, как странствующих проповедников.
По городу Загфуран шел не спеша, чтобы как можно больше людей заметили его. Вскоре к нему навстречу стали выбегать женщины с детьми. Кидались почти в ноги:
— Отец, благослови!
Он охотно благословлял и прибавлял попутно:
— Позови в храм всех, кого встретишь, дочь моя, — некоторые из этих женщин были старше, но сан есть сан. — Перед вечерней молитвой я буду беседовать с вами.
