1. Полнолуние: закон стаи

Полнолуние: закон стаи

Роман

Посвящается моей маме. Ты мой ангел-хранитель!

Сердечно благодарю

Азу Фрид (Ольгу Донец) http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=7189 — ее мастер-класс вдохновил меня закончить этот роман;

Сашу Кречет http://zhurnal.lib.ru/k/krechet_s — она помогла мне увидеть героя новыми глазами;

Эрвенга Лукаса (Клицакова Юлиана) http://zhurnal.lib.ru/e/erweng_l — он вычитал и поправил корявый текст, здорово, что есть такие рецензенты.

Часть 1

Путь на Запад

Рыжие горы, владения графа Иецера

— Ничего, прорвемся! — процедил он сквозь зубы, перевязывая рану на плече.

— И не из таких передряг выбирались.

Он затянул края ткани так сильно, как мог: надо было остановить кровотечение, а затем добраться до сигнальной башни. Она ведь рядом, сигнальная башня. Не далее как вчера он с капитаном Шрамом выпил там за здоровье господина Полада. Чистейшей воды озорство, которое солдаты энгарнской армии, прозванные "волками", давно должны бы забыть. Но это стало их традицией, ритуалом, высшей степенью доверия: выпить не за здоровье королевы, а за здоровье ее телохранителя, прикормившего "волков". И выпить не васага — сладенького пойла для детишек, хоть и дорогого, а самого что ни на есть лейнского, крепленого. За злоупотребление которым запросто можно место потерять, потому что пьяниц в войсках Полада не жалуют. Да оно и правильно. Пьяни здесь не место, потому что не в щалеф они здесь играют.

Он попробовал подняться и неудачно шевельнул рукой — в глазах потемнело от боли. Он постоял немного, пережидая. Сейчас бы этого самого вина, да с травами, которые заставят рану онеметь... Да поспать часок другой, не думая, что по следу идет враг...

Что-то размечтался он, это от потери крови голова кружится. А ему надо до сигнальной башни добраться. Он сейчас как сучок в глазу — кто мимо ни проедет, всяк неладное заподозрит. Будь он в деревне или на ярмарке городской, никому бы в голову не пришло, что этот виллан в холщовой рубахе и широких штанах — тайный гонец Полада. Но здесь, у самых гор, в лесу да еще с этой раной на плече... Хорошо если на своих наткнется, а если на какого-нибудь аристократишку, так тот, пожалуй, прикажет пристрелить из далека. На всякий случай: вдруг разбойник? А уж если нагонят те, с кем он сегодня утром столкнулся... А они должны его искать. Не дураки же они. И вряд ли они были одни. Иначе не пропало бы тут два гонца до него. Нет, что-то серьезное здесь творится. Узнать бы точно, но слишком уж его зацепило. Непонятно: то ли враг в лесу прячется, то ли действительно замок Иецер захватили. А последнее очень, очень плохо. Там ведь две сотни "волков" было...

Он всмотрелся в простиравшееся за редкой полоской леса поле, но в глазах по-прежнему плыло. Плохо дело. Очень плохо. Лошадку бы сюда...

...Он ехал по узкой лесной дороге. Ничего особенного — крестьянский парень, русоголовый и бородатый, каких сотни на дорогах Энгарна. Возвращается с ярмарки. Везет долг господину графу. Еще с прошлой весны задолжал. Солнышко светило просто уморительно. Попадись какое озерцо недалеко, пожалуй, и искупался бы.

И вдруг — "волки". Улыбаются, вопросы задают. А он вместо того чтобы показать серебряный знак да нужную фразу произнести, чтобы сразу его к капитану проводили, нутром, желудком прямо почувствовал, что фальшивые они. Не "волки" вовсе. Надели кожаные жилеты да шляпы и уж думают их отличить нельзя. Только вот кто? Граф Иецер восстал или еще что похуже? Ему бы, дураку, поулыбаться бы, да обратно повернуть. Рассказать Шраму, что происходит, да не солидно как-то. Не скажешь же, что тебе желудок об опасности прокричал. Доказательства нужны. Для этого его и отправили.

Он еще мучился сомнениями, отмечая попутно спрятавшихся на деревьях лучников, когда фальшивые сами ему помогли. Решили пограбить простачка, до чего "волки" никогда бы не опустились, если бы не захотели бесславно окончить свою жизнь в мучениях. Попадись им действительно виллан, пропал бы парень ни за что. Если бы не пропал, так по всей округе бы разнес, что совсем оборзела солдатня средь бела дня грабит почище разбойников. Но пока один тянулся к нему, чтобы сбросить с седла, он успел снять обоих с дерева, метнув коротенькие ножи, больше похожие на шило. А затем — одному сапогом по морде, другому мечом изящным росчерком еще одну улыбку на шее нарисовал... Только вот лучников трое было, и стрелы у него непростые были, а смазаны чем-то. Поэтому и лошадь сдохла довольно быстро. И у него кровь так и хлещет. Дважды уже перевязывал. Впрочем, если бы не хлестала, глядишь, сдох бы тоже. А он еще с юлук прошел, найдя все же речушку и обойдя по широкой дуге замок. Пусть он лучника достал все же, но когда-то найдут этот дозор перерезанным и будут его искать. Непременно будут. Без магии тут никак не обошлось...

Он снова тряхнул головой и вгляделся в редкий кустарник. Вроде бы нет никого, но отчего плющит его? Отчего желудок опять наружу просится, крича об опасности? Откуда опасность?

Будто кто-то дохнул в затылок холодом, и он оглянулся, так быстро, как мог. Ничего. Только серый туман клубится недалеко. Противный. Ни разу он такой не видел. Плотный, и будто щупальца выбрасывает, за землю цепляется, отхватывая от нее локоть за локтем. Будто чудовище какое-то ползет, а не туман. Нет, ему точно от яда плохо. Если людей рядом нет, так, пожалуй, идти надо, если он еще надеется до своих добраться, потому что с каждым мгновением шансов у него все меньше остается. Вот, может, туманом этим и воспользоваться? Спрятаться в него, благо он в нужную сторону ползет.

Мысль понравилась. Тем более что для ее исполнения не надо было никуда двигаться, а лишь ждать, когда темно-серое щупальце доползет до него, укроет с головой.

Он почувствовал неладное, едва ноги погрузились в плотный дым, будто в болотную жижу. Неправильный это туман, он ведь сразу это почуял: слишком плотный, неестественно серый, липкий, будто живой. Он рванулся, надеясь вырваться из его холодных объятий, но его уже накрыло с головой, утянуло в глубину, промозглую и отвратительную.

Сопротивление было бессмысленно. Туман не просто залеплял глаза и нос, он забирался внутрь, прорастал в сердце, выпивал до капли все желания, заполняя образовавшуюся пустоту необъяснимым ужасом. Он еще дернулся пару раз, пытаясь сбросить с себя это наваждение, а потом заорал, упал на камни в припадке, будто тысячи злых духов терзали его. Колотился о камни, пока не понял, что это бесполезно. Есть только один способ, чтобы избавиться от этого ужаса. Он полз по земле, цепляясь за корни деревьев, стволы, ветви и бился, бился головой обо все, разбивая ее в кровь. Но все было бесполезно, и он полз дальше, безумными, вытаращенными от страха глазами, залитыми кровью из рассеченного лба, ища то, что может ему помочь. И наконец нашел. Острый камень, на берегу ручья. Вот оно избавление. Прицелившись, он с нечеловеческим воплем, приложился об него виском и уронил голову в воду.

26 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты,

Западный тракт в шавре пути

от Жанхота, столицы Энгарна

Ялмари почувствовал их раньше, чем увидел. Ночной ветер донес из леса запах чеснока, и вряд ли кто-то приготовил там позднюю трапезу. Трапеза была до того, как эти люди отправились в лес. Воображение живо дорисовало картину: простой дом, вмещающий человек десять, грубо сколоченный стол и скамьи, люди в разномастной одежде: кто в рубахе виллана, кто в солдатском дублете. Мясо, обильно сдобренное чесночным соусом — такой лучше всего заглушает неприятный вкус — оно ведь уже начало подгнивать. Парень скептически вздохнул и придержал лошадь: "Как с такими ароматами разбойникам удается устроить внезапное нападение? Объехать другой дорогой?.. — помедлив, все же направил лошадь в лес. — Надо проверить, случайно они оказались здесь или нет".

Свернув с тракта, конь не издал протестующего ржания, лишь замедлил шаг, осторожно переступая в темноте через корни. За каких-то десять лет Полад добился того, чтобы по крайней мере в королевских конюшнях стояли лучшие кони: быстрые, выносливые, слушающиеся легкого прикосновения. Впрочем, зная методы этого человека, не стоило удивляться такому успеху.

Попав в лес, Ялмари словно оказался в подземном царстве. Свет необыкновенно яркой розовой луны сюда пробраться не мог — слишком тесно стояли деревья, слишком плотно сплелись в вышине их ветви. Теперь вокруг была лишь чернота ночи и чернильно-черные стволы деревьев. Даже животному нелегко ориентироваться здесь. Он ободряюще потрепал холку лошади.

— Потерпи, — шепнул еле слышно. — Надо подобраться незаметно.

С тракта сначала послышался неясный шум, а затем он различил крики:

— Убери от нее руки! — в голосе больше отчаяния, чем требования, явно дела плохи. — Убери руки, я сказал.

— Это я тебе сказал, гнида. Сядь и заткнись, пока тебе рот лошадиным дерьмом не залепили.

— Вам же нужен выкуп? Мы заплатим выкуп, только...

— Конечно, заплатишь. Только с собой-то у тебя денег нет, верно? Вот и поедешь их собирать. А пока мы ждем, попользуем твою жену, чтобы ты поторопился. Или ей зазорно обслужить солдата? — раздался пьяный смех следом звук удара, женский крик.

Пора сворачивать к тракту. Лошадка такому решению обрадовалась, хотя по-прежнему ничем себя не выдала. Славная животинка.

Еще немного, и между поредевшими деревьями Ялмари разглядел карету с распахнутыми дверями. В бледно-розовом свете луны она виднелась как на ладони. А где же любители чесночного соуса?.. Пришлось тронуть бока лошади, чтобы она сделала еще пару шагов. Слышно-то их хорошо, но видеть тоже не помешало бы.

Наконец он нашел удобное место для обзора и потянул из-за спины лук. Правда стрелять не торопился. Надо еще разобраться, что к чему. Разбойников было пятеро. Двое из них напоминали вилланов: холщевые рубахи до колен, широкие штаны да кожаная обувка с деревянной подошвой. Вот только подпоясались широкими ремнями вместо бечевки. На поясе — примитивные ножны из дерева. Они споро снимали с кареты сундуки. Распоряжался ими, то покрикивая, то раздавая подзатыльники третий, одетый побогаче.

Четвертый чуть поодаль прижал к земле женщину, закинув ей руки за голову, а коленом раздвигая ноги. Кажется, он был единственный солдат среди них. По крайней мере кожаный жилет, отдаленно напоминавший униформу "волков", был только у него.

— Нет, пожалуйста, не надо!..

Этот жалкий лепет вряд ли мог разжалобить разбойника, кажется, он наоборот его раззадорил. Зато в груди Ялмари разлился странный холод. Он медленно наложил стрелу на тетиву. Благо лошадь теперь замерла как вкопанная. Хорошая, очень хорошая лошадка ему досталась.

Но он все еще медлил с выстрелом — пятый разбойник был скрыт каретой и очень хотелось бы знать, кто же главарь в этом отряде: насильник или тот, пятый. Да и он, ведь поначалу слышал мужской голос. Муж женщины или верный слуга? Если бы он показался Ялмари, было бы проще все рассчитать.

— Оставьте ее! — еще одна отчаянная попытка.

"Ну? Где же ты?"

Судорожный рык, звук короткой стычки, а потом к насильнику метнулась фигура в камзоле. Это была отчаянная, но бесполезная попытка. Пятый, вынырнувший наконец из-за кареты, резким движением стукнул пленника гардой по голове. Мужчина ничком упал на землю. Женщина отчаянно заголосила.

— Фаллу, придурок, хорош играться, — приказал пятый, глядя на скорчившееся у его ног тело. — Бросай ее на лошадь, потом позабавимся, — "Главарь", — определил Ялмари, оценивая дублет, со стальными полосами на груди. — Быстро помоги с вещами и убираемся. Того и гляди "волки" нагрянут...

"Хорошая мысль", — усмехнулся Ялмари, оттягивая тетиву.

— Я быстро, — прохрипел Фаллу, не торопясь исполнить приказ. — Перестань вырываться, с..., а то пришибу! — он занес руку для удара.

Ялмари с сожалением сдвинул лук левее и выстрелил ему в шею, но в тот же момент жена графа дернулась, пытаясь сбросить с себя разбойника, и стрела вонзилась в плечо, мужик вскрикнул и оглянулся — второе острие воткнулось в глазницу, он медленно завалился на спину.

— За карету мигом! — раздался окрик главаря.

"Быстро соображает, — скрипнул зубами Ялмари. — Надо было стрелять в него..."

Благо до остальных не сразу дошло, что происходит, даже после окрика. Они еще оглядывались недоуменно, он выстрелил одному в шею, другому сердце. Только третий успел спрятаться.

Женщина, всхлипывая, оттолкнула тело насильника и поползла к мужу. Ялмари старался не обращать на них внимание, вслушиваясь в перебранку разбойников. Один испуганно скулил, главарь что-то резко ему втолковывал.

Ялмари выжидал. Лошади разбойников тревожно переступали копытами недалеко от него. Парочке непременно придется выбраться из укрытия, неважно, захотят они сбежать или поймать его.

У кареты раздался легкий шорох. Ялмари выпустил несколько стрел одну за другой, но убил лишь "виллана". Услышав удар плетью и жалобное ржание, с опозданием сообразил, что одна разбойничья лошадь осталась за каретой. Пришпорил коня, выскакивая на тракт, но задержать главаря не успел: разбойник исчез в лесу. Ялмари разочарованно прицокнул, а потом направился к ночным путешественникам.

Он надвинул шляпу на глаза, спрыгнул с лошади. Пленники уже немного пришли в себя и медленно поднялись ему навстречу. Мужчина нежно поддерживал жену, прижимая ее к себе.

"Муж, — оценил Ялмари. — И уже не молод. Под пятьдесят точно". Подойдя ближе, склонил голову, коснулся кончиками пальцев шляпы:

— Добрый... кхм... вечер! — "Нашел же как поприветствовать!", — отругал он себя и поспешил представиться. — Ялмари Онер, королевский лесник. С кем имею честь?

Мужчина отер кровь с губы, прищурился, оглядывая странно одетого незнакомца: длинные брюки, заправленные в сапоги, приталенная кожаная куртка, не доходящая до колена. В глазах читалось сомнение: слишком уж неподобающе одет королевский лесник, и Ялмари был с ним полностью согласен. Разговоры о моде мужчина все же решил отложить на потом, и с достоинство произнес:

— Граф ми Цагуц, — сделал паузу, ожидая, не вызовет ли зубоскальства эта приставка "ми", обозначающая графа, не имеющего ничего кроме титула. Насмешки не заметил, поэтому продолжил. — Сердечно благодарю за своевременное вмешательство, сударь. Мы с женой ехали в Жанхот и вот, когда оставалось совсем немного...

— Простите, что прерываю, господин Цагуц, — вклинился Ялмари в нервное бормотание, — но мы все еще в опасности. Я упустил одного из разбойников, и он может вернуться с подмогой.

— Да? — искренно удивился граф. — Мне показалось, вы здорово его напугали.

— Не стоит на это рассчитывать, — возразил Ялмари. — Возможно, у нас нет и получаса. Где ваш кучер?

Граф смутился. Глядя в сторону, заговорил тише.

— Мы наняли его в городе. Он казался вполне порядочным, но едва мы заехали подальше в лес, как он...

— Вы сможете управлять каретой? — бестактно прервал его Ялмари, опасаясь, что этот рассказ затянется.

— Вероятно, да, — граф прислонился к карете, чтобы не потерять равновесие: женщина уже буквально повисла на нем. — Мне приходилось...

— Тогда давайте развернем ее, — распорядился Ялмари, снова прерывая многословие. Граф явно еще не пришел в себя. "Его хорошо по затылку приложили, — напомнил себе лесник, — хорошо, что вообще на ногах стоит". Увидев, что Цагуц не торопится, Ялмари взглянул на него пристальней. — Голова вас не беспокоит? Может, перевязать?

— Нет... не сейчас... Сейчас я...

— Тогда посадите графиню внутрь и помогите развернуть карету.

Лесник решительно направился к беспокойно всхрапывающим лошадям.

— Но... как же...? — изумился Цагуц. — Нам надо в Жанхот, а вы...

— До Жанхота только к утру доберемся, — терпеливо объяснил Ялмари.

— До сигнальной башни — за полчаса с четвертью. Если хотим выжить — надо ехать туда. Может, разбойники не сразу поймут, куда мы направились, тогда у нас будет еще немного времени. И посадите, наконец, жену внутрь — она еле стоит.

Цагуц спохватился, помог графине забраться в карету, укутал ее каким-то покрывалом и закрыл дверцу. Взглядом, полным сожаления, окинул разбросанные по земле вещи, а потом присоединился к леснику. Общими усилиями они развернули лошадей. Ялмари порадовался, что не задержались из-за вещей: у графа хватило ума правильно оценить опасность. Цагуц сел на козлы, и хлестнул лошадей. Он правил уверенно, видно было, что занимается этим не в первый раз. Скорее всего, кучера наняли лишь для того, чтобы торжественно въехать в столицу, — и совершили ошибку.

Ялмари поехал рядом.

— Разве должность королевского лесника давно отменили? — задумчиво поинтересовался граф. — Кроме того, мне кажется, вы слишком молоды, чтобы занимать это место, — продолжил он спокойно, давая понять, что ни в чем не обвиняет и не подозревает спасителя, просто констатирует факт.

— Я служу недавно, — пояснил Ялмари. — Оберегаю лес, примыкающий к королевскому дворцу, от браконьеров. Ее величество сочла, что я способен это делать, несмотря на то что слишком молод, — он легко усмехнулся.

— Сама королева? — поразился граф.

— Да, — подтвердил Ялмари.

Мимо проплывала темная стена леса. Цагуц еще раз взмахнул кнутом. Припомнив о пропавших вещах, пробурчал себе под нос.

— С нас берут дорожный налог, содержат за наш счет огромное количество солдат в сигнальных башнях, а по тракту невозможно проехать, чтобы не наткнуться на разбойников. За что с нас берут деньги в таком случае?

— Может, за то, чтобы дорогу не развозило во время дождя? — предположил лесник, стараясь скрыть иронию. — Почему вы не переночевали в сигнальной башне? Это разумней, чем пускаться в путь ночью.

Цагуц фыркнул. С каждым мгновением он становился смелее. Недавно пережитый ужас уже вспоминался как досадное недоразумение.

— Вы полагаете, провести ночь среди "волков" лучше, чем попасться разбойникам? — Ялмари недоуменно хмыкнул, но граф, кажется, этого не расслышал, невозмутимо продолжил: — Я бы сказал свое мнение, но лучше не буду. Говорить на эту тему небезопасно.

— Приравнивать "волков" к разбойникам тоже, — бросил лесник, оглядываясь.

— Безусловно! — мгновенно вспыхнул граф. — И тем не менее... Вы прекрасно осведомлены о том, что творится в Энгарне. И не можете не признать, что я прав.

— Поговорим об этом позже, — уклонился от спора Ялмари.

Цагуц хлестнул лошадей, они побежали резвее. Вскоре лес закончился, и перед ними раскинулась ночная степь, залитая розовым светом луны. Впереди светилась огнями сигнальная башня — кажется, до нее рукой подать, а на самом деле ехать еще около получаса. Ялмари вновь оглянулся. На тракте показались темные силуэты всадников. Ну чтобы ему хоть раз ошибиться! Нет, же, как сказал так и получилось: разбойники решили отомстить за мертвых товарищей.

— Граф, — Ялмари вновь заговорил уверенно и четко. — Скачите в башню так быстро, как сможете.

— Сколько их? — ми Цагуц на этот раз тут же все понял.

— Думаете, я их считал? — не удержался от сарказма лесник.

— Вы не справитесь один, — заявил дворянин. — Я...

— Граф, переживайте не обо мне, а о своей жене. Чем быстрее вы доберетесь до башни, тем быстрее мне на помощь придет отряд "волков". Скачите.

Резкий тон тому виной или доводы показались убедительными, но граф перестал спорить и молча прошелся кнутом по спинам лошадей.

— До встречи, граф, — оскалился Ялмари и натянул удила.

Теперь можно было и посчитать преследователей. Семь... девять. Лук будто сам скользнул в руку, стрела уютно устроилась в желобке и тут же сорвалась в полет. Всех перестрелять он не успеет, но хоть кого-то...

За неделю до этого

Илкер гуляла по облакам. Прямо в платье горничной и башмаках из грубой кожи. Все было как обычно: волнистые волосы никак не желали лежать в прическе, то и дело приходилось их заправлять, чтобы не мешали. Левый башмак немного натирал, хотелось снять его и пройтись босиком, но ведь тогда ее могут уволить. Кому нужна горничная, которая ведет себя словно деревенская юродивая или какая-нибудь бродяжка? Поэтому надо терпеть, пока госпожа не ляжет спать, чтобы дать отдых ногам. Может, со следующего жалования удастся купить более удобную обувку? Илкер занимали самые обычные мысли, пока облако не окутало ее ноги, так что они онемели. Только тогда она и задумалась о том, где очутилась и куда направляется.

Девушка недоуменно всмотрелась вдаль, затем обернулась, но куда бы ни упал ее взгляд, повсюду была только бескрайняя синь да белые облака, похожие на сливочный крем. А ноги немели все больше, так что она уже не чувствовала пальцев. Резкий крик ворона раздался, кажется, над самым ухом, так что Илкер вздрогнула от неожиданности и... упала. Она летела к земле, зажмурившись от страха и все ждала, когда же ее швырнет о землю.

Удар получился болезненным, но не смертельным, как она ожидала. Илкер открыла глаза и оглянулась.

— "Бывают сны от забот..." — проворчала она слова из проповеди, садясь на траву. — Надо записать себе на заметку, что бывают сны и от слишком долгого отдыха.

Она поднялась и тут же вскрикнул от боли: ноги действительно онемели от долгого сидения. Сколько она в лесу? Почти с полудня. Как только госпожа уехала из дворца в пригородное поместье, так и она решила устроить себе выходной. И конечно, отправилась в лес, потому что лучшего места для отдыха для нее не было.

Тетя за это в шутку называла ее ведьмой, но Илкер не обращала внимания на подобные выпады. Любить и понимать лес ее научил отец, а он всегда будет значить для нее больше, чем любой другой родственник. В один миг пронеслась перед ней яркая картинка...

Солнечный день, они с отцом уходят все дальше, тропинка под ногами становится тоньше, почти исчезает, а деревья наоборот подступают плотнее, загораживая солнце, превращая полдень в сумерки. В сердце закрадывается страх, а отец — такой красивый в новом, сером с зелеными вставками колете, тут же чувствует это.

— Это твой лес, Илкер. Не бойся его.

Она проглотила ком в горле. Уже два года как нет отца. Прогулки в лесу недалеко от столицы, чем-то неуловимо напоминающем дубраву Меары, — все, что у нее осталось.

— Погрусти у меня еще, — пригрозила она себе и заставила улыбнуться. — Маме бы это не понравилось!

Да, еще у нее остались вот эти присказки. "Что бы сказала мама? Как бы посмотрел на это отец?"

Покалывание в ногах наконец прекратилось, Илкер взглянула на небо и ахнула: она проспала почти до заката. Еще полчаса с четвертью — и солнце сядет. Тогда лес уже не будет так дружелюбен. Подхватив юбки, она вприпрыжку помчалась по тропинке. Ей бы только на тракт выбраться, а там наверняка будет светлее, и она успеет добраться до дворца, до того как ворота закроют.

Она бежала, лишь на мгновение останавливаясь у развилок, чтобы выбрать нужное направление. Запоминать дорогу ее тоже научил отец, так же как не бояться звуков леса. Но она всегда была здесь днем. Даже с отцом они возвращались в замок задолго до сумерек. Ночной лес казался чужим и пугающим. А в той глуши, в которую она сегодня забралась, он уже почти превратился в ночной. Даже дорогу она разбирала с трудом. Поэтому приходилось себя уговаривать, шепча под нос, сквозь прерывистое дыхание.

— Это был... ворон. Подумаешь, ворон... Ты что, воронов не видела?.. — и тут же сердце пропускало удар от другого крика, похожего на вопль боли. — А это сова... — успокаивала она себя. — Ты же знаешь, что сова именно так и кричит, — по правде говоря, она не знала, но надо же было чем-то сказать. Тут раздавался скрип, шум ветвей, и она торопливо бормотала: — Дерево, всего лишь старое дерево! — и остановившись у очередного ответвления, с неясной мольбой: — Что же так быстро темнеет?

Она бежала уже около четверти часа, а до тракта все еще было не близко. Угораздило же ее забраться так далеко.

— Озеро она нашла! Лесного озера она не видела, — ругала себя девушка. Звук собственного голоса придавал капельку уверенности. — Ладно, не видела. Но зачем было сидеть там так долго, что даже уснула? Вот останешься ночевать в лесу — надолго прогулку запомнишь.

Она споткнулась и полетела кувырком, в последний момент едва успев прикрыть лицо, чтобы не расквасить нос о ствол дерева. Шипя от боли, села на землю. Растирая ушибленную руку и ногу, снова ругала себя.

— Так тебе и надо. Будешь ходить с синяками. Чтобы надолго запомнить, что ночью в лесу не побегаешь. Раньше надо выбираться!

Но ночь еще не наступила. Это густые ветви скрывали лучи уходящего солнца. На тракте наверняка еще светло, но здесь совершенно точно нужно идти медленней, иначе можно и ногу сломать. Сколько она тут помощи будет ждать? Ходит ли вообще по этим тропинкам кто-нибудь, кроме зверей?

Эта мысль снова окатила страхом. Вдруг показалось, что из темной глубины леса следят за ней чьи-то глаза. Илкер передернула плечами и отвернулась, заставляя себя смотреть только на дорогу. Она поднялась, слегка отряхнула платье и быстрым шагом отправилась дальше, внимательно глядя под ноги.

— Успею, — убеждала она себя. — За четверть часа я непременно успею выбраться и еще до сумерек буду во дворце.

Но теперь странное ощущение не покидало ее: казалось, где-то за деревьями скользит легка тень, следует за ней, не решаясь приблизиться. Девушка понимала, что, скорее всего, это ее богатое воображение создало таинственного зверя. Будь у нее факел... или чуть больше смелости, она быстро бы убедилась, что ничего кроме деревьев там нет. Но такие уговоры не помогали, и тогда она сказала себе, как раньше:

— Это... — и умолкла, не решаясь произнести то, что первое пришло на ум, — волк.

Она шла в перед, глядя на землю перед собой, а в голове уже скакали мысли: может ли в этой части леса встретиться волк? И если это действительно волк, может ли он причинить ей вред? Волки обычно нападают лишь на слабых, больных. Она слышала истории, что стоило оленю повернуться к волкам головой, они прекращали преследование, потому что это сигнал для стаи: он силен и готов сражаться. Стая нападает лишь со спины. Сможет ли она встать к нему лицом? И нападет ли он вообще на нее, ведь вроде бы волки преследуют людей лишь в лютые голодные зимы.

— Не волк! — вынесла она вердикт, но голос дрогнул. Пришлось повторить еще раз. — Это не волк. Там никого нет. Мне все только мерещится.

Слова немного помогли. А может, она просто устала бояться. Но девушка расправила плечи и смелее посмотрела на тропинку, чтобы тут же вновь задохнуться от страха. Перед ней была очередная развилка, только на этот раз она не помнила ни единой приметы, которая бы подсказала, куда свернуть дальше. Она лихорадочно осматривала стволы, ветви, но ни приметного дупла, ни куста орешника, ни криво выросшей поросли — ничего, что подсказало бы ей направление так и не обнаружила. А это означало только одно:

— Заблудилась! — выдохнула она. И схватилась рукой за дерево, чтобы не упасть. Худшего с ней просто не могло произойти. — Это тебе за гордыню, — бичевала она себя, прикрыв глаза. — Лес она любит. Понимает его. Дорогу запоминает. Вот переночуешь здесь, я на тебя посмотрю.

Как ни странно последние слова придали уверенности.

— Что бы сказала мама? — уверенно произнесла она вслух, а в памяти тут же возник ее образ.

Пышные светлые юбки, такие приятные на ощупь, потому что на них потрачен самый дорогой атлас — для мамы отец никогда не жалел денег. Ласковая улыбка, голос, полный заботы... "Ты заблудилась, но это нестрашно. Лес рядом с Жанхотом. Волки и другие хищники здесь не водятся, значит, жизни ничего не угрожает. Разбойники тоже не свирепствуют так близко от столицы. Кроме того, сейчас тепло. В крайнем случае ты заночуешь в лесу, а как только рассветет — пойдешь во дворец. Все равно твоя госпожа вернется завтра не раньше полудня".

Сердце стало биться ровнее, и сразу нашелся выход. Последнюю развилку Илкер помнила очень хорошо, там она совершенно точно выбрала правильную дорогу. А потом она упала. Потом ей померещилась серая тень. Наверно, задумалась и пропустила нужный поворот. Надо немного вернуться и верная тропинка обязательно отыщется.

Девушка пошла обратно, но уже шагов через двадцать перестала узнавать лес. То ли сумерки сыграли с ней такую злую шутку, то ли память ее подводила и в последние четверть часа она, вместо того чтобы идти к тракту, уходила все глубже в лес. Илкер сделала еще несколько шагов, снова присмотрелась к растущим неподалеку деревьям.

Вот дуб с расколотым у корней стволом, и она видит его впервые. Забыть его невозможно — очень уж приметный. В таком дупле можно всем горничным госпожи спрятаться. Илкер провела ладонью по шершавой коре и заглянула внутрь. Раз уж дорогу ей не найти, может, здесь и обосноваться на ночь? Кажется, ни один зверь еще не успел облюбовать его в качестве логова...

За спиной кто-то кашлянул. Девушка подпрыгнула от неожиданности и быстро развернулась, прижимаясь спиной к стволу, будто дуб мог защитить ее. На тропинке стоял мужчина. Шляпа с высокой тульей и широкими полями надвинута глубоко на глаза — где только нашел такую, уже лет тридцать как вышла из моды. Черная куртка длиной почти до колен, несмотря на лето, застегнута на все пуговицы. "Довольно мрачный тип, — подумала Илкер, успокаивая дыхание. — Весь в черном. Но он же один. Бояться нечего!" — подбадривала она себя на этот раз мысленно.

— Простите, сударыня. Я напугал вас, — голос молодой, уверенный.

— Немного, — согласилась девушка, справившись с дрожью: нельзя показывать свой испуг. Это как с волками: надо убедить, что сильная и готова драться. — Вы кто?

— Ялмари Онер, — представился он. — Лесник ее величества.

— Илкер Лаксме, — сообщила она в свою очередь. — Горничная фрейлины ее высочества, — и добавила, чтобы показать уверенность. — Никогда не слышала, что тут есть лесник.

Парень, кажется, смутился. По крайней мере склонил голову ниже.

— Я недавно... — и оборвал сам себя. — Мне показалось, вы заблудились.

— Я... в общем-то, да. А вы давно за мной наблюдаете? — она пыталась понять, стоит ли доверять незнакомцу.

— Не очень, — он качнул головой. — Помочь вам выйти на тракт?

Девушка мгновение помолчала.

— Да. Если вас не затруднит, — наконец решилась она. Не скажешь же ему в самом деле: "Нет, я предпочитаю заночевать в дупле". Если он злодей, то ее отказ ему не помешает. А если действительно лесник, значит, ей несказанно повезло, что он проходил мимо.

— Следуйте за мной, — парень двинулся по тропинке так спокойно и уверенно, что остатки подозрений развеялись. Почему-то Илкер казалось, что человек, замышляющий низость, будет вести себя иначе.

Девушка поспешила за ним. Он шел размеренно: не торопился, но и не медлил. В одной трости перед ней маячила черная спина. Тревога улеглась — уж с таким провожатым, как лесник, она точно доберется во дворец до заката. Вот только... "Все-таки в нем очень много странного, — размышляла она. — Хотя бы эта шляпа... Надо снять ее, когда знакомишься, а он не поздоровался, как положено..."

Задумавшись, Илкер перестала смотреть под ноги и, конечно, опять споткнулась. Громко ойкнув, присела, схватившись за ушибленную ногу. Онер не сделал ни одного шага навстречу, не подал ей руки. Стоя невдалеке, наблюдал, как она морщится. Наконец поинтересовался:

— У меня с собой небольшой факел... Может, зажечь?

— А сколько еще идти?

— Четверть часа.

Девушка нашла в себе силы выпрямиться. Покрутила ногой — кажется, вывиха нет.

— Не стоит. Это все из-за башмаков. Надо срочно купить новые, — лесник озадаченно молчал, и пришлось пояснить: — Простите, это я так неудачно пошутила. Я вижу дорогу, просто замечталась. Пойдемте.

Парень хмыкнул, кивнул с облегчением, и двинулся дальше.

Еще немного и деревья поредели. В лесу сразу посветлело. Выйдя на тракт, Илкер убедилась, что была права: еще не так поздно. Ворота закроют часа через полтора, не раньше.

— Благодарю вас, — девушка чуть присела в реверансе. — Это чудесно, что я вас встретила.

— Ну что вы, — лесник наконец снял шляпу. — Мне было... приятно.

"И с чего бы ты запнулся? — с ехидством полюбопытствовала она внутри себя, с трудом пряча улыбку. — Это же так здорово: спасти несчастную девушку из лап ночного леса. То бы давно дома сидел у камина с кружкой пива, а то по лесу гулял со мной. Красотища!"

Они стояли друг напротив друга. Илкер с любопытством рассматривала спасителя. Невысокий, молодой — около двадцати четырех лет и... чрезвычайно странный. Среди аристократии давно вошло в моду коротко стричь волосы и брить бороду и усы. Простой народ наоборот не стригся и не брился. Этот же лесник оказался где-то по середине: прическа как у аристократа, а на щеках красовалась заметная щетина. В целом лицо неприметное — ни худое, ни толстое. Единственное, что она не забудет, — это глаза. Острый взгляд исподлобья будто дыры в ней делал. Аккуратные черные дырочки размером с его зрачок. Девушка даже оглядела себя, чтобы убедиться, что это не так, и тут же занервничала.

"Дыры — это, конечно, глупость, но в том, что он внимательно меня рассматривает, сомневаться не приходится. А я после сумасшедшей прогулки наверняка похожа на чучело: спала на траве, два раза упала. Мне и в хорошие-то дни особенно блеснуть не чем: слишком тонкий нос, слишком большой рот. Лягушка!" Раньше ее подобное сравнение не огорчало — она видела, что бывает с красивыми горничными во дворце, а Илкер их участь не грозила. Но вдруг очень захотелось, чтобы парень сравнил ее с кем-нибудь другим. С птицей какой-нибудь. Пусть даже с совой, но только не с лягушкой. Девушка сомкнула пальцы за спиной и перекатилась с носка на пятку и обратно. Лесник молчал. "Сколько уже можно меня разглядывать?!"

— Я пойду? — неуверенно поинтересовалась она.

Брови лесника удивленно дрогнули, словно он ожидал чего угодно, только не этих слов.

— Ты недавно служишь во дворце? — спросил Онер, невпопад переходя на "ты".

— Почти месяц, — ответила она, решив, что, наверно, все же в наступающих сумерках ее неопрятное платье и неяркая внешность не так бросались в глаза, и она сумела понравиться. Поэтому парень спрашивает о всякой чепухе: не знает, как задержать ее еще немного.

"Темнота украшает лучше драгоценностей, — иронично заметила она. — Ты все-таки его покорила!"

— Ясно, — обронил он, и отчего-то показалось, что это ответ на ее внутренний монолог, а не на то, что она произнесла вслух. Тем более после этого он решительно завершил беседу: — До свидания, Илкер Лаксме, — и тут же ушел в лес, ни разу не обернувшись.

Девушка пожала плечами, глядя ему вслед, еще раз отметив про себя: "Очень странный лесник!"

Деревня недалеко от Биргера

Тартан распахнул дверь и постоял на пороге, не решаясь ступить в темноту на крыльцо. На случай, если за ним кто-то наблюдает, он небрежно потянулся, так что захрустели кости, шумно зевнул, а потом громко поскреб пузо, нависавшее над веревкой, поддерживающей широкие штаны. Долго всматривался, разглядывая плетень. Мерещится ему, или и вправду что-то шевелится там? Луна еще только всходила, а потому хорошо рассмотреть он не мог, особенно со свету. Его в избе хоть и мало, все же есть. А на улице хоть глаз лопни.

Эх, шереш его дернул спорить со странствующим проповедником. И ведь поспорил из одного только желания показаться умным. Вроде как, не всё дураки неграмотные по деревням живут, встречаются и образованные люди, даром что виллан да водовоз. А что водовоз? Просто Эль-Элион не дал ему сына. А с кем поле обрабатывать? Один он не справится, да и жена не большая помощница. А воду возить — дело нехитрое. Особливо если лошаденку хорошую купить на приданное женино, да присматривать за ней хорошо. Воду возить, и девка евойная сможет, чего тут сложного?

Он довольно оскалился мыслям, но тут внизу живота заныло, напомнив, зачем он, собственно, из дома нос высунул. Разозлившись на себя, он решительно прошел к плетню.

Наблюдают за ним, как же. Да кому он сдался, наблюдать за ним?

Только вот проповедник этот. Вроде милый такой парнишка. Голубоглазый, русоголовый. Небось тридцати еще нет. Другой бы поспорил с вилланом, потешил старика, да и пошел своей дорогой. А этот нет же! Злой оказался. Говорит: "Не желаешь свету служить — познаешь власть тьмы". Да чего же он не желает? Очень даже желает. Он же так просто... Для красного словца.

Тартан поправил штаны, с досады слишком туго затянул веревку, пришлось снова ее развязывать.

Он выругался вполголоса, нащупывая узел. Но тут же одернул себя: в такую ночь только шереша поминать. Глядишь, и явится. Если не сам, то помощнички его. Будто нарочно справа, в зарослях малины что-то зашуршало. Водовоз забыл о веревке и уставился туда, весь превратившись в слух. Но в кустах уже все стихло. Может, соседский кот был, а может, и просто ветер. Нельзя же каждого шороха пугаться. Что это с ним?

Пока Тартан оглядывался да рассуждал, показалась луна, и водовоз не удержался и снова выругался. Лучше бы она не всходила. Вместо обычного бледно-розового диска размером с медяк, над деревней повисло алое яблоко. Чисто в крови всю луну выкупали.

— Чтоб тебя шереш унес, — пожелал Тартан светилу и тут же отвел взгляд: смотреть на луну было очень уж неприятно. Она будто без слов говорила то же самое, что и парнишка-проповедник: "Познаешшшь влассссть тьмыыыы..." Именно так: с шипением, свистом и завыванием. — И тебя чтоб шереш забрал, — пожелал водовоз проповеднику беззвучно. — Чтоб не пугал честных людей.

Произнесенное проклятие приободрило. Он выпрямил спину, почесал седую щетину и окинул взглядом пустую улицу. Где-то на околице брехали собаки, но его пес не спешил им отвечать. Из будки не торчал даже нос.

— И на кой я тебя держу, дармоед? — беззлобно ругнулся Тартан и на него.

И тут будто холодом обдало его со спины. Он стоял у будки, спиной к луне и не мог пошевелиться от ужаса. Волосы на руках встали дыбом, сердце колотилось так, что грозило выскочить через горло. Он точно знал, что вовсе не летний ветер принес холод откуда-нибудь из глубины леса. Это та самая тьма шагнула ближе, застала его врасплох, пока он отвернулся. От нее не скрыться. Можно только замереть: авось минует, пройдет мимо, не захочет связываться с таким ничтожеством.

Мгновение, другое, и его отпустило. Тартан глубоко вздохнул, загоняя трепещущее сердце обратно в грудную клетку. А затем одним прыжком взлетел на ступени и, нырнув в сенник, прислонился спиной к двери. Вот так-то лучше. Так-то спокойнее. Дома светло, дома жена и дочка. Домой тьма не проберется. Он еще немного выждал, чтобы совсем успокоиться. Иначе жена заметит, что с ним что-то не так и снова начнет из него жилы тянуть. И так с месяц ему припоминать будут умничанье.

Толкнул дверь в хату и — не смог с собой справиться — рванулся к чадящей лампе, будто она горела возле входа во дворец Эль-Элиона. Жена, конечно, заметила это.

— Чего это ты? — недовольно буркнула она.

— А ничего! — тут же повысил он голос. Этот урок Тартан усвоил давно: женщина если слабинку почует, так с живого не слезет. И добро бы виноват был: медяк на приданое дочери отложенный пропил или еще что. Но тут он кругом прав и не позволит на себя голос повышать.

Жена, уловив его настроение, продолжила бурчать тише, так что он и слова разобрать не мог, но водовоз решил и этого не оставлять:

— Чего ты?! — грозно рыкнул он, и на этот раз жена огрызнулась:

— А ничего! Лампу, говорю, гаси, нечего масло жечь!

Лампу гасить было жаль. Вернее, не жаль, а страшно. Тартан точно знал: стоит исчезнуть этому огоньку и кровавые лунные щупальца заползут в окно. Зимой бы, может, и не заползли сквозь бумагу-то, а летом совсем ничего проемы не прикрывает. Просочатся, растекутся по стенам, столу, полу багровые подтеки. Доползут до них и...

Перед глазами мелькнула пасть с ослепительно белыми зубами, в которых застряли ошметки человеческой плоти. Зрелище было омерзительное и жуткое одновременно. Тартана аж пополам скрутило, и он порадовался, что ужин успел осесть где-то поглубже, а то бы он его сейчас на пол выблевал.

— Болеешь, что ль? — голос жены чуть смягчился.

— Да чего-то... — жалостливо начал он, но сочувствия не дождался.

— А чего ты хотел? — тут же злорадно подхватила жена. — И-эх! Старых дурак.

— Сама дура! — грозно взревел водовоз и опять на миг почувствовал себя лучше.

В ответ из соседней клетушки раздалось обиженное всхлипывание. Там спала дочурка. Двенадцать лет — невеста. К нему уже подходили, сватали. А чего? Девка крепкая, работящая. Приданое какое-никакое скопили. Только Тартан не торопился договор скреплять. Отдадут дочку — одни останутся с бабкой. Ничего, еще годик-другой поживет дома, успеет нанянькаться.

— И ты дура! — крикнул он в клетушку. — Нашла из-за чего рыдать! И проповедник ваш дурак. Не надо было его в деревню пускать. Шастают тут всякие. Я вот в сигнальную башню поеду завтра. Пусть они там еще выяснят, не фальшивый ли это проповедник. А то, может, лазутчик какой.

— Свет гаси, вояка ты хренов! — в сердцах воскликнула жена. — И ложись спать. До ветру ходил — чуть в штаны не наложил, а туда же: поедет он. А воду мы возить будем?

— И повозите! Не переломитесь! — Тартан погасил лампу и решительно направился к жене. Авось она за бравадой не разглядит, как ему худо. Так худо, что ни за что он не ляжет в темноте один. Только под бок к ней, чтобы чувствовать ее тепло, слышать ее сердце. Оно как-то тоже очень уж громко сегодня бьется. Да и дочка странно дышит, никогда он ее не слышал, а теперь слышит, отчетливо так: вдох — выдох.

— Доболтаешься ты у меня, — продолжал наигранно бушевать он. — Вот вожжи возьму да поучу тебя уму-разуму.

— Ага, учитель нашелся, — уже больше для острастки, чем от души, ответила жена. Побоялась, что он слишком близко и может-таки двинуть в ухо.

Хорошо еще не спросила, чего это он к ней полез, а не на полу постелил, как обычно. Наверно, и сама боится, да только не признаётся.

Наконец разговоры стихли. А вот стук в груди женщин и их ужасающе шумное дыхание остались. Тартан лежал под лоскутным одеялом и ничего не мог с собой поделать, неотрывно смотрел на окно, ожидая, когда же туда заползет луна. Она не заставила себя ждать. Проем налился алым, так что резало в глазах. Но на этот раз страха не появилось. Нарастала злость. Все было не так сегодня. Проповедник этот, пес, спрятавшийся в будку, шорохи странные, луна, будто кровь вместо света на землю льющая. Да еще девки его спать не дают. Сколько же можно?

— А потише нельзя? — хотел заорать на них Тартан, но вместо слов из груди вырвался злобный рык.

Он злился все больше и больше, пытаясь справиться с языком, выговорить слова, заставить их заткнуться, чтобы наконец наступила тишина, чтобы он выспаться мог, и его вдруг будто наизнанку вывернуло. Все тело горело огнем, но это даже было приятно. Слов так и не появилось, зато появилась странная сила, ловкость. Казалось, он с легкостью перемахнет через забор сейчас. Да что там забор — через сарай перемахнет и не заметит. Деревенского кузнеца запросто на обе лопатки уложит и тот даже не пикнет. Он сидел на кровати и смотрел на луну, которая мягкими волнами окатывала его, окрашивая в бурый цвет. Вот только край одеяла багряный. Вот ноги захватило. Вот грудь окрасило. Когда волна затопила глаза, сознание померкло, и Тартан уснул.

Сон был одновременно длинным и коротким, радостным и горьким. Бодрящим и ужасающим. Странный был сон. Черно-красный, как свет луны и тени, отбрасываемые деревьями. В сознании мелькали чьи-то лица, заборы, деревья, мясо, переломанные кости, дорога, луна, луна, луна... Он бегал, прыгал, катался по земле, визжал от восторга и выл от внезапно охватившей тоски, рычал от ярости, хватал воздух всем ртом, будто мог проглотить его, как кусок сыра, затем вгрызался во что-то мягкое, приятно солоноватое, свежее, ароматное, буквально тающее во рту, и снова бежал, прыгал и выл...

Проснулся так же резко, как и уснул. Открыл глаза и полежал немного, соображая, что же не так вокруг него.

"Луны нет, — сообразил он. — Наверно, рассвет скоро. А может, и шереш ее унес, как я и пожелал, — хихикнул Тартан. — Ну и славненько. Без нее как-то спокойнее".

Он перевернулся на бок, хотел притянуть к себе жену. Пока дочка спит крепко, самое время... Но ладонь прикоснулась к чему-то мокрому и густому, как свежий мед.

— Это еще что такое? — Тартан сел на постели, ничего в темноте не разглядел и поднес руку к лицу. Принюхался. Кровь? Не доверяя обонянию лизнул самым кончиком языка. Тут же сплюнул от омерзения.

— Шафара, — позвал он жалобно. — Доча!

Ему никто не ответил. Вихрем слетел он с кровати, схватил со стола лучину, полез в печку, чтобы за жечь ее. Дом был чужим и предательски нападал на него, то бросая что-то под ноги, то разливая на его пути те же холодно-липкие лужи, и Тартан не хотел, не позволял себя думать, что это за грязь вокруг. Вот сейчас он зажжет лампу и все станет прежним. Руки дрожали, огонь лучины никак не желала разгораться, заслонка у печи с грохотом упала, придавив палец, но водовоз даже не почувствовал, будто нога онемела.

Когда лампа наконец осветила комнату, он зажмурился и постоял так немного. Затем открыл глаза и снова зажмурился.

— Это сон, сон! — скулил он. По лицу текли слезы, он машинально смахивал их. Чуть приоткрывал веки и тут же снова плотно их прищуривал. — Вот же я и боли не чувствую! — уговаривал он себя, вспомнив о заслонке.

На мгновение задумался, а затем вцепился зубами в собственную руку. И заорал. Теперь он еще как чувствовал боль. Вытаращенными глазами он смотрел вокруг, а свет лампы словно прозрачный мотылек плясал по перевернутому столу, изломанной скамье, разорванному в клочья одеялу, битой посуде... И повсюду была кровь. Еще не застывшая, только начинавшая впитываться в тряпки и доски. Все было так, как в его сне: куски плоти, среди которых виднелись изломанные кости — крупные и тоненькие, почти как у кролика; черные тени и кровь. Сам он стоял посреди этого кошмара, абсолютно голый, весь измазанный кровью, так что она даже стекала с его подбородка.

Тартан больше не плакал. Он глупо улыбался, разглядывая собственное грязное, обрюзгшее тело. Затем коротко хохотнул и кулем свалился на пол в беспамятстве. Масло из разбившейся лампы тоненьким ручейком растеклось по полу, и тут же вспыхнуло веселым желтым пламенем.

26 юньйо, в трех шаврах от границы Энгарна.

Луч солнца пробрался сквозь дырявую крышу заброшенного сеновала и упал ей на лицо. Ранели зажмурилась. Просыпаться мучительно не хотелось. Девушка перевернулась на другой бок, темно-каштановые волосы упали на смуглое лицо, закрывая его от солнечного света.

Вчера она преодолела почти два шавра — не всякая лошадь выдержит такое напряжение и даже оборотню это трудно. Разве что нужда заставит, как ее например. Ранели покинула родной город на рассвете, незаметно пробралась мимо стражей, охраняющих покой лесных жителей. Примерно через юлук от границы Умара начиналась земля людей — Энгарн. Молодым девушкам здесь быть строго запрещено, да и замужние женщины появлялись редко. Чаще мужчины ходили, если нужно было продать излишки сыра и шерсти, травы или лечебные мази — это единственный уважительный повод для общения с людьми. Незачем лишний раз прикасаться к миру, который забыл об истинном поклонении Эль-Элиону.

До сих пор никто не осмеливался ослушаться закона стаи. Никто, кроме Ранели. Такой уж у нее характер — ничего не принимает на веру. Ей с детства внушали: "Люди злые, они не знают Бога, не соблюдают Его заповедей, их существование на земле плод нелепого недоразумения. Что стало бы с Гоштой, если бы не оборотни — единственные, кто сохранил истинную веру?" Ранели слушала и... сомневалась. Не она одна. Были те, кто возмущался несправедливым решением спрятать от них людей, но только она рискнула нарушить закон стаи и познакомиться с ними ближе. Не потому, что в стае ей не нравилось, но потому, что жаждала узнать о Гоште как можно больше, не просто послушать чьи-то рассказы, а самой посетить другие страны.

Два года назад она впервые покинула Умар, чтобы увидеть Энгарн. С тех пор Ранели бывала среди людей хотя бы раз в месяц. Она поняла, почему оборотни стараются держаться от них подальше: в большинстве своем люди лживы, надменны, ленивы или злы. И если бы не одна встреча, возможно, она никогда бы сюда не приходила...

Для того чтобы не вызывать подозрений у энгарнцев, Ранели надевала людскую одежду. Прятала ее на сеновале (с тех лет, когда Энгарн находился под властью Кашшафы, в лесу осталось немало заброшенных строений). Она притворялась деревенской девушкой, ищущей работу в городе. Таких юниц на дорогах встречалось немало.

Ранели еще немного поворочалась на покрывале, которое набросила на сено (иначе потом долго будешь приводить волосы в порядок). Спустя некоторое время поднялась, проверила спрятанную одежду. Все в порядке: чистая и затхлого запаха не появилось. Быстро сбросила традиционное для женщин-оборотней платье: темно-синее, свободно спадающее от груди. Немного полюбовалась обнаженным телом, вскинув руки вверх. Потом надела длинную холщовую рубашку, сверху темно-коричневое платье из грубой льняной ткани. Рукава по-летнему короткие. С особым удовольствием стянула шнуровку на груди — в этом прелесть людских платьев: подчеркивают и талию, и грудь. А вот что не нравилось — приходилось собирать волосы в прическу. Хорошо еще, что последний год женщинам позволялось не надевать летом ужасные чепчики.

Ранели быстро заплела косу и уложила кольцом вокруг головы. Посмотрела в небольшое зеркало, принесенное из Умара, — в Энгарне лишь богатые горожанки и аристократки имели такие. Большие карие глаза (как у всех оборотней), длинные черные ресницы, тонкие брови в разлет. Изящный нос, с легко вздрагивающими ноздрями. Нижняя губа более пухлая, но когда девушка улыбается, это незаметно. Темная коса короной лежит сверху.

Сегодня Ранели собиралась посетить храм в Биргере. Говорят, там есть удивительный священник — он может предречь будущее и подсказать правильное решение. Именно то, что ей нужно. Она подобрала котомку, закинула на плечо — там немного хлеба и денег. Все остальное тщательно спрятала. Кто знает, когда вернется обратно? Окинула взглядом временное убежище. Весной девушка заменила сено и теперь на все лето имела постель на территории Энгарна.

Наконец распахнула дверь и... замерла. Напротив двери на низкой ветке вяза сидел сокол. Ранели скрестила руки на груди, и несколько мгновений наблюдала за ним. Немного погодя без колебаний направилась к птице — сокол не шелохнулся. Встала боком, чтобы не смотреть в черные глаза-пуговки, и заговорила негромко:

— Ты опять? Как мне уговорить тебя не преследовать меня? Я обещала, что дам тебе ответ через месяц. Я хочу знать, что поступаю правильно. Как только я приму решение, ты первый узнаешь об этом. Прошу тебя, улетай. Не преследуй меня хотя бы одну неделю. Пожалуйста! — последнее слово она произнесла умоляющим шепотом.

Раздалось хлопанье крыльев. Ранели облегченно провела по лбу рукой, провожая взглядом птицу, взмывавшую в небо. Есть надежда, что хотя бы семь дней она будет предоставлена самой себе.

В ближайшей деревне Ранели нашла себе подругу — Фема направлялась в Биргер в поисках работы и очень обрадовалась попутчице.

— Сейчас одной ходить опасно, — объяснила девушка.

— А что случилось? — поинтересовалась Ранели, поправляя косу надо лбом.

— Оборотни появились, — испуганно поведала та.

— Да ты что? — ахнула девушка-оборотень — она уже знала, как надо реагировать на подобные заявления. — Кого-то убили? — продолжила расспросы Ранели. — Расскажи, пожалуйста.

Путь до Биргера занял примерно два часа, и Ранели за это время узнала много интересного о себе и своем народе.

Оборотни, по словам попутчицы, отличались особой хитростью и жестокостью. Они обманом проникали к людям в дома, а затем обращались в волков, жестоко мучили хозяев, а после этого съедали их. Именно так они поступили с одной семьей из соседней деревни. Феме брат пересказывал леденящие кровь ужасы, он специально туда ходил.

Во время рассказа Ранели в нужных местах испуганно вскрикивала, прижимала руки к груди, закатывала глаза и сообщала, что вот-вот упадет в обморок. Люди всегда боялись оборотней, и никто не пытался изменить такое отношение. Ранели тоже не порывалась. На самом деле, если оборотню приходилось убивать человека, он перегрызал горло. Но есть человечину — фи! — что может быть противней? Любое сырое мясо отвратительно, а человеческое вдвойне. Единственным виновником этих пугающих смертей мог быть проклятый — человек, на которого наложили заклятие луны. Такие люди в полнолуние превращались волков — зрелище жуткое и отвратительное. В диком безумии они могли творить страшные бесчинства, а когда первые лучи красного солнца касались земли, снова превращались в людей и не помнили, что происходило ночью. Если действительно появились проклятые — это плохо. Встреча с таким чудовищем опасна даже для Ранели.

С оборотней их беседа плавно перешла на вампиров. Эти слухи Ранели восприняла серьезней. Уж кому, как не ей, знать, насколько опасны эти существа. Один из них напал на оборотня на территории Умара. Парень еле выжил. Фема рассказала, что в другой деревне вампир выпил — девушка употребила именно это слово — одного пьяницу, частенько поколачивающего жену и детей.

— Может, он и заслуживал наказания, — размышляла Фема, — но не такого. Представляешь, лежит весь белый и будто высохший — это уже я сама видела. Он такой пышный был, а тут как будто скелет кожей обтянут — худой и сморщенный. Бррр! — она зажмурилась. — Его и жена с первого взгляда не узнала.

— А вампира, — уточнила Ранели, — видел кто-нибудь?

— Кто говорит, что видел, а мне кажется, брешут, — пожала плечами девушка. — Говорят, глаза красные, когти — во, — она показала расстояние в пол-локтя. — А зубы до подбородка достают. Ежели бы такое чудище в лесу жило, так мы бы сразу заметили. Мужики-то часто в лес ходют. Мне вот кажется, притворяются вампиры, как и оборотни. Кажется, с человеком говоришь, а он — цап тебя за шею.

— Жуть какая! — съежилась Ранели. — Представляешь, если на нас вот так кто-нибудь нападет!

— Не успеют, — беспечно махнула рукой Фема. — Вон он Биргер. Дошли уже.

Тропинка вывела их из леса в степь. Впереди в пяти лавгах появились стены города. К главным воротам вел Западный тракт. Эту дорогу по приказу Полада вымостили камнями и тщательно за ней следили. Энгарнцы же регулярно платили за это налоги. Причем независимо от того, пользовался человек ею или нет. Абсолютно всем от виллана до герцога плюс ко всем налогам — церкви, королеве — еще и дорожный налог. Стоит ли говорить, что никому это не нравилось. Но Полад везде расставил верных людей. Малейшее подозрение в измене — и ты можешь бесследно исчезнуть. Когда Ранели слышала, как вполголоса, оглядываясь вокруг, люди проклинали человека, неведомым образом околдовавшего королеву и поработившего всю страну, она по-новому ценила Умар. У них такое не могло произойти — князем в городе избирался самый достойный. Если же князь совершал какой-то проступок, несовместимый с этим званием, он немедленно лишался титула.

У ворот Биргера она заметила заминку — Ранели не помнила, чтобы у города собиралась такая толпа. Она тревожно всматривалась вперед. Оказалось, городская стража — их называли "волками", хотя они-то точно были чистокровными людьми, — проверяет каждого входящего.

— Видишь, — объясняла Фема, склоняясь к ее уху. — Я слышала, добрый маг приезжал в Биргер, после того как оборотни убили пять человек в деревнях и трех в городе. Он дал старейшинам камень, который светится, если подходит оборотень. Теперь "волки" всех проверяют. Я так трусила в деревне! Каждый день плакала перед отцом, чтобы отпустил меня в Биргер работать. Отец и отпустил — я кого хочешь переплачу!

Ранели согласно кивала, а внутри метались мысли: "Что делать? Уходить? Фема может заподозрить что-то, расскажет стражникам. На меня начнется охота — с моей внешностью затеряться трудно, дорога в Биргер будет закрыта навсегда. Идти дальше? Но как избежать досмотра?"

Девушки приближались к длинной очереди желающих попасть в Биргер. Тут были купцы из Лейна с огромными крытыми повозками, в которые запрягли тяжеловозов. Они в пути не одну неделю, поэтому повозки — настоящий дом на колесах. Ремесленники из Сальмана несли на плечах огромные мешки. Эти к вечеру уже будут дома. Вилланы из соседних деревень, кто с тачкой, кто на телеге везли в город овощи и хлеб, домашнюю птицу и скот.

Ранели подняла на мгновение голову: высоко в небе кружил сокол. Напрасно она радовалась — птица все равно следила за ней. В другое время девушка бы разозлилась, но теперь это несколько успокоило. Он, конечно, не всемогущий, но то, что он рядом, вселяло веру в благополучный исход.

Вдруг раздался шум: прямо на них надвигалась карета, запряженная шестеркой лошадей:

— Дорогу графу Хецрону! Дорогу графу Хецрону! — орал кучер, нахлестывая лошадей.

Судьба послала единственный шанс проникнуть в город и не быть схваченной. Девушка не знала, что собой представляет граф, но опыт общения с людьми говорил о том, что они очень падки на женщин. Она быстро бросилась к карете, пытаясь заглянуть в окошко:

— Господин граф, будьте милосердны! — крикнула она, распрямляя плечи, чтобы граф мог оценить грудь.

Старания не прошли напрасно.

— Останови! — раздался голос из кареты.

Кучер дернул поводья, в окошке кареты отдернулась занавеска.

— Господин граф, я так много слышала о вас... — Ранели застенчиво улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы. На смуглом лице они смотрелись особенно красиво. В основном жители Энгарна отличались светлыми волосами и кожей, поэтому на необычную внешность Ранели сразу обращали внимание.

— Чего ты хочешь, детка? — благожелательно поинтересовались из кареты. Ранели не видела лица графа, но это не имело значения. Пусть он будет даже самым безобразным уродом — ей главное попасть в город.

Девушка потеребила шнурок на груди, чтобы граф посмотрел на грудь, это движение всегда срабатывало именно так.

— Господин граф, я сирота. Я так мечтала найти покровителя, который помог бы найти мне работу в Биргере. Будьте милосердны граф, не оставьте одинокую девушку в этом опасном городе, — она быстро взглянула в окно, тут же опустила ресницы. Грудь вздымалась от глубокого дыхания.

Дверца кареты скрипнула и приоткрылась.

— Садись сюда, детка. Полагаю, я смогу помочь в твоей беде.

Второго приглашения не потребовалось, Ранели поспешно запрыгнула в карету, успев заметить завистливый взгляд Фемы. В карете она моментально склонила колени и поцеловала руку, усыпанную перстнями.

— Спасибо, мой благодетель!

Хецрон не отнял руку, хотя промолвил снисходительно:

— Ну-ну, детка, не стоит право. Садись Рядом.

Ранели быстро поднялась, мельком глянула на "благодетеля": не слишком старый, не слишком страшный. Словом, бывало и хуже. Тут же повернулась к окну:

— Какая у вас чудесная карета, граф! Я еще ни разу в жизни не ездила в такой!

Аристократ снисходительно улыбался ее наивности, девушка же наблюдала за людьми, желающими войти в город.

Свистнул кнут, карета поехала вперед под возгласы кучера:

— Дорогу графу Хецрону!

Вот мимо проплыл стражник, она заметила, как блеснул и угас камень в его руке. Отпрянула от окошка, наблюдая, как воин озадаченно вертит головой. Наконец они миновали городские ворота. Вот она и в городе.

— Я могу дать работу у себя в доме, — предложил граф, стараясь заглянуть ей в глаза. — Ты хотела бы работать у меня?

— Конечно, ваше сиятельство! — воскликнула Ранели, не оборачиваясь. Она высматривала удобное место, для того чтобы выйти. — Я обязательно воспользуюсь вашим щедрым приглашением... В следующий раз! — девушка быстро открыла дверцу, на ходу выпрыгнула на мостовую, обернулась к карете, расплылась в улыбке, помахала графу ручкой, и исчезла в узкой улочке.

Люди, видевшие побег Ранели испуганно ахнули, какой-то парень восторженно присвистнул. Из кареты послышался резкий раздраженный голос. "Интересно посмотреть, какое теперь у графа лицо", — девушка весело рассмеялась, подобрала юбку и помчалась — мало ли, вдруг граф пошлет кого-нибудь вдогонку.

Она еще несколько раз сворачивала, прежде чем остановиться передохнуть. Убедившись, что все прошло благополучно, приняла настолько благочестивый вид, насколько было в ее силах, и поинтересовалась у престарелой горожанки, как ей попасть в храм.

Около часа ходила Ранели по улицам, уворачиваясь от жадных рук праздно шатающихся горожан и весело огрызаясь на шутки ремесленников. Наконец добралась до городской площади. В центре издалека чернело пятно от догоревшего костра. Ранели остановилась в недоумении: с каких это пор на площадях жгут костры?

— Что, испугалась, красавица? — раздался громовой голос над ухом, и грубая рука ухватила за талию. — Эх, какое зрелище ты пропустила! Вчера "волки" поймали оборотня — пытался пробраться в город. Сожгли в тот же день!

Ранели змеей выскользнула из рук бородатого мужика.

— Говорила маме, чтобы отпустила меня вчера! — беспечно хихикнула она. — Опять самое интересное из-за нее пропустила.

Девушка пересекла площадь, стараясь не смотреть на камни, испачканные углями, — все, что осталось от одного из стаи. Может быть, она знала его... Губы по-прежнему были сложены в мечтательную улыбку, а сердце билось часто-часто, так что больно становилось от его ударов о ребра...

26 юньйо, Западный тракт в двух шаврах пути от Жанхота

Ялмари заметил отряд "волков", посланный на помощь, когда до башни оставалось каких-то четверть часа. Лесник привычным жестом надвинул на глаза шляпу. Солдат Полада ни с кем не спутаешь. Аристократы для своей армии одежку жалели. Хочешь состоять на довольстве у богатого господина, будь добр заполучи дублет и оружие. Поэтому если кавалерия еще имела подобие единообразия ("драконам", например, без тяжелых металлических доспехов никак не обойтись), то пехота походила на ярморочный балаган, где каждый старался показать свою особенность, состоятельность или умение владеть необычным оружием. Но если ты завоевал доверие настолько, что становился "волком", тебе полагалась особая форма: длинный кожаный жилет, застегнутый на ряд пуговиц с воздушными петлями, холщовая рубаха с широким отложным воротником, широкие штаны, заправленные в мягкие кожаные сапоги выше колена. Это показывало твою принадлежность к особой касте: не аристократ, но и не простолюдин. Солдат, но не обычный наемник. Передний край широкополой шляпы поднимался назад и вбок. Среди простонародья это считалось модным головным убором..

Капитан "волков" — на его широкополой шляпе, загибавшейся с одного края белело перо — осадил коня рядом с Ялмари и сухо приказал:

— Стоять. Кто такой?

"Волки" окружили его со всех сторон, на случай, если надумает бежать.

— Ялмари Онер, — спокойно отозвался он.

— Тот лесник, что помог графу невредимым до нас добраться?

— Да.

— Интересный поворот, — говорил только капитан, остальные наблюдали за Ялмари, и он знал: они ждут малейшего знака от своего командира, чтобы напасть. Лошади вокруг беспокойно всхрапывали. — Граф сказал, что ты там погибаешь в неравном бою с разбойниками, а ты едешь себе спокойненько. Что? Не было разбойников?

— Были, — коротко ответил Ялмари. — Может, поговорим в башне?

— Поговорим, поговорим. Где разбойники-то?

— Те, что не сбежали, — остались в степи, — Ялмари махнул за спину.

— Вот даже как? — капитан прищурился. — А сколько их было?

— Семеро, — лесник про себя в очередной раз посетовал, что их беседа напоминает допрос, а его лучше бы проводить в башне, но на этот раз промолчал: командиру виднее, где и что делать.

— И ты напугал их так, что половина сбежали? — засомневался капитан.

— Двое, — уточнил Ялмари.

Капитан чуть крутанул большим пальцем правой руки — Ялмари это заметил. Солдаты вокруг начали перестраиваться еще до того, как он сообщил:

— Ладно, едем в башню, там разберемся, что к чему.

Круглые сигнальные башни олицетворяли власть Полада. Около шестнадцати тростей в диаметре и половины лавга в высоту — они выросли будто гигантские грибы за каких-то пять лет. И до сих пор строились кое-где, если возникала потребность взять под контроль еще какую-нибудь территорию. Со стороны они выглядели холодными и мрачными. Нет даже намека на какое-либо украшение. Вход — узкая дверь, в которую всадник может проехать только согнувшись и отирая коленями косяки. Окна — узкие крестообразные бойницы на разной высоте. Казалось, башни такие же, как Полад, — грозное свидетельство мощи, ненавидящей жизнь, знающей только войну. Так что Ялмари прекрасно понимал графа, не пожелавшего переночевать здесь.

Башни не предназначались для жилья, там всегда темно и мрачно. "Волки" проводили там ночь, а днем рыскали по окрестностям, наводя порядок. Вилланы жаловали их больше, чем знать, поскольку чаще сталкивались с разбойниками, но и они недолюбливали солдат. Люди боялись "волков", как боялись всего нового, более сильного и непонятного.

Возле башни Ялмари разглядел карету: ее пришлось оставить снаружи за небольшой оградой. Отряд проехал внутрь: сначала капитан, потом Ялмари, за ним остальные солдаты. Редкие факелы на стенах внутри башни освещали земляной пол и стойла для лошадей — здесь нашли приют и кони графа. Они спешились. Лесник хотел позаботиться о лошадке, но капитан резко бросил:

— Оставь. О ней позаботятся, — и снова едва заметный знак какому-то солдату. По витой лестнице, прилепленной к стене, поднимались уже без него. Ялмари вновь шел за капитаном.

"Будет допрашивать сейчас или подождет до утра?" — жилые этажи были уже близко, на лестницу выплыл запах вареной картошки и жареного мяса. Не к месту напомнил о себе пустой желудок. "Лучше бы завтра!"

Круглый обеденный зал занимал почти весь этаж башни. Обилие факелов и огонь каминов делали комнату почти уютной, несмотря на отсутствие ковров и картин. Запахи еды здесь чуть не сбивали с ног.

За длинным деревянным столом сидели солдаты. Прибывшие с ним тут же присоединились к товарищам. Послышались обычные в таких случаях грубые шутки, смех. Ялмари поискал глазами спасенных им аристократов и вскоре заметил Цагуца. Устроившись за небольшим столом как можно дальше от "волков", он тоже с тревогой вглядывался в вошедших, а потом вскочил и замахал рукой.

— Идите, идите сюда! Вы живы! — с восторгом воскликнул он. — Как же я рад, что все обошлось. Прошу вас, сударь, присаживайтесь за мой стол.

Лесник нерешительно постоял на полпути. Затем подошел ближе к графу, но садится на свободный табурет не спешил.

— Я благодарен вам, граф, но мне кажется...

— Моя жена плохо себя чувствует после всего, она легла спать в маленькой комнате, которую нам предоставили. Я не могу ужинать в одиночестве. Пожалуйста, составьте мне компанию.

Цагуц чувствовал себя так, будто из одной неприятности попал в другую. Ему требовалась хоть какая-нибудь поддержка. Ялмари обреченно опустился на табурет. В замешательстве посмотрел на вилку и нож, с которыми ловко управлялся граф, разрезая куски мяса на тарелке.

— Не смущайтесь, кушайте так, как привыкли. Это ничего... — тут же успокоил его граф, заметил его смущение.

Лесник кивнул и, положив на тарелку несколько картофелин и куски мяса, стал есть руками, изредка посматривая на аристократа. Цагуц ел с таким достоинством, будто присутствовал на королевском приеме. Острая седая бородка вызывающе торчала вверх, жидкие волосы на голове он успел аккуратно уложить. Но потертый сюртук и старые перстни на руках, один из которых лишился камня, громко кричали о том, что все это позерство, попытка сохранить достоинство и в нищете. "Интересно, зачем он ехал в столицу, если даже кучера пришлось нанимать в соседнем городе да еще и самого дешевого, раз он оказался разбойником?"

Выдержав небольшую паузу, граф заговорил:

— В наше смутное время так сложно встретить родственную душу, и я благодарен Эль-Элиону за то, что в трудный момент он послал вас на выручку. Так приятно среди развращенных нравов современного поколения встретить человека, которому не чужды понятия чести и достоинства, кто не побоится столкнуться и с превосходящим по численности противником, — он явно думал, что этими патетическими речами хоть чем-то отблагодарит спасителя. — Я теперь ваш вечный должник... — граф глотнул вина, а потом заговорщицки наклонился к Ялмари. — В наше смутное время, — он понизил голос до шепота, — нельзя доверять даже самым близким. Но мы встретились! — Цагуц снова заговорил с восторгом. — Два порядочных человека.

— М-м-м... — лесник торопливо проглотил кусок мяса. — Мне все же кажется вы несколько преувеличиваете. Почему самым близким нельзя доверять?

— Как почему? — граф снова перешел на шепот. — Да потому что не знаешь, кто и когда на тебя донесет. Нанял кучера — он оказался разбойником. Разоткровенничался с другом за бокалом вина — на утро попал в Юдалу.

— М-м-м, — вновь протестующе замычал Ялмари, давясь картошкой. — Какая связь между этими событиями? Кучера вы видели в первый раз в жизни. Незнакомым я бы не доверился, но вот другу... Это что же такое надо сказать, чтобы попасть в Юдалу?

— Вы еще очень молоды, сударь, — авторитетно заявил граф. — Вас еще не коснулась людская злоба и зависть. Но, поверьте, вы успеете узнать, что это такое. Кстати, вы упомянули, что охраняете королевский лес. Может, вам и с Поладом приходилось сталкиваться?

— Он бывает в лесу, — согласился Ялмари. Спиной он "слышал", что солдаты на "гостей" внимания не обращают, к тому же шумят так, что и нормальный разговор не расслышат, не то что их перешептывание.

Цагуц на мгновение глянул через его плечо, а потом продолжил:

— Почему мы сидим так далеко от них? Почему мы разговариваем шепотом? Вы прекрасно знаете, почему. Потому что Полад! — со значением произнес он. — Скажите, какое он произвел на вас впечатление?

— Солдат, — пожал плечами Ялмари. — Одевается, как всякий "волк"...

— Подождите, я не об этом вас спрашиваю, — граф быстро накрыл своей ладонью его руку. — Похож он на честного человека? Я ни за что не поверю, если вы скажете, что похож. Не зря же говорят, что Эль-Элион оставляет печать на злодеях. Я слышал, что вот по его лицу сразу видно, что он негодяй.

Ялмари открыл рот и со вздохом закрыл его. То, что говорил Цагуц было немыслимо. В Юдалу, конечно, за это не попадешь — мало ли что по пьяни болтают, но все же чего добивается этот человек? Только что говорил, что и самым близким нельзя доверять, и тут же откровенничает с совершенно незнакомым человеком. Ну спас его, ну и что? А может, граф лесника таким образом проверяет? Ялмари с сомнением посмотрел на собеседника и тут же догадался в чем дело.

— Мне кажется, это... ночное происшествие доставило вас столько волнений, что... вы немного не в себе, — прямо сказал он. — И... конечно, можно допустить, что вы правы. Что Полад негодяй и прочее... Но не правильнее ли делать выводы лишь после того, как узнаешь человека ближе, а не исключительно по его внешности?

— А что еще надо узнать о нем? — Цагуц разгорячился не на шутку. — Его дела говорят за себя. Эти "волки", налоги... Да и... вы считаете, что слухи, которые ходят о Поладе, — это исключительно вранье?

— Какие слухи? — вновь тяжело вздохнув уточнил Ялмари. Вина ему не хотелось, и на этот раз он оглянулся, поискав на солдатском столе воду.

Но граф понял его взгляд по-своему.

— Я слежу за ними, не волнуйтесь, — он пристально смотрел на лесника. — Это даже не слухи, потому что это слишком очевидные вещи. Ясно же, что Полад — маг, что он околдовал королеву и именно он повинен в душевной болезни принца крови. Грязные сплетни, которые ходят о его отношениях с ее величеством, я повторять не буду. Но я бы не удивился, если бы это оказалось правдой! И наша бедняжка-королева ни в чем не виновата. При такой-то колдовской силе! Как ей сопротивляться? А смерть короля? Неужели кто-то в Энгарне считает, будто Полад не имеет никакого отношения к его внезапной гибели?

Он замолчал с какой-то отчаянной решимостью глядя на Ялмари. Тот помолчал, подбирая слова.

— Очень много обвинений, граф, — заговорил лесник, — но без доказательств они ничто. Всего лишь грязные сплетни, как вы выразились. Власть королевы ограничена решением Совета, и Полад, телохранитель королевы, не имеет на нем права голоса...

Он хотел еще что добавить, но Цагуц вновь его прервал, подскочив на скамье:

— Вы о чем? — тут же снова наклонился к собеседнику. — При всеобщей слежке, тайной сети, которой телохранитель королевы — как вы точно подметили всего лишь телохранитель! — опутал всю страну, как можно говорить о каких-то доказательствах? Все, кто знал хоть что-то, давно повешены и обезглавлены. Остальные боятся даже помыслить что-то против него. Хорошо живут исключительно лизоблюды, во всем угождающие Поладу... Как называют в народе его солдат? "Волки"! Разве это ни о чем не говорит?

— Сколько мне известно, Полад сам назвал их так, — мягко возразил Ялмари.

— Если бы это имя не соответствовало их настоящему характеру, вряд ли бы оно прижилось, — настаивал Цагуц. — Закон стаи — вот чем руководствуются эти люди, большая часть которых — простолюдины. Кто не желает повиноваться и жить по их правилам, того растерзают. Скажите мне, аристократы становятся "волками"? Нет! А ведь именно они всегда являлись опорой государства.

— И устраивали перевороты, — ввернул лесник.

— Вы в чем-то правы, мой молодой друг, — этот аргумент немного остудил графа. — Но лишь отчасти, — он снова оживился. — Если среди знати находился какой-нибудь отщепенец, который организовывал переворот, то и те, кто наводил порядок в стране, тоже принадлежали к аристократии. Народ же в основной своей массе — я не хочу обидеть вас, сударь, но согласитесь, что я говорю истину, — так вот народ легко управляется свыше, а собственного мнения не имеет.

— Выходит, кто-то настаивает народ против Полада? — невинно поинтересовался Ялмари.

— Сейчас нет необходимости настраивать кого-либо против Полада. Политика этого монстра настолько очевидна... Он устанавливает капкан, в который сам же и попадется. Он хочет погрузить страну в пучину страха, но любое свободное существо однажды устает бояться и...

— Скажите, граф, — не выдержал Ялмари. — Вам ведь около пятидесяти, вы должны помнить темные времена Энгарна. Тогда жилось лучше?

— Так же! — ни мало не сомневаясь воскликнул Цагуц. — Мы жили в страхе за свою жизнь, за судьбу детей. Затем наступил короткий период благоденствия, когда Энгарном правил мудрый король Ллойд. Но он погиб — и у власти оказался этот отвратительный Полад. Без его ведома королева ничего не делает. И не удивлюсь, если однажды он пожелает короны. Но вот уж этого мы не допустим!

— Мы? — прямо спросил лесник, смягчая вопрос улыбкой. — У вас есть друзья, готовые навести порядок в стране? — осторожно поинтересовался он.

— Что вы! — разочарованно протянул он. — Я же с самого начала вам сказал, что доверять никому нельзя...

— А если бы вы наши верных людей? — продолжал расспрашивать лесник.

— Я бы... — Цагуц, будто излив все, что болело и кипело в нем долгие годы, сразу сдулся. Взгляд потускнел, руки теребили ткань, которую положили, чтобы они вытирали руки. — Ничего бы я не сделал, сударь, — горько завершил он. — Мне стыдно признаться, но я... боюсь. Не за себя. За жену, детей. У меня двое их. Мы еле-еле сводим концы с концами, но... Мы живем. А сколько было этих заговоров и все окончились ничем. Полад очень сильный маг. Своей жизнью я мог бы рискнуть, но их... Какое я имею право? — он с вызовом посмотрел на Ялмари. — Вы осуждаете меня?

— Нисколько! — заверил лесник. — Я думаю, вы совершенно правы. Семья — это единственное, что по-настоящему ценно. Я... даже уважаю вас за эти слова.

"Дурак, — подумал он про себя. — Просто запутавшийся и уставший от жизни дурак, которому непременно надо найти того, кто виноват в его бедах. И лучше бы он был обласкан, а то наделает глупостей от отчаяния".

— Да? — Цагуц снова на мгновение ожил. — Благодарю вас...

— Знаете что... Я подскажу вам, как найти одного человечка в Жанхоте. Возможно, ему удастся познакомить вас с герцогом Баитом. Это очень достойный дворянин...

— Чимин Сорот герцог Баит? — не поверил своим ушам граф. — Он ведь настоящий герой! Еще соратником короля Ллойда был.

— Да, именно он, — мягко улыбнулся лесник. — Может быть, он сможет найти для вас место при дворе и жизнь немного наладится...

— Вы снова меня спасаете, — на глазах Цагуца показались слезы.

— Надо спросить письменные принадлежности, — Ялмари вновь обернулся к солдатам и уткнулся носом в жилет капитана. Так увлекся разговором, что не заметил, как он подошел.

Не спрашивая разрешения, он поставил табурет рядом с Ялмари и облокотился на стол.

Цагуц задохнулся от такой наглости, он раскрывал и закрывал рот, словно его внезапно лишили воздуха. Капитан же — широколицый мужчина с пышными темными усами и бородой — сверлил глазами Ялмари.

— Вы хотели со мной поговорить? — невинно поинтересовался лесник.

"Волк" хмыкнул.

— Чудной ты парень. Хочу! После ужина почему и не поговорить? Так говоришь, разбойников было семеро? — парень кивнул. — И ты справился со всеми, а тебя при этом даже не ранили?

Ялмари быстро взглянул на правое плечо — куртка была порезана.

— Вскользь прошло, — объяснил он. — Повезло.

— Надо же! Ребята, вы слышали? — капитан окликнул солдат, которые разом замолчали, настороженно прислушиваясь к беседе. — Семеро разбойников, а у него только куртка порвана!

Цагуц обрел дар речи.

— Послушайте... Что вы себе позволяете? Кто вам дал право? На что вы намекаете?

— Помалкивайте! — прервал его капитан, так грозно взглянув на графа, что тот осел на скамье, как тесто на сквозняке. Бывалый солдат всмотрелся в Ялмари, на лице которого не дрогнул ни один мускул. — Ты ничего не хочешь объяснить? Когда ты встретил графа, по его словам, их было пятеро. Ты перестрелял их из леса, но одного упустил. А тут сразу семеро... И все мертвы.

— Двое ускакали, — поправил лесник. Скорее всего, это была хитрая ловушка, чтобы поймать его на лжи. Пожалуйста, давайте продолжим допрос наедине, — предложил Ялмари.

— Наедине, говоришь? Ладно, поговорим и наедине. Завтра утром я пошлю посмотреть, что там произошло. Потом с тобой наедине покалякаю. Пока не проведу расследование, никуда не уезжай. Находясь в башне, из комнаты не выходи. Если кто-то из моих ребят увидит, что ты шатаешься, где не положено, — пеняй на себя. Где встретим, там и прирежем. Вон, Ритон тебе покажет твою комнату, он кивнул на рыжего солдата.

Лесник уверенно посмотрел на командира "волков".

— Мне все же хотелось бы прямо сейчас переговорить с вами наедине. Мне надо уехать рано утром.

— Слушай, ты зарываешься, парень, — сдвинул густые брови капитан. — Я что, не ясно тебе объяснил, после чего состоится наша беседа?

— Ясно, — вздохнул Ялмари, и поскольку капитан не оставил ему выбора, прежде чем он поднялся, легко хлопнул по столу ладонью. — Я уеду на рассвете, и мне нужна лучшая лошадь, — он убрал руку. На темных досках, сверкая в свете факелов, осталась лежать золотая монета. Вместо герба на ней скалилась морда волка. — Если позволите, пароль я все же скажу вам наедине. И тогда же передам сопроводительное письмо от господина Полада.

Капитан несколько мгновений рассматривал монету, свидетельствующую о том, что перед ним не обычный "волк", и даже не важный гонец, имеющий медный или серебряный знак, а особый посланник королевы. Потом расплылся в радостной улыбке:

— Так ты из наших? Что же сразу не сказал? — он приобнял лесника, похлопал его по плечу. Солдаты за соседним столом оживились. — Пойдем к нам, гость дорогой. Мы тебя угостим по-свойски. Я первый раз в жизни золотой знак вижу! Это ж надо...

В одно мгновение Ялмари из стана графа шагнул в стан "волков". Все вопросы отпали. Лесник взглянул на Цагуца: казалось, его вот-вот хватит удар.

— Я сейчас, — одного взгляда было достаточно, чтобы капитан понял: надо уходить.

— Жду, — он еще раз хлопнул парня по плечу, отчего того немного перекосило, и ушел.

Ялмари повернулся к Цагуцу.

— Извините, что так вышло... — лесник сдвинул брови, подбирая слова, которые успокоили бы графа, но ничего путного в голову.

Цагуц неожиданно схватил лесника за рукав и заговорил, просительно заглядывая в лицо.

— Молодой человек... Сударь... Я хочу попросить вас... Наш разговор... Вы же понимаете, я был напуган... раздражен... в таких ситуациях... У меня двое детей: сын и дочь, — на глаза снова навернулись слезы. — Я вас умоляю... Я отблагодарю вас! — с неожиданным воодушевлением воскликнул он. — Пожалуйста, скажите, куда мы должны отнести деньги и мы...

Ялмари не выдержал:

— Граф! — лицо его залила краска. — Послушайте, не оскорбляйте меня подобными предложениями. Если бы я видел в вас опасность для королевы, вы бы не откупились деньгами. К тому же я не служу в тайной полиции и не докладываю Поладу о каждом разговоре. Я посланник королевы, поэтому не унижайте меня и... сами не унижайтесь. Вы ведь не участвуете в заговоре против ее величества?

— Не-ет, — проблеял Цагуц. Известие о том, что человек, с которым он откровенничал, — "волк", напугало его чуть ли не больше, чем встреча с разбойниками.

— Вот и прекрасно. При случае я обязательно упомяну, что граф Цагуц вполне благонадежен. Спите спокойно. И я передам вам адрес. Воспользуйтесь им. Я думаю, герцог Баит вам поможет.

Он с трудом удержался, чтобы не похлопать перепуганного графа по плечу так же, как капитан его самого, а затем подошел к солдатам.

— Ритон, покажи мне мою комнату.

— А с нами и не посидишь, что ли? — ревниво вскинул густые брови капитан.

— Обязательно посижу. Мне надо написать кое-что, а потом...

— Ладно, значит, ждем. Ритон, бумагу, перо, чернила, дашь гостю.

Ялмари поднимался по лестнице за Ритоном, слушал его мерный голос, рассказывавший что-то забавное, а душу тяготил неприятный осадок от всего произошедшего.

"Надо было как-то незаметно знак показать. Чего расшвырялся?"

Он не первый раз сталкивался с тем, что люди с неприязнью относятся к "волкам", но иногда, как сейчас, от этого становилось особенно мерзко. Вроде бы сделал доброе дело, но что-то подсказывало: граф нескоро забудет эту встречу и, возможно, еще несколько лет будет вздрагивать по ночам от резких звуков, считая, что на этот раз пришли за ним. Прав ли Полад, что внушил такой страх? Время рассудит. Он не отвечал за Полада. Только за себя.

...Ялмари отдали лучшую комнату в замке. После того как он передал графу записку и пообщался с солдатами, он снова вернулся туда и на этот раз его ожидала бочка с горячей водой — то, что нужно перед сном. Письмо Полада капитану он уже передал, тот читал его, стоя в дверях. Лесник скинул куртку.

— Давай сюда, подлатаем, — предложил капитан, пряча письмо за пазуху. Ялмари не отказался. Шитье — не было его сильной стороной. — Онер, — спросил капитан, перед тем как оставить посланника одного, — скажи, парень... Подробностей мне не нужно. Объясни: что-то серьезное?

В этом тоже проявлялся закон стаи: они жили одними проблемами, одними горестями и радостями. И все, что касалось одного, — касалось всех. Лесник ничего не скрыл.

— Есть подозрения, что Кашшафа готовит нападение, а может, уже захватила приграничный замок.

— Не может быть! — ахнул капитан. — Какой? Я там всех капитанов знаю...

— Из замка Иецер нет вестей. Три "волка", посланные туда, — не вернулись.

— И теперь ты? — взгляд капитана изменился, в нем сквозило и уважение, и сомнение: справится ли такой молодой, как говорится, не слышавший звона мечей, там, где не справились более зрелые и опытные?

— Мне надо проверить слухи. Узнать захвачен замок или еще держится, а кашшафцы лишь окружили его.

Капитан усмехнулся. Чтобы проверить слухи, золотой знак не дадут — медным обойдутся.

— Если еще какая-нибудь помощь нужна — скажи, — капитан помедлил на пороге. — И сменил бы ты шляпу, — сморщился он. — Кто же догадается, что ты "волк", когда ты такое... на голове носишь?

— Далась всем моя шляпа, — пробормотал Ялмари, стягивая сапоги. — Мне и не надо, чтобы каждый встречный знал, кто я.

За шесть дней до этого

Илкер несла стопку чистого белья в покои госпожи, чтобы поменять постель к ее приезду. По правде говоря, времени было не так много, но за три недели, что она служила здесь, девушка еще не успела налюбоваться на красоты дворца, поэтому каждый раз невольно замедляла шаг. И время от времени напоминала себе, что рот воспитанная девушка должна держать закрытым. Сегодня она специально спустилась вниз по Зеркальной галерее, а поднялась по Небесной. Чтобы воочию увидеть, почему этим переходам дали такое название. Первая ее не очень впечатлила: что за удовольствие любоваться на себя в дешевеньком платье да еще с самых разных ракурсов? Это аристократам наверняка нравится: лишний раз убедиться, что туалет сшит точно по заказу и сидит как влитой. А вот Небесная галерея напомнила вчерашний сон: и стены, и мраморный пол походили на темно-голубое небо, какое бывает только ранней весной, по которому легкой рукой рассыпали белые облака — легкие, перьевые и чуть сероватые, несущие в себе дождевые воды.

Внутри стало так легко, будто она на самом деле летела. И в который раз она с грустью признала: то, что называли "темными временами Энгарна", конечно, было ужасными годами, но если бы не они, подобного дворца в Жанхоте никогда бы не появилось. Одни говорят, что герцог Кашшафы, увидев прежний королевский замок, сказал: "В каком же дерьме живут эти энгарнцы!" И немедленно отдал указ о строительстве нового дворца примерно в двух юлуках от столицы. Другие уверяли: никогда бы герцог не решился на такую трату, если бы не боялся призраков. (По его приказу вырезали всю королевскую семью, включая четверых детей, удалось спасти только трехмесячную принцессу). Но, как бы там ни было, новый дворец построили с присущим кашшафцам размахом. Совет ни за что бы не позволил истратить королеве столько денег на свои прихоти.

Мысли перенеслись к королеве Эолин. Илкер успела увидеть ее только издалека. В белом траурном платье она походила на мраморную статую. Отец привил ей любовь к истории. С детства чудом спасшаяся принцесса, которую почти двадцать лет скрывали в соседней стране, была ее кумиром. И вот, когда она оказалась так близко к этой легенде, оказалось, что захватывающего в ней ничего нет. Есть женщина, непонятно — живая или мертвая.

Задумавшись, она не сразу расслышала нарастающий шум: кто-то мчался навстречу Илкер. Наверняка знатные особы забавляются. А если подумать, то это могла быть только принцесса Эолин — остальные аристократы вели себя соответственно своему положению, а слуги, даже если очень спешили, делали это бесшумно. Галерея была достаточно широка, но Илкер все же отступила к окну. В таких случаях лучше проявить предосторожность: господа не любят, когда горничные путаются под ногами.

Она почти угадала. У спуска на лестницу сначала появился лорд Нево. Длинноногий красавчик и в стремительном беге казался безукоризненно элегантным. Пурпурный, расшитый золотом колет, в прорези рукавов которого белела шелковая рубашка, не смялся, не расстегнулся. Красиво подчеркивал широкие плечи и тонкую талию. Волосы не растрепались, лежали волосок к волоску. Серые глаза весело сверкали из-под черных бровей. Он заметно сдерживал себя, постоянно оглядываясь: не слишком ли отстала ее высочество, а возле Илкер и вовсе остановился. Сердце девушки на мгновение замерло, но когда она увидела наследницу престола, страх тут же сменился изумлением.

Что это было за зрелище! Вот уж где ни капли изящества: платье растрепалось, подскакивает на бегу так, что видны подвязки ниже колен. Недавно Эолин придумала новую прическу — подвязала волосы на затылке лентой. Теперь лента сбилась, полураспущенные волосы болтались где-то сбоку. А что она говорила! Королева должна бы покраснеть за дочь:

— Герард, ублюдок! Стой. Остановись немедленно, скотина, я волосы выдергаю тебе! Рожу расцарапаю!

Герард Сорот расхохотался:

— Уже стою! Лин, как тебе не стыдно? Ты ругаешься, как деревенский кузнец!

Внезапно он схватил Илкер за плечи и прикрылся девушкой, как щитом. Подбежавшая принцесса, подскакивала, пытаясь через горничную достать до волос Сорота.

— Иди сюда, подонок! Ты еще не знаешь, как я умею ругаться. Я тебе сейчас такое покажу!

— Да что с тобой, Лин? — лорд умело уворачивался от ее рук: принцессе не хватало роста, чтобы добраться до Герарда, да и горничная мешала. — Что на тебя нашло? — вопрошал он, невинно поднимая брови.

— Мерзавец! Ты взял мой дневник — мой личный дневник! — и после этого спрашиваешь, что на меня нашло? Будь мужчиной, перестань бегать от меня. Я все равно доберусь до тебя и вырву уши!

— Уши жалко! — прыснул Сорот и, крутанув Илкер, толкнул девушку на принцессу. Эолин, которую близкие звали Лин, отпрыгнула в сторону, но мгновения заминки хватило лорду, чтобы сбежать вниз по лестнице, перепрыгивая сразу несколько ступеней.

— Сволочь! — воскликнула принцесса и понеслась за ним, на ходу срывая сползшую ленту.

Илкер перевела дух, растеряно посмотрела на разбросанное по полу белье. "Что теперь делать? Нести опять в стирку? Или, может, госпожа не заметит, что оно валялось на полу?" Девушка собирала простыни, тщательно осматривая их. "Вроде не испачкались. Но если ей кто-нибудь скажет..." — в памяти всплыли красные от гнева щеки юной леди. Внезапно в поле зрения показались мужские руки. Она растеряно подняла лицо. "Ялмари. Как же он умеет бесшумно подкрадываться. Впрочем, он же лесник. Часто выслеживает зверя на охоте..." Та же черная куртка только на этот раз нараспашку, так что виднелась черная холщовая рубашка. Тот же взгляд исподлобья — внимательный и серьезный.

— Добрый день, Илкер.

— Добрый день, Ялмари, — поздоровалась она. И тут же невежливо поинтересовалась. — А что ты здесь делаешь?

— Держи руки, я сложу на них белье, — предложил он, прежде чем ответить. После этого пояснил. — Лорд предложил устроить охоту. Но он сейчас немного занят.

— Да уж! — с горечью промолвила горничная. — Забавы аристократии... Как ты считаешь, за кого они нас принимают за мебель или домашний скот?

— Зачем же так?

— А что я не права? Посмотри, как они обращаются со слугами: можно толкнуть, стукнуть, испортить целый день труда, или как тебя — пригласить во дворец и заставить ждать весь день, чтобы вечером сообщить, что им некогда!

Ялмари слушал очень серьезно. Потом не выдержал и рассмеялся:

— Ты говоришь, как принцесса в изгнании...

Его лицо вмиг переменилось — он стал удивительно обаятелен, так что Илкер смутилась и замолчала.

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — заговорила она наконец. — Нет ничего хуже, чем сплетничать о господах. Все правильно. Мы слуги — они хозяева. Могут делать, что хотят.

— Может, это и неправильно, но изменить этого ни ты, ни я не можем. И вообще вряд ли кто-то может.

— Ты прав, — Илкер поднялась, склонила голову. Она бы еще поболтала с Ялмари, но белье оттягивало руки. — Ладно, я пойду, — неуверенно произнесла девушка.

— До встречи, — произнес лесник. Отошел в сторону, и Илкер пошла дальше по галерее. — Подожди, а у кого ты служишь? — задал он в спину вопрос.

Девушка обернулась:

— У фрейлины принцессы. Я же говорила.

— У нее много фрейлин.

— У леди Асгат. А что?

— Ничего. Хотел узнать, где тебя можно найти.

Илкер очаровательно улыбнулась.

— До встречи, — пошла дальше, снова остановилась. — Знаешь, тебе шляпа не идет. Без нее ты намного интереснее, — и быстро скрылась за поворотом.

Биргер

Сегодня был необыкновенно удачный день. Давненько в трактире не приходило столько народу, да еще пьяного, глупого, не считающего деньги. Обычно лишь на праздники такое случалось, то есть раз пять в году. Но сейчас-то еще не праздник. От луны что ли все с ума посходили? Вон она какая, даже не розовая — алая. В другие ночи она невинная принцесса, а сегодня — королева, щедро опьяняющая всех своим светом.

Впрочем, вот этот юнец будто и не пьян. Поза развязная, почти развалился на скамейке, взгляд наглый, но трезвый. Будто точно знает, зачем пришел и без этого не уйдет. Чего щенку надо? Он бы в таком камзоле особо не борзел. И не сорил так щедро золотом. У них заведение приличное, да ведь всякое бывает. Зачем же дразнить честных людей.

Чем больше Сегуб смотрел на белокурого мальчишку, которому хорошо если восемнадцать минуло, тем больше разбирала его злость. Почему такие, как он, считают, что им все позволено? Потому что Бог дал внешность, как у доброго духа? Потому что откуда-то деньжат перепало? Вон Эпа чуть ли не из платья выпрыгивает, чтобы он на нее внимание обратил. На Сегуба она так не смотрела, даже когда он замуж ее звал. Был же дураком. Это потом отец вразумил, сказал, что таких не звать да уговаривать надо, а просто брать, ткнув носом в грязный пол. А то гляди еще кусаться удумает. Так он и сделал. Девчонка денек-другой поплакала, да и утерлась. А куда ей деваться? Пусть спасибо скажет, что вообще ей работу здесь дали. С тех самых пор подрабатывать стала, обслуживает клиентов. За три года слава о ней по городу разнеслась, так что скучать по ночам ей некогда — днем-то еду на стол подает, да посуду моет. Деньги отцу отдает. И себе, конечно, оставляет, не без того. Ей уже пятнадцать, за последний год округлилась, приятная такая стала и еще лет пять точно пользоваться спросом будет. Сегуб никогда ее к посетителям не ревновал, раз и навсегда уяснил — дело есть дело. Приносит доход Эпа — хорошо, что приносит. А он не гордый. Он и утречком к ней заглянуть может. И точно так же — носом в пол. Очень уже ему понравилось.

И сейчас бы ему радоваться, что Эпа так мальчишкой заинтересовалась. Ежели он девственник еще — а с такими красавчиками очень часто это бывает — так, пожалуй, весь кошель ей в подарок оставит, от души отблагодарит. Но почему-то наизнанку его выворачивало от этой мысли. Хотелось наплевать на маячащий заработок, и выставить этого слизняка. Так хотелось, что аж руки зудели и, едва они освобождались, Сегуб тер их друг о друга. Что это с ним? Никогда ведь такого не было. Али тоже от луны? Он на всякий случай отошел подальше от окошка.

И надо же было наткнуться на паскудника. Тот будто невзначай взмахнул рукой — и грязная посуда полетела на холщовую рубаху Сегуба, залила брюки, будто он до нужника не добежал... В другой раз спрятал бы злость — клиенту богатому если нравится, да хоть всех их здесь залей и посуду перебей — знай плати. Но сейчас Сегуб едва удержался, чтобы не засветить этими же тарелками ему в морду. Едва сдержался. Сцепил зубы и сдержался. А когда поднял глаза, увидел ехидную усмешку:

— Неуклюжий какой... — процедил мерзавец. — Заберу часть денег за испорченный камзол.

И вправду — несколько крошек упало на богатую одежду и прилипло к ней. Но Сегуб не долго к ним приглядывался. Глаза вдруг застлало алой пеленой, а потом он сгреб в охапку камзол, рубаху и что было сил швырнул тщедушное тельце в сторону выхода.

Народ стих на мгновение, затем зашумел: кто — возмущенно, кто — злорадно, кто — примирительно. Отец что-то орал из дальнего угла, но Сегуб ничего не слышал: рванулся к мальчишке, снова схватил его, пока тот не успел встать, выбросил в предупредительно открытый проем. Снова последовал за ним.

Эпа завизжала, кто-то потребовал позвать "волков", отец пробирался к нему через зал, а он, уже на уличной мостовой, занес ногу, чтобы ударить прямо в красивую мордашку, выбить эти невинные глазки, разорвать ухмылку, чтобы навсегда отбить охоту лыбиться, чтобы на всю жизнь запомнил этот трактир. И еще успел порадоваться, что кровь не придется с досок вытирать, что это все на улице случилось...

Все изменилось так внезапно, что Сегуб не сообразил, что произошло. За мгновение до того, как его ботинок должен был изуродовать богатого придурка, с нечеловеческой силой его потащило за ногу и со всей дури швырнуло на землю, так что он даже вдохнуть не мог. А набрав воздуха в легкие заорал. Сначала потому что нога болела невыносимо, кажется, ее сломали, а потом потому что над ним склонилось коричневое лицо с алыми глазами, разевая клыкастую пасть. Но крик длился недолго: отвратительная лапа, разрывая кожу, задрала подбородок и вцепилась в шею. Крик сменился бульканьем.

Какое-то время в мертвеющих глазах Сегуба еще отражалось ночное небо, алый круг луны, тени городской стражи, спешащей на помощь, а затем взгляд помутнел.

27 юньйо, лес недалеко от Биргера

Ранели провела почти весь день в лесу рядом с Биргером, поджидая сокола и обдумывая то, что услышала в храме. Раздражение на жизнь, людей, сокола и вообще весь мир переполняло ее.

Досадовала на людей, начавших убивать оборотней. Перед глазами стояла площадь, на которой сожгли одного из братьев. Почему люди не хотят признавать за другими право быть иными? Откуда эта жажда убивать всех, кто чем-то отличается? Стая ни разу не покидала границы Умара для убийства или мести. Ни разу не объявляла войну. Но что это дало? Их все равно ненавидели, рассказывали нелепые страшилки. Хотя — Ранели нахмурилась — жуткие рассказы, что начали бродить по Биргеру и его окрестностям, появились не на пустом месте. Выходит, и вправду появились волки, убивающие людей, и это — проклятые. Но странно: проклятых можно встретить в неделю полнолуния, они убивают лишь ночью, а люди рассказывают об убийствах, совершенных средь бела дня... Другое заклятие или чей-то обман? Глаза Ранели сверкнули желтым светом — она не любила загадок, а еще больше — ложь. Если бы не личные проблемы, она бы узнала, что произошло, но пока...

Пока она досадовала на себя за то, что поверила россказням о священнике, который якобы видел любого человека насквозь и мог не только предречь будущее, но и подсказать, как уйти от судьбы. Оказалось, она напрасно рисковала жизнью, чтобы попасть в Биргер. Следовало раньше догадаться, что среди людей не может быть чудо-священника. Они уже давно не почитают Эль-Элиона как должно, Бог не будет говорить с ними. А если и будет, то она-то не человек. Эль-Элион дает священника людям, чтобы тот пророчествовал о людях. А оборотням даны храмы, где каждый может услышать Его голос.

Она досадовала на сокола. Почему, когда ей это не нравится, он постоянно крутится рядом, а теперь, когда она так ждет, птица исчезла? Словно все делает назло!

Ранели вышла из леса в поле. Казалось, оно простирается до самого горизонта. Еще раз осмотрела небо. Не только сокола не видно — все птицы куда-то подевались. Пришлось вернуться в лес.

Высокие двери храма в Биргере... Не дубовые ворота, обитые металлом, какие бывают у богатых горожан, а цветные витражи, обрамленные деревом. Будто и не двери, а картина, воссоздающая сотворение Гошты. Как обычно в таких случаях запечатлены руки Творца и свет, дождем льющийся с небес из двух прозрачных ладоней на зелено-голубой шар. В храмах оборотней ничего подобного не встретишь. "Чтобы ничто не мешало услышать голос Эль-Элиона", — наставляли молодежь. Но сейчас это нисколько не отвлекало. Наоборот, боль души из-за увиденного места казни утихла, сердце наполнилось покоем.

Она накрыла голову прозрачной накидкой по обычаю людей. В прямоугольном зале с высоким полукруглым потолком по обе стороны располагались гигантские окна тоже с витражами вместо стекла. В хронологическом порядке, так, как эти истории шли в Книге Вселенной, на них изобразили сотворение духов, восстание духов, сотворение людей, восстание людей. Затем шло несколько эпизодов из Священной книги Энгарна, из жизни древних священников — тех, кого Эль-Элион посещал лично и дал им необыкновенные способности. Мир в сердце постепенно сменялся восторженным благоговением перед лицом кого-то очень доброго и могущественного. Многие из воссозданных в витражах историй она читала дома, хотя священников у оборотней никогда не было. В стае учили, что Эль-Элион разговаривает с каждым лично, надо всего-навсего желать услышать Его. Ранели очень желала, но никогда не слышала. От этого она начала сомневаться, что кто-то вообще говорил с Ним. А что если правы люди, которые утверждают, что лишь через священников обращается Эль-Элион? Ранели здесь, чтобы узнать истину. Она посмотрела на возвышение

Местный священник сидел там. Обычно служители храма только утром и вечером выходили к народу: произносили проповедь, раздавали благословение. Но паломничество к Цохару никогда не прекращалось. Люди жаждали услышать волю Эль-Элиона о себе. Поэтому он сидел на амвоне с шести утра до девяти вечера, иногда прерывая общение со страждущими, для того чтобы принять пищу.

Отвлекшись от цветных окон, Ранели отрешенно рассматривала спины прихожан, выискивая место, где удобней протиснуться вперед. Затем ловко лавируя и расталкивая локтями особо упрямых, она стала пробираться сквозь толпу. Слишком мало времени, чтобы ждать, когда народ разойдется. Ей надо получить ответ немедленно и как можно скорее покинуть город, ставший опасным для оборотней. Приближаясь к Цохару, она отчетливо слышала голос — густой баритон. Внимать ему приятно, если не вдумываться в смысл сказанного.

— Шел бы ты домой, отрок. Еще минуту постоишь, и отец башку тебе снесет по возвращении, за то, что шляешься неизвестно где, вместо того чтобы строгать и пилить, как он повелел. А ты куда? Ты, старче, стой. Я тебе говорил, чтобы не женился на молодой? Говорил? Теперь вот стой тут целый день. Нечего молодой жене мешать. Может, у нее дело какое секретное, а ты домой собрался. Стой столбом. И слушай, что другим говорю. Авось и ты поумнеешь. Притчу сказать? Сказать? Ну, слушайте...

Ранели не выдержала и прыснула. В тишине храма смешок прозвучал особенно громко. Люди озадаченно обернулись. Священник привстал, чтобы рассмотреть нарушителя спокойствия. Девушка-оборотень смотрела открыто и смело: "Я тебя разгадала. Ты притворяешься мудрым, а на самом деле..."

— Кого я вижу! — воскликнул Цохар. — Нечеловек, что притворяется человеком...

Дыхание Ранели замерло. "Он знает, что я — оборотень?" Девушка беспомощно оглянулась. О побеге не могло быть и речи — она была сжата толпой со всех сторон. Самое время схватить ее, чтобы казнить на площади...

...Ранели снова вышла в поле, чтобы поискать сокола. Безрезультатно. Куда же он провалился? Как его позвать? Не кричать же на весь лес...

Она побледнела как облако, когда священник брякнул, что она не человек. Цохар, заметив это, хитро прищурился. Взгляд Ранели тут же изменился — потемнел, стал угрожающим. Она не собиралась безропотно ждать, когда ее потащат на костер. Если люди попытаются сделать это — она будет защищаться. Девушка приготовилась к обращению, но священник подмигнул ей:

— Я всегда говорил, что женщина не человек, а лишь притворяется человеком. Человека Эль-Элион сотворил первым, как только первосозданная планета вышла из-под Его рук. И только позже, когда человек обошел свои владения и дал имена зверям и птицам, повторяю: только после всего этого Эль-Элион сотворил женщину. А стало быть... — Ранели заносчиво улыбнулась. — Я вижу, ты не боишься меня, дочка? — обратился священник к ней. — Ну-ка, иди сюда. Посмотрю в твое бесстыжее лицо, — девушка смело пробралась вперед. Теперь перед носом торчали колена священника, покрытые темно-синим льняным облачением. Пришлось взглянуть вверх, чтобы встретиться с лукавыми темными глазами. — Так-так... — промолвил он, ухмыляясь в густую черную бороду. — Зачем пожаловала, красавица? — и, не давая времени для ответа, продолжил. — Удивляюсь я: зачем приходят ко мне те, к кому Эль-Элион Сам приходит? Зачем, скажи мне?

На этот раз Цохар действительно ждал отклика. Ранели поиграла бровями.

— Он приходит, да ведь не говорит ничего! — смеясь ворковала она.

— Трудно сказать что-то тому, кто не хочет слышать, — священник, передразнивая, тоже поиграл бровями и рассмеялся. — Если я тебе скажу, ты захочешь ли услышать?

— Эх, кабы знать, что вы истину говорите, господин священник, так я бы...

— Истину! — скривился Цохар. — Истина ей нужна! Не-е-ет. Тебе гарантии нужны. Чтоб надежно было, как вексель у богатого купца. Ты хочешь каждый шаг выверить, чтобы нигде не ошибиться и не упасть. Да ведь гарантий тебе и Эль-Элион не даст. Все в твоих руках, дочка. Пойдешь налево — и беду, и радость встретишь. Пойдешь направо — и беду, и радость встретишь.

— Не пойму я, о чем вы... — надула губки Ранели.

— Не поймет она... Вот и всегда у тебя так. Как по шерсти волчицу гладишь, так все она понимает, а как против шерсти, так сразу глухая и слепая делается.

Снова забилось у Ранели сердце часто-часто. Неужели знает священник? А он подмигивает.

— Каждая женщина в душе волчица. А тебе вот что скажу. Раз уж ты легких путей ищешь, хочешь, чтобы все было определённо и ясно... Так чего уж к священнику ходить? Сразу к магу бы шла...Найди зеркало будущего, что спрятано у скованного мага по имени Намжилдоржи. Лес, в котором он обитает ныне, не так далеко, да ты в нем ни разу не была. Охраняет того мага чудовище. Никого не пропускает, кроме того, кого маг пустить хочет. Доберешься до мага — на все вопросы ответы найдешь, потому что зеркал много: одно будущее покажет, другое — прошлое. Одно счастье твое, другое — несчастье. Одно страны запредельные, другое — дом родной. Одно душу твою, другое — тоже душу. А уж какая твоя душа — тебе решать. Все-все узнаешь... Если маг, конечно, захочет пропустить тебя, а не скормит своему чудищу, — Цохар хохотнул — очень уж понравилось, как запутал Ранели. Она стояла перед ним, озадаченно открыв рот, чувствуя себя полной дурой.

Внезапно священник посерьезнел:

— Чего встала? — спросил грубо. — Поняла — не поняла, иди-ка уже отсюда. Нечего тебе здесь делать. Свой храм имеешь — туда и ходи, — видя, что Ранели никак не придет в себя, нахмурился и топнул ногой. — Иди отсюда говорю! Чую, костер на площади разожгли, паленой шерстью пахнет!

Девушка опомнилась и быстро протиснулась сквозь толпу. За спиной слышался веселый голос:

— А хотите еще притчу? Как-то пьяный попугай...

От воспоминаний отвлек клекот. Она оглянулась. Сокол сидел недалеко на ветке и косился черным взглядом.

— Неужели... — пробормотала девушка и шагнула ближе к птице, не глядя в черные глаза. Когда расстояние между ними сократилось до локтя, она произнесла. — Здравствуй, сокол. Нам надо срочно встретиться. Буду ждать тебя в Сальмане в нашей таверне.

Сказав это, послала птице воздушный поцелуй, после чего немедленно скрылась в лесу.

27 юньйо, Биргер в трех шаврах от границы Энгарна

К вечеру полил дождь. Капли соскальзывали с кожаной куртки, но шляпа и брюки быстро промокли, стало зябко.

Ялмари впервые путешествовал верхом так долго, все тело начало болеть. Он очень быстро добрался до границы Энгарна, меняя по пять-шесть лошадей в сутки, но, к сожалению, в сигнальной башне нельзя было заменить уставшее тело. Сейчас лесник буквально заставлял себя ехать. Дождь небеса, видимо, дали в дополнительное испытание. До следующей сигнальной башни оставалось еще добрых четыре часа пути, а до Биргера — небольшого, населением тысяч в тридцать, города — рукой подать. И все же он поехал бы до башни, если бы не внутренний голос. Это побуждение, возникающее иногда в душе человека, в Энгарне называли голосом Духа, подразумевая, что добрый дух может подсказать тебе, как поступить. Лесник называл это даром предвидения. Он проявлялся нечасто, но ни разу не обманул. Что-то внутри уверяло: в Биргере Ялмари узнает нечто важное для его миссии. Он пришпорил коня: следовало поторопиться, ворота скоро закроют.

Город в дождливый вечер выглядел мрачным и неприветливым, так же как и стража. Воины, заметив запоздалого всадника, не оживились, остались под небольшим навесом, настороженно всматриваясь в путника. Десятник взглянул из-под бровей.

— Поздно ездите, сударь, — недружелюбно пробубнил он. Плащ защищал от дождя, но не от холода: воин зябко поднимал плечи. Может, от этого и говорил так раздраженно. — Уже ворота закрывать собирались. Платите быстрей, — он указал на сидевшего у ворот служку.

Ялмари спешился, заплатил подорожный налог и хотел ехать дальше, когда боковым зрением заметил: десятник спрятал в карман какой-то камень. Лесник заинтересовался. Он давно слышал о магических камнях, внешне похожих на булыжник, но легко "впитывавших" заклинание. Если окропить такой камень кровью оборотня или вампира и произнести наговор, он начинал светиться мягким голубым светом при приближении этих существ.

— Туммим? — проверил выводы лесник.

— Туммим, — насупился страж и нашел нужным объяснить. — Времена неспокойные. Всех проверяем.

— Ясно, — Ялмари теперь не торопился уходить. Стражи закрыли ворота. Издалека доносился стук подкованных сапог — десяток "волков" шел на смену дневной страже. — Сударь, можно вас в сторонку? — когда они отошли, Ялмари предъявил золотой знак. — Не подскажете, где можно остановиться в городе?

— Отчего не подсказать? — десятник стал в разы радушнее. — Сейчас сменимся, по дороге в казарму и покажу.

Ялмари отошел в сторону. Служка, собрав деньги, исчез в темноте с охраной. Десятник скомандовал своим людям. Построившись по двое, солдаты отправились вперед, а сам он чуть приотстал, чтобы поговорить с особым посланником королевы. Лесник вел лошадь в поводу. Сильный дождь прекратился, только легкая морось холодила лицо.

— Вы только о гостинице хотели справиться или еще что нужно? — начал десятник.

— Нужно. Кто дал страже туммим?

— Городской совет. Приказали всех проверять.

— И как успехи?

— За месяц выловили и сожгли трех оборотней.

— И все?

— А что еще?

— Туммим заряжен на оборотней? Есть угроза? Вампиров не ловили?

— Не ловили, — десятник растерялся. — Мы не спрашивали, на кого заряжен камень. Я так думаю, на вампиров тоже. Не так давно шуму было — мужика одного, то ли хозяина таверны, то ли его сына вампир убил. Наши подоспели поздно. Да и что бы они сделали? Медного оружия у нас отродясь не бывало. Потом еще пару наших убили — явно оборотни, очень уж порезаны жестоко были. Вот и взяли туммимы, чтобы заранее, значит, остеречься. Слухи ходят, что и маги из Кашшафы к нам захаживают. Я так думаю, и на магов камень заряжен.

— Во-первых, туммим против магов бессилен, нужен второй камень — урим, — заметил Ялмари. — Второй камень вам ведь не дали?

— Нет, — вопросы особого посланника ставили десятника в тупик. — Даже и не упоминали про второй камень. Дорого, наверно.

— Во-вторых, — продолжил Ялмари, — кто, по вашему, заряжает туммимы? Энгарнские священники? Уверен, кашшафский маг их и продал старейшинам, а значит, здесь какая-то ловушка.

— А мы что-то...

Но лесник не слушал оправдания десятника.

— В-третьих... Медное оружие вам выдали?

— Нет, — растерянно пробормотал солдат. — Только особые веревки, которыми можно оборотней связать...

— Еще и веревки! — хмыкнул лесник. — Тоже явно не из храма их принесли, верно? Ладно, с оборотнями вы быстро справились, когда их обнаружили. А если бы я был вампиром? Что бы вы стали делать? Или вы думаете, вампир бы сказала: "Раз вы все знаете, пойду на костер"? — "волк" молчал, не находя ответа. — Ладно, оставим, — прервал рассуждения Ялмари. — Вы тщательно проверяете входящих? Можно проскользнуть?

— Можно, — скривился страж. — Это ночью все просто: вы приехали один, я подошел и проверил. А если идут купцы или граф устраивает торжественный въезд, где тут уследишь? Иногда со служкой переговорят — он нам велит не задерживать, пропустить без проверки. Мы и не настаиваем. Чай, не королевский указ, городской совет тревожится. Вот если бы Полад приказал, тогда да.

Они шли по центральной улице, относительно чистой и светлой. Фонари горели у входов в дома. Каменные строения с каждым лавгом становились выше и богаче, а улица — шире. Некоторые дома недавно отремонтировали, декорировали вычурной лепниной. Лесник невольно сравнивал эти "хоромы" с королевским дворцом. Кашшафские захватчики не поскупились на украшение дворца, но там все сделали со вкусом, так что радует глаз. Удивительно, что богатые ремесленники и аристократы не доверяют приготовление обеда плохому повару, но легко отдают дом в руки плохому архитектору. Или Энгарн все еще отстает в этом от враждебного соседа?

Он снова проанализировал то, что услышал от десятника. "Жестокие смерти напугали так, что городской совет не побоялся пойти на сделку магом. Но заряжен он, кажется, только на оборотней. Случайно? Намеренно? Или никаких загадочных смертей вообще не было, а кто-то устраивает жестокие смерти, чтобы заподозрили оборотней и вампиров? Или еще хуже — кто-то управляет городом за спиной Полада и королевы?"

— Смерти от вампиров и оборотней расследовали? — осведомился Ялмари после паузы.

— От вампира на наших глазах было, можете сами тот десяток опросить. Чего тут расследовать? Смерти от оборотней, те, что произошли в городе, — расследовали, — пояснил страж. — Деревни — это уже забота капитана Махли. Но какое нужно расследование? Кто еще оставляет на шее человека дыры? Кто резвится, разрывая трупы на части, съедая внутренности? Посмотришь на убитых и сразу понятно, кто здесь побывал...

Ялмари невесело усмехнулся.

— Ясно. Спасибо, десятник. Подскажите, в какой таверне лучше остановиться. Сильно дорогая не нужна... А знаешь, вот ту подскажи, где вампир человека убил. Посмотрю, что там.

— С этим просто. В следующий переулок свернете, и через лавг наткнетесь на забегаловку. Там и комнаты сдаются. Только последнее время не больно там жалуют нашего брата.

— То есть? — уточнил лесник.

— То и есть. После того случая "волков" отказываются обслуживать. Заставить мы, конечно, можем... В общем, капитан наш донесение господину Поладу отправил, ждем теперь, что он скажет. А пока, если узнают, кто вы... В общем, если на ночь глядя другое пристанище не захотите искать, приходите к нам. Казарма возле ратуши, — раздался бой часов на здании городского совета — пробило половину десятого. — С капитаном встретитесь? — поинтересовался десятник.

— Может, позже. Не говори пока никому о нашем разговоре, — Ялмари вскочил на коня. — А старейшину вашего как зовут? Где его дом?

— Дом старейшины Елеу мы уже миновали, — воин обернулся, — вон тот, видите? С каменными рожами над входом. Хотите его посетить?

— Возможно. Доброго отдыха, десятник.

— Доброго отдыха, сударь.

Ялмари заметил узкую улочку и свернул туда. Она была темной и вонючей, как любая неглавная улица в городах Энгарна. "Интересно, — мелькнула мысль, — в Кашшафе тоже так или научились чистоте?" Вдоль домов текла река помоев. Рядом резвилась свинья, лесник осторожно объехал ее. Города специально содержали чушек, чтобы хоть немного "прибирались" на улицах, но их усилий не хватало. У лесника, привыкшего к чистому воздуху леса, закружилась голова. Внезапно наверху распахнулось окно, звонкий голос прокричал:

— Помои! — и следом выплеснулась грязная вода с овощными очистками.

Он еле успел придержать коня. "Положено ведь трижды прокричать!" — подумал недовольно. Еще немного постоял, тронул бока скакуна.

В конце улочки слышались пьяные голоса, музыка. Кажется, скоро он сможет, поесть и выспаться.

Стоило въехать на постоялый двор, как подбежал мальчик, взял лошадь под уздцы. Ялмари соскочил, подхватил небольшую дорожную сумку и вошел внутрь.

Небольшой зал встретил звоном посуды, веселым говором и песнями. Лесник снял шляпу, поискал свободное место.

— Можно? — поинтересовался у ремесленников. Судя по внешнему виду, они принадлежали к обувному цеху и заглянули сюда сразу после работы. Мужчины окинули его взглядами и отвернулись. Ялмари счел это за согласие и, устроившись на скамье, положил рядом суму и стал ждать служанку. Снимать куртку пока не хотелось — еще не согрелся.

Девушка подлетела, как дворняжка, встречающая хозяина, — того и гляди, на него лапами бросится. Молоденькая, лет пятнадцати, — наклонилась, выставляя напоказ упругую грудь, чуть прикрытую платьем:

— Что желаете, сударь?

— Много хорошо прожаренного мяса.

— Вина?

Он чуть не заказал васаг, но вовремя спохватился: слишком дорогое вино даже на западе Энгарна, в краю виноградников. И "особое", тут же "волка" в нем заподозрят.

— Грюйт есть? — заказал он единственный напиток, который мог пить.

— Есть! — малышка будто обрадовалась. — Вам, может, с добавками? Есть для того чтобы не спать всю ночь, есть придающий силу, — томно предложила она.

— Обычный. И еще мне нужна комната.

— Только комната? — она все еще не сдавалась и игриво покачала бедрами, но желаемой реакции так и не увидела, потому поджала губы. — Сейчас все принесу, сударь.

Ялмари повернулся к столу и с изумлением заметил, что и тут его проверили. Сидевший рядом с ним подмастерье быстро передал другому туммим и отрицательно помотал головой. Вот так-так. Страже у ворот особенно не нужно стараться, раз такие камни есть у каждого ремесленника.

Убедившись, что Ялмари — человек, парни склонились друг к другу и возобновили беседу.

— ...И вот вышли они за деревню, Гулизар с парнем заигрывает, она девушка горячая была. У мертвого встанет. Парень на нее смотрит, глаза горят. Она-то считала, он уже созрел, быстрей пошла, чтобы увести его подальше в лес, чтобы никто им не помешал значицца. Ну, и увела. Нашли ее через три дня. На труп смотреть страшно было, как это чудище над ней глумилось. Грудь, живот, горло, щеки — все изгрызано. А ты говоришь — вампир. Я вам скажу: первый признак оборотня — глаза у него горят. А туммим не всегда срабатывает.

— А у вампира? У вампира горят глаза? — замирающим шепотом поинтересовался подмастерье, что сидел рядом с Ялмари.

— Вампира, ты ни с кем не спутаешь. Это такое страшило! Если и спасешься — заикой останешься. Сам черный, глаза красные, ногти — во! — он раздвинул руки чуть ли не на два локтя. — У него клыки длинные, чтобы прокусывать кожу легче было. Аж до подбородка достают! — авторитетно заявил рассказчик.

"Смесь правды и басен, — сморщился лесник. — Кому эти басни нужны? Кто хочет, чтобы они распространялись?.. Что-то долго нет еды..." — Ялмари оглянулся — к нему направлялся хозяин: жирная тушка на тонких ногах. Подошел к столу, демонстративно крутя в руках два камня: в этой таверне хранили полный набор, могли поймать и оборотня, и мага. Скорей всего, и вампира. Кулак размером с маленькую дыню опустился на стол:

— Вот что, парень, — хозяин навис над Ялмари. — Шел бы ты отсюда. Я "волков" не обслуживаю.

Трактир затих. В тишине хлопнула дверь — кто-то спешно покинул дом.

Лесник встал:

— С чего вы взяли...

— У нас глаз наметанный, — прищурился хозяин. — Один, с дороги, молчишь, разговоры слушаешь. На Эпу вон не позарился, вино не заказал...

"Шереш меня раздери! — разозлился Ялмари на себя. — Что же шпионам Полада делать приходится, чтобы их никто не заподозрил? Пить и громко хаять королеву?" Теперь надо было сохранить лицо.

— А не боитесь так открыто?

— Я, щенок, ничего уже не боюсь, — оскалилась туша жирными губами. — После того как Сегуба вампир высушил, а "волки" подойти боялись... — он умолк. — Да и мы не в столице, — тон стал угрожающим. — Кто знает, увидишь ли ты еще своего капитана. Убирайся отсюда! — глаза превратились в щелочки, мужик наклонил голову — будто бык, перед тем как броситься.

Ялмари надел шляпу, кинул на стол монету:

— За кормежку коня.

Лицо хозяина налилось кровью.

— Мне не нужно твоих поганых денег. Убирайся быстро!

Но лесник не дрогнул лицом, подобрал сумку и направился к выходу, спиной чувствуя взгляды.

Постоял у конюшни. "Полный провал. Раскрыли буквально за четверть часа. Хорошо еще не догадались, о моем истинном статусе, подумали, что рядовой "волк". Придется переночевать в казарме, а утром все же навестить старейшину, узнать, кто дал ему камни".

Он оставил коня в негостеприимной таверне. Лошади надо отдохнуть. Утром, если что, пошлет десяток. Заберут, никто и не пикнет. Тем более вопреки желанию хозяина за ужин и лошадь он заплатил. Лук взял с собой — вряд ли пригодится в городе, но тут могли украсть. Для защиты же пригодится короткий меч, который Ялмари всегда держал в кожаных ножнах под курткой. Он прикрепил его так, чтобы не мешал при ходьбе и был незаметен для собеседника.

Лесник закинул котомку на плечо. С благодарностью посмотрел на небо — дождь закончился. Розовая луна разогнала тучи, чтобы взглянуть на город. Это немного осветило темные улочки, но нисколько не обрадовало. Ялмари не любил полнолуния. А как представлял, что оно будет длиться еще почти неделю, такая тоска брала... На него луна действовала слишком сильно.

Темные улочки встретили той же вонью. Ялмари ускорил шаг, чтобы быстрее выйти на главную улицу.

...Из-за обилия запахов он чуть не попал в засаду. В последнюю минуту почувствовал в нише, куда не доставал лунный свет, чье-то присутствие. Резко присел, одновременно уходя влево. Меч скользнул по куртке. Выхватил клинок и повернулся лицом к врагу, отбрасывая в сторону сумку. Тут же вспомнил — этот человек был в трактире. Небольшая бородка, длинные до плеч волосы, широкая вестина, закрывающая бедра, высокие сапоги — больше всего он походил на зажиточного лейнского купца.

Не давая леснику опомниться, мужчина одним движением сбросил с плеч вестину, и тут же швырнул ее в Ялмари, стараясь сбить того с толку, а сам нырнул вправо, стараясь достать плечо лесника. Но не успел. Тут же отпрянул уходя от встречного выпада, а потом стал словно танцевать: наступал, двигаясь из стороны в сторону, и беспрерывно нанося удары. Он был один, но Ялмари казалось, что ему приходится сражаться с тремя. Меч у врага оказался длиннее, лесник едва успевал парировать быстрые выпады. Он быстро взмок и жалел, что не успел сбросить куртку, как его противник, — это тебе не тренировки в лесу со старым другом.

В мужчине чувствовался опыт не одного сражения: он не разговаривал, но с неумолимой решимостью загонял жертву в ту самую нишу, где поджидал ее. Ялмари бы поспорил, что пройдя войну с Кашшафой, он обосновался в гильдии наемных убийц. Лесник едва не пропустил удар — вовремя уклонился и меч лишь чиркнул по куртке, даже не порезав ее.

Ялмари лишь хмыкнул — эта встреча, так же как и разбойники в лесу, по большому счету ничем не грозила. Ничем, кроме разоблачения. Он отступал и парировал удары.

Откуда в руке убийцы появился кинжал, он не успел заметить, успел лишь дернуть головой в сторону, чтобы оружие не воткнули ему в глаз, но клинок задел щеку. Тут же подставил меч, защищая грудь. Бородач на мгновение остолбенел, а затем стал отступать. Решил сбежать? Поздно.

Лесник крутанул клинком, и меч врага со звоном отлетел к стене, а противник, нелепо взмахнув руками, упал на мостовую. Ялмари быстро склонился над ним: чуть-чуть не рассчитал удар — хотел ранить плечо, а пробил легкое насквозь.

— Кто тебя послал? Зачем?

В закатывающихся глазах последним проблеском мелькнула ненависть — не к нему, к заказчикам, отправившим его на смерть, не предупредив, с кем он столкнется. Может, поэтому он и прохрипел, захлебываясь кровью:

— Трактрщ... Елеу...

А потом глаза закатились. Ялмари пощупал пульс на шее, поднялся. С сожалением посмотрел на труп. Насколько можно доверять его предсмертному признанию? Старейшина договорился с трактирщиком? Бред. Но вот то, что он одобрял охоту местных жителей на "волков", очень может быть. Причем именно на одиночек. Сидит такой наблюдатель, в трактире, видит, как выгоняют Ялмари. Куда пойдет солдат на ночь глядя? Конечно, в казарму, ведь в другом трактире его тоже могут прогнать. Значит, можно подкараулить. Утром нашли бы труп парня. Прирезали — с кем не бывает? Нечего по ночному городу бродить. Вроде бы никто не виноват. А если его порезать в нескольких местах, разбросать кишки по мостовой, то тогда, глядишь, на оборотней подумают. Никто не заподозрит, что убийство оплачено трактирщиком. Или все же старейшиной? Эх, допросить бы разбойника получше. Но теперь что об этом жалеть? Придется разбираться самому.

Лесник оглянулся. Кажется, за схваткой никто не наблюдал — это к лучшему. Он нашел шляпу, которую потерял в схватке, отряхнул ее и снова натянув на глаза продолжил путь. Только теперь он шел не в казарму.

Через четверть часа — он слышал удар городских часов — Ялмари стоял у дома старейшины. В парадную дверь заходить не стал. Лучше это сделать с черного входа. Слуги почти никогда не запирают там дверь.

Забрался на невысокий забор, окружавший дворик с задней стороны дома. Собак здесь не держали — повезло. Осторожно спрыгнул на землю. Еще раз огляделся. Все уже крепко спали. Выходит, старейшина в это опасное время нападений не боится. Даже сторожа не выставил, не то что собак.

...Он бесшумно поднимался по лестнице — спальня всегда на втором этаже. Если старейшина спит, то он там. Если он ночная пташка — придется искать дальше. Приоткрыл ближайшую дверь — ароматной водой. "Ошибочка. Явно женская спальня". Прошел дальше. "А тут?" — на большой кровати свернулись клубочками два крошечных тельца. Детская. Следующая комната определенно то, что нужно.

Лесник скользнул внутрь, подошел к кровати — ее приготовили для сна покрывало откинуто, одеяло чуть загнуто, подушки взбиты, но постель нетронута. "Значит, не спит, — разочарованно подумал Ялмари. — Но ко сну готовился, следовательно где-то в доме. Может, в кабинете?"

Он вышел в коридор и на этот раз сразу заметил узкую полоску света в одной из дверей — ее не закрыли полностью. "Что ж, старейшина Елеу... Будет немного страшно", — Ялмари снял шляпу и шагнул в комнату.

— Добрый вечер, — проговорил вкрадчиво.

Седой старик с большими залысинами впереди и длинными волосами на затылке моментально побледнел, губы затряслись. Он узнал посетителя с одного взгляда. Старейшина открыл рот, но дыхание перехватило, он не издал ни звука.

— Не кричите, — все же предупредил Ялмари, доставая меч. — Кричать бесполезно, все равно помощь не успеет. Вы ведь хотите жить? — дождался утвердительного кивка, шагнул еще ближе, медленно подошел к столу. Лесник знал: в таких случаях спокойный тон звучит страшнее, чем угрозы. Он взял стул, подвинул к столу. Теперь они сидели напротив. — Я всего лишь хочу поговорить. Надеюсь, вы мне объясните, что происходит в Биргере. Вы заключали негласный договор об убийстве солдат Полада?

— Нет! — быстро выкрикнул старейшина, но лесник почувствовал: лжет.

— Да, — веско возразил он. — Но я ни за что не поверю, будто за это вы платили из своего кармана. Кто оплатил? Маг?

— Я-а не-е... — старик тут же начал заикаться.

— Ладно, другой вопрос. Зачем нужны казни оборотней?

— О-они у-би-вали, — блеял старейшина, не сводя глаз с Ялмари. — М-мы хотели за-щититься.

— Кто видел, что убивали именно оборотни?

— Н-но это же понятно...

— Выходит, никто не видел, — подвел итог лесник. — Тогда вернемся к магу. Кто дал вам камни? Туммимы, — уточнил он. — Где вы взяли столько камней? Мне кажется, трудно найти дом, где не было бы туммима, — зрачки Елеу сузились почти до точки. Еще немного и старик умрет от страха. — Спокойней, — увещевающее произнес Ялмари. — Я же сказал, мне нужны ответы, а не ваша жизнь. Так кто дал камни?

— Маг.

— Понятно, что маг. Но откуда? Из Кашшафы? — вопрос был риторическим. Мало вероятно, что козни будет строить лейнский маг или с другого материка, но кто знает. Ялмари подождал, пока Елеу, преодолевая ужас, подтвердит его предположение. — То есть вы связались с врагами Энгарна, так? "Волков" у вас ненавидят, а кашшафских магов привечают. Это заговор, старейшина?

— Нет! Мы верны королеве. Мы Поладу не желаем повиноваться... Маг защитил нас... Потому что эти твари... То есть... извините... Мы писали в Жанхот, но никто не спешил помочь нам. "Волки" бессильны, они не справляются с вампирами и оборотнями. Может, Полад связан с этими убийствами! Что нам было делать? Нам предложили помощь, и мы приняли ее.

— Последний вопрос, — Ялмари встал, облокотился на стол, навис над стариком. — Как мне встретиться с этим магом? Когда он будет здесь? Ведь он заходит к вам?

На старейшину было жалко смотреть. Губы начали синеть, он чуть не кивнул, но опомнился, встретив взгляд Ялмари.

— Я-а н-не з-зна-ю, — проблеял старик. — Он н-не го-во-рит...

— А если подумать? — Ялмари наклонился еще ниже.

— Н-не зна-ю, — затрясся Елеу. — Н-не знаю!

— Я спрашиваю последний раз, — совсем тихо, и так близко к лицу, что чувствуешь несвежее дыхание изо рта.

— Н-не знаю! — закричал старейшина. Ялмари не успел зажать ему рот. Надо было срочно покидать дом, пока не прибежали слуги. Он бросился к двери, когда за его спиной прозвучало:

— Ты не меня ищешь?

Лесник резко обернулся и больше не мог шевельнуться — будто тугие веревки опутали все тело. Руки и ноги не повиновались. Возле шкафа стоял человек в длинном сером балахоне. Капюшон полностью скрывал лицо. Одна рука вытянута вперед. Лесник почувствовал, как сдавливает горло, словно тисками. Кровь прилила к лицу, он задыхался.

Он почти потерял сознание, но тут же хватка на горле несколько ослабла. Ялмари согнулся пополам, с хрипом глотнул воздуха, оттопырил ворот, облегчая дыхание. Когда круги в глазах прошли, он разглядел, что попал в другую комнату: без мебели и окон. Со всех сторон темно-коричневые стены. Из неведомой вышины в центр комнаты падал круг света. Лесник пошевелил руками и ногами: тело вновь повиновалось.

— Я хотел, чтобы ты почувствовал, насколько я сильнее тебя и не сопротивлялся, — произнес маг, по-прежнему стоявший в двух тростях перед ним. — Тебе не нужна жизнь старейшины. Мне не нужна твоя жизнь. Пока. Я тоже хочу поговорить. Ты ведь для этого меня искал, не так ли? Или ты мечтал со мной сразиться? — в голосе послышалась насмешка. — Можешь спрашивать, я отвечу на твои вопросы.

Под капюшоном чернела такая тьма, что Ялмари казалось, будто мага там нет, и он разговаривает с невидимкой.

— Кто ты? — прохрипел Ялмари — горло еще саднило.

— Для тебя — маг Загфуран. Но, можешь мне поверить, я намного больше чем маг.

— Что тебе нужно?

— От тебя лично? — маг явно издевался. — Эту тайну я тебе не открою. Ты будешь орудием в моих руках и сам не догадаешься об этом. Это страшно, да, Ялмари? Да-да, я знаю твое имя. Я вообще все о тебе знаю особый посланник королевы. Куда бы ты ни пошел, я буду следить за тобой. И ты исполнишь мою волю, хочешь этого или нет.

— Не надо меня запугивать, — Ялмари вскинул голову.

— Запугивать? — всплеснул руками маг. — Запугивал я тебя раньше, когда душил. А сейчас рассказываю, что буду делать. Еще хочешь послушать? Тебя ведь наверняка интересуют мои планы. Я сообщил, что планирую относительно тебя. А теперь послушай о своей стране. Я посещу каждый город один за другим. Полад оглянуться не успеет, как окажется один-одинешенек в окружении врагов. "Волки" не помогут. Когда вся страна восстанет, "волков" сметут быстро. Полад, возможно, попытается найти союзников. И... не найдет. Я позабочусь о том, чтобы он всюду встретил только ненависть. Закончится дело тем, что он не найдет укрытия нигде: на него объявят охоту, будут травить, пока не уничтожат. И он умрет в одиночестве. Королева не заступится за него — побоится за детей. А если попытается спасти — погибнет вместе с ним. Скоро в Энгарне все переменится. Каждый, кто будет в дружбе со мной — будет жить. Кто посмеет встать на пути, будет уничтожен. Как тебе такая картина?

Ялмари не отвечал.

— Ты очень громко думаешь, особый посланник, — заметил Загфуран. — Ты думаешь, что многие пытались завоевать Энгарн, но Полад победил всех. Но, поверь, с таким противником, как я, он еще не сталкивался. Никто из магов не сможет противостоять мне. Не говоря уже о ваших ослабевших священниках, сохранивших гонор и растерявших всю силу. Это ты, надеюсь, не будешь отрицать? — повисла еще одна пауза. — Теперь ты думаешь, зачем я рассказываю тебе о своих планах, если так уверен в победе. Есть одна причина для этого. Ты не похож на других. Ты ищешь истину. Я знаю, что ты прочел много книг по богословию, ведь так? Скажи мне, кто сотворил Гошту? Откуда появилась планета, на которой ты живешь?

Теперь молчание длилось дольше. Маг ждал.

— Я не знаю, — проговорил он.

— Чудесный ответ! — обрадовался маг. — Он говорит о том, что я в тебе не ошибся. Опроси всех в Энгарне, Лейне или Кашшафе, посети все три материка Гошты и задай тот же вопрос — вряд ли найдешь хоть десять человек, которые ответят так, как ты. Все как один в этом мире поклоняются Эль-Элиону. И все уверены, что именно Он сотворил Гошту. Но ты так не считаешь. Почему?

"Быть откровенным с ним? — размышлял Ялмари. — Почему бы и нет... Это всего лишь мои мысли, в них нет государственной тайны".

— Если Эль-Элион сотворил Гошту... — неуверенно начал он, — тогда именно Гошта первосозданная планета. А я в этом не уверен.

— Почему же? — весело поинтересовался маг.

— Ты ведь знаешь, что написано в священных книгах, — Ялмари приподнял брови. — Сначала Эль-Элион сотворил духов. Это были послушные слуги, смысл жизни для которых исполнять волю Создателя. Но Эль-Элион не остановился на этом. Он сотворил первосозданную планету. Сотворил, для того чтобы населить ее разумными существами другого вида — людьми. Это уже не духи. Они имеют плоть. И они носят в себе частичку Эль-Элиона — наделены даром творить. От них произошли другие миры. Множество миров. Почему я уверен, что Гошта — не первосозданный мир? Я вижу людей, которые живут здесь. Я знаю многих из них и не верю, что они несут в себе частичку Эль-Элиона. Большинство из них озабочены мелкими интересами: скопить хоть немного денег, одеть, накормить, пристроить детей. Они не творцы. Но это во-вторых. Первое, о чем я подумал: если бы Гошта была первосозданной планетой, той, что вышла из рук Эль-Элиона, тогда в ее священных книгах не было был сказано о других творцах. Зачем? Главное, что нужно знать ее жителям: их сотворил Эль-Элион. До всех остальных миров, им нет никакого дела.

— Ты в этом уверен?

— Почти.

— А почему тогда на Гоште не поклоняются никому кроме Эль-Элиона?

— Мне кажется, тот, кто создал Гошту, все очень доступно записал в священных книгах. Он творец, но как бы младший творец. Он считает, что истинный повелитель всех миров — Эль-Элион, потому что только Он сможет справиться с духом, поднявшим восстание и принесшим зло во Вселенную, — Шерешем.

— Ты молодец, — одобрительно кивнул маг. — Ты не представляешь, насколько близок к истине.

— Откуда ты можешь знать об этом? — иронично осведомился Ялмари. — Может, знаешь того, кто сотворил Гошту?

— Нет, не знаю. Но скоро познакомлюсь, — осадил его маг. — Скажи еще. Ты уверен, что надо сидеть и ждать, когда Эль-Элион наведет порядок в мире? Уверен, что он не поручил это нам? — на этот раз Загфуран не ожидал ответа, сразу продолжил: — Знаешь, что мне нравится, в религии Энгарна? Только Истинная церковь учит, что Эль-Элион не так далек от людей, как им кажется. Людям внушают, что однажды Всетворящий заходит в дом к каждому человеку, принимая образ простого смертного. Ты можешь угадать день посещения и получить блаженство от Его руки или не угадать и до конца дней прожить в тоске. Ты смеешься. Я тоже не верю в эти сказки. Эль-Элион посещает Гошту — ничего забавнее невозможно придумать. Но я верю в аллегорию, которую представляют эти истории. Эль-Элион может обращаться к людям через тех, кто знает Его волю. Я говорю не о священниках, которые слишком запутались в богословии. Я говорю о тех, кто знает больше священников. Кому подвластны пространства между мирами, кто пришел с первосозданной планеты. Когда такой человек приходит в дом, это можно считать пришествием Самого Эль-Элиона. И слова такого посланника — слова Бога. Отвергнуть его — это отвергнуть Творца, — маг постепенно повышал голос. — Сегодня Эль-Элион говорит с тобой, — веско закончил он.

Ялмари невольно вздрогнул. Неужели это правда? Этот маг в балахоне один из первосозданных?

Он заставил себя успокоиться. Проверить слова Загфурана можно только одним способом...

— И ты можешь показать мне первосозданной мир?

— Могу, — подтвердил маг. — Если ты принесешь обет ордену Света, станешь посвященным минервалсом, однажды ты сможешь увидеть Храм, находящийся в первосозданном мире.

Лесник прояснил все до конца:

— Я правильно усвоил: обет я даю сейчас, а Храм увижу, когда-нибудь, когда ты или кто-то другой сочтет нужным?

— Да. Необходимо доверять мудрости ареопагита. Он знает, когда ты готов посетить Храм.

— Я уже вырос из того возраста, когда мог поверить подобным обещаниям.

— Жаль. Я надеялся, что у тебя хватит веры... Вот ведь парадокс: для того чтобы увидеть Храм, надо иметь огромную веру, но большинство из тех, кто ее имеет, очень недалекие люди. А как только найдешь по-настоящему мыслящего человека, оказывается, что у него проблемы с верой, — в рассуждениях мага слышалась неподдельная печаль. — Закончим нашу увлекательную беседу. Я сказал достаточно. Тебе будет, о чем подумать.

— Подумай и ты, — осмелел Ялмари. — Даже если бы я увидел другой мир, я не стал бы обещать, что буду повиноваться тебе и таким, как ты. Сначала я должен быть уверен, что ты действительно несешь свет, а не разрушение. То, что я услышал в начале...

— Тебе неприятно. Но я всего лишь описал худший вариант. Все может быть иначе. Полад может признать власть ордена Света. Либо, если он не хочет приносить присягу, он может удалиться из страны. Если он действительно служит королеве, желает блага ей, принцу и принцессе, заботится о стране — пусть уступит трон. Костры, сжигающие ни в чем неповинных оборотней, тут же прекратят пылать. Переворота не будет. Все произойдет так же мирно, как в Кашшафе.

— Сомневаюсь, что он поверит в твои добрые намерения.

— Я тоже сомневаюсь. Но все же... напиши ему обо всем, что произошло. Это мне и нужно от тебя пока. Напиши Поладу, что происходит в Биргере. Напиши, что это происходит во многих приграничных городах, а оттуда перекинется на весь Энгарн. И он может остановить это безумие, спасти жизнь оборотней, "волков" и других людей, если отойдет от власти. Я предлагаю бескровный путь, путь без жертв. И не моя вина, если он откажется. Сделаешь?

— Я напишу, — медленно проговорил Ялмари.

— Вот и славно. И... над моим предложением тоже подумай. Не каждому предоставляется шанс вырваться со своей планеты. Подумай.

Вспыхнул яркий свет. Ялмари отчаянно заморгал. Когда зрение восстановилось, он находился на городской площади перед ратушей. Загфуран предлагал переночевать у "волков". Ну, он и сам собирался в казарму. "Теперь познакомимся с капитаном. От него можно отправить письмо Поладу...

В мыслях тут же зазвучал гаденький голос мага: "Ты будешь орудием в моих руках и сам не догадаешься об этом... Ты исполнишь мою волю, хочешь ты этого или нет". Что если это письмо сыграет на руку магу? Впрочем, если письмо я не напишу, это тоже может быть ему на руку. А написать Поладу обо всем, что произошло, все-таки надо".

Ялмари понимал: теперь, что бы он ни сделал, тень мага будет преследовать его.

За неделю до этого

Илкер делала прическу леди Асгат, когда в комнату вошла принцесса. Сегодня она ни капли не напоминала ту ведьму, что вчера пыталась оторвать уши лорду Нево. Платье — будто она в церковь собралась: закрытое до горла, с ажурным воротником дорогой вышивки. Темно-синий лиф плотно облегает фигуру. Крылышки делают плечи принцессы шире, от этого талия кажется очень тонкой. Рукава белые, с чудесной вышивкой золотыми и серебряными нитями. Темно-синяя юбка разлетается впереди, а там белеет другая из той же ткани, что и рукава. Смотрится необычно женственно и элегантно — настоящая принцесса. Можно поверить, что она станет хорошей королевой.

Илкер посмотрела на нее с любопытством. Почему-то казалось, что ее высочество пришла не для того, чтобы поболтать, а обязательно устроит себе какое-нибудь развлечение. Сколько горничные сплетничали о принцессе, все в один голос утверждали, что если Эолин и "ведет себя прилично", все равно кому-нибудь достанется. Обычно, то, что она вела себе достойно, значило, что она охотится на собственных фрейлин. Принцесса презирала придворных дам, но те все равно стаями вились во дворце и старались во всем угодить своенравной наследнице престола.

Леди Асгат расплылась в фальшивой улыбке.

— Ваше высочество! — воскликнула она приторно-сладким голосом. — Как я рада, что вы меня посетили. Вы подождете, пока я сделаю прическу?

— Безусловно, — Эолин с достоинством опустилась в кресло. С любопытством осмотрела комнату. — В первый раз прихожу к тебе. Довольно милая комната.

Получить комплимент от принцессы, обладающей при вздорном характере безупречным вкусом, мечтала каждая фрейлина. Польщенная Асгат зарделась от счастья, лишь Илкер уловила злорадный блеск в глазах Эолин и заподозрила, что госпожа рано радуется. Принцесса еще раз окинула взглядом будуар и продолжила:

— Точно такой же я видела у леди Зимран, когда гостила у нее три года назад. Вы с ней родственницы? — невинно поинтересовалась она.

Лицо леди Асгат пошло пятнами, она открыла рот, но, так и не придумав, как ответить, чтобы не оскорбить принцессу, закрыла его. Спустя некоторое время прошептала:

— Нет.

— Чудеса! — Эолин величественно и очень красиво пожала плечами. — Неужели может так совпасть вкус? Но ты не расстраивайся, — утешила она страдалицу. — Вкус можно развить. Еще пару лет во дворце и ты все исправишь, — принцесса немного помолчала. Илкер почувствовала, что последует еще одна колкость, и не ошиблась. — Вот поумнеть за эти годы тебе вряд ли удастся, — закончила Лин, улыбаясь со снисходительным состраданием.

Леди Асгат проглотила и эту шпильку. Фрейлины заискивали перед принцессой, когда она находилась рядом. Злословили и высмеивали ее, когда она выходила. И со страстным рвением подражали во всем. Родители отправляли их во дворец в поисках богатых женихов и благословений от правящей руки. Девушки терпели все, что угодно, ради этого, и многие добились цели. Горничные сплетничали, что одна из фрейлин даже чуть не вышла замуж за принца, но вскоре ее застали с лордом Нево, и пришлось девушке уехать, не солоно хлебавши. А принц после этого вроде бы совсем тронулся умом и почти перестал бывать во дворце, удалившись в свой замок, так что шансы заключить с ним блестящую партию сошли на нет. Но дамы не теряли надежды — кроме принца есть еще герцоги, лорды и много других богатых рыцарей, вертящихся во дворце. Иногда партия с сыном старейшины Жанхота — это лучше, чем ничего. Если кто-нибудь из фрейлин не выдерживал общения с принцессой и уезжал домой, на ее место тут же появлялись две-три новые кандидатки. Выбирала "компаньонок" принцесса лично. Предпочитала красивых и недалеких. Наблюдая за сегодняшней стычкой, Илкер считала, что если бы нашлась среди этих девушек хоть одна, которая не побоялась бы возразить Эолин, поставить ее на место, то, возможно, она сумела бы стать подругой принцессы. Но никому не приходило в голову проявить подобную смелость. Леди Асгат то бледнела, то краснела, но героически сдерживала себя. Илкер, тщательно укладывающая ей волосы, — локон к локону — огорченно сжала губы. Принцесса уйдет, а Асгат будет вымещать испорченное настроение на горничных. И прежде всего на ней, Илкер, потому что она присутствовала при этом унижении.

Вздохом девушка невольно привлекла внимание Эолин.

— У тебя новая горничная? — поинтересовалась принцесса.

— Да, — леди Асгат перевела дух — наконец-то разговор перешел на безопасную тему. — Она великолепно делает прически. Это чудо какое-то! — сказала и осеклась — принцесса вполне могла пройтись по поводу ее волос.

Эолин не упустила этот шанс. Она величественно кивнула:

— Я поэтому и обратила внимание на нее. У девушки настоящий дар. Из таких жидких тусклых волос как у тебя создать такое великолепие... У прежних горничных не получалось и вполовину так хорошо, — она сделала многозначительную паузу. — Отдай мне ее.

Руки Илкер дрогнули. Ей не нравилась леди Асгат, но служить принцессе — это все равно, что танцевать на действующем вулкане. Она взмолилась безмолвно, чтобы этого ужаса не произошло, но интуиция подсказывала: если Эолин что-то решила, она добьется своего во что бы то ни стало. Леди Асгат попыталась воспротивиться.

— Но, милая принцесса, у вас и так много горничных и две из них умеют делать прически. Почему вы же вы хотите отнять у меня единственную, которая может сделать меня красивой?

— Я просто спросила, — принцесса небрежно махнула рукой. — Если ты так в ней нуждаешься, я не настаиваю, — она еще немного выждала. — К тому же она не только делает прическу, но и постель застилает, да? Я видела, как вчера она подбирала твои простыни с пола в галерее. Выронила, наверно.

Сердце Илкер похолодело: такого поворота она никак не ожидала. Щепетильная леди Асгат теперь сживет ее со света. Девушка так надеялась, что госпожа не узнает, что горничная постелила ей простыни, которые валялись на полу.

— Чтоооо? — лицо Асгат сразу вытянулось. — Илкер, что я слышу? Ты уронила простыни на пол? — девушка закончила прическу и, сложив руки впереди, опустила голову и с замиранием сердца встала перед госпожой. — Отвечай мне! — потребовала та.

— Да. Я уронила, — отозвалась Илкер. "Из-за принцессы!" — добавила про себя.

— И что ты сделала с простынями? Отдала стирать?

Илкер, набрав воздуха в грудь, призналась:

— Нет, я застелила ими вашу постель.

— Что? Как...? Как ты посмела? Да я тебя...

— Отдай ее мне, — перебила возмущенную Асгат принцесса. — Она тебе не подходит, а мне в самый раз. Я о-бо-жаю, когда простыни поваляют по полу, прежде чем ими застелют постель.

Губы Асгат возмущенно дрожали. Принцесса в очередной раз поймала ее, теперь не осталось повода ей отказать. Леди обреченно сдалась:

— Хорошо. Пусть убирается. Марууш! — крикнула она. — Немедленно перестели мне простыни! Ночные рубашки тоже замени, они ведь тоже валялись, правда? — ядовито поинтересовалась у Илкер.

— Да, — кротко ответила та.

Принцесса поднялась из кресла.

— Я пойду. Сегодня вечером мы устраиваем охоту. Ты поедешь?

— Конечно! — обрадовано воскликнула Асгат.

— Тогда придется делать другую прическу. Эта не подойдет к охотничьему костюму, — она махнула рукой Илкер. — Иди за мной, — повернулась к Марууш, приказала. — Соберешь ее вещи, принесешь в комнату моих горничных немедленно.

Они вышли в галерею. Эолин величественно плыла впереди.

— Как тебя зовут? — не оборачиваясь потребовала она.

— Илкер Лаксме, госпожа.

— Слушай меня внимательно, Илкер. У меня десять горничных. Ты будешь одиннадцатая. Как ты полагаешь, это много или мало? — Илкер благоразумно не спешила с ответом, но Эолин настаивала. — Отвечай, не бойся.

— Много, госпожа.

— А сколько мне нужно?

— Три, — помедлив, откликнулась девушка.

— Ты права, — ее высочество засмеялась. — Любой женщине достаточно трех. Но я принцесса и должна иметь их как можно больше. Может, лишь чуть меньше, чем у меня фрейлин. Но я хотела сказать не это. Я взяла тебя, только чтобы насолить Асгат. Она мне надоела. У меня работы для тебя нет — прически и моя Пайлун прекрасно делает... Поэтому... — она сделала выразительную паузу, — я хочу, чтобы ты запомнила: ты должна делать то, что я тебе прикажу. Понятно? — она остановилась и пристально посмотрела на Илкер.

— Да, госпожа.

— Тогда повтори. Что ты должна делать?

— То, что вы мне прикажете, — Илкер старательно исследовала узоры на полу. Господа не любят, когда прислуга поднимает взгляд. Горничные должны быть образцом скромности и смирения.

— Отлично. А если я тебе ничего не прикажу, чем ты займешься?

— Буду ждать ваших приказаний.

— Глупо! — возразила Эолин. — Может, ты мне целый год не нужна будешь. Ты что же будешь сидеть и ждать? Когда я тебе ничего не приказываю, ты можешь делать все, что захочешь. Что ты любишь делать?

— Читать, — неуверенно ответила Илкер.

— Вот и прекрасно. Можешь ходить в библиотеку, гулять в саду или лесу, поехать навестить родственников... У тебя есть родственники?

— Только дядя с тетей и брат, госпожа, — откликнулась Илкер, не поднимая глаз.

— Вот и прекрасно. Главное помни: если ты мне понадобишься, я всегда тебя найду. И никогда не буду ругать за то, что тебя не было рядом. Понятно?

— Да, госпожа.

— Прекрасно. И хочу предупредить: я могу потребовать от тебя очень необычных вещей. Таких, которых от горничных обычно не требуют, — девушка испуганно взглянула на нее. — Не переживай, в постель к дворянам подкладывать тебя я не собираюсь, — Илкер покраснела. — И кстати, если тебе не нравится мой приказ, можешь сказать об этом. Я за это не казню и не выгоню. Понятно?

— Да, госпожа.

— Вот и прекрасно. Можешь идти, куда хочешь.

— Госпожа?

— Ты мне сегодня не нужна. Можешь делать, что хочешь. Свободна.

Илкер постояла в галерее, еще раз прокрутила в голове, все что произошло: "Принцесса повелела исполнять ее приказы. Она распорядилась, чтобы я делала все, что пожелаю. И еще она приказала не ходить за ней. А если эти предписания противоречат друг другу? — ей хотелось посмотреть комнату, где придется жить, разложить там вещи. — Надо подождать Марууш".

Забрав вещи у горничной, девушка пошла в покои принцессы. Эолин уже предупредила о том, что придет новенькая. Горничная Реума провела ее в спальню. Другие горничные жили вместе в большой комнате, а ей выделили крошечный закуток с одной узкой кроватью. Почти как в старые времена — есть место, где уединиться. Она заглянула под кровать — там оказался небольшой сундучок. Илкер сразу сложила туда вещи. За этим занятием ее и застал Ялмари.

Увидев молодого лесника, она расцвела:

— Добрый день. Пожалуйста, не говори, что ты нашел меня по следам, как ищешь зверя в лесу.

— Добрый день, Илкер, — улыбка еле заметна. Если бы они не встречались уже третий раз, она решила бы, что он серьезен. — Не по следам, сударыня, — отозвался он с поклоном. — Какие следы на мраморе? Я нашел вас по запаху.

— Какой ужас, — Илкер испуганно прижала ладонь к губам. — Наверно, мне надо срочно принять ванну!

— О нет! Я не это имел в виду, — он рассмеялся и объяснил. — На самом деле мне помогли Марууш и Реума.

— Опять к лорду Нево пришел?

— На этот раз к принцессе, — пояснил он.

— Ах, да! Я слышала, она собирается на охоту после обеда.

— Именно, — Ялмари стоял в дверях. Правила приличия не позволяли молодым людям быть в комнате наедине. А так, на пороге, он вроде бы и не вошел. Другие горничные могли его видеть. — Кстати, поздравляю, — поймал непонимающий взгляд девушки. — Теперь ты служишь принцессе.

— Не уверена, что это лучше.

— Почему? — Ялмари прислонился виском к косяку.

— К леди Асгат я уже привыкла, а от принцессы не знаешь, чего ожидать.

— Привыкнешь и к ней, — пожал плечами лесник. — Я уверен, что работы у тебя будет меньше, а зарабатывать будешь больше. Нет никого во дворце, кто был бы щедрее ее высочества.

— А королева?

— Если бы королева была щедрой, она бы тоже содержала толпу фрейлин, а она их терпеть не может.

— А принц? Я здесь уже три недели и ни разу не встретила принца. Ты его видел? Он любит охотиться?

— Да, он частенько бывает в лесу. Но... он гуляет сам по себе.

Илкер откинула со лба прядь волос.

— Хоть бы одним глазком на него посмотреть. А то столько говорят о нем...

Ялмари хмыкнул:

— Представляю, что именно говорят. А Полада ты уже видела? Вот на кого стоит посмотреть.

— "Ужасный Полад"! — трагическим шепотом произнесла девушка. — Ты это имел в виду?

— Примерно, — весело подмигнул он. — Не боишься?

Вместо ответа девушка встала, просунула пальчики между шнуровкой, изображая дворецкого всегда держащего одну руку за полой камзола. Состроила рожицу, сильно напоминавшую надменную физиономию гофмейстера, и даже голос попыталась передразнить:

— И будь осторожна, не вылей чай ему на лысину. Таких, как ты, он ест на завтрак корзинами.

Ялмари расхохотался так, что слезы выступили:

— Илкер, ты неподражаема! Тебе нужно попробовать себя в королевском театре.

— Нет, — она села на кровать и сложила руки на коленях, — это не для меня. На сцене я всегда теряюсь. Я могу вытерпеть только двух зрителей, которые ко мне очень снисходительны — это все.

— Выходит, пробовала выступать? — поддел лесник.

— Да, — величаво пояснила девушка. — Последний раз это было, когда мне исполнилось десять.

— Полагаю, это было не так давно, — поднял брови Ялмари.

— Я, по-твоему, еще маленькая? — возмутилась она, подхватила подушку и швырнула. Он легко увернулся. И тут же застыл, заметив кого-то в другой комнате.

Илкер тоже испуганно вскочила и в проем двери из-за спины Ялмари увидела лорда Нево.

— Ллойд! — позвал он.

— Принца тут нет, милорд, — невозмутимо откликнулся Ялмари.

Тот остановился явно озадаченный.

— Нет? Нет принца? Хм... А куда он делся?

— Полагаю, они с принцессой обсуждают сегодняшнюю охоту. Мне кажется, ее высочество в Музыкальном салоне.

— Да? — лорд помолчал. — Ну что ж... Пойду, проверю. Может, принц действительно с ней... — он опять как-то странно хмыкнул. — Слушай, а ты что делаешь здесь, если принц и принцесса в Музыкальном салоне обсуждают охоту?

— Принцесса приказала ожидать здесь.

— Надо же, как бывает! — Сорот скептически скривил губы, еще раз хохотнул над чем-то и вышел.

Илкер за спиной Ялмари облегченно перевела дух.

— Что? — поинтересовался он, обернувшись.

— Не люблю его. И боюсь, — еле слышно пожаловалась она.

— Полада не боишься, а его боишься?

— Представь себе. А что ты думаешь о Поладе?

— Сударыня, вы задаете опасные вопросы. Вы случайно не служите в тайной полиции? — он едва сдерживал улыбку.

— Все-таки боишься? — укорила Илкер.

— Нет, — заверил лесник. — И на это есть веские причины. Я знаю, что он делает. Его поступки иногда кажутся жестокими и пугающими, но все, чего он хочет, — это навести порядок в стране и защитить королеву от нового переворота.

— Мой отец тоже так говорил. Поэтому я тоже не боюсь Полада.

— А твой отец, он...

— Умер два года назад. И мама тоже, — Илкер отвернулась, чтобы он не заметил, как тяжело ей говорить об этом.

— Извини.

— Ничего, — успокоила она, затем спросила. — Ты не знаешь... этот Сорот... он часто тут бывает?

— Сейчас чаще, — пожал плечами лесник. — Говорят, он ухаживает за принцессой.

— А еще говорят, что это не мешает ему забавляться с красивыми горничными, — Илкер зябко повела плечами.

— Да? — искренно удивился он. — Смелый этот лорд, однако. Но ты теперь горничная принцессы. Вряд ли он посмеет.

— Наверно, ты прав... К тому же вряд ли я в его вкусе. А ты действительно пришел сюда по приказу принцессы? — поинтересовалась девушка.

— Я соврал, — он смущенно улыбнулся.

— Я так и думала. Но тогда тебе лучше идти, — встревожилась девушка.

Ялмари собрался возразить, но передумал:

— Да, ты права. Лучше идти. До свидания, белка.

— Кто? — вытаращила она глаза.

— Ты напоминаешь мне белку. Такая же неугомонная и... красивая.

— Ах, так! Комплименты начались, — она уперла руки в бока. — Очень интересно. Тогда ты — волк. Пока, волк!

Ялмари сокрушенно возвел очи горе и вышел.

После его ухода девушка познакомилась с горничными. Им придется жить вместе — надо было подружиться.

Приняли ее со снисходительным радушием. Из высказываний новых знакомых Илкер поняла, что принцесса не очень требовательная особа и действительно более щедрая, чем другие дамы. Горничные почти не соперничали друг с другом и в основном их разговоры велись вокруг сплетен о хозяевах и хвастовстве: у кого лучше жених или любовник.

Из всех десяти только одна проявила явную враждебность к новенькой: проходя мимо, толкнула и процедила сквозь зубы:

— Убирайся с дороги!

— Я чем-то обидела тебя? — не дрогнув лицом, поинтересовалась Илкер, но та, проигнорировав вопрос, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Подошла Реума.

— Не обращай внимания на Пайлун, — зашептала она. — Ее конюх бросил. Так красиво ухаживал... А как она ему позволила... то, что не надо было позволять... он поиграл с ней и бросил. Говорят, скоро женится на кухарке — у той приданное большое. Хорошо хоть Пайлун не беременна...

Сердце Илкер тут же наполнилось сочувствием к несчастной. И вправду, хорошо, что девушка не забеременела, иначе неизвестно, как бы дальше сложилась ее судьба. Служить во дворце уже не смогла бы, а из дома с бастардом ее могли выгнать. Некоторые родители без зазрения совести вышвыривали на улицу блудных дочерей.

"Почему интересно с мужчинами так не поступают?" — возмущенно подумала Илкер. Она читала, что на востоке Энгарна есть маленькая страна Яхия, в которой правят женщины. Через их территорию ни один мужчина не может пройти без опаски — они оставляют в живых немногих. Таких вот обманщиков, как этот конюх, там просто-напросто кастрировали. Почему в Энгарне не так?

Уже ночью она проснулась от всхлипов. Полежала немного, прислушиваясь. Никто не спешил с утешением. Поэтому она решительно поднялась, прошла в соседнюю комнату, села к Пайлун на кровать, провела рукой по волосам. Затем легла рядом, прижала ее голову к своему плечу, стала гладить вздрагивающие плечи девушки и негромко петь, как ей мама когда-то:

— Не бойся, не бойся, все будет хорошо...

Эта песня напоминала заклинание. И мотив составлен из повторяющихся нот, так что под эту мелодию невольно успокаиваешься и засыпаешь.

Пайлун еще с четверть часа всхлипывала, прежде чем затихла. Илкер не ушла. Так они спали всю ночь в одной постели.

28 юньйо, деревня недалеко от Биргера

Ялмари продвигался дальше на запад. Вчера он написал подробное письмо Мардану Поладу обо всем, что произошло. Поручение узнать, что происходит в замке Иецер, неожиданно приняло другой оборот. Дело оказалось значительно серьезней, чем предполагал телохранитель королевы. Кашшафа напала, и приграничный замок — это лишь одно звено в цепи событий. Хорошо, что он имел полномочия самостоятельно принимать решения и действовать по своему усмотрению, посылая подробные отчеты во дворец. Он решил выяснить: вампиры и проклятые оборотни находятся в подчинении у мага или их нападения случайно совпали с появлением Загфурана? Чтобы правильно спланировать ответный удар, Поладу нужна точная информация, и собирать ее придется особому посланнику.

Перед отъездом он зашел в храм, побеседовал со знаменитым священником Цохаром. Беседа не понравилась и вовсе не потому, что старик проявил неуместную веселость. Ялмари разглядел за ней умного и проницательного собеседника. Но если этот служитель Эль-Элиона — лучший, то Энгарн беззащитен. Достаточно одного не самого сильного мага, чтобы завоевать страну. А уж Загфурану и подавно никто противостоять не сможет, не зря тот насмехался. В Священной истории Энгарна рассказывалось о священниках, которые могли одним словом уничтожить мага, покарать небесным огнем вражеское войско, задержать заход солнца или заставить реку выйти из берегов. Но где подобные священники сейчас? Лишь немногим из них повиновались камни Зары. При храмах создавались школы. Молодые люди из богатых семей имели возможность обучаться там. Лучший из пятидесяти получал священнический сан. Но большинство из них мечтали лишь о стабильном доходе и почитании энгарнцев. Они не верили в то, о чем проповедовали. Против Загфурана надо найти что-то другое.

Для начала Ялмари поехал в Сальман — город, находящийся еще ближе к Кашшафским горам, — чтобы посмотреть, что происходит там и тоже поговорить со старейшиной. Города обретают все большую независимость, но неплохо бы напомнить всем, что их благополучие обеспечивают "волки". Еще неизвестно, будет ли новый хозяин так же благосклонен к ним. Цохар к тому же посоветовал посетить монастырь в Сальмане. Он нашел совет священника разумным. Если богатые молодые люди обучались в школах при храмах, то для бедных создали монастыри. Во время обучения они жили затворниками в строгом послушании настоятелю. Когда же образование заканчивалось, послушники могли выбрать — служить при храме дальше, навсегда лишившись возможности иметь семью, или вернуться в мир. Очень немногие шли первым путем, но, возможно, именно они составляли последнюю надежду Энгарна. На территории страны основали десять монастырей, но на пути следования Ялмари находился только один.

Западный тракт проходил рядом с лесом. Ялмари с тоской посматривал в темнеющую гущу деревьев. Он уезжал из Жанхота в спешке, не попрощавшись с Илкер. Что девушка думает о его исчезновении? Он толком не смог бы объяснить, чем зацепила эта горничная. Была она какая-то светлая и... живая. Девушки, которых Ялмари встречал до сих пор, походили на марионеток: пока за веревочку не дернешь, она и не шевельнется. Они точно знали что, когда и как надо делать и говорить, и никогда не поступали вопреки этим вложенным с младенчества знаниям. Илкер часто говорила то, что думала, а если и сдерживала себя, то мысли отражались у нее на лице. При этом пренебрежение условностями у нее не превращалось в вульгарность. Это забавляло и давало свободу ему тоже быть самим собой. Едва он вспоминал эти приподнятые в недоумении брови, эту закушенную, чтобы не рассмеяться губу... Ялмари увидел Илкер, как наяву, и на душе стало тепло. Хотя лучше о девушке пока не вспоминать — это ужасно отвлекает.

...Громкий вой разорвал тишину и заставил вздрогнуть. Ялмари безошибочно определил, откуда он раздался. Остановил лошадь и подождал немного. В лесу на мгновение все стихло, а затем снова застрекотала сорока. Ялмари восстановил в памяти карту Энгарна, которую просматривал перед отъездом. Где-то на расстоянии юлука отсюда должна быть деревня, снабжавшая Биргер продуктами. Он повернул коня на юг и пришпорил его. Пусть вой не повторился, но это явно был зов. Надо успеть.

Примерно через четверть часа лес закончился, уступая место полям с зеленеющей пшеницей, он перевел коня в галоп. Лишь когда он добрался до деревенской улицы, позволил себе сбавить темп. Первый виллан, кого он встретил, — в длинной холщовой рубахе и штанах, завернутых до колен, — нес дрова.

— Где староста? — без предисловий потребовал Ялмари. Глава деревни наверняка в курсе событий.

— Так за околицей, — парень струхнул при виде всадника.

Ялмари мог и не спрашивать — весь деревенский люд: мужики, бабы и даже старики с детьми — направлялся за пределы деревни. Лесник издалека разглядел, как дюжие парни, крутят руки молоденькой девушке, привязывая к одиноко стоящему засохшему дереву. Она отчаянно вырывалась, пытаясь укусить тех, кто пленил ее. "Оборотень!" — сразу узнал он. Девушка надела людскую одежду, но ее выдавали смуглая кожа и большие карие глаза — в Энгарне такое встретишь нечасто. Если бы она смогла обернуться, мужикам бы пришлось туго. Даже сейчас один мужик с ней не справится, а если перекинется волчицей — порвет всю деревню, пока крестьяне найдут что-то серебряное, чтобы хоть ранить ее. Сдерживал девушку магический ошейник. Ялмари знал такие — они и мага могут удержать от желания поколдовать. Оборотень же в таком не мог превратиться в волка.

Иглы ошейника царапали шею девушки. Она продолжала отчаянно вырываться, хотя кровь тонкими струйками стекала на грудь. Однако силы были неравны. Вскоре ее прикрутили к дереву, напоследок отвесив такую оплеуху, что она потеряла сознание.

Ялмари окинул взглядом собравшуюся толпу и безошибочно определил старосту: одет богаче, а вилланы, подходившие с вопросом, почтительно склоняли голову. Лесник направил лошадь в ту сторону, одновременно нащупывая в кармане золотой знак. Опасно показывать его здесь, но что еще можно сделать? Оставалось надеяться, что ненависть к "волкам" не докатилась до деревень, зависящих от помощи и защиты сигнальных башен. Здесь к воинам Полада должны относиться с большим уважением, чем в городе, защищенном толстыми стенами. Оценив рост мужика, Ялмари заговорил с лошади.

— Вы староста? — обратился он как можно увереннее — первый признак господина, когда он говорит с чернью.

— Ну? — хмуро отозвался мужик, скрещивая руки на груди. — Вы-то кто?

— Ялмари Онер, особый посланник королевы, — лесник продемонстрировал золотой знак.

— Ну? — вновь поинтересовался мужик, но руки с груди убрал. С хрустом почесал пузо. — Че надо-то?

— Я послан, чтобы узнать, как живет страна и лично доложить об этом ее величеству, — вдохновенно врал Ялмари. — Я посещаю каждый город и каждую деревню. У вас есть жалобы?

Староста смотрел с сомнением. Он не глуп: чувствует, что за жалобу можно и в рыло получить. От того, на кого нажаловался. Мужик хмыкнул:

— Все хорошо. Отлично даже.

— "Волки" не лютуют? — уточнил лесник. — Я должен знать точно. Ее величество не позволит обижать своих верных подданных.

Мужик хмыкнул еще раз:

— Да где им обижать? Где они и где мы. Да и много нас. Сами в обиду себя не дадим. Вот, оборотня поймали, — он ткнул пальцем за спину Ялмари в сторону столба с привязанной девушкой.

— Оборотня? — лесник обернулся и словно впервые посмотрел на девушку. Она пришла в себя и теперь злобно скалила зубы на вилланов. — Это невероятно! — Ялмари воззрился на старосту с нескрываемым восхищением. — Как вам это удалось?

— Да вот. Купили в городе туммим и ошейник. У нас тут всю семью водовоза порвали в полнолуние, а потом и дом подожгли... Хорошо, вовремя заметили, а то остались бы от деревни одни головешки. А тут эта пришла. Вроде в Сальман собиралась. Парням глазки строит... Мы и проверили...

— Меня восхищает ваша мудрость и находчивость, — продолжал льстить лесник. — Я даже в городах подобное редко встречаю. Как ваше имя? Считаю своим долгом сообщить о вас ее величеству.

"Неужели не клюнет? Какой виллан не мечтает, чтобы однажды о нем услышала королева..."

— Ну... Щуни.

— Отлично, Щуни. Ваша смелость должна быть вознаграждена немедленно, — он достал небольшой мешочек с деньгами и кинул старосте — там он держал на всякий случай медяки, вполне достаточную сумму, чтобы староста почувствовал себя польщенным.

Щуни умело подхватил мешочек налету и, не считая деньги, сунул его за пазуху — с достоинством мужик.

Между тем лесник направил коня к дереву, презрительно оглядел девушку. Она ответила дерзкой улыбкой:

— Хочешь, поджечь?

— Непременно, — пообещал Ялмари, тоже оскалившись. — Но не здесь.

Он повернулся к вилланам:

— Граждане Энгарна! — начал он пламенную речь. — Пусть кто-то недооценивает вашу силу, но вы — граждане Энгарна, и в это сложное время защищаете страну наравне со всеми. Когда стране угрожает опасность, когда злобные твари пробираются в наши дома, чтобы творить бесчинства, вы первыми встаете на пути у зла. Вы не испугались, не стали звать на помощь, но приняли неравный бой. Ее величество королева Эолин может гордиться вами по праву. То, что вы самостоятельно, без помощи "волоков", поймали оборотня — не должно остаться в тайне. Все должны знать о вашем подвиге. Я заберу эту девку и отвезу ее в Сальман. Пусть все знают, что такое настоящее мужество.

С этими словами Ялмари спустился с коня, который стал для него чем-то вроде кафедры. Скоро очарование льстивых слов исчезнет. Вилланы поймут, что лишились захватывающего зрелища и не позволят забрать девушку. Следовало действовать быстро. Первым делом он взялся за цепь, свисавшую с ошейника, — не хватало еще, чтобы девчонка вырвалась. После чего мечом рассек веревки. Но уйти не успел — Щуни уже спешил к нему:

— Постойте, сударь Онер. Что вы делаете? Вы хотите забрать ее?

— Конечно. Для таких тварей, как она, место казни — площадь большого города. Дня два назад в Биргере сожгли одного оборотня. Ее я отвезу в Сальман.

— Нет, сударь, так дело не пойдет, — возразил староста. — Мы тоже хотим увидеть, как она будет гореть. Кто знает, может, именно она чуть нас не погубила, а мы вот так ее отпустим?

Ялмари всматривался в Щуни долгим тяжелым взглядом. Тот не выдержал, смутился, стал разглядывать ботинки.

— Я показал вам знак. Я — особый посланник королевы. И я говорю, что ее надо казнить в городе. Вы возражаете?

— Нет-нет, господин.

"Уже не "сударь", а "господин", — умею еще усмирять людей взглядом".

— Вот и хорошо, — промолвил он медленно и твердо. — Все желающие могут тоже поехать в Сальман и полюбоваться на ее смерть, — он очень надеялся, что вилланам некогда ездить летом — и не ошибся.

— Куда там... — разочарованно мялся староста. — День год кормит. Ладно... Что ж делать-то... Везите, — и с тоской наблюдая за действиями Ялмари, добавил: — Руки ей хоть свяжите, очень уж она верткая.

Девица и вправду чуть прошло онемение, вызванное тугими веревками, рванулась с такой силой, что другой бы и не удержал. Но Ялмари резко потянул цепь на себя — ошейник тут же сдавил горло пленницы. Глаза расширились, она стала судорожно открывать рот, ловя ртом воздух.

— Поверьте, я знаю, как обращаться с такими, — спокойно откликнулся лесник. — Но веревки никогда не помешают, — он чуть ослабил ошейник, давая ей вдохнуть. Брезгливо окинул взглядом фигурку девушки. — И продайте мне хорошую лошадь. Я не хочу ехать с этой тварью в одном седле.

— Да как же лошадь! — вскинулся Щуни. Он окончательно растерял властность и пытался выудить из сложившихся обстоятельств максимум выгоды. — Каждая лошаденка на счету! — воскликнул он тоном торговца, который продаст и собственную жену, если предложат выгодную цену.

Ялмари это уловил. Небрежным движением он швырнул старосте золотой — лучший скакун из королевской конюшни стоил столько, но особый посланник имел возможность быть щедрым.

— Если конь мне понравится — получишь еще золотой.

Староста не должен обидеться — на эти деньги он может купить четыре средненьких лошадки. Не прошло и четверти часа, как привели мерина. Ялмари оценил его — не очень старый, не хромой, а к остальному можно не придираться. Он отдал Щуни обещанную монету.

— Залезай, — приказал девушке, развязав ей руки.

— А это видел? — она сделала неприличный жест.

— Ты ведешь себя очччень неприлично, — лесник прищурился и еще раз затянул ошейник, так что она застонала. Раны на ней заживали быстро, теперь иглы ошейника снова порвали смуглую кожу. — Если будешь артачиться, — продолжил Ялмари, глядя на ее корчи, — я протащу тебя на веревке за лошадью. Вряд ли ты от этого умрешь, но уверяю, будет очень неприятно. Последний раз говорю: залезай.

Она чуть качнула головой, Ялмари вновь ослабил ошейник. Девушка покорно забралась в седло.

— Вижу, вы здорово управляетесь с этой штукой, — уважительно таращился староста на происходящее. — У нас-то не очень получается. Она порвала двоих парней. Как с ними-то быть?

— Поранила до крови? — лесник наморщил лоб. — Это серьезно, — вскочил в седло, еще помедлил немного. — Кажется, у вас должен расти ютканак. Отпаивайте слабым настоем до следующего полнолуния. Если через месяц ничего не случится — они не опасны. Но недели четыре пусть посидят взаперти. Если что обращайтесь в сигнальную башню — там помогут. Еще раз благодарю за поимку оборотня. Доброго дня.

Он пришпорил коня. Приобретенный мерин послушно потрусил следом. Ялмари намеренно не вернулся на Западный тракт. Там он будет как на ладони, а с таким "грузом" лучше ехать подальше от лишних глаз. Далеко не всем нравилось то, что он увозит законную добычу. Надо поберечься — вдруг за ним проследят.

Сначала они ехали полями — тут слежку можно легко заметить.

Едва деревня скрылась за пригорком, девушка заговорила спокойным, веселым тоном:

— И зачем ты предложил им слабительное?

— Посидят под кустом, да под замком, меньше дури останется, — проворчал Ялмари, не оборачиваясь.

— Между прочим, укус оборотня — я имею в виду оборотня по крови — не заразен, — заметила она дальше.

— Знаю, — неприязненно отрезал лесник.

— Как тебя звать-то? — она все же надеялась его разговорить. — До Сальмана путь неблизкий. Так и будешь молчать?

— А тебе скучно? Могу развлечь.

— Ты про ошейник? Этого мне на всю жизнь хватит.

— Я рад.

Какое-то время девушка помалкивала, потом началось опять:

— Меня зовут Ранели. Ранели из клана Далита. А ты кто? Где ты живешь? Правда в столице или соврал? А то я тоже в столицу собираюсь...

— Пытаешься заговорить мне зубы? — поинтересовался Ялмари.

— Как ты догадался? — задорно рассмеялась девушка.

Ялмари готов был поклясться, что это не напускное, она действительно нисколько не боится.

— Лучше расскажи, скольких людей загрызла, — предложил он.

— Издеваешься? Оборотни... — начала девушка, а затем продолжила, намеренно повторяясь: — я имею в виду оборотни по крови — не питаются человечиной. Это мерзко. Но что-то мне подсказывает, ты и сам знаешь, что такое оборотни по крови.

— Увы, — усмехнулся Ялмари. — Слишком хорошо.

Приближался лес.

— Тогда ты должен знать, что...

— Что ты говоришь правду. Я знаю. Вот скажи мне, какого шереша ты делала так далеко от Умара, да еще и в людском платье?

— А что, только людям можно путешествовать? Умар — свободная страна, а не тюрьма. Каждый может ходить куда захочет.

— Неужели? — саркастически поинтересовался Ялмари. — Вот прямо каждый и куда захочет?

Они въехали под сень деревьев. За спиной раздавалось напряженное сопение. Наконец девушка осведомилась совсем другим тоном — серьезным и напряженным, а не игривым, как до сих пор:

— Что ты знаешь о моей стране?

— Много чего знаю, — он спрыгнул с коня. — Спускайся, — приказал ей.

— Зачем? — вот теперь она чуточку испугалась.

— Чтобы я снял ошейник. Или тебе с ним удобнее?

Она взглянула с недоверием, но все же слезла с мерина.

Ялмари осторожно расстегнул хитрую застежку. Повертел, а затем спрятал в седельную сумку. Не разбрасываться же дорогими вещами. Девушка наблюдала за ним, не пытаясь бежать. Руки прятала в складках платья. Поймала его взгляд.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что я знаю больше, чем эти вилланы, — он посмотрел ей в глаза. — Знаю, например, что кое-кому очень нужно, чтобы оборотни начали войну с Энгарном. Я не могу этого допустить. И сделаю все, чтобы остановить эту резню. Такой ответ тебя устраивает?

— Вполне.

— Тогда счастливого пути. Лошадь нужна?

— Нет, — отказалась она. — Волчицей я доберусь быстрее.

— Тогда прощай, — он повернулся, чтобы вскочить в седло, когда она сделала стремительный выпад и вонзила нож ему в спину.

За неделю до этого

Утром Илкер вернулась в свою комнату, до того как проснулась Пайлун. Некоторые люди не любят встречать того, кто видел их слезы. Вдруг девушка тоже из таких?

Вскоре проснулась принцесса: голубые глаза сверкают, кожа свежая. Лицо без малейшего изъяна: тонкие брови, губы, нос. Даже то, что волосы еще не уложены, нисколько ее не портит. Они спускаются ниже плеч, словно жидкое золото — такие же гладкие и блестящие.

Илкер немного позавидовала младшей Эолин: есть ведь женщины, которые красивы в любое время суток. А она... Ей надо умыться, причесаться, подкраситься — и то она будет оттенять своими изъянами совершенство Эолин. Для этого, наверно, ее и взяли.

Ее высочество новую горничную не замечала. Всем нашлось дело, а на Илкер госпожа и не взглянула. Девушка приняла это за знак, что можно идти по своим делам.

Как только Эолин покинула будуар, Илкер тоже собралась уходить, но Пайлун схватила ее за рукав:

— Ты уходишь?

— Принцесса сказала, что я могу делать все, что хочу, если она не дала мне задания, — смутилась Илкер. — Я хотела пойти в библиотеку.

— В библиотеку? — Пайлун с недоверием посмотрела на новую подругу. — Я думала ты на свидание. Ты же встречаешься с кем-то? — за спиной шикнули, она повернулась. — Мне что, нельзя спросить? Если она не захочет — не скажет.

— Я... не на свидание, — Илкер отчего-то покраснела. — Ты, наверно, имеешь в виду лесника, который приходил сюда вчера? Я пару раз случайно столкнулась с ним, свиданием это никак не назовешь. Мы только поболтали немного.

— Так это был лесник! — со странным выражением промолвила новая подруга. — И как его зовут? — взгляд у Пайлун упорный, настойчивый.

— Ялмари Онер, — Илкер решила, что ей нечего скрывать.

— Странно. Я столько времени служу горничной принцессы и не слышала, что королева наняла лесника. А ты только появилась, сразу на него наткнулась, — за спиной вновь раздался предостерегающий шепот. — Так вы с ним только болтали? Руки он не распускает?

— Нет-нет, что ты, — на этот раз Илкер стала похожа на алый мак. — Он очень вежливый молодой человек.

— Знаешь что? — Пайлун шагнула ближе. — Что бы ни случилось — помни о том, что произошло со мной. Хорошо? Не позволяй ему ничего. Хорошо?

— Хорошо, — растеряно пообещала Илкер.

Пайлун выскочила из комнаты. Илкер постояла немного, пожала плечами и вышла в галерею. Иногда с людьми происходят загадочные вещи. Особенно когда какая-то беда в жизни случается. Не далее как два месяца назад она вела себя не менее странно, чем Пайлун. Может, даже более. Но другого выхода не оставалось... Девушка улыбнулась, вспомнив, после каких событий попала во дворец, и отправилась в читальный зал.

Пока она служила горничной, ей еще ни разу не пришлось побывать там. Она слышала, что большинство древних манускриптов разграбили или уничтожили в кашшафскую оккупацию. Жалкие остатки сохранились в старом дворце, до сих пор внушавшем трепет, мрачно нависая над улочками в центре Жанхота. В новом же дворце создали небольшую комнату, которую украшали несколько дорогих и сравнительно новых фолиантов. Это была даже не библиотека, а читальный зал, на случай, если кто-то из королевской семьи захочет провести время за книгой. Не хотелось бы там с кем-нибудь столкнуться... Но она будет надеяться на лучшее. Там должно быть очень красиво — это тебе не древние библиотеки, которые освещают лишь несколько свечей да камин. "Вот только... что если дворецкому не понравится, если встретит меня там? Хотя, ведь принцесса сказала... Может, сослаться на нее?"

С принцессы мысли вновь перенеслись на Ялмари. Девушка невольно улыбнулась, вспоминая вчерашний разговор. Илкер нисколько не преувеличила, когда упомянула, что в последний раз пробовала себя в роли актрисы в десять лет. Она помнила тот день — последний день рождения, который праздновали вместе с отцом, — еще здоровым и сильным. Ашбел — маленький братишка, лежал в колыбели. Она разыгрывала перед родителями историческую пьесу собственного сочинения. В том месте, где молодая королева встречала суженого, Илкер опускала ресницы и томно вздыхала. Отец хохотал так, что тоненько звякали бокалы. Мама взирала на него с ласковым укором и тихонечко увещевала. Но на душе Илкер становилось светлей оттого, что отец веселится. Она нисколько не огорчалась тем, что реакция не соответствует моменту. Отец так редко смеялся тогда...

В дальнейшем она часто повторяла присказку: много посмеешься — много поплачешь. Ее семья шесть лет страдала после того счастливого дня рождения. Илкер проглотила ком в горле. Девушка не солгала Ялмари: лишь перед близкими людьми она могла быть "актрисой". Удивительно, но уже после трех дней знакомства она перестала стесняться этого "странного" — как окрестила в первую встречу — лесника. С ним она не боялась быть самой собой, будто знала его давным-давно и доверяла, как себе.

"Но лучше в эту сторону не фантазировать!" — одернула она себя. Илкер боялась несчастной любви. Влюбишься, а после будешь страдать от этого. Уже насмотрелась на подобное...

Девушка постояла немного в галерее Славы. Потолок когда-то расписали сценами военных побед Кашшафы. После переворота, в результате которого престол вернули законной наследнице, пригласили энгарнских художников, чтобы украсили его заново. У энгарнцев получилось ничуть не хуже. Отсюда можно было попасть в зал Славы — там собрали все, сохранившиеся портреты королев Энгарна и их семей, а те, что не сохранились, нарисовали заново, чтобы любой аристократ мог их увидеть. Другая дверь из галереи вела в читальный зал.

Илкер толкнула двери, прикоснувшись кончиками пальцев к позолоченным узорам на их поверхности, и замерла. Комната оказалась так же прекрасна, как все остальные кабинеты и салоны в замке, но намного уютней, потому что не такая огромная, как другие.

Первым делом Илкер подошла к высоким стеклянным шкафам, располагавшимся справа и слева от камина. Сколько же тут интересного! Если бы ее приговорили к жизни в этой библиотеке, с правом читать любые книги, она бы, пожалуй, сочла это наградой. Над камином большое зеркало. Девушка быстро взглянула в него, поправила выбившуюся волнистую прядку, показала себе язык и продолжила осмотр. Свет падал из огромных дверей — через них можно было выйти на балкон.

В центре комнаты овальный столик на изящных ножках, мягкие стулья и кресла — садись и читай, сколько душе угодно. Зимой — у камина. Летом — у балкона, чтобы было прохладно. Наступит ночь — можно зажечь подсвечник, стоящий тут или гигантскую люстру, свисающую с середины потолка и искрящуюся чистым хрусталем.

Илкер опять с сомнением пригляделась к книжным полкам. Так можно ей все же взять книгу или нет? Придется рискнуть.

Она, стараясь не прикасаться к стеклу, открыла дверцу и взяла "Священную историю Энгарна" — давно слышала об этой книге, но никогда не думала, что удастся подержать ее. Книга толстая, в кожаном переплете с золотым тиснением. Кажется, ее недавно напечатали. Наверно, первая книга хранится где-то в другом месте, чтобы не портить очарование читального зала. Она подвинула кресло к столу и погрузилась в чтение. Ненадолго.

— Здравствуй, белка! — серьезный взгляд из-под черных бровей.

— Ты опять меня нашел, — она пораженно покачала головой. — А ведь на этот раз ни одна живая душа не знала, куда я собралась.

— Привыкай, — степенно отозвался он. — Я всегда смогу найти тебя, где бы ты ни пряталась.

— Мне кажется, сударь, вы слишком самонадеянны, — притворно укорила она.

— Сударыня, когда-нибудь я буду иметь честь доказать вам свои слова, — так же притворно оскорбился он.

Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, а потом прыснули. Ялмари передвинул стул и сел напротив, облокотившись на спинку.

— Я ненадолго. Не хочу тебе мешать.

— Да уж... лучше не мешай. А то зайдет кто-нибудь и погонит меня половой щеткой отсюда. Как ты считаешь, я не лишусь работы, за то, что взяла эту книгу?

— А ты взяла без спроса? — поднял брови Ялмари. Илкер коротко передала слова Эолин. — Мне кажется, — сделал вывод Ялмари, — ты имеешь право читать. Слова принцессы вполне можно считать разрешением на пользование библиотекой.

— Ты меня успокоил, — обрадовалась девушка. — А она что, всем так разрешает?

— Вряд ли, — очень серьезно ответил лесник. — Полагаю, она была покорена твоим умом.

— А откуда она узнала? — удивилась Илкер. — Мы ведь почти с ней не разговаривали... — тут она заметила лукавые искорки в глазах лесника. — Ах, так! — возмутилась она. — Ты смеешься надо мной!

— Нет-нет, что ты... — испугался парень и подмигнул. — Может, чуточку подшучиваю. Если серьезно, то ты же знаешь, у принцессы... своеобразный характер. Разрешить горничной пользоваться королевскими книгами в ее стиле. А леди Асгат она в тот же день запретит к ним прикасаться. Просто так, чтобы поизмываться над фрейлиной: мол, у меня горничные умнее, чем ты. Кстати, что у тебя за книга? — прочитав название, со значением произнес. — О!

— Читал?

Ялмари как-то неопределенно повел плечами. Вместо ответа полюбопытствовал:

— А можно узнать, почему выбрала именно эту?

— Отец говорил, здесь написана вся правда об оборотнях.

Брови лесника удивленно подскочили:

— Девушка любит ужасы? — недоверчиво выпытывал он.

— Ялмари! — упрекнула она. — Не говори, что и ты относишься к тем, кто боится каждого, кто хоть чем-то отличается от людей. Ты лесник. Ты должен знать такие вещи — это другая... раса. Они не более кровожадны, чем ты или я.

— Даже так? — Ялмари склонил голову набок. — А как насчет вампиров? Девушка любит вампиров?

— Вампиры — это отдельный разговор, — категорично заявила Илкер. — А что касается оборотней — почитай, рекомендую. На заре Энгарна они были нашими лучшими друзьями.

— Откуда ты знаешь? Ты что уже читала эту книгу?

Илкер на мгновение погрустнела:

— Отец читал. И много рассказывал отсюда.

— Н-да, — Ялмари поднялся. — Ты заставила меня задуматься. Пожалуй, спрошу разрешения у принцессы тоже посещать читальный зал.

— Может, лучше у принца? — улыбнулась Илкер.

— А что? Хорошая мысль. Пойду, спрошу у принца. А ты, белка, когда прочтешь, никому книгу не отдавай. Скажи, что занята.

— Хорошо, волк, — рассмеялась ему в спину.

Сначала Илкер действительно читала. Но время от времени с надеждой поглядывала на дверь. Она жалела, что не остановила Ялмари. Он ведь сказал: "Не хочу мешать". Что стоило сказать: "Ты мне не мешаешь"? Побоялась, что Ялмари поймет, как он ей нравится. Все-таки он ни словом, ни взглядом не показал, будто она значит для него больше, чем другая горничная во дворце. С одной стороны, вряд ли он еще с кем-то так часто беседует. С другой стороны, по всему выходило, что их встречи во дворце совершенно случайны. И вообще, они знакомы всего три дня. Почему же она так волнуется при мысли о нем? Нет-нет, так нельзя.

Сначала Илкер пыталась читать. Затем сдалась. Подперла щеку рукой и еще раз припомнила их разговор. Что же она наделала... Посмеялась над его необразованностью. Укорила, что не читал "Священную историю". А почему он должен был ее читать? У нее высокое происхождение и то никогда ее в руки не брала, а он — небогатый парень. Он не мог сидеть за книжками — надо было найти, чем зарабатывать на жизнь. Ялмари так молод, а уже королевский лесник — получается, проявил себя. Получается, некогда читать было. Скорее всего, все детство в лесу провел, изучая следы и повадки зверей. А она с ним так разговаривала... "Да он теперь вообще никогда не захочет меня видеть. Тоже мне цаца нашлась. Горничная принцессы", — от этих размышлений стало совсем грустно, и Илкер заставила себя сосредоточиться на истории Энгарна.

28 юньйо, деревня недалеко от Биргера

Шереш ее угораздил зайти в эту деревню. Все, чего Ранели хотела, — это купить немного хлеба. Да, она по привычке раздавала улыбки налево и направо. Ей нравилась управлять мужчинами, заставлять их следовать за собой одним движением бровей. Ранели никогда не пользовалась этой властью больше, чем нужно. Чуть-чуть поиграет, посмеется над парнями, без всякой магии становящимися зачарованными при виде игривой походки, — и исчезает в лесу.

Ранели купила хлеб и пошла дальше, весело рассказывая о священнике в Биргере увязавшемуся за ней деревенскому увальню. Это еще волновало ее, она не могла принять решение. Может, именно поэтому увлеклась и не почувствовала опасность...

...В первый раз увернулась от метнувшегося в ее сторону ошейника и смогла перекинуться, но в следующее мгновение ошейник все же накинули на шею — и она снова обратилась в человека. Хорошо, что вопреки расхожему мнению, одежда не рвется и не исчезает во время оборота. Кому понравится оказаться голым посреди толпы?

Она родилась оборотнем, поэтому не боялась боли. Не обращая внимания на острые колючки, впивающиеся в кожу, Ранели до последнего сопротивлялась, пытаясь достать нож, который всегда носила, привязав к ноге. Но ее оглушили, а когда очнулась, убедилась, что туго прикручена к дереву. Магический ошейник так и остался на ней — вилланам дали очень точные инструкции о том, как поймать оборотня.

Но тут в деревню приехал кто-то важный — с высоты лошади смотрел чудной парень в длинной черной куртке и старомодной шляпе. Она сразу почувствовала: что-то с ним не так. Он произносил пламенную, насквозь фальшивую речь перед вилланами, а девушка лихорадочно соображала: "Кто он? Чего хочет? Спасти или...?" Несмотря на сомнения, подыграла. Сцену "укрощения строптивой" разыграли как по нотам.

Девушка пыталась разговорить "спасителя", отсрочившего ей казнь, как только они оказались вдали от людей. Но не тут-то было. Парень вел себя загадочно и не спешил ничего рассказывать о себе. Даже имени не назвал, хотя и намекал, что достаточно осведомлен о ее народе.

Ранели ехала позади и незаметно достала нож. Наконец они остановились в лесу, где парень освободил ее от ошейника и предложил убираться. Это неприятно задело. Так он хочет поиграть в благородного рыцаря? Спас между делом, будто щенка из лужи вытащил, и пошел дальше. Что ж, если, он не хочет, ничего рассказывать о себе, есть легкий способ проверить справедливость умозаключений. Когда он повернулся к Ранели спиной, чтобы сесть в седло, девушка ударила его ножом в спину.

Она не ошиблась: кинжал порвал куртку, но отскочил от плеча, словно под одеждой спрятали доспехи.

Парень резко повернулся, глаза яростно сверкнули желтым светом:

— Какого шереша ты делаешь? — от гнева из-под верхней губы показались клыки.

Ранели отпрянула:

— А ты? — спросила она, так же сверкая глазами. — Думаешь, я не поняла, что ты не человек? Черные глаза и брови, смуглая кожа, шляпа, чтобы можно было скрывать блеск глаз в темноте. Одно не понимаю — почему они тебя не поймали? Неужели тебя ни разу не проверяли туммимом?

— Проверяли, — изрек он, успокаиваясь, и сложил руки на груди. Гнев постепенно проходил, клыки возвращались на место и вскоре ничем не отличались от человеческих, как и взгляд. — У меня есть защита от этого камня.

— Покажи.

Лесник помедлил немного, прежде чем развязать тесемки рубашки. В просвет заметила темные волосы на груди и витую цепочку из золота очень тонкого плетения. Он вытянул амулет — небольшой овальный камень, по цвету напоминавший туммим, в центре имел черное углубление. На этой же цепочке висел круглый медальон, какие носили все неженатые мужчины-оборотни.

— Поглощает энергию туммима, — пояснил, показывая на камень. — Очень редкая вещь.

Ранели собралась потрогать камень, но он отвел руку, спрятал амулет под рубашку.

— Все понятно. Кроме одного. Кто ты? Или ты стыдишься своего имени?

Он прищурился:

— Ялмари из клана Онер.

— Онер? — девушка задумчиво сдвинула брови. — Южные кланы. Те, что давно покинули Умар и поселились в Лейне. Амулет тоже оттуда? — она стала сыпать вопросами, не дожидаясь ответа. — И каким ветром тебя занесло в Энгарн? Почему люди верят тебе и слушают тебя?

— Потому что у меня есть это, — воспользовавшись паузой, показал золотой знак "волка".

— И, я думаю, ты его не украл?

— Нет, — отрубил он, хладнокровно глядя на девушку. — Я служу Поладу. Еще о чем-то хочешь спросить?

— Да, хочу, — шагнула ближе, грудь вздымалась от волнения. — Хочу спросить: как ты, оборотень, мог нарушить закон стаи? Как ты можешь принимать их обычаи? Как ты можешь служить тем, кто сжигает нас на кострах?

— Спокойней, — скривился он. — Ты так кричишь, словно я запалил эти костры. Я объясню тебе все, если сначала ты скажешь, почему я должен отвечать на эти вопросы. Или Умар — это тюрьма? — вернул ее же слова. — И каждый оборотень обязан делать то, что ты считаешь правильным?

— Есть закон стаи, и все подчиняются ему. А тех, кто не починяется, мы считаем предателями.

— Я не буду оправдываться. Когда-нибудь ты узнаешь, что есть закон выше закона стаи. Иначе тебя бы тоже не было здесь. Сколько я помню, закон стаи запрещает незамужним девушкам покидать Умар. А замужние покидают страну только в сопровождении мужа, не так ли? — он вскочил в седло, заканчивая разговор.

— Ты очень хорошо осведомлен о законах страны оборотней и все же служишь врагам. Вот что внушал князь, когда говорил: недостаточно знать закон, надо еще исполнять его.

— Счастливого пути, Ранели из клана Далита, — Ялмари не принял спор. — Надеюсь, ты больше не попадешь на костер, пока доберешься до дома. Потому что в следующий раз я могу не успеть тебе помочь, — он взял вторую лошадь в повод и отправился дальше.

Ранели все еще злилась. Она чуть не разорвала парня на мелкие кусочки. Почему не ответил на вопросы? Служа людям, он становится виновным в том, что они делают с братьями. Никакая благая цель не может оправдать это. Девушка очень надеялась, что они никогда не встретятся. Когда Ялмари исчез из виду, она обратилась в волчицу и продолжила путь в Сальман, стараясь держаться подальше от Западного тракта.

29 юньйо, Сальман

Ялмари переночевал в сигнальной башне, где пришлось зашивать куртку, порванную бешеной девчонкой. "Волки" с недоумением посматривали на явно разрезанную дыру, но помалкивали. Все-таки золотой знак — великая сила. Ялмари представить себе не мог, как бы объяснил, почему куртка прорезана, а он не ранен. А так всего лишь принял невозмутимый и загадочный вид.

После насыщенного дня он с удовольствием вытянулся на постели и, кажется, в следующее же мгновение уснул.

...Он падал в бездну. Летел стремительно, будто сорвался вниз с темно-синих скал. В вышине чернело беззвездное небо. Ветер свистел в ушах, еще немного — и он разобьется спиной о камни. Дыхание перехватывало, а сердце будто остановилось. Еще несколько мгновений полета и чудовищный удар вышиб сначала воздух из легких, а потом и сознание. Он даже боль почувствовать не успел...

Ялмари резко сел на кровати. В комнатке было темно и тихо. Он глубоко вдохнул, успокаивая сердцебиение. Казалось, сердце во сне действительно не билось, а теперь наверстывало упущенное. Вытер со лба пот. Это что еще за новости? От жары или усталости?

Нашарил на полу кувшин с водой и сделал несколько глотков. Немного придя в себя, снова лег и припомнил увиденное. Обычно он не придавал значения тому, что снилось. Прошлые и недавние впечатления прихотливо переплетались в них, но не могли помочь ни в сомнениях, ни в исполнении какого-то поручения.

Но это краткое видение казалось странным во многих отношениях. Во-первых, впервые он умер во сне. Обычно даже большие неприятности там заканчивались благоприятно. Во-вторых, само видение: темно-синие скалы, беззвездное небо, да и столь долгое падение... Ничего подобного наяву он не видел и не испытывал. Даже картин и рисунков не встречал, не читал никогда, что на Гоште существуют такие горы...

Второй раз он заснул без сновидений. Засветло поднялся, чтобы побриться. Как у многих оборотней волосы на лице росли темные и густые, так что, как бы тщательно он ни скоблил щеки, все равно создавалось впечатление, что плохо выбрит. Он тогда походил на разбойника с большой дороги. Иногда, чтобы не вызывать неприятных ассоциаций, приходилось бриться по два-три раза в день.

На рассвете, сдержанно попрощавшись с капитаном, Ялмари выехал в Сальман. Со шляпой он расставался очень редко. Вышедший из моды головной убор, как заметила и Ранели, легко скрывал блеск глаз в темноте. Сейчас никто такое не носил, но широкополая шляпа "волка" впереди загибалась вверх, и поэтому никак не подходила. Свою он надевал так, что почти пол-лица скрывал. Если же обстоятельства требовали напугать кого-то — как, например, старейшину Елеу — достаточно было сдвинуть шляпу на затылок. Ялмари вспомнил и бандита, которого пришлось убить в Биргере. Когда нож задел лицо и не сделал на щеке и царапины, мужик сразу догадался, с кем имеет дело. После этого на допрос "волкам" его отдавать было нельзя.

Встреча с девушкой-оборотнем тоже не выходила из головы. Вчера спокойствие далось Ялмари нелегко. Он мечтал о встрече с братьями и никогда не предполагал, что она произойдет именно так. Закон стаи! Как Ранели тыкала им. Этот закон говорил, что где бы ты ни был, стая всегда остается твоей семьей, и ты должен делать все для ее благополучия. Нарушил он закон? И да, и нет. Он ни разу не причинил вреда братьям, наоборот спасал их. Пытался объяснить людям, что "другой" не значит "плохой". Но и благополучию стаи Ялмари не служил — поставил себе другую цель. Отправляясь в путь с золотым знаком "волка", он втайне надеялся, что сможет побывать в Умаре — страна оборотней находилось чуть севернее владений графа Иецера. Он уже лет шесть готовил себя к тому, что придет время вернуться в стаю. Среди людей надо скрывать свою сущность. Среди оборотней он сможет быть самим собой. Ранели посеяла в нем сомнения: а что если и другие посчитают, что он нарушил закон стаи и не простят этого?

Грустные размышления скрашивали только воспоминания об Илкер. Маленькая горничная принцессы, уверенная, что оборотни вовсе не так ужасны, как это обычно расписывается... Ялмари, конечно, не обольщался. Одно дело читать о монстрах в книжке, а совсем другое узнать, что твой друг и есть монстр. Узнать, что когда он говорил, будто находит тебя во дворце по запаху, не преувеличивал ни капли. Для оборотня мир полон запахов, так же как для человека звуками и красками. У каждого, с кем он встречается, особый запах, который запечатлевается в сознании, как цвет глаз и тембр голоса. Даже когда Илкер так далеко, как только он вспоминал о ней, в памяти возникал слабый аромат ее кожи.

Как девушка отреагирует, если узнает его тайну? Самое меньшее — огорчится. И все же мысли о ней развеивали мрак в душе. Кто знает, может, Эль-Элион послал встречу с Илкер, чтобы дать Ялмари силы идти дальше, когда он будет сомневаться в себе...

Ближе к Сальману лес закончился. Стены города, возвышавшиеся посреди зеленеющих полей, напоминали шоколадный торт. Сальман находился ближе всех к горам отделявшим Кашшафу от Энгарна, поэтому для строительства городской крепости использовали горный камень, имевший темно-коричневый цвет. Желающих попасть в город оказалось немало. Сальман славился изготовлением оружия — благо штольни располагались близко. Сюда стекались не только вездесущие купцы, но и воины: от вилланов, желавших попытать счастья среди "волков", до знатных рыцарей, чьи отцы владели большими или маленькими замками.

Городские ворота приближались, и Ялмари внимательнее всматривался вперед. Наконец внутренне возликовал: магических камней у стражи не было. Народ подходил к служке, платил пошлину за вход и шел дальше. "Волки" следили за порядком: чтобы нахалы не лезли без очереди и не пытались прошмыгнуть без платы.

Войдя в ворота, лесник прежде всего переговорил с десятником. Оборотни и вампиры бесчинствовали и здесь, но городской совет в панику не впал. Убийства тщательно расследовались. По двум жертвам вынесли вердикт: тела изуродованы скорее кинжалами, чем зубами, то есть люди попадали под подозрение сильнее, чем оборотни. Вампиров ищут. Выносилось предложение воспользоваться камнями для поимки оборотней. Старейшина его отверг на том основании, что камни сомнительного происхождения. Странно, что других это не остановило. В общем, старейшина Сальмана намекнул, что сообщит о происходящем Поладу. После этого вопрос о туммимах больше не поднимался. В городе камни встречались.

Но на этом хорошие новости заканчивались. Оказалось, что оборотни или вампиры беспокоили жителей Сальмана и окрестных деревень не так, как Рыжие горы, отделявшие окрестные земли от Кашшафы. Пострадало уже семь вилланов. Трое из них погибли. Четверо других сошли с ума и, скорее всего, тоже умрут. Что с ними случилось — никто не знал. Знают только, что они подошли близко к горам. А что если это болезнь и зараза перекинется дальше?

Известия смутили Ялмари. Враг опережал их и действовал сразу в нескольких местах. Если еще промедлить — начнутся еще и восстания. Но и сейчас он не представлял, как помешать Загфурану.

На вопрос о трактире десятник сообщил:

— Если вам нужны слухи, сударь, то лучшего места чем "Бравый моряк" не найти. Хозяин много повидал, прежде чем обосноваться в Сальмане, а потому не задает лишних вопросов. Так что, поговаривают, у него можно встретить от кашшафца до вампира. Нас просили проверить там посетителей, но поскольку смертей и кровавых драк там не бывает, мы трактир не трогаем. Пара "волков" только рядом патрулирует. Значит, отсюда сразу направо и вдоль городской стены, пока не наткнетесь на разрисованную вывеску с одноглазым моряком. Это постоялый двор и есть.

Ялмари поехал в указанном направлении. Трактир находился, наверно, в самой грязной части города. Вонь стояла невыносимая: из-за летней жары реки помоев, что текли вдоль домов, быстро испарялись. Добрый дух хранил его: ни разу из верхних окон не вылили помои, пока проезжал. Но это лесник посчитал единственным плюсом. Пока добирался до таверны, вообразил, что "Бравый моряк" настоящий притон.

Аляповатого моряка с красной рожей и черной повязкой на глазу он заметил издали. Про себя взмолился, чтобы внутри оказалось хоть немного чище, иначе его стошнит от этих запахов. Голова раскалывалась. Того и гляди придется искать себе другое пристанище. Обоняние оборотня не раз спасало жизнь, но сегодня из-за него он рисковал с жизнью расстаться.

Сразу за вывеской распахнутые ворота вели в просторный и чистый двор. Ялмари воспрял духом. Прислуга тоже пришлась по душе: чистенький мальчик подхватил коня под уздцы и исчез, как только Ялмари покинул седло. "Посмотрим, что здесь..." — он толкнул двустворчатые двери. Чистое полупустое помещение встретило ароматами мяса и рыбы.

Мелодично зазвонил колокольчик, и тут же к нему вышла женщина лет пятидесяти:

— Добрый день, сударь. Что вам угодно? — взгляд внимательный, цепкий. После такого обычно люди доставали из кармана магические камни. Но женщина лишь спрятала усмешку, будто без всякого камня узнала, кто он, но это ее нисколько не смутило. Что ж, догадки так и останутся догадками. Как она докажет их правильность?

— Здесь всегда так пусто? — поинтересовался Ялмари после приветствия.

— Постоянные посетители приходят к вечеру. Тогда у нас не протолкнешься.

— Ясно, — Ялмари помолчал. — Я, пожалуй, переночую здесь. Есть у вас свободная комната?

— Конечно, есть. Как не быть. Вот в день Равноденствия у нас много гостей, а теперь до дня Добрых духов пусто будет. Вам сейчас комнату показать или после обеда?

— Я пообедаю позже. Пока оставлю в комнате кое-какие вещи и пойду навестить знакомого.

— Тогда следуйте за мной, сударь.

Ялмари поднялся на второй этаж вслед за хозяйкой. В доме все сделали добротно и чисто: дубовая лестница, широкий коридор — видно, что хозяин любил размах. Проходя мимо одной из комнат, он замер, уловив знакомый запах. Из-за двери раздался мелодичный девичий смех. Хозяйка стояла на пороге соседней комнаты:

— Постояльцы. Они вам не помешают.

Лесник рассеянно кивнул и пошел дальше. Едва хозяйка отвернулась, еще раз потянул носом воздух. Тут же донесся знакомый голос:

— Устал?!

Сомнений быть не могло — здесь остановилась Ранели. Интересно, что этой девчонке неймется? Он-то считал, что после происшествия в деревне она поторопится домой.

До обеда Ялмари побывал и у старейшины, и в монастыре. Обе встречи не доставили ничего, кроме разочарования. Старейшина, преданный королеве всей душой, знал только, что, вероятно, готовится заговор. "Но это ведь не мое дело", — заявил он с виноватой улыбкой. Ялмари понял, что если до сих пор Сальман и не поддался на уговоры мага, то это не окончательное решение. Горожане могут изменить его в ближайшем будущем, если страшные смерти не прекратятся.

Монастырь прилепился к городу с южной стороны и, как обычно, напоминал крепость в крепости. С тем отличием, что каменную ограду монастыря тщательно выбелили известью. Возле высоких дубовых ворот, оббитых железом, висел шнурок. Ялмари подергал его. Звона колокольчика не услышал, но вскоре открылось крохотное окошко и оттуда дружелюбно осведомились:

— День добрый, сын мой. Что ты ищешь?

Лесник предъявил знак:

— Мне хотелось бы поговорить с настоятелем, — сообщил он.

Окошко захлопнулось, и на этот раз часы на городской ратуше отсчитали четверть часа, прежде чем маленькая дверь, умело вытесанная внутри большой, бесшумно отворилась. Худой монах в черном балахоне, подпоясанном веревкой, улыбнулся в густую бороду:

— Проходи, сын мой. Настоятель уделит тебе четверть часа.

Ялмари неприятно поразило, что настоятель Тордой заранее определил время, необходимое для беседы.

Внутри были такие же белые стены с большими окнами, разделенными на маленькие квадратные рамы. Кроме монаха, идущего впереди, никто не показывался. Тишину не нарушал ни один звук, отчего монастырь казался вымершим. Чем они сейчас заняты? Молятся или ушли в деревни для проповеди и сбора пожертвований?

Монах толкнул одну из дверей, и Ялмари, миновав крошечную прихожую, вошел в белую комнатку, освещенную солнечными лучами. Из мебели здесь поставили лишь громадный сундук, стоящий у правой стены (такой ночью наверняка служил постелью), да две табуретки. На одной из них, выпрямив спину, будто ему загнали туда кол, вперил в него взгляд седой Тордой.

— Добрый день, настоятель Тордой, — Ялмари по обычаю, склонился в поясном поклоне.

— Добрый день, сын мой, — проскрипел старик. — Присаживайся и расскажи, какая нужда привела тебя в нашу обитель.

— Тревожные события, происходящие в Энгарне, вынудили меня искать вашего совета, — тут же начал Ялмари, помня об отведенном ему времени.

— Вам нужен совет относительно распоясавшихся оборотней, воскресших вампиров и нечистых духов, сеющих смерть и страх в людях? — подхватил Тордой, будто только и ждал этого.

— Да, настоятель.

— Мы не поможем, — отрезал старец.

Лесник опешил. Посидел немного, глядя на Тордоя и ожидая продолжения. Не дождался, пришлось спрашивать самому.

— Священники издавна защищали Энгарн... — начал он.

— Так мы не священники, — ехидно ухмыльнулся настоятель. — Иди к священникам и проси у них защиты. Почему не пошел?

— Я был у них, — заверил Ялмари.

— И убедился, что во всех храмах священники только тем и занимаются, что жрут и пьянствуют, да выколачивают деньги из народа? Не так ли?

— Вы слишком... — Ялмари чуть не сказал "грубы", но сдержался. А другое слово так и не пришло на ум, так что он замолчал.

— Я говорю как есть, — несмотря на резкие слова, голос Тордой не повышал. — И ты, сын мой, знаешь, что я прав, иначе Полад не вспомнил бы про нищих монахов. Но знаешь, что я скажу? Ни Полад, ни "волки", ни все, кто прислуживает вам, не получат помощи. Ибо гнев Эль-Элиона пришел на Энгарн. И он не успокоится, пока не накажет виновных.

— И можно узнать, в чем же мы провинились? — недоумевал лесник.

— О, вы знаете в чем. Все знают. Но я скажу, раз ты спрашиваешь, — слова обличали без пощады. — Вы виновны в том, что Энгарн развратился. Что люди ходят в храмы лишь затем, чтобы похвастаться нарядами. Что священниками становятся те, кто заплатит комиссии, а не те, кто истинно верует. Что эти священники льстят людям и обещают им спасение за деньги. Они не обличают паству во грехе и не наставляют на путь истинный. Более того, если кто посмеет призвать народ к покаянию — изгоняется. Люди и служители храма развратничают и обирают друг друга. Они могут улыбаться тебе в лицо, но воткнут нож, как только ты повернешься к ним спиной. Ценность человека измеряется деньгами, и если кто беден, то каждый считает вправе унизить и оскорбить такового. Ты хочешь услышать еще о беззакониях Энгарна или достаточно?

— Хватит, — обронил Ялмари.

— Может, ты считаешь, что я преувеличиваю?

— Нисколько, — признал лесник.

— Надо же... — Тордой явно изумился, но быстро взял себя в руки. — Тогда я полагаю, мы можем закончить разговор. Ты можешь передать всем, почему Сальмановский монастырь не предоставит помощи энгарнцам.

— Спасибо, настоятель. Я сообщу, — Ялмари поднялся, немного потоптался на месте, потом все же решился. — Простите мою дерзость... Но если вы думаете, что, запершись в монастыре и злорадствуя по поводу гибели мирян, вы совершаете подвиг добродетели, то глубоко заблуждаетесь.

Тордой подскочил:

— Действительно дерзость! — он прищурился. — Как смеешь ты говорить такое?

— Я читал Священные книги. Народ всегда одинаков — он желает жить в свое удовольствие и не любит, когда его тревожат проповедями. Древних священников, к которым благоволил Эль-Элион, очень часто не слушали, так же как не слушают вас. Но когда наступала беда, те находились рядом со страдающими, облегчали их боль и молились за погибающих. Мне жаль, что таких священников нет и в монастыре. Прощайте, настоятель.

Тордой заметно побледнел, и когда лесник вышел из кельи, не промолвил ни слова. Но по сравнению со всем услышанным Ялмари посчитал это мелочью.

Когда лесник возвращался в комнату в трактире, он опять почувствовал запах Ранели. Девчонка все еще не выходила из комнаты и находилась там с мужчиной. Вспомнились слова настоятеля о том, что люди развратились.

В Книге Вселенной Эль-Элион оставил всего четыре заповеди, и последняя из них гласила: "Вступив в брак, храни верность избраннику". Немного Ялмари знал людей, поступающих так. Оборотни же ревностно почитали законы Эль-Элиона, считая эти заповеди законом стаи. Когда мальчикам исполнялось четырнадцать, их обучали ковке. К восемнадцати каждый из них кроме меча должен был выковать эльтайон — круглый медальончик. Эльтайон носили на шее до свадьбы — единственное украшение, которое позволяли себе оборотни. Во время свадьбы, князь разламывал его над руками жениха и невесты, получалось два медальона необычной формы — две половинки с причудливым неровным краем. Один оставался у жениха, а второй получала невеста. Для всех это служило знаком, что только вместе они одно целое. Ялмари тоже выковал эльтайон и носил его вместе с оберегающим талисманом. Наедине молодые люди в Умаре оставались только после свадьбы. Причем в отличие от людей, которые осуждали потерявшую невинность девушку и считали, что это совершенно естественно для мужчины, у оборотней правила были одинаковы для всех. Столь строгое соблюдение закона облегчалось тем, что оборотни, как и волки, за редким исключением были однолюбами. Хвастаться праведностью не приходилось — всего лишь физиологическая особенность, помогающая поступать правильно. "Или все же у оборотня есть выбор? — задумался лесник. — Вот же Ранели нарушила закон стаи. Значит, и другие могут, но не делают. А может, новые времена наступили и в Умаре?"

Ялмари подошел к столу. Хозяйка предусмотрительно поставила на нем два кувшина: один с водой, другой с васагом. Лесник еще раз убедился: хозяйка не только догадывалась, кто он, но и знала, что любят такие, как он.

Он налил напиток, подошел к окну. Оно выходило на главную улицу, поэтому его застеклили. Постояв немного, Ялмари осторожно вынул раму — на "чистой" улице и воздух должен быть чистым, а в комнате летом довольно душно.

И на самом деле стало чуть свежее. Городской шум ласкал слух, избавляя от тягостного одиночества. Ухо невольно уловило слова из соседней комнаты — кажется, там тоже открыли окно.

— Ты пришла потому, что понадобилась помощь. Разве не так? — низкий мужской голос.

Он собрался вставить раму обратно, чтобы не подслушивать, когда раздался взволнованный голос Ранели:

— Послушай, это мое последнее путешествие. Помоги мне найти этого мага. Его зеркала ответят на все вопросы. И я не буду больше тебя мучить.

Ялмари насторожился: "Маг, который может ответить на все вопросы. Это не Загфуран ли?"

— Мне кажется, Ранели, ты не услышала главного, что сообщил тебе Цохар: решение должна принять ты. Никто тебе в этом не поможет. Ни люди, ни оборотни, ни маги, ни зеркала. И вообще, как ты можешь обращаться к магу? Мне казалось, оборотни боятся магов больше, чем кто-либо.

— Не боимся, а избегаем, — недовольно поправила она, а потом терпеливо объяснила: — Алет, он скованный маг. Священник мне об этом сказал и к нему направил. Почему я должна ему не верить? Он сказал: скованный. За какое-то преступление его лишили способности колдовать. Но при нем сохранились зеркала, которые могут открыть будущее и прошлое, показать дорогу к счастью. Только зеркала, Алет.

"Не Загфуран, — сделал вывод Ялмари. — Загфуран на скованного мага ни капли не похож".

Успокоившись, он закрыл окно. В задумчивости сел на кровать: "А что если это правда? Что если существуют зеркала, которые могут помочь в моем задании: показать будущее, подсказать правильное решение?" Лесник снова встал, прошелся по комнате от окна до двери и обратно. Только что положение Энгарна казалось безнадежным. Сильный маг против слабых священников и равнодушных монахов. А у Загфурана помощников успевай убивать: проклятые оборотни, вампиры, нечистые духи... Энгарн остается один в этой битве. Может, Эль-Элион дал услышать этот разговор, чтобы подсказать, где можно найти помощь? Ялмари постарался успокоиться. Как никогда важно было услышать внутренний голос, который помогал принять правильное решение...

Вскоре в душу пришел покой. "Решено. Надо поговорить об услышанном с Ранели. Может, она сменит гнев на милость и покажет дорогу к магу. Или вместе отыщем путь. Если, конечно, маг находится в Энгарне. Ехать в другую страну некогда, придется тогда послать кого-то еще".

За неделю до этого

В праздник, день Равноденствия, настроение у Илкер было совсем не праздничное. Она, конечно, надела лучшее платье — синее, с вышивкой по подолу, — но на душе осталась сосущая пустота, словно предчувствие беды. Такая тревога всегда посещала в народные гулянья. Во-первых, торжества напоминали о том времени, когда она жила в замке с родителями и Ашбелом. Во-вторых, она собиралась сегодня повидать братишку, но тетя передала записку с просьбой пока не приходить, потому что он едва привык к отсутствию сестры. Если Илкер придет, Ашбел опять целый месяц будет грустить. Девушка не знала, справедливо ли такое решение, но ослушаться не посмела. Может, на день Добрых духов им позволят встретиться?

Она с мягкой улыбкой наблюдала, как горничные прихорашивались перед прогулкой. Пайлун уже оправилась от переживаний. Она сделала прическу всем подругам, а потом заставила сесть перед зеркалом Илкер. Четверть часа — и в зеркале появилась элегантная дама: прическа сделала девушку немного выше, открылась изящная шея.

Девушка поднялась, повернулась перед зеркалом, чтобы еще раз убедиться, что она не ошиблась — по-новому уложенные волосы преобразили ее.

Тепло улыбнулась Пайлун:

— Большое спасибо. Это великолепно.

В движениях неожиданно проскользнули прежние привычки — появилась плавность, степенность — и другие это заметили. Реума восхищенно ахнула:

— Илкер, ты как настоящая леди!

От этого замечания девушка вздрогнула и рассмеялась. Она и вправду забылась на мгновение.

Вот только что теперь делать со всей этой красотой? Горничные собирались на городскую площадь — там до вечера будут давать представления бродячие артисты, а королевские служащие раздадут бесплатные напитки, народ станет петь и танцевать. Она на одно мгновение представила себя в этой толпе — совсем одну. Передернула плечами — лучше дочитать книгу. Или...

Или пойти в лес. Конечно, если она встретится там с Ялмари, он может решить... Но, скорее всего, он тоже сегодня будет на площади. Сегодня все отдыхают и празднуют. Кроме поваров разве что... В конце концов, Илкер всегда в свободные часы ходила в лес. Она любит гулять по лесу. Почему сейчас что-то должно измениться?..

...Она столкнулась с Ялмари у самого выхода и онемела. Лесник ослепительно улыбнулся. В отличие от Илкер он не переоделся к празднику, и все же ей показалось, что сегодня он привлекательней, чем обычно.

— Добрый день, сударыня, — он галантно поклонился, снимая шляпу, — опять эта ужасная шляпа! — Вы ослепительны!

— Добрый день, — она несмело ответила на приветствие. Девушка испытывала смятение: он сейчас угадает, как она рада его встретить. От стыда он вспыхнула и заговорила сухо. — Спасибо за комплимент, сударь, но вы слишком снисходительны ко мне, — она присела в легком реверансе.

— Ты куда-то собиралась? Пойдешь на площадь?

— Нет... Я не люблю толчеи, — объяснила Илкер, проклиная себя за то, что говорит все так же холодно. — Хотела погулять в лесу.

— Так любишь лес? — осведомился Ялмари.

Девушка поблагодарила его в душе за то, что он не обращается внимания на то, как она странно себя ведет. Не уходит, продолжает беседовать.

— Лес живой, — отозвалась она. Казалось, он непременно поймет, что она имеет в виду. И он понял.

— А парк мертвый, да? — взгляд Ялмари стал такой теплый, даже горячий, что щеки девушки снова зарделись. — А хочешь, я покажу живой парк? — спросил он. — Таких мест немного, но все-таки они есть. Пойдешь?

— А ты разве не по делу во дворце? — робко поинтересовалась она.

— Сегодня праздник, — объяснил он. — У меня выходной. Я хотел провести его с тобой. Ты не против?

— Не против, — она наконец нашла силы улыбнуться. — Я готова посмотреть живой парк.

— Замечательно, — Ялмари протянул руку, она вложила тонкие, холодные от волнения пальцы, и они вместе спустились по ступеням. — Учти, путь неблизкий, — предупредил он.

— До леса наверняка дальше.

Он отпустил ее — держать руку дольше не позволяли приличия. Илкер ужасно негодовала сейчас на того, кто сочинил эти правила. Хотя, с другой стороны, этот мудрец все же знал, что делал...

— Как книга? Не обманула твои ожидания? — поинтересовался лесник.

— Н-нет... — неуверенно откликнулась Илкер. — Все именно так, как рассказывал отец.

Они миновали коротко стриженую лужайку, на которой иногда резвились принцесса и ее фрейлины. Белый мраморный цветок разбрызгивал в разные стороны тонкие струи, искрящиеся на солнце. Но Ялмари увел ее в сторону.

— То есть оборотни — это такие душки, напоминающие домашних собачек? — посмеялся он.

— Вовсе нет, — возмутилась Илкер. — Оборотни могут превращаться в настоящих волков. Но без причины они не нападают. Люди часто приписывают им разные зверства, но на самом деле они живут, как и люди: женятся, рожают детей. Убивают, только если приходится защищать свою жизнь или жизнь близких. Написано, что они никогда не мстят, но я не знаю, насколько можно верить этому мнению. Все же писал не оборотень. Что ты думаешь об этом?

Ялмари хмыкнул.

— Я думаю... что есть немало книг, в которых написано совсем другое. Что оборотни — это такие кровожадные монстры, не щадящие ни женщин, ни младенцев. Почему ты веришь именно Священной истории Энгарна?

— Потому что... — Илкер растерялась от подобного вопроса. Она помолчала, а затем констатировала: — А ведь я верю этой книге только потому, что ей верил мой отец. Мне хочется думать, что он был прав.

— Интересно... — Ялмари многозначительно кивнул. — Ты невольно подтвердила одну мою мысль... Однажды я пришел к выводу, что вся наша жизнь — это жизнь выбора и веры. Мы почти ничего не знаем сами — кто-то сказал, кто-то написал, а мы выбираем верить или нет. Выбираем, чьему мнению можно доверять, а чьему нельзя. Согласна?

— Необычная мысль, — Илкер помедлила. — Пожалуй, очень верная мысль. Так ты не доверяешь этому мнению относительно оборотней?

— Отчего же... — на лице мелькнула лукавая улыбка. — Как можно не верить Священной истории Энгарна? Эдак меня сочтут еретиком... Но тебе не приходило в голову, что могут быть верны оба мнения?

— Есть оборотни, которых можно не опасаться, и есть кровожадные монстры? Да, — охотно согласилась девушка, — это наверняка должно быть так. Ведь и среди людей немало злых, готовых убивать и калечить за любой проступок и даже вовсе без вины...

— Да. Но я имел в виду другое. В церковной книге написано о так называемых оборотнях по крови. О тех, кто рожден оборотнем от родителей-оборотней. Но есть еще и проклятые. Темные маги могут наложить на человека заклятие луны, тогда в полнолуние он будет обращаться в хищника, не могущего утолить голод, сколько бы ни ел. Представляешь, что может натворить проклятый всего за одну ночь? И учти — он полностью теряет разум, может убить дорогих ему людей, а когда луна зайдет, он снова станет человеком и забудет, что совершил ночью.

— Жуть! — Илкер передернула плечами. — А можно отличить такого человека? Чтобы как-то обезопасить себя? И можно его исцелить?

— Говорят, раньше священники могли определить, если на человека наложено заклятие. Может, и остались такие, но, наверно, их единицы. А уж исцелить... Думаю, этого в Энгарне уже никто не может. Так что перед проклятыми мы беззащитны. Но если бы рядом появились проклятые оборотни, ты бы сразу об этом узнала, они не умеют скрывать следы, так что пока можешь спать спокойно.

— Ты меня утешил, — рассмеялась девушка. — А вот еще скажи... Может, ты знаешь... Никак не могу понять, куда девается одежда, когда оборотень превращается в волка?

— Я не совсем эксперт... — Ялмари смутился. — Но кое-что об этом слышал. Как бы тебе объяснить... — он посмотрел вперед. Они вошли в тенистую аллею с вековыми дубами. Среди деревьев блеснула вода. — Иди за мной, — он опять взял ее за руку. Сердце Илкер забилось часто-часто, она очень надеялась, что лесник не заметит, как она разволновалась от этого простого прикосновения. Он невозмутимо подошел к небольшому пруду, зачерпнул горсть воды. — Видишь воду? — обратился он к Илкер, не выпуская ладони. Потом вылил ее на траву. — Где она теперь? — спросил он с хитринкой.

— В земле? — предположила Илкер.

— Нет, — заверил он. — Смотри, — потянул за руку, заставляя нагнуться, чтобы рассмотреть тонкие зеленые листья и стебли. — Поняла?

Там, где он брызнул водой, трава стала мокрой.

— Вода на траве? — уточнила Илкер свой вывод. — Ты хочешь сказать...

— Представь, что кожа оборотня, — он легко прикоснулся к ее запястью, — становится шкурой волка. В нашем примере — это трава. Тогда одежда, — такое же легкое прикосновение к рукаву платья, — станет чем-то вроде воды на этой траве.

Еще ни разу он не стоял так близко. Несколько мгновений они смотрели глаза в глаза. Сердце стучало так, что на мгновение показалось, она оглохла от этого стука. О Эль-Элион, только бы он не почувствовал, что происходит. Илкер быстро отвернулась, сбрасывая наваждение. Кажется, она поступила не очень разумно, когда решила погулять с ним в лесу.

— Что с тобой? — вполголоса проговорил он. — Что-то не так?

— Нет-нет, — губы сложились в вымученную улыбку. — Все хорошо, — она тряхнула головой и продолжила расспросы. — Одежда превращается в как бы воду на шкуре. Любая одежда? А если на оборотне рыцарский доспех?

— Пойдем туда, — показал он направление. — Мы почти пришли.

В этом месте парк действительно напоминал живой лес. Разве что живности не водилось, да тропинки уж слишком хорошо вычистили. Между дубами мелькнуло что-то белое, а затем деревья расступились, и перед ними во всей красе предстала мраморная беседка.

— Ой! — воскликнула девушка и побежала вперед. Беседку выстроили на небольшой поляне. Изящная вязь ограды напиталась солнечным теплом. Илкер коснулась витков изгороди, взбежала по ступенькам. Усевшись на скамью, провела по ней рукой. — Даже не предполагала, что здесь есть что-то подобное!

— Еще бы, — горделиво усмехнулся Ялмари. — Знала бы — не гуляла бы по лесу.

— Гуляла бы, — возразила Илкер. — Лес — это иное. Ты же знаешь.

— Знаю, — тут же сдался он.

Они сели в беседке на расстоянии друг от друга. Словно сговорившись, избегали встречаться взглядами.

— Так что насчет оборотней?

Ялмари откинулся назад, подставляя лицо солнцу.

— Ты всерьез полагаешь, что оборотням нужны доспехи? Вообще-то и в человеческом обличье их почти невозможно убить.

— А серебро?

— Ты видела серебряные сережки? — Илкер кивнула. — Они мягкие, да? Руками можно согнуть. Это потому что в Энгарне еще не научились хорошо очищать серебро. А ранить оборотня можно только чистым серебром. Как ты себе представляешь серебряный меч?

— Можно посеребрить стальной меч, — предложила Илкер. — Если купить чистое серебро в Кашшафе или у лейнских купцов.

— Правильно, — согласился Ялмари. — Но скажи, часто ты встречала такое оружие? Серебром иногда украшают мечи, делая на них надписи или узоры. У знати встречается столовое серебро, но и только. Так что, получается, шанс встретиться с человеком, который может хотя бы ранить оборотня, очень невелик. Следовательно, доспехи оборотни не носят. Но если бы даже носили... Все, что на них есть: деньги, оружие... Шляпа! — он помахал головным убором, — все становится невидимой и неощутимой пленкой на шерсти. И вернется в прежнее состояние, когда оборотень вновь примет человеческий облик.

— Слушай... — Илкер напряженно размышляла. — Значит, оборотни почти неуязвимы.

— Почти... — лесник вдруг изменился в лице. От спокойствия и радости не осталось и следа. Какое-то время он напряженно молчал. Потом еле слышно промолвил. — Если есть сковывающий ошейник. Магический... Если надеть такой на оборотня, то его можно сжечь...

Илкер притихла, наблюдая, за побелевшим лицом лесника, а он погрузился в воспоминания...

...Ялмари не видел этого. И мама — женщина, полюбившая оборотня, — никогда не рассказывала об этом эпизоде своей жизни. Щадила сына. Просветил друг. А тому рассказали родители. Рассказали так, как могут рассказывать лишь люди: скупо, в особых местах вставляя пошлые шутки. Может, именно поэтому воображение легко дорисовало то, чего сказано не было.

Отец Ялмари не совершил никакого преступления. Единственным преступлением было то, что он не человек. Поэтому в одной из деревень, его привязали к дереву. Дерево было живое. Ветви шумели над головой, напоминая о спасительном лесе — таком близком. Отцу не хватило каких-нибудь полчаса, чтобы уйти от погони.

Он не скалился, не выкрикивал проклятия. Не пытался объяснить, насколько заблуждается тот, кто подносит факел к ногам. Он закрыл глаза и... Молился? Думал о любимой женщине? Ялмари не смог спросить отца об этой минуте...

А потом он кричал, потому что никто не может выдержать этой муки — оборотням не дают настой, дарующий забвение в адском пламени. Оборотни должны пить полную чашу.

А потом он умолк — боль стала больше, чем он мог вынести.

А потом прискакала мать Ялмари. Голыми руками убирала головешки. Вырывалась из рук тех, кто пытался ее удержать. Бросалась к дереву, стараясь своим телом потушить пламя.

Отец был страшно изуродован: кожа обуглилась и лопнула, кровь снова запеклась. Но он еще дышал. Мать так голосила, что добилась своего: огонь потушили, отца положили на землю.

Мать не выла. Встала на колени и стала тихо-тихо умолять его, чтобы он не умирал, не бросал ее одну. Он на мгновение пришел в себя, улыбнулся черными губами, и глаза закатились.

Вот тогда мама потеряла сознание. Так и лежали они за деревенской околицей: обугленный труп и красавица энгарнка — светловолосая и светлокожая. Друг сказал — очень красиво смотрелось. Белое и черное. Красавица и чудовище...

...Эта сцена сейчас особенно ярко представилась Ялмари. Илкер что-то почувствовала — он с первой встречи увидел, что девушка понимает его без слов. Как и он ее. Она замерла, будто вспоминала то же, что и он. Когда лесник поднял взгляд, показалось, она все знает. Все. И ее нисколько не отталкивает то, что он оборотень. Но вслух они так и не произнесли ни слова.

— Что-то мы загрустили... — прервал тягостное молчание Ялмари, искоса взглянув на Илкер. — Расскажи что-нибудь веселое.

Илкер не знала, о чем парень только что вспоминал, но, казалось, его боль перетекала в нее. На мгновение померещилось, что лесник рассказывает о себе. Но вот он заговорил, и она расслабилась. Как она могла подумать такое?

— Не знаю, что тебе рассказать, — девушка обхватила себя руками. — В моей жизни не очень много радостного.

— По тебе не скажешь. Ты почти всегда улыбаешься.

— Такой была моя мама. Отец говорил, что я на нее похожа. В жизни много печального, но если сосредотачиваться только на этом, можно упустить то прекрасное, что дает Эль-Элион. Он все дает по силам. Ты заметил? Ровно столько, сколько можно перенести. После радости приходит печаль, которая снова сменяется радостью. Наверно, так надо. Наверно, мы не смогли бы по-настоящему оценить счастья, если бы не грустили до этого. Как ты считаешь?

Он отозвался не сразу.

— Я размышлял об этом, — наконец заговорил он. — И я не совсем согласен. Есть люди, которых горе сломило. Выходит, не всем по силам. А кроме того... Мне кажется, что человек должен быть всегда счастлив. Он создан для этого — для такого счастья, которое не заканчивается. И то, что сейчас все иначе... Ты ведь знаешь о восстании духов, — он хотел продолжить, но оборвал себя. — Кажется, я сейчас залезу в богословские дебри, — рассмеялся он.

Илкер тоже улыбнулась, с удивлением глядя на него:

— Ты очень странный лесник, — заметила она. — Иногда такой простой, словно я вижу тебя до донышка. Иногда такой сложный, что кажусь себе круглой дурой, — Ялмари обреченно закрыл глаза ладонью. — Но кроме отца я еще не встречала человека, с которым мне было бы так интересно.

— У меня очень похожие чувства, — заметил он, смеясь. — Могу повторить все слово в слово. И еще, мне кажется, я не встречал другой горничной, которая бы настолько не вписывалась в этот дворец. Ты здесь что-то инородное, и я...

— Хватит! — категорически прервала Илкер. — Раз разговор о веселом у нас не получился, давай посплетничаем о господах. Как ты полагаешь, королева любит Полада?

— Что? — изумился Ялмари и сдвинул брови. — Извини, но это не обсуждается.

— Почему?

— Потому что я не люблю сплетничать.

— Я пошутила, просто скажи свое мнение.

— Нет, — он смотрел очень серьезно. — Я не буду говорить на эту тему. Извини.

Илкер неверяще взглянула на него. Она и предположить не могла, что Ялмари может быть таким непреклонным. Сразу стало неуютно в беседке. Захотелось уйти домой.

— Не огорчайся, пожалуйста, — встревожился Ялмари.

— Я не... я не должна огорчаться. Ты ведь имеешь право говорить или молчать...

— Ты не должна, но ты огорчилась. Да?

— Да, — вынужденно согласилась она. — Ты знаешь, я спросила, потому что... Ничего, что я скажу? Ты можешь не отвечать, если не захочешь, — она выжидающе посматривала на него, пока он не кивнул. — Отец с детства привил мне любовь к истории. Я с восторгом читала о королеве Эолин. Ее жизнь похожа на рыцарский роман. Ее прятали в семье небогатого графа в Лейне. Она вернулась домой, минуя множество опасностей, чтобы опять принять трон. Она победила врагов и вышла замуж, чтобы вскоре вновь остаться одной. Я гордилась королевой, играла в нее и сочиняла о ней пьесы. И вот теперь, когда я повзрослела, я поняла, как же она несчастна. Что видела она в жизни? Родителей потеряла только родившись. До двадцати лет в изгнании. Наконец вроде бы жизнь наладилась — получила корону, вышла замуж, родила сына... И тут любимый муж погибает. Ей ведь тогда было всего двадцать четыре! Представляешь? Чуть старше меня. С тех пор всегда одна... Я только поэтому спросила. Меня мучает вопрос: она всю жизнь тоскует по мужу или все же счастлива хоть немного? Хоть чуть-чуть, украдкой...

Ялмари откликнулся не сразу.

— Знаешь, есть две категории людей. Одни всегда несчастны — такие живут и думают: вдруг случится то или это, и я все потеряю? Другие умеют хранить если не счастье, то покой. Они говорят: надо ценить то, что есть. Мне кажется, королева именно такая. Она потеряла мужа, но у нее есть дети. Это тоже счастье, разве нет?

— Да, — согласилась Илкер. — Хотя, я говорила о другом, — она грустно улыбнулась. — Расскажи мне о принце. Какой он?

— Что именно ты хочешь знать? — девушка чувствовала, что он напрягся.

Илкер сложила руки на коленях.

— Правда, что он... не совсем в себе. Или это опять сплетни?

Ялмари погладил подбородок. Он тщательно подбирал слова. Илкер чувствовала, что когда речь заходит о королевской семье, лесник переставал быть самим собой. Он уже не отвечал легко то, что думает, а словно боялся сказать лишнее. Неужели он вправду считал, что она может передать его слова кому-нибудь из тайной полиции?

— Скорее всего, да, — наконец услышала Илкер.

— Ты лучше ничего не отвечай, чем так, — прервала она. — Я не люблю такие ответы. Или "да", или "нет". А что значит "скорее всего"? То, что это тоже запретная тема для тебя?

— Скажем так: не очень приятная, — неохотно признался Ялмари. — Хорошо... — он на мгновение закусил губу. — Мне кажется... я уверен, что он не совсем в себе.

— И в чем это проявляется?

— Ты же понимаешь, какими должны быть принцы. Примерно такими, как лорд Нево. Всегда на виду. Образец элегантности и изысканных манер. Прекрасно танцует, победитель рыцарских турниров, покоритель женских сердец. А принц... его толком и не видит никто. Словно скрывается. Даже в государственных делах не принимает участия, а ведь матери нужна его помощь, хоть он всего лишь принц крови.

Единственное, что он делает из того, что достойно его положения, — охотится. Так и это он делает неправильно. Вместо королевской охоты... Ты же знаешь, как это происходит? Толпы придворных, дамы в прекрасных нарядах, трубы гремят на весь лес, собаки лают, кони в мыле... Нет, принц вместо этого в одиночку уйдет в лес с утра. Бродит там целый день, вечером притащит оленя, скучно кинет его — разделывайте, мол, и в библиотеку за книжки. Читатель, — в последнее слово он вложил столько презрения, словно сплюнул.

— Ты действительно считаешь, что если человек любит читать, то он душевно больной и достоин презрения? — опешила Илкер. — А что тогда ты говоришь обо мне, когда уходишь? Я тоже люблю одиночество и люблю читать. Я тоже, по-твоему, больна?

— Илкер! — укоризненно воскликнул лесник.

— Я не ожидала от тебя такого, — девушка встала. — Принц любит одиночество. Любит книги. За это вся страна твердит, что он сумасшедший? За то, что он хочет быть самим собой, а не выставляется, как некоторые, напоказ?

— Илкер, ты уходишь? — он тоже вскочил. — Вот уж не думал, что из-за принца мы поссоримся. Пожалуйста, не уходи. Давай не будем о нем.

— Мне кажется, ты завидуешь ему, — девушка, собиравшаяся сбежать по ступенькам, снова повернулась к леснику, будто желала высказаться до конца.

— Завидую? Да объясни, чему я должен завидовать? — Ялмари не на шутку завелся. — Тому, что для всех незамужних девушек страны от четырнадцати до сорока четырех предел мечтаний — выйти замуж за принца? Это при том, что за глаза все, говоря о нем, крутят пальцем у виска? Я должен завидовать тому, что все влюбляются в слово "принц" и им плевать, каков он на самом деле?

Они стояли в беседке друг напротив друга и впервые всерьез ссорились

— Ялмари, что с тобой? — Илкер смягчилась. Лесник отвернулся. Тут она догадалась и ахнула. — Ялмари... Тебя бросила девушка? — он дернулся и кивнул. — Из-за принца?

Он вглядывался в нее, словно размышлял, стоит ли говорить правду. Затем все же произнес:

— Не совсем. Я сам ее бросил. Когда общался с ней, заметил, что принц интересует ее гораздо больше чем я. Когда понял это, сказал "прощай"...

— Прости. Я не хотела тебя огорчить, — вид у Илкер был до крайности виноватый. — Я не такая, Ялмари, правда. Я никогда не мечтала выйти замуж за принца. И я не буду говорить о том, что тебе не нравится. Ялмари...

Она быстро привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Брови Ялмари удивленно подпрыгнули. В последний момент он попытался удержать девушку, но не успел — она отступила.

— Вкусно, — мечтательно произнес он, дотрагиваясь до щеки. — Но мало.

— Достаточно, — она, смеясь, выскочила из беседки. — Я хотела утешить тебя. И поверь, принца я бы ни за что не поцеловала!

— Вот как? — он засмеялся. Тут же осведомился с грустью. — Ты все-таки уходишь?

— Если мы будем гулять дольше, обязательно пойдут нехорошие слухи. А мне бы этого не хотелось.

Ялмари вынужденно признал, что она права.

29 юньйо, замок графа Иецера

Две недели назад Загфуран и солдаты герцога Тазраша без потерь захватили замок Иецер. Жаль, что так невозможно было завоевать весь Энгарн. Теперь маг стремился как можно дольше сохранить этот захват в тайне от Полада. Иметь укрытие на территории врага очень удобно, для того чтобы осуществить свои планы.

Встреча у старейшины спутала все. Он не предполагал, что Полад так быстро заподозрит неладное, рассчитывал, что в запасе есть хотя бы две-три недели. Тем более он не мог предположить, что телохранитель рискнет послать... Ялмари. Парень любил называться этим именем, хотя большинство людей звали его иначе. Очень смелый и умный мальчик. Загфуран невольно хмыкнул. Согласно биологическому возрасту Ялмари лишь на десять лет моложе мага, но образование, которое давал Храм Света, делало минарса мудрее и опытнее любого человека на Гоште. И не человека тоже. Поэтому люди, которые общались с Загфураном, никогда бы не предположили, что ему чуть больше тридцати — все считали его умудренным опытом старцем.

Загфуран получил назначение на Гошту не сразу. Когда восемь лет назад рассматривались претенденты на просвещение этого мира, предпочтение отдали как раз старцу. И каков результат? Бадиол-Джамала сожгли на этой забытой богом планете. Минарс за семь лет пребывания на Гоште не сделал ничего — ничего! — чтобы укрепить позиции Света. С простым делом не справился. Для покорения Гошты требовалось устранить ее Управителя — Золотого Эрвина. Это он, Загфуран, предложил использовать для этого созданное Эрвином магическое зеркало. Если бы зеркало попало в руки служителей Храма — они бы тут же нашли Управителя. Но старик не справился с заданием. Бадиол-Джамал, к сожалению (мысли мага наполнились сарказмом), не смог договориться с местным магом Намжилдоржи, владевшим зеркалом.

Как только Загфуран ступил на Гошту, он тоже занялся поиском зеркала. Безрезультатно. Злосчастный Намжилдоржи словно сквозь землю канул вместе со своим сокровищем, там необходимым всем. Загфурану пришлось буквально прочесывать один материк за другим, пока неожиданно не столкнулся с препятствием. Энгарн — не самая большая в этом мире страна — отчаянно сопротивлялся авторитету минарса. Без ведома Полада люди чихнуть боялись, хотя формально в Энгарне оставались некие королевские и городские советы, призванные управлять внутренней и внешней политикой страны, но все это, скорее, для отвода глаз.

Загфуран всюду терпел неудачу. Как только завербовал минервалсов, их арестовали. А те, кто сумел избежать этой участи, ничем не могли ему помочь. Попытался убить Полада с помощью магии, но сила, направленная на телохранителя, ушла куда-то в пустоту, как вода в песок. Убивать королеву смысла не было — она никакой роли в стране не играла. Тогда Загфуран решил подойти с другой стороны и уничтожить Полада в результате заговора. Но его планы раскрыли, кажется, еще до того, как он начал их осуществлять. Теперь обыскать Энгарн и найти зеркало Эрвина на территории строптивого государства, он мог только одним способом: сначала завоевать страну.

Ялмари представлял особый интерес. Загфуран много слышал об этом юноше. "Если бы тот стал минервалсом..." — маг мечтательно закрыл глаза. Он сказал Ялмари правду: в мирах, которые просвещал храм Света, почти всегда повторялась одна и та же картина. Минервалсами становились ревностные, но недалекие люди. По-настоящему умных вербовали редко — они трудно поддавались влиянию, слишком много сомневались. Этот особый посланник, подозревал подвох не без оснований. Таким, как он, вход в Храм Света закрыт навсегда. А может, и зря. Надо будет поговорить об этом с ареопагитом.

С другой стороны, эта встреча у старейшины произошла как нельзя кстати. Теперь он предупрежден об опасности и будет вдвойне осторожней. Чтобы старейшины согласились взять у него туммимы, ему пришлось наложить на нескольких человек проклятие луны. Иногда, чтобы не использовать магию, он просто инсценировал чудовищные смерти. Если раньше он использовал для этого солдат Тештера, то теперь будет действовать в одиночку: они не смогут уйти далеко от замка незаметно, а рядом теперь лучше не предпринимать никаких действий. Хоть и заподозрили "волки" неладное, ни к чему им знать, что маг живет именно здесь.

Уже сейчас добираясь до замка Иецер, Загфуран старался обходить дальней дорогой деревни и сигнальные башни. На расстоянии двух юлуков от замка — он приучил себя измерять расстояния местными мерами — стали появляться посты герцога Тазраша. Расставлены незаметно, и воины не дремлют. Проскользнуть мимо них удалось, но лишь потому, что он отводил им глаза магией. Никто другой здесь бы не прошел незамеченным. Загфуран прятался, поддерживая в подчиненных образ всемогущего мага, способного невидимкой пробраться в любое место. Минарс способен и на такие чудеса, но предпочитал не тратить силу понапрасну, тем более на Гоште, где, как и в любом другом мире, еще не подчиненном Храму, использование магии требовало компенсации, чаще всего неприятной. Сейчас, после того как он незаметно пробрался мимо засады, у него чесалась ладонь, а если бы он использовал больше силы, зудело бы все тело, и кроме жгучей мази, ничто бы не избавило его от мучений.

Гонцов, посланных Поладом в захваченный замок, задержали на этом участке леса. Сначала Загфуран мечтал перевербовать их, чтобы начавшийся захват Энгарна подольше оставался втайне. Но вскоре убедился, что ничего не выйдет. По крайней мере не с этими людьми. Упрямые людишки даже под угрозой смерти не соглашались предать хозяина. Может, слухи не так уж ложны и Полад наложил на них какое-нибудь заклятие?

Кашшафская стража, охранявшая ворота, заметила мага издали — на расстоянии примерно в два-три лавга граф Иецер вырубил лес, чтобы противник не мог подкрасться незаметно. Впрочем, это не помогло.

Опустился небольшой деревянный мост, и Загфуран въехал в замок, где он мог отдохнуть. По обычаю Храма Света он почти никогда не расставался с серым дорожным плащом. Это правило установили вовсе не для того, чтобы причинить какие-то неудобства минарсам, но исключительно для их безопасности. Если Загфуран скинет плащ, он превратится в обычного энгарнца — виллана или купца — с волнистыми русыми волосами и голубыми глазами. Кто в молодом мужчине узнает опасного мага? Никто. Это же помогало в тех случаях, когда возникала необходимость незаметно пробраться в какой-нибудь город.

Загфуран пересек двор. Герцог Тазраш не спешил навстречу. Это несколько настораживало. С тех пор как они вместе покинули столицу Кашшафы, прошел почти месяц.

С Кашшафой маг справился легко. Официальная церковь страны имела три ордена: орден Магов, орден Духовников, орден Избранных. Все три сыграли ему на руку. Доказав свою силу как мага, Загфуран быстро получил титул Мудрого, что давало ему право участвовать в совете пятнадцати самых сильных магов страны. Он мог бы получить титул и Высокого мага, что сделало бы его главой этого совета, но минарс решил не торопиться. К тому же большой пост мог сыграть злую шутку. Нет, в данном случае следовало проявить смирение, и Загфуран легко его проявил, ведь в конечном итоге его цель была намного выше, чем стать главой ордена Магов.

Орден Избранных в Кашшафе имел традиции, схожие с Храмом Света. Его служители дали обет нести добро, не открывая своих лиц. Поэтому не удивительно, что почти одновременно с орденом Магов, Загфуран вошел в совет и этого ордена, получив еще один ранг — Мудрый Избранных. Чтобы подобраться к королю, Загфуран действовал где-то подкупом, где-то силой, где-то лестью, страхом или заманчивыми обещаниями. Он своего добился, хотя и не до конца. Король Манчелу прислушивался к магу — ему тоже хотелось вновь захватить Энгарн, — но во всем подчиняться Загфурану не желал. Подействовали не заверения в скорой победе и щедрых дарах после окончания войны, а неожиданная поддержка Тазраша, который согласился с ротой собственных солдат проникнуть в Энгарн, руководствуясь советами Мудрого. Загфуран так и не понял, что побудило герцога поддержать его.

Тазраш вел себя надменно, стараясь при случае подчеркнуть, что даже статус Мудрого не дает Загфурану преимуществ перед потомственным дворянином. Минарсу приходилось то и дело ставить вояку на место. Их отношения напоминали затяжную позиционную войну. Первые серьезные столкновения начались сразу после того, как кашшафцы захватили замок Иецер. После легкой благодаря Загфурану победы герцог заторопился провести в Энгарн остальные войска, чтобы продолжить наступление. Маг запретил: не время. Он хотел тайно действовать на территории страны, чтобы ослабить врага. Если война станет открытой, кашшафцы могут проиграть, ведь минарс не сможет находиться возле каждого замка и с каждым отрядом. Надо было подготовиться, чтобы победа стала скорой и неотвратимой.

Тазраш оказался неспособным понять логические выкладки. При встрече с магом он приступал с одним и тем же вопросом: долго ли им еще ждать? Это стало своеобразным ритуалом. Сегодня герцог почему-то не встретил его с этим вопросом на устах. А нарушение привычного, говорило о каких-то изменениях, которые прошли за спиной мага, а потому настораживали. Чем занял себя герцог, что больше не беспокоится о продолжении войны?

Как ни устал Загфуран, первым делом он решил выяснить это. Он нашел Тазраша в большом зале. Как во всех старых замках, принадлежащих небогатым рыцарям, темные, почти черные стены, кое-где покрывал мох. Большая зала предназначалась для пиров и суда графа, но производила впечатление скорее сырого подземелья из-за узких, как бойницы, окон. Даже высокие потолки не меняли этого впечатления. Герцог — темноволосый, крепкий мужчина пятидесяти лет — ужинал. Еще никогда Тазраш не выглядел таким довольным, как сегодня. Загфуран посмотрел на него с подозрением.

— Добрый вечер, герцог, — прошелестел он, не снимая капюшон. — Разрешите присоединиться к вам?

— Буду рад, буду рад, — расцвел Тазраш и подал знак слуге, чтобы он поторопился обслужить мага.

Загфуран сел за длинный стол так, чтобы не упускать из вида герцога.

— Вы сегодня в хорошем настроении? — осторожно полюбопытствовал минарс.

— В превосходном, — подтвердил герцог, наливая вина в чашу.

— И можно узнать, что произошло? — выпытывал Загфуран.

— Можно, — улыбнулся герцог, демонстрируя ровные зубы, на которых не отразились многочисленные лишения в военных походах. — Теперь я расскажу вам все и, можно сказать, исповедаюсь. Хотите?

— Безусловно, — подтвердил маг, не принимая игривый тон. — Я хоть и не принадлежу к ордену Духовников, но скоро это исправлю.

Герцогу серьезность мага не понравилась. Он, прищурившись, погрозил пальцем.

— Как же вы любите все контролировать! Успокойтесь, Загфуран. Мы делаем одно дело, и я не меньше, чем вы хочу, чтобы все удалось. Обещаю, больше не буду торопить вас и, более того, буду повиноваться любому вашему распоряжению, — видя, что маг не притронулся к еде на столе и напряженно ожидает продолжения, он заметил. — Вы не очень-то мне доверяете, так? Надеюсь, это изменится. Хочу сообщить, что я поддержал вас в походе на Энгарн не совсем бескорыстно. Это стало удачным предлогом, для того чтобы найти моих кровников. Может, вы слышали, что почти полгода назад погиб мой единственный сын, — брови Загфурана удивленно дрогнули, но под капюшоном герцог не мог этого видеть. — Те, кто виновен в его смерти, укрылись в Энгарне. До сих пор я так торопил вас потому, что никак не мог найти их. Но сегодня, я узнал, где укрывается мой враг. Это немного севернее нашего проклятого замка. Так что пока вы решаете свои проблемы, я могу решить свои. Вы не против?

— Смотря, как вы собираетесь их решать. Севернее нас, сколько я помню, Умар. То есть оборотни.

— О нет, не волнуйтесь, я не воюю с оборотнями. Я вообще ни с кем не собираюсь воевать. Я всего лишь намереваюсь выждать удобный момент, чтобы захватить заложников, и тогда мой кровник сам придет ко мне. В этом вы не видите ничего предосудительного?

Загфуран, обдумав услышанное, скрепя сердце, согласился: такой расклад его устраивал. Но на всякий случай оговорил одно условие:

— Вы можете мстить, но так, чтобы это не мешало нашей главной цели. Все должно быть тихо.

— Согласен! — с удовольствием кивнул герцог. — Если мы что-то будем делать, то только переодевшись в "волков" или вилланов. И очень тихо. А теперь, поскольку я успокоил вас, вы можете наконец вкусить пищи.

Маг склонился над тарелкой.

29 юньйо, Сальман

Ранели добралась до Сальмана в тот же день. Когда лапы стали подкашиваться от усталости, она обратилась в человека и немного полежала в траве на краю леса. Осталось пересечь поле — и она в городе. А что если тут тоже жгут оборотней? Об этом она почему-то не подумала, когда назначала встречу.

Но опасения были напрасными. Магических камней у стражи девушка не заметила. Чтобы войти в город, следовало лишь заплатить обычную пошлину. Так что к вечеру она вошла в таверну "Бравый моряк", где подрабатывала служанкой, когда нуждалась в деньгах. Тетушка Бриа, жена хозяина, встретила ее с распростертыми объятиями:

— Ранели, девочка моя! Как же ты вовремя! У нас опять дел невпроворот, — но, заметив усталый вид, добавила: — Однако, кажется, сегодня ты мне не помощница.

— Я обязательно помогу, тетя Бриа, — пообещала девушка. — Сразу как поем.

После щедрого ужина силы быстро восстановились, и она споро принялась за работу. Бриа, наблюдая за ее энергией, посмеялась: "Вот что значит молодость!"

Ранели стремительно бегала между столами: уносила пустые тарелки, приносила полные, принимала заказы и спешила к хозяину, передававшему пожелания посетителей на кухню. Старый Вираб походил на моряка, запечатленного на вывеске. С той разницей, что глаза у него сохранились, а вот ноги не хватало. При виде Ранели он щедро демонстрировал редкие черные зубы. Будь на его месте любой другой, девушку бы передернуло. Но Ранели знала Вираба уже несколько лет. Он помогал тем, кому грозила опасность. Но если встречался, по его выражению, "гнилой" человек — то ничто не мешало хрястнуть такого по макушке кулаком, так что из посетителя и дух вон. Смертоубийства он, конечно, не допускал, но и этого хватало, чтобы приструнить буянов. К тому же с недавних пор у бывшего моряка появились покровители среди "волков", так что мстить Вирабу опасались.

Кроме Ранели на стол подавали еще две женщины, а также хозяйка и две ее дочери. Видимо, сегодня действительно было много посетителей. Заведение Вираба считалось спокойным и даже "приличным". Сюда заходил городской и приезжий люд, может, и не самый богатый, но состоятельный, и хозяин не позволял обижать прислугу, так что девушки без опаски обслуживали столики.

Сначала Ранели то и дело посматривала на вход, но вскоре так завертелась между кухней и столами, что из головы вылетело, зачем она вообще пробралась в Сальман. Подхватив очередной поднос, она помчалась к следующему посетителю, когда тетушка Бриа ухватила ее за локоть:

— Это отнесу я, а ты обслужи парня за столиком у стены. Сразу за лестницей.

Ранели взяла другой поднос и понесла, куда приказала хозяйка. Столик за лестницей обычно оставляли для гостей, которыми хозяева особенно дорожили. Девушка с любопытством посматривала вперед: кто посетил Вираба на этот раз?

Как ни странно за лестницей было пусто. Она проворно составила блюда и кувшин с вином, ухватила поднос, но за спиной прозвучало:

— Здравствуй, Ранели.

И сердце зашлось от этого голоса. Но девушка не спеша нашла место для подноса на столе, а затем медленно повернулась, чтобы ничем не выдать волнения. Присела на стол, вцепилась в столешницу, чтобы не броситься на шею, не выдать свою радость. Глубоким волнующим голосом пропела:

— Здравствуй, мой сокол...

Такой же, как всегда: светлые волосы зачесаны назад. Глаза прищурены, так что не разглядишь какого они красивого, золотисто-карего цвета. Тонкие губы плотно сжаты. Брови чуть нахмурены, словно недоволен тем, что она позвала его. А может, и вправду недоволен?

Он развеял сомнения, шагнув ближе, увлекая в темный угол, где никто не увидит, как он соскучился.

Ранели подставляла шею и плечи его губам и шептала:

— Подожди, подожди, мой сокол. Я не могу сейчас. Надо помочь тетушке Бриа.

Он отпускает, отступает на шаг. Глаза смотрят все так же сурово. Медленно качает головой:

— Нет. Она знает: сегодня ты больше не работаешь. Пойдем, — уверенно берет за руку, ведет по лестнице наверх, на виду у всего зала. На виду у Вираба, Бриа и его дочерей. Впрочем, особенно никто не обращает внимания — все заняты разговорами и едой. А если бы не так... Если бы все следили за тем, как уводит в спальню свою женщину Сокол Алет, все равно ничего бы не изменилось. Потому что так хочет она, Ранели.

Это была "их" таверна. Здесь они встретились. Здесь, в этой комнате, она впервые принадлежала ему. Здесь он предложил выйти за него замуж. Здесь она отказала. Вернее, сказала, что ей надо подумать. Это слишком серьезный шаг. Оборотни женятся и выходят замуж один раз. Если что-то будет не так... Когда Алет был рядом, он не давал ей говорить и думать. Поэтому она уходила. Опять и опять просила дать срок побыть в одиночестве. Но он почти никогда не оставлял ее одну — сокол летал где-то рядом, так что Алет знал о каждом ее шаге и почти о каждом разговоре. Такой надзор раздражал и все же... Все же она радовалась, когда находился повод назначить встречу в таверне.

Вечер перешел в ночь. Свечи потухли, но бледно-розовый свет луны освещал кровать и спящего Алета. Даже во сне суровая складка между бровями не разгладилась. Во время ласк она часто целовала ее, чтобы он перестал хмуриться. Но поцелуя надолго не хватало: складочка тут же возвращалась на место. Однажды Алет пообещал, что она исчезнет после свадьбы. А если нет?

Она провела кончиками пальцев по татуировке возле сердца: нахохлившийся сокол спал на ветке вяза...

Ранели так и не сомкнула глаз этой ночью. Полнолуние всегда будоражило кровь, не давало спокойно спать. А тут еще эта встреча...

Когда сияние луны за окном сменилось предрассветными сумерками, Алет вздохнул и открыл глаза. Поймал ее взгляд.

— Мне показалось, ты приснилась мне. Хорошо, что это не так, — и легко опрокинул ее на спину.

...Солнце добралось до их постели, когда Ранели вновь смогла внятно говорить.

— Какое замечательное утро, — промурлыкала она, глядя в потолок.

— И вечер, — добавил Алет.

— И ночь, — рассмеялась она.

— Ночью я спал, — не согласился он.

— Сколько? — полюбопытствовала Ранели.

— Не помню, — честно признался он. — А ты не спала?

— Я любовалась тобой.

— Везет! Я был не в состоянии тобой любоваться. Так устал, что уснул мертвым сном.

— Устал?! — Ранели подскочила. — Как быстро ты стал уставать, вот раньше помню...

— Замолчи, девчонка! — Алет сдвинул брови. — Я с тобой поседел — разве не видишь? Не тебе меня упрекать в том, что...

Она закрыла ему рот поцелуем. Затем вновь поцеловала между бровей. После — прикрытые веки.

— Прекрати! — взмолился он. — Когда ты такая, я начинаю верить, что ты меня любишь.

Ранели замерла.

— А в остальное время не веришь?

Он лежал с закрытыми глазами. Сокол на груди летел куда-то, расправив крылья. Не к месту вспомнилось, как напугалась она, когда впервые заметила такие перемены в татуировке. Она тогда подскочила на кровати, воскликнув изумленно:

— Ты не человек!

— Да и ты не человек, — парировал он.

А затем рассказал о своем племени. Ранели слушала с восторгом. С трудом находила силы, чтобы оторваться от него и вернуться в стаю. Потом...

...Она готова была вспоминать и вспоминать, каждый миг их знакомства, чтобы скоротать время, до того как Алет скажет:

— Нет, — слово упало, как камень с горы, увлекая за собой лавину эмоций. Ранели поняла, что эта встреча особая. Они скажут друг другу все.

Она медленно сползла с кровати и потянулась за нижней рубашкой. Он тоже не спеша натягивал брюки.

"Одежда похожа на защитные барьеры, которые мы воздвигаем друг против друга, — подумала Ранели. — Мы оденемся и займем позицию для боя. И не будем друг друга щадить. Будем говорить непоправимые слова. И будем знать, что слова непоправимы. Что после этого только разрыв. Но мы все равно скажем. Почему? Как все глупо..."

...Они долго беседовали. Алет отстраненно слушал о ее последних приключениях, о священнике Биргера. Ранели тормошила его: это же последний шанс узнать, как поступить правильно — найти зеркала. Это все решит в их жизни. Почему он не рад этому?

— Если священник сказал тебе правду, то я знаю, где искать мага, — сообщил Алет бесстрастно. — Лес, который близко, но в котором ты никогда не была. Лес, в котором обитает чудовище... Это же Гиблый лес юго-западнее Умара.

Они сидели на постели, еще хранившей изгибы их тел.

— Точно! — Ранели обняла его за шею, он попытался мягко отстраниться, но она настойчиво убрала его руки, нежно поцеловала скулу, шею, пытаясь вернуть радость, исчезнувшую, когда они решили поговорить. — Я так и знала, что ты сразу поймешь, о чем речь.

— Или сокола пошлю узнать все. Так? Ты встречаешься со мной, только если нужна помощь.

— Ну, пожалуйста, не сердись! — она обиженно надула губки. — Я обещаю — это в последний раз.

— Что в последний раз, Ранели? — он все-таки отодвинулся и поднялся с кровати. — В последний раз ты уйдешь от прямого ответа? А потом вернешься от мага и скажешь... или вообще соколу передашь, что зеркала приказали бросить меня?

Ранели пересела на подоконник.

— Я не знаю, почему ты не хочешь услышать меня, — выдавила она. — Иногда мне кажется, ты ведешь себя так, потому что девушки тебе ни разу не отказывали.

— Ты права, — он ухмыльнулся. — Мне ни разу не отказывали. Может быть, потому, что я никому еще не предлагал стать моей женой? Как ты думаешь?

— Извини, мой сокол, — она старалась не смотреть на него — это было слишком тяжело. — Я не знаю, куда деваться от сомнений. Я очень боюсь ошибиться...

— Скажи мне, — Алет стоял посреди комнаты, сложив руки на груди. — То, что я — не оборотень, это единственная причина, почему ты не хочешь выходить за меня замуж или есть еще что-то?

— Почему люди женятся, Алет? — спросила она, прижимаясь затылком к оконной раме.

— Потому что любят друг друга. Этому не учили в стае? — голос мужчины наполнился сарказмом.

— Учили. Только не объяснили толком, что же такое любовь. Ты говоришь, что не можешь жить без меня... А я — могу. Могу жить без тебя. Когда ты рядом, я теряю голову, но когда тебя нет... Это любовь или что-то другое, Алет?

На этот раз он не отвечал долго. На скулах играли желваки.

— Наверно, это не любовь, — глухо вымолвил он. — Да я и сам уже не знаю, люблю тебя или ненавижу. У меня такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие изводить меня. Что я для тебя, волчица? Забавная игрушка? Я считал, с жертвами играют лишь кошки.

Ранели вскочила:

— Я рада, что ты сказал это, сокол. Представляешь, если бы я услышала эти слова после свадьбы? Наверно, пришла пора перестать мучить друг друга.

— Мне кажется, давно пора. Я не могу жить в этом безумии.

— Как ни странно, я тоже. Чувствовать, что за тобой постоянно следят, мягко говоря... неприятно.

— Я постараюсь избавить тебя от своего навязчивого внимания, — он подхватил плащ и открыл дверь.

— Сокол... — Алет не обернулся, ожидая, что выложит девушка напоследок. — Спасибо за все.

— Не стоит благодарности, — процедил он. — Что особенного я делал?

Дверь закрылась.

Вот и все. Ранели легла на кровать. В груди образовалась давящая пустота. Кто бы мог подумать, что еще утром она считала, что день прекрасный... Произошло то, чего она ждала и чего боялась. Можно утешать себя одним: тем, что это произошло до свадьбы, а не после. Но почему-то это не утешало. Может, если бы она решилась, то была бы счастлива. Недолго, но все же была бы. А теперь...

Раздался стук. Ранели подлетела к двери:

— Сокол! — воскликнула она, но на пороге стоял Ялмари. — Ты? — возмутилась девушка. — Что ты тут делаешь? Ты что следишь за мной?

— Может, не будешь кричать на весь трактир? Нам надо поговорить. Пожалуйста.

— Спускайся вниз и закажи завтрак, — надменно распорядилась девушка. — Я проголодалась. Пока я буду есть, ты можешь изложить то, что тебе нужно. Не дольше.

— Как скажешь, — хмыкнул лесник, и она захлопнула дверь перед его носом.

Через четверть часа они сидели за столом. Ранели кушала с аппетитом, умело нарезая ножом курицу, фаршированную гречкой. Ялмари медленно ковырял вилкой рыбу дадух в кляре. Явно он заказал ее для того, чтобы их общение за столом выглядело всего лишь совместной трапезой. Девушка исподволь наблюдала за спасителем. Она мечтала убедиться, что, живя среди людей, он опустился. Но пришлось признать, что его манеры остались безукоризненными.

— Так ты за мной следил? — она первой начала беседу.

— Нет. Я приехал в Сальман по делам. Мне посоветовали этот трактир. Так что если ты веришь, что всем управляет Эль-Элион, то наша встреча не случайна.

Как всякий оборотень, Ранели чувствовала ложь. Скрепя сердце, пришлось признать: парень говорил правду. Случайное столкновение в "Бравом моряке" казалось невероятным, значит, действительно в этом было руководство провидения. Вот только зачем их еще раз столкнули? Может, для того чтобы она уговорила Ялмари вернуться в стаю?

— Так о чем ты собирался поговорить?

— Я случайно услышал твой разговор с... Алетом.

"Запнулся, прежде чем произнести имя, — отметила девушка. — Плохо расслышал? Что он вообще слышал из нашего разговора? И не слишком ли много случайностей во всем этом?"

— Ты хотел сказать "подслушал"? — неприязненно поправила Ранели.

— Я хотел сказать то, что сказал, — в голосе зазвучали нотки раздражения. — Меня поселили в соседней комнате. Я открыл окно, и вы его открыли...

Опять оправдания прозвучали убедительно. И он опять не врал.

— Допустим. И что именно тебя заинтересовало?

— Что существует скованный маг, имеющий некие магические зеркала, с помощью которых можно увидеть будущее, узнать, как правильно поступить, чтобы не допустить беды.

"Не очень много, — оценила Ранели. — Если бы подслушивал, не стал бы меня подкарауливать, знал бы, где искать мага".

— Так что ты хочешь от меня?

— Мне тоже надо увидеться с этим магом. Помоги мне найти его.

— Зачем? — девушка отправила в рот еще один кусочек мяса и всмотрелась в парня. Она все еще мечтала убедить Ялмари покинуть людей. "Может, он колеблется? Если зеркала нужны ему, так же как и мне, для того чтобы разрешить сомнения, я, так и быть, подскажу, как добраться до мага".

— Я обязан ответить? — удивился Ялмари.

— Да, — Ранели глотнула васаг. — Я серьезно. Если ты не скажешь, что именно хочешь узнать и для чего тебе это знание, я не буду тебе помогать.

— Я показывал тебе знак, — медленно начал Ялмари. Ранели склонилась вперед, стараясь уловить малейшие колебания голоса. — Я особый посланник королевы, — определенно тут он что-то скрывает. — В Энгарне сейчас творится, шереш знает что. Повсюду на западе происходят загадочные убийства. Один знающий человек "милостиво" пообещал, что это только начало. Скорее всего, армия Кашшафы или ее часть уже перешла горы. Зеркала могут подсказать, как можно предотвратить войну, остановить смерть.

Эта правда Ранели очень не понравилась. Снова вспыхнула неприязнь к парню.

— То есть все по-прежнему, да?

— Что? — уточнил Ялмари.

Ранели откинулась на спинку стула. Неужели он не услышал ни слова из той пламенной речи, которую она произнесла в лесу? Она пыталась втолковать, что оборотень не может служить людям, не предавая при этом братьев.

— Ты по-прежнему на службе у людей. У тех, кто ненавидит оборотней и уничтожает их при любом удобном случае. Так?

— Если то, что я замыслил, удастся — оборотни тоже выиграют.

Теперь Ранели отчетливо поняла: Ялмари слишком долго прожил среди людей. Его сознание настолько изменилось, что он все видит в искаженном свете. И сам этого не осознает. Что можно испытывать по отношению к такому? Только брезгливое отвращение. Она сложила руки на груди, стараясь сохранять хладнокровие.

— Вот если бы ты служил Умару, — вкрадчиво пояснила девушка, — и люди от этого тоже выиграли, я бы, возможно, и поделилась с тобой тем, что знаю. А так — извини. Помогать тебе я ни в чем не буду. Для меня ты — предатель. Я доходчиво изложила?

— Да уж куда доходчивей, — он еле сдерживался от гнева. Того и гляди клыки покажутся. — Интересно, а в Умаре знают, о том, что происходит? Кто-нибудь пытается спасти оборотней?

Ранели внутренне рассмеялась — он пытался надавить на совесть?

— Выставляешь себя защитником? Не выйдет! После всего, что ты мне рассказал... — она поднялась из-за стола. — Прощай... — она чуть еще раз не назвала Ялмари предателем, но остановила себя. Ни к чему его провоцировать. — Надеюсь, больше мы нигде случайно не встретимся.

Она пошла на кухню, чтобы попрощаться с хозяевами, оставив за спиной не только Ялмари, но и мысли о нем. Вряд ли она еще вернется в Сальман. Теперь незачем торопиться сюда. Если даже она еще раз отправится в Энгарн, то эту таверну обойдет десятой дорогой, не желая бередить раны.

Вскоре Ранели покинула город. Почти бегом добралась до леса, затем обернулась волчицей и помчалась дальше на север, так быстро, как могла.

Часть 2

В поисках зеркал

30 юньйо, владения графа Иецера

Когда Ранели вышла, Ялмари посидел еще немного над тарелкой. Он редко выходил из себя, но девчонке это удавалось взбесить его на счет раз. Он не мог объяснить, что больше всего раздражает: то, что его не приняла одна из стаи, или то, что она даже не пытается его понять.

Что же теперь делать?..

Тут же пришло решение. Если Ранели не хочет проводить его к магу, он сам найдет дорогу к нему. Будет следить за девушкой — это не составит проблемы. Разве что придется путешествовать пешком.

Ялмари нашел Вираба, попросил его доставить лошадь капитану, заплатив за беспокойство, и покинул город след в след за Ранели. С собой захватил лишь лук, меч, да бритву, на случай, если придется предстать перед людьми в человеческом облике. Поскольку девушка не скрывалась, преследовать ее было несложно. Главное, держаться на расстоянии. Если Ранели почует слежку, может затаиться. Ялмари не сомневался, что в конце концов все равно найдет ее, но не хотелось тратить время на поиски.

Единственное, что смущало, — Ранели двигалась на север, туда, где находилась страна оборотней. Но если он ошибся, и Ранели идет домой, а не к магу, он свернет на запад, к замку Иецер.

По следу Ранели Ялмари видел, что девушка очень торопилась, когда шла по полю. Себя же он намеренно сдерживал, чтобы случайно с ней не столкнуться. Войдя в лес, он сразу нашел место, где Ранели обратилась, — запах и следы изменились. Настал его черед.

Ялмари сосредоточился, чуть раздувая ноздри. Закрыл глаза. От ног лесника поднялась дымка и змейками окутала его. Мгновение — и он исчез в сизом тумане. По коже пробежала знакомая дрожь, что-то легонько толкнуло изнутри. Туловище повело к земле, ноги согнулись. И вот уже изменившееся тело упруго оттолкнулось задними лапами и естественно перекинуло вес на передние, пружинисто сжимаясь... Большой волк — раза в два крупнее обычного — бежал вперед по чуть заметному следу. Все вещи, что он носил, тоже изменились, покрыв шерсть еле заметной пленкой, отчего казалось, будто темно-серый волк только что искупался.

Он жил в стране людей и нечасто позволял себе разгуливать в таком виде. Когда Ялмари становился волком, сердце переполнял такой восторг, что он с трудом сдерживал себя: хотелось мчаться так, чтобы почувствовать каждую мышцу пластичного, мускулистого тела. Душа ликовала от ощущения первозданной мощи. Запахи леса — травы, земли, проходивших животных — рисовали в воображении другую картину мира: он видел настоящее и прошлое одновременно. При мысли о том, что придется прожить в Энгарне всю жизнь, прячась от излишне любопытных взглядов, становилось тошно. Если бы не близкие, он бы давно ушел отсюда... Отправляясь на это задание Ялмари в тайне надеялся, что сможет увидеть Умар и, возможно, даже останется там.

Лесник преследовал Ранели почти весь день. Вечером устроил логово в небольшой впадине под кустом, надеясь, что и девушка отдохнет ночью. Утром нашел место ее ночевки. Судя по запаху, она пустилась в путь около двух часов назад. Побежал дальше. Теперь след волчицы изменился. Либо она не знала, куда идти, либо опасалась кого-то. Ранели петляла, даже сделала круг. Обратилась в человека. Зашла в деревню. Ялмари наполнило глухое раздражение: "Мало нашла приключений возле Биргера, решила повторить". Он не последовал за ней, обогнул деревню, чтобы убедиться: девушка покинула ее, и опять пошел по следу.

В следующей деревне Ранели тоже побывала. Потом вернулась. "Что она задумала?"

Они находились на краю владений Иецера. Вилланы тут, скорей всего, за всю жизнь и графа никогда не встречали: приедет управляющий, налоги соберет и исчезнет.

Возле очередной деревни Ялмари понял, что Ранели все еще "гостит" у людей. Он решил, что и ему неплохо бы передохнуть и, найдя укрытие у корней дерева, устроился там и почти сразу погрузился в дрему...

Хруст ветки под чьей-то ногой прозвучал так неожиданно, что он вздрогнул. Приподнял голову. Обоняние и слух тут же подсказали: рядом вилланы. Где-то на расстоянии половины лавга. Довольно близко, но обратиться он успеет. Хорошо, что утром побрился у ручья — а то с густой щетиной на лице бы его попытались зарезать без разговоров, приняв за лихого человека...

Ялмари оглянулся. Из-за деревьев в него настороженно всматривался виллан — ноги полусогнуты, в руках вилы. За ним маячило еще несколько человек, вооруженных косами, тесаками и топорами. "На кого же вы охотитесь? — подивился Ялмари. — Оборотню ничего из этого повредить не может". Он отодвинул лук за спину. Меч напомнил о себе, ткнувшись в бок рукоятью, но и его лесник не достал. Ему ничего не угрожает, а значит, не стоит убивать без причины.

— Здравствуйте, люди добрые, — он снял шляпу. — Вы кого-то ищете?

Вилланы застыли на месте. Глаза испуганные.

— Дык... нет, — промямлил первый мужик не очень внятно.

— Я иду к графу Иецеру, — Ялмари искренно надеялся, что упоминание о хозяине несколько остудит эти горячие головы. — Далеко до замка?

— Дык... нет, — повторил виллан с той же интонацией. Напряжение не ушло, наоборот, усиливался страх.

— А вы ловите преступника? — задал очередной вопрос, кивая на вилы. Ожидал услышать ту же фразу в третий раз, когда уловил движение за спиной. Ялмари резко повернулся. Перед ним стоял Щуни собственной персоной.

— Видали, как чует? — староста деревни, в которой чуть не убили Ранели, повернулся к сопровождавшим его парням. — Есть в нем волчья кровь, меня не обманешь, — прищурившись, посмотрел на Ялмари. — Мы, парень, тебя ищем. Ты преступник и есть.

— Это почему же? — ровно осведомился он.

— А где девка, что мы поймали? Ты ее обещался в Сальман свезти. Так где она?

— В Сальмане, — Ялмари очень не нравилось, что их так много. Опасности для жизни он пока не чувствовал, но и ситуацию не контролировал.

— Врешь. Я в Сальмане был. Там вообще оборотней ни разу не ловили. Старейшина ихний покрывает этих тварей. Я тебя ищу уже несколько дней, — теперь они стояли в двух локтях друг от друга.

— Хорошо, — сдался Ялмари. — Вы правы — я не отвез ее в Сальман. Вы же знаете, что я — особый посланник королевы. Я не обязан рассказывать вам о своих планах, но вы меня вынуждаете. Я не отвез оборотня в Сальман, потому что она — государственная преступница. Я оставил ее в сигнальной башне. Оттуда ее переправят в Жанхот.

Это был беспроигрышный вариант. Если Щуни побывал в сигнальной башне, всегда можно сослаться на то, что от него правду скрыли: никто не обязывал "волков" докладывать о своих действиях каждому виллану.

— Вот как? — Щуни не спеша почесал бороду. — Вот так, значицца... — повторил он задумчиво. — Ну, прости тогда, мил-человек. Зря я тебя подозревал, значицца.

— Ничего, — пожал плечами лесник. — Я еще раз уверился, что вы настоящий гражданин Энгарна, стоящий на страже интересов страны.

— Спасибо, мил-человек, спасибо. Дай я пожму твою честную руку.

Ялмари медлил: то, что происходило, очень не нравилось. Щуни лжет — хитрый староста не верит ни одному слову. Так чего хочет? Протянутая ладонь висела в воздухе. Лесник не успел пожать ее, когда в воздухе раздался легкий свист и горло сдавил магический ошейник. Иглы тут же разорвали кожу. Ялмари застонал сквозь зубы.

— Я бы тебе поверил, мил-человек, — вкрадчиво сообщил Щуни, — если бы не встретил эту девку недалеко отсюда. Она от нас сбежала, зато к тебе привела. Неблагодарная тварь, вишь ты.

— Я служу королеве, — прохрипел Ялмари. — И требую ее суда. Отвезите меня в сигнальную башню.

— В сигнальную? — хитро сощурился Щуни. — Чтоб и тебя отпустили? Все вы из одной стаи. У нас свой суд. Хоть и не королевский. На костер его, ребята.

Ялмари, не обыскав, привязали к одиноко стоящему дубу. Дерево оказалось живое и шумело ветвями. Это буквально парализовало. Он повторял судьбу отца. Только никто не придет, чтобы спасти его. Отцу тогда исполнилось двадцать пять. Его жена ждала ребенка — Ялмари. А ему двадцать два, он еще не женился.

У ног складывали дрова. Щуни стоял рядом, почесывая пузо. Несмотря на то, что иглы ошейника впивались в кожу, казалось, что все происходит во сне. Он не пытался договориться с вилланами, как-то урезонить их. Он вел себя точно, как отец.

И даже когда подошел парень с факелом в руке, Ялмари не вышел из оцепенения.

— Последнее желание есть? — поинтересовался Щуни. Лесник не отозвался. — Тогда я произнесу приговор, — он повернулся к вилланам, робко стопившимся возле дерева. — За пособничество злобным тварям. За то, что отпустил на свободу преступницу, убившую нескольких человек, он приговаривается к сожжению. Ибо написано: каким судом судите, таким и вас судить будут.

"Писание цитирует, — сжал зубы Ялмари. — Наверно, ходит в церковь и слушает там проповеди. Например, о том, как соблюдать третью заповедь, которая гласит: "Уважай каждого, кого ты встречаешь, беден он или богат, стар или молод, мужчина это или женщина. Не обижай его вольно или невольно, словом или делом".

Щуни снова повернулся к смертнику и поднес к его губам чашу:

— На-ка выпей. Чай не тварь какая. Живой человек.

Ялмари мотнул головой, но Щуни, просунув грязные пальцы ему в рот, разомкнул зубы, запрокинул голову и влил напиток, зажав нос Ялмари. Волей-неволей пришлось глотать.

Одуряющее действие проявилось почти сразу, может, потому, что за всю жизнь ни разу не пробовал броженого вина — оборотни очень плохо его переносили. Мир вокруг затуманился. Человек, наклонившийся с факелом к ногам, извивался, словно стал бесплотным духом.

Лесник тряхнул головой, чтобы прогнать туман, но ничего не вышло. Мир вокруг качался. Ноздри уловили запах дыма — так пахнут березовые поленья. Но к ним примешивается еще запах какого-то трухлявого пня. Зря его положили — горит быстро, а жара не дает. А ведь чтобы сжечь, нужнее жар. Тут же стало смешно: дает советы палачам. Пусть внутри себя, но дает. Ялмари расхохотался. Потом представил, что видят эти вилланы: его сжигают, а он смеется. Стало еще веселее.

Он хохотал взахлеб, чувствуя, как горячо ногам. Интересно, сколько еще он не будет чувствовать боли? Когда огонь доберется до пояса? Или до головы?

Он пытался рассмотреть пламя, но в глазах так все мутилось, что казалось, пылала вся поляна. Он снова рассмеялся, представив, что вместе с ним сгорит вся деревня. Сейчас смешила каждая мелочь. Даже то, что он не мог рассмотреть своих ног.

Но смех прошел так же внезапно, как появился. Откуда-то с неба прогремел голос:

— Что происходит, шереш вас раздери? — Ялмари скривился — голос стучал по голове молотом. Это было вовсе не смешно.

Откуда этот голос? Он попытался задрать голову, посмотреть вверх. Надо сказать этому голосу, чтобы замолчал, не портил праздник. Сквозь туман разглядел мужчину: большие голубые глаза чуть на выкате, белый шрам поперек правой щеки.

Ялмари открыл рот, чтобы послать его самого к шерешу, но мир вдруг перевернулся, и он потерял сознание.

Пришел в себя в комнате с жарко затопленным камином. Голова раскалывалась от боли. Попытался оторвать ее от подушки и не смог — боль ударила с такой силой, что голова грозила разлететься на куски.

— Очнулся? — голос словно разорвал барабанные перепонки. Ялмари застонал от невыносимой муки. Но сострадания не проявили. — Крепкий ты парень, брат. Собственно, лошадиную дозу снотворного получил. Другой бы от этого сдох, никакого костра не надо. А ты ничего. Выкарабкался. Ладно, спи. Завтра получше будет — поговорим.

Мужчина вышел, хлопнув дверью. Лесник снова застонал.

Какое там спать! В сознании все кувыркалось так, что тошнило. Ялмари закрывал веки, и будто катился с горы в гигантской бочке. Не выдерживая этой тряски, открывал глаза, и потолок уносился ввысь. Поворачивался на бок, и с такой же скоростью уносилась вдаль стена. Он отчаянно мечтал найти хоть что-то прочное вокруг, но весь мир стремительно ускользал. Безумно мучила жажда — язык распух, казалось, скоро он перестанет умещаться во рту.

Ко всему прочему, навалилось отчаяние. Так хотелось, чтобы хоть кто-то из близких был рядом, помог пережить эту бесконечную ночь. Но никого не было. Будто кто-то произнес приговор внутри: "Это твоя судьба. Когда будет трудно — ты будешь один". Он бы поспорил с этим приговором, объяснил, что это несправедливо, но распухший язык отказывался шевелиться, и он сдался. "Будь, что будет", — на этот раз эти слова не принесли покоя.

За неделю до этого

Утром среди горничных наблюдалось необычайное волнение. Они сбились в стайку и что-то полушепотом обсуждали, поглядывая на спальню принцессы. За приоткрытой дверью спряталась Пайлун, старательно вслушиваясь в то, что происходило у Эолин, а затем еле слышно передавала это остальным, вставляя собственные замечания.

— Восхищается ее красотой. Старый дурак, а туда же... Спрашивает, когда она в последний раз видела принца. И так уж рехнулся бедняга, чего ему еще надо? Все уже под его дуду пляшут. Мамочки! Фрейлина принцессы, леди Езниг, арестована по обвинению в шпионаже. Что же это творится, девочки?!

Илкер не могла понять, кто же зашел к принцессе, пока не раздался громкий голос, так что услышали все горничные:

— Прошу прощения, ваше высочество.

Пайлун отпрыгнула от двери за мгновение до того, как она распахнулась. В комнату решительно шагнул невысокий мужчина. Поверх холщовой рубашки кожаная безрукавка, просторные брюки да сапоги, — вот и весь наряд. Никаких поясов, кружевных воротников и манжет, золотых пуговиц или вышивки, которыми любили украшать свою одежду придворные. Можно было бы подумать, что сюда вошел рядовой "волк" — так обычно одевались солдаты Полада — если бы не власть, исходившая от этого человека. Он напоминал коршуна. Худоба зримо делала его выше. Он очень коротко стригся. Настолько коротко, что просвечивала кожа черепа. Из-за глубоких носогубных складок и впалых щек с легкой щетиной, нос выделялся на лице, хоть и не загибался как клюв птицы. Но главное — взгляд. От того, как он посмотрел на горничных у Илкер пошел мороз по коже. Во взгляде не просто власть — такое в той или иной мере присутствует у всех аристократов. В глазах светилось знание. Стоя перед ним, чувствуешь себя обнаженной, потому что этот человек знает не только твою родословную до десятого колена, но и с кем ты играла в лошадки в пять лет, и какой торт тебе испекли на именины. Прямо сейчас он читает твои мысли, поэтому скрывать от него проступки — напрасная трата времени. Лучше пока не поздно бухнуться в ноги и покаяться, уповая на его милосердие. Наверно, так будет чувствовать себя человек на суде Божием.

Девушки испугано ахнули и отступили назад. Они бы обратились в бегство, но человек небрежным жестом остановил их.

— Все здесь, девочки? — поинтересовался он негромко. Горничные невнятно замычали в ответ. — Тогда я спрошу. А вы отвечайте громко, чтобы я расслышал. Пайлун, что ты делала за дверью?

Девушка побелела. Затем залепетала, заикаясь:

— Г-госпо-дин П-полад... Я-а хотела п-пойти к принцессе, а-а п-потом зашли в-вы, и я-а...

— И что ты услышала, Пайлун? — он не говорил — мурлыкал, как кот. От этого становилось еще страшнее.

— Я-а...

— Говори громче. То, что я, старый дурак, сделал комплимент принцессе, можешь опустить. И то, что я свел с ума принца, тоже. Что ты услышала после этого?

Пайлун судорожно сглотнула и дрожащим голосом произнесла:

— Вы сказали, господин Полад, что леди Езниг арестована по подозрению в шпионаже.

— Все слышали? — он обвел взглядом горничных. Глаза задержались и на Илкер. — А теперь, скажи мне, Реума, что значат сии диковинные слова "обвинение в шпионаже". Чем же занималась бедненькая леди Езниг, что угодила в тюрьму? — Реума пялилась на Полада, как лягушка на ужа, она так и не смогла вымолвить ни слова. Наверно, этого и не требовалось, потому что телохранитель королевы продолжил:

— Я поясню вам, что значит "шпионаж". Это значит, что несчастная леди Езниг стояла возле тех комнат, у которых не должна была стоять. Она открывала створку вот так, — Полад приоткрыл дверь в спальню принцессы. — И вот так склоняла хорошенькую головку, — он прижал ухо к щели, но при этом неотрывно следил за горничными.

— И слушала то, что не должна была слушать. Вы все меня поняли? — горничные, почти не дыша, закивали. — Хорошо поняли? — он чуть повысил голос.

На этот раз девушки закивали активнее. Может, Полад нагнал бы еще страха — и тогда бы кто-нибудь из них точно упал в обморок, но их спасла принцесса. Она вошла в комнату, бесцеремонно отодвинув Полада от двери, и, как капитан, осмотрела свое "войско". Увиденное ей не понравилось:

— Мардан, не пугай, пожалуйста, моих горничных, — пожурила она со смешком. — Если они от меня сбегут, я не смогу выйти из спальни, потому что буду лохматой и неодетой.

Илкер изумилась, услышав, что принцесса так, без церемоний, обращается к этому страшному человеку, на фоне которого выглядит маленькой хрупкой птичкой.

— Думаю, лорд Нево придет от этого в восторг, — небрежно заметил Полад.

— Мардан! — принцесса вспыхнула.

Илкер не знала, что Эолин способна краснеть.

— Они не разбегутся, — заметил Полад, последний раз всматриваясь в горничных. — Вы ведь не разбежитесь? — все дружно заверили, что нет. — Вот и славно. Пойдемте, ваше высочество. Мне нужно еще кое-что сообщить вам наедине.

Они вышли.

Девушки еще постояли, спустя некоторое время переглянулись и разбрелись каждая по своим делам. Через четверть часа принцесса приоткрыла дверь и крикнула:

— Девочки, он ушел.

Это послужило сигналом — все вновь сбились в кучку и стали взахлеб обсуждать то, что произошло. Илкер не участвовала в разговорах. Для себя она сделал один вывод: если Полад, находясь в другой комнате, точно знал, кто именно подслушивал у двери и что именно сказал, то и леди Езниг не напрасно арестовали. И все же страшно жить рядом с человеком, который знает о тебе все. О чем она вчера спрашивала Ялмари? Какую же глупость она предположила! В Полада абсолютно невозможно влюбиться.

Чуть позже, когда она убедилась, что принцесса и сегодня не займет ее делами, Илкер вновь отправилась в библиотеку. Там ее и нашел Ялмари.

— А я видела Полада, — сообщила девушка сразу после приветствия.

— И как? — Ялмари заметил, что встреча произвела на нее впечатление.

— Я его определенно недооценивала. То есть я привыкла считать, что он хороший, потому что так считал мой отец. Но для того чтобы навести порядок в стране надо обладать железной волей. Волей, которая подавляет всех вокруг. Я искренно надеюсь, что он действительно служит благу государства, потому что более опасного человека я еще не встречала.

— Ты, главное, сильно не разочаровывайся в нем, ладно? — Ялмари подмигнул, пытаясь развеселить ее.

— Я вовсе не разочаровалась, — возразила Илкер. — Знаешь, кого он мне напомнил? Первое впечатление — коршун, — лесник скорчил кислую мину. — Но потом я решила, что это сравнение не совсем верно. Вот раньше правители держали при себе диких зверей. Какого-нибудь льва на цепочке. Как кто-то чихнет не вовремя, так лев провинившимся обедает. Вот и королева держит при себе Полада для этих целей. Он оттеняет ее красоту и пугает врагов.

— Очень похоже, — согласился Ялмари. Затем заглянул в книгу. — Что читаешь сегодня?

Илкер смутилась.

— Это... рыцарский роман.

— Вот как? — парень широко улыбнулся. — Я начинаю верить, что ты живая девушка, а не добрый дух, посланный мне Эль-Элионом для утешения. Я почти поверил, что ты читаешь исключительно умные и серьезные книги.

— Ты разочарован? — огорчилась девушка.

— Вовсе нет! — заверил он и опять склонил голову набок, с интересом наблюдая, как она краснеет. — По крайней мере теперь я знаю, что у меня есть шанс понравиться тебе. Духи, как известно, не женятся и не выходят замуж.

— Ты тоже читал священные книги? — заинтересовалась Илкер, услышав цитату.

— Я... — Ялмари прикусил язык — чуть не сообщил, что учился в школе при храме. — Я бываю в церкви, как и все благочестивые прихожане. А там читают проповеди и цитируют священные книги. Слыхала?

— Ладно-ладно, — с укором произнесла Илкер. — Смейся. Мне вот всегда было обидно, что при храмах учат только мальчиков.

— Да и то не всех, — многозначительно заметил Ялмари. — Только тех, у кого много денег.

— Вот именно. Хотела бы я хоть одним глазком заглянуть в Священную Книгу Вселенной.

— Очень хотела бы? — лесник прищурился с видом заговорщика.

— Спрашиваешь... — она печально подперла щеку кулачком.

Он повернулся к книжным шкафам, мельком оглядел их.

— Попробуй поискать, вон на той полке, — показал он наверх.

Илкер несколько мгновений не сводила с него глаз, потом быстро подхватила стул и, поставив возле указанного шкафа, забралась на него. Ялмари, затаив дыхание, взирал на тоненькую фигурку, вытянувшуюся вверх, на оголившиеся щиколотки и думал, что лучше бы он сам достал эту книгу. Прочистив горло, подошел к ней:

— Давай, помогу, — он смотрел снизу вверх, и взгляд опять стал горячий, как вовремя прогулки в саду.

— А она точно там? — ее голос дрогнул. — Что-то я не нахожу.

Ялмари кивнул вместо ответа.

Придерживая платье, Илкер спустилась со стула и неожиданно оказалась слишком близко к нему. Она вспыхнула и отступила, забыв, что позади стоит стул. Если бы лесник не схватил ее за руку и не потянул к себе, она бы наверняка свалилась на пол. Вот было бы зрелище!

— С-спасибо, — выдавила девушка, пытаясь освободиться, и поразилась, наткнувшись рукой на твердые, как камень мышцы. С опозданием сообразила, что по всем правилам они должны были упасть оба. Будь Ялмари немного слабее, он бы не удержал равновесие. — Отпусти, — жалобно попросила она.

— Да-да, извини, — он наконец поменялся с ней местами. — Рядом с тобой я не очень хорошо соображаю, — произнес он так виновато, что Илкер не нашла слов для ответа.

Вскоре лесник положил на стол толстую книгу около двух ладоней в длину. Деревянную обложку обтянули дорогой тканью, украсили золотом и драгоценными камнями.

— Неужели это правда она? — благоговейно спросила Илкер, открывая первую страницу, а затем прочла вслух: — "Так начинается история вселенной. Сначала сотворил Эль-Элион время и пространство..." Я сама себе не верю! — она так разволновалась, что руки задрожали.

— Как легко тебя обрадовать, — Ялмари не сводил с нее глаз.

Илкер вновь села за стол. Несколько мгновений помолчала в замешательстве, а потом произнесла:

— Знаешь, Пайлун предупредила, чтобы я была с тобой осторожна...

— Кто? — не понял лесник.

— Горничная, как и я. Ее недавно бросил конюх, потому что у нее нет приданного. У меня тоже нет приданного. Хочу предупредить заранее.

Она говорила так серьезно, что у Ялмари не хватило духу рассмеяться на такое заявление.

— Спасибо, что предупредила, — проронил он, пряча улыбку. — Где-то я слышал, что лучше искать не богатую жену, а экономную. Как у тебя с этим?

Девушка вспыхнула.

— Прости, я не знаю, с чего это я... Такое ощущение, что я сделала тебе предложение.

— Ну... в общем-то... так и есть, — лесник не выдержал и прыснул.

— Не смейся надо мной! — возмутилась Илкер. — И вообще, почему ты тут сидишь? У тебя сегодня тоже выходной?

— Нет, — загрустил Ялмари. — Увы, нет. Ладно, ухожу. Не буду мешать тебе погружаться в таинства богословия, — он медленно поднялся, постоял, ожидая, что девушка его задержит, но Илкер демонстративно углубилась в чтение книги. — Пока, белка, — попрощался он, прикрывая дверь библиотеки.

30 юньйо, владения графа Иецера

Встретившись с Ялмари, Загфуран понял, что Полад задействовал все резервы, для того чтобы предотвратить нападение Кашшафы. Теперь и ему придется активизировать свой арсенал, чтобы авангард кашшафской армии ни в коем случае не выдворили из захваченного замка. Посты стражей, которые установили недалеко от замка, чтобы заметить и перехватить "волков", маг существенно усилил: наложил на них магическую защиту, действующую в течение суток, на случай, если появятся оборотни. Даже самое острое обоняние не могло почуять запах стражей. Кроме того, он раздал воинам Тазраша магические ошейники, клетки-ловушки с деревянными прутьями, также особым образом защищенными магией, и особые булавки в ладонь длиной, обездвиживающие животных на все время, пока острие находится в теле. Минарс пообещал большую награду каждой паре наблюдателей, которой удастся поймать живого оборотня. В зверях он нуждался, во-первых, потому, что следовало залить кровью новые туммимы, чтобы в Энгарне не наблюдалось недостатка в камнях. Во-вторых, и самых главных, он надеялся еще раз встретиться с Ялмари. Если этот умный мальчик доберется до замка, он уже не уйдет. Пообщается с подземельями замка, пока Загфуран не завершит захват Энгарна.

Вечером Загфуран отправился в горы. Здесь он готовил еще одну ловушку Энгарну и на это тоже требовались силы и время. С ироничной усмешкой минарс вспоминал себя в Храме Света. Там казалось, что стоит попасть на Гошту, как через три месяца — самое большее полгода — планета будет принадлежать Свету, а Эрвина уничтожат. Но вот заканчивается пятый месяц пребывания в этом мире, а он лишь в начале пути. Конечно, по сравнению с Бадиол-Джамалом он добился многого. Но пока не найдены зеркала, пока не найден Эрвин, об успехе говорить рано.

Солнце уже спряталось за Пегларской грядой. В Кашшафе их называли по имени древнего короля Пеглара, по преданию впервые подчинившего себе все народы, живущие по обе стороны гор. С тех пор это стало навязчивой идеей кашшафских королей — вернуть утраченное владычество. Раз Полад не желал договариваться по-хорошему, придется Загфурану взяться за воплощение этой мечты. Со стороны Энгарна горы назывались более прозаично — Рыжие. Но это последнюю тысячу лет. А еще раньше они назывались Проклятыми горами. Готовясь к вступлению на Гошту, Загфуран не пренебрегал той информацией, которую передавал в Храм Бадиол-Джамал. Загфуран верил в свою звезду, верил, что покорить мир Эрвина предстоит именно ему. И не получив назначение, он все же просчитывал, что может помочь в этом деле.

Тогда минарс не предполагал, что Энгарн придется захватывать силой, но где-то в глубине души сделал заметочку: Проклятые горы, а особенно одна гора, которую когда-то называли Горлом Шереша, может пригодиться. Были времена, когда ни один человек в здравом уме не подходил и близко к этой гряде, потому что это грозило безумием и смертью. Впоследствии Эрвин — Управитель Гошты — очистил это место, заточив смерть глубоко в горные пещеры. Мало кто помнил об этом, но до сих пор бытовало среди рудокопов Кашшафы и Энгарна правило: нельзя рыть слишком глубокий шурф, как бы ни хотел ты обогатиться.

Загфуран решил освободить древнее проклятие, и ему это удалось.

Он вернулся в замок под утро. Волшба в горах измучила, маг мечтал лишь об одном: выспаться. Древнее проклятие давалось нелегко. И не потому, что зло спрятали слишком глубоко вглубь гор — шахтеры напрасно беспокоились. Он тратил много сил, потому что сковывающее заклятие связывало тех, кто жил в горах каждого по отдельности. Так что, работая всю ночь, Загфуран мог освободить только одного. Всего на свободе трое, и их приходилось как-то контролировать. Маг вовсе не хотел, чтобы пострадали кашшафские воины. Так что сначала он распутывал заклятие, а потом накладывал новое, чтобы нападениям подвергались энгарнские жители и оборотни. Это выматывало. И как бы Загфуран ни желал поскорее покончить с этим, он осознавал, что быстрее ничего не получится. Придется немного поспать днем, поработать еще ночью, еще чуточку отдохнуть, а затем отправляться в Сальман. Старейшина этого города пока отказывался приобретать туммимы. Надо "помочь" ему принять правильное решение. Хватит пугать деревни, он напугает горожан.

Направляясь в спальню, Загфуран столкнулся с Тазрашем. От вчерашнего радушия у герцога не осталось и следа, он смотрел на мага с недовольством.

— Неужели вы появились? — процедил вместо приветствия. — Что это за новости на сторожевых постах? Мы ожидаем нападения оборотней?

— Мы подготовились к случайной встрече с оборотнями, — промямлил Загфуран, потирая красные глаза. — А что вам не нравится?

— Мне не нравится, — завелся герцог, — что солдаты игнорируют мои приказы. Я приказал им поймать для меня оборотня, а они доложили, что оборотней велено доставлять вам и что вы обещали за это награду.

— Обещал, — устало согласился маг. — Так и вы пообещайте, если вам нужен оборотень.

— Вы хотите сказать...

— Герцог, ну что вы, в самом деле... Мы что еще из-за этих тварей ссориться будем? Их много — целая страна, — Загфуран шумно зевнул. — Давайте будем делиться. Один вам — один мне. Так вас устроит?

— Безусловно, — Тазраш успокоился.

— Тогда я пойду спать, — маг уже обогнул герцога, но все же решил полюбопытствовать. — А зачем вам оборотни?

— Вы же сказали, что их целая страна, — раздраженно объяснил Тазраш, но чувствовалось, что он разговаривает так по привычке. — Нам придется воевать и с ними. Надо узнать все, что можно. Иначе могут возникнуть неожиданности.

— Безнадежно, — пробурчал Загфуран и еще раз с хрустом зевнул. — Вы не знаете оборотней. Это такие упрямцы...

— Посмотрим. У меня хороший палач.

— Ну-ну, — пожал плечами маг.

31 юньйо, владения графа Иецера

Утро принесло Ялмари небольшое облегчение. Он чувствовал слабость, но голова кружилась не так сильно. Парень решительно встал, подождал, когда предметы в комнате прекратят вращаться, и пошел к двери. Тут столкнулся с давешним человеком со шрамом, показавшимся вчера небожителем. Вьющиеся волосы, стальные глаза навыкате, благородные манеры, — если бы он брил бороду, как все аристократы, вполне походил бы на графа.

— Прыткий какой, — прищурился незнакомец и пригладил аккуратную бородку. — Я его собрался отпаивать, а он уже на ногах.

Парню срочно требовалось выйти, и объяснять что-то он не нашел сил, поэтому отодвинул стоящего на пути человека и пошел дальше. Капитан недоумевал. Ялмари его понимал: человек после вчерашнего не смог бы и пошевелиться. Вскоре лесник вернулся и вновь упал на кровать. Мужчина сел рядом, после паузы поинтересовался:

— Говорить можешь?

— Да, — подтвердил Ялмари. — Голова немного кружится. Но говорить могу.

— Тогда начнем допрос, — сообщил "волк".

— Я под следствием? — уточнил лесник.

— Конечно. Собственно, так же как и тот, что хотел тебя спалить, — Щуни. Знаешь такого? — подождав кивка, продолжил. — А тебя, кстати, как зовут?

— Ялмари Онер.

— Капитан Шрам, — представился собеседник. Ялмари удивленно покосился на него. Капитан развел руками. — Ну, отец с матерью так наградили. Сызмальства Шрамом и зовусь. И фамилия такая, и... сам видишь — получил однажды... — ухмыльнулся он, коснувшись щеки. — А ты, стало быть, Онер? Тоже, знаешь ли, не сахар... Ну, поехали. Кто ты такой, Онер?

Одежда после костра никуда не годилась — Ялмари переодели. Но куртку с него сняли, прежде чем привязать к дереву. Если его не обчистили — там должен был остаться золотой знак. Вместо ответа лесник поискал глазами куртку.

— Хочешь показать золотой знак? Я его видел. Вернули вместе с курткой, — без лишних эмоций сообщил капитан. — То есть Щуни ты представился особым посланником королевы, — констатировал он. — Он мне, собственно, так и сказал. Хорошо. Следующий вопрос. Какого шереша ты, особый посланник королевы, делал в деревне Щуни?

Лесник знал: следствие не шутка. Врать надо очень осторожно. А еще лучше совсем не врать.

— Я был там по государственным делам, — сообщил он.

— Ага! — поднял брови Шрам. — Я так сразу и предполагал, что на этот вопрос ты отвечать откажешься. Что, собственно, говорит не в твою пользу. Тогда другой вопрос: твои дела были как-то связаны с девушкой-оборотнем, пойманной Щуни?

— Нет, — откликнулся Ялмари после паузы. — С ней я столкнулся случайно.

— С какой целью ты увез ее из деревни?

— Чтобы спасти, конечно.

— Получается, ты намеренно укрыл преступницу от правосудия?

— Какую преступницу? — уныло осведомился Ялмари. — Не убивала она никого.

— А Щуни, собственно, говорит, что убивала.

— А он, собственно, врет, — Ялмари не удержался от того, чтобы передразнить капитана, но тут же внутри пообещал вести себя более почтительно и смущенно опустил глаза. — Нет у него доказательств, что она убийца, — пояснил он.

Капитан на шпильку не обратил внимания. Продолжал допрашивать подозреваемого с доброжелательной усмешкой.

— А Щуни говорит, что врешь ты. И что доказательств у него было более чем достаточно, пока ты их не забрал.

— И кому вы верите?

Шрам хмыкнул.

— Конечно, мне хочется верить тебе. Ты "волк". Если, собственно, опять не врешь.

— "И красное солнце засияло над Гоштой днем. И розовая луна осветила ночь.

То было на третий день", — произнес Ялмари кодовую фразу на неделю полнолуния первого летнего месяца: среди "волков" ее знали лишь капитаны. — Так?

— Так, — Шрам кивнул. — И что ты, собственно, предлагаешь?

— Моя миссия еще не окончена. Я должен идти дальше.

— Может быть, — согласился капитан. — Но я не могу тебя отпустить. Очень уж серьезные обвинения против тебя выдвигают. И все, что я имею, — это твое слово, против слова Щуни. Собственно, необходимо тщательное расследование.

— Ясно. Но мое дело слишком серьезно, чтобы задерживаться для расследования. Предлагаю написать обо всем Поладу. Когда я вернусь, он рассмотрит мое дело и накажет так, как посчитает нужным.

— Разумно. Но, собственно, в таком случае Щуни я тоже вынужден отпустить. И контролировать его передвижения не намерен. Ничего, если он еще раз тебя поджарит?

— Очень надеюсь, что так глупо не попадусь.

— А вот та девчонка, что вовремя нас нашла, так что мы успели тебя спасти, — это, собственно, и есть невинный оборотень, да?

— Я смогу ответить, только если вы ее опишете.

— Хочешь сказать, ты не знаешь, как она выглядит?

— Откуда я знаю, кто вас нашел?

— Разве вы не в сговоре?

— Интересно, сколько еще мы будем обмениваться вопросами?

— Интересно, сколько еще ты будешь уходить от прямого ответа?

Они пристально смотрели друг на друга.

— Мы не в сговоре, — наконец отозвался Ялмари, отводя глаза. — Я преследовал ее, потому что она знает кое-что важное, что может помочь Энгарну.

— Так ты здесь, чтобы узнать, что замышляет Кашшафа?

— Да. Кстати, что слышно из замка Иецер?

— Ничего хорошего. То есть вообще ничего — а это, собственно, самые плохие известия.

— Ясно. Там мне тоже предстоит побывать.

— Ретивый какой! Осторожней, — лениво промолвил Шрам. Казалось, ему абсолютно все равно, будет Ялмари осторожен или нет. — Три человека, которые попытались сделать это, уже исчезли.

— Я не знал, что они исчезли в замке Иецер. Поладу об этом не докладывали, — Ялмари привстал от таких известий.

— Никто не знает, где они пропали, — пожал плечами капитан. — Где-то в лесу или в горах. А может, и в замке Иецер, — он пожевал губы. — В общем, так. Не скажу, что я тебе верю, — слишком уж ты темнишь. Да и, собственно, молод еще, чтобы такие серьезные задания тебе доверяли. Но я тебя все же отпущу. Как и Щуни. И, конечно, немедленно доложу обо всем Поладу. Очень надеюсь, что враг еще не настолько силен, чтобы выведывать у особых посланников еще и пароль. Иначе, собственно, дело плохо. Когда отправишься?

— Прямо сейчас.

— Лошадь нужна?

— Да, конечно.

— А как же ты до деревни на своих двоих добрался? — в комнате опять повисла тишина, после чего Шрам продолжил. — Собственно, можешь не отвечать. Уже вижу, что ты соображаешь, как поубедительней соврать.

— Могут у меня быть секреты? — устало выдавил Ялмари.

— Могут, — согласился капитан. — Очень даже могут. Секретный способ, как преодолеть более трех шавров в сутки, не садясь на лошадь. Залечить за один день ожоги на ногах и не умереть от лошадиной дозы снотворного. Секретный способ, как перестать быть человеком, — Шрам вглядывался в Ялмари — у парня на лице не дрогнул ни один мускул. — Ах, да, я еще забыл о секретном способе повлиять на туммим, чтобы он не опознал в тебе оборотня, — Ялмари все так же бесстрастно смотрел на капитана. — Железные нервы у тебя, парень. Знаешь, собственно, есть более незатейливый способ проверить, кто ты на самом деле — провести ножом по руке. Если не останется царапины, значит... Но я о своих выводах никому не говорил. Даже Щуни. Я предположил, может, именно это имел в виду Полад, когда приказал не отправлять больше гонцов к замку. Он сказал: "Я сам займусь этим". Отправить вместо человека оборотня — лучшее решение. Шансов выжить у него намного больше. Так тебе все-таки нужна лошадь? — он снова выжидающе воззрился на Ялмари.

Ялмари замер и, стараясь не потерять контроль над лицом, кивнул.

— Да. Мне нужна лошадь.

— Хорошо, — усмехнулся Шрам. — Но тебе, собственно, придется подождать, пока "волки" проводят Щуни подальше. Если этот староста узнает, что тебя отпустили, может и бунт поднять. Ни к чему нам, чтобы кто-то говорил, будто Полад в сговоре с оборотнями и хочет погубить Энгарн. Пусть Щуни думает, что ты под стражей.

— Сколько придется ждать?

— Часа два. Заодно голова немного проветрится. Сейчас у тебя кожа зеленоватого цвета.

Ялмари рухнул на подушку, не дожидаясь, пока Шрам выйдет из комнаты.

За шесть дней до этого

Ялмари заглянул в библиотеку. Заметив его, Илкер помахала рукой:

— Смотри-смотри, что я нашла! Странно, что это никогда не цитируют в церкви. Песню чувств — читал?

Ялмари неопределенно повел плечом. Это можно было принять как за положительный, так и за отрицательный ответ.

— Послушай, я прочту, — Илкер открыла книгу, чуть приподняла подбородок. На щеках показался румянец от волнения. Она читала вдохновенно и возвышенно:

Можешь ли ты измерить глубину любви?

Это кажется таким простым и таким сложным.

У одних любовь велика, как море, и никто не может достичь ее дна.

У других же — мелкий ручеек, иссыхающий в летнюю жару.

К одним она приходит, принося жизнь,

как благодатный дождь пробуждает мертвую степь.

Других она ставит на колени, превращая в раба,

готового терпеть любые унижения ради счастья поцеловать след своего господина.

Но хочешь знать тайну?

На берегу Вечности есть океан Любви, приносящей только радость и счастье,

любовь там всеохватна и бесконечна.

Если ты попадешь туда, то можешь остаться навсегда, наслаждаясь ее покоем,

и ничто в этом мире больше не будет власть над тобой.

Но если захочешь, можешь вернуться обратно,

взяв с собой хотя бы одну чашу из этого океана.

И тогда, где бы ты ни был, ты напоишь любовью каждого жаждущего...

— Ну как? — девушка буквально светилась от счастья.

Ялмари судорожно сглотнул. Голос все равно отдавал хрипотцой:

— Великолепно... Ты в это веришь?

— В "океан любви"? — Илкер не замечала его состояния. Она еще находилась под впечатлением от прочитанного. Голос приобрел деловитую сухость. — По-моему, это аллегория.

— Выходит, мы не сможем побывать на берегу Вечности и научиться любить? — он говорил серьезно как никогда. Девушка помедлила, прежде чем ответить.

— Что такое Вечность, Ялмари? Разве Вечность — это не Эль-Элион? Приближаясь к Нему, мы становимся способными любить.

— Тут говорится о любви, которая приносит лишь счастье. Я не встречал такой. Мне кажется, любовь всегда приносит боль.

— Даже когда взаимна? — голос Илкер наполнился печалью.

— Даже тогда, — подтвердил Ялмари. — Мы слишком разные — мужчины и женщины. Мы слишком часто не понимаем друг друга. Раним.

— Я не знаю, — отозвалась она. — Я еще никогда не любила, но... Но мне кажется, это возможно — любить и быть счастливым. Я верю в это.

Тишина в библиотеке казалась звенящей. Лишь через несколько мгновений Ялмари промолвил, как благословил:

— Пусть Эль-Элион не обманет твою веру.

Они еще помолчали.

— Что-то ты нагнал на меня тоску, — произнесла Илкер, закрывая книгу. — Такое настроение было хорошее, пока ты не пришел...

— Извини, я пойду, — тут же подхватился Ялмари.

— Нет уж, стой, — пресекла девушка попытку к бегству. — Теперь ты не имеешь права уйти, пока не развеселишь меня. Или ты хочешь, чтобы я весь день грустила? — она деланно поджала губы.

Лесник невольно рассмеялся. Вновь сел на стул напротив.

— Что же тебе рассказать?

— Что-нибудь красивое и поднимающее настроение. Поразмышляй пока. А я расскажу тебе о чудесах, которые происходят у нас, горничных. Помнишь, я вчера тебе рассказывала о Пайлун? Так вот, вчера же вечером я захожу в комнату, а она смеется, как сумасшедшая. Оказывается, принцесса спросила, почему она такая грустная. Пайлун ей все рассказала. И Эолин щедрой рукой отсыпала ей в два раза больше приданного, чем было, по слухам, у соперницы. Как тебе это?

— Хорошая новость, — Ялмари непринужденно улыбался, от недавней тоски не осталось и следа. — Я же говорил, что принцесса щедрая.

— И сумасбродная, — уточнила Илкер. — Или ты этого не говорил? Но это факт! Так вот, это еще не все. Как только мы проснулись, мальчик-полотер примчался к Пайлун и сказал, что конюх хочет ее видеть. Представляешь? Весть о приданном как-то долетела до конюшни. Честно говоря, я считала, что Пайлун не пойдет. Я бы ни за что не пошла после такого унижения. Но она тут же бросилась к нему.

Ялмари вздохнул.

— Вот она — любовь, делающая рабом. С таким приданным могла бы и что-то получше подыскать.

— Не торопись с выводами, выслушай до конца. Прилетает обратно — счастливая, танцует, поет! Говорит: "Я так этого гада отшила — на всю жизнь запомнит".

Лесник возвел очи к потолку.

— Не пожалеет потом?

— Почему это она должна пожалеть? — возмутилась Илкер.

— Потому что любовь злая штука. Остынет немного и будет плакать: не могу жить без этого гада.

— Я что-то не пойму. Ты вроде бы только что говорил, что она может и кого-то получше найти.

— Говорил. Но нужен ли ей кто-то лучше? Знаешь, некоторым людям нравится страдать.

— А некоторым нравится быть разочарованными. Не подумай, что я о конюхе. Я о тебе.

— Кажется, я опять расстроил тебя, — Ялмари погрустнел. — Я хочу сказать, что решения, которые принимаются в порыве, обычно бывают ошибочными. Лучше бы эта горничная хорошенько обдумала изменившееся положение и только потом что-то делала.

— А ты всегда так поступаешь? — девушка смотрела с искренним любопытством.

— Всегда.

— Бедный, — теперь она взглянула с умилением. — Как же тяжело тебе живется!

— Почему? — вскинул брови Ялмари.

— Человек должен делать глупости. Должен ошибаться. И должен уметь не корить себя за ошибки. Именно это и значит жить.

— Некоторые ошибки стоят чужих жизней, поэтому я не имею права ошибаться, — он поднялся. — Я все же вынужден тебя покинуть. Хотя мне чрезвычайно приятно беседовать с тобой. А вот тебе со мной, кажется, не очень.

— Что ты! — горячо возразила Илкер. — Очень интересно. Ты не обращай внимания, что я иногда...

— Все в порядке. Я нисколько не обиделся. И на самом деле занят... Завтра встретимся?

— Я надеюсь, — девушка смутилась, но тут же с готовностью предложила. — Прочту тебе еще что-нибудь отсюда, — она постучала пальчиком по священной книге. — Очень прочищает мозги, знаешь ли...

31 юньйо, владения графа Иецера

Ранели бежала на север до самого заката. Разум говорил, что с Алетом все кончено, а сердце не хотело в это верить. Она представляла, как Алет спал, озаренный луной. Если бы в тот момент он проснулся и спросил, выйдет ли она за него замуж, она бы ответила "да". Почему он не догадался, что не надо спрашивать, и долго ждать ответа. Надо не отпускать ее никуда от себя. Не давать думать... Яркие образы возникали в сознании и тут же исчезали, словно их уносил ветер. Иногда казалось, что где-то в вышине летит сокол. Но когда она всматривалась в небо, то убеждалась, что ошиблась. Сердце наполнялось новой волной горечи: на этот раз Алет сдержит обещание. Именно тогда, когда ей так хотелось, чтобы он его нарушил! Чтобы убить несбыточные мечты, она попыталась вспомнить что-то плохое об Алете. Но кроме уже высказанных обвинений — то, что он постоянно следил за ней, — ничего в голову не приходило. Вместо этого в памяти всплывало то, как настойчиво он за ней ухаживал...

...Алет кладет перед ней жемчужные бусы. Ранели прикладывает их к шее и вертится перед зеркалом. Затем возвращает:

— Забери. Все равно не буду носить. Отдам кому-нибудь.

Он хмурится:

— Не отдашь!

— Хочешь проверить? Жимнит! — крикнула она в сторону кухни. Когда появилась дочь хозяина, Ранели подала бусы. — Я хочу сделать тебе подарок. Возьми.

Девушка испуганно смотрит на жемчуг, после на Алета.

— Я не могу, — она отталкивает протянутую руку.

— Бери, — сдержанно произносит Сокол. — Это ее бусы, пусть делает, что хочет.

В следующую встречу он дарит перстень с сапфиром, спустя некоторое время сережки с маленькими бриллиантами — все подарки розданы, как и первый. Наконец он не выдерживает:

— Никогда не встречал женщину, которая была бы настолько равнодушна к украшениям!

— Женщин моего народа учат ценить красоту, данную Эль-Элионом. И мужчин, кстати, тоже, — она поиграла бровями.

— То есть эти подарки не смягчат твоего сердца?

— Нет, — Ранели с усмешкой следит за горячим взглядом, прикованным к ее шее.

— Тогда что тебе подарить, скажи?

Ранели гордо вскидывает подбородок, но не успевает ответить, он перебивает:

— Молчи! Я что-нибудь придумаю.

— Попробуй, — белые зубы Ранели ранят улыбкой многие мужские сердца. И его сердце бьется неровно, но все, что происходит, забавляет Алета. Такую девушку он еще не встречал. Он непременно завоюет ее. Ранели смеется над его самоуверенностью.

— В моем народе мужчина, чтобы жениться, должен обладать двумя качествами: он должен быть хорошим воином, чтобы суметь защитить свою семью. И он должен быть надежным, чтобы женщина знала: что бы ни случилось, он будет рядом. Даже когда красота ее померкнет и силы ослабнут...

— Я хороший воин, — усмехается Алет. — Если хочешь, можешь проверить. А что касается надежности — это проверяется только временем, не так ли?

— Люди... Я хотела сказать мужчины... не могут быть надежными. Это не в их природе.

— Я докажу, что ты ошибаешься.

— Вряд ли у тебя хватит терпения, — она звонко смеется.

— Ты будешь моей! — он улыбается, а вместе с ним и хозяйка, заглянувшая в кухню и заставшая молодежь за разговором.

— Лучше не трать на нее силы, — увещевает она Сокола. — Смотри, какие у меня дочери! Они будут ценить твои подарки и твою любовь так, как никогда не оценит эта девчонка.

Алет притворно вздыхает:

— Я встречал немало женщин, которые ценили мои подарки. Мне любопытно завоевать ту, что не ценит.

— Бессмысленно тебя отговаривать, — ухмыляется Бриа. — Тогда помоги ей вымыть посуду, а то из-за твоих ухаживаний все дела встали...

— Хочешь, чтобы я вымыл посуду? — спрашивает он у Ранели, прищурившись.

— Хочу! — смело отвечает та.

Он заворачивает рукава и подходит к тазу. Девушка испуганно вскрикивает и замахивается полотенцем:

— Прекрати меня позорить! Я сама вымою.

— Я сделаю для тебя все, что скажешь, — говорит он, ноздри трепещут, вдыхая ее запах, — она так близко.

— Все? — голос Ранели становится тихим и волнующим.

— Все, — подтверждает он, опуская взгляд к ее груди.

— Тогда, пожалуйста... — она чуть приближает губы к нему, и громко кричит. — Выйди отсюда и не мешай мне работать!

Алет со стоном отодвигается. Смотрит умоляюще, но Ранели непреклонна. Наконец он покидает кухню.

Она склоняется над посудой:

— Встречаются же такие настырные! — размышляет она вслух.

— Ты дразнишь его, — упрекает Бриа. — Смотри, может сорваться... Ты понимаешь, о чем я говорю?

Ранели вспыхнула — Бриа знает, кто она такая и желтый блеск глаз ее не пугает.

— Пусть только попробует тронуть меня, — жестко произносит девушка.

Бриа вздыхает...

...Ранели тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Зачем они? Он сказал: "Ты будешь моей", — и добился своего. А ей теперь надо как-то забыть обо всем и жить дальше. "Ты сильная, ты сможешь", — внушала она себе, а мысли опять возвращались к Алету.

Где он? Уже добрался до дома или еще в пути? Его народ жил восточнее за северными лесами. Почему-то там всегда рождались мальчики. Поэтому, превращаясь в мужчин, они уходили в Энгарн, Ногалу в поисках жен. Некоторые добирались до Лейна, а другие переплывали Мерзлый океан, чтобы посетить соседний материк — Гучин. Там намного холоднее, чем в Энгарне зимой, и люди почти всегда носят шубы. Северный материк почти вдвое меньше, чем Герел, на котором находился Энгарн.

Ранели внимала Алету с восторгом. Если бы она так же увидела всю Гошту. Хотя бы глазами сокола. Но и в Энгарн ей не так легко выбраться. Она заранее сочиняла, что будет врать дома, когда вернется после от мага...

Переночевав в небольшой ложбинке, она собралась продолжить путь, когда ветер донес запах волка. Кто-то ее преследует. И это оборотень. Она не задалась вопросом, кто это мог быть, потому что знала ответ: парень, служащий людям, решил добиться цели любой ценой! Что ж, она покажет, что ее не так просто обмануть.

Сначала Ранели пыталась оторваться, запутывая следы и заходя в деревни. Вела себя там гораздо сдержанней, чем обычно, — вовсе не жаждалось еще раз попасть на костер. Но оторваться от Ялмари не удавалось, он оказался на удивление настырным. Ранели уже хотела поговорить с ним начистоту, когда в голову пришла другая мысль.

В следующую деревню она прибежала с плачем и воплем. Рядом тут же стал собираться народ. Сначала старушки, потом и парни подтянулись, посмотреть на прекрасную незнакомку.

— Люди добрые, помогите. Там в лесу парень какой-то ходит! Так напугал меня, — взахлеб рассказывала она, на этот раз обращаясь к старушкам, а на парней лишь украдкой поглядывая. — Он наверняка что-то недоброе замышляет. Потому что иначе зачем он там прячется в лесу, когда все по дороге ходят?

Уже через четверть часа вилланы вооружились, как могли, и отправились ловить Ялмари. Кроме молодежи собрались и зрелые мужчины. Женщины собрались у околицы и бурно обсуждали происшедшее, поглядывая в лес. Ранели потихоньку, шаг за шагом, выбиралась из толпы, чтобы незаметно нырнуть в лес. Хоть немного вилланы да задержат ее преследователя, она за это время, даст бог, доберется до места. За Ялмари можно не переживать, ему по большому счету ничего не угрожает — у "защитников" нет серебряного оружия.

Она выбралась на дорогу и, оглянувшись, заметила с другой стороны дороги колодец. Вот туда она и пойдет. Скажет, что пить хочет. А оттуда до леса рукой подать. Быстро ее может и не хватятся. Она медленно отступала к колодцу, когда на дороге показались всадники. Она поспешила перейти дорогу, когда один их них вскрикнул:

— А ну стой! Лови ее, это ж та самая тварь!

Ранели стремительно метнулась в лес — там ее никто не догонит. Перекинулась волчицей и помчалась дальше на север. До Гиблого леса осталось совсем немного. Но неожиданная мысль заставила ее остановить стремительный бег: а что если Ялмари действительно поймают? Щуни наверняка прихватил с собой ошейник...

Ей не нравился Ялмари, но подставлять его тоже не следовало. Пусть он предатель, но разве можно уподобляться ему? Ранели осторожно пробралась обратно. Внимательно прислушиваясь к происходящему в деревне, она убедилась: ее худшие опасения оправдались. Ялмари тащили к дереву, чтобы сжечь. Золотой знак, который он носил с собой, на этот раз не помог. Она привстала, снова легла. Что делать?

Потом повела носом и решительно помчалась на запад, пробираясь вдоль дороги. Она устроила ловушку, ей и вызволять... Помочь можно только одним — позвать отряд из сигнальной башни. Только как же она объяснит, что добралась так быстро от этой деревни к "волкам"?

Врать ей не пришлось. Буквально через юлук она наткнулась на разъезд — десяток "волков" объезжал свои "владения". Тут же обратившись в девушку, она подскочила к лошадям:

— Господин, капитан! — крикнула она, хватаясь за седло. Возможно, перед ней десятник, но лесть не повредит. — Господин капитан, там, в деревне, казнят "волка"!

Лицо солдата напряглось. Шрам, пересекавший правую щеку, стал выделяться белой рваной линией. Он скользнул по ней неприязненным взглядом и скомандовал:

— Вперед!

Ранели перевела дух. Сделав все, что должна, она продолжила путь.

На следующий день Ранели добралась до Гибельного леса. Рядом с ним стояла еще одна деревня, чуть меньшая, чем предыдущая. Девушка немного походила вокруг, но идти сразу в Гибельный лес, рискуя тут же попасть в пасть чудовищу, о котором упомянул священник, не решилась.

Она и вправду много раз слышала в стае об этом месте. Лес называли Гибельным, потому что ядовитые испарения, поднимавшиеся от земли, убили в нем все живое. Лишь густой мох гроздьями свисал с ветвей деревьев. Никакой живности там не водилось: ни зверей, ни птиц. Зеленоватый туман, начинаясь с небольших клочков, дальше в лесу висел густой стеной — об этом ей тоже рассказывали. В мертвый лес не ходили ни люди, ни оборотни — его сторонились. Но рядом с деревней он казался обычным, ничем не отличающимся от того, по которому девушка уже пробежала около четырех шавров.

Ранели решила, что неплохо для начала узнать подробней о чудовище, потому что как раз о нем в стае ни разу не упоминалось. Почему бы не обратиться за помощью к кому-нибудь старику или пожилой женщине? Люди уверены, что оборотни и вампиры охотятся исключительно на молодых. Причем оборотень-мужчина старается сожрать молоденькую девушку, а женщина "закусывает" исключительно красивыми парнями. Может, поэтому людей так и настораживало то, что она заигрывала с мужчинами.

Между деревьями она заметила старушку, собирающую хворост. Ветхая одежда едва прикрывала колени. На ноги вместо обуви вилланка тоже намотала ткань, а седые волосы прикрывал темный платок, завязанный позади большим узлом. Ранели обратилась в девушку, наспех испачкала платье и лицо землей и с плачем кинулась к ней:

— Матушка, матушка! Неужели я нашла людей? — она громко и очень искренно зарыдала, размазывая слезы вместе с землей по лицу.

— Да что ты, дитятко! — испуганно отозвалась старушка. — Что с тобой, милая?

Не размышляя, Ранели взахлеб повторила историю, рассказанную в прошлой деревне, заменив "какого-то парня" на вампира. История вышла простая и трогательная, как медный грош, брошенный нищенкой в храмовую казну. Мол, пошла в лес, а там — вампир. Уж она убегала-убегала. А потом глядь — заблудилась. Ночь в лесу провела, чуть со страха не умерла. С утра опять дорогу искала, и вот Эль-Элион послал ей навстречу добрую женщину.

Старушка поверила ей безоговорочно, повела "бедную крошку" в дом, чтобы она отдохнула немного. Ранели донесла хворост и еще собрала по дороге. Вскоре девушка шагнула в убогий дом старой вдовы. Окон здесь не прорубили — дом освещался очагом, разложенным посреди комнаты. Из мебели — рассохшийся сундук да солома, расстеленная на полу, — постель. Ранели ужаснулась. Она редко до сих пор задерживалась в деревнях и не представляла, что кто-то живет в такой нищете. Но девушка сдержала себя. Сложила хворост у очага, сама устроилась на соломе.

— Мне ведь и покормить тебя нечем, деточка, — досадовала старушка. — Пойду разве у соседа спрошу... — неуверенно предложила она.

Ранели тут же вскочила:

— Я сама, матушка. Я мигом.

Вскоре девушка принесла старушке немного сыра и хлеба.

— Молодая да красивая, — пробормотала бабушка. — Мне бы и корки не дали.

Ранели не сказала, что заплатила почти вдвое за эту скромную трапезу. Хорошо, что деньги не все потратила. Старушка подала кружку ароматного чая, для завтрака они устроились на соломе.

— Куда же я пришла, матушка? — выспрашивала Ранели, тщательно пережевывая черный хлеб.

— К Гибельному лесу ты пришла, детка, — проворковала бабушка. — Если бы на нашу деревню не набрела, могла бы и совсем сгинуть.

— Гибельный лес... Мне о нем отец в детстве рассказывал, — Ранели отметила, что, может быть, впервые за сегодняшний день не соврала. — А почему же этот лес называется Гибельным?

— Так мертвый он. Лес-то. Сам умер, и всех, кто туда заходит, убивает.

— Как это? — вытаращилась Ранели. — Там деревья людей едят? — спросила шепотом.

— Бог с тобой, детка. Там земля какой-то туман выпускает, так что у людей в голове все мутится. А уж кто там заснет — не выберется. Чудовище-то, что в Гибельном лесу живет, его и съест.

— Страх-то какой! Как же вы не боитесь, матушка, живете здесь? Почему не уйдете в другое место?

— Да куда идти-то? Где нас ждут? Отправляли мы людей к господину нашему, графу Иецеру, с просьбой переселить нас куда-нибудь. Да не до нас ему. "Живите, — говорит, — ничего с вами не сделается". Некоторые-то все равно ушли. А многие и привыкли. Впереди — лес Гибельный, да позади-то — хороший лес. Да и Гибельный лес не сразу начинается. Еще лавгов на пять, можно и в него зайти.

— А что за чудище там водится? — расспрашивала девушка. — Вы его видели? Сильно оно большое?

— Большое, будь оно проклято, — лицо старушки сморщилось.

— И страшное?

— Да уж вампир-то, пожалуй, не такой страшный. Хотя и не видела я вампира-то, но уж думаю, страшнее того чудища ничего быть не может.

Мало-помалу Ранели выпытала у старушки все. Чудовище в лесу появилось не так давно, около пяти лет назад.

Вилланы к Гибельному лесу уже давно привыкли, заходили туда иногда. Точно знали, сколько можно быть в лесу, чтобы не умереть. Нашли себе забаву такую: после работы уйдут в лес и сидят там в тумане. Приходят, как пьяные, — на вино-то денег нет, а виноград здесь не вызревает. Некоторые мох собирали, поджигали и дым нюхали. А ежели кто слишком долго в лесу оставался, тот мог и не проснуться совсем, и такое тоже было.

Издавна повелось, что когда в деревне ведьмы объявлялись, то их не сжигали, как в других деревнях, а в лес отводили и к дереву привязывали — а они, знамо дело, ведьмы эти всегда молодые да красивые, чтобы, значит, глаза отвести, чтобы мужчины на них соблазнились и их пожалели (Ранели с готовностью кивнула, в душе радуясь, что бабулька к старости стала подслеповата). А потом староста и другие люди, уважаемые в деревне, ходили тело забирать, чтобы похоронить ее. Потому что если ведьму не похоронить, то она зараз вернется, а если похоронить, то дух Эль-Элиона за ней присматривать будет и уже она вредить не сможет.

И вот однажды, когда в деревне неурожай случился, староста сразу спознал, что виновата в том Мерем, очень уж она красивая, не по-божьему красивая. И отвели ее в лес, хотя она очень плакала и даже напраслину на старосту возводила. А когда пришли ее забирать, чтобы похоронить, тут и выскочило на них чудище: ростом как медведь, шерсть длинная, из пасти клыки торчат, когти на лапах, что коса, бегает на шести лапах, а глаза светятся красным. Позади хвост огромный — если по дереву стукнет, то сразу оно на землю валится, а если дерево в обхват толщиной, то пополам переламывается от удара. Зарычало чудище да как бросится на старосту да на тех, кто с ним пошел. Они побежали без оглядки да стыдно сказать, даже обделались от страха. Прибежали в деревню, а старосты-то и нет. Но и возвращаться боязно. Только через неделю решили посмотреть все же и нашли его, на куски разорванного, а ведьму, поди, чудище и совсем съело.

Ранели слушала, стараясь не упустить ни слова, и в мыслях отделяла зерно от мякины. Лес стал Гибельным задолго до появления чудовища. Когда тут появился скованный маг? Когда лес умер или когда появилось чудовище? Ранели попыталась вспомнить имя мага, но так и не смогла: слишком оно длинное и непроизносимое, заканчивающееся на ...доржи. Так девушка и называла мага про себя — Доржи. Что собой представляет тварь, поселившаяся в лесу? Вероятно, от страха все преувеличено в несколько раз. А уж казнь ведьмы за плохой урожай — это вообще такая дикость... Ранели передернуло от омерзения. Что за люди здесь живут? И людьми назвать язык не поворачивается. Прослышали бы об этом "волки", пожалуй, казнили бы старосту. Хотя это уже сделало чудовище. Может и не "напраслину" возводила девица, а правда не угодила чем-то старосте, вот и отвели бедняжку в лес. И другие в лесу от строптивых избавлялись. Но проверить это невозможно. Важно одно: чудовище существует и с ним надо как-то справиться.

Самый легкий способ — взять кого-то с собой. Пока чудовище занято, легко можно проскользнуть дальше. Может, пойти с кем-нибудь из людей? Это в какой-то мере справедливо — они тоже сжигают оборотней. Но кого можно уговорить пойти в Гибельный лес с незнакомой девушкой? Не заигрывать же опять...

Ранели еще прокручивала варианты, когда в дверь постучали, и раздался голос, от которого сердце возликовало:

— Хозяйка! Можно зайти?

— Да кто это там? — испугалась бабушка.

— Я открою, — подхватилась девушка и, распахнув дверь, воскликнула радостно:

— Ты все-таки нашел меня!

Только потом шагнула в сторону, чтобы старушка увидела гостя.

В ветхий домик шагнул Ялмари. Ранели так хотела от него избавиться, но теперь сам Эль-Элион привел сюда настырного отщепенца. Именно его она и возьмет с собой в Гибельный лес.

Он смотрел на девушку скептически, а Ранели уже объясняла старушке:

— Представляете, как мой жених любит меня? Я исчезла, и он отправился на мои поиски, — и, не давая леснику открыть рот, тараторила. — Я так счастлива, что все обошлось, и я могу вернуться домой. У тебя есть деньги? Дай этой бедной женщине немного, отблагодари за доброту ко мне.

Ялмари достал из кошеля серебряную монету и положил на край сундука:

— Да благословит вас Эль-Элион, добрая женщина.

Старушка при виде таких денег перепугалась:

— Что вы, сударь! Я ничего не делала, мне и покормить нечем было бедную девочку.

— Все равно мы благодарны вам и, с вашего позволения, пойдем.

Выйдя наружу, Ялмари остановился на городской улице и огляделся. Из-за соседнего забора за ним с любопытством наблюдал деревенский парень. Лесник подошел к нему:

— Как тебя звать?

— Ифма, сударь, — ответил он почтительно, сразу распознавая господина по манере разговора.

— А вот в этом доме, откуда мы вышли, кто живет?

— Вдова Кедма, — откликнулся он, настороженно посматривая на пришельца.

— А почему она живет в такой убогой лачуге? — расспрашивал Ялмари.

Ранели восхитилась — был внутри одно мгновение, а успел все разглядеть.

— Так ведь нет у нее никого, — не торопясь докладывал парень. — Кто ж ей поможет? Вот и нищенствует. Скоро от голода умрет, наверно.

— А почему вы не поможете? — осведомился лесник. — На что тогда соседи? Даже животные помогают друг другу, а вы радуетесь несчастьям другого?

Девушка вслушивалась в этот диалог с интересом. Что же сделает этот оборотень, нарушивший закон стаи?

— Так это... — смутился парень, но Ялмари перебил.

— Вот что, — он достал золотой и повертел монету, чтобы парень сполна полюбовался, как она играет на солнце. — Я нанимаю тебя на работу. Эти деньги, — он снова продемонстрировал золотой, — оплатят работу на три года вперед. Позаботься, чтобы вдова Кедма жила хорошо эти годы. Ясно? — и он кинул золотой через забор.

Ифма налету подхватил монету, тоже повертел. Хотел, попробовать на зуб, но в присутствии Ялмари не решился.

— Сделаем, — кивнул парень. — Отчего же не сделать?

— И вот еще что... — рука Ялмари молниеносно метнулась через забор и, схватив парня за шиворот, притянула к забору. — Я еще не раз заеду сюда. Если ты будешь плохо работать... — зрачки Ифмы сузились. "Достаточно", — подумала Ранели, и лесник тут же отпустил его. — Это тоже ясно?

— Все ясно, сударь, — на этот раз в кивках Ифмы чувствовалось больше рвения.

— Молодец, — похвалил Ялмари и, взяв Ранели под локоть, направился вдоль дороги.

Девушка тут же вырвалась, пошла рядом. В душе боролись противоречивые чувства. Она мечтала что-то сделать для бедной женщины, но не могла придумать, что именно. А он легко решил эту проблему. Может, Ялмари не так плох? Она взглянула на спутника. Тут же одернула себя: он хочет казаться лучше, чем есть. Для него люди важнее оборотней — а такому нет прощения.

— Думаешь, я восхищаюсь твоим благородством? — иронически поинтересовалась она, когда парень остался далеко позади.

— Думаешь, я сделал это, чтобы заслужить твое восхищение? — парировал лесник.

За деревней Ялмари остановился:

— А теперь рассказывай, что за представление ты устроила у старушки.

— Я действительно обрадовалась, когда ты явился. Бабушке я сказала, что заблудилась в лесу. Что я должна была сочинить о тебе, чтобы не вызвать подозрения?

— Это неважно. Мне интересно, почему ты сначала сдаешь меня вилланам, а спустя некоторое время прыгаешь от радости при моем появлении.

— Во-первых, я тебя не сдавала, — тут же стала защищаться Ранели. — Сдают обычно связанным или в магическом ошейнике, если ты не знаешь. Во-вторых, я совсем не хотела, чтобы тебя сожгли, поэтому, столкнувшись с Щуни, позвала солдат на помощь. Так что ты должен благодарить меня за спасение.

— Да уж. Благодарю, — хмыкнул Ялмари. — Есть и в-третьих?

— В-третьих, одной мне к магу не попасть. Нужен помощник. Я как раз размышляла, кого с собой прихватить, и тут ты заходишь. Как тут не обрадоваться?

Ялмари испытующе всматривался в Ранели.

— Я тебе не доверяю. Но готов выслушать твое предложение.

— Считаешь, что я лгу? — возмутилась девушка. — Неужели чутье оборотня не подсказывает тебе, что...

— Я никогда не жил среди оборотней. Так что не уверен, что смогу отличить твою ложь так же легко, как у людей. Говори быстрей.

— Старушка подтвердила слова Цохара, что в Гибельном лесу водится чудовище. Мне кажется, оно охраняет мага, владеющего зеркалами. Одной мне с чудовищем не справится, а вместе мы бы смогли. Что ты об этом думаешь?

Ялмари не торопился с ответом. Лишь после долго паузы он медленно произнес:

— Вдвоем, конечно, справиться легче. Но...

— Вот и славно, — Ранели хлопнула в ладоши. — Только, чур, во всем слушаться меня! Пойдем в отдалении друг от друга — так будет проще обмануть эту тварь. Пойдем как люди, вдруг маг тоже боится оборотней. По пути будем переговариваться, чтобы слышать, что мы живы, что с нами все в порядке. Если кто-то попадет в беду — другой придет на помощь.

— Разделяться неразумно, — нахмурился Ялмари. — Мы должны идти вместе.

— Если ты не согласен, я с тобой не пойду, — девушка в одно мгновение из по-детски игривой стало холодной и отстраненной.

— Если ты не согласна, я с тобой не пойду, — категорично заявил Ялмари. Не вижу смысла в твоем предложении, если, конечно, ты не хочешь в последний момент подставить меня.

Ранели явно смутилась.

— Ладно, — высокомерно согласилась она через пару мгновений и тут же отвела глаза. — Будь по-твоему. Солнце садится. Нам лучше попасть к магу до заката, иначе потеряем еще один день.

— Не будем медлить, — кивнул Ялмари. — И в лесу лучше не разговаривать.

31 юньйо, замок Иецер

Загфуран провел еще одну бессонную ночь в горах. Отдохнул около трех часов, а затем отправился дальше в путь. Маг нечасто позволял себе отдых. Такую вот конную прогулку от одного города до другого, он воспринимал как подарок судьбы.

Сегодня он не будет никуда торопиться. Позволит лошади идти так, как ей хочется, а сам поразмышляет. Несколько лишних часов, затраченных на размышления в пути, с лихвой окупаются в дальнейшем — в этом он убедился. Самые интересные идеи приходят во время таких вот "пауз".

Вся жизнь минарса подчинялась одной цели: он мечтал к тридцати пяти годам занять пост диригенса. Тогда бы он опекал избранных им учеников, планировал дальнейшие действия воинов Света, видел ареопагита... Мечты простирались и дальше. Не все, что происходило в Храме, его устраивало, и втайне он грезил о дальнейшем поприще. Создать круг доверенных лиц, изменить устои Храма. Узнать наконец кто та таинственная личность, что управляла ими, и, может быть... Кто знает? Маг набрался смелости и сформулировал про себя, то, что давно уже бродило в мыслях: может, он свергнет загадочного ареопагита, не считавшего нужным даже встречаться с подданными, и сам займет это место.

Служа в Храме в качестве посвященного минарса больше десяти лет, Загфуран с каждым днем все больше и больше верил в собственное предназначение. Он не случайно прошел суровую школу в детстве. Не случайно его заметили и избрали в минарсы. Он понимал многое из того, что не осознавали даже диригенсы. Они до сих пор спорили о том, что добро и что зло, трудно принимали решение об уничтожении какого-то народа. Проходили месяцы и годы, пока собирались материалы, затем проводили показательный суд, где каждый мог выступить в качестве адвоката или обвинителя, а решалась участь племен судом присяжных, причем не одним десятком людей, а всеми диригенсами. И пока они колебались и сомневались, твари расползались по другим мирам, погибали люди — самая совершенная раса, созданная Эль-Элионом. Немногие, как Загфуран, отчетливо понимали, что добро обязано быть с кулаками. Если уничтожение грозит хотя бы одному, пусть никчемному человеку, или, как сказал один Творец, всего лишь вызывает слезу у ребенка, — тогда не стоит колебаться, истребляя не только одну народность, но целые миры. Слава Эль-Элиону, миров развелось столько, что одним больше, одним меньше...

Из тех, кто соглашался с Загфураном относительно радикальных мер, не все имели мужество высказать свою позицию диригенсам. Поэтому минарс считал, что именно ему предстоит что-то изменить в Храме. Стать диригенсом, продвинуть сторонников на ведущие посты, а потом...

"А потом, будет потом, — усмехнулся маг в себе. — Сейчас главное найти Эрвина. А для этого найти зеркала Управителя или дом Управителя. И то и другое должно быть в Энгарне".

О зеркалах он много размышлял. Эрвин создал их на заре бытия Гошты и, кажется, создал неосознанно. Они остались как символ зримого присутствия Творца на планете. Через них любой мог поговорить с ним. "Почти любой, — вздохнул минарс. — Если завладеешь зеркалами силой, они "умрут" и вновь зародятся в другом виде и в другом месте. Поэтому и не добрался до них Бадиол-Джамал. Найти нашел, а вот уговорить владельца отдать не смог. И тот скрылся, а мне теперь все это расхлебывать..."

О доме Управителя информации собрали меньше. Узнали только, что есть некое место, существующее одновременно в двух мирах: на Гоште и в том мире, где скрывался Эрвин. Если бы он попал туда, тоже легко бы вычислил, где скрывается Творец Гошты. Что будет дальше, Загфурана не заботило. Пусть ареопагит разбирается с упрямцем. Дело минарса — подчинить Гошту Храму Света.

Лес поредел, лучи солнца заиграли на лице Загфурана. Он удовлетворенно поднял лицо к небу. Покой Эль-Элиона снизошел на него. Как никогда верилось, что все получится.

Недалеко от города маг задержался, чтобы переодеться. Походное облачение минарса — серый плащ с глубоким капюшоном — положил в заплечную сумку, оставшись в белом льняном балахоне, который приготовил еще в Кашшафе. На груди поблескивал медью овальный медальон с образом странника, опирающегося на посох. Длинные русые волосы и густая борода в купе с голубыми глазами делали Загфурана похожим на каждого второго мужчину-энгарнца, а светлое одеяние выдавало в нем странствующего священника. Разве только высокомерный взгляд мог выдать — маг любил разговаривать, подняв подбородок и прикрыв веки. Но с этим он постарается справиться.

Когда Загфуран сталкивался со священниками Гошты, его разбирал смех. В искусстве общения с Эль-Элионом, они утеряли даже те крохи, что имели, но еще больше кичились своим положением. В Энгарне сыновья богатых граждан получали образование в школе священников, и один из пятидесяти получал звание служителя церкви и небольшой приход. Предел мечтаний у младшего священника — перебраться в большой город или богатый замок, чтобы совершать служение там. Стоило ли упоминать, что размер их дохода прямо зависел от количества прихожан. Годам к пятидесяти они получали заветное место и... успокаивались от трудов. По их мнению, свое они уже отработали, а теперь потеть должны были другие. Не сказать, что служба в церкви отнимала так уж много сил. Священник совершал утренние и вечерние молебны, а также в день отдыха и по праздничным дням говорил проповеди. Но и этого престарелые духовники делать не хотели, стараясь всеми возможными способами увильнуть от "обременительных" обязанностей. Они либо перекладывали их на дьяконов церкви — большинство из них происходило из так называемых черных монахов — или на странствующих проповедников — особое братство, стихийно возникшее лет тридцать назад, когда группа священников отказалась привязывать себя к одному месту. Странствующие проповедники давали обет безбрачия, который для белого духовенства являлся необязательным. Время от времени Верховный священник, глава Истинной церкви Эль-Элиона, собирал Высокий или Большой совет и делал внушение, обязуя духовников исполнять свои обязанности. Проводились показательные взыскания с непокорных, но это не производило ожидаемого рвения. Конечно, не все священники были такими, но по подсчетам мага — подавляющее большинство.

В первое пребывание в Сальмане Загфуран посетил и храм, и монастырь. Монастырь оказался довольно консервативным, а вот старший священник с радостью предоставлял другим право совершать молитвы и читать проповеди. Именно на это и рассчитывал маг.

Он взял повод лошади в левую руку, правой оперся на посох и направился к городу. "Волки" у ворот при виде странствующего проповедника почтительно склонились. Маг доброжелательно улыбнулся им и, отпустив повод, поднял открытую ладонь, чтобы благословить их. Нет, не случайно он выбрал именно этот наряд. Никого в Энгарне не уважали так, как странствующих проповедников.

По городу Загфуран шел не спеша, чтобы как можно больше людей заметили его. Вскоре к нему навстречу стали выбегать женщины с детьми. Кидались почти в ноги:

— Отец, благослови!

Он охотно благословлял и прибавлял попутно:

— Позови в храм всех, кого встретишь, дочь моя, — некоторые из этих женщин были старше, но сан есть сан. — Перед вечерней молитвой я буду беседовать с вами.

Множество зевак собралось поглазеть на странствующего проповедника еще до вечера. Орден строго отбирал посвященных, а обет не позволял им оставаться дольше суток в одном городе, вот почему прибытие странника всегда становилось событием. Загфуран решил, что прежде чем он будет общаться с горожанами наедине, неплохо сказать проповедь на площади.

Старший священник хотя и разговаривал свысока, как положено владетелю места, но явно радовался прибытию Загфурана. Минарс "смиренно" согласился за еду отслужить вечернюю и утреннюю службу. Он собирался уйти рано утром, но священник не согласился кормить за один молебен. Договорившись об условиях, маг вышел на площадь перед церковью. Энтузиасты под руководством дьякона соорудили помост из досок, которые до этих пор служили столом какому-то зажиточному ремесленнику. Помост покрыли красной самотканой дорожкой. По приставной лестнице Загфуран поднялся наверх и окинул взглядом толпу. В глазах женщин плескался восторг, в глазах редких мужчин — большинство из них остались на работе — скепсис и ирония. Ничего, он легко изменит это.

— Дети Эль-Элиона! — провозгласил Загфуран. — Сегодня я хочу обратиться к вам именно так: дети Эль-Элиона! Творец Вселенной сотворил людей, а значит, все мы его дети. Задумывались ли вы над тем, что значит называться детьми Божьими? Задумывались ли вы над тем, как высоко ценит нас Всемогущий, называя так? — маг сделал паузу, ожидая, когда воцарится тишина. Он любил этот миг: без всякой магии замолкали даже самые ярые насмешники, покоренные красотой голоса, принадлежащего столь невзрачному человеку, покоренные силой, звучащей в обычных словах. Здесь проявлялось его истинное могущество, за которое никогда не наступит расплата, — ни зуд, ни какие-то другие неприятности. Потому что это его личная сила, подаренная Эль-Элионом. Озаренный вдохновением он говорил не задумываясь, и слово его овладевало сердцами людей. В тишине, нарушаемой лишь редким щебетом птиц, Загфуран продолжил. — Некоторым царством правил сильный, мудрый и благочестивый король. Его страна процветала: саранча, ураганы и засухи обходили ее, моры не касались ни людей, ни животных, соседние государства не решались воевать с ним, зная, что самые крепкие воины рождаются там... И было у государя три сына — опора трона. Король надеялся, что когда Эль-Элион призовет его, страна окажется в хороших руках и будет процветать дальше. Но однажды приснился ему дурной сон, будто сыновья его подрались друг с другом из-за власти. Они втянули народ в эту вражду, и долгие годы лишь кровью поливались поля и лишь плотью они засеивались. Там, где некогда колосилась пшеница, теперь росли сорняки.

Напуганный сном царь решил, что должен при жизни знать, кто из сыновей достоин стать его преемником. Призвал он молодых принцев и сказал:

— Сыновья мои, скоро настанет ваш час править и чтобы избрать из вас достойнейшего, я разделю страну на три части. Каждый получит возможность показать, какой он правитель. Я же отправлюсь в путешествие по свету и вернусь через пять лет. И тому, у кого земли будут самыми богатыми, я передам трон. Недостойные сыновья отправятся в изгнание, а те, кто старался, но все же не стал лучшим, будет первым министром нового короля.

С этими словами король наделил сыновей доверенными грамотами и отпустил, а слугам велел приготовить все необходимое для путешествия. Но мудрый король на самом деле не собирался уезжать. Он хотел посмотреть, что будут делать принцы, когда отца нет рядом. Все видели, как карета в сопровождении королевской гвардии покинула страну, и думали, что король уехал, а он, переодевшись странствующим монахом, ходил из города в город, чтобы увидеть, как живут подданные под властью его сыновей. Увиденное огорчило короля. Он понял, что сон был пророческим.

Старший сын, которого он всегда считал самым достойным, сказал себе: "Отец всегда больше любил младшего, он в любом случае отдаст трон ему, а мне надо позаботиться о том, чтобы иметь достаточно денег. Когда отец умрет, я соберу армию и отниму трон у брата". С этими мыслями он притеснял народ, требуя больше и больше налогов. Эта часть страны плакала, и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание жестокому принцу.

Средний брат был добр, но глуп. Он сказал себе: "Я не смогу управлять страной. Мне нужны помощники". Он пригласил тысячи советников к себе во дворец. Любой желающий приходил к принцу и подсказывал, что нужно делать. И всем он повиновался. Утром виллану говорили, чтобы он сеял пшеницу, а вечером требовали, чтобы он перепахал поле и вырастил рожь. Сначала вырезали всех овец, потому что они давали слишком мало мяса, на их место купили коров, но вскоре вырезали и их, а вместо них завезли заморских животных, которые вымерли, потому что не переносили жару. Ремесленникам тоже отдавали противоречивые приказы — принц вмешивался во все. Люди изнывали и ничего не хотели делать, потому что не знали, что потребуют от них завтра. И эта часть страны плакала, и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание глупому принцу.

Младший брат был молод и беспечен. Он сказал себе: "Отец любит меня больше всех, ведь я сын старости его. Трон непременно достанется мне, так к чему утруждать себя?" Он решил, что страна не нуждается в особой заботе, ведь у короля все налажено. Значит, он имеет время для развлечений. Он пировал с распутными женщинами, пил столько, что в любое время суток невозможно было застать его трезвым. Если он не ел, то охотился, если не охотился, то развратничал. Увидев, что принц не обращает внимания на то, что происходит в стране, сановники разграбили казну. А когда деньги закончились, они отбирали последнее у вилланов. И эта часть страны плакала, и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание беспутному принцу.

Огорченный вернулся король столицу, которую не отдал ни одному из сыновей, и увидел, что дворец и его окрестности единственное место, которого не коснулась разруха. Молодой человек, которого он недавно назначил гофмейстером, оставил здесь все, как было, наставляя слуг:

— Мы должны жить так, будто король здесь и видит нас. Он может вернуться в любой момент и будет рад узнать, что мы любим его и чтим его установления.

И в этом уголке страны жили как прежде: в покое и радости, и славили мудрого короля за свое благоденствие.

Загфуран снова сделал паузу и окинул взглядом людей, смотревших на него, будто их заворожили.

— Скажите мне, — он начал спокойно, но постепенно повышал голос. — Кто из них станет королем? — и, не дожидаясь ответа, не спросил — потребовал. — Думаете ли вы, что нечестивые принцы, в которых по нелепой случайности течет королевская кровь, будут дороже государю, чем тот, кто на самом деле чтит его? Думаете ли вы, что законы страны остановят короля от того, чтобы покарать глупцов и вознаградить праведника? Кто вы в этой притче? Дети Эль-Элиона, с любовью повинующиеся Ему, или дети Шереша, услаждающие свою плоть? Где вы хотите оказаться? Среди тех, кто будет наказан вместе со слугами духа-противника, или среди тех, кому Эль-Элион подарит новое царство, где не будет зла, не будет нуждающихся? Может быть, вы узнали себя в нечестивых сыновьях. Но и для вас есть надежда. Сегодня день, когда вы можете покаяться всем сердцем и стать истинными сыновьями Эль-Элиона, всем сердцем служащими Ему.

Вот теперь толпа заволновалась, с плачем хлынула вперед, чтобы коснуться проповедника, требуя, чтобы он рассказал, что же делать им, чтобы исправить свою жизнь. Минарс остановил их мановением руки, и толпа замерла, внимая ему. Вскоре на площадь несли игральные карты, кости и доски для щалеф — три главных зла, в которые,

бывало, проигрывали не только дома, но и жен, и детей. Неподалеку соорудили костер, и люди в экстазе кидали туда греховные вещи. Вскоре в костер полетели и книги. Кроме еретических сочинений заклеймили любовные и рыцарские романы, а также поэзию — все, что не прославляет Эль-Элиона и отвлекает от Него, должно быть предано сожжению. Появились желающие пожертвовать что-то странствующему проповеднику, но Загфуран благоразумно отказался от даров в пользу городской церкви. В благодарность старший священник позволил ему не проповедовать утром, а ограничиться вечерним служением.

Когда жажда святости иссякла, маг пригласил мужчин прийти к нему на исповедь к семи часам, а затем удалился для отдыха. На самом деле отдых ему не требовался. Он остался доволен результатами дневной проповеди, теперь требовалось время для подготовки к самому главному — вечернему служению...

С пяти вечера перед храмом начала образовываться очередь. Опасаясь, что могут не попасть к исповеди, люди оставляли дела и мужественно ожидали назначенного часа. Ближе к семи очередь стала такой огромной, что Загфуран не принял бы всех желающих, даже за двое суток. В толпе начались перебранки. Дьякон попытался урезонить буянов, но увидев, что ничего не помогает, пригрозил:

— Кто забудет о высоком звании детей Божьих, к проповеднику не пущу!

Это остудило горячие головы. Чуть позже Загфуран передал через этого же дьякона, что примет лишь тех, на кого укажет Эль-Элион. Всем остальным даст благословение, а исповедаться придется у дьякона или старшего священника. Толпа впала в уныние, но люди и сами понимали, что их слишком много. Им оставалось только с надеждой ожидать, что Господь укажет именно на них.

Маг выбирал их толпы тех, кто был богаче. Он не нуждался в деньгах, но минервалсами лучше вербовать людей, обладающих определенным влиянием. Выслушав исповедь, он задавал условный вопрос: "Хочешь ли ты служить Свету, сын мой? Готов ли ты дать обет?" Если горожанин соглашался — а таковых, как и всегда, оказалось большинство — Загфуран "благословлял" его: накладывал "обет послушания". Теперь человек если и захочет, не предаст мага. Разве что отыщет какого-нибудь сильного священника. Так у него стало сразу почти двадцать новых помощников.

Солнечные лучи, проходя сквозь витражи, изображающие сотворение Гошты, расцвечивали белое одеяние Загфурана радугой. Минарсу нравилось это. Белый цвет — символ святости. Радуга — в разных народах символ богатства, счастья или перехода в новый мир. Он же здесь, как сам Управитель или ареопагит, творил переход в новое бытие. И пусть своды храма Истинной церкви Эль-Элиона значительно уступали размерами Храму Света, маг чувствовал подлинное величие, когда легким росчерком руки в воздухе накладывал на человека заклинание послушания.

На скамьях черного дерева перед ним замерли горожане, ревниво наблюдая, как по одному подходят к странствующему проповеднику избранные им за исповедью и благословениями. Сегодня внимание людей не отвлекалось на разглядывание цветных витражей, позолоченной лепнины или хрустальной люстры в тысячи свечей далеко вверху. Прихожане замерли, будто впитывая в себя проповедника, покорившего их сердце, вознесшего их к небесным сферам, поманившего несбыточным.

Взгляд у Загфурана отрешенный: он не видит того, кто склоняется перед ним и почти не слышит его. Он главный в этом храме. Он творит здесь судьбу всей Гошты. Он решает, кто достоин служить делу Света, а кто недостоин даже быть человеком. Для этого нужно чуть больше усилий. Руки не порхают легко, а замирают на головой ремесленника, в душу которого прочно поселилась тьма. "Так выпусти эту тьму наружу, пусть все видят ее", — под замершими ладонями невидимый обычным глазом сгущается мрак над человеком, постепенно скрывая его и обретая очертания волка. Огромная пасть скалится окровавленными клыками. Отныне волк, скрывающий под собой человека, будет ждать малейшего повода, чтобы вырваться наружу.

Загфуран наложил проклятие луны трижды — на большее не хватило сил. Но и этого вполне достаточно. Ему повезло: раз в пять лет на Гоште бывает неделя полнолуния, а потом убывает очень медленно, и именно в эту неделю он прибыл в Сальман. Около полумесяца проклятые будут тревожить город кровавыми смертями.

Минарс служил Свету, не выбирая средств. Если бы сегодня все как один согласились стать младшими посвященными Храма Света, он все равно бы на кого-то наложил проклятие. Но сейчас маг чувствовал искреннее удовлетворение от того, что наказаны злые, а добрые вознаграждены.

В восемь вечера Загфуран провел молебен, попутно закрепив наложенные чары. Все это далось уже с трудом. Лицо покраснело от усилий не растирать зудящее тело прямо в храме, на глазах изумленных прихожан. Собрав волю в кулак, он и после служения не выскочил пулей, а степенно попрощался с народом, благословил каждого, как обещал и, только когда его уже никто не мог видеть, ускорил шаг. В келье, которую милостиво предоставил для сна священник, он достал жгучую мазь и тщательно растерся, чтобы унять чесотку. Когда зуд утих, поужинал и отправился спать, мечтательно представляя, что творится в городе при свете розовой луны.

Если старейшина Сальмана и на тот раз не согласится принять в помощь туммимы и не начнет сжигать приходящих сюда для торговли оборотней, значит, он очень плохо знает людей.

31 юньйо, Гибельный лес

Ялмари не очень доверял Ранели: ее неожиданная покладистость настораживала. Скорее всего, девушка просто нуждалась в нем. Хуже, если она задумала какую-нибудь пакость. На всякий случай следовало быть настороже.

Когда они пересекли дорогу, отделявшую обычный лес от Гибельного, Ранели отошла подальше.

— Мы же договаривались не отделяться, — нахмурился лесник.

— Я рядом, — заверила девушка. — Ты же меня видишь?

— Хорошо. Давай тихо.

Они двигались по еле-заметной звериной тропе. Гибельный лес менялся примерно каждый лавг. Сначала он почти не отличался от обычной дубравы. Но постепенно, кустарник и трава исчезли, а у корней деревьев, покрытых зеленым мхом, заструилась светло-зеленая дымка. Еще лавг — и они вошли в мертвый лес. Туман почти мгновенно поднялся до пояса, а вскоре и укутал их с головой. Теперь даже в трости от себя Ялмари не различал деревьев. Лишь по слабому запаху, доносившемуся от девушки, он знал, что она по-прежнему рядом. Ветви и стволы выныривали внезапно, густо облепленные сине-зеленым мхом, похожим на морские водоросли. Пришлось все внимание сосредоточить на том, чтобы не удариться.

— Ялмари? — голос Ранели слышался будто издалека.

— Что? — осведомился он, чуть не стукнувшись лбом о низко нависшую ветку.

— Может, расскажешь, что-нибудь, чтобы не было так жутко, — теперь она приблизилась. Он обернулся и увидел, что девушка совсем рядом, только чуть отстала. Он замедлил шаг, чтобы подождать ее. — Почему ты живешь с людьми? — спросила она, когда поравнялась.

— Здесь моя семья. Послушай, мы же договорились молчать. Место не слишком располагает для задушевных бесед, ты не находишь? — Ялмари не собирался откровенничать.

Ядовитые испарения мешали почувствовать приближение врага. Туман не только не давал ничего толком разглядеть, но и гасил посторонние запахи. Теперь он уже ничего не мог учуять. А разговоры с Ранели мешали прислушаться. Но девушка продолжила непринужденную беседу:

— Как получилось, что твоя семья живет среди людей? Я слышала, что оборотней хорошо приняли в Лейне, но в Энгарне мы никогда не жили.

— Ты хочешь услышать историю моей жизни от рождения? — раздраженно уточнил Ялмари.

— Хочу... Но ты, кажется, не расположен что-либо объяснить. Не хочешь говорить об этом, расскажи о чем-нибудь другом. У тебя есть невеста?

— Я не намерен обсуждать себя. Предложи другую тему.

— Как знаешь, — теперь и в голосе Ранели послышалась неприязнь. — Будем молчать! — она замедлила шаг, демонстрируя обиду.

"Наконец-то!" — обрадовался лесник и пошел дальше, но тут же споткнулся о поваленное дерево. В этом лесу следовало идти очень медленно. Мох теперь густым ковром покрывал землю, скрывая и ямы, и толстые ветки. Тропу они потеряли. Несколько раз неудачно наступив, он чуть не вывихнул ногу.. Под ногами ничего не хрустнуло и вовсе не потому, что Ялмари ступал осторожно — мох гасил звуки. Если чудовище не будет кричать на весь лес: "Берегитесь, я иду!" — и он, и Ранели окажутся не готовы к нападению. Он остановился. Деревья вдруг покачнулись, будто земля уходила из-под ног — начал действовать ядовитый туман.

— Ранели! — позвал он, но ему не ответили. Сердце тут же затопил неприятный холодок. Лучше бы рассказал о себе, тогда бы слышал ее надоедливый голос. А теперь гадай: обиделась она или ее уже доедает чудовище. Он вгляделся в туман — девушки нигде не было, но это ни о чем не говорило, ее теперь и в двух шагах не разглядеть. — Ранели, хватит дуться! — опять позвал он. — Мне надо знать, жива ты или нет. Ранели!

В ответ лишь мертвая тишина Гибельного леса. Он прислушался до боли в ушах, принюхался, хотя и понимал бесполезность затеи.

Внезапно он почувствовал чье-то присутствие. О появлении опасности предупредили не общеизвестные органы чувств, а что-то на уровне инстинктов: зло пряталось рядом, смотрело из тумана и готовилось к нападению. Голова налилась тяжестью, его словно сплющило. "Немедленно обратиться в волка!" — приказал себе и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Не стоило этого делать: в то мгновение, когда он перестал смотреть в туман, чудовище бросилось.

Стремительное тело, размером с крупного медведя, летело из тумана. Ялмари не успевал ни обратиться, ни выхватить меч. Он попытался отпрыгнуть, но и этого не успел, лишь в последний момент прикрыл горло рукой. Острые зубы вцепились чуть выше кисти, прорывая не только куртку, но и мышцы. Проклятый! Если бы обратился в волка, то все равно был бы меньше этого зверя раза в два. У человека в схватке с этой громадиной вообще не оставалось шансов. Ялмари вскрикнул и попытался вывернуться из-под тяжелой туши — требовалось немного времени, чтобы обратиться, но чудовище не дало ни одного мига. Прокусив руку, оно отпрыгнуло, чтобы напасть вновь, едва он пытался сконцентрироваться. Ялмари впервые сталкивался с проклятым. Не придумав ничего лучшего, повернулся так, чтобы не открыть горло или живот и при этом достать меч. Но когда оружие скользнуло в руку, тварь с силой саданула лапой, так что меч отлетел в сторону трости на две. Лесник не мог рассмотреть толком, кто нападал, с такой скоростью чудовище бросалось на него. Не мог понять, почему тварь так странно ведет себя: то нападает, то отступает. Он видел горящие огнем глаза, длинные зубы и бурую шерсть. Удивительно, но кроме раны на руке, он не причинил никакого вреда. То ли Ялмари так хорошо уворачивался, то ли...

Проклятый еще раз швырнул его на землю, придавив тушей так, что стало трудно дышать. Под спиной треснул какой-то сучок, взмыло вверх сине-зеленое облако. Лесник закашлялся, горло невыносимо саднило от ядовитой пыли. А туша давила, не давая вдохнуть. Но тут тело зверя дрогнуло, словно в него попала стрела. Тварь медленно, будто нехотя, подалась назад, злобно рыча.

Измученный бесполезной борьбой, Ялмари сел, тяжело дыша. Наконец он рассмотрел врага. На него скалился огромный коричневый пес. Совершенно невредимый — значит, никто не стрелял. Непонятно, почему он опять отступил. Они неотрывно смотрели друг на друга, а потом проклятый вновь бросился. На этот раз Ялмари успел только опустить подбородок, чтобы спрятать горло.

Ранели не звал. Девушка явно сбежала еще до того, как на него напали. Наверняка именно для этого и в лес взяла. Огромные клыки, не менее ладони в длину, вцепились в плечо. Ялмари закричал, чувствуя, что еще немного, и он лишится руки. Но пес опять вздрогнул и подался назад. На этот раз вставать лесник не торопился. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, кровь теплой струйкой стекала подмышку. Здоровой рукой потянулся зажать рану, но едва пошевелился, как пес угрожающе зарычал, и Ялмари почувствовал у лица смрадное дыхание. Тварь наигралась. Можно перегрызть жертве горло.

Неожиданно раздался жалобный визг: пес, поскуливая, сунул нос в траву, колотя по морде лапой. Казалось, голова у него сильно болела. Ялмари вспомнил битву: проклятый нападал, но как только пытался причинить серьезный вред, отступал назад. Чудовищем будто кто-то управлял, и сейчас его довольно сильно наказали. Кто-то в третий раз спас ему жизнь, заставляя пса отступить?

Любое движение доставляло Ялмари боль. Он зажал рану на плече и медленно сел. Проклятый тут же припал на передние лапы и зарычал.

— Тебе не позволят меня сожрать, — Ялмари почему-то заговорил с собакой. Если верить книгам, проклятые не обладали сознанием и речь не понимали. Но пес, услышав голос сел, прикрыл веки, скрывая кроваво-красный блеск глаз. Затем вскочил, громко гавкнул, так что у Ялмари заложило уши. Казалось, собака хочет что-то сказать.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — на всякий случай продолжил беседу Ялмари. — Но мне нужно выбираться отсюда. Здесь тяжелый воздух, и я ранен.

В сознании Ялмари все плыло. Надо было немедленно уходить, но вот отпустит ли проклятый? Не спуская глаз с пса, он перебрался к дереву и, держась за покрытый мхом ствол, осторожно поднялся. Кровь уже текла медленней. Это хорошо: есть шанс, что хватит сил найти помощь.

Собака пока не реагировала, казалось, она вообще засыпает. Но когда он подобрал меч и лук, слетевший в битве, и сделал шаг назад, пес вновь кинулся. На этот раз зубы целились в колено. Ялмари скользнул в сторону. Не упал только потому, что держался за дерево. Пес промахнулся, схватив зубами край кожаной куртки. Лесник уже ожидал, что тварь исправит промах, и зубы порвут ногу, но пес урча потянул за куртку. Может, он ошибся, и на этот раз чудовище не собиралось ранить?

Он сделал шаг следом за псом, потом другой. Проклятый тут же отпустил, коротко взрыкнул и на этот раз повернулся спиной к жертве. Оглянулся и подождал, приглашая следовать за ним. Ялмари придерживал раненую руку. Так боль уменьшалась. Идти следом за тварью не торопился. Но пес, увидев, что он стоит, еще раз прыгнул к нему, оскалив клыки:

— Ясно! — крикнул Ялмари, пока тот еще раз не опрокинул его на землю.

— Иду, — добавил спокойней и побрел вперед.

Каждый шаг давался с трудом, отдавая болью в плече. По его ощущениям, миновала вечность, прежде чем лес опять изменился: мох на деревьях поредел, туман стелился по земле тонкими змейками. Дышать стало легче, сознание прояснилось. Пес по-прежнему показывал дорогу, то и дело оборачиваясь и грозно скаля зубы. Когда он в очередной раз глухо зарычал, Ялмари заверил с усмешкой:

— Быстрее не могу. Ты меня сильно зацепил.

Вскоре проклятый замер, вытянув шею, словно услышал зов, хотя в лесу стояла тишина, нарушаемая только щебетом птиц. Неожиданно пес сорвался с места и исчез за деревьями.

— И куда мне теперь? — поинтересовался Ялмари в пустоту. Подождав немного, поплелся дальше — возвращаться в Гибельный лес было глупо. Он мельком глянул на деревья, на солнце. Судя по всему, он недалеко от Умара. Если не встретится скованный маг, то получит помощь у оборотней. От этой мысли сердце забилось сильнее. Он с детства мечтал вернуться туда, но встреча с Илкер... Воспоминания о девушке будто уменьшили боль. Плохо только, что он не только не попрощался с ней, но даже и записки не передал, чтобы объяснить внезапное исчезновение...

Лес расступился, открывая поляну около двух лавгов в диаметре и добротный дом на ней, чем-то неуловимо напоминавший дом лесника у Жанхота.

Ялмари медленно поковылял к нему, надеясь, что там кто-нибудь живет. Не успел он подняться по ступенькам, как дверь распахнулась. На пороге стоял седой старик. Лесник взглянул оценивающе: дорогой колет, вестина из красного бархата. "До чего же напоминает богатого кашшафского купца. Неужели это тот, к кому я так стремился?"

Губы старика дрогнули в легкой усмешке.

— Если вы искали скованного мага, то это я, — заверил он, легко читая мысли. И добавил после небольшой паузы. — Все принимают меня за купца, хотя во времена моей молодости так одевались короли. Приглашаю вас быть моим гостем... принц Энгарна Ллойд Люп.

За шесть дней до этого

Великий Полад, ужасный Полад, всемогущий Полад — какими только эпитетами не награждал народ человека, который всего-навсего служил личным телохранителем королевы. Говорили, что именно он правил Энгарном, и эти слухи Мардан Полад не опровергал. К чему спорить с очевидным? Он создал регулярную армию "волков" в раздробленной стране: отряды в сто-двести человек, состоящие из арбалетчиков, лучников и пехотинцев, он рассеял по всему Энгарну, поселил их в каждом городе (городская милиция), в сигнальных башнях, в пограничных замках. По сути самая большая и хорошо обученная армия подчинялась ему, а не престарелому Чимину Сороту герцогу Баиту, формально считавшемуся маршалом королевства. Раз в месяц каждый капитан приезжал в Жанхот, чтобы предстать перед Поладом: он лично проверял их преданность королеве. Глава телохранителей организовал тайную полицию, сети которой опутали всех людей страны от нищего виллана до самых богатых дворян. Обо всех подозрительных разговорах и действиях поэтапно доносили руководителям отделений в больших городах, а оттуда сведения стекались в Жанхот, к Поладу. Телохранитель держал все ниточки власти и умело дергал за них. Может быть, кто-то в Энгарне еще тешил себя мыслью, что страной управляет Совет, в который входили герцоги и лорды, Высокие священники, городские старейшины и, с недавних пор, капитаны. Может быть, члены совета тоже считали, что имеют какую-то власть. Но королева и Полад знали: все они не более чем марионетки.

Раз в неделю королева собирала Малый совет, на котором присутствовали те, кто жил недалеко от столицы.

Зал Совета — круглая комната около лавга в диаметре — располагался на первом этаже дворца. Половину зала занимали окна, разделенные на небольшие квадратные рамы. За прозрачным стеклом виднелась оранжерея — там круглый год пестрели яркие тропические цветы и щебетали птицы. Стены украшали картины с великими битвами Энгарна.

Трон королевы стоял почти у окна, на расстоянии около двух тростей от большого круглого стола, за которым расположились остальные члены совета. Королева Эолин всегда одевалась в светлое. Сегодня летнее платье из тонкого шелка — белого с мелкими зелеными цветочками — придавало ей почти болезненную бледность. Светлая кожа от этого приобретала мраморный оттенок, и хотя волосы у Эолин чуть отливали желтым, вся она казалась вылепленной из снега. Бесстрастное лицо с правильными чертами лица, голубые глаза, величавая речь и спокойные изящные движения дополняли этот образ. Многие считали, что от королевы осталась лишь тень той девочки, что села на престол около двадцати лет назад. Некоторые имели наглость не воспринимать ее всерьез, полагая, что после смерти мужа она тронулась умом. Вот для таких нахалов и находилась за ее спиной черная фигура: Полад — полная противоположность женщине, казавшейся бесплотным духом. Сколько бы ни длился совет, какие бы жаркие споры на нем не вспыхивали, он стоял за спинкой трона, скрестив руки на груди, а черные глаза, выделявшиеся на почти лысом черепе, пронзали насквозь каждого, часто заставляя их заикаться и умолкать.

Заседание уже подходило к концу, когда королева попросила собрать Большой совет Энгарна.

— До меня доходят тревожные слухи с запада Энгарна, — королева говорила ровно, даже безразлично. Слушающим казалось, что она произносит заученные слова. — Судя по донесениям капитанов, Кашшафа хочет взять реванш за проигрыш двадцать лет назад. Враги либо готовятся к войне, либо уже захватили один замок. Нам нужно созвать Большой совет, чтобы решить, какие меры стоит предпринять, чтобы предотвратить вторжение. Пусть капитан Шрам расскажет, что ему известно.

"Волк" учтиво кивнул и поднялся.

— Собственно, я не буду распространяться о том, что на западе участились загадочные и жестокие смерти. Преимущественно это происходит в деревнях, но уже и некоторые города пострадали. Биргер, например. Но больше беспокоит другое. Раз в неделю мы получаем известия из пограничных замков и сигнальных башен. Расстояния в Энгарне немаленькие, так что если Кашшафа тайно захватит замок, сразу мы об этом не узнаем. Так вот уже трижды наши гонцы бесследно исчезли, когда пытались добраться до замка Иецер.

— Как вы себе представляете тайно захваченный замок? — чуть высокомерно осведомился герцог Баит. — Чтобы захватить замок, надо перевести через ущелье Белых скал целую армию. Небольшому отряду замок годами может сопротивляться. Вы действительно считаете, что можно тайно перевести армию? Для чего тогда сигнальные башни, если они не заметили, такую "мелочь", как несколько тысяч человек?

— Для того чтобы захватить замок не всегда нужно большое войско, — отрезал Шрам. — Собственно, иногда для этого достаточно одного предателя. А в отдельных случаях одного сильного мага. Не забывайте о темной стороне Кашшафы.

— Вы слишком преувеличиваете силу магии, сын мой, — тут же вступил Уний, Верховный священник — седой старик в длинном багряном одеянии с бородой до пояса. На груди у него висел овальный медальон без узоров и плетения лишь с алым рубином в центре. Церковь Энгарна не почитала изображения, но такой камень говорил о том, что Унию покровительствует святой Зара. — Наша страна защищена Эль-Элионом и истинной верой. В каждом замке есть служитель неба, способный противостоять нечестивым магам.

Шрам сморщился, будто случайно разжевал мокрицу:

— Ой ли? Простите, Верховный, но, собственно, в Кашшафе тоже поклоняются Эль-Элиону и тоже говорят об истинной вере. Давайте не будем начинать богословские дискуссии. Я знаю слишком много священников, не могущих без помощи монаха свечку зажечь, не то что магу противостоять. И вы тоже об этом прекрасно знаете.

Священник опустил лицо, посчитав обвинение справедливым.

Старейшина Жанхота, одетый в вычурный, неуловимо напоминавший лакейский, зеленый камзол, подергал себя за мочку уха.

— Простите, уважаемый, я прослушал, — начал он скрипучим голосом. — Вы из какого-то замка не получаете донесений?

— Из замка Иецер, сударь, — Шрам сел, теперь предстояло только отвечать на вопросы.

— Так в чем же проблема? Прежде чем собирать Большой Совет, отрывая знатных людей от дела, надо отправить туда десяток "волков", пусть они все разведают. Пока что погибло два простых солдата. Согласитесь, что это несерьезный повод для совета.

— Это не два простых солдата, как вы изволили выразиться, а три гонца, — только Полад заметил, что капитан теряет терпение. Остальным посчитали, что он удивительно вежлив для грубого простолюдина. — Три лучших бойца и разведчика, которые десять лет выбирались невредимыми из разных передряг, — уточнил "волк". — Их исчезновение нельзя считать чем-то обычным.

— И все же старейшина прав, — заговорил Высокий священник, управлявший церковью в Жанхоте поменьше. В отличие от Верховного священника он носил небесно-голубой балахон, а на груди его висел медальон с сапфиром — его покровителем был святой Юлай. — Чтобы собирать Большой совет, нужны точные сведения, — священник

пригладил темную с проседью бороду. — Если кашшафцам удалось захватить один замок, то почему они остановились? Почему победно не прошли по всей стране? Этому у вас есть объяснение? Нет! Значит, надо просто послать к Иецеру еще один десяток.

— А если и десяток погибнет? — невинно поинтересовался Шрам.

— Тогда послать два десятка, — безапелляционно заявил лорд Зимран.

— Собственно, "волков" вам не жалко, это я понял, — капитан откинулся на спинку стула. — В таком случае, что подтвердит для вас близость опасности? Если погибнет сто гонцов? Или если враг вломится к вам в спальню? Вы, собственно, этого хотите?

— Как ты разговариваешь? — лорд Зимран встал. — То, что тебя допустили на совет, еще не значит, что ты имеешь право дерзить. Раньше за подобное сразу получали розог!

Шрам тоже не спеша поднялся.

— Я, собственно, задал вопрос. Что убедит вас в близости войны? — не моргнув глазом, продолжил он. — И я все еще жду ответа.

— Господа, — раздался невозмутимый голос с трона. — Попрошу вас сесть и успокоиться.

Лорд Зимран с досадой взглянул в сторону королевы, но сел. В пылу спора они обычно забывали об этой сорокалетней женщине бесстрастно наблюдавшей за ними. Если бы не Полад за ее плечом, он, может, и поставил бы на место безродного выскочку. Королева обязана защищать "своих" и не позволять простолюдинам, из милости допущенным в совет, разговаривать так высокомерно. Но Полад любого упечет в тюрьму и представит суду доказательства того, что он чуть ли не родной сын короля Кашшафы. Это остудит гнев кого угодно. Недавно в темницу отправили фрейлину принцессы, а надо будет, и лорда не пожалеют. Доказательств у Полада всегда почему-то в избытке. Таких доказательств, что ни один суд их не оспорит.

— Предлагаю проголосовать, — пробубнил Верховный священник — как старшему ему поручали руководить советом. — Кто за то, чтобы собрать Большой совет?

Вверх тут же взметнулись руки капитанов. Помявшись, к ним присоединился старейшина Жанхота. Живя в столице, он привык угождать Поладу и королеве.

— Трое, — подвел итог старик. — Кто за то, чтобы сначала собрать информацию и только после этого созвать Большой совет? — руки подняли все. — Пятеро. А вы, ваше величество? — священник повернулся к королеве.

— Я вынесла это предложение, — безразлично произнесла королева. — Но вы проигнорировали мое мнение. Благодарю всех за помощь. Вы свободны.

Члены совета один за другим поднимались и покидали Зал Совета. Королева, не шевелясь, сидела на троне. Когда слуга закрыл дверь за последним из них, Эолин бросила в пустоту.

— Мы не добились того, чего хотели.

— Все идет так, как нужно, — заверил Полад из-за спины и только после этого вышел вперед. — Свое дело я сделал.

— Какое? — безмятежно поинтересовалась Эолин.

— Они думают, что победили. Возможно, даже гордятся своей победой. Но когда они убедятся, что я прав, они будут вести себя тихо и послушно. А для тех, кто и тогда не смирится, есть Юдала.

— Пересажаешь всех, кто входит в совет, кроме капитанов?

— Герцога Баита тоже пощажу, — с усмешкой пообещал Полад.

31 юньйо, владения графа Иецера

"Может, я отношусь к Ялмари предвзято? — спрашивала себя Ранели, следуя за лесником. — Мало ли какие обстоятельства бывают в жизни. Оказался же он вдали от стаи, среди людей..." Но на все попытки поддержать дружескую беседу парень отвечал так грубо, что девушка обиделась: она старалась, но он не хотел мириться. Успокоив совесть, девушка обратилась в волчицу и стала красться за Ялмари. Главное, не пропустить момент, когда чудовище бросится на парня. Тогда можно мчаться вперед. Пока "охрана" будет разбираться с парнем, она проскочит к магу.

Вскоре зеленый туман полностью скрыл лесника. Ранели замедлила шаги, боясь случайно наткнуться на него.

— Ранели! — неожиданно позвал он. — Ранели, хватит дуться! Мне надо знать, жива ли ты...

Она была жива и действительно оказалась слишком близко к нему. Стоило забрать чуть-чуть правее. Но она не успела сделать ни шагу. Из леса надвигалось нечто, окутывая сознание ужасом. Волчица прижалась к земле, ткнула нос в зеленый мох, закрыла глаза, пытаясь справиться с кошмаром. Тело пробирала дрожь, похожая на судороги. Она едва сдерживала себя, чтобы не бежать сломя голову через лес. Одна мысль останавливала ее: продержаться, пока тварь бросится на Ялмари. Тогда станет легче.

Она не ошиблась. Когда раздался вскрик и шум борьбы, сразу стало легче. Она вскочила, обошла стороной место, где бился оборотень, и помчалась вперед, перескакивая через завалы, и уклоняясь от внезапно выскакивавших из тумана деревьев. Сначала бежалось легко. Она заметила, что лес меняется, туман бледнеет, мох почти исчез. Но тут же ужас вновь настиг ее. Чудовище мчалось за ней попятам. Неужели так быстро расправилось с Ялмари? Или отпустило парня, потому что почувствовало ее?

Ее тянуло оглянуться, но чей-то голос твердил внутри: оглядываться нельзя, останавливаться нельзя. Только вперед. Ранели мчалась, прижав уши к голове и поджав хвост, с каждой секундой ожидая, что нечто смертоносное обрушится на спину.

Но ничего не происходило. Туман и мох исчезли вовсе. Страх тоже отпустил. Ранели оглянулась и прислушалась. Из леса не раздавалось ни звука. Она принюхалась. Ничего. Может, это туман наводил такой морок? В таком случае скоро и парень появится — медлить нельзя. Она обратилась в девушку, выпрямилась в полный рост, поправила платье.

Она еще раньше придумала, что скажет магу. Соврет, что ее тоже чуть не принесли в жертву, но она спаслась, сумела найти путь к нему. "А если не поверит? — размышляла Ранели, шагая по еле заметной звериной тропке. — Тогда... тогда придумаю что-нибудь еще. Маг скованный, повредить мне не сможет", — успокаивала она себя. На небольшой полянке она в последний раз прислушалась — позади по-прежнему стояла мертвая тишина. А вот впереди раздавалось пение птиц. Ранели продолжила путь медленней, то и дело осматриваясь по сторонам. Где-то здесь должен быть дом мага. Не может же он жить под открытым небом...

Но вскоре осторожность уступила место разочарованию. Время шло, а ничего необычного она не видела. Неужели все напрасно? Напрасно поверила сумасшедшему священнику, напрасно поссорилась с Алетом, напрасно привела в Гибельный лес Ялмари. Неужели кроме чудовища тут никого нет? Ранели ускорила шаги. В каждом движении теперь чувствовалось раздражение. Хотелось стукнуть кулаком по стволу дерева, чтобы сломать его или... просто почувствовать боль. Чтобы не было так больно в душе. Чтобы не расплакаться.

Платье зацепилось за ветку. Она дернула за подол, раздался треск разрываемой материи. Теперь надо будет зашивать — она неприязненно оглядела разорванную ткань. Лучше бы купить себе новое, но для этого придется опять вернуться в Сальман, работать у Вираба. Или искать других добрых людей... Их немало на свете. И Алет... не единственный мужчина.

Ранели решительно вскинула подбородок и оцепенела. Между деревьями мелькнула фигура человека. Кто бы это мог быть? Она постояла. Через несколько мгновений к ней вышел седой старик с небольшой окладистой бородой. Первое впечатление — какой-то купец зашел в лес. Богатый колет, прорези рукавов которого украшены драгоценными камнями. Широкая вестина красного бархата оторочена соболем и богато расшита золотым шнуром, из-под нее видны коричневые чулки-штаны. Впереди висит украшенный золотом кинжал. Белые, аккуратно постриженные волосы чуть растрепались на ветру. Он стоял в пяти тростях. Сложил руки на груди. По коже девушки пробежал холодок. Старик не произнес ни слова, но она знала, что это тот, кого искала. Имя сразу всплыло в памяти: маг Намжилдоржи.

— Узнала? — констатировал маг с насмешкой.

"Он же скованный маг, как он может знать, что я..." — Ранели не смогла завершить мысль.

— Я скован, а не парализован, — продолжил маг. — Скованный человек может делать что-то: с трудом передвигается, ест, пьет. При скованном маге остается часть способностей. Ничтожно малая часть, но остается. У тебя есть еще вопросы?

Ранели с трудом выговорила:

— Я хотела...

— Посмотреть зеркала, — завершил маг. — Но ты их не увидишь. Я показываю их тем, кому хочу. Тебе я отказываю.

— Но почему?! — возмущение придало ей силы.

— Потому что тому, кто не слышит, что говорит Эль-Элион, бесполезно слушать кого-то еще.

— Я не знаю, что Он говорит мне! — воскликнула Ранели.

— Знаешь. Тебе не нравится это слышать, и ты затыкаешь уши. Ты можешь обманывать других. Можешь обманывать себя. Но не меня. Уходи.

— Что будет с Ялмари? — жалко поинтересовалась она.

— О! Тебя это интересует, после того как ты дважды чуть не убила его? Один раз руками вилланов и один раз, оставив на съедение чудовищу? Ты узнаешь о его участи. Позже. Ступай дальше. И не вздумай появляться еще раз в моем лесу, — маг развернулся и исчез за деревьями.

Ранели чуть не расплакалась от обиды и унижения. Почему все вокруг знают, что она должна делать? Девушка стиснула зубы, глубоко вдохнула. Хорошо. Она возвращается домой и попробует еще раз обратиться к Эль-Элиону в храме.

Ранели вернулась в заброшенный сарай, в котором хранила одежду оборотней. Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя настолько потерянной. Теперь все, что она сделала, казалось неправильным. Каждая мелочь болью отзывалась в сердце, напоминая об Алете. С тех пор как они познакомились, он всегда находился поблизости, оберегая ее. А она брыкалась, огрызалась, злилась... Она привыкла считать себя сильной, но сегодня вдруг так захотелось, чтобы о ней кто-нибудь позаботился! Как в ту ночь, когда она впервые провела наедине с Соколом...

...Трактир Вираба уже почти опустел, когда появился Ир с бандой. Бывшего солдата после войны не взяли в отряд "волков", а кроме как драться он ничего не умел. И он стал драться: сколотил банду, которая наводила ужас на окрестные деревни, да и Сальману иногда доставалось. В "Бравом моряке" Ир не появлялся уже с полгода. Ранели искренно надеялась, что они больше не появятся в городе. Ходили слухи, что недавно "волки" их сильно потрепали. Но они пришли. Наглые, развязные. Потребовали еды и выпивки. Ранели переглянулась с Вирабом и отправилась на кухню. Сегодня ссориться с ними было нельзя — помощь далеко, разбойники сожгут трактир, прежде чем десяток "волков" подоспеет.

Ранели относилась бы к разбойникам так же, как ко всем посетителям, если бы Ир не приставал к ней. Расставляя на стол блюда с мясом, она держалась от главаря подальше, стараясь обслужить их как можно быстрее.

— Вираб, ты ведь сдаешь комнаты на ночь? — поинтересовался вожак, поглядывая на Ранели масленым взглядом.

Старик прокряхтел, переставляя с места на место кружки.

— Сдавать-то сдаю... Да сейчас комнаты не в порядке, я ведь...

— Ничего, — Ир перебил, недослушав. — Я не гордый. Пусть Бриа приготовит пару комнат. А ты, крошка, — в один миг он оказался рядом с Ранели и притянул ее к себе за талию, — согреешь мне постель.

С такими хамами она не церемонилась. Веско хлестнув бандита по щеке, она процедила:

— Пошел к шерешу, козел.

Не стоило так разговаривать с ним. Мужчина тут же схватил ее за волосы, и приложил головой об стол:

— Не хочешь придти ко мне в комнату — оттрахаю тебя прямо тут. Поняла, дрянь? — рука бесцеремонно полезла под юбку.

Ранели не боялась людей — если она обратится в волчицу, ни один мужчина с ней справится. Но беда в том, что здесь все еще слишком много зрителей — если она обратится, подставит под удар Вираба вместе с его семьей. Если даже их не убьют за то, что давали приют оборотню, — могут выгнать из города.

— Не трогай, девочку! — возмутился старый моряк и заковылял на костылях к их столику, но не успел: Ир махнул рукой, и хозяина повалили на соседний стол, приставив к горлу большой нож, которым обычно разделывали туши баранов. В трактире повисла тяжелая тишина, прерываемая шумным дыханием Вираба и бандита. Ранели не слышала плача тетушки Бриа и ее дочерей — значит, хозяин отослал их.

— Если дернется — режьте, — скомандовал мужик и задрал Ранели юбку. Больше медлить нельзя. Она приготовилась к обороту, когда дверь рывком распахнулась, ударившись о стену с такой силой, что, кажется, посыпалась штукатурка. Мужик замер. Раздался знакомый голос:

— Опять ты, Ир?

— Что теперь тебя не устраивает, Алет? Я не трогаю твои товары и твоих людей. Может, этот трактир тоже твой?

Он отбросил Ранели так, что девушка стукнулась об угол стола. Зашипела как кошка, отползая глубже. Что ни говори, а на этот раз Сокол появился вовремя. Жаль он один. Люди Ира окружили его.

— Ты надоел мне, парень. Ты уверен, что справишься с нами всеми? Лучше уйди.

— Ты надоел мне не меньше, Ир. Но я позволю тебе уйти еще раз.

Ир расхохотался. Они кинулись на Алета со всех сторон. Чтобы получить хоть какое-то преимущество, Сокол запрыгнул на стол. Вращая мечом вокруг себя, он умудрился пнуть ногой одного из бандитов, так что тот отлетел на соседний стол. Ремесленники испуганно отшатнулись и стали бочком пробираться к выходу.

— Всем сидеть! — заорал Ир. — Не хватало еще, чтобы вы "волков" позвали, — добавил он оскалившись. Главарь не вступал в драку, стоял недалеко от выхода и ждал, когда Алет устанет или будет ранен.

Люди сели на скамью, сжались, приготовившись в случае опасности нырнуть под стол. Между тем меч Алета со свистом рассекал воздух, но и разбойники были не новички. Они умело уворачивались от выпадов Сокола, стараясь достать его тесаками. Один из них швырнул нож, а следом полетели тарелки и кружки. Уклоняясь от предметов, парень не мог точно нанести удар — несколько раз меч вонзился в столешницу.

Ранели с удовольствием убедилась, что Сокол не врал, когда называл себя хорошим воином. Он дрался одноручным мечом и владел им прекрасно — ничуть ни хуже оборотня. Он убил одного нападавшего и ранил еще двоих. Перехватил меч в левую руку — правая безвольно повисла вдоль тела, а противников, не считая Ира, осталось трое — слишком много. Алету не победить всех ни при каких обстоятельствах. Надо было уйти, пока на нее не обращали внимания.

Она тихонько поползла между столов и скамей к лестнице, ведущей наверх, но Ир одним прыжком настиг ее и еще раз стукнул головой об стол так, что в глазах потемнело...

...Когда Ранели пришла в себя, Ир держал меч у шеи безоружного Сокола и злобно шептал:

— Я убью его, Вираб. Скажи "волкам", что у нас все в порядке. Пусть они убираются.

— Не слушай его, Вираб, — прохрипел Алет. — Если "волки" уйдут, ты будешь в его власти.

Ир зарычал и убрал меч от горла.

— Мне надо отсидеться одну ночь. Это твоя девчонка, Алет?

Сокол молчал.

— Да или нет?! — потребовал Ир.

— Да, — произнес Сокол, быстро взглянув на Ранели. У нее хватило ума не фыркать. Остался последний шанс, чтобы никто, кроме бандитов не пострадал, а трактир Вираба принимал посетителей еще долго.

— Надо было сразу сказать. Вираб, скажи "волкам", чтобы они ушли, я отдам эту девочку Алету. Сам уйду утром.

Вираб не пошевелился. Тогда Ир убрал меч в ножны.

— Бери ее и иди, — приказал разбойник.

Алет медленно, не спуская глаз с Ира, подошел к Ранели, протянул руку, помог подняться. Холщовая рубашка намокла от крови, так что казалось, его сильно изранили. Пятясь, они подошли к лестнице, добрались до второго этажа.

Зайдя в ближайшую комнату, Алет закрыл дверь на засов и устало привалился к ней спиной. Ранели отошла к окну. В комнате стемнело, стоило Алету посмотреть ей в глаза, и он узнает, что Ранели — оборотень. Услышав шаги за спиной, девушка грубо сообщила:

— Тронешь меня — убью.

Алет рассмеялся.

— Так и быть, не трону. Может, тогда ты ко мне прикоснешься? Я не смогу себя перевязать.

Ранели подошла к столу. Зажгла свечи и настенный светильник. Когда в комнате посветлело, подошла к Алету. Осмотрела раны, сначала обмыла их водой из таза — Бриа оставляла его у двери — потом, разорвав простынь, перевязала. Сильно изранено оказалось правое предплечье и левый бок. Другие порезы уже начали затягиваться.

— Все, что могу, — хладнокровно сообщила она. — Лекарства у тетушки Бриа. Сходить?

— Ир здесь, — возразил Сокол. — До утра лучше не появляться внизу, иначе искушение нарушить обещание будет слишком велико. Ты не против, если я лягу? — Ранели покачала головой. — Ты тоже приляг, если хочешь. Я тебя не трону.

Девушка снова отказалась. Посмотрела, как он устраивается в постели, не раздеваясь.

— Как ты оказался здесь так вовремя? — сухо осведомилась она.

— Встретил Бриа с дочками. Понял, что они не успеют привести "волков" — уж Ира-то я знаю.

— Грабил твои караваны?

— Было дело.

— А почему он заключил договор с тобой?

Алет ответил не сразу.

— Я сказал, что его люди будут умирать один за другим, если он не оставит меня в покое. Когда мои слова начали сбываться — он испугался

— Как же тебе это удалось?

— Не скажу, — Алет улыбнулся, чтобы смягчить слова. — Скажу, когда ты станешь моей.

Девушка дернулась от этих слов, надменно взглянула в янтарные глаза.

— Ты прав. Это не мое дело, — и прежде чем он возразил, произнесла. — Спасибо, что спас.

— Не за что, — пожал он плечами.

Так они и провели эту ночь: он в постели, она в кресле — не решилась лечь рядом. Утром, вышли, когда Бриа сообщила, что Ир ушел. Ее дочки хмыкали и перемигивались, но Алет и Ранели вели себя как ни в чем не бывало, и скоро девушкам надоело дразнить их...

...Ранели переоделась. С грустью прикоснулась к людскому платью. Оно не пригодится. К чему теперь Энгарн? Если будет возможность, она лучше пойдет на север, посмотрит, что за земли там. Может быть, переберется на соседний материк — Гучин.

К вечеру она приблизилась к Умару. Здесь лес она знала прекрасно, вплоть до места, где прячется каждый страж, защищающий оборотней от непрошенных гостей. Поэтому ей не составило труда обойти посты. Серой тенью скользнула мимо храма Эль-Элиона, располагавшегося за пределами города. Скала казалась частью природы — очень уж отличался этот храм от тех, что строили люди. На мгновение задержалась, с тоской вглядываясь в него. Неужели она не слышит голос Эль-Элиона потому, что не желает слышать? Может, стоит пойти туда? Хотя уже незачем. Она обратилась в девушку и, не торопясь, направилась к дому.

Город оборотней люди назвали бы деревней. Каменных домов они не строили. Деревянные дома образовывали по периметру правильный шестиугольник. Никаких стен вокруг. В центре находился дом Князей. Здесь в особо важных случаях, таких как переизбрание вожака или война, собирались на совет князья. На территории Умара насчитывалось одиннадцать городов, на расстоянии около шавра друг от друга. В каждом из них проживало до ста семей оборотней. Города не имели особых названий, подчеркивая, что Умар — одна страна, одна стая. Различали же города по имени князя, который правил. Ранели жила в городе князя Балора. Его избрали почти десять лет назад, и он имел все шансы править еще лет пятнадцать. До тех пор пока он сильный воин и мудрый правитель, он будет главой города.

В половине лавга от первого дома находилась поляна, в центре которой остался след от костра. Между деревьями стояли деревянные вкопанные столы с лавками. Это место Ранели любила — тут стая города собиралась вечерами, чтобы отпраздновать какое-нибудь событие или почтить память погибших.

В городе шла обычная жизнь. Женщины стирали или готовили. Издалека раздавался звон молота в городской кузнице — единственный звук, нарушавший тишину. Молодых парней днем на улице не встретишь — они тренируются в лесу под руководством старших наставников. Дети в школе. Девушек тоже собирали там — их учат шить и готовить: готовят к замужеству. Ранели уже прошла все: побывала на тренировках, на занятиях с девушками. Она могла гордиться — всюду ее считали лучшей ученицей. Конечно, мужчину-оборотня она в бою не победит, но среди сверстников могла оказать серьезное сопротивление даже ребятам. Участие девушек в военных тренировках не поощрялось, хотя и не запрещалось. Она же любила обходить и запреты.

При ее появлении никто не промолвил ни слова. Женщины огорченно перешептывались и провожали ее взглядами. Ранели знала, о чем они думают: "Растет без матери..."

Мать Ранели умерла сразу после родов. Отец больше не женился. Как большинство волков, он оказался однолюбом. Но она не скучала по матери. Во-первых, потому что никогда ее не знала. Во-вторых, потому что рядом всегда находился отец — надежный и любящий. В-третьих, потому что она жила в стае. Разве останется здесь кто-нибудь одиноким? Закон стаи гласил: каждый волк твой брат, люби брата как самого себя. Умерла мама, но вместо этого, она получила множество других матерей. Поэтому они так горестно вздыхают вслед. И поэтому же Ранели не любила возвращаться в Умар — становилось грустно, что она опять всех расстроила. Это стая еще не знает про Алета — точно бы устроили всенародный плач по случаю потери невинности Ранели...

Дом встретил пустыми комнатами — отец, наверно, устал ждать блудную дочь и нашел себе какое-то занятие. Это и к лучшему...

Она задернула легкие летние шторы из светло-зеленой ткани, протерла пыль на подоконнике, полила цветы — отец очень любил, чтобы и дома росло много зелени. Поправила темно-зеленое покрывало на диване, расставила стулья вокруг стола. Провела рукой по скатерти. Отец любил рассказывать, что эту скатерть вышивала мама перед замужеством. А круглый стол и стулья с гнутыми ножками изготовил отец. Он мечтал, чтобы родилось трое сыновей и дочка. Не сложилось.

Ранели критически осмотрела деревянный пол — надо бы помыть, но это подождет. Заглянула на кухню. Очаг уже остыл. Такое ощущение, что без нее отец и не ел. Заглянула в кладовку. Так и есть — с тех пор как она ушла, ничего не изменилось. Но готовить она тоже будет позже.

Она уже собралась искупаться и лечь в постель, когда в дверь постучали. Не ожидая ответа, вошел князь Балор. Черные вьющиеся волосы князь не стриг коротко, отчего они торчали непослушной гривой, будто встали дыбом.

— Вернулась? — спросил строго. — Разговор есть.

Сердце Ранели ухнуло в пустоту. Если князь зашел поговорить — случилось что-то нешуточное. Вспомнился след от костра на площади в Биргере. Она еще раз обвела взглядом комнату. Все говорило о том, что отца нет уже много дней. А что если он устал ждать ее дома и волноваться? Что если он отправился вслед за ней... Побледнев, она медленно опустилась на диван, глядя на князя с нарастающим ужасом.

Князь склонился над ней:

— Эй, девочка, ты что? Дать тебе воды?

— Нет, — отказалась девушка. — Что вы хотели?

— Вообще-то я хотел спросить, — Балор устало сел на стул напротив нее. — Хотел спросить, как мне тебя наказать? Ты хоть соображаешь, что делаешь?

— Вы пришли сюда из-за меня? — потерянно уточнила Ранели.

— В этом доме есть только один жилец, который дожидается большой взбучки, — горячился Балор. — И это ты.

— А отец? — робко поинтересовалась Ранели. — С ним все в порядке?

— В порядке. Пока тебя не было, он занимался обучением подростков. Там и жил можно сказать, — Ранели успокоилась. — А почему ты так разволновалась?

— А вы знаете, что творится в Энгарне? — перешла она в нападение.

— Знаю, — отрезал князь. Большие, чуть на выкате глаза смотрели жестко и непримиримо. — Погибло семь оборотней. Могла погибнуть и ты. Поэтому мы и запрещаем молодежи покидать Умар. Особенно незамужним девушкам.

— О нет, — скривила губы Ранели. — Вовсе не поэтому. Я ведь родилась в Умаре, вы не забыли? Еще до того как запылали костры, мне все уши прожужжали о нечестивом Энгарне, куда только самые стойкие оборотни могут ходить без опаски попасть под соблазнительное обаяние людей.

— Разве мы не правы?

— Неправы. Как может понравиться Энгарн тем, кто родился в стае? Там люди чужие друг другу, не умеют любить, не умеют доверять. Лишь зависть и страх повсюду.

— Почему ты тогда вновь и вновь нарушаешь запрет и уходишь туда?

Ранели опустила голову.

— Наверно, мне надо было родиться мальчиком. Мне скучно сидеть дома и вышивать скатерти. Мне хочется посмотреть весь мир, пощупать и даже попробовать на зуб.

Как она и надеялась, Балор рассмеялся, но тут же спрятал улыбку.

— Послушай. Все это звучит очень красиво, но ты таким образом подвергаешь опасности не только себя. Что если все девушки последуют за тобой?

— Ну и пусть!

— Пусть? — возмутился князь и вскочил. — Пусть? — снова навис над ней. — Непослушная девчонка. Мало того, что ты нарушаешь наши обычаи, так еще и упорствуешь в заблуждении?

— Что я такого сделала? — Ранели невинно расширила глаза.

— А ты не понимаешь?

— Нет! Если бы понимала, давно бы уже соблюдала эти обычаи. Объясните мне хоть раз так, чтобы я не сомневалась.

Князь взял себя в руки и снова опустился на стул.

— Ранели, для чего существуют запреты?

— Я не знаю! — с вызовом заявила девушка.

— Так вот я тебе объясню, для чего. Оборотни существуют с первого дня сотворения Гошты. И когда одно поколение заканчивает жизненный путь, старики подводят итоги: мы были бы гораздо счастливей, если бы избегали этого и того. Наблюдения записывают. Поколение сменяется за поколением и каждый раз старики убеждаются: правы были древние. Действительно этого и того надо избегать. Так появляются обычаи. Понимаешь? — Ранели открыла рот, чтобы опять возразить, но Балор перебил. — Обычаи — это защита молодняка от ошибок старшего поколения. Чтобы не погибли, чтобы достигли зрелости и узнали счастье. Чтобы плакать не пришлось, как древним. Неужели опять непонятно?

— Князь... а вам, старшему поколению, неужели непонятно, что есть вещи, которые надо узнать на собственной шкуре? Иначе так и проживешь жизнь в тоске и сожалении о том, чего не испытал, еще и еще сомневаясь: а так ли правы были древние? Поймите, запрещая посещать соседние народы, вы разжигаете в нас неуместное любопытство. То, что нельзя, то и хочется больше всего... Кажется, именно там найдешь счастье...

— Для того чтобы стать счастливей, не надо куда-то идти. От себя не уйдешь.

— Нет, не уйдешь. Зато можно себя найти.

— И что ты предлагаешь? Снять все запреты?

— А почему нет?

— Да потому, глупое дитя, что мы не можем рисковать стаей! — снова вспылил князь.

— Вы рискуете гораздо больше!

— Молчи! Я спрошу тебя, когда тебе исполнится пятьдесят, не изменила ли ты мнение. А то пока молодые — все прыткие, все готовы разрушать устои. А проходит время, и с печалью осознаете: а старшие-то были правы. Ставлю тебя в известность, что на последнем совете вставал вопрос о твоем изгнании из стаи.

— Что? — на этот раз Ранели вскочила.

— Ты сядь, сядь. Пока решили не делать этого. Но ты дурно влияешь на других девушек. Пошли разговоры: почему Ранели можно уходить, а нам нет. Что мы скажем им?

— Если не хотите отменять глупые законы, скажите, что я служу стае.

— Это как же? — изумился Балор.

— Так же, как торговцы и разведчики, — пожала она плечами. — Для чего вы посылаете их в Энгарн? Я тоже кое-что узнала для стаи. Немного, но все же. Я встретила оборотня в Энгарне. Оборотня из клана Онер.

— Южные кланы? — брови князя поползли вверх.

— Именно. Он живет среди людей и имеет большой вес у них. Не знаю, как ему это удалось. Я не поняла, можно ли ему верить, но он доказывал мне, что кто-то очень хочет поссорить людей и оборотней. А он, якобы, старается помешать этому. Не удивлюсь, если скоро мы увидим его.

— Очень интересно. Я немедленно сообщу об этом вожаку.

— Значит, это важно? — встрепенулась девушка.

— Очень важно. Оборотень в Энгарне может быть нашим спасением и нашим проклятием. Нам надо быть готовыми к худшему, — Балор поднялся. — Хорошо, отдыхай пока, а потом придется тебе явиться на совет и самой объясняться со стаей.

— Это обязательно? — девушка жалобно взглянула на Балора.

— Ранели, — строго сдвинул брови князь, — ты, кажется, забыла, что вернулась домой. Меня разжалобить труднее, чем людей, которых ты встречала.

Когда князь вышел, девушка задумалась. Что же такого важного было в ее словах, что срочно призвали вожака?

Вожак стаи, как и князья, избирался, но несколько иначе. Князем мог стать любой житель города. Вожаком становился лишь тот, кто обладал даром. Оборотни называли эту способность "даром видения". Немало волков имели его, Эль-Элион щедро одаривал стаю. Поэтому при избрании вожака устраивали что-то вроде состязания. Обладатели дара предрекали исход поединков, указывали безопасный путь для разведчиков. И самое трудное — рассказывали о прошлом, настоящем и ближайшем будущем приходящих к ним оборотней.

Если бы что-то подобное проходило в Энгарне, обязательно кто-то мошенничал бы, чтобы победить. В Умаре обман был невозможен. Жизнь вожака ничем не отличалась от жизни рядового оборотня: тот же труд, те же битвы, а ответственности больше. Вожак руководил советом князей, его слово завершало дискуссии. Он избирал стратегию на войне и разрешал спорные вопросы в мирное время. А правил до первой ошибки. Если вожак хоть в малейшей заповеди нарушал закон стаи или хоть раз ошибался в видении, на его место избирали другого. Стая должна быть уверена, что ее направляет вожак, который действительно знает, куда идти.

Пять лет назад избрали нового вожака. "Старый" — ему тогда исполнилось сорок семь, признался, что хоть и видит кое-что, но уже смутно. Девять мужчин обладали сильным даром и почувствовали призыв стать вожаком. Пятеро из них уже были избраны князьями, обладали жизненным опытом. Но победил в испытаниях тот, кого вообще не принимали в расчет, — молодой парень, не успевший создать семью. Он имел настолько сильный дар, что видел насквозь любого оборотня. Старики встревожились: "Трудные времена ждут Умар, если Эль-Элион одарил такой силой оборотня". Были и те, кто сомневался в разумности этого избрания. Слишком уж не соответствовал парень их представлениям о вожаке. Они не поверили в него, до тех пор пока тот не вышел из храма Эль-Элиона. Испытания испытаниями, но утвердить вожака мог только Всевышний. Избранный стаей входил в храм в образе волка. Если Эль-Элион подтверждал выбор, окрас его шерсти приобретал желтоватый оттенок. Такую шкуру он будет носить до тех пор, пока будет вести стаю. В этот раз Эль-Элион признал Тевоса вожаком.

Ранели встречалась с ним лишь мельком, но в тот миг она почувствовала себя обнаженной, а это очень неприятное ощущение. Известие, что Тевос прибудет опять, напугало девушку. Если он расскажет другим, о ее отношениях с Алетом, ее наверняка изгонят. Впервые девушка остро почувствовала, что так легко покидала стаю, потому что знала: она всегда сможет вернуться.

1 юльйо, замок графа Иецера

По дороге обратно, Загфуран посетил еще две деревеньки. Завербовал еще нескольких минервалсов и оставил по одному проклятому оборотню. Пришлось снова терпеть нестерпимую чесотку. Хорошо, что в лесу никто его не видел: он, не стесняясь, снова и снова растирал тело. Насторожило одно: в последней деревне незадолго до его прихода побывал вампир.

Раньше минарс относился к рассказам о вампирах с иронией, но, увидев обескровленного человека, который практически превратился в обтянутый кожей скелет, признал, что слухи достоверны. Если бы подобное происходило в более развитом мире, он бы предположил, что для выкачивания крови использовали какой-нибудь прибор. Но на Гоште...

Само по себе наличие вампиров шло ему на пользу — чем больше страшных слухов, тем больше паника среди населения и, соответственно, раздражение королевой и Поладом, которые не могут защитить подданных. Обычно это приводит к восстанию, а это как нельзя лучше подготовило бы Энгарн для вторжения извне. Тревожило то, что кто-то вел в Энгарне свою игру и рано или поздно их пути могли пересечься. Загфуран не нравилось все, что он не мог контролировать. На душе стало бы спокойней, если бы он встретился с вампирами или теми, кто управляет ими, точно узнал их цели и тщательно обговорил сотрудничество. Подъезжая к захваченному замку, маг еще обдумывал: освобождать древнее проклятие гор или заняться поисками вампиров? Тщательно взвесив за и против, пришел к выводу, что первое важнее. В огромной стране найти вампиров не легче, чем потерянный гвоздик на вспаханном поле. Вряд ли они убивают людей там, где живут. А судя по тому, что он слышал о местной разновидности кровопийц, они умели летать при свете солнца, и преодолеть большое расстояние для них не было проблемой. Вероятнее всего, их появление на западе, где Загфуран активно развернул деятельность, случайное совпадение, а не заранее намеченный план.

Подъезжая к замку, минарс по привычке тщательно обошел расставленные посты, надвинул капюшон глубже на лицо.

Тазраш на этот раз встретил мага на лестнице.

— Приветствую вас, милейший. Как прошло путешествие? Надеюсь, удачно?

Загфуран опять насторожился. Он вроде бы помирился с герцогом перед отъездом, но не настолько, чтобы встречать его с таким радушием. Когда человек так сильно меняется, начинаешь подозревать, что он хочет тебя отравить. Либо совершил какую-то непоправимую глупость и теперь пытается загладить вину. И то и другое не вызывало радости, поэтому вместо приветствия маг недружелюбно пробухтел:

— У вас сегодня именины?

— Почему именины? — герцог развеселился, намеренно не замечая тон мага. — Лучше, мой друг, лучше. Я как никогда близок к исполнению своих планов. Помните, я вам рассказывал?

Загфуран, поднимаясь навстречу герцогу по темной лестнице, освещаемой лишь редким светом факелов, полюбопытствовал уже спокойней:

— Нашли кровника?

— Да. А главное, как и рассчитывал, захватил в заложники его семью: жену и дочь.

— И, конечно, отдали их на забаву солдатам, — хмыкнул маг.

Герцог поморщился и отвел взгляд:

— За кого вы меня принимаете? Эти женщины — благородные леди. Дворянину не пристало обращаться с ними как с шлюхами.

"Странно, — отметил про себя Загфуран. — Не замечал раньше за ним такой щепетильности. Особенно к женщинам..." Вслух же опять поддел Тазраша.

— Неужели настолько благородные? А кто жаловался, что девушка изнасиловала вашего сына?

— Послушайте, Загфуран...! — от благодушия Тазраша не осталось и следа, чего и добивался маг.

"Пусть хоть что-то в этом меняющемся под моими руками мире будет статично", — с удовлетворением подумал он.

— Все! — остановил он герцога жестом. — Умолкаю. Не буду бередить раны. Так где же ваши гости?

— Я запер их в одной из спален, — мрачно сообщил Тазраш.

— Что ж... желаю вам скорейшего завершения ваших планов, чтобы больше ничего не мешало вам претворять в жизнь мои, — Загфуран направился в спальню, распорядившись по дороге, чтобы ему принесли туда обед.

Запивая жареную курицу вином, минарс размышлял. В его жизни мало отдыха, но он совсем не чувствовал себя усталым. Даже до назначения в храме Света он поражал всех работоспособностью и неутомимостью. Нельзя сказать, что учителя его за это ценили. Они считали, что у него гипертрофированное самомнение и ставили его на место при каждом удобном способе. Но гораздо чаще получалось наоборот. Загфуран сам определил для себя, какие предметы ему нужны и изучал их тщательно. К тем же, которые считал "вымирающими", демонстративно не притрагивался. В любимых предметах он зачастую показывал себя умнее преподавателей. Его не смущало то, что он задевал их гордость. Гораздо важнее то, что ровесники относились к нему все с большим уважением, и вскоре он стал непризнанным лидером. Когда-нибудь Загфуран станет диригенсом и тогда это лидерство очень пригодится...

Пообедав, маг прилег на кровать. Но уже через полчаса ездил по лесу, еще раз проверяя сторожевые посты. Обновил заклятие, скрывавшее воинов. Он сделал их "невидимыми" для обоняния оборотней, но лишь на небольшом участке леса — около квадратного лавга. Кто-нибудь непременно попадется в ловушку, если захочет узнать, что творится в замке Иецер.

После этого, взяв с собой несколько воинов, чтобы они донесли необходимые вещи, Загфуран отправился в горы. В пещере, где он создал минимум удобств, маг рассчитывал провести несколько суток. Проход в его временное жилище был достаточно широк, чтобы туда внесли деревянную клетку, и достаточно высок, чтобы минарс мог войти не нагибаясь. Обо всех остальных он не волновался.

— Клетку в эту нишу, — распорядился маг, показывая налево у входа. Голос отразился от стен глухим эхом. — Дальше сумки с едой, а сюда постель.

Клетку Загфуран заговорил незадолго до этого: оборотень ее не сломает и даже не прикоснется. Темные шероховатые стены пещеры хранили прохладу. Загфуран радовался, что они сухие, — небольшой, но все же комфорт. Правую сторону минарс оставил свободной: здесь он будет плести заклинание, освобождая древнее проклятие. Как только воины разложили вещи, он скомандовал:

— Живо возвращайтесь в замок и если поймаете оборотня — сразу ко мне. Я оплачу ваши старания, — в интонации звучала едва заметная ирония. — Если узнаю, что не выполнили моего поручения, — тоже в долгу не останусь.

Он договорился с герцогом делить попавшихся волков между собой. "Будем считать, что сначала моя очередь", — заметил маг про себя. Сколько бы Тазраш ни заплатил воинам, магу принесут пленника из страха, чтобы их не превратили в баранов для замковой кухни. Они же не знают, что маг не будет тратить силы на такое сложное заклятие.

В горах минарс вновь освобождал древнее проклятие — это не только деморализует жителей Энгарна, но и сильно проредит войска Полада, когда начнется открытая война,.

Загфуран собирался сделать все, чтобы у всемогущего телохранителя не осталось ни одной лазейки для спасения.

1 юльйо, Гибельный лес

— Приглашаю вас к себе в гости... принц Энгарна Ллойд Люп.

Услышав приветствие мага, Ялмари забыл о боли. Он замер в растерянности: на самом деле Намжилдоржи знает, кто он или хочет проверить свое предположение? Надо ли возразить: "Вы ошибаетесь" или это бесполезно?

Маг грустно улыбнулся:

— Я точно знаю, кто ты, принц Ллойд, потому что зеркала, ради которых ты пришел, существуют. Они рассказали о тебе. Так ты войдешь? Или энгарнский принц не имеет права заходить в дом мага?

Ялмари не ответил — раненая рука с бестактной навязчивостью напомнила о себе. Он сморщился от боли и покачнулся, потеряв равновесие. Намжилдоржи быстро спустился, легко прикоснулся к рукаву. Боль ушла. Он тревожно посмотрел на Ялмари:

— Ты серьезно ранен.

— То есть вы не знаете, кто меня ранил? — усмехнулся принц.

Намжилдоржи нахмурился:

— Обопрись на меня.

Дом мага внешне отличался от домика лесника разве что огромными стеклянными окнами. Ялмари изумился: во дворце не могли позволить поставить такие большие стекла, а для мага это не составляло проблемы. Он усадил Ялмари в кресло и крикнул в другую комнату:

— Мерем! Теплой воды. И чистые тряпки захвати!

Из соседней комнаты выскочила девушка, судя по одежде, — темно-коричневому холщовому платью — служанка. Увидев раненого, она всплеснула руками и опять исчезла. Принц услышал ее голос там:

— Как ты мог! Я думала ты хороший пес, а ты что вытворяешь?

Ялмари оскалился. Хотел бы он посмотреть на тварь, которую так строго распекает эта девчушка. Маг дернул куртку и принц, не выдержав, застонал от боли. Специально ведь сделал, мерзавец. Он с ненавистью вглядывался в Намжилдоржи.

— Это мой сын, — произнес тот с горечью. — Смех неуместен.

— Извините, — Ялмари усилием удерживал себя в сознании, но тут маг вновь прикоснулся к плечу, и боль исчезла. — Спасибо, — прошептал с благодарностью.

Вскоре девушка принесла воды, и маг отправил ее, чтобы не смущать видом обнаженного мужчины. Намжилдоржи попытался снять амулет с шеи принца, чтобы он не мешал при перевязке, но Ялмари не позволил. Зажав черный камень и медальон ладонью здоровой руки, он поднял его вверх.

— Подарок отца? — осведомился маг.

— Камень от матери, — кратко пояснил принц. — Медальон выковал сам.

Намжилдоржи понял, что Ялмари не хочет ничего объяснять, и больше не проявлял любопытства. Он омыл рану, то и дело, бормоча что-то над ней. Потом наложил тугую повязку.

— Мазь не нужна. Крови ты потерял много, так что рана промылась. А поскольку ты не человек, скоро все затянется. Я помогу тебе не чувствовать боль, если ты не против.

— Не против, — согласился Ялмари и поежился.

На груди росло слишком много волос, по сравнению с человеком, и от этого он чувствовал себя неловко. Маг вышел и через минуту принес чистую рубашку.

— Надень пока мою, — принц с радостью воспользовался добротой хозяина. — Ты голоден? — расспрашивал маг. — Сейчас поужинаем. Ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Ллойд или Ялмари?

— Ялмари, — отозвался принц. — Это имя дал мне отец.

— Понимаю, — Намжилдоржи быстро выставлял на стол снедь. — Может, поэтому ты так не хочешь быть принцем.

— Я не буду говорить на эту тему, — отрезал Ялмари.

— Не настаиваю, — маг успокаивающе поднял открытую ладонь. — Я ведь и так все знаю.

Принц съел диковинные блюда, что предложил Намжилдоржи. Темно-коричневую розу, на вкус определил как мясо, но какое — говядина или баранина? — так и не понял. Рыбацкая лодка, на которой выделялись скамейки и подобие удочек, оказалось рыбным блюдом. Жалко было разрушать такую красоту.

Маг ничего не ел, сидел рядом и терпеливо ожидал, когда гость поужинает, но принц не торопился. Боль притупилась, и Ялмари почувствовал зверский голод. А может, и маг постарался. Он с недоверием посматривал на сидящего рядом старика. Тот отводил глаза. Наконец принц откинулся на спинку кресла и сложил руки на позолоченных деревянных подлокотниках, с изящными узорами.

— Теперь ванну? — предложил Намжилдоржи.

— Истории, где враг обращается с героем слишком уж хорошо, обычно заканчиваются тем, что героя съедают, — заметил принц. — Не переусердствуйте в гостеприимстве.

— Я не враг, — Намжилдоржи тоже откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столешнице.

— Тогда зачем меня заманили сюда?

— Я тебя заманил? — удивился маг.

— Ну, как же, — Ялмари потер занемевшее плечо. — Вы ведь сделали все, чтобы я не прошел мимо, даже если бы захотел.

— Извини, — в голосе слышалось искреннее раскаяние. — Я не думал, что Ошин так сильно порвет тебя. И не думал, что ты настолько умен.

— А о чем вы думали? — Ялмари раздражался, и от этого начинали расти клыки. Улыбка получилась похожей на угрозу.

— Я думал, что ты — моя единственная надежда, и я не имею права упускать тебя, — маг пояснил это без лишней эмоциональности, будто сообщил о том, что наступило время сна, и слова произвели намного большее впечатление, чем, если бы он воздел руки к небу или горько заплакал.

— Объясните, пожалуйста, — принц успокоился, клыки вернулись на место.

— Я объясню, — так же просто продолжил маг. — Выслушай меня. И попытайся поставить себя на мое место: как бы поступил ты?

Слушая невеселый рассказ мага, Ялмари согласился: он бы тоже сделал все возможное и невозможное, доступное и запрещенное в этой ситуации.

В Энгарне, так же как и в Умаре, магов ненавидели, считая, что они получают силу от Шереша — темного духа. Намжилдоржи принадлежал к церкви Хранителей Гошты в Кашшафе, поэтому он не сомневался, что черпает силу у Эль-Элиона. Высокий маг, глава совета Мудрых магов, он почти не отличался от обычного священника. Насколько мог, помогал людям, приходившим с бедами, — только не словом, а магией. Оставшееся время посвящал жене.

Однажды Намжилдоржи прочитал в древней рукописи о волшебных зеркалах, наделяющих мага знанием прошлого и будущего. Зеркала могли не только подсказать, что тебя ожидает, но и предостеречь от неправильного выбора. Он начал их поиски. Для этого пришлось потратить не один год, много путешествовать. Маг обошел все библиотеки Гошты, добрался до забытых и утерянных манускриптов. Опять и опять отправлялся на поиски артефакта, согласно найденным указаниям... Он отыскал столько зеркал, что многие маги начали сомневаться в его разуме. Чем больше он читал книг, тем больше понимал в том, что происходит на Гоште и во Вселенной. И вместе с прозрением, которое на него нисходило, удача повернулась к нему лицом — он нашел то, что искал.

Но радость длилась недолго. Вскоре к нему пришел человек в сером балахоне. Сначала он призвал Намжилдоржи служить Храму Света, но его слова не вдохновили мага, и он отказался. Тогда человек потребовал, чтобы Намжилдоржи отдал зеркала. Когда же незнакомец, не показавший лица, еще раз услышал отказ, он предупредил:

— Ты горько пожалеешь о своем решении!

И не обманул. В считанные дни Намжилдоржи лишился всего: жену жестоко убили, на сына наложили проклятие, да не обычное, когда человек обращается в зверя в полнолуние. Ошин раз в месяц становится человеком. При этом он сохраняет сознание человека в теле зверя — и это, кажется, самая ужасная кара. Мага же сковали, так что он потерял почти всю силу и не мог снять заклятие с сына. Единственное, что при нем осталось — это зеркала.

— Послушайте, — сдвинул брови Ялмари. — Если вашим врагам нужны были зеркала, почему вы не отдали их?

— Ты не знаешь моего врага.

— Почему же не знаю? Человек в сером балахоне являлся и мне. Тоже призывал стать послушником Храма Света. Даже обещал в случае положительного решения когда-нибудь показать мне первосозданный мир.

— Этого не может быть, — побледнел Намжилдоржи. — Бадиол-Джамала сожгли! Я лично присутствовал при этом.

— Его звали Бадиол-Джамал? Мой незнакомец представился Загфураном.

— Получается, пришел еще один, — маг помрачнел. — Скажи, ты поверил тому, что он сказал? Сделал то, что он просит?

— Нет. Я не знаю, лжет он или говорит правду... Но когда твою мать обещают лишить трона, а после этого предлагают служить Свету, и для этого дать какой-то обет... Однако у вас другой случай. Вы что пожалели зеркал для спасения сына?

— Все очень запутанно, мой мальчик. Ты не почувствовал, лжет Загфуран или нет. А я точно знаю, что он лжет. И при этом говорит правду. Бадиол-Джамал был такой же.

— Как такое возможно? — поразился Ялмари.

— А вот так. Он искренно верит в то, что делает. Искренно верит, что несет Гоште Свет и мир. Но его дело — ложь от начала до конца. Он принесет скорбь и разрушение. Он уничтожит Хозяина Гошты и саму Гошту.

— Откуда вы можете знать, что все будет именно так?

— У меня есть зеркала, сынок. Я привык советоваться с ними во всем. Они не лгут. Если бы они предсказали, что Бадиол-Джамал исполнит обещание, вернет мне силу, снимет проклятие с сына, я бы отдал зеркала. Но я знаю, что обратного пути нет. Он бы не простил мое упрямство в любом случае. А если бы и простил — недолго бы я радовался исцелению, ведь Гошта все равно погибнет, если зеркала попадут в Храм Света...

— Если Бадиол-Джамал был таким могущественным, почему не забрал зеркала силой?

— В древних свитках сказано, что Творец Гошты защитил их магией. Они потеряют свои свойства, если ими завладеть силой.

— Хорошо, а причем тут я?

— Не знаю, — пожал плечами маг.

— То есть как? Вы устраиваете нападение на меня, говорите, что я ваша последняя надежда, но при этом не знаете, что я должен сделать?

— Именно так. Я каждый день смотрю в зеркала. Я каждый день задаю им вопрос: как мне спасти сына — о себе я давно не переживаю. Чаще всего они молчат. Это значит, что избавление слишком далеко. Но вот недавно в зеркале я увидел тебя. Я ухватился за эту соломинку. Вот и все. Можешь судить меня, если захочешь.

— Ясно, — проворчал Ялмари. — Я хотел бы помочь, но если бы я знал, что нужно сделать, было бы проще.

— У меня есть одна идея. Ты принц Энгарна, но сын Умара. И энгарнцы, и оборотни утверждают, что знают Эль-Элиона, слышат его. Не поэтому ли меня, кашшафского мага, направили к тебе? Может, только через тебя Эль-Элион услышит меня? Ведь храня эти зеркала, я защищаю Гошту!

— Хорошая мысль, — обронил Ялмари. — Одна беда: я никогда не слышал голос Эль-Элиона.

— Может, все еще впереди. Я сделаю для тебя все, что могу. Мои зеркала в твоем распоряжении. Но если... если вдруг... — Намжилдоржи так и не смог сформулировать, на что он надеется, прервал себя. — Не забудь обо мне, хорошо?

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, — сердечно поблагодарил Намжилдоржи. — А теперь, может, все-таки ванну?

— Было бы неплохо, — согласился Ялмари. — Но сначала хочется узнать, что это за зеркала. Я ведь пришел из-за них. Что за сила управляет ими?

— Зеркалами невозможно управлять, — возразил маг. — Каждый раз, когда заходишь в комнату, ты не знаешь, какое зеркало откликнется и что оно покажет. Иногда видения бывают настолько диковинными, что долго не можешь сообразить, что и зачем тебе показали.

— Выходит, я пришел сюда напрасно? — огорчился Ялмари. — Я не люблю разгадывать загадки. Думал, что найду здесь ясные ответы на вопросы. Как спасти королевство. Как предотвратить войну.

— Я видел в зеркале, что ты придешь ко мне, и ты пришел. Следовательно, ты должен был посетить меня. И должен пойти к зеркалу.

— Я не хотел бы пользоваться магией, — предупредил принц.

— Ялмари, в зеркалах особая магия, иначе они бы не понадобились Бадиол-Джамалу.

— Что такое "особая магия"? Мне кажется, это отговорки для простаков.

— Я объясню тебе, — ухмыльнулся Намжилдоржи. — Ты ведь учился в школе при храме, читал священные книги. Помнишь, что в Книге Вселенной написано о сотворении Гошты?

Ялмари посмотрел на потолок и процитировал:

— "В начале не было ничего, даже хаоса. Но вот сила Творца пронзила пространство и образовалась материя. В первый день появился мировой океан..." тра-та-та, тра-та-та, — принц сделал паузу. — Там дальше о красотах океана, — пояснил он. — Потом: "И назвал Творец планету Гоштой. И поднял из глубины океана Творец три материка Гошты, и произрастил на них диковинные деревья и цветы, на каждом материке особые", — Ялмари вновь прервался. — Ну, и так далее до сотворения разумных существ. Что вас конкретно интересует?

— Скажи, разве это не похоже на магию? Ничего не было, даже хаоса, а затем появился Творец — и была создана Гошта, — принц хмыкнул, но не нашел слов, чтобы возразить. — Конечно, это нельзя сравнить с тем, что делают маги церкви Хранителей Гошты. Но как ты объяснишь силу исцеления, которой обладают энгарнские священники? А огненные стрелы, что они пускают на войне? Камни Зары? Разве нельзя это назвать "особой" магией?

— Я бы предпочел назвать это силой Творца — Он наделяет ею Своих слуг.

— Ох уж эти термины! — изрек Намжилдоржи. — А тебе никогда не приходило в голову, что маги Кашшафы тоже поклоняются Эль-Элиону? Может, то, что внушают энгарнцам о "нечестивой магии" — это политический трюк, чтобы не стирался образ врага в сознании людей?

— Не знаю, — засомневался Ялмари. — В ваших словах есть зерно истины. Я подумаю об этом. Но, пожалуй, точно смогу сказать, только узнав, как именно маги поклоняются Эль-Элиону. Разве не сказано в Книге Вселенной, что Шереш требовал отменить закон Эль-Элиона. Он уговаривал духов не соблюдать все так уж ревностно. Может, и маги Кашшафы пошли по его стопам? Относятся к священным книгам как к рыбе: все, что легко проглотить с удовольствием исполняют, а все, что колет и трудно жуется, — выбрасывают.

— Поверь, маги отличаются друг от друга так же сильно, как энгарнские священники, — заметил Намжилдоржи. — Разве каждый из ваших служителей соблюдает все заповеди Эль-Элиона? — Ялмари поник, а маг продолжил. — Это твоя боль, я знаю. Священники вырождаются в Энгарне. Большинство из них уже не имеют силы Творца, а значит, не являются Его слугами. Но мы отвлеклись от зеркал. Уверяю тебя, ни один маг Кашшафы не имеет никакого отношения к их созданию. Для того чтобы собрать их, я посетил все три материка Гошты. Если хочешь знать на одном из них — Галдае — вообще нет ни священников, ни магов. Можешь себе представить?

— А священные книги?

— Одна, но значительно толще. И о том, что написано в ней, нет ни слова во всех священных книгах Гошты.

— Вы меня интригуете! — воскликнул принц и замолчал. — Постойте, — недоверчиво уточнил Ялмари. — Вы хотите сказать, что зеркала созданы Творцом или его силой?

— Я уверен в этом, — твердо произнес маг. — Не знаю, как и когда они попали на Гошту, но точно знаю, что они нужны Ему и однажды Он возьмет их обратно. Мне кажется, людям в серых балахонах нужны эти зеркала по той же причине. И я уверен, что энгарнский принц может без опаски смотреть в них.

Ялмари медленно кивнул:

— Ясно... Интуиция подсказывала мне это и раньше, иначе я бы не искал вас. Несколько странный прием меня насторожил. Когда можно пойти к ним?

— Ты не устал? За разговорами мы засиделись с тобой до полуночи.

— Нет, я готов.

— Тогда иди за мной.

Принц поднялся с кресла, заметив, что боль в плече и руке почти ушла. Он пошел следом за магом по коридору, оставив в стороне комнату, где пряталась девушка и проклятый сын Намжилдоржи. В конце длинного, около двух тростей, коридора темнела дверь. Маг остановился возле нее. Ялмари заметил, что дверь вырезали из цельного ствола незнакомого дерева и не покрыли лаком. Маг пропустил принца вперед.

— Туда ты должен войти один.

Ялмари толкнул дверь. Она открылась легко, без скрипа.

— Они ждут тебя, — выдохнул маг, и принц не сразу понял, что он говорит о зеркалах. — Если бы не ждали, дверь бы не открылась.

За порогом зияла темная бездна. Ялмари немного поколебался, но на память пришли слова из Книги Вселенной: "Когда открываешь дверь и встречаешь за ней темноту, разум говорит: "Подожди, ты должен узнать путь, прежде чем идти". Но Эль-Элион говорит: "Иди. И верь, что Я буду с тобой". Принц набрал в грудь воздуха и шагнул во мрак.

Тьма рассеялась, как только дверь за Ялмари закрылась. Комнату, вернее длинный коридор, всего в трость шириной наполнил бледно-серый свет, похожий на предрассветные сумерки. Ялмари с удивлением оглянулся — где же зеркала? Потом что-то блеснуло впереди. Он направился туда. С опозданием изумился: дом Намжилдоржи, как и его домик в лесу, в длину около пяти тростей. Откуда же столько комнат? Как может этот коридор уходить вглубь так далеко?

В ту же секунду заметил тень справа. Машинально хлопнул по боку, где обычно висел меч. Теперь рукоять не легла привычно в ладонь — маг, перевязывая его, избавил от оружия. Но страха не появилось: он пришел сюда, потому что должен был прийти. Ялмари привык доверять внутреннему чувству — оно никогда не подводило. Может, это и есть, голос Эль-Элиона, который он должен слышать? Кто знает...

Перед ним стоял человек в штанах и холщовой рубашке. Не сразу Ялмари догадался, что это всего лишь отражение. Удивительно... Ранели упоминала о множестве зеркал. Маг тоже говорил о зеркалах. Но перед ним одно гигантское зеркало, настоящий зеркальный коридор. Он отправился дальше, с интересом наблюдая за отражением. Никаких изменений не происходило. Кажется, это посеребренное стекло, отличалось разве что размерами. Он остановился. И в тот же момент внутри прозвучало: смотри внимательно.

Фигура Ялмари напротив внезапно пошла волной, словно он смотрел в воду озера и кто-то кинул камень. А в следующее мгновение принц очутился на поляне. В центре горел высокий костер. Под деревьями располагались столы и лавки со снедью. Вокруг них суетились женщины в длинных платьях, необычного для Энгарна покрова: свободными от груди. Несколько мужчин выкатили к столу бочку с напитком. Другие несли дрова, чтобы поддерживать костер. Кто-то играл на свирели, с ней перекликалась скрипка. Молодые девушки начали пританцовывать. Он перевел взгляд дальше — деревянные дома. Со стороны леса окон нет, только узкие щели. Если на город нападут, такой дом превратится в крепость. "Умар", — возникло внутри понимание.

— Ты Ялмари из клана Онер? — раздался за спиной голос. Он оглянулся. Перед ним стоял парень, лет на пять старше его. Стрижен очень коротко, волосы непривычно светлые для оборотня. Белозубая улыбка и глаза цвета закаленной стали. Короткая куртка нараспашку. На белой рубашке круглый медальон на толстой цепочке: камень в виде человеческого глаза в оправе золотых ресниц. "Знак власти", — появилось в нем знание. — Я Тевос из клана Восгран, — представился незнакомец. — Вожак стаи, — Ялмари неуверенно пожал протянутую ладонь. Вожак сразу посерьезнел. Не отпуская руку, произнес, прищурившись. — А ведь у тебя два имени. И одно из них ты не назвал нам. Принц Энгарна Ллойд Люп.

Ялмари вместо ответа выдернул руку.

И тут же все изменилось. Вожак с обнаженным торсом стоял, опустив меч к земле. Лезвие клинка ослепительно сверкало серебром. Ялмари тоже оказался раздетым до пояса. На теле несколько ран, из них медленно сочилась кровь. Рука сжимала меч, принц удобнее перехватил рукоятку. Клинок сверкнул точно так же, как у Вожака. Что происходит? В душе боролись жажда победы и тревожное ожидание беды. Тевос не обращал внимания на его состояние, казалось, он был расслаблен. Но Ялмари чувствовал, что это впечатление обманчиво. И все же он попытался достать вожака неожиданным выпадом. Тот отбил удар, крутанув клинок, выбил оружие из рук Ялмари и сделал подсечку, одновременно отбрасывая ногой валяющийся на песке меч. Принц распростерся на песке, к шее прижалась холодная сталь. Если бы Тевос чуть-чуть не рассчитал движение, меч бы перерубил горло.

— Знаешь, почему вожак всегда побеждает? — спросил он, не опуская меча, глядя, кажется, в душу Ялмари. — Потому что он знает, что предпримет противник на день раньше битвы. Стая изгонит тебя, принц Ллойд. Но знай: ты должен был прийти сюда.

Видение исчезло. Принц стоял в зеркальном коридоре, глядя на отражение. На этот раз внутри отчетливо прозвучал голос: "Ты знаешь все. Иди".

Он полагал, что придется возвращаться долго, но едва развернулся, вокруг стемнело, и он чуть не расшиб лоб о деревянную дверь. Нащупал ручку и потянул на себя. Маг ждал в коридоре. Бросив взгляд на озадаченное лицо принца, поинтересовался:

— Не узнал того, что хотел?

— Скорее нет, чем да, — пожал плечами Ялмари. — Скажи, ты пробовал когда-нибудь поступать иначе? Не исполнять то, что видел?

— Пробовал, — грустно усмехнулся маг. — И не только я. Возмездие будет жестоким. Ты проклянешь тот день, когда ослушался зеркала. С которым из них ты говорил?

— Что значит с которым? Там было одно огромное зеркало. Зеркальный коридор.

Намжилдоржи посмотрел удивленно, затем лицо озарилось пониманием:

— Ну, конечно! Как же я не сообразил... — он сделал приглашающий жест. — Пойдем. Я покажу тебе комнату, где ты можешь отдохнуть.

Ялмари внезапно почувствовал такую усталость, что расспросы о догадке мага отложил до утра.

В это же время в королевском дворце

Прошла целая неделя с тех пор, как Ялмари исчез. Первые два дня Илкер ждала его в библиотеке. Читалось теперь с трудом. Вместо того чтобы сосредоточиться на тексте, она снова и снова пыталась уловить звук шагов за дверью. Илкер перебрала в уме все встречи и разговоры. То ругала себя: "Какая же ты дура! Ну, с чего ты взяла, что ты ему нравишься? Что он такого сказал?" Припоминая его взгляд, прикосновения, сердилась уже на Ялмари: "Он действительно дал мне повод рассчитывать на что-то. А как же его слова: "В твоем присутствии я не очень хорошо соображаю" или "Красивая и неугомонная". Как я должна была их воспринимать?" Несколько раз она порывалась пойти в лес, но гордость брала вверх. Нет уж, бегать за ним, она не будет!

На четвертый день к радости Илкер принцесса дала ей хоть какое-то задание. От горничной требовалось пересмотреть все платья: может, какие-то уже истрепались и не годились для гардероба принцессы. За этим занятием Илкер провела целый день — очень уж много у Эолин накопилось нарядов. Щедрой рукой она определила около десятка как непригодных для носки во дворце, справедливо рассчитывая, что взбалмошная принцесса одарит ими горничных. Пусть хоть кто-то порадуется. Сама она не выдержала и все же всплакнула. Ведь это так несправедливо: взять и бросить ее, ничего не объяснив. Если они встретятся еще хоть раз, она не смолчит. Почему он не сказал правду в тот день? "Илкер, ты меня обидела, мне не нравится, когда со мной так разговаривают". Нет же, заверил: "Все в порядке. Завтра увидимся". И не пришел. Может, Ялмари хочет проучить ее? Доказать, что любовь причиняет боль? В таком случае она его так проучит, когда он появится! Если появится...

Пайлун, которую она утешала в печали, не проявила никакого сочувствия. Узнав, что Ялмари исчез, та развеселилась:

— Подумаешь! У тебя будет жених в сто раз лучше. А Ялмари этот — сдвинутый немного.

Слова неприятно задели. Лесник очень ей нравился. Впервые в жизни парень не пугал, не вызывал неприятных ощущений. До остальных дотрагиваться противно было. Неужели Пайлун не заметила, какой он замечательный? Может, она завидует?

Это отдалило от подруги. Она замкнулась в себе, машинально выполняя поручения принцессы. И хотя упрекнуть ее ни в чем не могли: она трудилась добросовестно, словно отрабатывая все дни беззаботной жизни, все же Илкер замечала, что принцесса смотрит на нее как-то странно. То ли неодобрительно, то ли с сожалением, то ли вообще с подозрением. Но девушке не хотелось вникать в настроение ее высочества. Если бы ей сообщили, что она уволена, она бы не расстроилась сильно. Перемены в жизни помогли бы скорее забыть Ялмари.

Вечером принцесса позвала Илкер к себе в спальню. Когда дверь в комнату горничных закрылась, Эолин взглянула на смиренно опустившую лицо Илкер.

— У тебя есть красивое платье? — поинтересовалась она.

Горничная недоуменно подняла взгляд.

— Да, госпожа.

— Принеси, я посмотрю, — скомандовала Эолин.

Когда Илкер вернулась с небесно-голубым платьем в руках, принцесса критически осмотрела его, потом горничную.

— Мы с тобой одинакового роста. Тебе должно подойти мое платье. Почему ты носишь голубое? К твоим волосам должно подойти золотистое.

Ничего непонимающая Илкер смотрела, как Эолин исчезла в гардеробе, и вскоре вынесла оттуда платье, которое по ее мнению подходило.

— Примерь, — тоном, не допускающим возражения, приказала она. — Нет, не выходи отсюда. Зайди в гардероб, если ты стесняешься. Или тебе нужна помощь?

— Нет-нет, я справлюсь, — заверила Илкер, отметив про себя, что за пять лет уже научилась одеваться без горничных.

Вскоре она предстала перед принцессой в новом наряде. Эффект она произвела не тот, на который рассчитывала Эолин. Илкер раньше сообразила, что грудь у принцессы пышнее, а бедра шире. Платье с господского плеча болталось на Илкер как на вешалке, лишь в талии плотно облегая фигуру.

— Н-да, — обронила принцесса. — А если еще утянуть? — она бесцеремонно повернула девушку и дернула за шнуровку.

Стало немного лучше, но все же на груди платье пузырилось.

— Может, подложить туда что-нибудь? — пробормотала Эолин. Но Илкер протестующе отпрянула, и принцесса, задумавшись, закусила большой палец. Затем нашла нужным сообщить. — Помнишь, я говорила тебе, что могу потребовать странных вещей, которых обычно у горничных не просят? — Илкер неуверенно кивнула. По правде говоря, она уже забыла о том разговоре и жила в уверенности, что госпожа пошутила. — Так вот сегодня настал такой день. Ты пойдешь со мной на королевский ужин. Хочешь поужинать с королевой?

От этого известия Илкер онемела. Она вглядывалась в принцессу, надеясь, что та рассмеется, показывая, что не стоит всерьез воспринимать ее слова. Но губы Эолин не дрогнули.

— Можешь не благодарить. Я вот размышляю, — сухо продолжила она, — что тебе лучше надеть: мое платье или твое голубое?

— Госпожа, вы шутите, — почти со слезами выговорила Илкер.

— Ничуть! Не ожидала, что ты расстроишься. Я, кажется, не требую от тебя ничего невозможного. Только поужинать со мной. Что тебя смущает?

— Но ваше высочество! — Илкер умоляюще сложила руки.

— Любая горничная сочла бы такое приглашение за великую честь. Так что хватит киснуть, скажи, что ты наденешь. Если это платье, то надо что-то подложить, чтобы на груди не топорщилось.

— Я надену свое, — безжизненно пролепетала Илкер.

— Тогда скорей переодевайся. Мы опаздываем.

Вскоре они шли по галерее, ведущей в небольшую столовую, где королева всегда ужинала с детьми. Чаще всего она отпускала слуг, так что семейные трапезы оставались тайной за семью печатями для всего Энгарна.

"Это что же, — растерянно соображала Илкер, еле поспевая за торопящейся принцессой, — я увижу принца? Зачем она все это задумала? Чего она хочет?" Беспокоило одно: не решила ли Эолин, что Илкер подходящая кандидатура на роль любовницы принца?

Когда принцесса распахнула двери столовой, Илкер задыхалась, но не от быстрой ходьбы, а от волнения. Столовую освещала небольшая хрустальная люстра, которая располагалась точно над центром стола, так что стены комнаты терялись во мраке, и Илкер не могла рассмотреть, каков интерьер в этой комнате дворца.

К ее облечению за небольшим, красиво накрытым столом, принца не было. Лишь королева ожидала принцессу с легкой досадой на лице. Впервые девушка могла видеть эту женщину так близко. Холодный взгляд скользнул по дочери. Губы уже сложились, чтобы выразить недовольство, но, заметив прислугу, окаменели. В глазах застыл вопрос.

Эолин подлетела к стулу по правую руку от матери:

— Мама! Сегодня мы будем ужинать вместе с моей горничной. Ее зовут Илкер, — повернулась к девушке. — Не смущайся, проходи. Сядешь рядом со мной.

Из темноты за троном неожиданно появился человек, он пододвинул стул с высокой спинкой, помогая принцессе сесть.

Илкер взирала на него с благоговейным ужасом: Полад обслуживал королевскую семью за ужином. Этого она даже предположить не могла. Выходит, он ни на мгновение не выпускает королеву из вида. Пристально посмотрев на девушку, Полад вдруг подмигнул и занял место позади стула королевы. Это подмигивание так напугало, что Илкер почувствовала тошноту. Она нерешительно застыла рядом с принцессой, надеясь, что этот кошмар сейчас закончится, и ее отправят обратно.

Королева скривилась, но и с этой гримасой не потеряла привлекательности:

— Эолин... я не хочу оскорблять эту девушку... Но зачем ты ее привела? Мне кажется, тебе надо заняться чем-то серьезным, чтобы перестать шокировать окружающих, — она взглянула на Илкер. Из-за спины раздалось покашливание.

— Ваше величество, — Полад по-прежнему находился в тени. Илкер могла смутно различить лишь кожаный жилет. — Осмелюсь предположить, что если ее высочество привела сюда горничную, для этого могут быть веские основания.

— Да? И какие? — королева чуть повернулась в сторону верного слуги, но ответом пять стало покашливание. Почему-то Илкер казалось, что за ним Полад старательно скрывает смех.

— Веские, мама, веские, — со значением проговорила Эолин. — Ты разве не слышала, что сказал Мардан?

— Хорошо, — смирилась королева. — Садись, э-э-э, милая, — она уже забыла, как зовут девушку.

— Илкер, — напомнила принцесса. — Очень красивое имя.

Горничная хотела сесть, но не успела. В одно мгновение Полад оказался рядом и отодвинул ей стул точно так же, как принцессе.

— Садитесь, леди.

Илкер вспыхнула. Опять показалось, что этот страшный человек знает о ней абсолютно все и поэтому называет "леди", а вовсе не для того, чтобы смутить.

Она села за стол. Полад встал позади королевы, но та сморщилась:

— Мардан, не мельтеши у меня за спиной, пожалуйста. Если уж горничная ест с нами, ты тем более можешь сесть за стол.

— Спасибо, ваше величество, — он почтительно склонился и сел за стол напротив Илкер. Краешек губы насмешливо дрогнул, когда он поймал взгляд девушки. Это уже возмутило. Да что происходит? Это что новая забава у господ — издеваться над слугами? Возмущение убило страх: Илкер выпрямилась, расправила плечи. Посмотрела на Полада с вызовом. Тот одобрительно кивнул.

— Я прочту молитву, — объявила королева, с подозрением осмотрев всех присутствующих. Она закрыла глаза. Илкер последовала ее примеру. — Эль-Элион, заботящийся обо всем сущем, благослови пищу, которую Ты дал нам и дай пищу тем, у кого ее нет. Да будет так. Ешьте, — добавила она без паузы. — Почти все остыло.

Эолин положила в тарелку сначала мясо с соусом, потом овощи. Королева, несмотря на зловещее заверение, что все остыло, не торопилась что-то накладывать. С интересом присматривалась к Илкер. Полад взял ложку и поинтересовался у девушки:

— Вам положить что-нибудь?

— Спасибо, я сама, — не отводя глаз, Илкер отвергла помощь. Она взяла рыбу, умело управляясь ножом, нарезала ее на куски и стала медленно жевать.

— У вас хорошие манеры, — с удивлением заметила королева. — Где вы воспитывались?

Илкер заметила, что и Эолин смотрит на нее во все глаза, а Полад усмехается.

— Меня воспитывала мама. К сожалению, у нас не хватало средств на гувернантку.

— Прости, э-э-э... Илкер, — на этот раз королева назвала ее по имени. — А из какой ты семьи?

— Илкер Лаксме, миледи, — спокойно ответила та и опять взглянула на Полада.

— Лаксме? — переспросила королева. — Что-то знакомое...

— Она дочь Ашбела Лаксме графа Меара, ваше величество, — уголок губ Полада вновь пополз вверх, — того, что попал в плен в Лейне, когда пытался наладить торговые связи с заграничной знатью.

— Что, Мардан? — Эолин со звоном бросила вилку. Мать поморщилась. Принцесса повернулась к горничной. — Илкер, это действительно так? Ты дочь графа?

— Да, госпожа, — откликнулась горничная.

— Но почему тогда ты горничная? — всплеснула она руками. — Ты же должна быть моей фрейлиной!

— Как заметил, господин Полад, мой отец попал в плен в Лейне. Мы разорились, пытаясь выкупить его. Все, что мы имели: замок, земли, драгоценности — пришлось продать. Из графа Меара мой отец превратился в графа ми Лаксме. А вскоре после того как он вернулся домой, умер. Через полгода умерла и мама. Так что мы остались вдвоем с братом. Он из милости живет у тети. Меня она хотела выдать замуж, но я предпочла пойти в услужение.

За столом повисла неловкая пауза. Затем принцесса еще раз повернулась к ней:

— Нет, послушай. Объясни, почему ты не стала фрейлиной?

— Стать фрейлиной могут только богатые девушки, — с грустной улыбкой объяснила Илкер.

— Решено, — Эолин тоже попробовала рыбу. — С сегодняшнего дня ты будешь моей фрейлиной. Всем необходимым я тебя обеспечу.

Вот тут Илкер испугалась по-настоящему:

— Ваше высочество! Я вас умоляю!

— Что опять не так? — поджала та губки.

— Госпожа, — Илкер несколько умерила тон, — я благодарна вам за столь щедрое предложение, но я была бы благодарна еще больше, если бы вы оставили все так, как есть. Я не хочу быть фрейлиной. Я не способна ею быть. Пожалуйста.

— Я не хочу ничего слышать!

— Пожалуйста!

— Леди Лаксме, — вмешался Полад, наливая в бокал виноградный сок, — вы позволите задать вам один вопрос? — и, не дожидаясь разрешения, продолжил. — Вы не хотите быть фрейлиной из-за того, что боитесь... меня. Может, вас напугала судьба леди Езниг?

Илкер проговорила, глядя на Полада:

— Вы опасный человек. Опасный для врагов трона. Но я считаю тот, кто не желает зла ее величеству и принцессе, может ничего не бояться. Мне кажется, если леди Езниг арестована, значит, она виновата.

— И почему же вы так считаете, леди? — Полад глотнув сок, всмотрелся в девушку поверх бокала.

— Так считал мой отец. И еще один человек, которому я очень доверяю. Он тоже хорошо отзывался о вас.

— Можно узнать кто?

Илкер погрустнела:

— Ваш лесник Ялмари Онер.

Опустив голову, она не заметила, как многозначительно переглянулись принцесса и королева.

— А, между прочим, этого лесника Мардан послал куда-то с особым заданием, — будто невзначай прощебетала принцесса. — Говорят, он уехал в большой спешке...

— Ваше высочество! — с притворной строгостью воскликнул Полад. — Зачем же выдавать моих агентов?

— Илкер можно доверять, — принцесса очаровательно улыбнулась и непринужденно пожала плечами

Услышав, наконец, куда же пропал Ялмари, Илкер воспряла духом. Она расправила плечи и вдруг заметила, что Полад смотрит на нее с умилением.

— Моя дорогая леди Лаксме, — проникновенно заговорил он, наклоняясь ближе. — Вам действительно можно доверять, я в этом не сомневаюсь. Вы чудо. Живите во дворце спокойно и ни о чем не переживайте. Я не позволю никому вас обидеть. Даже принцессе.

— Мардан! — возмущенно воскликнула Лин.

— Да-да, ваше высочество. Сейчас леди Лаксме пойдет к себе, и вы не будете ее третировать, делая предложения, которые ее смущают и заставляют страдать. Вы можете идти, леди.

Удивительное тепло разлилось в груди у девушки. Необычное взаимопонимание возникло между ней и Поладом. Как она могла сравнить его с коршуном или волкодавом? Очень милый веселый человек. Илкер вскочила.

— Спасибо... господин.

— Ну-ну, — усовестил он девушку. — Какой я тебе господин? Можешь называть меня Мардан. По крайне мере когда нас никто не слышит.

— Спасибо... — назвать его по имени она так и не решилась. Тут же вспыхнула. Почему она устремилась выполнять приказ? Ведь она должна подчиняться принцессе.

— Ваше высочество, я могу идти? — прошептала она.

— Иди, — принцесса будто откусила лимон.

— Спасибо, ваше величество, — Илкер сделал реверанс.

— До свидания, Илкер, — холодно отозвалась королева.

Уже у порога девушка не выдержала и обернулась:

— Простите... а леди Езниг... Она еще в тюрьме? — поинтересовалась Илкер — ее давно беспокоила судьба девушки. Конечно, она виновата, но все же...

— Я отправил ее в отчий дом, — с добродушной ухмылкой объяснил Полад, — и подобрал ей мужа, который не позволит ей заниматься, чем не положено.

Илкер с легким сердцем покинула столовую.

После ужина, в одиночестве отправившись в спальню, Лин сбросила маску взбалмошной принцессы. Она вспоминала сегодняшний вечер. Мардан Полад категорически запретил приставать к Илкер, но ведь она хотела как лучше.

Все началось две недели назад, когда брат попросил взять к себе еще одну горничную и освободить ее от работы. Лин с радостью выполнила просьбу, тем более что она ничем не жертвовала ради этого. Для брата она бы сделала и больше. Ллойд ухаживал за Илкер и при этом делал все, чтобы горничная не узнала, кто он на самом деле. Имя, под которым его знали все в Энгарне, он не назвал. Это походило на небольшой заговор: всем, кто знал о происходящем, запретили говорить Илкер, что лесника в Жанхоте уже лет десять как нет. Многие думают, что брат хочет развлечься с бедной девушкой, — обычное дело среди знати. Принцесса игнорировала подобные сплетни. Какое им дело до планов принца? Эолин нежно любила брата и безгранично ему доверяла: брат не мог поступить плохо. Все, что он делает, — правильно.

Больше всех о судьбе Ллойда переживала мать. Полад относился к нему спокойней, часто приговаривая, что принцу вообще не место в Энгарне, но королева с этим не соглашалась, поэтому пыталась найти ему невесту. Почему-то ей казалось, что можно всю жизнь прожить с женщиной, не открывая, кто он на самом деле, и быть при этом счастливым.

Впервые вопрос о помолвке встал, когда принцу исполнилось девять лет. Кашшафа вдруг захотела помириться и в знак дружеских отношений договорилась о будущей свадьбе принцессы Кашшафы и принца Энгарна. Полад пошел на этот шаг лишь потому, что был наслышан о короле Манчелу, и считал, что тот разорвет помолвку не далее чем через год. Полад не ошибся.

Королева-мать взялась за принца, когда ему исполнилось шестнадцать. Сын уже давно не посещал балы, игнорировал званые торжества, на которых была возможность познакомить его с подходящей девушкой. Королеву это огорчало, но она ничего не могла поделать: Ллойд поступал так с одобрения Полада. Тогда Эолин поступила по старой поговорке: если город не хочет приблизиться к королеве, ей самой придется идти к городу. Если принц не желает знакомиться с девушками, которых подобрала мать, девушки сами с ним познакомятся. Поскольку принцесса Лин до шестнадцати лет фрейлин не держала, мать стала выбирать особенных фрейлин для себя: безупречно красивых, образованных и достаточно знатных девушек — потенциальных невест. Пока Ллойд живет во дворце, он непременно столкнется с какой-нибудь из них. Однако долгое время все уловки матери проходили впустую, она добилась лишь того, что принц почти перестал бывать во дворце, целыми днями пропадая в лесу.

И вдруг, три года назад, Ллойд собрался жениться. Фрейлина Дьаланка Зимран не стала ждать, когда принц обратит на нее внимание. Она сама подошла и попросила объяснить какие-то тексты в Книге Вселенной. Попросила спокойно и серьезно, без малейшего намека на флирт. Не успели они оглянуться, как Ллойд беседовал с Дьаланкой часами. Когда девушка уходила, он сидел у окна и о чем-то мечтал. Иногда брал книгу, делал вид, что читает, но на самом деле опять любовался небом. Королева была на седьмом небе от счастья, однако на семейном совете Полад попросил принца не торопиться со свадьбой.

Лин, которая тогда была нескладным подростком, а не красивой девушкой обрадовалась такому совету. Она недолюбливала избранницу брата: Дьаланка казалась ужасно умной, но совершенно бездушной. Больше всего раздражало ее лицемерие: нежная и обаятельная с Ллойдом, она становилась надменной и злой, как только он уходил. Заметив, что по какой-то причине принц не торопится просить ее руки, девушка постаралась остаться с принцем наедине. Но тут на помощь брату пришла Лин: она прилипла к брату, как репей, не отставала от парочки ни на миг. Чисто интуитивно она мешала им, хотя по детской наивности не понимала, чем именно мешает.

Но Ллойд то и дело отсылал сестренку, находя надуманные предлоги. Это пробудило еще большую ненависть к будущей невестке: Дьаланка отбирала брата, который раньше так сильно ее любил! Лин готова была сражаться до конца, но леди Зимран внезапно удалилась из дворца и больше никогда здесь не появлялась. Принцесса ликовала... пока не поняла, что девушка чем-то отравила брата. Отравила не тело, а душу: Ллойд разом отстранился от всех; уехал в свой замок, который как нарочно с незапамятных времен назывался Ецион-Гавер — Обитель печали; два года не бывал в Жанхоте и по большим праздникам. С тех пор он никогда не слушал "правил приличия", жил так, как нравилось, там, где нравилось, и королева-мать прекратила всякие попытки женить его.

Недавно принцесса узнала, почему же расстроилась помолвка. Герард рассказал, что с самого начала удивлялся, как же принц не видит, что за штучка эта Дьаланка. Он все надеялся, что принц поиграет с ней и бросит, но когда понял, что у друга все всерьез, вынудил его послушать, что говорит предполагаемая невеста, когда принца рядом нет. А девушка, как нарочно, разоткровенничалась с подружкой-фрейлиной, сообщила, что терпит Ллойда лишь потому, что он принц. По ее словам, получить в мужья лорда Нево намного лучше и если бы сохранилась хоть крошечная надежда, что Герарда можно окольцевать, Дьаланка никогда бы не тратила драгоценное время на Ллойда. Но раз это невозможно, Ллойд тоже подойдет. Он богат, а при умной жене может стать не только принцем, но и королем. Герарда же всегда можно заполучить в любовники... Лин не представляла, что чувствовал любимый брат, услышав подобное. Наверно, если бы такое случилось с ней, она бы не смогла жить дальше.

И вот, когда они уже потеряли надежду вернуть его, Ллойд вдруг ожил, подружился с горничной Илкер и стал то и дело появляться во дворце. Правда, поселился в домике, который раньше занимал лесник. Илкер матери, конечно, не нравилась. В качестве невестки она ее не представляла. Принцесса тоже. Она хотела только одного: чтобы брату было хорошо, жениться для этого не обязательно. Конечно, Лин сморозила глупость, предлагая Илкер стать фрейлиной. Во-первых, у Ллойда это вызовет неприятные воспоминания. Во-вторых, "леснику" — как представился Ллойд — проще встречаться с горничной, чем с фрейлиной. Вот только когда-нибудь девушка все равно узнает правду. Разве удержишь воду в ладонях? Так и слухи, которыми полнится дворец, не удержишь. Лин после рассказа брата одарила приданным горничную Пайлун, но та все равно постоянно следила за Илкер, оберегала ее. Леди Лаксме — ее высочество хихикнула — узнает правду, и кто знает, что тогда будет.

...Принцесса так задумалась, что когда лорд Нево шагнул из ниши в галерее, она вскрикнула от испуга.

— Прости, я не хотел тебя пугать, — взгляд Герарда наполнился виной. — Можно с тобой поговорить?

Лин игнорировала лорда уже две недели после той выходки с дневником, когда она бегала по всему дворцу, чтобы надрать ему уши. Разве за таким длинноногим угонишься? Принцесса искоса взглянула на широкоплечую фигуру лорда. Ее высочество точно знала, что половина девушек Жанхота от него без ума, но сама о нем старалась не мечтать.

Напомнила себе проступок Герарда: он взял ее дневник. Личный дневник, в котором она пишет о сокровенных переживаниях! Да, она рассеяна и часто бросает дневник в неподходящих местах. Но это же не повод читать записи... Лорд клялся, что и обложку ни разу не открыл, лишь спрятал, чтобы подразнить ее, но Эолин все равно не простила. Тем более в порыве ярости, она устроила во дворце такое представление, что разговоров еще на полгода хватит. Но сейчас принцесса решила помиловать виновного.

— Пойдем в музыкальный салон, — предложила принцесса. — Я буду играть, а ты будешь со мной разговаривать.

Герард с готовностью согласился. Он шел чуть позади, но это не мешало ему, затаив дыхание, следить за принцессой, пытаясь угадать, что на уме у прекрасной леди. Лин же сохраняла непроницаемый вид.

Как только они открыли двери в музыкальный салон, слуги помчались зажигать люстру, но Эолин попросила, чтобы принесли еще подсвечники и зажгли камин — так ей казалось уютнее. Она открыла орган, поставила перед собой ноты:

— Можешь начинать, — и заиграла красивую печальную мелодию. Даже королева, которую называли "леди с ледяной душой" плакала, когда слышала, как принцесса играет.

Сорот облокотился на рояль:

— Лин... — трепетно позвал он. — Ты так и не посмотришь на меня, Лин? Я не знаю, как мне вымолить твое прощение... Если бы я мог вернуть обратно тот день... Честное слово, мне жизнь не мила, когда ты со мной не разговариваешь. Все-таки мы выросли вместе.

— Давай забудем о том, что произошло, — предложила принцесса, не отрывая взгляда от клавиш.

— Давай, — облегченно выдохнул Герард.

— Ты что-нибудь слышал о Ллойде? — продолжила она беседу.

— Мне он не пишет, — с сожалением промолвил лорд.

— Он никому не пишет. А я волнуюсь.

— Не знаю, почему меня не отправили с ним. Даже обидно, откровенно говоря. Но, мне кажется, ты напрасно волнуешься. Все будет хорошо. Его нет всего неделю. Еще дня два-три и вернется. Не переживай. Если бы случилось что-то серьезное, Полад бы наверняка знал.

— Спасибо, — благодарно произнесла девушка, мельком взглянув в голубые глаза Сорота. — Ты умеешь успокаивать.

Лорд всмотрелся в ее лицо — не шутит ли принцесса? — и неуверенно улыбнулся.

— Надеюсь, ты говоришь искренно.

— Искренно, Герард. Скажи, а что ты думаешь, о горничной, к которой ходит Ллойд?

— Думаю, что принцу предоставили слишком большой выбор невест, и он теперь копается в них, как сытая нищенка в отбросах, — лорд засмеялся, но, не встретив поддержки со стороны Эолин, посерьезнел. — У Ллойда удивительная способность выбирать не тех девушек. Полагаю, с этим ничего нельзя поделать.

— Ты считаешь, она ему не подходит?

— Эолин! — пораженно воскликнул Сорот. — Принц и горничная — это же смешно!

— Она дочь графа, — пыталась защитить брата принцесса.

— И что же? Да этих графов, как грязи на дороге после дождя. Все равно они не пара. Это же видно.

— Это тебе видно, — опечалилась Эолин. — Мне видно. А он никого слушать не хочет. Я с ним говорила, мама говорила. И Мардан говорил.

— Не надо с ним разговаривать, надо запретить и все. И познакомить с хорошенькой леди.

— Ха-ха, — деланно рассмеялась Лин. — Попробуй его затяни на светский прием. Ты что, не знаешь Ллойда?

— Знаю. И хоть он мне друг... Но слишком много королева ему позволяет. Он, конечно, не наследный принц. Но матери-то все равно должен помогать, все-таки вдова.

— А ты ему говорил об этом? — поинтересовалась Эолин.

— Говорил, — Сорот махнул рукой. — Смеется. Пойдем, говорит, лучше поохотимся. А какая с ним охота?

Эолин еще раз кивнула.

— Надеюсь, Ллойд вернется невредимым. И еще надеюсь, что однажды он станет прежним. Как ты считаешь, это возможно?

Сорот пожал плечами:

— Сомневаюсь. Чтобы человек изменился, он должен захотеть измениться. А ему нравится быть таким, какой он есть.

— И тут ты опять прав, — согласилась принцесса. — А теперь расскажи мне что-нибудь веселое.

Принцесса заиграла другую мелодию, задорную, быструю. Герард на секунду призадумался, а затем в его глазах вспыхнула искорка, и он, будто припоминая давнюю историю, принялся рассказывать. Голос его, немного с хрипотцой, постепенно крепчал, словно события, когда-то пережитые им, придавали ему сил. Лин смеялась над рассказом и очень надеялась, что умело скрывает чувства. Пусть даже Сорот не узнает, как тяжело на душе. Разве может Ллойд стать прежним, неся тайну семьи?

1 юльйо, Гибельный лес

Ялмари спал мертвым сном. Под утро ему привиделась Илкер. Она ходила по домику лесника, в котором он жил последнее время, гладила вещи руками. Затем поставила стул к окну, залезла на подоконник. Откуда-то появились занавески — бледно-голубые в синий цветочек, и девушка цепляла пришитые к их краю петельки на металлические крючки. Он не мог сохранять невозмутимость, глядя на вытянувшуюся в струнку фигурку. Подкрался сзади, стянул ее с подоконника, закружил по комнате. Илкер приглушенно взвизгнула, счастливо рассмеялась.

— Отпусти, — прошептала она.

Ялмари не торопился исполнить просьбу. Илкер так близко. Он склонился к ее губам, но девушка неожиданно растворилась в воздухе.

Он стоял в домике лесника. В окна ярко било солнце, так что больно было глазам. Тонкая голубая занавеска болталась на двух металлических крючках. А в груди разрасталась тянущая пустота, будто кто-то медленно, по каплям, пил его жизнь. Он смотрел на занавеску и знал, что проживет остаток дней с этой пустотой, потому что Илкер умерла.

Проснулся от ужаса. Сначала тупо сверлил глазами потолок, соображая, где он и что с ним. "Это сон", — сказал себе. Но даже повторив эту фразу трижды, не нашел покоя.

В суете последних дней он вспоминал о девушке мельком, но после сна, который казался таким реальным, он еле сдерживал себя, чтобы не помчаться в Жанхот. Хотел увериться: ничего плохого с Илкер не случилось.

Ялмари осмотрел себя. Маг не ошибся — плечо зажило. От клыков зверя остались тоненькие красные шрамы. Завтра уже и их не будет. Он поднялся. Рядом на стуле лежала чистая одежда. На куртке тоже ни одной дырки. Даже прежние швы исчезли — что-то наколдовал маг. Принц тщательно побрился, оделся, шляпу взял в руки. Маг ждал в столовой за накрытым столом. Казалось, он просидел так всю ночь.

Едва поприветствовав хозяина дома, Ялмари задал вопрос:

— Вы можете узнать, что происходит в Жанхоте?

— Я не знаю и того, что происходит в соседней деревне, — сник маг. — Но ты напрасно волнуешься. Если бы зеркало хотело предупредить тебя, то сообщило бы сразу.

— Причем тут зеркало? — поморщился принц. — Разве вы никогда не слышали, что оборотням дан дар предвидения?

Теперь Намжилдоржи посмотрел на Ялмари с интересом.

— У тебя он есть?

— Не очень сильный. Иногда появляется убеждение: я должен идти туда-то и сделать то-то. Именно поэтому я искал зеркала.

Маг посерьезнел:

— А сны тоже сбываются?

— Нет. Но мне и не снилось раньше ничего необычного. Это началось недавно.

— Тогда не надо так серьезно относиться к этому, — успокоил старик. — Тебе впервые угрожала опасность, вот и снятся беспокойные сны. В Кашшафе в таких случаях говорят: выпейте успокоительную настойку. Если бы твои сны всегда сбывались, тогда стоило было волноваться, а так... — старик всмотрелся в принца. — А вообще любопытно, — заметил он. — Принц Энгарна имеет шанс стать вожаком стаи.

— Я не буду вожаком стаи, — произнес принц, вспомнив вчерашнее видение. — Кстати, о чем вы догадались, когда я упомянул о зеркальном коридоре?

— Это не объяснишь без предисловия. Послушаешь?

— Да.

— Тогда завтракай, а я тебе расскажу.

Ялмари склонился над тарелкой с похлебкой. От пищи пошел парок, будто ее только что сняли с огня. Намжилдоржи помешал золотой ложкой горячий напиток. Вкусно запахло шоколадом.

— Горячий шоколад, — предложил маг. — Хочешь попробовать? Это не хмельной напиток, — принц не отказался, и старик поставил перед ним другую чашку. — Я немного рассказал тебе, как и почему искал зеркала. Знаешь, сколько я собирал их? Почти семь лет. Первое зеркало я нашел случайно. Ты не поверишь, но оно продавалось на аукционе в столице Кашшафы, где распродавали вещи должника. Меня заинтересовала руническая вязь на раме. Несведущим горожанам казалось, что это всего лишь узоры на меди. Но я легко мог прочесть слова: "Зеркало твоего я". Эти слова показались мне смутно знакомыми, и я купил его, тем более что стоило оно недорого, а сохранилось довольно хорошо. Мне даже не пришлось торговаться. Я принес зеркало домой, повесил в гостиной, чем очень обрадовал свою жену Юнел — ей понравилась старинная вещь. И вскоре начались странности. На то, что Юнел теперь расчесывалась только перед этим зеркалом, я внимания не обратил — мало ли какие причуды у женщин. Но когда я несколько раз застал перед ним пожилую служанку, считавшую себя некрасивой даже в молодости и поэтому отводившую взгляд и от начищенного до блеска подноса, меня это удивило. Я также заметил, что конюх, заглянувший в зеркало, отшатнулся, и с тех пор разговаривал с нами только с порога, не ступая в мой дом. Это уже показалось необычным. Я встал перед зеркалом и долго всматривался в свое отражение, но ничего необычного не нашел. Но когда отвернулся, чтобы уйти, — остолбенел: боковое зрение различило в зеркале молодого, лет тридцати, человека со светлыми волосами и темными глазами. Как только я прямо взглянул на отражение, он исчез. Передо мной висело самое обычное зеркало. Я проделал несколько экспериментов, но ничего не добился, больше никаких видений не появлялось.

Но после этого начались странные сны. Кто-то снова и снова звал меня найти другие зеркала. Иногда снилось, что я нашел зеркало похожее на мое, но руническая надпись на раме складывалась в иные слова. Я старался ее прочесть, но не мог. Покой оставил меня: ночи приносили тревогу, а днем я думал лишь о поразительных видениях. Я стал разыскивать сведения о необычных зеркалах в древних рукописях. Что я нашел — рассказывал тебе вчера. Это придало мне решимости: я должен был обладать зеркалами, которые давали такую силу. Наконец я сообщил Юнел, что уезжаю на поиски других зеркал. На свете не было женщины мудрее ее. Она благословила меня в дорогу, пообещав молиться за меня...

Не буду утомлять подробным пересказом моих путешествий. Иногда меня целый год не было дома, иногда больше. Удивляюсь, как сын не забыл меня за это время. Если бы моя жена была другой, это непременно бы произошло. Но после долго отсутствия я обязательно возвращался с зеркалом. Каждое имело особую надпись рунами: "Зеркало счастья", "Зеркало дальних стран", "Зеркало прошлого", "Зеркало друзей"... Я выделил для этих находок целую комнату. Коллекция пополнялась, но я не мог остановиться, снова отправлялся в путь. Всего я нашел двенадцать зеркал, отличавшихся только рунической надписью. Когда я поставил в комнату последнее, надпись на одном заискрилась, будто расплавленное золото. "Зеркало бед", — прочел я. А потом оказался за обеденным столом. Мой сын Ошин теребил меня за рукав. Я, погруженный в размышления, машинально ответил "да", и только когда он выбежал из дома, понял, что он отпрашивался кататься на лодке с друзьями, но не придал этому значения.

Через мгновение я оказался на похоронах. Женщины рыдали так, что ломило виски. В ряд стояло шесть детских гробов, и я знал, что в одном из них мой сын и что гробы нельзя открывать, потому что детей нашли через полгода после того, как они утонули, опознали по каким-то вещам, тела выглядят ужасно...

Я очнулся. Увидел в отражении свое бледное лицо с сужеными от страха зрачками. И сбежал от зеркал, решив никогда больше не приходить к ним...

— Чем-то похоже на то, что произошло со мной, — заметил Ялмари, отламывая ржаной хлеб. — Я тоже будто оказался в другом месте. Только еще слышал внутри себя мужской голос.

Маг понимающе кивнул.

— Я слышал голос лишь во сне. Но ты особенный для зеркала, оно открылось тебе иначе. Мне кажется, с нами говорил сам Творец.

— А что случилось после первого видения?

— Прошло, может быть, месяц или чуть больше. Я не заходил в комнату, и ужас, пережитый там, забылся. Однажды я завтракал, а в уме планировал разговор с советом Мудрых по поводу школ для талантливых бедных учеников. Среди Мудрых магов были те, кто считал, что у виллана никогда не родится способный ребенок — среда не та. Другие просто не хотели обременять себя лишними заботами. Поэтому речь я продумывал тщательно. А Ошин, мой девятилетний сын, приставал ко мне с каким-то вопросом. Даже не вслушиваясь, я ответил "да", чтобы он не сбивал меня с мысли. И только когда входная дверь захлопнулась за ним, я понял, что он отправился кататься с друзьями на лодке. Что-то тревожное мелькнуло в душе, но я отогнал это чувство и стал записывать речь прямо на салфетке. Но вскоре беспокойство разгорелось сильнее. Я отложил салфетку и сосредоточился: откуда появилась тревога? После чего она появилась? И вдруг холодный пот прошиб меня — я вспомнил видение у зеркала. Я знал, что если пойду пешком, не успею остановить Ошина, поэтому, использовав магию, переместился к причалу. Лодка уже отплывала, но я закричал так страшно, что дети остановились. Я потребовал, чтобы мой сын вышел оттуда. Он плакал и возмущался, но я настоял. Я так же требовал, чтобы остальные тоже никуда не ездили, объяснил, что если они отправятся, то погибнут. Двое мальчиков послушались меня и вышли из лодки, а трое других все же уплыли... Думаю, ты понимаешь, что через полгода я все же оказался на похоронах, только гробов было не шесть, а три. Мой сын испуганно прижимался к моему боку. Как только трое детей не вернулись с речной прогулки, я понял, что "Зеркало бед" предупреждает о несчастьях, которые можно предотвратить. Надо только вовремя остановиться... — маг помолчал немного. — Потом видения были и у других зеркал.

— Они рассказывали только о вашей жизни? — уточнил принц.

— Мне — да. Но когда о чудесных зеркалах узнали другие, в мой дом началось паломничество. Не со всеми происходило чудо. Зеркала словно выбирали, с кем хотят "общаться": иногда дверь сама собой будто запиралась изнутри. С теми, кому удавалось попасть в комнату, "разговаривало" какое-то одно зеркало. Я во всем следовал указаниям зеркал. Лишь однажды, не смог, — он стиснул зубы. — Незадолго до появления Бадиол-Джамала зеркала сказали мне, что я должен стереть память Юнелы и Ошины и спрятать их так далеко, чтобы и сам мог найти не сразу. Если бы я сделал это... — он умолк.

Маг с трудом справлялся с внутренней болью. Ялмари еще ни разу не терял близких. Сегодня после яркого сна, он впервые ощутил, как страшно это может быть. Это боль, которую не лечит время. Наконец Намжилдоржи справился с собой и грустно улыбнулся принцу:

— Спасибо.

— За что? — удивился Ялмари.

— За сострадание. К сожалению, немногие на это способны... — он помолчал. — Так вот ты спрашивал, какая догадка посетила меня вчера. Когда ты разъяснил, что попал в зеркальный коридор, меня словно озарило. А что если это одно зеркало? Зеркало Творца и его отражения...

— Что-то не могу представить, — Ялмари, попробовал шоколадный напиток. Впечатлило не очень. Пожалуй, единственное достоинство — то, что он не крепкий. Броженые напитки оборотни не переносили.

— Наверно, я не смогу объяснить. Но неважно, правильно мое предположение и можно ли его объяснить. Важно другое: с тобой говорили все зеркала. Следовательно, в том, что ты видел, слились и твое прошлое, и настоящее, и будущее, и счастье, и истинная сущность.

— И несчастье... — поморщился принц.

— Возможно, и несчастье. Ведь, я так понимаю, видение было не очень благоприятным?

— Я буду драться с вожаком стаи, он ранит меня, а потом изгонит.

Маг изумленно приподнял брови.

— Может, это предупреждение? — предположил он. — Подумай, что если зеркало показывает то, чего ты можешь избежать, если вовремя остановишься, как я? Поступишь правильно...

— Я давно собирался в Умар, но все откладывал. Видение в зеркальном коридоре отбило всякую охоту туда идти. И тем не менее — нравится мне это или нет — я должен быть там. Я хочу знать, кто враг Энгарна, насколько он опасен и как победить его. Получается, что я найду ответ только на родине моего отца.

— Надеюсь, ты не пожалеешь, что пришел ко мне. И... сможешь мне помочь. Я размышлял о том, что ты можешь для меня сделать. Ты будешь в храме Эль-Элиона у оборотней?

— Если меня пустят.

— Сколько я знаю, пускают всех. Так вот если будешь там... скажи Ему обо мне.

— Разве Он не знает? Он же Всеведущ.

— И все же... выполни мою просьбу.

— Хорошо. Это нетрудно. А что вы видели в зеркале обо мне?

— Что в один день ко мне придут два оборотня. Девушку я должен прогнать — она не нуждается в зеркалах, потому что знает, что делать, но не хочет согласиться с этим. Кроме того, она предала тебя. Мужчину я должен принять — он принц Энгарна и моя единственная надежда.

— Ясно. Ладно, мне пора. Сколько от вас до Умара?

— Около шавра.

— До свидания, маг Намжилдоржи.

— Счастливого пути, принц Ллойд.

До полудня он проделал около шести юлуков. Чем дальше на север, тем выше становились деревья, лиственный лес сменялся хвойным. Вдали от Гибельного леса, природа оживала, и вскоре все вокруг кишело жизнью: наступала середина лета, животные и птицы еще воспитывали потомство. В образе волка он гораздо явственней видел широкие стволы, корявые корни, поваленные деревья и вывороченные пни. Покрытые листвой кроны и уходящие ввысь деревья почти ушли из поля зрения. Это происходило не только потому, что изменился рост. Идущий от земли запах — вот что заставляло фиксировать внимание на нижнем ярусе.

Ялмари старался не отвлекаться на посторонние запахи и звуки — весь нацелился вперед. Он рассуждал сам с собой: возможно ли изменить будущее? Если зеркало предостерегло, то от чего? Что он может сделать неправильно? Чем заслужить неодобрение стаи? Пока ответов не находилось.

Вскоре он замедлил бег. Приближалась незримая граница Энгарна, а Умар наверняка защитился от нежелательных гостей. Следовало быть осторожнее.

Опасность он почувствовал внезапно и остановился так резко, что палая листва с иголками вздыбилась под лапами. И все же он не успел — сверху упала сеть. Его стянули со всех сторон так, что он не мог шевельнуться. Сеть неприятно жглась — ее сплели из посеребренных нитей.

— Не дергайся, если хочешь жить, — услышал он откуда-то сбоку.

В этот же день в лесу недалеко от Жанхота

Теперь Илкер знала точно, что Ялмари нет в городе. Он не передумал встречаться с ней, просто уехал. Причем принцесса упомянула, что уехал в большой спешке, то есть не успел предупредить.

Обида исчезла, но осталась печаль. Утром Илкер ждала, что принцесса займет ее чем-нибудь. Но Эолин, как и в первые дни, игнорировала новую горничную. Тогда девушка пошла туда, где всегда находила утешение: в лес. Теперь можно не опасаться встретить там Ялмари и показаться навязчивой.

Едва она ступила на тропинку, идти далеко в лес расхотелось. Здесь все напоминало о Ялмари. Если пойдет прямо, а дальше свернет на правую тропку, придет на место, где впервые встретила лесника. Илкер тряхнула головой и пошла в другую сторону, в ту часть леса, куда не забиралась до сегодняшнего дня.

Вскоре девушка нашла дорогу, которой часто пользовались. Обычно она выбирала еле заметные звериные тропы, но сегодня решила изменить своим привычкам. Интересно, кто ходит в эту часть леса? Может, лесорубы или охотники?

Илкер недолго мучилась в неведении. Тропинка выскользнула из леса на поляну с добротным деревянным домом. Теперь не осталось сомнений — сама того не желая, она пришла к Ялмари в гости. В дом лесничего вело высокое крыльцо. Чуть поодаль виднелась конюшня — оттуда не раздавалось ни звука. Рядом сделали круглый каменный колодец с воротом и ведром на цепи. Илкер живо представила, как молодой лесник по утрам набирает отсюда воду, чтобы умыться и приготовить пищу. Она подошла ближе и погладила каменную кладку: она наверняка помнит его прикосновения.

Помедлив, девушка поднялась на крыльцо, дотронулась двери. Она заскрипела и приоткрылась. "Конечно! — обрадовалась она. — Ялмари уходил отсюда утром, собирался быстро вернуться. Даже дом не запер".

На душе посветлело. Илкер еще недолго поколебалась, а потом решительно вошла внутрь.

Ялмари жил очень скромно. Никаких ковров на полу и по стенам. Она не нашла ни одной шкуры животного — обычно у лесника их было много. Но это не огорчило, а скорее обрадовало — она не очень любила, когда животных убивали. Большие окна, так же как во дворце разделенные на маленькие квадраты стекол, щедро пропускали солнечный свет. В косых лучах кружились пылинки. Илкер подставила руку под них. Затем рассмеялась и пошла дальше.

Но чем дальше в дом она заходила, тем более странным он казался. Девушка пыталась найти хоть что-то напоминавшее о Ялмари, но не могла: не увидела ни одной картины или книги, не нашла оружия. О том, что тут живет человек, говорила лишь стопка белья в шкафу. Даже ее маленькая комната во дворце открывала ее индивидуальность, ее вкусы, а дом лесника выглядел мертвым как парк. И о чем это говорит?

Во-первых, это могло означать, что Ялмари не любил тут оставаться и использовал дом лишь для того, чтобы есть и спать.

Во-вторых, это могло означать, что Ялмари очень скрытен и боится, чтобы кто-то не зашел в дом в его отсутствие и не узнал что-то о нем. Но тогда он тем более запер бы дверь.

Еще немного подумав, Илкер предположила, что, скорее всего, верно третье: Ялмари недавно стал лесником, позже, чем она стала горничной. Он не успел обжить дом.

В спальне Илкер села на идеально заправленную кровать.

"Здесь не хватает женской руки, — девушка взглянула на дом иначе. — Если я буду жить здесь, в первую очередь повешу занавески на окна, постелю скатерть на стол и покрывала на кресло. На камине будет хорошо смотреться простенькая ваза. Летом буду ставить туда лесные цветы, а зимой... Зимой можно поставить букет из бессмертника. В этой комнате будет наша спальня, а в соседней — детская. У нас будет два сына. Дочек не хочу — кто знает, какая доля им достанется. Женщинам труднее..."

Илкер представила замужнюю жизнь, а дом будто почувствовал ее мечты и ожил. Она похихикала над глупыми грезами и решила, что пора уходить. На прощание поправила кровать, провела кончиками пальцев по стульям, столу и косякам. Ялмари тоже прикасался к ним, а теперь она. Когда же он вернется? Илкер усилием воли прогнала подступившую грусть. Главное, чтобы вернулся. Вот так она и загадает: если приедет на этой неделе, значит, любит ее, и они поженятся. А если приедет позже — тогда надо прогнать вздорные мысли. Девушка вышла из дома, взглянула на небо, призывая Эль-Элиона в свидетели. Пусть Он руководит этим знамением.

Илкер спустилась с крыльца и тут же почувствовала, что погода переменилась. Холодный ветер будто раздел ее. Девушка поежилась и обхватила себя руками. В лесу неожиданно потемнело, солнце затянуло тучами. Илкер ни разу не видела, чтобы погода менялась так стремительно. Похоже, она слишком задержалась в лесу. Чтобы согреться и скорее добраться до дворца, она побежала. Но не успела выйти на тракт, как хлынул дождь. Пока она добралась до своей комнаты — промокла до нитки.

Девушка была уверена, что ничего страшного не случится. У себя в комнатке вытерлась насухо, переоделась, выпила горячего чая. Но вдруг стало очень жарко, так что захотелось раздеться. Глаза начали слипаться. Илкер какое-то время боролась с собой, даже вышла к другим горничным.

— Пайлун, моя помощь не нужна? — устало улыбнулась она.

— Нет, принцесса велела тебя не беспокоить, — со странной интонацией произнесла подруга, а потом внимательней взглянула на Илкер. — Как ты разрумянилась.

— Это от горячего чая, — пояснила девушка.

Но Пайлун не поверила.

— И глаза блестят странно, — она быстро подошла, и пощупала лоб Илкер. — Ты вся горишь! Как ты себя чувствуешь?

— Немного хочется спать и жарко очень. Но не может же быть, чтобы я так быстро заболела.

— Еще как может! Мокрая на ветру бежала. Быстро в постель и без разговоров.

— А вдруг я принцессе понадоблюсь? — слабо сопротивлялась Илкер толкавшей ее в кровать Пайлун.

— Я так и скажу: ты заболела. Не хватало еще, чтобы ты ее высочество заразила. Ложись в постель, а я принесу особый отвар. Очень помогает при простуде.

Предположение, что из-за Илкер может заболеть принцесса, показалось убедительным, поэтому она послушно сняла верхнее платье, распустила волосы и улеглась поверх покрывала. Тело горело и хотелось скинуть даже рубашку, а не укутывать себя чем-то. Она все ждала, когда придет Пайлун с лечебным чаем...

...Незнакомый город казался холодным и негостеприимным. Девушка растеряно оглянулась. Слева и справа возвышались бледно-желтые дома с черными провалами окон. Стены покрывала изящная лепнина. Необыкновенное переплетение растений, птиц и животных завораживало. Илкер представить не могла, сколько труда потребовалось, чтобы украсить все дома. Булыжная мостовая холодила босые ноги, и она посмотрела на землю. Камень показался каким-то странным — в Энгарне он темно-серый, а тут как будто с синим отливом. Лишь после этого девушка испугалась: как же она оказалась в городе босиком, в одной рубашке?

"Хорошо, что людей на улице нет", — Илкер осмотрела широкую улицу, по которой свободной могли разъехаться два экипажа. Еще раз оглянулась — ни впереди, ни позади не заметила ни души. Стало страшно. Ей показалось, что город мертв. Единственный живой человек здесь — это она сама. Куда бы она ни свернула, везде будет такой же простор и пустота.

Илкер поправила ворот длинной рубашки. Распущенные волосы щекотали спину. На самом деле хорошо, что люди здесь не жили, иначе куда бы она делась от стыда? — посреди города, почти раздетая, простоволосая. Оставаться здесь не хотелось. Девушка несмело шагнула вперед, но тут же остановилась: на нее наступал белый туман. Клубясь, он спускался вниз по улице, постепенно скрывая дома. Илкер захотела убежать от него, но не успела оглянуться, как погрузилась в белую дымку.

"Надо идти, — сказала она себе. — Надо найти площадь".

Город словно услышал ее мысли. Девушка скорее почувствовала, чем увидела, что дома будто расступились в сторону. Подул холодный ветер. Илкер задрожала, обхватила плечи, чтобы согреться. Порывы ветра смели с площади туман, зато теперь по ногам хлестала поземка. Девушка потерла ступни друг о друга, чтобы хоть немного согреться. Подняла голову и замерла.

На другом конце огромной площади — где-то за четыре лавга — темнело громадное здание. При виде его сердце на мгновение перестало биться. Снова стало страшно, так что захотелось спрятаться, но она не смогла сделать ни шагу. Ноги будто примерзли к мостовой. А в следующее мгновение, Илкер, как зачарованная, пошла вперед, к этому страшному месту. С каждым шагом ужас становился сильнее.

Илкер заплакала, колени задрожали — ее пугало то, что она хочет остановиться, но не может. От снега ногам стало колко и больно, но она все шла и шла.

Подойдя к зданию ближе, сообразила, что это храм. В отличие от домов, его ничем не украсили. Высокие гладкие колонны темно-синего камня поддерживали полукруглую крышу. Илкер задрала голову вверх, чтобы охватить взглядом величественное строение — и вздрогнула: на крыше лежал дракон. Глаза прикрыты, но поза напоминала затаившегося хищника: он хотел усыпить бдительность случайно забредшей сюда девушки. И вправду в следующее мгновение его глаза полыхнули алым огнем. Илкер зажмурилась и втянула голову в плечи: сейчас он откроет пасть и изрыгнет огонь. От нее ничего не останется, разве что пепел. Сердце в груди стучало гулко и болезненно, отсчитывая время как метроном, но ничего не происходило.

Девушка снова робко подняла взгляд. Каменный дракон поднял морду к небу, не обращая внимания на жалкое создание, замершее у входа. Илкер еще раз присмотрелась к нему: нет же, она ошиблась, это не дракон, а украшение храма. Вместо конька сделали каменную голову дракона, а крыша — это крылья мифического чудовища, словно обнимавшего здание, защищая от непрошенных гостей.

Но она не гость. Ее силой забросили сюда.

Илкер медленно пошла дальше. Страх утих, зато пришла тоска: сердце щемило и ныло. Никто не заставлял ее идти сюда. Она сама пришла. Пришла, чтобы умереть. Так надо: или он, или я.

— Илкер! — неожиданно позвал кто-то сзади. Она хотела обернуться, но не смогла. Замерла на ступенях храма, а голос продолжал звать. — Илкер, это не судьба. Это твое решение. Ты понимаешь? Ты можешь не умирать.

Девушка кивнула. Она все понимает. Она уже много дней размышляла об этом. Это очень легкий выбор. Или он, или я. А значит, нет выбора. С трудом передвигая ноги, она поднялась по ступеням и вошла под своды храма...

Часть 3

Умар

1 юльйо, Умар, город князя Балора

Утром Ранели вышла во двор к колодцу. Ведро с мягким всплеском опустилось в воду. Девушка постояла немного, любуясь облаками, прежде чем крутить ручку ворота. Погода обещала быть солнечной. Вдруг Ранели застыла, неверяще уставясь в небо: в вышине над городом парил сокол. Девушка прикрыла глаза рукой и смотрела, не отрываясь. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Алет? Или нет? Она уже собралась сделать знак птице, чтобы подлетел ближе, но сокол сложил крылья и камнем упал в лес. Ранели постояла еще несколько минут, ожидая, что он вернется, но птица не появлялась.

Ранели рассердилась на себя. О чем она вообще думает? Когда забудет ложные надежды? Она будет служить Умару. Стая — главное в жизни и самое надежное, только здесь она может быть счастлива.

Девушка быстро подняла ведро на поверхность, подхватила и поспешила домой.

Готовя пищу, напевала погребальную песню оборотней. В отличие от заунывных мелодий Энгарна, она ободряла скорбящих, давая им надежду на встречу во дворцах Эль-Элиона. Эта песня утешала ее в минуты печали.

Вчера отец пришел домой почти сразу после князя. В отличие от Балора не напал с упреками, сердечно обнял и предложил отдохнуть с дороги. Не стал мучить вопросами. Но если он заметит, что дочь грустит, молчать не будет. Поэтому когда она услышала шаги отца, тут же улыбнулась, как можно искренней. Войдя на кухню, отец поздоровался и легко прикоснулся губами к ее щеке, но фальшивая улыбка дочери его не обманула. Он приподнял брови:

— Что тебя опечалило?

— С чего ты взял, что я печальна? — лукаво прищурилась Ранели. — Все по-прежнему. Я устала грустить и бояться. Теперь точно знаю, чего хочу от жизни, и ничто не смутит мой дух, — она опустилась на стул и принялась чистить картошку.

Отец присел рядом, тоже взял в руки нож. Шкурка тоненькой стружкой скручивалась на стол.

— Ранели, — мягко произнес он после паузы. — Я рядом с тобой с рождения. Ты можешь улыбаться, показывая все зубы, но я знаю: если ты поешь погребальную песню, значит, чем-то расстроена.

Девушка нервно рассмеялась, тут же вздохнула.

— Тебя не обманешь, — сникла она. — Ты прав, — она следила за картошкой, чтобы не встретиться взглядом с отцом. — Но я не хочу говорить об этом. Не хочу огорчать тебя.

— Если не расскажешь, я огорчусь больше. Во-первых, потому, что не доверяешь мне и, во-вторых, потому что буду предполагать худшее.

— Ладно, — Ранели решительно отложила картофелину. — Там, в Энгарне, я познакомилась с одним парнем... И даже думала, что влюбилась.

Отец сохранял хладнокровие, но Ранели видела, что ему не очень приятно слышать подобные откровения.

— Ты хочешь уйти из стаи? — прямо спросил он.

— Нет, что ты... Вовсе нет. Наоборот, я остаюсь. И сбегать больше не буду. По крайней мере к нему. Все кончено.

Отец всматривался в ее лицо:

— И это заставляет тебя грустить?

— Нет... Да... Я не знаю, почему грущу, — окончательно растерялась Ранели. — Я так долго сомневалась, не знала, что мне делать: выйти за него замуж или забыть о нем. Это было невыносимо! Два дня назад, когда я приняла решение, было так легко! Почему же сейчас так тяжело?

— Либо ты выбрала неправильно, либо еще не доказала себе, что поступаешь правильно, — объяснил отец. — Ты ведь у меня какая? На веру ничего не принимаешь, везде требуешь доказательств. Как только получишь их, сердце обретет покой.

— Правда? — спросила Ранели с надеждой.

— Я не Эль-Элион... Но мне кажется, будет так. Кстати, когда ты в последний раз появлялась в храме?

Радость Ранели тут же угасла.

— Давно.

— Вот отсюда и такой раздрай в твоей душе. Поверь старику.

— Тоже мне старик, — усмехнулась девушка. — И вообще, почему старики все объясняют этим? — губы девушки скривились в усмешке. — Я этого не понимаю. И не понимаю, почему я обязана ходить в храм. Почему нельзя так: я не беспокою Эль-Элиона, а Он не беспокоит меня?

— Не ты первая пытаешься так жить. Люди давно пытаются. И что у них вышло?

— Что?

— Ничего хорошего. И когда-нибудь ты убедишься в правоте старых истин. Но сколько тебе горя придется пережить для этого?

— Пап, не надо меня пугать, ладно?

— Ладно. Хотя я не пугаю. Просто знаю, что так будет. Хотя и тяжело от подобного знания.

— Разве я не имею права на собственную жизнь? Разве не имею права принимать решения?

— Имеешь, дочка. И ты должна знать, что, принимая решения, надо иметь мужество взять на себя ответственность за последствия выбора. На этот раз последствием может стать наша разлука. С тобой ведь говорил князь? Стая может отказаться от тебя. Но ты всегда будешь моей дочерью, как бы далеко ни пришлось тебе уйти или уехать. Я не буду тебя удерживать. И с радостью приму, если ты вернешься.

Ранели вновь взялась за картошку.

— Если бы все были такими, — вздохнула она.

В кухне повисла тишина. Отец чистил картошку машинально, погруженный в невеселые думы. Когда он становился таким, Ранели казалось, что он вспоминает маму. Говорят, внешне Ранели сильно напоминала ее, а характером — нет. Может, будь у нее другой темперамент, и с Алетом все вышло бы по-другому. Сокол бы и внимания не обратил на волчицу, будь она похожа на комнатную собачку...

Первую ночь Ранели провела с ним скорее из любопытства, чем из-за страсти. Нет, конечно, после той кошмарной ночи, парень соблазнял ее настойчиво и умело — это девушка понимала сейчас. А тогда до последнего казалось, что она сильная, справится переполнявшими чувствами, сможет противостоять. И не распознала момент, когда сопротивляться расхотелось, когда сказала себе: почему бы и нет? Люди же позволяют себе такое. Может, ничего страшного?

Сокол не разочаровал ее. И после первой же ночи, сделал предложение. Сообщил, что впервые в этот трактир пришел только из-за нее. Увидел девушку-волчицу и был заинтригован... Все знал с самого начала и продолжал ухаживать. Мечтал отвезти в замок, к родителям...

Но Ранели испугалась. Одно дело посещать Энгарн изредка и совсем другое — навсегда покинуть стаю...

Алет не понимал этих сомнений. Злился. Просил прощения. Опять делал предложение. Даже обручальное кольцо подарил — единственное украшение, которое Ранели сохранила. Будто из золотых нитей сплели венок. А вместо цветов в этом венке крошечные бриллианты. Это кольцо стоило целое состояние. Ранели дорожила им, потому что когда надевала его на безымянный палец, казалось, она уже принадлежит Соколу...

Ранели проглотила ком в горле. "Нельзя об этом думать! Нельзя", — запретила себе девушка, хотя произнести эти слова было легче, чем исполнить приказ. Но девушка знала одно испытанное средство: чтобы не думать об Алете, надо думать о ком-то другом. Ялмари! Кровь невольно прилила к щекам от стыда. Неужели по ее вине с ним что-нибудь приключится? Она-то надеялась, что парень задержит чудовище, но никак не ожидала, что маг будет так суров. И самое страшное — если Ялмари не придет в Умар, она никогда не узнает о его судьбе.

После завтрака Ранели решила еще раз поговорить с князем. Вчера она вела себя невежливо. Если извинится, может, он простит и заступится за нее на совете. Все-таки от мнения князя зависит многое.

Дом Балора стоял почти в центре города, недалеко от дома князей. Идя по улице, Ранели еще раз сосредоточенно взглянула на небо — не появился ли сокол? Ей очень хотелось, чтобы появился. Если это произойдет, она покажет, что Алет ей совсем не нужен. Она сможет прожить и без него.

За лавг от дома князя девушка заметила, что происходит что-то необычное — два оборотня волокли в сетях с серебряными нитями пойманного волка. Им пришлось надеть перчатки, чтобы не обжечься. Поймали проклятого или?..

Она подошла ближе, встала в воротах. Издалека узнала стражей — Сафарбий и Пагур. Сафарбий — ровесник, недавно закончивший школу, — весело подмигнул:

— Давно вернулась? К костру сегодня придешь?

По вечерам стая собиралась у костра, чтобы пообщаться или отпраздновать какое-то событие. Парень хотел видеть ее там. Но не успела она ответить, как Пагур, старший в их паре, искоса взглянув на Ранели, обратился недружелюбно:

— Ты куда? Мы несем к князю пленного, зайди позже.

— Как скажешь, — величественно пожала плечами девушка. Ее всегда смешило, что стоило парню завести семью, он становился серьезным и важным, хотя старше всего на три года. — Но я постою здесь, чувствую, понадоблюсь князю очень скоро.

Пагур, фыркнув, отвернулся, оборотни скрылись в доме. Вскоре на пороге появился Сафарбий:

— Заходи, — рассмеялся он. — Ты, как всегда, права, и тут без тебя не обойтись.

Ранели развела руками, показывая, что знала это с самого начала.

У князя посреди комнаты стоял взъерошенный Ялмари — целый и невредимый, чему она несказанно обрадовалась. Его разоружили. Отобрали небольшую кожаную сумку, где парень держал лук и стрелы. Меч нашли в мягких ножнах под курткой.

— Здравствуй, — произнесла она с усмешкой. — Так и знала, что еще встретимся.

— Надеялась, что тварь мной подавится? — неприязненно поморщился принц.

— Ты о чем? — Ранели расширила глаза, надеясь, что он догадается, что о посещении скованного мага лучше не упоминать. Ялмари сообразил:

— О деревенской псине, — нашелся он.

Девушка обошла Пагура, стоявшего рядом с Ялмари с обнаженным мечом наготове, и села на диван рядом с князем. Сафарбий стоял с другой стороны, и хотя извлек меч, но больше для порядка. Он явно не опасался пленника.

— Это и есть оборотень, о котором ты рассказывала? — Балор с досадой посмотрел на Ранели, потом на пленника. — Ялмари из клана Онер? Правильно я говорю? — принц кивнул. — Цель вашего визита, сударь?

— Я особый посланник королевы Эолин, — успокоившись, начал Ялмари. — Мне поручено узнать, что происходит на западе страны, в частности во владениях графа Иецера, которые находятся у южной границы Умара. Когда я прибыл в Биргер, узнал, что некий маг старательно раздувает ненависть между людьми и оборотнями. Пытаясь узнать больше о нем, я дошел до Умара.

Балор недоверчиво поднял брови.

— Маг раздувает ненависть, да? А люди, убивающие оборотней, ни при чем? Мне кажется, этому магу не так уж трудно поссорить наши страны. Особенно если учесть, что ненависть всегда жила в людях. Раньше у них не было столько туммимов, чтобы отличить нас, а сейчас магических камней в избытке. Может быть, потому что у нас пропало два оборотня? Как ты думаешь? Без крови оборотня он бы туммим не зарядил.

— Может быть, — Ялмари смело поднял лицо. — Но энгарнцы не виновны в этом. Ими манипулируют, так же как и вами. Маг хочет, чтобы мы уничтожили друг друга. Но если мы объединимся...

— Какой прыткий! — изумился Балор. — Прямо сейчас объединятся будем или обеда подождем? Я тебя впервые вижу. Ты живешь среди людей, служишь их благу. Почему я должен тебе верить?

— Я не знал, что жить среди людей — преступление. А как же южные кланы, живущие в Лейне?

"Опять за свое! — слова Ялмари задели Ранели за живое. — Этот парень неисправим".

— Да... Ты, оказывается, не все знаешь об оборотнях, а? — заметил Балор. — Южные кланы живут на территории Лейна, так же как Умар когда-то находился на территории Энгарна. Но мы никогда не смешивались с людьми.

— Я слышал другое, — Ялмари не спорил, просто констатировал неосведомленность. — А сколько нужно времени, чтобы вы убедились в моей лояльности? Боюсь, я не смогу задержаться надолго...

— Ты меня все больше поражаешь, — невесело ухмыльнулся Балор. — Стражи Умара поймали тебя, когда ты пытался пересечь границу. Если мы не убедимся в твоей, как ты выразился, лояльности, мы тебя не отпустим. Даже если тебе придется провести остаток жизни в моем городе. Как тебе такое будущее?

Ялмари добродушно улыбнулся:

— Вы не поверите, но я об этом мечтал с детства.

— Может и в серебряные сети мечтал попасть? — теперь они друг над другом подшучивали, пыл угас.

— Я воин. И понимаю, что вы поступаете так не от хорошей жизни. Если бы оборотням ничего не угрожало, меня бы приняли иначе. Разве не так?

— Абсолютно верно, — помрачнел князь. — Сначала два оборотня пропали, затем семеро купцов не вернулись из Энгарна. Скорее всего, они сожжены. Один сошли с ума, а один еле ушел от вампиров. А недавно проклятый убил двух детей, что забрели слишком далеко в лес...

Принц не находил слов. Потом в мгновенном озарении кусочки мозаики сложились в голове:

— Но ведь это еще раз подтверждает, что у нас общий враг. Я прошел несколько городов и деревень. Всюду говорят о людях, растерзанных оборотнями. Это не сказки! Проклятые побывали там, подставив Умар. У нас исчезло три гонца. Сколько сошло с ума вилланов — неизвестно. Загфуран объявил войну не только Энгарну, но и Умару. Вы легко можете проверить мои слова, если отправите кого-нибудь к замку Иецер.

Впервые Ранели признала, что слова пришлого оборотня стоило проверить. То же решил и князь.

— Что ж... пожалуй так мы и поступим, — Балор взъерошил себе волосы.

— Пагур, — обратился он к стражу, — сходишь туда? — воин сжал кулак в знак согласия, и Балор вновь повернулся к гостю. — Пагур все выяснит, так что, когда прибудет вожак, мы уже будем знать кое-что... — Ялмари вздрогнул, услышав это, и князь взглянул на пленника с подозрением. — Встречался с вожаком?

— Слышал о нем, — ответил лесник уклончиво. — У вожака есть дар видения, так?

— Так, — будто ставя точку, произнес Балор. — Он сразу определит, можно ли тебе доверять, — князь поднялся. — Постановляю. До прибытия вожака ты находишься в моем городе как гость. Но твоя свобода ограничена его стенами. Если ты выйдешь за пределы — тебя убьют. Твое оружие до решения вожака останется у меня. Жить будешь в доме гостей. Обслуживать себя будешь сам. Если кто-то захочет помочь тебе, — он взглянул на Ранели, которая тоже встала, — не возбраняется. Вечером придешь к костру. Можешь идти, — он чуть повернул голову в сторону младшего стража. — Сафарбий, покажешь, где он будет жить.

— Спасибо, — склонил голову Ялмари и вышел вслед за стражем.

Ранели собралась последовать за ними, но князь задержал ее:

— Присмотришь за гостем, — бросил он веско.

— Я?! — возмутилась девушка. — С какой стати?

— Это тебе задание от стаи, — внушительно проговорил Балор. — Ты же так хотела получить его. Тем более я чувствую, у вас общие тайны. Можешь идти.

— Князь, — Ранели все еще медлила. — Я хотела попросить прощения...

— Да-да, — ворчливо прервал Балор. — Ты уловила правильный тон в разговоре со старшими. Если бы ты чаще посещала храм, может, это вошло бы у тебя в привычку. Иди. Разговаривать с тобой теперь будут на совете. Причем в присутствии вожака.

От этих слов сердце Ранели заныло.

1 юльйо, Умар, город Балора

Ялмари с детства считал Умар чуть ли не волшебной страной, в которой сбываются мечты. Как любой оборотень, он свято верил, что нет на Гоште ни одной страны, где бы так ясно слышали голос Эль-Элиона, где бы так тщательно соблюдали Его заповеди. Только тут никто не опасался быть преданным или ограбленным, здесь не бросали больных и пожилых на произвол судьбы, не разделяли народ на богатых и бедных, знатных и простых — все были равны. Позволяли выбрать дело по душе и уважали любой труд. И главное — с уважением относились к личности, независимо от того, насколько ты отличался от других оборотней. Может, следовало пожить здесь подольше, чтобы убедиться, что эти рассказы не так уж отличаются от действительности, но по поводу последнего пункта принц уже сомневался.

Но как бы там ни было здесь настоящий дом. Даже если он и не идеален, в Энгарне намного опаснее. А если учесть последние события, то настороженность и недоверие, проявленные к нему, вполне простительны.

Гораздо больше беспокоило другое: если останется здесь, если его примут в стаю, как быть с Илкер? Девушка слишком глубоко запала в сердце. Сможет ли он начать новую жизнь без нее? Пока даже при мысли об этом становилось тяжело.

Он размышлял, следуя за Сафарбием в дом для гостей. Временное пристанище находилось в центре города и по строению почти не отличалось от жилища князя: на первом этаже кухня, гостиная и детская, на втором — спальня. Слуг никто не держит, даже князь и вожак. Он знал об этом, поэтому лет с семнадцати подолгу жил в домике лесника.

После того как страна торжественно отметит его совершеннолетие, он уже не сможет уклоняться от управления замками, которые получил в наследство. Сейчас он выкручивался, передав два из них надежным управителям и не появляясь там больше, чем на одну неделю в году. Единственный замок, который оставил себе во владение, стоял недалеко от Жанхота. Туда он жил чаще, но все равно предпочитал заниматься тем, что любил, а не тем, чем положено было заниматься принцу. Попытался ввести кое-какие новшества в земледелие, о которых вычитал в книгах, но увидев, как сопротивляются вилланы его вмешательству, потерял к этому делу интерес. Вилланы были готовы бежать в земли лорда Нево, лишь бы делать все по-старому. Ялмари оставил их в покое: все, что он делал в Энгарне — временно. Он ждал дня, когда покинет страну. Он должен уехать, чтобы не ставить под удар мать и сестру. Полад уже не раз намекал на это.

В замке он обычно читал книги или проводил научные эксперименты: ему хотелось сделать механические часы менее громоздкими. Тогда они появились бы не только на городской ратуше, но и в каждом доме. Сорот утверждал, что это напрасный труд: зачем простолюдину часы? Они и знатному-то особенно не нужны. Тех, что на ратуше, хватает всем. Зато Герард охотно тренировался с принцем в битве на мечах, когда тот уставал сидеть в библиотеке. Часто звал его и на турниры:

— Ты ведь умело фехтуешь. Почему не доставишь удовольствие народу?

Но Ялмари твердо решил, что никогда больше не будет делать что-то из прихоти других людей. Ему не нравились скопления народа. Особенно если при этом все на него глазели.

В одиночестве он учился стрелять из лука. Об этом увлечении не знал даже Сорот. То, что принц забавляется занятием безродных воинов, без внимания ни в коем случае бы не оставили. И так слишком много слухов о странностях принца. К чему их множить?

Он представил, чем бы занялся, если бы ему позволили остаться в Умаре. И... не нашел для себя ничего интересного. Но, возможно, он легче найдет себе дело, когда станет здесь своим.

Освоившись в доме для гостей, он приготовил обед из мяса и картошки, которые нашел в погребе-кладовой. Пока горшочек томился в печи, подошел к окну и с удивлением заметил, что за ним и вправду присматривают. Сафарбий так и остался у калитки. К нему присоединилась Ранели. Если бы они не стояли так близко к дому гостей, их беседу вполне можно было бы счесть невинной.

Он вышел на крыльцо. Сафарбий и Ранели даже не взглянули в его сторону. Но Ялмари кашлянул, обращая на себя внимание:

— Приглашаю пообедать со мной.

Ранели открыла рот, чтобы отказаться, но, мельком взглянув на небо, тут же просияла:

— Почему нет? Пойдем, Сафарбий. Попробуем, как готовит чужак.

Неизвестно, понравились ли его кулинарные изыски Сафарбию и Ранели, но обед плавно перетек в ужин. Ялмари расспрашивал о жизни в Умаре. Сначала молодой страж скрытничал — вдруг перед ним и в самом деле предатель, а он расскажет что-то важное о своем народе. Тогда принц рассказал сам, попросив подтвердить, правильно ли он осведомлен. Гости поразились его познаниям, а он уверился: за долгие годы, мало что изменилось в Умаре. Почти ничего. Последний вопрос, который его интересовал, — храм. Не хотелось нарушить обещание, данное скованному магу.

— А храм Эль-Элиона? Где он? Почему-то я его не видел?

— Потому что сетка тебе обзор закрывала, когда тебя в город вносили, — беззлобно поддел Сафарбий. — Храм за городом. На территории Умара таких три.

— Хочу побывать там, — объяснил принц.

— Тебе нельзя, — нахмурилась Ранели.

— Это еще почему? — поднял брови Ялмари.

— Потому что ты не из стаи.

— Раньше так не было, — заметил принц. — Эль-Элион — Бог всех, а не только стаи. Раньше любой желающий, мог войти в храм. Даже если он вообще не оборотень.

— Откуда ты все знаешь, если ни разу здесь не был? — вспылила девушка.

— Читал много, — пожал плечами Ялмари.

— Мне кажется, уже пора к костру, — глянув в окно, заявил Сафарбий. — Пойдемте, нехорошо опаздывать.

От этих слов сердце Ялмари забилось неровно. Что показало зеркало? Поляна, высокий костер, столы с едой, музыка... Вожак. Неужели все так и будет? В чем ошибка? Что он сделал или сделает неправильно?

Когда подошли к месту сбора, на большой поляне собралось еще не так много оборотней. Посередине поляны, недалеко от кострища, суетилось несколько парней, пополняя лежащие рядом запасы сухих веток. Ранели и Сафарбий тут же растворились среди оборотней, точно зная, что и как надо делать. Ялмари потерянно постоял в одиночестве, сел в сторонке на скамью, привалившись к высокой сосне и прикрыв глаза. Голоса и запахи говорили, что народ подтягивается.

Примерно через четверть часа услышал голос князя. Пришлось встать, потому что оборотни подошли к костру, и он не мог разглядеть за спинами, что происходит.

Балор стоял возле костра. Рядом смущенно хихикала молодая пара. Оборотни выстроились рядом полукругом.

— Зачем собралась стая? — провозгласил Балор громогласно.

— Помолвка! — откликнулись оборотни дружно.

Князь оглянулся на счастливо засмеявшихся парня и девушку, тоже улыбнулся:

— Я не слышу молодых. Зачем собралась стая?

— Помолвка! — еще громче ответили ему. Парень, крикнул во весь голос, так что настала очередь остальных веселиться. Но князь опять остался недоволен.

— Я не слышу молодых! — воскликнул он. — Зачем собралась стая?

— Помолвка! — на этот раз голоса жениха и невесты прозвучали в полной тишине.

Следом грянули скрипки. Но князь поднял руку, чтобы все смолкло:

— Кто хочет объявить о помолвке? — спросил он.

— Рамела и Уршат! — откликнулась стая.

— Рамела и Уршат! — воскликнул Балор и обошел вокруг молодых, с незажженным факелом в руке. — Рамела и Уршат! Рамела и Уршат! — трижды воскликнул он. Потом подал факел жениху. — Женщина — хранительница огня. Мужчина — освещает путь. Ты готова хранить огонь у себя в очаге, Рамела?

— Да, — девушка очень волновалась, но постаралась, чтобы ответ услышали.

— Ты готов нести свет в мир, Уршат?

— Да, — парень отозвался смело и громко.

— Тогда начните с костра стаи, — предложил князь и отступил.

Ялмари наблюдал, как Рамела подожгла факел и передала жениху, а он поднес огонь к дровам. Когда-то эта церемония имела огромное значение, потому что оборотни считали, что должны принести всем познание об Эль-Элионе. Огонь символизировал свет истины во мраке неверия. Ялмари слышал об этом и впервые задумался: а помнят ли оборотни об этом символе? Ведь получается, стая закрыта для людей. Чем не черный монастырь, в котором побывал в Сальмане? "Мы хорошие, остальные — плохие и достойны смерти"... Он отогнал недобрые мысли.

Как только огонь запылал, Балор снова обратился к молодым.

— Что ты готов отдать любимой, Уршат?

— Всего себя, — ответил он, как положено по обряду.

— Ты готова принять этот дар, Рамела?

— Да, — девушка смотрела на жениха с нежностью.

— Что ты готова отдать любимому, Рамела? — снова обратился к ней князь.

— Всю себя, — отозвалась она с готовностью.

— Ты готов принять этот дар, Уршат?

— Да, — твердо ответил парень.

— Тогда дай мне эльтайон.

Уршат снял с шеи золотой медальон на витой золотой цепочке тонкого плетения и подал князю.

— Дайте ваши руки, — продолжил Балор.

Над сложенными руками молодых он с легким щелчком разломил медальон пополам, оставляя полукруг, один край у которого причудливо изгибался. Цепочка и застежка тоже разделились.

— Это твоя половинка, Уршат, отдай ее любимой.

Жених принял половинку эльтайона из рук князя и надел на шею девушке.

— Это твоя половинка, Рамела, отдай ее любимому.

Девушка чуть не потеряла равновесие, потянувшись, чтобы застегнуть цепочку.

— Нет другой части, которая подошла бы к эльтайону, — завершил Балор обряд. — Только вместе вы целое, только рядом друг с другом вы счастливы, — князь повернулся к притихшим оборотням и, подняв руки, объявил. — Через неделю Уршат и Рамела войдут в храм, чтобы получить благословение Эль-Элиона, они приглашают стаю стать свидетелями этого торжества. С сегодняшнего дня — свадебная неделя.

Ялмари невольно потрогал медальон, который висел на груди рядом защитным амулетом. Принц очень хотел жить по обычаям стаи, поэтому и научился работать с металлом. Хотя если он останется жить в Энгарне, свадебной недели у него точно не будет. Это время между помолвкой и свадьбой, когда новобрачным давали последние наставления, когда съезжались родственники из других городов и каждый день посвящали молодым, одаривая их всем необходимым для совместной жизни. К концу свадебной недели новый дом, построенный женихом, будет полностью готов для молодой семьи.

Красивая мелодия заставила Ялмари вернуться к происходящему. После торжественной церемонии начался праздник. Замужние женщины суетились вокруг столов: они отличались сложными прическами на голове, тогда как свободные девушки носили распущенные волосы. Мужчины выкатили бочку с каким-то напитком. Другие поднесли еще дрова для костра — Ялмари помнил, что праздник может длиться до поздней ночи, а в особых случаях и всю ночь. Так что дров заготовили много, чтобы позже уже ничто не отвлекало от веселья. "Но какая удивительная музыка, — снова подумал Ялмари и поискал глазами музыкантов. — Что это за инструменты?" И тут он догадался...

Поет свирель, ей отвечает скрипка.

— Это ты Ялмари из клана Онер? — звучит позади голос. Он медленно оглядывается. Все точно: парень, которому еще нет и тридцати. Стрижен очень коротко, волосы непривычно светлые для оборотня. Короткая куртка нараспашку — такую же носили все оборотни-мужчины. На белой рубашке круглый медальон на толстой цепочке: человеческий глаз в оправе золотых ресниц — Знак власти. Незнакомец смотрит испытующе, и это резко контрастирует с обаятельной улыбкой. — Я Тевос из клана Восгран. Вожак стаи, — протягивает руку. Ялмари неуверенно пожимает ее. Ладонь крепкая, горячая и сухая. Внезапно стальные глаза темнеют, рука сжимается, беря Ялмари в плен. Захочешь — не вырвешься. Вожак произносит, прищурившись. — А ведь у тебя два имени. И одно из них ты не назвал нам. Принц Энгарна Ллойд Люп.

Внезапно вокруг воцаряется тишина. Кажется, даже птицы умолкают. Жители города подходят ближе. Впереди всех — князь Балор и Ранели.

— Что? — неверяще спрашивает князь за всех.

— Не может быть! — изумляется Ранели.

Ялмари резко выдергивает руку. Отвечает вожаку:

— Да. Я принц Энгарна, Ллойд Люп. Надеюсь, это не преступление?

— Но это невозможно... — ахает Ранели. — Оборотень — принц в стране людей!

— Ты расскажешь сам или предоставишь это мне? — Тевос по-прежнему стоит напротив. Амулет чуть покачивается на цепочке и тут же замирает. У Ялмари подрагивает лицевой нерв — он не любит говорить на эту тему. — Пожалуй, лучше я, — подхватывает вожак. — Это произошло... — всматривается в принца, — двадцать три года назад. Наследная принцесса Энгарна девятнадцать лет скрывалась в соседней стране — Лейне. Четырнадцать лет она воспитывалась у местного графа, а когда это стало опасно, ее перепрятали в семью оборотней. Еще пять лет она трудилась как дочь виллана: доила коров и полола огород. Но вот настал день, когда ее призвали домой, чтобы принять корону. Как ей пройти через две страны, в которых рыщут шпионы Кашшафы, чтобы убить ее при первой возможности? Можно нанять отряд рыцарей, но и тогда вероятность того, что они доберутся до места, слишком мала. А можно нанять влюбленного оборотня. Он сможет то, чего не смогут двадцать рыцарей. Незамеченным пройдет мимо людей и доставит принцессу в Жанхот целой и невредимой... — по лицу Ялмари проходит судорога. Голос вожака рвет душу на куски. — Он исполнил то, что от него требовали, угрожая убить близких. Через десять дней после прибытия в столицу принцесса становится королевой. На следующий день после коронации в небольшой деревне рядом с Жанхотом ловят и сжигают оборотня. Еще через неделю происходит торжественное венчание в храме столицы. Королева выходит замуж за Ллойда Люпа герцога Цереф-Шахар. Через восемь месяцев рождается принц Энгарна, унаследовавший два имени, — одно от настоящего отца-оборотня, другое от официального родителя, ставшего королем.

— Хватит! — не выдерживает Ялмари.

— Это плата за ложь, — отвечает Тевос. — Ты мог сказать сам. То, что посчитал бы нужным сказать.

Ялмари яростно сверкает глазами.

— Он лжец и должен быть изгнан! — князь возмущен до предела.

— Он должен быть изгнан, — эхом отвечает еще несколько голосов. Но вожак не поддерживает этот возглас, по-прежнему пристально смотрит на Ялмари. Его молчание заставляет умолкнуть и других оборотней. Наконец Вожак произносит приговор:

— Оборотень, который лжет, не может находиться в стае. Скрыть истину — то же, что солгать. Что ты можешь сказать в оправдание, принц Ллойд?

С опозданием Ялмари понимает, в чем ошибся. Ведь зеркало подсказало, как изменить судьбу. Если бы он тщательно все обдумал, то понял бы: все, что нужно, чтобы избежать изгнания, — сразу объяснить, почему служит людям. Хорошо бы теперь уберечься от поединка с вожаком. Неужели еще раз ошибется? Он объясняет:

— Я пришел из Энгарна и мне не поверили. Я считал, что если узнают, что я — принц, недоверие будет еще большим.

Наступает тишина. Затем Тевос подводит итог:

— Он останется в стае. Он нужен нам. И он оправдан.

Оборотни издают вздох — то ли возмущения, то ли облегчения. Но если вожак говорит, что этот обманщик нужен стае, значит, так оно и есть. С вожаком не спорят. По крайней мере здесь. Вот завтра соберутся князья на совет, они могут возразить, и Тевосу придется быть более убедительным, чем сегодня. Их уже не устроит слово "нужен". Князья захотят знать, для чего именно нужен.

Вновь заиграла свирель. Ялмари словно очнулся. Зачем пришел сюда? Испортил молодым праздник. Но когда вожак вынес приговор, от принца отступили. Каждый занялся своим делом. Ранели ядовито усмехнулась и исчезла.

Тевос постоял еще немного напротив, потер лоб:

— Извини, — виновато улыбнулся. Сейчас с принцем говорил совсем другой человек. — Когда на меня накатывает, я не могу остановиться. Сам бы я никогда не разговаривал с тобой так. Веришь?

— Верю, — кивнул Ялмари. "Раз уж зеркало предсказало, что это должно произойти, как двум оборотням можно воспротивиться?"

— Ладно, надеюсь, что все обойдется.

Он пошел в сторону танцующих, встал в круг с молодежью и вскоре слился в ними в танце. К Ялмари больше никто не подходил. Он решил, что побудет на празднике еще немного и постарается незаметно уйти.

В это же время во дворце

Жизнь королевы — череда повторяющихся событий: советы, торжественные приемы, балы, опять советы. Эолин называли "ледяной королевой", и в устах придворных это звучало скорее как упрек, чем как похвала. Ее манеры назвали бы образцом для истинных леди, но трагическая смерть любимого мужа — это повод забыть о манерах. А Эолин сохраняла мужество, и это в глазах света было неправильно. Если твой телохранитель раскрывает заговоры, ты узнаешь, что жизни угрожала опасность, что ты могла потерять трон, что это замышляли люди, которым ты доверяла, — ты не можешь сохранять невозмутимость, ведь предательство всегда ранит. Когда у сына проявляются явные признаки умопомешательства, а о выходках наследной принцессы рассказывают даже в соседних государствах, ты не можешь оставаться холодной и бесстрастной. Эолин правила страной без лишних эмоций, холодно повинуясь рассудку, — и это пугало и настораживало. Люди строили предположения о причинах такого поведения, и никто не догадывался, что она всего лишь безумно устала. Первую половину жизни, она израсходовала себя полностью, и теперь могла лишь безучастно наблюдать за тем, что творит Полад, со страхом ожидая худшего.

После ужина с горничной королева много размышляла. Поступки сына казались даже абсурднее, чем выходки принцессы. Эолин привыкла во всем полагаться на телохранителя, но на этот раз он будто все пустил на самотек. Сегодня утром она твердо решила поговорить с ним о происходящем.

Их беседы всегда происходили на виду. К чему давать лишний повод для сплетен? От этого она тоже устала: продумывать каждый шаг, зная при этом, что сплетники все равно найдут повод оболгать ее. Единственное, что должно было радовать — все нападки пока принимал Мардан. Говорили, что телохранитель околдовал королеву. Что стоит его уничтожить, как Эолин станет прежней, яркой и эмоциональной женщиной. Наверняка, кто-то уже пытался убить его. И хотя он никогда не рассказывал о таких покушениях, покоя это не приносило. А теперь добавилась тревога за сына. Ему не место в Энгарне: пока принц тут, вся королевская семья находится под угрозой разоблачения, если тайна принца раскроется, даже Полад не сможет спасти их. Люди предпочтут начать новую династию, чтобы не осталось никаких сомнений в ее чистоте. Самое безопасное — отпустить сына в Умар, на родину отца. Но у Эолин не хватало мужества на это, хотя с каждым днем она осознавала необходимость такого шага. Если бы принц попросил отпустить его, она бы отпустила. Поплакала бы, но отпустила. Но Ллойду тоже не легко давалось решение начать новую жизнь вдали от семьи. А тут еще эта девочка. К чему это приведет?

Полад вошел в оранжерею почти сразу за ней и, как обычно, встал за спиной. Садовник в трости от них старательно подрезал южные розы. В Энгарне такие не росли, королева приказала доставить их из Лейна. Они напоминали о днях молодости. И хотя тогда произошло немало печальных событий, часто казалось, что никогда она не испытывала такого безмятежного счастья, как в дни, проведенные в Лейне. В Энгарне она каждый день жила в ожидании беды. Пока она наблюдала за умелыми действиями садовника, Полад терпеливо ожидал, когда ее величество соблаговолит обратить на него внимание. Это была своего рода игра: у кого терпение закончится быстрее. И она заранее знала, кто победит.

— Вы хотели меня видеть, ваше величество? — кашлянул телохранитель.

Королева заметила, что уши садовника дрогнули почти как у зайца. "Кого мы хотим обмануть? — подумала Эолин. — Как бы ни была невинна наша беседа, старик тысячу раз все переврет. Пусть уж он не слышит ничего". Не отвечая на вопрос Полада, она направилась к выходу из оранжереи. Полад черной тенью двинулся следом.

— Мардан, у меня из головы не идет вчерашний ужин, — промолвила она еле слышно, когда они отошли подальше.

— Вы о леди Лаксме? — уточнил Полад.

— Да, — проговорила королева. — Разве девушка пара Ллойду?

— А кто ему пара, ваше величество?

Тон Полада необычно изменился. Только теперь королева повернулась к телохранителю лицом.

— Что-то не так?

— Ваше величество, — Полад заговорил как всегда: холодно-насмешливо. — Принц... как бы это помягче сказать... Он настолько странен, что...

— Молчи, Мардан!

Несколько мгновений они стояли друг напротив друга в напряженной тишине. Королева шумно дышала, стараясь не расплакаться.

— Ваше величество, — наконец нарушил молчание Полад. — Уверяю, вам не о чем беспокоиться. У принца прекрасный вкус. А леди Лаксме воспитанная и добрая девушка.

— И все-таки я не могу спокойно смотреть на то, что происходит. Я должна что-то предпринять, потому что если он ошибется...

— Вы не сможете предостеречь его от всех ошибок, ваше величество. А принц достаточно взрослый, чтобы понимать цену ошибок.

— Я знаю. Все знаю. И все же, Мардан. Ты должен что-то предпринять, чтобы прекратить это. Слышишь? Должен!

— Как скажете, ваше величество. Сегодня принцесса мне сообщила, что девушка серьезно заболела. Возможно, она даже не выживет. Эолин приглашала к ней врача, тот как обычно пустил кровь, но никакого улучшения не произошло.

— Не смей так шутить! — королева решительно направилась обратно во дворец.

Со стороны люди бы отметили всю ту же сдержанность и бесстрастность, если бы не одна маленькая слабость, о которой знали лишь два-три человека в государстве: когда королева теряла покой, она шла в Зал Славы. Там собрали портреты королев за последние сто лет, а также их мужей и детей. Поскольку маленькую Эолин нарисовать не могли, там было всего два портрета королевы: один в венчальном платье с королем Ллойдом, а второй с детьми — наследной принцессе тогда исполнилось семь лет.

Слуги предупредительно открыли двери перед королевой, и она прямиком направилась к первому изображению. Люп на портрете буквально светился от счастья — молодой, красивый герцог, только что ставший королем. Эолин напряженно всматривалась в его лицо, будто хотела уловить какие-то другие эмоции: ненависть, боль, презрение... Но картина оставалась неизменной. Почему же ей кажется, что он мстит за свою смерть? В который раз она безмолвно прошептала: "Прости! Если сможешь, прости..." Женщина понимала, что Ллойд не может ее слышать, но...

Полад отпустил слуг и снова встал за спиной.

— Мардан...

— Что происходит? — он смиренно склонил голову.

— Мне кажется, что-то случилось. Прошло восемь дней, а от... Ялмари, — она никогда не называла принца Ллойдом при Поладе, — никаких известий, — она посмотрела на листок бумаги, как по волшебству появившийся в руках телохранителя.

— Вы ошибаетесь, миледи, — мягко возразил Полад. — Ничего не случилось, наоборот, у меня хорошие новости. Это письмо от принца. С ним все в порядке, он передает вам привет и сообщает, что скоро вернется в Жанхот.

— Почему ты сразу не сказал? Дай, я хочу прочесть сама, — королева выхватила листок и всмотрелась. — Что это? — она удивлено подняла глаза. — На каком это языке?

— Это зашифрованное письмо, ваше величество, — Полад спрятал усмешку. — Я научил этому капитанов и принца. Если письмо перехватят, никто не сможет его прочесть.

Королева разочарованно отдала листок обратно.

— Ты лжешь мне.

— Вы меня обижаете, ваше величество. Хотите, прочту? — он шагнул ближе и, выставив листок перед лицом Эолин, провел пальцем по последней строчке. — Вот здесь, например, написано: "Передавай привет королеве и поцелуй ее за меня". Что я с удовольствием и сделаю, — Эолин не успела отшатнуться, Полад обхватил ее за талию и прижался к губам.

Сначала губы ледяной королевы упрямо сжались, затем расслабились и чуть приоткрылись, уступая настойчивости мужчины. Руки скользнули на его плечи и тут же уперлись в грудь:

— Мардан! Кто-нибудь увидит...

— Обижаешь... — он нежно скользнул губами к ее уху, оставил влажную дорожку на шее. Шепот мужчины вызвал дрожь в теле. — Я твой телохранитель и всегда знаю, кто и где находится во дворце.

Эолин судорожно вздохнула и спрятала лицо у него на груди:

— Я так боюсь! — выдохнула она.

— Не бойся, — он, едва касаясь, гладил женщину по спине, продолжая целовать плечи. — Я бы ни за что не стал рисковать жизнью принца. Неужели ты мне не веришь? С ним все в порядке.

— Это точно?

— Точно. И незачем ходить смотреть на этого ублюдка, — глаза яростно сверкнули, когда он кивнул на портрет короля.

Эолин вырвалась из объятий и отступила:

— Не смей называть его так! Он не ублюдок, и ты это прекрасно знаешь.

Полад снова превратился в почтительного слугу.

— Вас мучает совесть? — поинтересовался он тоном доктора, спрашивающего у пациента о симптомах болезни.

Королева окинула телохранителя холодным взглядом и отвернулась.

— Да. Меня мучает совесть. Иногда мне кажется, что он женился на мне, потому что любил. Он надеялся, что я... забуду прошлое. Он дал свое имя моему сыну...

— Боюсь, он не подозревал, кто отец принца. В противном случае... кто знает, — на этот раз королева не нашлась что ответить. — Я могу идти? — поинтересовался Полад после паузы.

— Мардан, не сердись, пожалуйста, — ответила она, не поворачиваясь. — Ты здесь ни при чем. Это мои грехи, — Полад открыл рот, чтобы возразить, но передумал. — Скажи лучше, что там с этой девочкой? Она действительно так серьезно больна?

— Какая девочка? — Полад поднял брови.

— Не зли меня! — в голосе королевы послышалось раздражение.

— Вы говорите о маленькой горничной, леди Лаксме? — все-таки уточнил Полад. — Она действительно серьезно больна.

— Мардан! Ты хочешь сказать...

— Я хочу сказать, что дал ей лекарство. Думаю, оно все исправит.

— Мардан...

Он вновь шагнул ближе и обнял королеву.

— Ваше величество, — проговорил он подчеркнуто вежливо. — Об этой девочке вы совершенно точно можете не переживать. Вы ведь поручили это мне? Вот и не волнуйтесь. Я еще ни разу вас не подводил, не так ли?

На этот раз Эолин сама поцеловала его, сказав на ухо перед этим:

— Спасибо.

Он хотел ответить на поцелуй, но быстро отстранился.

— Сюда идет дворецкий, — и продолжил громко. — Предлагаю все же написать письмо королю Лейна.

1 юльйо, Умар, город князя Балора

Если бы Ранели не заметила в небе сокола, она бы ни за что пошла к Ялмари. Увидев птицу в третий раз, девушка уже не сомневалась: Алет следит за ней. Это и раздражало: парень не предпринимал попыток вновь сблизиться, и в то же время не отпускал до конца, несмотря на обещание, продолжал следить за ней. Пусть следит. Она докажет, что Алет ей безразличен. У него нет сил забыть то, что было? Зато у нее сил на двоих. Обратного пути нет.

Как только начался праздник, появился вожак. Ранели держалась от него подальше. Никого она не боялась так, как этого молодого парня, обычно веселого и простого, но иногда меняющегося непостижимым образом. Хорошо, что у костра присутствовал оборотень, который интересовал вожака больше, — Ялмари. Когда начались разоблачения, девушка с трудом верила услышанному. Казалось, и Тевос, и Ялмари разыгрывают их. Но когда новоявленный принц заскрежетал зубами, вместо того чтобы отвергнуть обвинения, сомнений в правдивости услышанного не осталось. Если бы мог, Ялмари прервал бы вожака: подробности его появления на свет ему не нравились. Да и кому бы такое понравилось? На мгновение Ранели посочувствовала парню: мало того что рожден в Энгарне, мало того что королева предала его родного отца, мало того что всю жизнь пришлось скрывать истинную сущность, так ко всему прочему он еще и незаконнорожденный. В Умаре такого никогда не случалось.

Когда стая потребовала изгнания Ялмари, девушка промолчала. Она боялась, что вскоре и ей придется услышать подобное. Когда же Тевос оправдал принца, она согласилась с ним: плата за ложь уже принесена — вон как принц изменился в лице. Ранели насмешливо взглянула на униженного Ялмари. Тот, играя желваками, отвернулся. Она хотела подойти к Сафарбию, поболтать с ним, но тут заметила сокола. Птица пристроилась на низкой ветви дуба и демонстративно ее разглядывала.

Этого еще не хватало! Алет обнаглел. Она направилась к Ялмари и, устроившись за столом недалеко, начала откровенно флиртовать. Либо Алет в бешенстве уберет сокола, либо явится сюда лично.

Поначалу девушка пристально смотрела на принца, чтобы привлечь внимание. Когда же уверилась, что исподволь Ялмари за ней наблюдает, стала действовать еще откровенней: брала мясо с ложки одними губами, вытягивая их словно при поцелуе, затем медленно гибким язычком слизывала попавшую на них крошку хлеба. Наступила очередь десерта. На руку "случайно" капнул сладкий крем, и нежные губки аккуратно собрали его несколькими плавными движениями. Иными словами ела она очень волнующе... При этом Ранели знала меру: все действия никто бы не осмелился назвать вульгарными. Многие бы сочли их вполне невинными... если бы она не сидела так близко к принцу. Ялмари взирал с изумлением, и не сразу нашел силы отвернуться. Потом разозлился.

— Что тебе надо? — не выдержал он.

— Хочешь? — осведомилась Ранели. Она подняла тарелку со стола и ткнула пальчиком то ли в кусочек шоколада, то ли в грудь.

— Торта? — поднял брови Ялмари.

— Торта, конечно! — Ранели медленно положила в рот еще один кусочек. — Тетушка готовит лучше всех, пальчики оближешь.

— Нет, не хочу, — отрезал принц, демонстрируя клыки. — Я уже много съел сладкого.

После этого Ялмари встал, чтобы уйти, но Ранели остановила:

— Постой, принц Ллойд. Я хочу спросить кое-что.

Ялмари побледнел:

— Не смей! — прошептал с угрозой.

— И что ты мне сделаешь? — она красиво повела плечом.

Он в ярости отвернулся, но Ранели позвала другим тоном:

— Подожди, я больше не буду. Я только хочу спросить, — заметила, что сокол перелетел ближе, чего она и добивалась. "Пусть видит!" Пересела еще ближе к Ялмари, пристроившись точно напротив него.

Принц нехотя опустился на скамью:

— Если разговор пойдет о моих родителях...

— Я спрошу, — прервала Ранели, — а ты, если не захочешь отвечать, не говори. Тебе хорошо в Энгарне?

— Глупый вопрос, — Ялмари бросил косой взгляд. — Как может быть хорошо, если вынужден постоянно прятаться, если боишься подставить под удар мать и сестру?

— Ты любишь их?

— Конечно.

— Но она же предала твоего отца.

— Не суди о том, чего не знаешь! Мама не могла поступить иначе. Разве что и меня убить, — он криво усмехнулся. — Еще до рождения.

— Ну, хорошо, а если бы все было по-другому. Если бы тебе не приходилось прятаться и бояться. Где бы ты жил: в стае или среди людей?

— В стае, — не задумываясь, откликнулся Ялмари.

— Даже если твоя семья, люди, которых ты любишь, останутся там?

— Даже тогда.

— Но почему?

Ялмари откинулся на спинку скамьи и уставился в лес, поверх головы Ранели. Затем еле слышно произнес:

— Я хотел бы жить там, где меня примут таким, какой я есть. Стая — это единственное место на земле, где такое возможно.

Ранели так же тихо продолжила расспросы:

— Ты часто обращаешься в волка в Энгарне?

— Нет. Очень опасно, — он так и не встретился с ней взглядом.

Девушка кивнула:

— Мне кажется, оборотень не может быть собой, если не обращается в волка. Я с тобой согласна: мы можем быть счастливыми только в стае, — когда она говорила это, застывшим взглядом смотрела на ветку, где сидел сокол. Ялмари, услышав, как изменился ее тон, встрепенулся и тоже взглянул на птицу. Ранели заметила его недоумение: дикие соколы не будут сидеть на ветке так долго, они боятся близости людей, а этот как будто слушает разговор.

— Я всю жизнь мечтал вернуться сюда... — между тем продолжил принц. — Надеюсь, меня примут, несмотря на ошибку.

— Мы чем-то похожи с тобой, Ялмари, — девушка грустно водила пальцем по столу. — Ты ищешь себя. Я ищу себя. Как ты считаешь, мы справимся?

Он взглянул на Ранели. Губы девушки слегка искривились. Принц уже собрался ответить, но тут раздалось хлопанье крыльев. Он повернулся к соколу и заглянул ему в глаза.

— Не смотри! — воскликнула Ранели в последний момент и швырнула в птицу тем, что попало под руку — ложкой. Сокол взмыл с ветки и исчез в небе. Но девушка опоздала: Ялмари побелел и завалился на бок. Она нырнула под стол и, выскочив с другой стороны прикоснулась к руке, чтобы найти пульс, — он не прощупывался.

— Помогите! — крикнула Ранели, беспомощно оглядываясь в поисках вожака.

Праздник прервался. Тевос, увидев лежащего Ялмари, крикнул князю:

— Быстро феникса! — и тут же другим оборотням. — Положите его на землю!

Все зашевелились. Несколько парней бережно переложили Ялмари на землю. Тело стало таким мягким, словно из него вынули кости. Ранели стояла рядом, вцепившись ногтями в руку, чтобы не закричать от ужаса.

— Доигралась? — хмуро процедил Тевос, склоняясь над принцем и нащупывая артерию на шее. — Где князь? Мы не успеем!

Подбежал Балор с маленькой, размером с воробья, серой птичкой в руках. Она казалась мертвой: лежала безвольно, прикрыв веки. Вожак, взяв ее из рук князя, осторожно положил на грудь принца, распластав крылья. Теперь птичка словно обнимала Ялмари.

— Найди его, — прошептал вожак. — Найди!

Оборотни застыли вокруг, наблюдая за лежащим неподвижно гостем и мертвой птицей на нем.

1 юльйо, Умар, город князя Балора

Ялмари падал в бездну. Так, как приснилось в Сальмане: стремительно летел вниз среди темно-синих скал. Ветер свистел в ушах, еще чуть-чуть — и он разобьется о камни. Дыхание перехватило...

Сон повторялся в мельчайших подробностях: те же видения, звуки, ощущения... Сердце не билось. Предчувствуя удар о землю, тело непроизвольно напряглось.

Но тут его тряхнуло, будто он попал в невидимые сети. От толчка сердце забилось: сначала неохотно, медленно, а потом все быстрее застучал пульс.

Скалы по-прежнему плыли вверх, но жизни больше ничего не угрожало. Его бережно опустят на землю, и он будет лежать во мраке всю жизнь. "Это страшнее, чем разбиться насмерть", — Ялмари показалось, будто это чья-то чужая мысль, потому что страха не появилось. В нем царила бесконечная усталость, от которой можно избавиться только сном.

Наконец приблизилась земля — такого же цвета индиго, но удивительно мягкая и уютная. Ялмари свернулся клубочком. Глаза закрылись.

В полудреме перед ним мелькала его жизнь.

Мать качает на руках...

Он ест торт на дне рождения. Среди роз из крема шесть свечей. Рядом мама держит маленькую сестренку. Лин норовит схватить свечи пальцами. Ялмари смеется...

Ему шестнадцать. Он садится на лошадь, едет в лес. В вышине среди густых ветвей деревьев пронзительно поет птица. "Какой неприятный голос. Где она?" — Ялмари вглядывается в ветви деревьев и достает лук, но птичка очень маленькая, в листьях ее незаметно. Принц трясет головой и едет дальше, но резкий звук не отстает, преследует его. Он снова пытается разглядеть, кому принадлежит это отвратительное пение и снова безуспешно. Хочет заткнуть уши и вместо этого... просыпается.

Скалы — уже не синие, а черные — теперь почти сливаются с темным беззвездным небом. Гармонию мрака нарушает лишь легкая, похожая на перышко, серая тень, которая, кружась, падает вниз. Ялмари вглядывается внимательней: "Птица? Откуда тут птица? Здесь не может быть ничего живого!" Но она опускается все ниже и ниже, продолжая петь. Ялмари хочет крикнуть, чтобы прогнать ее, чтобы мерзкое пение прекратилось, но губы лишь бессильно шевелятся. Силы иссякли: он не может ни двинуть рукой, ни прошептать что-то. Может лишь смотреть, как серенькая птичка, опускается в бездну.

Вот она совсем близко. Ложится на грудь и раскрывает крылья, словно обнимает. Ялмари видит глаза-пуговки. Она смотрит в глаза, будто безмолвно просит о чем-то. О чем? Внезапно он понимает: просит спасти. Птичка не хочет умирать. Но что он может сделать?

Они смотрят друг на друга — птица и человек. Два беспомощных существа в долине смерти. "Помоги!" — молит она. "Я бы помог, но уже умер", — отвечает он где-то внутри. Но птица не слышит, она опять и опять требует: "Помоги!" Ялмари пробует поднять руку. Ладонь дергается, но остается лежать. Внезапно в груди растет возмущение. Да что же это такое? Он готов умереть, но причем тут эта птица? "Эль-Элион!" — кричит мысленно, и внезапно в груди, там, где лежит птица, разрастается тепло, постепенно превращаясь в огонь. Желая избавиться от внутреннего костра, Ялмари вскакивает, чтобы сбросить с себя птицу.

Слышит радостный возглас рядом. Скалы исчезают, он оказывается в полной темноте. Под ладонями, которыми опирается на землю, чтобы не упасть, жесткая трава.

— Он очнулся... — кажется, это Тевос. — Ялмари? Ты меня слышишь?

— Слышу. Но ничего не вижу. Что происходит?

— Ты посмотрел в глаза эйману. Слышал об эйманах?

В голове у Ялмари зашумело, когда он попытался вспомнить. Растеряно провел рукой по лицу, пытаясь убрать темноту, но ничего не вышло. Прозвучал голос князя:

— Откуда здесь эйманы?

Вопрос остался без ответа.

— Я навсегда ослеп? — поинтересовался принц.

— Ты выжил — это главное, — оптимистично заметил Вожак. — Я не знаю никого, кто бы выжил, посмотрев в глаза эйману. Ранели вовремя прогнала сокола, да и феникс не подвел. Давай-ка мы поможем тебе добраться до постели.

Сильные руки подхватили подмышки, поставили на ноги.

— А теперь потихоньку идем вперед, — это Сафарбий.

Путь до гостевого дома длился неимоверно долго. В детстве они играли в жмурки. Водить никто кроме Герарда не хотел, да и маленький лорд водил только потому, что тайком подглядывал из-под повязки. Ялмари никогда не думал, что это так страшно — лишиться зрения. Представил дальнейшую жизнь, если зрение не вернется. Наверно, мама и сестра найдут чему порадоваться: он никуда не будет исчезать, будет сидеть на стульчике, не заставляя за себя волноваться, и слушать книги, которые они читают вслух...

Сафарбий, поддерживая принца, развлекал его разговором.

— Осторожно, впереди кочка... Я никогда не видел эйманов, только читал о них. А ты видел? — тут же ответил сам. — Согласен, глупый вопрос. Если бы видел, не попался бы. Хотя... Я вот читал, а тоже мог бы посмотреть ему в глаза сегодня. Кто же отличит эймана, от обычной птицы? Да и эймана-человека отличить сложно. Читал, что у них какая-то татуировка на плече есть. Но татуировки и люди делают. Выходит, легче оборотня от человека отличить, чем эймана...

— Кто такие эйманы? — сдвинув брови, осведомился Ялмари. Теперь, когда он не мог использовать зрение, запахи обострились. Он почти "видел" улицу города, знал, возле какого дома находится. Никогда не думал, что у оборотня настолько сильна запаховая память. Всего два раза только и прошел, причем в первый раз его несли в сетке. Тут же Ялмари споткнулся. На мгновение остановился. Жаль, дорогу с выбоинами он не мог "видеть" так же.

— Не знаешь об эйманах? — уточнил Сафарбий и продолжил. — Они живут восточнее нас. Значительно восточнее. Я в книге Народностей читал. До них шавров пятьдесят, не меньше. Единственный народ, имеющий две сущности. Одновременно в двух телах живут: одно — тело человека, другое — птицы или животного. Говорят, есть эйманы львы, собаки, кролики, воробьи, олени и много еще каких. Человеческая половина не опасна. Ну, в смысле, не более опасна, чем любой человек. А вот эйману-животному нельзя смотреть в глаза — быстрая и неминуемая смерть. Если бы не феникс, ты бы умер.

— Феникс? — переспросил принц, задев рукой деревяшку. Это была калитка — добрались до дома. Неужели?!

— Поднимай ноги, здесь высокие ступеньки, помнишь? Феникс — это птица, которая может вернуть мертвого. Если, конечно, он недавно умер. Ты про нее тоже не слышал?

— Читал, — невесело сообщил Ялмари, — но не поверил, что такое возможно.

Войдя в дом, на ощупь направился в гостиную. Там стоял диван — его достаточно, чтобы переночевать. А вот если завтра зрение не восстановится, тогда и решит, что дальше делать.

— Помочь тебе раздеться? — поинтересовался Сафарбий. Судя по запаху, он стоял в трости от него.

Ялмари покачал головой и обессилено упал на диван. Все-таки, если он потеряет зрение, это будет ужасно.

В это же время в замке

Илкер никогда не болела так серьезно. Обычно легкая простуда — насморк и першение в горле — заканчивалась через пару дней. Теперь же она с трудом отрывала голову от подушки, когда приходила в себя. Пайлун утверждала, что у нее жар, но Илкер его не ощущала. В краткие часы бодрствования, она чувствовала себя сильной и здоровой, хотя не хотела есть и не могла встать. Ее состояние обеспокоило даже принцессу: она пригласила к горничной королевского доктора. Илкер видела: его оскорбило то, что он осматривает прислугу. Он поморщил нос, будто в комнате чем-то воняло, вскрыл вену и ушел.

Лучше после этого не стало, наоборот навалилась еще большая усталость. Илкер провалилась в тяжелый сон: казалось, она тонула в теплой мутной воде. Из последних сил пыталась всплыть на поверхность, но все время что-то мешало. Отчаянным рывком послала тело вверх, расталкивая перед собой воду и водоросли, и увидела склонившуюся подругу.

— Очнулась, моя хорошая, — произнесла Пайлун почти так же нежно, как мама, и поднесла к губам глиняную чашку. — Вот, выпей.

Илкер с усилием сделала два глотка. Травяной настой с резким запахом оказался теплым и горько-сладким на вкус. Девушка попыталась отвернуться, но Пайлун настаивала:

— Выпей еще. Это Полад принес. Сказал, что вылечит тебя, принцессу отругал, что она доктора вызвала. Да этим докторам лишь бы кровь пустить. Полад сказал, чтобы я тебе давала каждый раз, когда ты глаза откроешь и чем больше, тем лучше. Сказал, три шкуры с меня спустит, если я не послушаюсь!

Слова Пайлун не пугали. С таким воркованием она обо всем рассказывала, что Илкер уверилась: от Полада ничего не грозило, подруга так уговаривает выпить больше лекарства. Девушка улыбнулась и сделала еще два глотка.

— Вот и умница! — похвалила та.

Илкер собралась глотнуть еще, но не смогла: жалобно посмотрела на Пайлун. "Сиделка" промокнула ей губы салфеткой и милостиво разрешила:

— Ничего, немного отдохни, а потом еще выпьем.

Девушка благодарно улыбнулась и закрыла глаза.

...На этой улице дома были светло-зеленого цвета, но с такой же изящной лепниной. Какое-то время Илкер недоуменно оглядывалась: может, ей показалось, что в прошлый раз дома были желтыми? Может, просто другое освещение, поэтому дома изменили цвет? Ветерок всколыхнул длинную рубашку, взлохматил распущенные волосы. Девушка растеряно убрала пряди с лица, придержала их ладонью. Переступила ногами — темно-синяя мостовая походила на шершавый лед — тяжело вздохнула и пошла вперед. Сейчас она дойдет до конца улицы, и сразу станет ясно, та же эта улица или другая.

Илкер и сама не заметила, как оказалась на площади. У самого начала улицы стоял медный человек в длинной одежде. В руках он держал скрученный свиток. В прошлый раз ничего подобного она не заметила. Девушка подняла глаза: до величественного храма с колоннами было не больше лавга. Для того чтобы увидеть крышу храма, ей не пришлось задирать голову, и вместо головы дракона она увидела... хвост. Кончик хвоста с огромным шипом на конце свешивался с крыши, будто указывая на медное изображение книги. Значит, она точно попала на другую улицу. В первый раз она видела главный вход, а сейчас она находилась с обратной стороны. Здесь тоже сделали вход. "В библиотеку", — Илкер не знала, была это ее мысль или кто-то другой произнес слово вслух. Чуть помедлив, она поднялась по ступенькам. За широкими темно-синими колоннами увидела огромные, плотно прикрытые двери — деревянные, с медной вязью вместо украшения. Девушка подошла ближе, еще раз обвела взглядом створки: здесь не сделали ни ручки, ни петель, ни звонка для того, кто хотел войти. "Может, надо постучать?" — она коснулась кончиками пальцев медного завитка, и он засветился желтым, разбрызгивая яркие, теплые брызги. Это сияние передалось дальше и будто быстрая желтая змейка побежала по двери. Чтобы полюбоваться на происходящее, Илкер сделала шаг назад и поняла, что это вовсе не узоры, а буквы. Змейка бежала, буквы сияли, гасли, менялись местами, пока не выстроились в нужном порядке.

"Судьба неумолима как Всетворящий. Она всегда с тобой: даже когда тебе кажется, что ты убежал от судьбы, она настигает тебя, рядясь в иные одежды. И точно так же все улицы Хор-Агидгада ведут к храму Судьбы. Попробуй уйти — ты все равно вернешься сюда. Судьба неумолима как Всетворящий", — Илкер несколько раз перечитала слова, ярким золотом горевшие на двери. А в следующее мгновение надпись погасла, а створки распахнулись. Не колеблясь, Илкер шагнула под высокие своды храма.

Ледяной темно-синий мрамор под ногами заставил девушку идти быстрее. Она пропускала распахнутые проемы дверей по левую и правую сторону, пока не нашла нужную. Огромный темный зал освещала лишь робкая свеча на столе. Илкер подошла ближе к островку света и увидела большую, не меньше двух локтей в длину, книгу. Обложки у книги не было, сразу шли пожелтевшие от времени, скрученные по краям листы. Илкер несмело открыла тяжелый фолиант на середине. Взгляд выхватил знакомую картинку: величественное темно-синее здание на площади, а внизу подпись: "Храм Судьбы". Но на картинке никакого дракона на крыше не нарисовали. "Возможно, дракон прилетел позже..." — на этот раз Илкер не сомневалась, что дракон живой, он улегся на крышу храма, чтобы пускать туда лишь того, кого нужно.

Девушка склонилась над страницами, чтобы прочитать больше о храме Судьбы, но откуда ни возьмись, налетел ветер. Порыв воздуха загасил свечу, и Илкер оказалась в полной темноте.

2 юльйо Умар, город князя Балора

Вчера Ранели вместе с другими оборотнями смотрела на мертвую птицу на груди Ялмари и безмолвно молилась: "Эль-Элион, пожалуйста! Я не хотела этого..." До этого дня она несколько раз подставляла принца, но каждый раз успокаивала себя: он выживет, все будет в порядке. Сейчас она могла надеяться лишь на чудо.

Сначала Ялмари не шевелился. Потом голова дернулась, будто он пытался посмотреть вверх. Вскоре дрогнули губы. Затем рука...

В каждом городе оборотней хранили хотя бы одного феникса. Большой удачей считалось найти гнездо этой птицы. В этом случае оборотни долго наблюдали за парой, ожидая, когда фениксы выведут потомство, научат птенцов летать. После этого расставляли силки. Пойманная птица, едва к ней прикасались, "умирала", не шевелилась и могла так пролежать много десятилетий. До тех пор пока ее не положишь на грудь умирающему. Стая долго жила без войны и внезапных смертей не происходило — только от старости. За последние несколько месяцев в стае погибло немало оборотней, но их находили слишком поздно, феникс не мог спасти их. Вот почему Ранели ни разу не видела, как оживляет птица-феникс. Девушка не знала, почему хмурится Тевос. Может, это плохо, что принц шевелится?

— Шереш! — в сердцах выругался вожак и зло глянул на Ранели. Сердце сжалось. Но тут же Ялмари выгнулся дугой и резко сел, опираясь на землю. Птица соскользнула с груди и села на колени. Она сложила крылья и посмотрела по сторонам. Раздался вздох облегчения.

— Очнулся, — радостно сообщил вожак. — Ялмари? Ты меня слышишь?

— Слышу. Но ничего не вижу. Что происходит?

Когда принц заговорил, птица взмахнула крыльями и улетела. Ранели проводила ее взглядом: "Спасибо тебе, феникс".

Сафарбий помог Ялмари подняться и повел домой. Тевос подошел к Ранели, бросил тяжелый взгляд:

— Твое счастье, что он выжил. Молись теперь, чтобы зрение вернулось. Иначе... Жду тебя завтра на Совете!

Девушка поняла, что он имеет в виду. Князь уже сообщил, что ее судьба зависит от вожака. Но сегодня о себе Ранели волновалась меньше всего. Она пошла домой, и пока не уснула, просила Эль-Элиона, чтобы все обошлось, чтобы к Ялмари вернулось зрение и чтобы... он не обижался.

Иногда накатывала злость: "Шереш бы побрал Алета! Как он мог так поступить? Что за дикая ревность? Что такого сказал Ялмари, чтобы убивать его? Если он объявится... Лучше бы не объявлялся! Сегодняшний случай — последняя капля. Теперь я никогда..."

Ранели расплакалась. Когда она произнесла слово "никогда", навалилось такое отчаяние... Как он мог бросить ее? Как он мог? Если бы она знала, что Алет где-то рядом, она бы немедленно умчалась к нему. Но он мог быть за тридевять земель. Мог быть в своем доме, что за шесть шавров от Умара. Точно так же лежать в постели и в ярости сжимать зубы. Потому что она заигрывала с Ялмари, и он ни за что не простит этого.

Как только забрезжил рассвет, девушка поднялась, чтобы пойти посмотреть, что с принцем. Пустынная улица встретила тишиной и прохладой. Ранели подбежала к дому гостей и толкнула дверь.

Парень еще спал на диване в гостиной, куда упал, не раздеваясь. Она осторожно прошла на кухню и стала готовить завтрак. Мясо уже сварилось, когда открылась входная дверь. Девушка осторожно выглянула в гостиную и тут же прижалась к стене. Пришел Тевос. Может быть, запах мяса помешает вожаку учуять ее присутствие?

— Привет, — заговорил Тевос. Не с ней, значит, Ялмари тоже проснулся. — Вижу, зрение восстановилось.

Ранели еле слышно вздохнула.

— Доброе утро, — кажется, принц все же не испытывает радости. — Почти. Вижу тебя, как в тумане.

— Надеюсь, это тоже пройдет. Ждем тебя через час на Совете князей. Дом князей знаешь? Будь готов.

Шаги удалялись к выходу, но прежде чем Ранели обрадовалась, что ее не заметили, вожак крикнул:

— Тебя это тоже касается!

Ранели сжала губы и вышла из кухни. Дверь за Тевосом уже закрылась

— Здравствуй, Ялмари, — очень вежливо произнесла она. — Аппетит есть? Будешь завтракать?

— Побреюсь и приду, — сообщил принц после приветствия. — Ты что тут ночевала?

— Кто бы мне позволил? — возразила девушка. — У нас строгие правила, ты же знаешь.

Вскоре они уселись друг напротив друга. Ранели заботливо налила в чашку мясную похлебку. Какое-то время они ели. Затем девушка нерешительно пробормотала:

— Я хотела извиниться за то, что произошло вчера.

Ялмари недоуменно поднял глаза:

— Извиниться? За то, что спасла меня? — пожал плечами. — Наверно, не стоило этого делать.

Девушка вздохнула:

— Я не об этом.

— А о чем? Именно ты спугнула эймана и позвала вожака. То есть я жив, благодаря тебе. Впервые.

Ранели напомнила:

— Солдат тоже позвала я.

— Ах, да! — произнес он со значением. — Так за что ты просишь прощения? — уточнил принц.

— Это все... то, что эйман напал на тебя... произошло из-за меня.

— Я почти не удивлен, — поджал губы Ялмари. — Чем я тебе не угодил на этот раз?

— Не подумай, что я хотела тебя убить!

— Я догадываюсь: ты хотела меня напугать, но немного перестаралась.

— Ничего я не хотела! — Ранели возмутил его тон. — Дело в том... — девушка замялась. — Ты же слышал тогда, в трактире, я была с мужчиной... — она сделала паузу, набираясь решимости. — Эйман Алет Сокол — мой любовник, — принц смотрел на нее, ожидая продолжения. — Мы поссорились. Он обещал оставить меня в покое, а сам постоянно следит за мной через птицу. Я хотела его позлить, стала с тобой заигрывать. И он, видимо, почувствовал в тебе серьезного соперника... Если бы я знала, что этим дело кончится, я бы так не поступила, — Ялмари молча слушал. — Ты уже можешь сказать что-нибудь, — требовательно закончила девушка.

— Я несколько шокирован твоими откровениями и не знаю, что сказать.

— Можешь, сказать, что прощаешь меня, — губы Ранели скривились.

— Ха! — он проглотил еще ложку похлебки, тщательно пережевал. Продолжил, глядя в тарелку. — Да. Я прощаю тебя.

— И все? — она сложила руки на груди, и не спускала глаз.

— Что-то еще? — он невинно поднял брови.

— А где нотации? "Как ты могла! Ты опозорила стаю, нарушила закон Эль-Элиона!"

— Это ты сегодня услышишь на Совете от вожака. Не буду переходить ему дорогу.

— Ялмари, скажи честно, ты веришь в это?

— Во что?

— Что до свадьбы нельзя быть вместе. Какая разница до свадьбы или после?

— Не знаю. Я верю закону стаи. Сказано нельзя, значит, есть разница.

— И ты, живя среди людей, все равно поступаешь, как положено?

Ялмари покраснел.

— Я не на исповеди, нет? — поинтересовался он, наливая яблочный сок в глиняную кружку.

— Принц Ллойд! — она отплатила той же монетой. — Я спрашиваю не из праздного любопытства. Знаешь, почему я поступила так? Люди живут иначе, хотя читают те же заповеди и поклоняются тому же Богу. И ничего — никто не погиб. Энгарн стоит на месте. Так, может, мы что-то не так поняли в заповедях?

— Говоришь, люди живут иначе? — принц пригубил напиток. — Я расскажу тебе, как они живут. Мужчине можно все. А если незамужнюю девушку поймают в прелюбодеянии, ей придется отправиться в публичный дом. Если, конечно, ее не забьют до смерти собственные родители. Это у простых людей — вилланов, ремесленников, даже купцов. У аристократов с этим проще: браки совершают родители, а потом так называемые муж и жена спят в раздельных спальнях и имеют столько любовников, сколько хотят. Бывают, конечно, инциденты. В прошлом году один лорд убил жену — очень ревнивый оказался. А полгода назад престарелая графиня отравила молодую любовницу. А как тебе моя история? Ничего? Хочешь, чтобы такое пришло в Умар? Брошенные жены, отчаявшиеся мужья, незаконнорожденные дети...

— Это крайности. Я слышала о подобных случаях. Ты все-таки скажи, ты соблюдаешь эти заповеди?

Ялмари потер лицо, затем твердо посмотрел на Ранели.

— Да. Хотя среди людей это непросто.

Девушка поникла.

— Извини, что начала этот разговор... Наверно, я хочу найти оправдание себе. Если бы ты тоже... Мне было бы легче. Скажи тогда еще... Ты бы женился на женщине? Как твой отец.

— Не надо приплетать сюда моего отца, — нахмурился Ялмари. — Хотя понимаю, почему ты спрашиваешь. Я считаю, что это очень трудно, когда супруг не оборотень. Очень трудно. Ты представить себе не можешь как, потому что у тебя есть стая. Тебе есть куда идти. Есть место, где тебя поймут, где тебя любят и ждут. Если ты живешь среди другого народа, ты одинок. Чуть что не так в семье — ты остаешься беззащитен. А оборотни однолюбы... — все это он произносил, не глядя на Ранели, но в заключение поднял взгляд. — Лучше, когда твой избранник оборотень. Но можем ли выбирать? Иногда мне кажется, что это любовь выбирает нас, и никуда от этого не денешься.

В кухне повисла тишина. Ранели решительно встала.

— А я считаю, что это не так. Я свободна, и никто не может решать вместо меня. Я ошиблась. Но еще не поздно все исправить. То, что ты сказал... Я это давно чувствовала, только поэтому и не вышла замуж за Алета. Я знаю, что буду несчастна, если покину стаю. Алет никогда не поймет меня, потому что он не оборотень. А любовь... С этим я справлюсь. Нам пора на Совет, — неожиданно закончила она и направилась к выходу.

2 юльйо, владения графа Иецера

Несмотря на то, что Загфуран на несколько дней обосновался в пещере, Тазраша без присмотра он не оставил. Минарс знал: чтобы дело имело успех, надо никому не доверять и все контролировать. Герцогу он не доверял, потому что тот часто недоговаривал и темнил. А главное, не торопился во всем повиноваться магу. Минервалсы, которых он завербовал в войске герцога, надежней. Не потому, что были преданы делу света: люди слабы, и если их жизни угрожала опасность, могли предать. Он доверял минервалсам, потому что наложил на них заклятие. Если бы герцог заподозрил их в чем-то и захотел выяснить, о чем они беседуют с магом, они бы не смогли сказать ничего существенного даже под пытками. Если же на них будут воздействовать магией, они погибнут. Жаль, что минервалсы не имеют столько власти, сколько Тазраш.

Загфуран продолжал освобождать проклятие гор. Дело продвигалось медленно. После каждого заклинания приходилось подолгу отдыхать, ожидая, когда утихнет зуд. В определенные часы его посещали минервалсы, докладывая о том, что происходит в замке. Минарс заранее договорился, чтобы пищу ему носили одни и те же люди.

В полдень Загфуран сделал перерыв. К этому времени в пещеру пришел один из минервалсов: бородатый, среднего роста парень, впервые отправившийся на войну. Всех воинов одели в форму "волков" Полада. Если вилланы случайно встретят их, то не узнают о том, что замок захвачен. Устроившись у выхода и с опаской поглядывая вглубь пещеры, воин доложил:

— Герцог сегодня радостный. Я толком не знаю, но наши болтают, вроде бы он смог врагу своему, который, стал быть, сына его убил, сказать ему смог, что жену и дочь его захватил. И вроде как день назначил ему, когда тот должен сдаться, если хочет, чтобы, значит, жена и дочь в живых остались. Только никто не знает, какой день он назначил. Так что даже не знаем, когда гостей ждать, и что потом будет. У нас вот болтают, что если враг его граф какой-нибудь, то не придет он сдаваться, а кликнет "волков" и из-за милорда нас всех здесь порешат. А если враг не граф, так что ж его не задавить? Послал бы отряд, мы бы всех порезали. Странное что-то происходит.

Минарс слушал молча. Он был согласен: происходит что-то странное. Надо бы еще потрясти Тазраша.

— Расскажи, где схватили этих женщин, как это произошло.

— Я туда не ходил, — тут же откликнулся минервалс. — Видел, герцог верных людей отправлял куда-то. Вроде как засаду они на перекрестке устроили. Вроде как оружие им какое-то особое выдал. Дорога там из леса, через деревню в городок ведет. И говорят, такая дорога... не очень по ней ездят. Несколько дней они там ждали. Ну, сменялись, конечно, но всегда там кто-то днем караулил.

— Только днем? — уточнил маг.

— Только днем, — кивнул парень. — Да и то — что женщинам ночью в лесу делать? А они ведь именно женщин ждали. И, в общем, дождались. Кто-то был там с женщинами, но его вроде убили. Привезли их поперек седла обоих.

— То есть он с ними не церемонился? Не обращался, как с благородными леди? — Загфуран заметил еще одно несоответствие между словами Тазраша о пленницах и тем, что слышал от минервалса.

— Ни-и-и, — категорично качнул головой воин. — Как с шалавами какими он с ними обращался. Я вот уже видел, когда их привезли. С седла прямо на землю их кинули. Но они так ойкнули, а не плакали. Потом та, что помоложе, помогла матери встать, обои шатаются — хоть и недолго, а поперек седла таки мотались. И вот они поднялись, а сами оглядываются так знаете... Ну как будто не боятся. Даже как будто броситься хотят что ли... Ну, вот у волка такой взгляд бывает, когда его загонят, я видел. Не боятся, в общем. А герцог, значит, посмеивается, вежливо с ними так разговаривает, а сам гадости говорит. Мол, вам, леди, мужского общества, может, не хватает, так сейчас вам мои солдаты уделят внимание. А они хорошенькие, между прочим. Хотя, когда месяц без женщины, то и старуха будет красавицей. Но эти такие аппетитные, гладенькие. Сразу видно, не из деревни, а это знаете еще интересней, что нам достанутся графини какие-то. А у них еще огонь в глазах какой-то, тоже интересно, не будут лежать бревнами, значит. Мы их обступать стали, драка даже завязалась. Граф Щева плетью солдат охаживал, чтобы очухались и в очередь, значит, встали, потому как убивать пленниц нельзя было, а только так, позабавиться.

— А потом? — Загфуран даже вперед подался. Он надеялся, что поймет все, когда узнает, почему же все-таки женщин не тронули.

— А потом, значит, пока нас Щева в чувство приводил, которая постарше выпрямилась, и в спину герцога весело так: "Лучше не придумаешь, за один день от всего войска избавимся". Герцог остановился, оглянулся. Да и мы притихли. Потому как поняли, что она о смерти нашей говорит, а помирать кому охота? Вот и слушаем, что милорд скажет. А милорд ей: "Вы не сможете", и как будто не договаривает что-то. Но она его поняла, улыбается так ласково: "Зато можем заразить всех". Уж не знаю, о срамной болезни она или о чем, но только у герцога лицо так задергалось-задергалось, а потом как крикнет: "В замок их! Запереть! Пальцем не трогать!" Да и не особенно хотелось после ее слов. Граф их увел сразу, обращался непочтительно, но притрагиваться лишний раз боялся, я видел.

Загфуран разочарованно откинулся назад. Речь явно шла не о срамной болезни, как выразился этот солдат. Срамная болезнь не уничтожает целую армию, да еще за один день. Но что, шереш раздери эту женщину, она имела в виду? На ум не приходило ни одного варианта. Оставалось только серьезно поговорить с герцогом.

— Ладно, можешь идти. И помни: если что-то необычное происходит, не жди вечера, сразу пошли весточку.

— Слушаюсь, господин.

Парень исчез.

Минарс еще раз обдумал услышанное. Решил, что дело терпит до завтра. Сегодня он освободит еще одно проклятие, а завтра вернется в замок и побеседует с герцогом. К тому же стоит обновить ловушки от оборотней. Он накладывал на засады заклинания, чтобы волки не могли учуять запах человека, но они хорошо срабатывали лишь в первый день, а затем заклинание постепенно ослабевало. Если же оборотень попадется, магия переставала действовать. Если вдруг волков будет двое — один сможет уйти. Следовало немного укрепить воинов. От того насколько долго останется тайной то, что происходит в замке Иецера, зависит успех его планов. На всякий случай надо и на солдат в засаде наложить заклятие, чтобы они не выдали их, если попадут в плен...

Загфуран тяжело вздохнул: ему придется еще долго мучиться от чесотки. Но сейчас зуд немного утих, можно продолжить плести заклинание.

2 юльйо, Умар, город князя Балора

Ялмари пошел следом за Ранели. Принц смотрел ей в спину и немного завидовал девушке. Кто знает, сможет ли она забыть эймана, но хотя бы пытается это сделать. А он едва познакомившись с Илкер, стал искать встречи с ней, хотя сразу понятно было, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он — оборотень, она — человек. Этого не изменить. И сказать нельзя — это поставит под угрозу близких. Да и есть ли такая женщина, что способна принять его тайну? Надо бы без колебаний отбросить все, а он с ума сходит при одной мысли, что с Илкер что-то случится, что она умрет, как привиделось во сне. Что же это за наваждение такое?

Когда они подошли к дому Князей, Ялмари принял решение: он останется в стае. Если, конечно, его не изгонят, как показало зеркало. В конечном счете так будет лучше и для Илкер, и для него.

Дверь открылась, и на порог вышел Балор:

— Здравствуй, Ялмари Онер. Проходи. А ты, — он загородил дорогу Ранели, — ступай домой к отцу.

— Вожак сказал, что я должна быть на совете, — нахмурилась девушка.

— Твое дело уже рассмотрели. Вожак вынес решение, князья согласились. Ты остаешься в стае до первого нарушения. Если еще раз что-то учудишь, будешь изгнана.

— Вы разбирали мое дело без меня? — возмутилась она. — Разве это по правилам?

— Ты нарушила столько правил, что должна быть благодарна, что тебя не пригласили на Совет. Наверно, вожак сделал это потому, что не хотел открывать все, что ты натворила, потому что тогда тебя бы точно пришлось изгнать. Так что иди домой и займись... вышивкой!

— Вышивкой?! — Ранели задохнулась от гнева. — Но я же просила! Я хочу заняться чем-то полезным для стаи. Я многое могу, почему мне запрещают покидать Умар..?

— Это не обсуждается! — Балор повысил голос. — Замолчи и веди себя, наконец, прилично, — не желая продолжать спор, он захлопнул дверь за спиной Ялмари. — Сюда... принц.

Ялмари резануло обращение, но он не подал вида.

В доме Князей гостиная занимала весь первый этаж. Огромный камин — раза в три больше, чем в обычных домах — не топили. Посередине комнаты стояли полукругом кресла. Напротив них еще одно, там сидел вожак. Он чуть кивнул на приветствие.

"Что теперь я натворил?" — подумал принц. Ему тут же объяснили.

— Ты предлагал князю Балору отправить кого-нибудь из оборотней к замку Иецера, чтобы проверить истинность твоих слов? — начал Тевос без предисловий.

— Да, — принц насторожился.

— Он не отрицает, — заметил один из князей. — Он виновен.

— Вина не доказана, — не согласился вожак.

— Какие еще нужны доказательства? — возмутился другой.

— Что происходит? — вмешался Ялмари. Он стоял между князьями и вожаком.

— Пагур погиб, — безжизненно произнес Балор. — Он попал в засаду именно там, куда ты его направил.

— И что? Постойте, вы что думаете, что я специально...

— А как иначе?

— Оборотни погибали и до того, как я пришел.

— Никто бы не пошел туда, если бы ты не предложил. Если бы князь не послушался тебя, Пагур был бы жив. Ты виновен.

— Вина не доказана, — упрямо повторил Тевос.

— Ты говоришь, что вина не доказана, но и вообще ничего не говоришь! — воскликнул Балор. — Ты ведь ничего не видишь о нем, не так ли? Или не хочешь говорить то, что видишь.

— Довольно! — Тевос поднялся. — Я не хотел этого делать. Но теперь понимаю, что другого выхода нет. Его вина не доказана. Пусть ее определит Эль-Элион. Я вызываю тебя на поединок!

В груди у Ялмари похолодело. Он следил за Тевосом и не мог поверить. Неужели опять все будет так, как предсказало зеркало? Поединок. А потом... изгнание.

— Суд Эль-Элиона вершится серебряными мечами, — вскинулся Балор.

— Так и будет, — согласился Тевос. — Но никто из вас не будет присутствовать на поединке. Я и принц. Принесите мечи.

Один из князей вынес два меча, завернутые в красную бархатную ткань. Ритуальные мечи, выкованные для суда Эль-Элиона, блестели будто зеркальные. Чистое серебро, какого в Энгарне делать еще не научились. Князь поднес мечи Тевосу, но тот отмахнулся:

— Он! — показал Тевос на Ялмари.

Ему предстоит первому выбрать меч. Внешне они ничем не отличались, потому принц взял тот, что лежал ближе. После этого меч взял Тевос и повернулся к князьям:

— Мы будем в круге. Победитель вернется на Совет, — и вышел из дома, пригласив принца следовать за ним.

...Ялмари казалось, что он попал в дурной сон. Он и Тевос стояли друг напротив друга с обнаженными мечами в идеально ровном круге песка. Перед боем они разделись, оставшись в одних штанах. Тевос снял амулет власти.

— Таковы правила, — объяснил вожак. — Мы должны видеть раны друг друга. Наносить удары можно только по обнаженной части тела. Если оба будут ранены, победит тот, у кого ран меньше.

Глядя на тело противника, принц подумал, что если бы не дар вожака, их шансы на победу были бы равны. У них почти одинаковый рост и телосложение.

Рядом, в пяти тростях, высилась скала — храм Эль-Элиона. Опять вспомнилось, что он так и не попросил о Намжилдоржи там.

Ялмари с надеждой вглядывался в вожака. Казалось, что сейчас морок рассеется, Тевос улыбнется как тогда, у костра, и скажет: "Что это на меня нашло? Пойдем обратно".

Вожак, знающий прошлое, настоящее и будущее, прочел мысли.

— Мы не можем уйти отсюда без боя. Хотя я не хочу этого так же, как ты. Начинай, — принц не шевельнулся. — Хорошо. Тогда начну я, — он молниеносно шагнул вперед и нанес удар, но Ялмари легко отбил его и отступил.

Удивительно: сейчас казалось, что глаза Тевоса такие же карие, как у всех оборотней: будто ночь смотрит оттуда.

Вожак опять начал атаку, но Ялмари не сражался с ним, лишь оборонялся. Когда принц сделал еще один шаг назад, Тевос предупредил:

— Не выходи за круг. Кто коснулся травы — проиграл.

После этого он начал наносить удары с такой быстротой, что Ялмари едва успевал поворачиваться. Потом пришел азарт боя. Принц наносил удары на поражение. На лице Тевоса появилась загадочная улыбка:

— Так лучше, — проговорил он. Несмотря на то, что поединок длился уже около четверти часа, дыхание его не сбилось. — Я не могу убить того, кто не умеет драться. Такое ощущение, что режешь младенца, — еле уловимый выпад, и на руке Ялмари осталась царапина. — Ты хорошо дерешься, — тут же ободрил Тевос. — Я считал, у людей ничему нельзя научиться, — еще один выпад и такая же царапина появилась на щеке и плече.

Когда и на груди появился росчерк, Ялмари догадался: Тевос играет с ним, как кошка с мышью. Удары лишь слегка разрезали кожу. Кровь заливала грудь, но все раны почти не причиняли боли, только легкое жжение от серебра. Чего он хочет?

Внезапно Тевос отступил. Он опустил меч, глядя на песок. И будто кто-то другой заговорил, вселившись в него:

— По правде говоря, этот поединок несправедлив. Ты не мог победить ни при каких обстоятельствах. В честном поединке вожака не может победить никто.

Ялмари медленно шел вокруг Тевоса, казавшегося расслабленным. Но впечатление было обманчиво. Принц очень ярко вспомнил видение в домике скованного мага. Хотелось, сбросить с себя наваждение, остановиться, но какая-то странная сила несла вперед. Он попытался достать Тевоса мечом. Сверкнул меч, ударил по запястью, оружие выпало из руки принца, Тевос сделал подсечку, одновременно отбрасывая клинок Ялмари за пределы круга. Серебряный меч чиркнул по шее принца. Если бы вожак ошибся хоть на палец, Ялмари лежал бы с перерезанным горлом. Тевос склонился над ним. Серебро обожгло, прикоснувшись к горлу.

— Знаешь, почему вожак всегда побеждает? — спросил он, глядя, кажется, в душу Ялмари. — Потому что знает, что предпримет противник на день раньше битвы. Стая изгонит тебя, принц Ллойд. Но знай: ты должен был прийти сюда, — он убрал меч, протянул руку Ялмари, помог подняться. — Мы вернемся на Совет, и я скажу, что ты победил, — произнес он, подняв лицо к небу. Теперь глаза казались не стальными, как в первую встречу, а синими как небо. — Я вижу прошлое настоящее и будущее. Я знаю, что в тебе нет зла, что ты не принесешь вред стае намеренно. Я хотел бы, чтобы ты остался, — он посмотрел на Ялмари. — Но я знаю, что тебя изгонят. Меня в тот момент не будет рядом. Я не знаю почему — свое будущее я вижу хуже всего, — он невесело усмехнулся. — Но пока я вожак стаи, ты можешь свободно находиться тут. Закон стаи хорош, когда его законно употребляют. Стая превратилась в запечатанную бутылку, тогда как должна была стать источником живой воды. Я не знаю, смогу ли я изменить это... Но я попробую.

— Ты не сможешь, сказать, что я победил, — заговорил Ялмари впервые после начала поединка. — Они поймут, что ты лжешь.

— Уверен? — на этот раз на губах Тевоса блуждала задорная, как у мальчишки, ухмылка. — Знаешь, когда заканчивается поединок? — он стал медленно отступать назад. — Когда проигравший попросит пощады. Или когда он умрет. Ты не просил пощады, — он сделал еще шаг, и нога коснулась травы. — Тогда попрошу я. Ты пощадишь меня, принц Энгарна?

Ялмари с недоумением взирал на вожака, затем понял: раз Тевос коснулся травы — он проиграл и просит пощады.

— Да, — принц тоже невольно хмыкнул, подумав, что Тевос чем-то похож на него: научился лгать, не говоря ни слова лжи.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес вожак. — А твои раны докажут, что я очень старался победить. Идем. Рубашку пока не надевай, сначала обработаем раны.

Они зашли в ближайший дом, и вожак обмыл водой и смазал раны, так что кровь остановилась, и принц смог одеться.

Вместе они вернулись в дом Князей. Присутствующие выглядели озадаченными — вожак сказал, что придет один, а вернулись оба.

— Суд Эль-Элиона доказал, что он невиновен и может остаться как равный, — провозгласил Тевос. — Он может присутствовать на Совете с правом голоса, — закончил он.

Все переглянулись, но вопросов не прозвучало. Вожак занял кресло, для Ялмари принесли еще одно.

— Продолжим, — Тевос окинул взглядом присутствующих. — Для начала познакомимся. Сразу всех ты не запомнишь, но тем не менее... — он перечислил князей слева направо. Когда называли их имя, князья кивали. — Зихри, Аран, Харми, Висар, Балор, Царун, Гузир, Шимрон, Дагмар, Юмрап, Ефер.

Почти все князья были в зрелом возрасте — от тридцати до сорока пяти лет. В их обществе Ялмари почувствовал себя зеленым мальчишкой. Как они могли избрать такого молодого вожака — непонятно. Губы Тевоса дрогнули, спрятав улыбку, — узнал, о чем думает принц.

Из князей Ялмари выделил Дагмара и Арана. Первого из-за богатырского роста и телосложения — такого и среди людей встретишь нечасто, наверняка кузнец. Второй наоборот казался старым и больным. На лице застыло тоскливое выражение, как у дворецкого при изжоге.

— Шимрон, — обратился вожак к князю, сидевшему ближе всех к Ялмари. — Пагура нашли недалеко от твоего города. Расскажи еще раз.

— На нем множество колотых ран от серебряного меча и несколько ран от стрел. Серебряные наконечники в нем оставили, — произнеся эти слова, князь продолжил чуть тише. — Он должен был вернуться сегодня ночью, но не вернулся. Рано утром мы забеспокоились и послали двоих навстречу. Пагура нашли у юго-западной границы Умара. Судя по следам, его убили не там, позже притащили тело к границе.

— Однако на нашу территорию не зашли, боятся, — отметил Дагмар.

— Может, боятся. Может, это своего рода предупреждение: мы не нарушаем вашу территорию, а вы не лезьте к нам, — размышлял Тевос вслух. — Если моя догадка верна, то войны с нами пока не хотят. Какие будут предложения?

— Если бы война коснулась лишь людей, я бы предпочел не вмешиваться, — Дагмар, похоже привык говорить первым. — Но когда убивают оборотней, мы не можем делать вид, что ничего не произошло. Мы никогда не мстили, но речь не о мести, а о защите. Надо проучить их так, чтобы от Умара люди неслись без оглядки.

— То есть ты считаешь, мы должны начать войну? — уточнил Тевос.

— Да! — решительно заявил Дагмар, и большой кулак опустился на подлокотник.

— Надо выяснить, с кем нам воевать, — вступил Балор с какой-то озлобленностью. — Принц утверждает, что нам вредит Кашшафа, а мы видим, что это Энгарн. Кашшафа за горами, а всех, кто погиб, убили на территории Энгарна.

— Что скажешь, принц? — вожак взглянул на Ялмари.

— То же, что сообщил в первый день, моего пребывания здесь, — спокойно отозвался он. — Кашшафцы перешли границу, теперь я это точно знаю. Более того, маг, который руководит этим тайным наступлением, объявил, что хочет поссорить людей и оборотней, чтобы на Энгарн напали сразу со всех сторон.

— Можно вопрос? — голос Арана был такой же болезненный, как он сам, — тихий и хриплый. Если бы Ялмари не знал, что князем может быть здоровый и сильный оборотень, лучший воин в городе, решил бы, что Аран на последнем издыхании. Князь выдержал паузу и, прищурившись, посмотрел на принца. — С каких это пор оборотни разговаривают с магами?

— Он не спросил, хочу ли я с ним разговаривать, — отмахнулся принц.

— То есть ты был в его власти, но он тебя отпустил?

— Да, — принц выдержал взгляд Арана.

— Интересно, — пожал тот узкими плечами. — У вас очень интересная жизнь, принц. Вернемся к нашему разговору. Пагур пытался проверить слова принца и погиб. И это могла быть засада кашшафцев, а могла быть засада энгарнцев. Впрочем, все мы верим вожаку, а он говорит, что принц невиновен. Значит, солдаты и маги Кашшафы тайно перешли границу и тщательно скрывают этот факт, стараясь поссорить Энгарн и Умар. Что можем предпринять мы? Начнем военные действия против захватчиков, подставляя оборотней, чтобы защитить людей?

— Кто говорит о людях? — возмутился Дагмар. — Погибают оборотни!

— Мы можем пока прекратить торговлю в Энгарне. С нами не хотят ссориться. Тогда если мы не будем покидать Умара, смерти прекратятся.

Воцарилась тишина. Тевос поинтересовался:

— Еще мнения?

— Аран прав, — все так же мрачно заявил Балор. — Если не будем высовываться — смерти прекратятся. Но надолго ли? Сейчас Кашшафу интересует Энгарн. Но когда страна падет, они заинтересуются нами. Уж маг совершенно точно осведомлен о том, где находятся наши города. Это энгарнцы так далеко на север не заходили. Умар будет как пятно чернил на белой скатерти.

— Давайте не будем фантазировать: если бы да кабы... — горестно бухтел Аран. — А если Энгарн не падет? Тогда все будет по-прежнему, не так ли?

— Ты предлагаешь ждать? — Тевос любил, чтобы выражались точно.

— Да, — подтвердил Аран. — Я предлагаю ждать.

Тевос прикрыл веки и словно уснул. Вскоре заговорил чужим голосом, не открывая глаз.

— Мы не можем ждать. Оборотни будут погибать, что бы мы ни предпринимали. Если вмешаемся сейчас — погибнут сотни, а если будем ждать — погибнут все, — он всмотрелся в Арана. — Ты погибнешь первым.

В тишине стало слышно, как дышит князь.

— Спасибо, вожак, — проговорил он.

Ялмари с изумлением следил за этой сценой. Князю вынесли приговор, и он поблагодарил. Он попытался представить, что бы чувствовал, если бы Тевос предсказал такое о нем. Его невольно передернуло. Дагмар покосился с усмешкой, потом повернулся к Тевосу:

— Что нам делать, вожак?

— Мы должны знать врага. И попытаться победить, пока он еще слаб. Мы почти опоздали.

— Что нам делать, вожак? — повторил Шимрон.

— Нам нужно знать, кто и что именно совершает на территории Энгарна. Должны пойти лучшие. Двое должны узнать, что происходит в горах. Молчите, — скомандовал он. — Слушайте.

Воцарилась тишина, теперь Ялмари казалось, что он дышит громче всех, а сердце стучит на всю комнату. Что они слушают? Что должны услышать?

— Говорите, — скомандовал Тевос.

— Я, — Балор приподнял вверх сжатый кулак.

— Да, — согласился Тевос.

И тут Ялмари тоже услышал.

— Я, — он тоже поднял кулак.

— Да, — согласился Вожак. — Вы пойдете к горам и вернетесь... через день. Еще двое должны пойти к замку Иецера, который по слухам захватили кашшафцы. Должны узнать то, что не смог узнать Пагур. Слушайте.

— Я, — почти сразу поднял руку Дагмар.

Тевос посмотрел тяжелым взглядом.

— Нет.

— Я? — неуверенно поднял кулак Шимрон.

— Нет, — прошептал вожак.

Один за другим князья поднимали руки, и каждый раз Тевос говорил "нет". Когда каждый предложил себя, князья переглянулись. Тевос побледнел, на лбу выступил пот.

— Кто-то из стаи? — предположил Аран.

— Нет, — покачал головой Тевос и открыл глаза. — Я.

— Вожак...

— Вы погибнете, если пойдете. Смерть будет бессмысленной.

— Кто пойдет с тобой? — Дагмар с надеждой ожидал ответа.

— Я... пойду один, — внезапно лицо озарилось. — Я пойду один и вернусь на следующий день. Если кто-то пойдет со мной... — он сделал паузу. — Тут темно. То есть если я пойду один — все будет в порядке, а если с кем-то, то будущее не определено, могу погибнуть и могу выжить. Но совершенно точно буду при смерти.

— Как скажешь, вожак, — понурился Дагмар.

— Выходим после обеда. В западной части будьте осторожней — там в последние несколько месяцев встречаются вампиры. Можете идти. Когда все вернутся, еще раз соберем Совет и решим, что делать дальше.

Князья покидали комнату. Тевос сидел в кресле, он все еще был бледен.

— Ты уверен? — спросил принц негромко.

— Вожак не сомневается, — загрустил Тевос. — Потому что знает будущее.

В это же время во дворце

Показалось, прошла целая неделя, но когда Илкер пришла в себя, Пайлун сообщила, что болеет она только второй день, а врач приходил вчера. Она поднесла к ее губам чашку с лекарством, но Илкер жалобно посмотрела на подругу:

— Не надо! — еле слышно прошептала она. — Мне от него хуже.

— Быть не может, — категорично заявила Пайлун. — Это же от Полада лекарство!

— Пайлун, пожалуйста! — просипела Илкер.

Девушка смилостивилась:

— Ладно, в этот раз обойдешься без лекарства. Но в следующий раз — обязательно! — закончила она строго.

Девушка слабо улыбнулась и прикрыла веки. Даже смотреть было больно, казалось, глаза кто-то выдавливает. Подруга посидела рядом еще немного, а потом вышла, подумав, что Илкер уснула. Это и к лучшему. Когда Пайлун сидела рядом, казалось, на нее что-то давит, и она не может вдохнуть свободней. Она засыпала и боялась этого: знала, что опять окажется в странном городе, в котором должна умереть. Но она хотела жить!

Чувствуя, что погружается в сон, девушка еще пыталась удержаться на краю, но уже через мгновение стояла в ночной рубашке на улице пустого города.

Высокие дома по обе стороны улицы будто раскрасило закатное солнце. Илкер не удержалась и подошла ближе, чтобы потрогать изящную лепнину. Нет, она не ошиблась, здесь стены имели удивительный малиновый цвет. Она постояла еще немного, рассматривая фигурки людей и животных, вплетенных в цветочный узор, но тут ступни озябли, девушка неловко переступила с ноги на ногу, и поняла, что придется идти.

Улица вывела ее к той же площади. Сбоку Илкер хорошо видела возлежащего на крыше дракона. Он даже не повернул головы в ее сторону. Дохнул пламенем на площадь, оставив на темно-синих камнях черный след и замер, положив голову на крышу. Илкер постояла еще немного. Невольно вспомнилась надпись, которую видела на двери в прошлый раз, когда зеленая улица вывела ее к библиотеке: "Судьба неумолима, как Всетворящий". Может, разными улицами ее выводят к этому храму, чтобы она поняла, что не сможет избежать смерти? Ведь судьба неумолима...

Зимний ветер с колючим снегом налетел, взметнул полы рубашки, хлестнул по ногам, будто подгонял ее. Она сделала шаг вперед, и следующий порыв подтолкнул ее в спину. Илкер тяжело вздохнула и пошла к храму. Каждый шаг давался с трудом: ноги вдруг налились тяжестью. В душе боролись странные чувства: больше всего на свете она хотела оказаться подальше от этого храма, но в то же время, она не может не идти туда.

Дракон лениво повернул голову, скользнул алым взглядом в ее сторону и снова улегся, следя за площадью перед храмом. Илкер заставила себя идти дальше.

Добравшись до узких темно-синих ступеней, она опустилась на них, не обращая внимания на ледяной холод: просто не могла идти дальше. Она с тоской оглядела огромную площадь перед храмом и вытянулась, вглядываясь в дома: ей показалось, что там идут люди. Но проходило время, а никто не появлялся. Илкер решила, что ей померещилось. С трудом поднялась и пошла дальше.

Постояла в проеме дверей, не решаясь шагнуть внутрь, в темноту. Она ждала. И не напрасно.

— Чего ты хочешь, Илкер?

Надо ответить на этот вопрос прямо сейчас? Но это и так понятно. Она хочет жить. Она хочет забыть этот страшный город, в котором все улицы ведут к храму. К храму, где Судьба неумолима, как Всетворящий.

— Ты не должна входить туда, — голос звучал устало и почти безнадежно.

Илкер обернулась, но так и не увидела, того, кто разговаривал с нею. Площадь была пуста, и все же девушка знала, что она не одна. "Я могу жить? Я могу больше не приходить сюда?" — спросила она.

— Ты можешь жить. Ты можешь не приходить сюда. Это не судьба, Илкер. Это твой выбор.

Так вот в чем подвох! Снова и снова голос убеждает, что она может жить. Но как это возможно, если выбор такой страшный: или я, или он? У нее нет выбора. Она не может выбрать иначе.

— Можешь! — будто гром прогремел с неба.

"Нет", — покачала она головой. И со всех ног бросилась в храм. Но оттуда с такой силой дунул ветер, что ее буквально сбило с ног. Девушка упала, и покатилась по лестнице, больно ранясь об острые ступени. Лежа на холодных камнях площади, она потирала ушибленные места, плача от боли. Затем села, проверяя, не сломала ли чего. Нет, кажется, только ушибы. "Да что же происходит?" — она задохнулась от тоски.

— Не время, — ответили ей.

"Не время, — опечалилась она. — Не сейчас. Что ж, я подожду".

2 юльйо, Умар

После разговора с князем Ранели не находила покоя. Почему с ней так разговаривали? Допустим, вожак видит ее насквозь, но почему Балор себе такое позволяет? От возмущения она металась по комнате. Хорошо, что отец уже ушел и не видел ее состояния.

Ей то хотелось идти на Совет и сказать все, что думает о них, то убежать за тридевять земель из Умара, чтобы они знали, что не имеют права запрещать ей что-то. Но девушка тут же останавливала себя: ее и так собрались изгнать, зачем же убегать?

Выпив воды, она села у окна. И почти сразу заметила тень в небе. В ярости вскочила: не может быть! И тут же убедилась, что не ошиблась: действительно летел сокол. Она себе не хозяйка и после расставания! Алет следит за каждым шагом. Это так всю жизнь будет продолжаться? А чего оборотни хотят? Неужели действительно верят, что она может жить так, как другие девушки-оборотни? Почему все считают, что лучше знают, что ей делать?

Ранели заставила себя сесть. "Что можно предпринять? Уйти. Но это не выход. Смириться с решением стаи? Это вряд ли получится. Доказать всем, что я права — вот лучший вариант. Только как?.. — она снова прошлась по комнате. И чуть не рассмеялась, когда внезапно пришло решение. — Я узнаю то, что не смог узнать Пагур! Пойду к замку Иецер и все узнаю..."

Прошло больше часа с начала Совета. Если даже он не закончился, то закончится очень скоро. Можно спросить у Ялмари, о чем там говорили. Если парень и заподозрит что-то, вряд ли выдаст ее. Все-таки у них общие тайны.

Она направилась к дому Князей и успела как раз вовремя: все выходили на улицу. Ранели сделала вид, что идет к отцу, — туда, где тренируется молодняк, но, когда появился Ялмари, чуть задержалась и махнула рукой. Принц подошел, посматривая на небо. Там по-прежнему парил сокол.

— Вдалеке он не опасен, — заметила девушка. — Да и вблизи тоже. Нельзя смотреть в глаза и все.

— И все? — иронично поинтересовался Ялмари, и пока девушка не возмутилась, продолжил. — Ты что-то хотела?

— Как прошел совет? — невинно поинтересовалась она.

— Сильно, — принц не смог подобрать другого слова. — Знаешь, я однажды, — он выделил последнее слово, — присутствовал на королевском совете. Это было что-то безумное. С тех пор я зарекся туда приходить. Если бы у людей был такой вожак, как у оборотней...

— А у тебя нет дара?

— По сравнению с Тевосом — нет. Мои жалкие предчувствия, иногда прорывающиеся внутри, стыдно назвать этим величественным словом — "дар".

— У меня и предчувствий нет, — позавидовала Ранели. — Если бы были, может, не носилась бы как бешеная собака по Энгарну, — Ялмари хохотнул. — Что ты смеешься? — тут же вознегодовала девушка.

— Очень точное сравнение, — заметил принц и на всякий случай отошел дальше.

— Так что ты хотела?

— Тебя не изгнали?

— Пока нет. Хочешь поспособствовать?

— А что решили?

— Узнать, кто убивает оборотней. Для этого пойдем по двое. Я и Балор.

— Не может быть! — воскликнула девушка. — Ты чужак, тебя не приняли в стаю.

— Вожак одобрил.

Ранели уточнила:

— Больше никто не идет?

— Тевос. Один.

— Почему один? Решили же по двое.

— Он так... почувствовал. Слушай, — мысли его уже утекли в другую сторону, — скажи, в храм действительно можно заходить лишь тому, кто принят в стаю?

Ялмари надеялся исполнить обещание Намжилдоржи до того, как отправится с Балором. Не зря же зеркало показало, что он чем-то поможет магу...

— Нет, — помрачнела девушка. — Это я так сказала. Всем можно. Хочешь посетить?

— Давно хочу. Мне кажется, сейчас лучшее время, чтобы сделать это.

— Получить благословение в дорогу? — Ялмари пожал плечами.

— Ты не обольщайся особо. Про храм оборотней много говорят, но на самом деле... Лично я ничего такого не никогда там не чувствовала. Проводить тебя?

— Нет, я знаю, где это. Кстати, как твоя вышивка?

Глаза Ранели недобро полыхнули:

— Если ты еще раз...

Он отпрянул, снова рассмеявшись.

— Не буду, извини, — и направился за город.

— Ялмари! — крикнула она вслед, и когда принц обернулся, попрощалась коротко. — Удачи!

— Спасибо, — хмыкнул он.

Ранели постояла на дороге. "Итак, Тевос идет один. Нет уж. Одному в таком деле не справиться..."

Спрятавшись в лесу неподалеку, она с терпением ожидала, когда Тевос отправится в путь. Ранели сразу обратилась в волчицу — так легче преследовать. Когда среди листьев мелькнула желтая шкура вожака, она немного помедлила, чтобы их разделяло небольшое расстояние, а потом двинулась за ним.

Волчица вставала с подветренной стороны, чтобы Тевос не уловил ее запаха. Конечно, пока они на территории Умара, в этом нет опасности — вожак может почувствовать запах любого оборотня, и это будет естественно. Но лучше заранее подготовиться: не хотелось, чтобы ее отправили домой.

Вскоре девушка поняла, что Тевос направляется в замок Иецер. В душе родилась гордость: какой он все же смелый! Одному идти в замок, где слишком много людей и наверняка ждут оборотней, а потому настороже. Хорошо, что она пришла на помощь.

Когда Умар остался позади, Ранели замедлила бег. Подошла к месту, где Тевос свернул налево. Постояла над следами. Пойти за ним или напрямик? Она всмотрелась вперед. Втянула носом воздух. Казалось, лес вымер на юлук вперед, даже запахи замка не доносились. Она прижалась к земле, замерла вслушиваясь. Ни звука. Вернее, звуки раздавались повсюду, но обычные лесные: песни птиц, стрекот белки, шелест листьев. Так поет лес, когда никто не беспокоит его жителей.

Ранели колебалась. Идти вперед или следовать за Вожаком? Она лежала на земле, с тоской глядя на небо. "Почему всегда приходится выбирать? Всегда самой, никто не помогает", — волчица дернулась, заметив среди листвы тень сокола. "Да что же это такое?! Опять он. Нигде не спастись, постоянно преследует. Как он отличает ее от других волков? Обоняние-то у него не развито..." — она застыла, следя за птицей, которая спускалась все ниже. Сокол вел себя неспокойно: перелетал с ветки на ветку, то приближался к Ранели, то улетал дальше. "Не хочет, чтобы я шла туда, — догадалась она. — Конечно: ты мне не нужна, но что делать и как жить, встречаться с кем-то или в одиночку вышивать у окна — буду решать я, Сокол Алет". Разозлившись, она понеслась вперед. Птиц застрекотала вслед, но Ранели не обернулась. Мчалась вперед, преодолевая расстояние огромными прыжками.

Она не пробежала и половины лавга, когда заметила на дереве человека, целившегося из лука. "Почему я не почувствовала его раньше?" — удивилась она и вильнула в сторону, уходя от стрелы. Но чуть-чуть не успела — стрела вонзилась в лапу, Ранели кувыркнулась через голову, что-то щелкнуло, и она взвилась в воздух, в деревянной клетке. Тут же бросилась на прутья, чтобы сломать, но отскочила — дерево жглось не хуже серебра.

— Вот и поймали! — с дерева спрыгнул человек, одетый как энгарнский "волк". — А ты говорил, зря ловушку делаем. Вон какого волчару поймали.

Из-за кустов вышел другой. Очевидно, именно он захлопнул клетку. Теперь на волчицу обрушилась какофония запахов и звуков. С опозданием она сообразила, что не зря вожак обошел это место: почувствовал магию, там, где она ничего не заметила.

— Не думал, что получится. Но теперь рад, что послушал тебя, — он всмотрелся в клетку. — Какой же это волчара, дурак? Это же волчица! Как ты считаешь, сколько маг за нее даст?

— Надо еще подумать, кому отдать, — герцогу или магу. Сдается мне, герцог щедрее.

Ранели выгрызла стрелу из лапы и еще раз кинулась на прутья. Отпрянула, жалобно взвыв. Клетка раскачивалась на дереве.

— Ну-ну, — увещевающе произнес стрелок. — К чему так бесноваться? Потерпи немного. Скоро мы отнесем тебя в замок.

Ранели повертелась, пытаясь найти хоть одно место, которое бы не жглось, а потом обреченно легла, уткнувшись носом в раненую лапу. "Главное, не расплакаться", — уговаривала она себя, отворачиваясь от людей.

2 юльйо Умар, город князя Балора

Балор предупредил Ялмари, что будет ждать его в полдень возле своего дома, и принц направился прямиком в храм. Слова Ранели нисколько не остудили его. Чем ближе он подходил к храму, тем сильнее волновался. Каменная скала без всяких следов растительности, казалась холодной и негостеприимной. Вход напоминал расщелину. Человек пройдет мимо и не узнает, что это святилище. Оборотни говорили, что храмы сотворил Эль-Элион, и презирали людей, поклонявшихся Богу в рукотворных церквях. Ялмари мечтал побывать тут так же сильно, как оказаться в Умаре.

Наклонившись, он протиснулся внутрь. И тут же оказался в просторном помещении. Темнота освещалась лишь маленькими искорками по стенам, напоминавшими звезды. На душе сразу стало легко и свободно. Захотелось вдохнуть полной грудью, подпрыгнуть, расхохотаться... Подобное он испытывал в степи, под звездным небом. Тогда тоже подумалось, что он находится в нерукотворном храме Эль-Элиона. Внезапно в ногах появилось непонятное ощущение, принц наклонился и... оторопел. В храме росла высокая трава. Он сделал еще несколько шагов и разглядел вдали лес. Помотал головой, не понимая, что происходит, а в следующую минуту догадался: вспомнил степь — место, где чувствовал себя ближе всего к Богу, — и храм отправил в степь. Счастливо рассмеявшись, он упал в траву. Затем перевернулся на спину и посмотрел в звездное небо. Здесь не надо загружать себя мыслями, надо открыться и слушать, впитывать в себя то, что льется со всех сторон.

А лилась на него любовь. У любви были разные лица — отца и матери, сестры, Илкер. Впервые он осознал, что лица могут быть разными, и все же оно будет одно — лицо Эль-Элиона. Ялмари вдохнул полной грудью запах полевых трав. Так вот что такое океан любви на берегу вечности, о котором так вдохновенно читала Илкер из Книги Вселенной. Это же так просто...

Казалось, прошла целая ночь, прежде чем Ялмари вышел из храма. Он так и не произнес ни слова, из того, что собирался сказать. Но осталось ощущение, будто там читали его, как открытую книгу, и не было нужды перечислять имена. Как будто кто-то сказал: все знаю, обо всех помню. "Сейчас не страшно умереть", — подумал он, еще раз взглянув на синее небо Умара.

Балор ждал на пороге, но за опоздание не укорил, — выходит, и не опоздал вовсе. Князь вернул оружие — меч и лук, но взгляд его остался таким же настороженным. Теперь это не волновало.

Улицы будто вымерли, когда они покидали город.

— Почему так тихо? — поинтересовался принц как ни в чем не бывало.

Князь взглянул искоса:

— Не все знаешь об Умаре, да? У нас плохая примета — провожать тех, кто уходит. Проводы, похожи на похороны: слезы, тоска. Будут провожать — накличут беду. А если уйдешь незаметно... Все будут считать, что ты еще здесь. Даже если погибнешь. Не согласен? — Балор быстро оглянулся на дом.

— Есть в этом что-то... — Ялмари помолчал. — Скажи, а почему, когда вожак сообщил, что Аран погибнет первым, тот поблагодарил.

— Некоторые оборотни заключают договор с вожаком: если тот видит их смерть, должен сразу сказать. Аран благодарил за честность.

— Лучше не знать, — не согласился принц.

— Ты так считаешь? Я тоже заключил этот договор. Когда знаешь, есть возможность подготовиться и попрощаться... — он запнулся. — Пагур не знал. Если бы я дождался вожака... Еще полгода не прошло, как парень женился.

Светлое настроение, которое Ялмари получил в храме, улетучилось.

Балор прошел еще немного и, замерев на мгновение, обратился в волка. Ялмари сделал то же. Но когда князь исчез в лесу, чуть помедлил, считая про себя до десяти.

Они заранее решили идти не рядом, а на некотором расстоянии. Оборотни могут попасть только в магическую ловушку — любую другую они учуют, если на этот раз они попадутся оба — никому это пользы не принесет. Ялмари с удовольствием пошел бы первым, но чувствовал, что князь ему не доверяет настолько, чтобы уступить лидерство.

Он легко бежал по следу. Терпкий запах березняка, чуть затхлый — лишайников и нежный — земляники сливались в один непередаваемый аромат, сохраняя отдельные ноты. Поверх него плыли все прочие. Тут Балор спугнул зайца, чуть поодаль мышь выглядывает из норки, в ожидании когда они уйдут, а в зарослях справа наверняка есть грибы. След Балора ощущался сильнее, но Ялмари старался уловить другой — чуть слышный запах врага, который мог донести ветер.

У небольшого ручья Балор остановился и подождал его. На том берегу начиналось подножье горного хребта: они дошли до границы Умара.

"В этом месте нашли Пагура, — четко прозвучал в сознании Ялмари голос князя. Принц знал, что оборотни в образе волка обмениваются мыслями, поэтому происходящее не стало неожиданностью. — Он был страшно изуродован, — зачем-то рассказывал Балор. Может, чтобы принц почувствовал вину? — Его пытали".

Балор добился, чего хотел — Ялмари виновато опустил голову. Примятая трава, почти стершиеся следы крови, запах — знакомый и одновременно чужой — запах Пагура смешанный с зловонием тления, — здесь могли бы найти его тело, если бы он направился прямиком в замок Иецер. Но он, хоть и случайно, подставил под удар другого.

Янтарные глаза волка пристально следили за ним. Балор завершил: "Дальше идем очень медленно и очень осторожно", — и одним прыжком преодолел ручей.

Волк-оборотень раза в два крупнее обычного волка. Это дает преимущество в бою, но создает неудобства, когда надо стать незаметным. На территории Умара леса были непроходимы для человека, там легче было спрятаться среди бурелома. Но здесь, любой куст казался слишком редким, чтобы стать надежным убежищем. Единственное утешение — врагу здесь тоже негде укрыться.

Ялмари следовал за князем, на мгновение задерживаясь там, где останавливался он, а затем продолжая путь. Лес казался тихим и абсолютно безопасным.

Они были в пути около получаса, когда ветер донес запах людей. И произошло это как-то уж слишком неожиданно. Еще два прыжка назад, это был безлюдный лес, а теперь... Ялмари вжался в землю, немного подождал: может, Балор подаст какой-то знак? — потом крадучись двинулся дальше. Князь не почуял людей? Или посчитал, что сообщать о них необязательно?

Ялмари двигался очень медленно, стараясь уловить еще какие-нибудь запахи или звуки, чтобы понять, кто впереди — "волки" Энгарна, какой-нибудь виллан или же расставивший ловушку враг. Пройдя тростей десять, он замер: вперед что-то происходило. Что-то очень нехорошее. Об это говорило не обоняние, а особый дар оборотня. Теперь он осторожно пополз вперед, скрываясь в высокой траве...

Вскоре он расслышал негромкие слова:

— Готово! Опять гости пожаловали? — полушепотом произнес незнакомец. — Ничему-то вы не научились... Ну-ну... не надо так расстраиваться... веди себя хорошо, и ты будешь жив...

Люди находились примерно в пяти тростях от него.

— Эй! Врать нехорошо, — хохотнул другой. — Когда это маг оставлял оборотней в живых?

"Шереш! О ком это они? Неужели поймали Балора? — на сердце похолодело. — Неужели это и есть — магическая ловушка? Но почему я ее почуял, а князь нет?"

Ялмари переждал еще немного, снова пополз вперед. Теперь он смог разглядеть из-за кустов двух человек. Одеты "волками" Энгарна: кожаный жилет, темные брюки и высокие сапоги. Даже шляпы болтаются сзади. Если бы столкнулся с ними случайно — спутал бы. Сейчас их выдало только упоминание о маге.

Он поискал глазами Балора. Волка-оборотня подвесили на дерево за передние лапы. Он дергался всем телом, пытаясь порвать веревку, но ничего не получалось, хотя на вид путы были слишком тонкими для оборотня. Один из людей сделал быстрый выпад и что-то воткнул в спину волку. Балор мгновенно закаменел.

"Убили! Какого шереша я медлил?" Он стрелой вылетел из укрытия и вцепился в горло воина, разорвав так быстро, что тот не вскрикнул. Второму прокусил руку с серебряным кинжалом. Он успел достать рог, но Ялмари прыгнул на него, валя на землю, а затем, ударил лапой по лицу, оставляя кровавые полосы. Рог выпал, покатился по земле и затерялся где-то в траве. Воин взвыл, скрючился на земле, закрывая лицо руками. Принц обратился в человека и оглушил стража ударом в висок. Быстро связал руки валявшейся рядом веревкой. Машинально вытер кровь с лица и сплюнул — вкус человеческой крови во рту казался омерзительным. Ялмари первый раз зашел так далеко, запустив в жертву клыки.

Он бросился к дереву и ударил по веревке мечом, но она осталась невредимой, будто была сделана из стали. Тогда Ялмари забрался на дерево и, распутав узлы, бережно спустил волка на землю.

Нащупал артерию на шее. Пульс бился медленно, будто сердце с неохотой толкало кровь и вот-вот замрет. Раны на теле казались огромными, мышцы порваны почти до кости. Ударили бы сильнее — разрубили бы пополам. Но все равно они не так опасны, чтобы убить оборотня. Надо только обмыть и перевязать их. Но перевязку надо делать человеку, а не волку. Ялмари приоткрыл руками веки зверю — белки закатились. Как же привести его в чувство? Все методы, которые он знал, подходили для людей.

Воин позади завозился. Ялмари оторвал у него рукав рубашки и запихнул ему в рот. На разодранную до крови щеку старался не обращать внимания.

Снова вернулся к Балору и вспомнил, как человек что-то воткнул в него. Тщательно ощупал князя. Наконец нашел небольшой шарик в коже. Дернул его — в пальцах оказалась окровавленная булавка. Волк дернулся на земле и глухо зарычал. Ялмари едва успел уклониться, чтобы не получить когтями по лицу. Через мгновение князь обратился в человека. В глубокую рану на груди, вдавилась ткань рубашки. Лилась кровь. Ялмари поискал в вещах солдат воду, но нашел только кислое вино. Если ничего другого нет, пойдет и оно, чтобы промыть рану. Он склонился над князем и тоненькой струйкой стал лить вино, смывая кровь.

Балор застонал, а потом невнятно пробормотал:

— Засада...

— Тише, — принц легко удержал его на земле. — Сейчас я тебя перевяжу.

Но князь очнулся и с силой оттолкнул Ялмари. Затем с трудом сел, зажав рукой рану. Мутным взглядом осмотрелся и, заметив пленного, достал из ножен меч и пополз к нему. Ялмари не сразу сообразил, что князь собирается делать, и лишь когда тот занес меч, вскрикнул:

— Что ты делаешь? Его надо допросить!

Балор застыл, обессилено упал на спину рядом с пленником. Воин мелко дрожал. Ялмари подошел к князю, чтобы закончить обработку раны, но тот опять сердито оттолкнул:

— Допрашивай, чего ждешь?

Принц повернулся к воину:

— Сейчас я выдерну кляп и задам несколько вопросов. Будешь кричать — сразу убью. Ясно? — тот промычал что-то невразумительное. Ялмари быстро выдернул кляп.

— Я все скажу, не убивайте, — залепетал человек.

— Заткни его! — зло крикнул князь.

Ялмари чуть сдавил шею солдату и тот умолк.

— Говори, когда я спрашиваю, ясно? — человек кивнул. — Что вы здесь делали?

— Мы на страже сегодня. Чтобы никто не прошел. Мы "волки" из замка Иецер...

Ялмари снова сжал его шею:

— А теперь еще раз и правду. Я знаю, что к "волкам" вы не имеете никакого отношения, — он отпустил человека. Тот прокашлялся.

— Мы "во... — принц не дал ему договорить. Человек захрипел под рукой, но, когда Ялмари убрал ладонь, начал ту же фразу.

— Оставь его, — простонал Балор сквозь зубы. — Либо говорит правду, либо он смелый парень и готов выдержать пытки, но не предать хозяев.

— Либо на него наложили заклятие, — предположил принц.

При последних словах воин быстро закивал головой.

— Тогда допрашивать бесполезно, — разочаровался Ялмари. Балор словно ждал этих слов. Повернулся на бок и перехватил меч удобней.

— Ты убил Пагура? — он навис над пленником.

Губы солдата затряслись:

— Оборотня? Нет... не я... это не я...Меня тогда вообще не было, я вчера приехал.

— Где маг?

— Какой маг? Я не знаю! Не знаю! Он то приезжает, то уезжает.

— Опиши его.

— Мы лицо не видели. Он в плащ всегда кутается. Капюшон на лицо натягивает.

— Когда был в последний раз?

— Дня три назад.

Балор смотрел в сторону, но прошипел сквозь зубы:

— А ты, придурок, вчера прибыл?

Осознав, что допустил промах, страж опять затрясся:

— Не убивайте ... Я вам пригожусь... Скоро война начнется. Я могу еще что-нибудь узнать. Только отпустите...

Балор приставил меч к его груди напротив сердца.

— Кто убил Пагура? — выпытывал он.

— Я не убивал... — прохрипел солдат. Кровь заливала лицо. — Это случайно вышло. У нас приказ: брать оборотней в плен. Они перепились и... это случайно получилось...

— Случайно? — Балор говорил вкрадчиво, почти ласково. — Зря вы убили его... зря вы перепились. Вот этот меч распорет брюхо тебе так же легко, как оборотню. Ты думал об этом?

Человек заскулил жалобно, попытался отползти. Ялмари вмешался:

— Балор...

— Или найди в себе силы не вмешиваться или уйди!

Принц заколебался, потом аккуратно разжал пальцы князя и забрал у него оружие.

— Я не позволю тебе сделать это, — человек все-таки пополз в сторону. — Давай отвезем его в Умар. Может, храм снимет заклятие, и он расскажет что-то важное.

Балор сел, хотел еще раз оттолкнуть Ялмари, но на этот раз не смог: он слабел с каждой минутой.

Внезапно князь выхватил кинжал из-за голенища сапога и метнул его. Принц едва успел отклониться — серебряный клинок просвистел в пальце от виска. Позади него в последний раз всхрапнул человек, раздался глухой звук упавшего тела. Обернувшись, Ялмари увидел в спине у воина рукоять.

— А если бы я не увернулся? — спросил он у Балора, заранее зная ответ.

— Я бы тебя убил, — князь злобно осклабился, но тут же пошатнулся.

Ялмари подхватил его, медленно опустил на землю. Из раны на груди хлынула кровь. Надо было срочно промыть ее и найти траву для лечения. В любой момент могли появиться еще люди — кто знает, когда меняются стражи.

Он взял бурдюк с вином. Недалеко росла аюн-трава — повезло. Она должна остановить кровотечение. Одежда Балора оказалась значительно чище, чем у воинов, так что в качестве бинтов использовал ее. Осторожно раздел князя и разорвал рубашку на полосы.

Мерзкий вкус человеческой крови во рту вызывал тошноту. Он вдруг так сильно ощутил ее, что не удержался и прополоскал рот вином. Вкус отвратительный, но лучше, чем кровь. Балор всматривался в него с недоумением.

— Я в первый раз убиваю... так, — Ялмари полил вином рану. Кислый запах дешевого вина ударил в ноздри. Князь сморщился и отвернулся. Принц приложил к ране листья. Кровь сразу же загустела. Он никогда не делал перевязки. Получалось из рук вон плохо: повязка то и дело соскальзывала, пыталась свернуться жгутом и выскальзывала из рук. К тому же он боялся причинить напарнику лишнюю боль, поэтому перевязывал слишком слабо. А перед глазами то и дело вставал серебряный кинжал в спине пленника. Для чего Балор взял его с собой? Только для того чтобы убить Ялмари. Для людей серебро брать ни к чему...

— Сильнее, — простонал Балор, терпеливо снося старания Ялмари, — это же все свалится — глазом не успеешь моргнуть.

Принц сделал еще одну попытку, кажется, более успешную.

— Нам надо идти, — произнес он, завязав ткань узлом. — Давай помогу.

— Ты шутишь? И как далеко мы уйдем по-твоему? — князь огляделся и скомандовал. — Помоги перебраться к дереву. Дай мне лук и стрелы, меч, кинжал. Потом уходи...

— Я не уйду без тебя...

— Уйдешь, куда ты денешься. Я князь и я приказываю.

— Ты не мой князь — меня ведь еще не приняли в стаю. Так что обопрись на плечо, и пойдем потихоньку. Не заставляй тащить тебя волоком.

Балор едва не зарычал:

— Нас обоих убьют!

— Если мы останемся, точно убьют.

Он подхватил раненого, помог встать, и они медленно пошли обратно. Балор честно старался идти, но с каждым шагом все сильнее повисал на плече принца. Иногда он терял сознание и Ялмари еле удерживал вмиг тяжелевшее тело. Затем князь приходил в себя, и идти становилось легче. Ялмари с надеждой смотрел вперед: не покажется ли граница Умара? Почему-то верилось, что за ручьем их преследовать не станут...

Через полчаса Балор с тихим стоном упал и Ялмари не удержал его, лишь чуть смягчил падение. Принц похлопал его по щекам, но безуспешно — тот потерял слишком много сил и крови. "Вожак сказал, что мы вернемся оба, — уговаривал он себя. — Надо что-то придумать!"

Осмотревшись, он заметил большой дуб, у корней которого образовалась нора. Подхватив князя под мышки, он потащил его туда. Бережно уложил Балора, отойдя подальше, вырвал небольшой куст орешника и воткнул его в землю у дерева. Может, это хоть чуть-чуть спрячет князя. Конечно, если тут окажутся маг или хороший следопыт, они легко найдут оборотня, но это все, что он может сделать. Теперь надо было найти помощь.

Ялмари обратился в волка и помчался в Умар. Он искал кратчайшую дорогу — если помощь задержится, Балор может умереть.

Может, оттого, что он очень спешил, а может, оттого, что находился на территории Умара и не так осторожничал, но принц не заметил засады. Когда в плечо воткнулась крошечная стрела, больше напоминавшая иголку, он невольно оглянулся и тут же лапы бессильно подкосились.

2 юльйо, владения графа Иецера

Тевос покинул город Балора раньше всех. Оставшись один в доме Князей, он снял знак власти и положил на подоконник. Пусть подождет здесь.

...Он крадучись скользил по лесу. Желтоватая шкура вожака мелькала среди кустов. Такова плата за дар — надо быть вдвойне осторожней. До замка Иецера, к которому он хотел подобраться, оставалось около двух юлуков, когда Тевос почувствовал опасность. Казалось, что впереди ничего нет — обоняние не доносило запахи, а птицы не кричали тревожно, но Тевос чувствовал: впереди смерть. Попробовал обогнуть гиблое место. Получилось не сразу: как только удалился от опасности слева — появилась опасность справа. Остановился, прислушался к ощущениям. Сто раз он был прав, что поверил Ялмари. Иногда он бывал в лесу возле замка и никогда тут не ловили и не убивали оборотней. А такие хитрые ловушки мог расставить лишь маг.

Переждав, когда ощущения улягутся, вожак пошел дальше: очень медленно, между двух магических ловушек. Ему это удалось. Дальше простирался свободный путь до самого замка. По этой узенькой тропе мог пройти только он. И только один. Если бы пошел с напарником...

Внезапно с неба упал сокол, ударив вожака по спине. Тевос резко повернулся, стараясь схватить его зубами, но птица сразу взмыла вверх, обдав ноздри запахом перьев. "Сокол? Уж не тот ли самый...? — Тевос всматривался вверх. — Чего он хочет? На нападение непохоже — не ударил ни когтями, ни клювом..." Увидев, замершего волка, сокол спустился, сел перед ним, коротко и отрывисто прокричал что-то, широко разевая клюв. Проскакал по земле в противоположную сторону, будто ворона. "Зовет? Но куда и зачем?" — вожак не торопился следовать за врагом, который вчера чуть не убил оборотня. Он сделал вид, что хочет продолжить путь к замку. Сокол тут же взлетел, исчез в ветвях, но лишь для того, чтобы тут же упасть с неба ударив в спину. Тевос едва успел увернуться. Сокол опять закричал хрипло. И вожаку почудилось в крике отчаяние. Волк направился в его сторону, и птица полетела назад. Села на ветку. Покосилась черным глазом — идет или нет? — перелетела дальше.

Тевос сосредоточился, пытаясь понять: заманивает его птица в ловушку или действительно нужна его помощь? И вдруг в сознании вспыхнула картинка: волчица в клетке, раскачивающейся в воздухе, рядом два человека. Из леса к ним приближается отряд человек в десять.

Волк зло взрыкнул: "Сказал же этой девчонке сидеть дома!" — и стремительными прыжками помчался за соколом, указывающим короткую дорогу.

Он налетел на людей как молния. С тыла воины нападения не ждали, поэтому не сразу схватились за оружие. Клетку с Ранели уже спустили на землю и продели в кольца по бокам шесты. Тевос подскочил, ударил лапой по замку. Он легко сломался — наложить на него магическую защиту не догадались. Дверца с глухим стуком распахнулась. Ранели не медлила. За мгновение до появления вожака она уже услышала его, и усиленно сдерживала себя, чтобы не выдать волнения, лишь мышцы подрагивали от напряжения. Но как только клетка открылась, она стрелой рванулась наружу. Тевос "крикнул" внутри себя: "Беги!" и одним прыжком развернулся к солдатам, злобно рыча. Воины уже пришли в себя и окружали с кашшафскими серебряными мечами в руках. От первой стрелы волк увернулся, вторая воткнулась в бок. Он бросался на людей, чтобы не дать им прицелиться. Рвал их зубами и мощными лапами. Но враги прибывали. Удары мечами сыпались со всех сторон, но, даже теряя сознание, он продолжал сжимать зубами чью-то руку.

Как только на Тевоса надели магический ошейник, он обратился в человека, хотя был в это время без сознания. В себя пришел, только когда его бросили на пол в одной из комнат замка.

— Что вы мне притащили? — услышал он над собой брезгливый голос. Сквозь пелену в глазах смог рассмотреть только густую бороду и дорогой камзол — кто-то очень знатный обратил на него внимание. Ужасно хотелось вдохнуть поглубже, но тело не слушалось — на нем не было ни одного неповрежденного участка, даже лицо изранили. — Вы что не могли захватить его целым? — продолжал возмущаться аристократ.

— Для мага вы старались лучше!

— Ваша светлость, — почтительно проговорил кто-то рядом. Судя по выговору — тоже не простой солдат. А поймали его для герцога — только к ним обращались "ваша светлость", — из четырнадцати моих людей в живых осталось пятеро. Две засады разгромлены, несмотря на то, что находились под магической защитой. Видимо, оборотни теперь не ходят поодиночке.

Это сообщение герцога почему-то озадачило. Он долго молчал, и Тевос был уверен: он всматривается в вассала.

— А что если они готовят нападение?

— Вполне возможно.

— Загфуран обещал, что этого не произойдет, — герцог отошел подальше, кажется, к окну. — Мы так доверяем этому магу, что если он вовсе не так силен и всезнающ, каким хочет показаться?

— Я тоже не уверен в его силе. Иногда он вообще уличного фокусника напоминает, — неприязненно поддержал собеседник.

— Ты такой смелый, потому что Загфурана нет, — поддел его герцог.

— Не боишься, что ему передадут твои слова?

Тевос почувствовал, что рыцарь испугался.

Шаги — герцог еще раз захотел взглянуть на пленника.

— Сделай-ка вот что, — кажется, он что-то придумал, тон голоса стал заговорщицким. — Подкинь оборотня этим тварям. Если попросят лекарств — дай. Он еще жив, может, и выходят. Тогда он нам пригодится.

— Как прикажете, ваша светлость.

Его схватили за ноги. Грубой перчаткой прямо за рану, вдавливая одежду в плоть. Тевос зашипел от боли и потерял сознание.

Очнулся от ощущения, что кто-то склонился над ним. Совсем как мама, когда он болел в детстве. С трудом приоткрыл веки: словно из тумана выплыли сначала пухлые губы, потом большие глаза. Веки у него закрывались, и Тевос никак не мог рассмотреть, к кому его принесли. Какой-нибудь "врач"? Даже возраст он не мог определить.

— Мама, он, кажется, пришел в себя.

"Ага. Девушка и, вероятно, очень молодая..."

Подошел еще кто-то, но тело по-прежнему не слушалось. Веки бессильно трепетали.

— Вы слышите меня? — Тевос шевельнул губами, но ответить не смог.

— Видишь? Как будто хочет что-то сказать.

— Осторожней, — осадили ее радость.

— Мама! — в голосе упрек.

Тевосу захотелось усмехнуться. "Мама", видимо, уже поняла, что он не человек, а вот девушку это почему-то не пугает. Почему? Он полежал еще немного, а потом все-таки открыл глаза. Быстро окинул взглядом обеих дам и снова прикрыл веки. Очень милые. Явно богатые. И девушка очень похожа на мать: у обеих светлые волосы, синие глаза. В таком обществе и умереть приятно. Он попытался пошевелить рукой, но она тоже не повиновалась. Странно, что и боль ушла: то ли повредили позвоночник, то ли он умирает от потери крови. Перед смертью Эль-Элион всегда дает облегчение.

— Что нам сделать для вас? — это все девушка беспокоится. — Как вас лечить? Мы не сталкивались с такими, как вы...

— Ойрош! — мягко упрекнули ее.

Ах, какое уютное имя. Закутаться бы в него, как в шерстяное одеяло. И чтобы никто не беспокоил. Лечить не надо. Будут лечить — снова будет боль. Он медленно погружался в беспамятство.

— Не смей! — услышал он окрик. — Ты мужчина, ты должен быть сильным. Мы еще выберемся. Не сдавайся! — вожак заставил себя посмотреть на нее: "Сколько огня в тебе!" — Мама, можешь снять ошейник? — требовательно спросила девушка. Нежные пальцы прикоснулись к шее и тут же отскочили, будто обожглись.

— Он весь изранен, я только причиню ему боль, — виновато пояснила она.

— Тогда я попробую.

Напрасно женщина боялась, ему казалось, будто его щекотали легким перышком только и всего. Лишь когда она попыталась повернуть голову, казалось, будто в голову вбили гвоздь, и он резко выпрямился.

— Простите! — испуганно вскрикнула девушка, тоже убирая руки. Затем зашептала матери. — Я не могу открыть замок руками... Что же делать? Может, хоть перевяжем?

Он чуть сдвинул брови. Если уж его хотят лечить, то перевязывать надо в последнюю очередь. У оборотней кровь не свернется, если не промыть рану от следов серебра. Но как им это объяснить? Они лечили только людей, а людям раны промывают только в крайних случаях.

— Ему не понравилась твоя идея, — женщина заметила его гримасу. — Он не человек, понимаешь? Ты только навредишь ему.

Легкие шаги. Это она ходит по комнате и думает: оставить его в покое, дав умереть, или все-таки немного помучить "лечением". "Оставила бы ты меня в покое".

— Он ведь оборотень, так? — говорит тихо, надеется, что он не услышит. — Оборотни легко залечивают раны. Но у него кровь не сворачивается. Это, наверно, потому что серебром ранили. Что тут можно сделать?

— Оставить его в покое! — женщина теряла терпение, но как будто подслушала его мысли.

— А если промыть раны водой?

— Ты в своем уме?

Тевос опять распахнул глаза. Ну как тут не увидеть руку Эль-Элиона? Как она могла догадаться иначе?

Девушка подскочила к нему:

— Я угадала, да? — тут же подошла к двери, постучала по ней ногой. — Эй, вы! Нам нужна вода и тряпки!

— Без лекарств ты ему не поможешь, — попыталась остановить ее порыв мать.

— А ты не знаешь, что ему поможет, а что повредит.

Девушка решила и эту проблему очень быстро. Подошла и спросила у Тевоса:

— Если я поднесу к вам траву или мазь, вы сможете по запаху определить, подойдет лекарство или нет? — вожак чуть улыбнулся. — Проблема решена! — торжествующе повернулась она к матери.

Когда в комнату поставили ведро воды, девушка приказала:

— Принесите лекарства, какие есть.

Слуги ушли, не промолвив ни звука. "Странные они, — думал Тевос о женщинах.

— Хозяин замка чуть не убил, а они лечат. И почему слуги им не помогают? Непонятно".

Девушка вернулась к нему.

— Я сниму с вас, то, что осталось от одежды. Я постараюсь осторожно, но, скорее всего, будет больно. Нам не дают ничего острого, разрезать не смогу.

"Они тоже пленницы", — догадался наконец вожак.

Словно сквозь пелену Тевос следил, как тонкие белые руки порхают над ним. Мать помогла приподнять мужчину. От прикосновения к ранам Тевос выгнулся дугой и застонал.

— Потерпи, — прошептала девушка. — Вода холодная, она сейчас немного уменьшит боль. Сейчас-сейчас, еще немного, — она щедро лила воду, не заботясь о том, что кровавые брызги летят на красивое платье.

Мать отошла ненадолго, а потом вернулась.

— Вот принесли, эта мазь подойдет? — поднесла к его носу небольшой глиняный сосуд.

"Не лучшее лекарство, но вполне приличное, — он прикрыл веки и с трудом разлепил их снова. — Но на открытую рану его класть нельзя".

Женщина прекрасно это знала. Завернув мазь в чистую тряпку, она приложила ее к ране. Пока мать клала лекарство на самые большие раны, девушка взялась омывать лицо. Тевос еще пытался удержать себя в сознании, но боль нарастала, и он снова погрузился во мрак.

2 юльйо 5068 года, западный Умар

— Высушим здесь или отнесем в замок? — слова звучали над Ялмари будто из поднебесья. Он с трудом открыл глаза и сощурился от яркого солнца.

— Пришел в себя! — над ним склонился темный силуэт, и голос тут же приблизился. — Наверно, надо показать отцу. Какой-то он странный. Одет не как здешние оборотни. Шляпа...

— Может, он со странностями, — хохотнули над ним. — Эй, ты, — его слегка пнули в бок. — Вставай, если не хочешь, чтобы мы высушили тебя прямо тут.

Ялмари медленно поднялся на четвереньки. На горло уже надели серебряный ошейник, тут же натянулась цепь.

— И без глупостей! — предупредили его.

"Какие уж глупости с магическим ошейником", — с сарказмом подумал принц. Раненое плечо онемело. Похоже, в него сначала выстрелили дротиком с усыпляющим ядом. В голове страшно шумело, чудовищная боль давала о себе знать при каждом движении. Он еще немного постоял так, ожидая, чтобы она утихла, и только потом встал.

Двое. Тот, что постарше, похоже слуга — одежда простая и довольно старая. Второй — молодой, синеглазый — одет щеголем: в прорези рукавов узкой весты виднелась ярко-синяя рубаха, оттенявшая глаза. Штаны узкие, почти обтягивающие, но не из шерсти, как делали раньше, а из атласа, как и веста. Сапоги высокие и тоже украшены синим бархатом. Герард бы увидел — обзавидовался бы.

— Получше стало? — оскалился молодой, демонстрируя длинные клыки. Ялмари невольно отшатнулся. Предупреждал же Тевос: в западной части леса вампиры.

Ему тут же связали руки сзади и старший предупредил:

— Иду за тобой с серебряным кинжалом. Лучше не дергайся, все равно не сбежишь, только хуже себе сделаешь.

— Идем, — парень дернул цепь. — Отец решит, что с тобой делать.

Они прошли по лесу примерно десять лавгов, прежде чем Ялмари почуял запах жилья. Лес постепенно редел, среди деревьев он различил каменную стену. Еще через два лавга они вышли на поляну, и принц смог увидеть, что стена невысока и сильно повреждена, кое-где кладка разрушилась до основания, но заметно, что ее пытаются восстановить. За стеной возвышалось ослепительно-белое двухэтажное здание. В Энгарне некоторые вельможи строили такие за городом для своих любовниц. К круглой башне со сферическим куполом, чуть возвышавшейся над зданием, примыкали два прямоугольных крыла. Арку входа окружали стройные колонны, поддерживающие балкон на втором этаже. Все окна в башне, так же как в Энгарне, разделили на маленькие квадраты, но не везде в доме виднелись стекла. Видимо, дом не до конца восстановили: успели только побелить и вставить стекла в башне, в других комнатах еще шел ремонт.

Слуга распахнул перед ними деревянные двери с вставленными в них кусочками цветного стекла. В круглом холле на полу хорошо сохранилась мозаика, изображающая гончих на охоте. Цветы, стоявшие на подставках и прямо на полу, создавали атмосферу летнего сада. Зеркала в дорогих рамах и позолоченные подсвечники на стенах подчеркивали богатство. Молодой потащил Ялмари в коридор направо, и они оказались в огромной гостиной с мягкими диванами, обитыми дорогой тканью. Высокие окна, уходившие под потолок, были занавешены портьерами с ламбрекенами. Даже днем здесь горели свечи в больших хрустальных люстрах, висевших на равном расстоянии. До изящества королевского дворца в Жанхоте этому поместью было далеко, но все же хозяин с удовольствием тратил деньги на убранство. Несмотря на то, что комната предназначалась лишь для недолгого приема гостей, сюда постелили дорогие ковры с высоким ворсом и приятными расцветками в тон мебели и обоям на стенах. Чувствовался вкус: здесь старались не просто купить, что дороже, но создать определенный стиль. Широкая лестница с красивыми деревянными перилами вела на второй этаж.

— Что за чудо! Еще один оборотень? — прозвучало с самого верха лестницы. По ковровой дорожке спускался владелец замка — мужчина лет сорока. Надменный взгляд казался отстраненным. Такие же синие глаза, как у парня, чуть бледное лицо, тонкие, аристократично очерченные губы, сложенные в загадочную улыбку: словно он улыбался всегда, даже в гневе. Ширину плеч подчеркивал синий камзол, расшитый золотой и серебряной нитью. Он накинул его прямо на шелковую рубашку с кружевным воротником — наверно, очень торопился. Черные брюки, плотно облегали узкие бедра. Это явно был именно тот тип, от которого женщины сходят с ума. Невольно вспомнилась Дьаланка, которая готова была стать любовницей Герарда, только бы не упустить такого красавчика. Лет через двадцать лорд Нево тоже станет таким.

— Все рассмотрел? — вампир, оказывается, внимательно следил за пленником. Он опустился в кресло напротив Ялмари. Принц кивнул. Ошейник тут же напомнил о себе — Нальбий по-прежнему держал его на привязи, стоя чуть сзади и справа. — Как впечатление? — поинтересовался хозяин. — Я богат, ты это заметил. И я силен — навожу ужас на западный Энгарн, Умар и восточную Кашшафу. Тебе страшно?

— Нет, — пожал плечами принц.

— Не врешь, — подтвердил он. — Я не чувствую твоего страха. Люблю таких, — вампир продемонстрировал длинные клыки. — Хочешь к нам присоединиться? Хорошие слуги всегда нужны.

— Нет.

— Ну, конечно... Свободолюбивые оборотни, у которых нет слуг, и вожак живет так же, как остальные. В таком случае послужишь нам пищей. Хочешь?

— Нет, — усмехнулся принц.

— Ничего другого предложить не могу. Или присоединиться к нам или стать нашей едой, — вампир побарабанил по подлокотникам.

В гостиную зашел еще один слуга, Ялмари не мог повернуться, чтобы увидеть его, но услышал, как он произнес взволнованно:

— Господин Шонгкор, кто-то приехал.

Вампир поднялся, взглянул на сына.

— Я быстро.

Отсутствовал он около четверти часа. Затем вбежал в комнату, лицо казалось бесстрастным, но по тому, как подрагивали лицевые мышцы, принц заметил, что Шонгкор сильно нервничает.

— Отведи этого в подземелье, развяжи руки, — скомандовал Нальбию, — а потом бегом ко мне.

— Что-то случилось? — встревожился парень.

— Нашли Уну.

— А Ойрош?

— Она с ней.

Шонгкор опять выскочил из комнаты.

Ялмари тут же дернули за ошейник и почти поволокли в подвал. Там Нальбий прикрепил цепь к стене, только после этого развязал пленнику руки. Несколько мгновений — и дверь за ним с лязгом захлопнулась.

Ошейник нестерпимо жег кожу. Ялмари попытался снять его, но безуспешно. Другого занятия не нашел, поэтому, немного отдохнув, возобновил попытки. Так себя и развлекал: отдыхал, снова брался за дело. Пока отдыхал — рассматривал место заточения. Темнота не мешала: как любой оборотень, он прекрасно видел и ночью.

Судя по всему, эта камера предназначалась специально для "еды", как выразился Шонгкор. Об этом говорили крепления на стенах: можно закрепить ошейник, ручные и ножные кандалы. Кроме скамьи, на которую усадили Ялмари, для чего-то поставили небольшой рассохшийся стол.

Ялмари все еще сражался с ошейником, когда вновь заскрипел засов. По ступенькам спустился мужчина с фонарем и тарелкой в руках. По одежде — один из господ в замке. Опустил ношу на скамью и передвинул стол ближе к Ялмари.

— Время ужина, — пояснил он.

Ошейник прижимал туловище Ялмари к стене, так что при всем желании, он бы не смог есть самостоятельно.

— И что, будешь кормить меня с ложки? — полюбопытствовал принц.

— Придется, — хладнокровно пожал тот плечами. Неяркий свет фонаря не позволял правильно оценить возраст, но главное — Ялмари почудилось, что он — человек. — Я не сниму ошейник. Конечно, убежать отсюда невозможно, но ты можешь убить кого-нибудь. Или взять меня в заложники. Так что открывай рот.

Парень приготовил ложку.

— Ты человек, — вместо этого проговорил принц.

— Да, — мужчина положил ему в рот кашу с мясом и зачерпнул снова. — Тебя это удивляет?

— И живешь с вампирами? — спросил Ялмари, прожевав.

— Он мой отец.

Принц недоуменно замер. Воспользовавшись этим, человек положил в его рот еще ложку пищи. Он почему-то никак не ожидал, что у вампира может быть сын — человек.

— Всегда кормите "еду"? — продолжил общение Ялмари, проглотив пищу.

— Всегда, — спокойно подтвердил "тюремщик" и приготовил еще одну ложку.

— И что слуг не хватает, чтобы кормить пленников? Приходится сыну хозяина работать?

— Я буду отвечать, если ты будешь есть, — вывести из себя этого человека никак не получалось. — Сегодня все вампиры заняты, — продолжил парень, как только принц проглотил еще одну ложку. — Поэтому попросили меня.

— Это чем же таким занялись вампиры? — еще одна порция пищи.

— Люди похитили мою мать и сестру.

— Им это чем-то грозит? — удивился Ялмари.

— Конечно, — кивнул парень. — Они тоже люди.

"Тогда все ясно, — сообразил принц. — Раз жена человек, то и рождаются иногда люди, а иногда вампиры".

— Любопытно посмотреть на женщину, которая вышла замуж за вампира. Или ее держат насильно?

— Насильно тут никого не держат, — заметив усмешку Ялмари, добавил. — Я хочу сказать, не держат долго. И ты что, считаешь, что оборотни больше заслуживают любви, чем вампиры?

— Слушай, как тебя зовут? — поинтересовался принц.

— Кильдияр.

Имя показалось знакомым.

— Энгарнское имя? — уточнил Ялмари.

— Многие из нас энгарнцы. Откуда, по-твоему, берутся вампиры?

— Хочешь сказать, что "еда" предпочитает стать вампиром, но не умереть?

— Думаешь, отец такое предлагает всем? — усмехнулся парень. — Нет. Чаще всего к нам приходят вампиры из Энгарна, которые слышали об отце и хотят жить с нами. В одиночку среди людей жить очень сложно.

— И Шонгкор всех берет?

— Не всех, — Кильдияр не стал объяснять, кого Шонгкор принимает к себе, а кого нет.

Наконец каша закончилась. Парень поставил тарелку на стол.

— Мне уйти или хочешь еще поговорить? Могу рассказать тебе историю Кедера Шонгкора, моего отца.

— Зачем?

— Чтобы ты мог принять правильное решение, — и, не дождавшись согласия, начал рассказ: — Это произошло больше тридцати лет назад. Кедер Шонгкор граф Иецер...

— Какой граф? — изумился Ялмари.

— Иецер, — повторил Кильдияр. Это графство принадлежало моему отцу, до того как... И это поместье построили по его указанию. Но лучше слушай по порядку. Он влюбился в прекрасную женщину по имени Вера. Ему тогда было чуть больше сорока, и он уже собирался жениться на какой-нибудь знатной леди, просто для того, чтобы она родила ему наследника. И тут вдруг эта встреча... В этой женщине соединились красота, кротость, мудрость, утонченные манеры. Не часто встретишь такое, да? Он встретил женщину, о которой втайне мечтал.

— Постой, но ему и сейчас чуть за сорок, — засомневался Ялмари. — А ты говоришь, что это было тридцать лет назад.

— Он вампир — поэтому не стареет, — пояснил Кильдияр. — Присоединяйся и тоже забудешь о старости и немощи.

— А ты сам-то что же? — ухмыльнулся Ялмари.

Кильдияр нахмурился и вернулся к рассказу.

— Так вот отец сделал Вере предложение... Но оказалось, что она — жена вампира, доставляющая еду мужу. Только на этот раз старый кровосос ошибся. Вера тоже влюбилась. И подсказала любовнику, как убить мужа. Так граф Иецер убил вампира.

— И сам стал вампиром, — закончил принц.

— Да. В драке кровосос убил Веру и ранил Шонгкора. Начались необратимые изменения. Так что отец — вампир поневоле. И большинство тех, кто в замке, такие же.

— Очень трогательно. Если я вдруг соглашусь присоединиться к вам, я тоже стану вампиром поневоле?

— А вот ерничать не надо, — неприязненно предупредил Кильдияр.

— Извини, — Ялмари вдруг стало неудобно. Не стоит грубить, если надсмотрщик ведет себя вежливо.

Парень глянул на принца выжидающе:

— Хочешь еще что-то спросить?

— Ты говоришь "мы", "нас", но ты ведь не такой как Кедер, — Ялмари ужасно хотелось и Шонгкора назвать кровососом, но он сдержал себя.

— Все, кто живут в замке, — одна семья. Независимо от того вампир ты или человек.

— Поселяешься в замке, — рассуждал вслух Ялмари, — живешь по правилам замка. Закон стаи. У оборотней тоже так. Значит, ты и кровь пьешь?

Кильдияр посмотрел с неприязнью. Потом проговорил негромко:

— Пить кровь — это проклятие, а не преимущество. Без крови не выжить.

— Вот оно как! Проклятие. Так почему ты хочешь, чтобы я согласился стать проклятым?

— Ты будешь жить. По мне, так это лучше, чем если тебя высушат. А еще знаешь, люди ведь только делают вид, что они лучше. Они тоже убивают и часто не для того, чтобы выжить, а ради развлечения. И ты хочешь сказать, что они лучше отца? Мы, по крайней мере, не трогаем женщин.

— А кого вы трогаете? Случайных прохожих?

— Станешь одним из нас — узнаешь. Все, что мы делаем — необходимо для нашего выживания. И кстати, ты не случайный похожий. Ты пересек границу, а это угроза.

— Наверно, так же как тот оборотень, который еле спасся, после того, как вы им закусили.

— Конечно, — охотно согласился Кильдияр. — Он тоже зашел на нашу территорию

— Если бы еще знать, где начинается ваша территория! — возмутился Ялмари. — Забор бы, что ли, поставили. У меня друг тяжело ранен, умирает... Я спешил за помощью... — он оборвал себя: не следовало унижаться, вряд ли он посочувствует. Впрочем, и он не был готов сочувствовать вампирам.

Кильдияр поднялся.

— Как тебя зовут?

— Ялмари. Ялмари Онер.

— И ты всегда жил в Умаре? — осведомился он.

— Нет... Я всегда жил в Жанхоте.

— То-то мне твое лицо знакомо. Наверно, встречались когда-нибудь, — Кильдияр поднялся по ступенькам, и дверь с лязгом захлопнулась.

В это же время в замке

Ночью королеву мучила бессонница. Она ворочалась на постели, не зная, что предпринять: отправится на поиски Полада, почитать какую-нибудь книгу или выпить снотворное. Не сделала ни первого, ни второго, ни третьего. Вместо этого то молилась, то вспоминала прошлое. "Только бы он вернулся живым, — просила Эолин за сына, — дальше все как-нибудь устроится".

Утром горничная долго колдовала над лицом Эолин, чтобы скрыть круги под глазами и вновь превратить ее в ледяную королеву, которая никогда ни о чем не переживает. После этого королева увиделась с дочерью. Та вновь мучила фрейлин, заставляя их играть в каком-то спектакле, поэтому побеседовать с ней не удалось. Да и нечего было по большому счету сказать, просто хотелось почувствовать себя не такой одинокой. Но она лишь бросила на принцессу холодный взгляд, который бы заморозил кого угодно, но только не дочь, и покинула репетицию импровизированного спектакля. Она была не в настроении смотреть на комедию, которую разыгрывала дочь, используя беззащитных придворных дам.

Походила по оранжерее, заставляя себя сосредоточиться на экзотических цветах и зеленых листьях необычной формы, но и это не принесло покоя. Наоборот, кажется, в борьбе с собой она потеряла последние силы. Поэтому сама не заметила, как остановилась и бездумно уставилась в пустоту перед собой.

Королева верила Поладу. И не верила. Впервые принц уезжал так далеко и так надолго. Мардан давно говорил, что, находясь в Энгарне, принц подвергает опасности и себя, и свою семью. Якобы она как мать, должна склонить его к отъезду. Но у нее не хватало сил, и, кроме того, она считала, что принц не готов покинуть семью, а тайно еще и надеялась, что он все же останется рядом. В конце концов, королева положилась на Эль-Элиона: если Ллойд захочет уехать, она не станет его удерживать. Но если он пожелает остаться, она никогда не скажет ему: уезжай. А что если Полад намеренно все так подстроил, чтобы оторвать сына от дома? От этих сомнений Эолин становилось муторно, но справиться с ними она не могла. Все сильнее мучил страх: однажды придется расплачиваться за ошибки молодости, а она не желает расплачиваться. Королева каждый день молилась, чтобы эта участь миновала ее, но чувствовала себя на краю пропасти.

Где-то за густыми зарослями послышался шорох, и Эолин вздрогнула. Нельзя так замирать, а то ее, пожалуй, сочтут за помешанную. Садовник, оказывается, здесь, но будто нарочно притаился. Что если он следит за королевой?

Она выпрямила плечи: страхи, страхи, страхи. Нельзя всего бояться. Она свернула на другую дорожку, пошла туда, где росли южные розы, и остановилась возле них. Садовник позаботился, чтобы цветы стали достойны королевской оранжереи. Розы, очищенные от лишних побегов, тянулись к свету темно-бордовыми, ярко-красными, нежно-розовыми с фиолетовой каймой бутонами, размерами с небольшой апельсин. Цветы казались такими совершенными, будто их вылепили из воска. В Лейне они совсем иные. Стоит пойти в лес — обязательно наткнешься на колючий куст с небольшими, лохматыми цветами. Они походили на оранжерейные розы так же, как симпатичная нищенка на принцессу. Но пахли так, что кружилась голова. Впрочем, пожалуй, у нее не от этого голова кружилась ...

... — Ай! — Элле отдернула поцарапанную руку — месть роз, за то что пыталась их сорвать.

Дан подходит и, отодвинув девочку от куста, рвет цветы один за другим. Она не дыша наблюдает: розы не причиняют ему вреда. Он равнодушно счищает одним движением колючки со стеблей и протягивает Элле целую охапку роз.

— Спасибо! — она прячет покрасневшее лицо в букете, делая вид, что наслаждается ароматом.

Дан повел плечом — отмахнулся, как от назойливой мухи. Ей ведь еще не исполнилось и пятнадцати, а он уже взрослый парень — недавно отпраздновал двадцатилетие. К тому же Элле ничего не умеет: ни стирать, ни готовить. А он весь день трудится с отцом и сестрами. За несколько месяцев что девочка живет в этой семье, она могла пересчитать по пальцам, когда слышала его голос, — Дан очень молчалив. И графиня бы обязательно сказала, что груб и невоспитан. Элле никак не могла понять, почему же так прыгает сердце, когда он приближается, как сейчас. Надо вести себя достойно, Элле поворачивается и сначала медленно, а потом все быстрей идет домой. А сама думает: "Я смогу, я научусь!" Забежав в деревянный дом, ставит цветы в кувшин и бросается к хозяйке. Ее надо называть мамой, чтобы никто ни о чем не узнал. Девочке это несложно. Может, потому что за четырнадцать лет она много раз хотела назвать мамой графиню, но та строго запрещала: "Я вам, миледи, не мать и вообще не ровня. Обращайтесь ко мне как положено". Графиня с пеленок внушала: Эолин — принцесса, и когда-нибудь станет королевой. Принцесса должна вести себя как подобает. Элле сталась изо всех сил, отчаянно завидуя детям графа: с них этикет так строго не спрашивали.

Теперь Эолин получила полную свободу. Кто-то донес о том, что она прячется в Лейне, пришлось переехать в деревню, переодеться в платье вилланов. Да, это тяжело: таскать воду, штопать одежду, но... девочка чувствовала себя счастливой. Хотя бы потому, что могла крикнуть:

— Мамочка, я хочу помочь. Можно?

— Конечно, можно, детка, — ласково говорит женщина. — Только не порежься. У тебя опять царапины на руке? Куда смотрит Дан... — она качает головой.

"Так вот почему он помог, — подумала Элле, — потому что мама велела следить, чтобы я не поранилась..." — девочка опечалилась.

Эта семья не сразу привыкла, что у нее на коже постоянно появляются царапины. Если упадет — на коленях ссадины. Быстро вздуваются мозоли, а когда лопаются, из раны течет кровь. Они старались оградить гостью от травм, ведь если они взялись спасти Элле, никто не должен заметить, что она чужая, не такая как другие члены семьи. И девочка все больше мечтала ничем не отличаться от них. Чтобы однажды на нее обратил внимание Дан, парень с темными печальными глазами.

Наверно, Элле вздохнула, потому что хозяйка быстро взглянула на девочку и попросила:

— Принеси-ка мне немного сухой мяты с чердака.

— Хорошо, мама, — она побежала к лестнице. Элле мечтала все делать так же быстро и умело, как остальные. Потому что, кто знает, вернется ли принцесса когда-нибудь на неведомую родину, которую не видела ни разу в жизни. Вдруг разрешат не уезжать?

На чердаке быстро сняла с гвоздя пучок мяты и уже собралась выйти, когда заметила рядом чабрец. Его собирали на прошлой неделе. Дан показывал, как отличить целебную траву от очень похожего сорняка. Он склонился так близко... Но это произошло только однажды, потому что она способная ученица. Что стоило тогда притвориться глупой и невнимательной? Элле дотронулась до травы. Наверно, пучки помнят его прикосновения. А ее Дан никогда даже случайно не трогает.

Внезапно что-то опустилось на волосы. Девочка обернулась, одновременно вскидывая руку. Перед ней стоял Дан, а на голове лежал венок из роз.

— Это тебе, — голос спокойный, а уголок губы, чуть приподнялся, обозначая улыбку.

Подарок так ошеломил, что Эолин не могла вымолвить ни слова. Дан повернулся и вышел.

— Спасибо! — с опозданием крикнула она, бросившись следом. Но парень уже исчез...

...Королева прижала пальцы к уголкам глаз, стараясь сдержать слезы. Пять лет безмятежно-счастливой жизни! Подарок небес, который она потеряла навсегда. Со стороны дворца послышались шаги и громкие голоса. Эолин быстро подхватила платье и почти бегом выскочила из оранжереи в сад. Сейчас ей меньше всего хотелось разговаривать с кем-то и быть "ледяной королевой".

Походив немного среди деревьев и вновь обретя покой и уверенность, женщина вернулась во дворец. Задумавшись, плыла по Небесной галерее, пока не заметила, что ноги вновь несут в зал Славы. Резко остановилась. Где же бродит Мардан? Что он взял за привычку — скрываться от нее. Сделав знак слуге, замершему при виде ее величества, требовательно спросила.

— Где Полад?

— Работает в Большом кабинете, ваше величество, — голова слуги склонилась так, что казалось, сейчас оторвется.

Эолин направилась туда. Вышла на лестницу, почти с сожалением взглянула на фонтан внизу: если она будет спускаться здесь, Полад сможет увидеть ее — сразу три окна выходило на эту лестницу. Он увидит и сам подойдет к королеве, и у Эолин пройдет чувство, будто она кому-то навязывается. Она постояла и решительно толкнула дверь кабинета. Неслышно вошла и остановилась у двери. Мардан что-то вычерчивал на карте, морщил лоб, прикладывал какой-то странный инструмент, снова морщил лоб. Эолин сумела оценить выдержку Полада. Он старательно делал вид, будто не замечает ее присутствие. Она же демонстративно осматривала стены. Кабинет был одной из самых больших и светлых комнат во дворце — еще три окна выходили на террасу. Если бы не обилие позолоты и цветной эмали, использовавшихся для украшения стен, кабинет был бы еще прекраснее. Надо бы изменить здесь интерьер. Наконец Полад поднял голову, тут же встал.

— Доброе утро, ваше величество, — неизменный прищур, который ненавидели враги: казалось, он всех презирает.

Королева поджала губы и произнесла, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Почему ты не пришел?

Мардан рассматривал стол, как и приличествует слуге в разговоре с королевой. Губы сложились в привычную усмешку:

— Я посчитал, что вам нужно побыть одной, миледи. Я не хотел мешать,

— Ты ошибаешься... — по привычке королева понизила голос до шепота. Полад перебил:

— Почему тогда вы только что спешно покинули оранжерею, услышав мой голос?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Эолин не нашла ответ, а когда приготовила объяснения, на лице Полада так отчетливо показалась ирония, что они прозвучали жалким лепетом:

— Я действительно не хотела... Мне нужно было побыть одной, но... я же тебе говорила, что дело не в тебе, а во мне. Пойми, я...

Телохранитель снова перебил:

— Вы уверены, что дело не во мне, ваше величество? Я размышлял над вашими словами в зале Славы. И решил сообщить: вы правы. Герцог Цереф-Шахар женился на вас исключительно по любви. Возможно, он был единственным во всем вашем аристократическом окружении, для кого титул короля значил гораздо меньше, чем вы сами. Он хранил вашу тайну, потому что надеялся на взаимность.

— Мардан, зачем ты...

— Нет смысла дальше играть в прятки. Сколько ни скрывай истину, она все равно когда-нибудь вылезет наружу. Наверно, в ту ночь вы погорячились. У вас был шанс спасти мужа, но вы приняли другое решение. Теперь он мертв. А мог бы быть мертв я. Казните меня по всей строгости энгарнских законов. Может, тогда вас перестанет мучить совесть. Не кривя душой можно предположить, что страна месяц будет праздновать мою смерть. Прошу учесть одну небольшую деталь: в ту ночь я защищал прежде всего не свою жизнь и не вашу честь, миледи. Я защищал принца, потому что король обещал убить его. Он узнал, что принц не человек, и считал его порождением Шереша. Готов поспорить, принцессу он бы тоже убил, когда она родилась. На всякий случай.

Королева с трудом сохраняла самообладание, слушая бесстрастные речи. Когда повисла пауза, она произнесла срывающимся голосом:

— Ты жесток, Мардан.

— Да, я жесток, ваше величество, — охотно согласился он. — Не будь я жестоким, вряд ли бы я стал тем, кто я есть.

Королева вышла из комнаты. Полад не догонял ее. Он снова сел за стол и склонился над картой. Телохранитель прекрасно знал: что бы ни случилось, королева никогда не выдаст его. Слишком многое их связало за эти годы. И главное — принц Энгарна.

3 юльйо, замок графа Иецера

Герцог Тазраш все рассчитал правильно: оборотень оказался сильным и выносливым. Вчера он умирал, а сегодня уже поднялся. Это женщины расстарались. Появилась возможность узнать все об Умаре. Если герцог не мог захватить Энгарн, почему бы не начать с оборотней? Тем более временного перемирия с этими тварями, как того хотел Загфуран, достичь так и не удалось.

Тазраш не пытал людей сам — грязная работа. Для этой цели он держал умелого палача, он всем развязывал языки. И если кто-то попадал к нему, то за дело: предательство или нерадивость в служении герцогу. Поэтому воины отличались дисциплиной и особому почтению к сюзерену.

Еще герцог не любил, когда пленник умирал. Он гордился собственным милосердием — жертвы погибали редко и чаще случайно, когда Тазраша не предупреждали, что у пленника слабое здоровье. Такой доходяга мог сдохнуть в самый неподходящий момент. К счастью, случалось это не так уж часто. Обычно пленник надоедал Тазрашу, и его бросали в подвалы замка. Темницы, расположенные достаточно глубоко под землей, чтобы пленники не мешали сну герцога стонами. Иногда казалось, что и души этих людей отныне принадлежат ему. Ведь на его милосердие уповают они. Но всего должно быть в меру, в том числе и милосердия. Он сохранил им жизнь.

Отправляясь в Энгарн, он оставил пленников в подземельях, а вот палача прихватил с собой. Такие люди всегда могут понадобиться.

Еще одно приятное чувство вселяло в герцога радость и веру в себя — чувство безнаказанности. Немало было тех, кто пытался уничтожить Тазраша, и все закончили жизнь в подземелье замка. Лишь один раз он опоздал — когда убили единственного сына. Зато теперь он мог в полной мере насладиться местью...

...Палач работал с оборотнем уже около часа, но пока безрезультатно. Герцог хмурился, выходил в коридор, выпивал бокал вина — в Энгарне оно лишь чуть уступает лейнскому. Если такой превосходный напиток он нашел в подвале не самого богатого графа, живущего на окраине страны, что же тогда ждет дальше? Ему не терпелось продолжить оккупацию, и маг, так много сделавший до сих пор, теперь ужасно мешал. Если бы он не показал свою силу, Тазраш давно бы от него избавился. Хотя некоторые шаги он все же предпринял: его люди искали в Кашшафе Мудрых магов, которые могли бы противостоять Загфурану. Если маг будет зарываться, от него придется избавиться, и надо заранее приготовиться к этому дню. Герцог надеялся, что убедит совет Ордена магов приструнить Загфурана. Уж вместе-то они точно справятся.

Дверь комнаты открылась, палач в грязном фартуке мясника, забрызганном кровью, выглянул наружу. На грубом лице читалась растерянность.

— В чем дело? — резко бросил герцог.

— Он, кажется, того... — пробормотал слуга.

— Что значит "того"? — возмутился герцог и быстро вошел в комнату. — Он сказал что-нибудь? Ты обещал, что он вот-вот заговорит.

— Господин герцог, милорд... — запричитал палач. — Он видно слабый еще был после вчерашнего. Я разве виноват? Не должен он был.

— Какие они упрямые, эти скоты! — герцог взглянул на безжизненно повисшего на цепях Тевоса. — Сказал бы, о чем просили и никто бы его больше не тронул... — он выглянул в коридор. — Где цирюльник?

Вскоре появился солдат, который в армии совмещал обязанности цирюльника и хирурга. Испуганно глянул на герцога, потом на оборотня. Он очень надеялся, что его не заставят воскрешать мертвых.

— Посмотри, жив еще? — Тазраш брезгливо передернул плечами и отошел к окну.

Воин поднял подбородок Тевоса и притронулся к шее пленника.

— Кажись, жив, — определил он через минуту. — Что-то там трепыхается еще.

— Отлично. Снимите пока не поздно и бросьте к этим с... Может, еще раз сделают чудо и поставят его на ноги. Тогда будет интересней. Они лечат, мы, — он хохотнул,

— калечим.

Когда оборотня уже выносили, он крикнул вслед слугам:

— И вымойтесь после, а то еще не хватало подхватить какую-нибудь заразу.

Он тоже покинул "грязную" комнату. В коридоре встретил графа Щеву, тот почтительно пошел чуть позади него, но молчал, ожидая, когда герцог будет готов выслушать донесение.

— Что-нибудь есть? — поинтересовался Тазраш наконец. Больше всего не хотелось выслушать рассказ о еще одной неудаче. Но выслушать пришлось

— Кто-то подходил ночью, но в ловушки не попались. Думаете, получится?

— Непременно получится, — злорадно заверил герцог. — У меня такая приманка, что он не может не клюнуть. Надо выждать.

3 юльйо, поместье Шонгкора

Всю ночь Ялмари просидел у стены. Переживал о Балоре. Потом успокоился: вожак сказал, что они вернутся живыми через день, выходит, все будет в порядке. И он сможет спастись, и Балор не погибнет. Вожак не может ошибаться — он знает будущее.

На рассвете, едва прокричали петухи, которые, кажется, жили буквально за стеной, заскрежетал засов, и дверь снова отворилась. На этот раз к нему пожаловал сам Шонгкор. Неужели решил пообедать? Ялмари прищурился. Глаза, привыкшие к темноте, резал свет фонаря.

— Имя, — потребовал вампир.

— Ялмари Онер, — представился принц и добавил, опасаясь повторить ошибку, которую допустил у оборотней. — Но у меня два имени.

— Вот как? Второе...

— Ллойд Люп, — и прежде чем Ялмари что-то объяснил, вампир продолжил.

— Принц Энгарна. Кильдияр тебя узнал. Да и мне, если честно, лицо показалось знакомым. Очень уж близко я знал твоего отца в молодости. Ты на него похож. Вот уж не ожидал, что могу встретить тебя в своем лесу. Значит, так. Не делай глупостей — и уйдешь отсюда живым. Я сниму ошейник. Ты с нами позавтракаешь — обычной пищей, — оскалился он, — а после этого тебя выведут на то же место, где мы имели несчастье встретиться. Оттуда можешь идти на все четыре стороны. На мою территорию не заходи. И своим передай: Западный Умар — около пяти квадратных юлуков — теперь мой. Расслабились вы за последние двадцать лет, забыли, кто жил в этом замке. Так вот передай, что вампиры вернулись домой. Кто нарушит границу — высушу. Повторять не надо?

— Нет, — без страха проговорил Ялмари.

Шонгкор снял ошейник.

— Иди вперед.

Они прошли замковыми коридорами

— Поверни направо, — Ялмари толкнул изящную дверь и вошел в столовую. Нальбий и Кильдияр уже ждали их. Стол блестел от обилия золотых столовых приборов и хрусталя, позади стульев застыли лакеи. — Садись, — Шонгкор показал на стул.

Ялмари опустился на указанное место. Лакей тут же приблизился из-за спины и положил в тарелку порцию запеченной в яйцах картошки и жареной рыбы. Вампир занял место во главе стола. Еще одно место пустовало. Шонгкор взглянул туда, и лицо дрогнуло.

Принц рассмотрел Кильдияра при дневном свете. Тот сначала смотрел в тарелку, затем перевел взгляд на принца.

— Узнал? — Ялмари хотел покачать головой, и вздрогнул. Пару лет назад он видел этого дворянина в столице! — Узнал, — усмехнулся парень. — Кильдияр Езниг граф Зиф к вашим услугам, принц, — и тут же осекся. — Хотя нет, уже не граф.

— Не Зиф, — поправил Нальбий. — Но все равно граф.

— Но как...? — вскинул брови Ялмари.

— Такая же история, как у тебя, — пожал он плечами. — Я сын Шонгкора, хотя все, даже граф Езниг, искренне верили в законность моего происхождения.

— Но ты — человек! — воскликнул принц невольно.

— И что? Удивлен, что я пришел сюда? И человеку нужен отец. Или ты так не считаешь?

"Отец отцу рознь", — сдвинул брови Ялмари. Шонгкор наблюдал за разговором безучастно. Но после многозначительного молчания принца заметил.

— Принц скорее отречется от отца, чем признает отцом того, кого ненавидят люди, не так ли? — он ухмыльнулся.

— Нет, не так, — проговорил Ялмари.

— Так, может, ты хочешь обвинить меня в чем-то? — он поднял бокал. Лакей налил вина. Даже на взгляд Ялмари отметил, что оно сильно отличается от дрянного напитка, которым пришлось промывать раны Балору.

— Я ведь не сидел бы тут, не будь я принцем, — Ялмари нацепил на вилку рыбу.

— Не сидел бы, — согласился Шонгкор. — Маленькая поправка — не будь ты сыном моего бывшего друга. Сына Люпа я бы высушил без сожаления. Ты меня за это осуждаешь?

Ялмари проигнорировал вопрос, сделав вид, что увлечен пищей. Но Шонгкор шваркнул вилкой об стол и, стремительно схватив принца за ворот рубашки, притянул его к себе, заставляя смотреть в глаза. Во взгляде вампира что-то переменилось. Оттуда в душу Ялмари пополз холод, парализующий волю. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Но при этом ни о чем не мечтал так сильно, как чтобы Шонгкор не отпускал его, а продолжал смотреть.

— Ты не смеешь меня судить, — процедил вампир сквозь зубы. — Ты понятия не имеешь, что такое жаждать крови и не иметь возможности утолить жажду. Ты не знаешь, в каком кошмаре мы живем.

Он резко оттолкнул Ялмари, так что тот чуть не упал со стула. Несколько минут сидел, заторможено глядя на Шонгкора, и не мог придти в себя. Вампир отвернулся.

— Я стал очень вспыльчив. Это из-за того, что Уну украли.

Наваждение рассеялось. Ялмари встряхнул головой. Аппетит исчез.

— Я хотел бы уйти, — промолвил он.

— Не горячись, — одернул его Кедер. — Ты вот осуждаешь нас, а мы, между прочим, чистильщиками в Энгарне работаем. Всякую шваль высушиваем, что над женами да детьми издевается. Иногда пьешь кровь и тошнит от этого...

— Вы позволите мне уйти? — еще раз осведомился принц.

— Иди, — не глядя, согласился Шонгкор. — Нальбий, проводи.

На пороге Ялмари решился.

— Помогите мне. Мой друг в опасности. Я задержался из-за вас. Помогите мне спасти его.

Шонгкор не ответил.

— Отец, можно я... — начал Кильдияр.

— Нет! — отрубил тот.

— Я помогу, — мягко сказал Нальбий.

— Хорошо, — неохотно сморщился вампир. — Только быстро. Ты нужен мне здесь.

— Но отец... — возмущенно вскочил Кильдияр.

— Останься! — взорвался вампир и добавил чуть мягче. — Прошу тебя. Мне надо, чтобы ты остался.

Кильдияр сник и опустился на стул. Шонгкор наоборот поднялся. Подойдя к принцу, отчеканил:

— Передавай привет отцу, — прежде чем Ялмари успел сказать, что это невозможно, куда-то ушел.

На обратном пути Нальбий развлекал Ялмари рассказами, пытаясь что-то объяснить принцу об их общине. Он не ждал вопросов, беспорядочно рассказывал то, что считал важным.

— Отец — вампир поневоле, — повторил он слова Кильдияра. Ялмари подумал, что они, может быть, наизусть это заучивают. — Его надкусили и бросили — вскоре началось обращение. Нелегко было в сорок лет привыкнуть к новой жизни в теле чудовища. Мне легче — я таким родился. Мне надо привыкнуть только к всеобщей ненависти и страху. Но если не покидать общину — то жизнь вполне сносна. Я никогда не пил человеческой крови, потому не чувствую такой жажды.

— А что же ты пил? — невольно заинтересовался Ялмари.

— Кровь животных. Таких, как я, в нашей общине немало. А другие убивают только плохих людей.

— Да кто вам дал право судить, кто плохой, а кто хороший? — не выдержал Ялмари. — Вы оборотня чуть не убили. И меня бы убили, если бы Кедер не знал моего отца. Мы тоже плохие, по вашему мнению? Или на этот раз некогда было разбираться?

— Ты считаешь, что твой брат выжил случайно? — вместо ответа осведомился Нальбий. — Отец же объяснил — вы перешли границу. Он защищает тех, кто принял его покровительство, любым способом. Каждый, кто живет в нашей общине, его семья, даже простой слуга или лакей. Они все обожают отца. Обожают, потому что знают, что с ним они в безопасности. А чтобы быть в безопасности, надо защищать границу. От всех. Надо внушит страх, чтобы никто не покушался даже близко подходить к нам.

Принц иронично хмыкнул, но тут же посерьезнел. Оставшийся путь проделали в тишине. Ялмари размышлял: "А чем действия Шонгкора отличатся от политики Полада? Мардан защищает королевскую семью теми методами, которые считает эффективными и его тоже называют кровопийцей. Не мне судить их", — горько решил он. Потом спросил себя: "На что ты готов, чтобы защитить близких? — ответил сразу. — Невинных убить не смогу даже ради этого..."

Когда покинули территорию, которую вампир определил как свою, Нальбий вернул оружие.

— Куда теперь? — мрачно поинтересовался он.

— Юго-запад, — принц показал направление.

Нальбий задумался.

— Давай так, — предложил он, — чтобы было быстрее, ты обратишься в волка, а я буду следовать за тобой.

— А ты успеешь? — с сомнением поинтересовался Ялмари.

— Успею, — безмятежно заверил Нальбий и разделся до пояса. Одежду аккуратно свернул и спрятал в дупле ближайшей осины.

Принц пожал плечами и сосредоточился. Он чувствовал себя неловко, обращаясь под пристальным взглядом вампира, но постарался отрешиться от этого. Когда же нос уткнулся в высокую траву, заметил, что стоит один. Откуда-то сверху раздалось шипение:

— Быстрее, волк, показывай!

Ялмари помчался вперед. Он не смотрел вверх, но, судя по звукам, по верхушкам деревьев несся еще один зверь, никак не меньше его самого. Он домчался до места, где спрятал Балора за полчаса и, замерев на мгновение, обратился в человека. В то же мгновение сверху спрыгнул Нальбий. Он ничем не отличался от человека, разве что клыки чуть выдавались.

— Что случилось? — поинтересовался он.

— Я спрятал его здесь, но теперь... — дупло у корней дерева зияло пустотой.

— Может, выздоровел и ушел?

Ялмари обошел вокруг дерева, втянул носом воздух.

— Нет. Тут были люди, — оценил следы. — Пять человек. Скорей всего пришли почти сразу после того, как я покинул Балора. Они забрали его с собой. Балор не сопротивлялся. Наверно, был без сознания.

— Что будешь делать?

— Узнаю, куда его забрали. Затем позову своих.

— Хорошо, — согласился Нальбий.

— Ты что, пойдешь со мной? — поразился Ялмари.

— Почему нет? В какой-то степени мы виноваты в том, что так произошло.

Принц не стал спорить — снова обратился в волка. Теперь он шел, читая следы, поэтому путь замедлился. Вот воины остановились, чтобы смениться, — Балор для них слишком тяжел. Ялмари старался сохранять спокойствие в присутствии вампира, но в душе все кипело и клокотало. Он досадовал на Шонгкора — если бы его не задержали, князь был бы в безопасности. Злился и на себя: князь просил оружие, а он так спешил, что забыл об этом. Кто знает, может, Балор не терял сознание, но защититься не смог. Ошибка за ошибкой... Одна надежда — Тевос обещал, что они вернутся живыми. Вернутся вдвоем.

Вскоре нашли место, где князя ранили. Отсюда след сворачивал к горам, отделявшим Кашшафу от Энгарна. Странно... Почему князя не понесли в замок? Он свернул туда и раздраженно всмотрелся вверх — неужели нельзя следовать за ним чуть тише? Враг может скрываться поблизости. Нальбий словно услышал его мысли — шум наверху прекратился.

Вскоре деревья поредели. Ялмари пришлось двигаться медленно, почти ползти. Нальбий вообще не показывался. "Наверно, ушел", — неприязненно подумал принц. След вел к большой пещере. Но точно Ялмари сможет определить, когда подберется ближе. На голом участке, тянущемся вдоль подножья горы, на целый юлук не наблюдалось ни одного человека. Или враги спрятались в пещере, или свернули еще куда-то. Принц немного пробежал вдоль леса и скоро нашел свежий след: воины возвращались обратно. Сначала Ялмари обрадовался, но когда обнюхал след еще раз, убедился, что возвращались воины налегке. Выходит, Балора оставили в пещере. Что делать? Он еще понаблюдал за пещерой, а потом понесся к ней.

Клетку с Балором принц заметил, едва заглянул в пещеру. Настороженно осмотрелся, потянул носом воздух. Никого не почуял. Обратился в человека, чтобы открыть замок, но Балор злобно бросился на прутья.

— Что с тобой? — удивился Ялмари. — Сейчас я тебя освобожу.

— Не торопись, — послушался позади спокойный голос.

Ялмари резко обернулся. В глубине пещеры сидел маг. В сером балахоне с капюшоном, закрывавшим лицо. Как же принц не заметил его, не почуял?

— Простенькое заклятие, удаляющее запахи с небольшого пространства плюс заклинание невидимости, — заметил Загфуран. — Хотел с тобой поговорить вот и захватил твоего друга. Ведь он друг тебе? Или ты спасаешь оборотней уже потому, что они оборотни? Любопытно, стал бы ты рисковать жизнью, чтобы так же спасти человека? Не уверен, что будет возможность узнать это. Настала пора принимать решение. Времени на обдумывание у тебя было достаточно. Ну как? Не желаешь послужить матери и сестре. Или, может быть, твоей стране — Умару или Энгарну — неважно, какую страну ты предпочитаешь. Ты можешь помочь им обеим, дав обет минервалса.

— Кому ты служишь? — перебил Ялмари.

— Ты знаешь, кому, — ровным тоном продолжал вещать маг. — Храму Света. Добро и свет несем мы в каждый мир.

— Убивая разумных существ?

— Ялмари! — укорил Загфуран. — Разве ты не убивал разумных существ? Вот хотя бы чтобы спасти друга, — он показал на клетку с Балором. Тот злобно зарычал.

— Я защищался, — угрюмо проговорил принц.

— И я защищаюсь. Я защищаю свое дело от тех, кто желает жить во тьме. Может быть, от таких, как ты. Я собираюсь изменить лицо Гошты. Если ты встанешь на моем пути, мне придется убить и тебя, и твою семью. Я убью каждого, кто захочет мне помешать, потому что счастье остальных для меня важнее горстки упрямых безумцев.

— А те оборотни, что погибли... Они тоже хотели помешать? Они случайно оказались в этой части леса — и погибли. А те, кого по твоей милости сжигают на кострах в Энгарне? Как же они? Может, они бы первые дали обет и согласились служить твоему делу. Но ты не дал им такой шанс.

— Я расскажу тебе притчу, мой горячий друг, — увещевающе продолжил маг. — Не все миры созданы так прекрасно, как твой, — много плодородной земли, много лесов. Есть миры, в которых только одна река несет воды на материке. И люди, которым не хватило места для жизни в плодородной долине, вынуждены ждать милости от небес. Если прольется дождь вовремя — будет урожай. Если небо станет тверже железа, так что и капли не допросишься, — они голодают и умирают. Сначала, кстати, съедают детей. Считают, что если выживут взрослые, то смогут родить новых малышей, а вот если погибнут взрослые, то вымрет весь род. Так вот, сначала пьют кровь детей, — потому что если дождя нет долго, пересыхают колодцы и людям нечего пить. Затем варят детей в котле и съедают их плоть. Ты любишь детей, Ялмари? Я вижу, как от негодования вздрагивают твои ноздри. Можешь ты что-нибудь посоветовать этим заблудшим душам?

— Можно построить каналы! — невольно вырвалось у принца.

— Именно, — одобрительно кивнул Загфуран. — Ты очень начитан, мой мальчик. Ничего, что я так? Ты моложе меня на каких-то десять лет. Но за эти годы я столько повидал, что чувствую себя стариком. Ты правильно сказал. Можно вырыть каналы. Но знаешь, не все так просто. На любом строительстве гибнут люди. И вот представь, что при строительстве погибнет пять-десять, может, сто человек. Может, среди них будут дети. Значит ли это, что канал — зло. Что его не надо строить и лучше оставить все так, как есть? — маг выжидающе замолчал.

В пещере повисла тишина, после чего принц заговорил глухо. Постепенно голос нарастал.

— Ты рассказал хорошую притчу, Загфуран, — прошептал он. — И все же ты не прав. Я не знаю, кто там, наверху решает — кому жить, а кому умереть. Но я точно знаю, что ни ты, ни я, не имеем права распоряжаться чужими судьбами. Ты не Эль-Элион. Ты не всеведущ. Ты не знаешь, принесет то, что ты делаешь мир Гоште или наоборот уничтожит ее. Я не верю тебе, потому что знаю: нельзя принести добро насильно. То, что ты делаешь, — чудовищно. Пока я жив, я буду мешать тебе.

— Тогда ты умрешь, как умерли те, что мешали нам рыть каналы, — с ноткой сожаления произнес Загфуран. Последний раз взглянул на Ялмари, словно ожидая, что тот передумает, а потом позвал освобожденных от заклятия слуг.

— Обращайся! — услышал принц крик из клетки. Он перекинулся, но последнее усилие оказалось напрасным. Пещеру внезапно наполнили черные тени, так что маг исчез за ними.

Откуда-то изнутри по телу Ялмари разлился страх, заставляя быстрее биться сердце. Это походило на прилив: безобидная волна медленно прибывает, заливая пустынный берег, но ее тихая мощь способна утопить зазевавшегося путника. Принцу казалось, что и он начинает тонуть в водах ужаса. Шерсть встала дыбом. Тени увеличивались в размерах, и он чувствовал непреодолимое желание унестись куда угодно, чтобы все это прекратилось. Но бежать не мог: лапы свело судорогой. В отчаянии ткнулся в камни. Хотел разбить о них голову. Мечтал умереть, чтобы не чувствовать страха, рвущего на части душу. Еще удар — он почувствовал боль, и стало несколько легче. Тени приблизились, теперь он не мог пошевелиться, а они, казалось, собирались заползти в душу. И противиться принц не собирался. Надеялся, что когда это произойдет, придет покой.

3 юльйо Умар, город князя Дагмара

В погребе было сумрачно и прохладно. Ранели это радовало. Она не могла избавиться от ощущения, что кожа горит от прикосновения деревянных прутьев клетки, на которые наложили странное заклятие. Иногда она вставала и прохаживалась от крошечного окошка у самого потолка до запертой двери: две трости туда, две трости обратно. Потом снова садилась на деревянную скамейку. Время текло медленно, а больше всего огорчало то, что она представления не имела о том, что происходит в городе.

Вчерашний день вспоминался как кошмарный сон, внезапно начавшийся и также неожиданно оборвавшийся...

...Ранели еще никогда не мчалась так быстро, и прежде чем она осознала, что вожак не следует за ней, она оказалась за юлук от места пленения. Замедлила бег, обернулась, принюхалась — Тевоса не почувствовала. Вернулась немного, вновь перешла границу Умара, постояла тут. Завыла, подняв морду вверх. Никто не ответил. Будь что будет — она побежала обратно. Место, где ждала засада, волчица нашла быстро. Люди уже ушли и унесли вожака. Кровь, обильно полившая землю, разбрызганная по деревьям, говорила о том, что произошло. Она еще раз принюхалась, постояла в раздумье. Если бы Тевоса убили, то бросили бы здесь. Но его унесли — следовательно, жив. Одна она не сможет помочь вожаку, надо было звать на помощь стаю.

Ранели помчалась в город князя Дагмара — он стоял ближе всех к западной границе. Недалеко от города ее задержали стражи. Она обратилась в человека, волосы волной упали на плечи:

— Где князь Дагмар? — она говорила так взволнованно, что ее проводили к князю, не расспрашивая, в чем дело.

Дагмар ужинал. От него еще пахло огнем горна и закаленной сталью — князь считался одним из лучших кузнецов Умара. Увидев Ранели, он набычился:

— Опять ты... Сказано же тебе...

— Тевос в плену! — выпалила она с порога.

— Что? — Дагмар поднялся, разом наполнив собой всю кухню. — Откуда ты знаешь? Как это произошло?

Ранели начала сбивчиво рассказывать, то и дело срываясь на истерические всхлипы. Брала себя в руки, рассказывала дальше. Дагмар хмурился, она сжималась в комочек.

— Ты хочешь сказать, — прогремел он, — что без разрешения покинула Умар и пошла за вожаком? — Ранели ничего не ответила, только затравлено посмотрела на князя. — Если он погибнет, — Дагмар шагнул ближе, навис темной скалой, — я задушу тебя собственными руками. Он пошел один, потому что так был шанс вернуться! — он посмотрел на стража. — Быстро посланников к князьям, собираемся в моем городе, будем решать, что делать. Кто там еще? — заглянул другой оборотень. — Эту отведешь в погреб и запрешь, — повернулся к Ранели. — Пока не выясним, жив ли Тевос, посидишь взаперти. После решим твою участь.

Ранели покорно пошла за стражем. Слова князя о том, что лишь в одиночку у Тевоса оставался шанс, убили окончательно. Она села на скамью в подвале, спрятала лицо в коленях. На душе было так муторно, что хотелось наложить на себя руки. Если с вожаком что-то случится...

Ранели снова вскочила и прошлась по погребу, она не знала, куда себя деть от беспокойства. С улицы раздавались голоса, она вслушивалась, надеясь узнать хорошие известия, но все вновь стихало, и надежда угасала.

Мысли метались между вожаком и Алетом. Воспоминания причиняли боль. Сознание, будто защищаясь, переключалось на более приятные картины, например рассказы Сокола об эйманах. Когда-то она мечтала побывать в гостях у этого народа...

...Высокие сосны и кедры, пушистые ели — другие деревья почти не растут. Замки, сложенные десяток поколений назад из огромных камней, — неприступные, покрытые мхом. Люди-эйманы, живущие в них кажутся такими же замкнутыми. У них нет князей и царей. Только главы домов: дома Медведя, дома Гепарда, дома Оленя... Двадцать домов, в каждом из которых растут лишь сыновья. Мальчики, чувствующие не только себя, но и эйма — животное, которое растет вместе с ними. Они смотрят на мир глазами человека и глазами животного одновременно. Чем старше они становятся, тем лучше управляются со второй половиной. И тогда в семнадцать лет наступает день, когда они должны взять имя. Алет не рассказывал об этом обряде подробно. Ранели поняла лишь одно — все происходит на грани жизни и смерти. Ты станешь настоящим эйманом, только если сумеешь выжить, сумеешь взять имя. А Охотник проследит за тем, чтобы это не было слишком просто для тебя.

Охотник — главный враг и единственный повелитель эйманов. Он живет отдельно, не вмешиваясь в дела эйманов, лишь давая имя и совершая обряд венчания. И чтобы эйманы не забыли, какую власть он имеет над ними, с детства и до старости в семейных преданиях рассказывают о Том, в чьих руках их судьба. Он может подчинить любого эймана. Может убить, может поработить волю, может лишить детей. От него нет спасения, потому что дом каждого, кто противостанет ему, погибнет. Так произошло с домом Драконов, а дом Медведя и семья Каракара чудом уцелели.

От этих разговоров всегда становилось жутко. Алет чувствовал это и начинал рассказывать о другом. О том, что нет более свободолюбивого народа, чем эйманы. Никогда они никому не подчинялись. Все дома защищали себя сами, и еще не случалось, чтобы люди смогли победить их. Среди эйманов немало искусных ремесленников, но в основном они занимаются торговлей. Путешествуют по трем материкам Гошты, дешево покупают — дорого продают. Знают, благодаря эйму тайные тропы, заранее видят засаду. Им не страшна непогода — они чувствуют наступление ненастья. Алет рассказывал, что разбойник Ир несколько раз пытался грабить его караваны. Но Сокол встретился с ним и предупредил: "Все твои люди будут умирать неожиданно и странно, если ты не оставишь меня в покое". Ир, конечно, не поверил. Тогда Алет стал посылать эйма-сокола к его людям, когда они оставались в одиночестве. Они умирали один за другим, и никто не видел, как и почему это происходило. Ир сдался: пообещал никогда не трогать того, что принадлежит Соколу. Так защищал имущество не только Алет, поэтому на Гоште не встречалось более удачных купцов.

Самым влиятельным был дом Воробья — его глава в прошлом году отметил семидесятилетие, а родственники насчитывали более трехсот человек. Ему противостоял дом Гепарда — не самый многочисленный, но очень могущественный, возможно, потому что нынешний Охотник вышел из этого дома. Старейшины этих домов, входили в городские советы, ссужали деньги не только графам, но иногда и королям на всех материках Гошты, и таким образом эйманы влияли на происходящее в странах больше, чем могли предположить люди. Ни одного человека эйманы не вводят в свой круг, и никто не догадывается, что их предводители с татуировкой животного на груди возле сердца, и не люди вовсе. Лишь когда приходит пора создавать семьи, молодые парни приводят к себе в дом женщин, которые больше никогда не покидают стен непреступных замков...

Ранели тяжело вздохнула. Алет и ей такую судьбу готовил? Да разве ей усидеть дома? Нет, как бы ей ни хотелось, она не смогла бы стать хорошей женой Алету. Сидеть у окна и ждать, когда он вернется из очередного путешествия — это не по ней. Неужели Сокол не понимал этого? Наверно, понимал. Потому и распрощался.

3 юльйо, замок графа Иецера

Сквозь кровавый бред Тевос слышал чей-то тихий плач, и разум говорил, что он мужчина, он должен узнать в чем дело, утешить. Даже если у самого не осталось ни сил, ни воли, он должен. Он будто тонул в месиве из крови, кусков плоти, костей и волос, все пытался всплыть на поверхность, стряхнуть с себя мерзкую слизь, и увидеть, кто же это плачет, но как только казалось, что он нащупал под ногами дно, снова оскальзывался и тонул. Когда мерзкая жидкость хлынула в нос, забивая легкие, вожак понял, что это конец: если не сможет выбраться сейчас, не сможет никогда. Отчаянным рывком он бросил тело вверх, чтобы глотнуть воздуха и очнулся.

Воздух обжег носоглотку, будто он вдохнул огненный жар. Неужели и там все изранено серебром? Тут он снова услышал плач. Тевос сделал усилие и открыл глаза. "Опять эта милая девушка. Почему она плачет? Кто ее обидел? Эх, если бы я не чувствовал себя как кролик, с которого живьем содрали шкуру..."

Она заметила, что вожак очнулся, слезы закапали чаще:

— Простите меня, — запричитала она прерывающимся голосом. — Простите. Я не думала, что они будут так с вами... Я дам вам умереть, если хотите.

"Добрая душа", — усмехнулся про себя — лицо болело, он не мог не только откликнуться — даже улыбнуться ей. Опять прикрыл веки. Девушке это не помешало, она продолжала разговаривать вполголоса:

— Мама уснула, — объяснила "сиделка". — Она очень устала. Я тоже устала, но они не должны об этом знать. Они должны думать, что мы сильные, что мы не сломлены. Отец так учил. Если поймут, что мы отчаялись, будет еще хуже. Отец нас обязательно вытащит отсюда. Он найдет нас, где бы мы ни были. Тогда вас тоже спасут. Может, все-таки я перевяжу ваши раны еще раз? — на его лицо упала слезинка. Тевос посмотрел в очаровательное лицо. — Мне очень страшно, — доверительно сообщила девушка. — И даже мама не знает, как мне страшно. А когда вы рядом, я почему-то верю, что все будет хорошо. Можно я перевяжу ваши раны?

Она вглядывалась так просительно, что вожак опять внутренне рассмеялся. Как она трогательна в этой просьбе. Что ж, если женщина просит... Почему бы и не разрешить спасти себя еще раз. Может, и не зря будущее виделось таким туманным. Может, если он позволит лечить себя, то останется в живых, может, ее отец спасет всех — она так в это верит. Хотя вряд ли он относится к оборотням с такой же нежностью, как это милое создание. Тевос медленно закрыл и открыл глаза, давая согласие на лечение. Девушка тут же развила бурную деятельность. Он и вправду ей помогает. Если бы не он, девушка погрузилась бы в печальные мысли, ей стало бы еще страшнее. А так есть занятие. Очень важное: спасать полумертвого оборотня.

Тевос стискивал зубы и тяжело дышал, когда спасительница меняла повязки, накладывала мазь. Вскоре проснулась мать, воскликнула возмущенно:

— Ойрош, что ты делаешь? Ты ведь обещала...

— Он разрешил, — теперь голос звучал так твердо, что и не подумаешь, будто это она плакала четверть часа назад.

Мать подошла, чтобы помочь. Вдвоем они управились быстрее. Впервые вожак осознал, что лежит голый, но стыда не появилось: на пороге смерти, теряешь чувствительность к обыденным вещам. Если бы он хотя бы говорить мог — обязательно бы попросил, чтобы прикрыли...

На этот раз Тевос потерял сознание после того, как мазь наложили и на грудь, и на спину.

...Он стоял на коленях в храме Эль-Элиона. Огоньки на стенах то колебались как пламя свечи, то застывали будто звезды. В любом случае света они не давали. В полной тьме он стоял на коленях и чувствовал себя абсолютно одиноким и беспомощным. Невольно вспомнились строки Елиегоэная, ногальского поэта:

"Погружаясь в себя, ничего не находим,

Там пустота.

Выходим в космос, рыщем взглядом,

Ан, и там ничего,

Кроме звезд".

Елиегоэнай был смелым поэтом, чего стоит хотя бы это словечко "космос". Не "вселенная", как в священных книгах, а космос — как у ученых-астрологов. Другие боялись использовать в поэзии слова из научных трактатов, а он не боялся. Поэтому других забудут, а его будут помнить...

"Ничего, кроме звезд". Вот так он себя и чувствовал сейчас: ничего кроме звезд. Все надежды напрасны, если они не справятся сами, никто не поможет. Но он все же стоял на коленях и ждал чего-то.

Будто ветер пролетел по храму, будто чья-то рука погладила по голове, и он оказался среди стаи. Впереди стояли князья — все как один старше его. Смотрели сурово и недоверчиво, а он запрокинул голову к небу и заговорил: об урожае, о смерти, о войне, о голоде, снова о смерти... И лица князей суровели, а потом что-то вроде мимолетного страха коснулось их — тоже походило на ветер, пронесшийся по лицам. В следующее мгновение кто-то обхватил его сзади и бросил в чан с кипящим серебром. Тело горело, кожа облазила клочьями, а он все вытягивал шею, чтобы увидеть там, в вышине, звезды. Хотя бы звезды, раз больше ничего нет...

К вечеру Тевос пришел в сознание. Страшно мучила жажда. Девушка с диковинным именем Ойрош спала в кресле рядом с ним. Свеча стояла позади, на столе, так что лицо не разглядеть: вместе с жизненными силами ушла и острота зрения оборотня. Лишь обоняние еще помогало отличить дочь от матери.

Кажется, герцог решил сегодня больше не беспокоить Тевоса. Тазраш никуда не торопился, поэтому дал пленнику немного оклематься.

Тевос приоткрыл рот, но так и не смог произнести ни звука — настолько пересохло горло. Ужасно чувствовать собственную беспомощность, но не страшнее, чем в видении, которое промелькнуло только что. Он всматривался в сторону девушки, надеясь, что она почувствует взгляд. Не выдержав, глухо застонал. Ойрош вскочила, подбежала к нему.

— Что? — с тревогой спросила она. — Вы что-то хотите? Может быть, пить? — безошибочно угадала девушка. Тевос облегченно закрыл глаза.

Ойрош поднесла к губам бокал, но он резко дернул головой. Только вина не хватало.

— Не хотите вина? — сообразила девушка. — Дать воды?

Он вновь выразил согласие. Вода, которая полилась в рот, показалась сладкой. Она несла облечение и силу. Тевос опустошил кружку и с облегчением откинулся на подушки. А затем прошептал с мольбой:

— Прикройте меня чем-нибудь!

— Вам холодно? — изумилась девушка.

— Да, — соврал он.

— Не может быть, — обличила она. — Вы стесняетесь. Но на воздухе раны заживут лучше. Хотя... — Ойрош легким движением прикрыла его снизу.

Тевоса это вполне устроило. Теперь он мог продолжать рассматривать спасительницу.

— Вам лучше? — осведомилась она, заметив этот взгляд.

— Да, — голос тоже обрел силу.

— Можно поговорить с вами?

— Ойрош! — в голосе матери отчетливо прозвучал упрек.

Девушка коротко глянула в ее сторону.

— Как вы считаете, я веду себя неприлично? — поинтересовалась она.

— Нисколько, — вожак даже улыбнулся, хотя ожоги на лице тут же дали о себе знать, и он, охнув, сморщился и прикрыл веки.

— Вот видишь, мама. Да и вообще что значат здесь и сейчас приличия? Ты не знаешь, сколько нам осталось... — эти слова Ойрош произнесла ровным, почти безразличным голосом. Говорила о смерти, как хозяйка рассуждает о грядущем посеве: может, распогодится, и посеем завтра, а может и на неделю придется задержаться. — Как вас зовут? — обратилась она к оборотню.

— Тевос, — представился он. — Тевос Восгран.

— Я Ойрош Шонгкор, а моя мама — Унайзат Шонгкор. Она сейчас краснеет и смотрит на меня с укоризной. Порядочные девушки не ведут себя так, как я. Вы тоже так считаете?

— Нет, — он постарался говорить серьезно, хотя это нелегко давалось. — В стае девушка может начать разговор, так же как мужчина, и никто ее не осудит.

— В стае, — повторила Ойрош эхом. — Отец не любит стаю, — заметила она. — Может, потому что он никого не любит, кроме своей семьи, а может, потому что боится, что вы попытаетесь прогнать его, и начнется война. А вы берете в плен людей? — она прищурилась.

"Вряд ли меня спасет кто-то кроме стаи, — решил Тевос. — Как чувствовал..."

— Нет. Мы стараемся не иметь отношений с людьми.

— Почему? — разговор Ойрош вела будто без всякого интереса. "Хочет чем-то занять себя, чтобы меньше думалось о грустном. И задала вопрос, для того чтобы просто спросить о чем-то. Я отвечу", — Тевос не судил девушку за это, он готов был послужить ей хотя бы так.

— Наверно, это традиция. Мы считаем, что люди превратили поклонение Эль-Элиону в обряд, они не вкладывают в это душу, потому что погрязли в грехах.

— То есть, общаясь с людьми, вы можете оскверниться?

Тевос пригляделся: "Я ее задел?"

— Не совсем. Люди могут заразить нас. Заразить пренебрежением к заповедям Эль-Элиона.

— Вы так нестойки? Что же у вас за вера?

"Точно. Обиделась. Столько высокомерия..."

— Я не хотел вас оскорбить. Как я сказал, это, скорее, традиция и, скорей всего, ложная. Подкрепленная тем, что люди ненавидят нас и стараются убить при первой возможности.

Ойрош кивнула. Тут же встрепенулась:

— Может, вы хотите есть? У нас есть немного каши...

— Нет, — устало пробормотал он. — Я, пожалуй, посплю немного. Устал.

— Простите!

Он собрался сказать, что ничего страшного, что приятно было поболтать с ней, но не смог. Силы стремительно покидали его. Слова пронеслись в мыслях и канули в чернильную тьму беспамятства.

В это же время в замке

Илкер очнулась и испуганно обвела глазами комнату. Неужели она еще во дворце? За время болезни сон и реальность переплелись так тесно, что она не сразу поняла, на каком свете находится. Рядом с кроватью на стуле сидела подруга. Пайлун заметила, страх в глазах девушки, хотя и не знала его причину. Ласково вытерла лоб влажной тряпицей. Пожалела:

— Бедная, как же ты могла так простудиться?

Илкер вздохнула: болезнь — это не самое страшное. Но почему во сне видится один и тот же город? Разве такое бывает? Хотя, наверно, в болезни бывает. К тому же Пайлун дает какое-то лекарство. Кажется, она говорила, что его принес Полад. Но странно, что всегда происходит одно и то же: как только она принимала лекарство, хотелось спать. А когда засыпала, попадала в город со страшным храмом — Храмом судьбы. "Может, это лекарство так действует?" Пайлун и сейчас поднесла к ее губам чашку. Илкер попыталась отвернуться, как в прошлый раз, но на этот раз подруга осталась непреклонной.

— Надо выпить! Полад приходил, — объяснила она. — Страшно ругался, ногами топал. Я еще его таким не видела. Сказал, что уволит меня и возьмет другую горничную, которая будет тебя лечить, а не убивать. Я его боюсь. Хорошо, если только уволит, а ну как в тюрьму посадит? Да и тебя не хочу убивать. Когда ты его чай пьешь, у тебя жар спадает. Так что придется тебе пить. Полад откуда-то все знает! Сразу догадывается, что я тебе меньше лекарства дала. Как будто мысли мои читает. Может, не зря говорят, что он колдун...

Илкер не верила, что Полад колдун, а вот то, что ему могла чем-то помешать горничная принцессы по имени Илкер, — предположить могла. Что в этом настое? Однако она повиновалась Пайлун. Смерть от яда не такая страшная. Если она еще раз попадет в храм Судьбы — это точно будет последний раз. Она выпила до дна приятно сладкий настой с сильным незнакомым запахом. И тут же комната расплылась и исчезла.

...Илкер стоит на площади у храма. Холодный ветер треплет ночную рубашку. Поземка хлещет по ногам. Девушка обняла себя руками. Странно, что на этот раз ее не провели еще по одной улице города. Может, потому что она накрепко запомнила: все дороги города ведут к храму Судьбы. Потому что судьба неумолима, как Всетворящий. Она подняла голову и всмотрелась в дракона, лежащего на крыше. Чудовище ответило ослепительно красным взглядом.

— Пропустишь меня еще раз? — спросила Илкер, скорее, у самой себя. — Пропустишь. Хотя я не хочу туда идти.

Она не знала, почему этот страж храма игнорирует маленькую съежившуюся фигурку. Посмотрит один раз и отворачивается, будто она недостойна его внимания. Девушка пошла вперед. Становилось все холоднее, а в храме — тепло. Но идти туда все равно не хотелось. Может, смерть принесет покой и облегчение, но смерть смерти рознь. Она бы хотела уснуть и не проснуться, как мама когда-то. Без кошмаров. Но смерть в древнем храме, где она не понимает, что происходит, а знает только одно: она должна умереть здесь, чтобы жил он... И еще этот голос, который все уговаривает ее одуматься. Как только она слышит его, понимает, что другого пути просто нет. Это то, для чего она родилась, и нужно исполнить свое предназначение как можно скорее.

Но ведь это ужасно несправедливо! Почему одни рождаются, чтобы жить в счастье, а другие лишь для того, чтобы умереть? Илкер стало так жаль себя, что по лицу покатились слезы.

Ноги свело судорогой от холода, но она не остановилась, чтобы растереть их, лишь чуть согнулась, словно несла тяжелую ношу, и буквально потащила себя к храму. Каждый шаг давался с трудом. На ноги будто повесили тяжелые кандалы, которые тянули назад. Но она все же преодолела узкие ступени. Постояла между огромных темно-синих колонн. "Сегодня никто не попытается остановиться меня?" — что-то заставило ее обернуться на площадь. Сердце лихорадочно забилось в горле, когда она увидела, что там происходит. На площади стоял Ялмари. Рядом с ним еще какие-то люди — все незнакомые, кроме лорда Нево. В глаза бросилась женщина в доспехах — кажется, так одевались жительницы Яхии. "Как они сюда попали?" Ялмари что-то крикнул — она не смогла разобрать слов, он стоял слишком далеко и ветер уносил звуки. Но внутри себя она услышала: "Не уходи!" И прозвучало это так отчаянно, что ясно было: она уйдет, и он тоже умрет. Но, может быть, и не умрет. Она ведь позаботилась об этом. Позаботилась о том, чтобы он жил дальше, даже без нее. Кажется... она письмо ему написала. И оставила... Где-то оставила. Он найдет. Увидев ее непреклонность, он несколько раз покачал головой, а потом пошел к ней. Хочет удержать, но ничего не выйдет. Незнакомый мужчина, чем-то неуловимо напоминавший самого Ялмари, только старше, налетел вихрем, толкнул лесника, так что он покатился по мостовой, а с неба упал огонь, опаляя камни, на которых только что стоял парень.

Илкер все поняла: он знает, что она погибнет в храме, и хочет ее остановить. В спину пахнуло теплом — двери храма открылись, приглашая внутрь. Ялмари не понимает. Она должна войти туда, потому что...

"Потому что — или ты, или я", — Илкер медленно вытерла слезы, ласково улыбнулась ему и попросила внутри себя, зная, что он услышит, как услышала она: "Пожалуйста, живи!" Повернулась и, быстро пройдя мимо колонн, вошла в храм. Нельзя медлить. Если он еще раз попытается остановить ее, может погибнуть.

Храм встретил ароматом благовоний и темнотой. "Как тут спокойно! — удивилась она. — Почему я боялась? Надо в следующий раз сказать Ялмари, как здесь хорошо, чтобы он не волновался. Он, может, думает, что мне будет больно..." Она шла по величественному зданию. Стены зала терялись в полумраке, но центральную дорожку, напротив которой стояла Илкер, освещал солнечный свет. Она вновь вгляделась под купол храма. Как оттуда может литься солнечный свет? Ведь на крыше лежит дракон. Но он лился из крошечных отверстий, которые мерцали на своде, как звезды.

Илкер смутно различала колонны, поддерживающие высокий полукруглый свод. Они были такими тонкими и высокими, что походили на церковные свечи. Удивительно, что они не ломаются и не падают. Ничего особенного не было в этом храме, никакого блеска, позолоты, картин или статуй. Но все ей нравилось. И уходить обратно уже не хотелось. Она пошла по солнечной дорожке дальше. Ногам стало легко и очень уютно. Будто она ступала по мягкому ковру.

Впереди у алтаря горели свечи. Сердце охватило волнение, жар прилил к щекам. Еще несколько шагов...

...Свечи расставлены аккуратным прямоугольником вокруг каменного ложа-алтаря. На толстой плите, высотой около локтя от пола, высечено углубление, повторяющее очертания человеческого тела. Илкер должна лечь, раскинув руки. Так будет удобно.

"Для меня", — сердце заныло от ужаса и отчаяния — она не хотела умирать!

— Не для тебя! — прогремело откуда-то сверху, эхом разнеслось по храму. — Прочитай, — приказали ей.

Девушка всмотрелась. На плите впереди высечены какие-то знаки. Буквы? Но она не знает этот язык, поэтому не сможет прочитать надпись.

— Читай! — прогремело сверху, и в то же мгновение узоры рассыпались и еще раз сложились в знакомый энгарнский алфавит. Как просто. Написано: "Или он, или ты". — Ты можешь не умирать, — загрохотало с неба.

"Я не могу остаться в живых, — возразила Илкер и успокоилась. Шагнула к плите, размышляя, как лучше лечь на каменное ложе. — Это не больно", — уговаривала она себя. Девушка вздрогнула всем телом, когда колени коснулись камня — он оказался холодным как лед. Но это ее не остановило...

3 юльйо, владения графа Иецера

Благословенное безумие! Ялмари никогда не думал, что будет жаждать того момента, когда разум померкнет, потому что тогда уже ничего не сможешь бояться. Он скулил и жался к земле, глаза слезились и лезли из орбит от ужаса. Но сойти с ума мешал голос. Он звучал опять и опять, навязчиво, как весенняя муха, бьющаяся в стекло. Ялмари не хотел его слышать, но голос с омерзительной настойчивостью взывал, так что он невольно начал прислушиваться. Принц не мог разобрать, что твердят, но и отмахнуться не мог. Вновь стал прислушиваться и различил тихое:

"Ялмари... Ялмари Онер..."

Какого шереша нужно? Он еще раз ткнулся носом в камни, но голос набирал силу, теперь он звучал рядом, стал властным и сильным:

"Ялмари! Ялмари Онер! — и наконец будто крикнули в ухо. — Принц Ллойд!"

Он вздрогнул, и голос сказал мягче.

"Ялмари, это я, Балор. Ты слышишь меня?"

Принц в тоске помотал головой. Взгляд упал на клетку, где сидел Балор. Остолбенел, с трудом соображая. Это голос князя он слышит внутри себя? Он пытается что-то сказать?

"Ялмари, это я, Балор. Ялмари приди в себя, слушай меня".

Принц взвыл и снова забился о камни. Голос мешал, и ужас навалился с новой силой. Что-то должно уйти, чтобы он получил покой.

"Ялмари, закрой глаза! — закричали внутри него. — Закрой глаза, принц! Приди в себя и закрой глаза!"

Преодолевая оцепенение, принц взглянул на товарища и повиновался — прикрыл веки. Легче не стало: волны ужаса накатывали одна за другой, мешая дышать, сжимая сердце тисками.

"Ялмари, вспомни, кто тебя ждет дома, — настойчиво требовал Балор. — Вспомни что-то хорошее. Вспомни, кого ты любишь. Что-то, что заставит тебя жить. Вспомни, принц!"

Ялмари попытался выполнить требование — и голова мучительно заболела. Он стал раскачиваться из стороны в сторону. Попытка вспомнить хоть что-то вызывала непередаваемую боль. На ум ничего не приходило. Ни одного дня. Ни одного события. Есть ли прошлое? Кто он? Почему этот волк называет его Ялмари?

"Ты Ялмари! — вновь раздался крик. — Приди в себя. Ты принц Энгарна. У тебя там осталась мать и сестра. И еще кто-то. Кто ждет тебя? Тебе надо выжить!"

В сознании будто поворачивались ржавые колесики. Расплывчатые образы мелькали в голове. Чьи-то лица, чьи-то голоса, чьи-то прикосновения. Вокруг кружилась метель. Принца замутило от этого мельтешения, но внезапно один образ остановился перед ним.

"Илкер!" — образ девушки вспыхнул в сознании так ярко, словно он окунулся в солнечный свет. Илкер — светлая и счастливая — смеялась на полянке у озера... Видение исчезло так же внезапно, как появилось. Принц оказался на площади незнакомого города. Дома вдали зияли мертвой пустотой. Рядом князь Балор, друг Герард, капитан Шрам и еще какие-то люди. Перед ними высилось огромное здание. Колонны уносились к небесам. А вместо крыши... Вместо крыши на храме (Ялмари знал, что это оскверненный храм) лежал каменный дракон. Его глаза вспыхивали красным светом и угасали. Между темно-серых колон мелькнуло что-то белое. Принц присмотрелся, и сердце перестало биться. На пороге храма стояла Илкер в ночной рубашке, с распущенными волосами. Как она там оказалась? Он сделал шаг к ней и немедленно, каменный дракон ожил — из пасти вырвалась огненная струя. Ялмари не погиб потому, что князь Балор, стоявший справа, сделал подсечку и толкнул в сторону буквально за миг до того, как пламя коснулось мостовой. Он лежал на камнях, потирая ушибленный бок. А Илкер подняла руку в знак прощания.

— Нет! — закричал он, чувствуя, что если девушка зайдет туда — умрет. Закричал захлебываясь, отчаянно стараясь найти слова, которые бы ее остановили. — Нет, Илкер, ты не можешь! Иди ко мне. Ты не должна. Я не смогу без тебя!

Она медленно покачала головой. Губы шевельнулись. "Мне не будет больно", — услышал Ялмари. Повернулась и пошла в храм.

— Илкер, — закричал он в отчаянии. — Больно будет мне! Пожалей меня... — последние слова прошептал осипшим голосом.

Плечи Илкер вздрогнули. Она застыла. Стало заметно, как девушка тяжело дышит, будто борется с собой. Внезапно она повернулась и со всех ног кинулась к принцу. Упала к нему на колени, обхватила руками шею, прижалась губами.

— Милый... — говорила ему на ухо. — Милый...

Молния расколола небо, разрывая картинку пополам и обрушивая на них тьму...

...Ялмари очнулся. Он в пещере. Слева клетка. Поймал пристальный взгляд Балора, который стоял в ней.

"С возвращением!"

Ялмари перевел взгляд вглубь пещеры. Маг вытянулся во весь рост. Какой же он низенький — меньше Ялмари на полголовы. Вокруг клубился черный дым.

— Прочь! — взмахнул он руками. Стало заметно, как сильно Загфуран раздражен. Дым исчез. Они стояли друг напротив друга. — Что ж, теперь я знаю, что оборотни, трансформируясь в волков, могут противостоять духам гор. Это полезная информация. Но тебе она не поможет. Ты все равно умрешь.

Ялмари злобно зарычал и бросился на мага — их разделяло две трости, — но не успел. Так же, как и в первую встречу, маг протянул руку — и горло сжало тисками. Он знал, что на этот раз маг не отпустит, пока не задушит...

В глазах Ялмари расплывались круги. Он уже не видел ни мага, ни пещеры, когда его внезапно швырнуло на камни, а в следующее мгновение, Балор слегка прикусил его лапу, чтобы он пришел в чувство.

"Уходим!" — "крикнул" так, что голова чуть не взорвалась. Князь догадался об этом и добавил тише: "У нас мало времени".

Вместе выбежали из пещеры. Деревья и кусты стремительно проносились мимо. Волки вспугивали зазевавшихся птиц и неосторожных зайцев. Балор мчался впереди. Рана его уже зажила. Хорошо, что маг не пытал князя, иначе, он мог погибнуть.

Когда перепрыгнули ручей, обозначавший границу Умара, Балор замедлил бег. Вскоре он обратился в человека. Ялмари последовал его примеру. Князь посмотрел на заходящее солнце.

— Все-таки сбудется то, что увидел вожак, — заметил он. — Сказал, что мы вернемся до заката вдвоем, и мы вернемся.

— Успеем, — согласился принц.

— Если бы не эта тварь — не успели бы, — Балор прищурился.

— Какая тварь? — удивился Ялмари.

— Разве ты не понял, кто напал на мага и тем самым спас нас?

— В тот момент я ничего уже не видел, — объяснил принц.

— Отвратительная коричневая тварь с клыками и крыльями, — объяснил князь. Заметив, что Ялмари все еще не понимает, сказал прямо: — Вампир.

— Вампир? — Ялмари вспомнил о Нальбии. Он-то считал, что парень вернулся к отцу, а он... Выходит, они тоже могут обращаться. Конечно, не так, как оборотни. Наверно, разделся до пояса, чтобы одежда не помешала крыльям...

Князь понял его недоумение по-своему:

— Он влетел в пещеру и напал на мага, тут же припал к его шее. Наверно, маг, для того чтобы защититься, бросил все силы, поэтому магия, защищавшая клетку, исчезла, и деревянные прутья стали деревом. Я смог их сломать.

— А он остался там? — Ялмари обернулся.

— Слушай, парень, — Балор опять напряженно посмотрел. — Не говори, что эта тварь — твой друг.

— Не друг, — заверил принц. — Но он пришел со мной. И спас нас.

Балор скрипнул зубами:

— У тебя поразительная способность заводить плохие знакомства. Идем в ближайший город, — князь пошел вперед. Тут же резко повернулся к Ялмари. — Никому не говори, что разговаривал с вампирами, — изгонят тут же, — он пошел дальше, но вскоре заметил, что принц не двинулся с места. — Что еще?

— Он остался там. А мы обязаны ему жизнью, — упрямо повторил Ялмари.

— То есть теперь будешь рисковать шкурой, чтобы спасти эту тварь? Неважно. Я слышал, что он вылетел из пещеры вскоре после нас. И кстати, я тоже спас твою жизнь.

— Я помню, — вскинулся принц. — Спасибо.

— Не за что, — проронил Балор, не оборачиваясь.

Ялмари уже собирался обратиться в волка, когда почуял человека на дереве. Всмотревшись вверх, он разглядел среди ветвей дуба ухмылку Нальбия. Губы испачканы в крови. Парень подмигнул, и приложил палец к губам, призывая к молчанию. Принц сказал одними губами: "Спасибо!" и пошел вслед за князем.

Ялмари продолжил разговор как ни в чем не бывало:

— Скажи, а что там было в пещере? Что это за тени?

— Духи гор, — Балор помрачнел. — Я читал о них давно. Из злых духов эти входят в тройку самых опасных. Хочешь услышать легенду? — дождавшись кивка, продолжил. — В истории Умара написано, что последние упоминания об этих духах встречаются в четвертом тысячелетии. Возможно, они жили и раньше, но вдали от разумных существ, так что с ними никто не сталкивался, а те, кому не посчастливилось, — погибали. А может, их было не так много, чтобы причинять серьезные проблемы. Но в начале пятого тысячелетия эпидемия безумия стала распространяться так, что казалось еще немного и на Гереле никто не сохранит разум. Оборотни искали спасения в храмах, молясь день и ночь. В ответ на их молитвы появился Золотой Эрвин. Он не смог уничтожить духов, но загнал их в недра гор и запер заклятием. Так что если бы люди добрались до основания Гошты, духи не смогли бы вырваться. Но этот маг, достаточно силен, чтобы взломать заклятие Эрвина. Когда я услышал о том, что некоторые оборотни и многие люди стали сходить с ума, я сразу перечитал эту легенду. Так что был готов к встрече с духами.

— А кто такой Золотой Эрвин? — поинтересовался Ялмари. — Никогда о нем не слышал.

Князь зыркнул на него.

— Чему вообще учат в Энгарне?

— У нас многие древние книги пропали в кашшафскую оккупацию, — попытался оправдаться принц, но князь презрительно скривил губы.

— В Умаре сохранилось все, — он свернул правее, обходя место, где на оборотня напал вампир. Принц потерял много времени, из-за того, что тогда сократил путь... Но с другой стороны, если бы не Нальбий, вряд ли бы они справились с магом. — В древности маги получали титулы в зависимости от силы, — неожиданно заговорил Балор. — Самым сильным магом был Эрвин. Ему дали титул — Золотой.

Принц чуть не споткнулся:

— Постой. Ты хочешь сказать, что в ответ на молитвы Эль-Элион послал... мага?

— Кто может понять пути Бога? — князь отвел взгляд. — И потом... Оборотни верят, что он не был магом.

— А кем же? — остановился принц.

— Творцом. Священную книгу ты, надеюсь, читал? Оборотни верят, что он был одним из первосозданных, сотворенных Эль-Элионом и наделенных даром творить другие миры. Согласись, тот, кто может сотворить целый мир, подобный нашей Гоште, может кому-то показаться магом высокого уровня.

Ялмари невольно хмыкнул, вспомнив, что Намжилдоржи рассказывал что-то подобное.

— Тогда Загфуран тоже первосозданный, — заключил Ялмари.

— С чего ты взял? — князь внимательно посмотрел на принца.

— Во-первых, он сообщил мне об этом в первую встречу.

— Тогда он тоже вел с тобой беседы?

— Да.

— Если честно, зная тебя, чистоплюя, я был уверен, что ты согласишься с его доводами.

— Князь! — возмутился Ялмари.

— Что? Не нравится слово "чистоплюй"? Прощения не попрошу, — они остановились друг напротив друга, гневно сверкая глазами. — Я знаю таких, как ты, — в голосе послышалось презрение. — Ты считаешь, что можно воевать и быть благородным? Считаешь, что на войне можно победить, если будешь щадить жизнь врагов? На войне надо быть жестоким, надо убивать, не раздумывая. Ты хотел пощадить ублюдка, ранившего меня. Я запомнил это. Про то, что он чуть не убил меня, — я не хочу упоминать. Но он по пьяни убил Пагура. Стрелял в него из лука вместе с другими подонками, когда тот сидел в клетке и ничего не мог сделать. А он хохотал до колик. Пагур женился всего полгода назад, и жена его беременна. Сын лица отца не узнает... Так ты все еще хочешь остаться чистым и благородным? Тогда уходи в монастырь или куда-нибудь в пустыню!

— Я полагал, что оборотни не мстят, — заметил Ялмари. В душе бушевала буря. Ему не нравился тон, которым с ним разговаривал князь, но чувства Балора принц прекрасно понимал. В памяти Ялмари Пагур остался стражем, который его пленил. Для Балора он друг. Если бы что-то случилось с Илкер... Стал бы он защищать ее обидчика?

— Возможно, я поступил неправильно, — ровно проговорил он. — Но в тот момент я был не готов убить безоружного пленника. Хотя ты знаешь, что второго — в бою — я убил, не размышляя.

— Идем дальше, — продолжил князь, не желая спорить. — Так почему ты решил, что Загфуран из первосозданных? Ты сказал о "во-первых". Есть во-вторых?

— Во-вторых, Эрвин закрыл духов гор, и долгие годы ни один маг не беспокоил духов. А Загфурану это легко удалось. Выходит, их силы равны.

— Убедительно, — согласился князь. — Хотя и пугающе. Сражаться с магом — это одно, а сражаться с первосозданным — совсем другое. У нас нет шансов в этой борьбе.

— Если мы сдадимся — всех уничтожат. Так сказал вожак.

— А я не говорил, что мы будем сдаваться.

Они продолжили путь в тишине. Потом Ялмари уточнил:

— Выходит, оборотень может противостоять духам гор?

— Любой может, — пояснил князь. — Надо знать как. И обладать сильной волей. Если ты не поддашься им в течение четверти часа, они отступят. Они питаются нашими страхами и искусственно вызывают их, так что человек начинает жаждать безумия. Если в этот момент подумать о чем-то хорошем — спасешься.

— Я ничего не вспоминал, — неуверенно проговорил Ялмари. — Я словно побывал в другом городе. Мертвом городе. И ты был со мной.

— Я не знаю, что ты видел, — развел руками князь. — Но в любом случае тебе это помогло.

— И в любом случае именно ты вырвал меня из этого безумия.

— Хватит об этом, — прервал Балор и замер. Ялмари тоже почувствовал невидимое присутствие оборотней. — Князь Балор! — крикнул он, называя себя.

— Проходите, князь, — раздался голос невидимых стражей.

Вскоре показались дома города.

— Город Дагмара, — заметил князь. Вожак должен быть уже на месте. Интересно, что узнал он.

Но первый же встреченный оборотень рассказал страшное известие: вожак не вернулся.

— Да что с вами?! — Ялмари не выдержал и вскочил.

Совет собрали почти сразу, как он и Балор вернулись. Им не дали и получаса, чтобы отдохнуть. Ялмари немного перекусил, и его сразу пригласили в дом Князей. Оставшись без вожака, князья перестали казаться грозными волками — они напоминали овец, потерявших пастуха. Самые могущественные воины Умара растерялись. Они настолько привыкли полагаться на решения Тевоса, который точно знал, как поступить правильно, что разучились принимать решения самостоятельно. Совет длился уже больше четверти часа, а все мнения крутились вокруг одного: затаиться, переждать, защищаться. Ялмари же вспоминал о желтом волке, единственном, кто признал его. Прежде чем вскочить, принц восстановил в памяти слова вожака: "Тебя изгонят. Я не знаю, почему меня в тот момент не будет рядом". Может, именно потому, что он попадет в плен? Но принц хотел помочь Тевосу, даже рискуя быть изгнанным. Он скажет все, что думает. Князья угрюмо не спускали с него глаз.

— Я знаю, что не принят в стаю, — продолжил он, чуть умерив тон. — Но как можно оставить вожака у врага? Или Тевос для вас ничего не значит — устроите очередное состязание среди тех, кто владеет даром, изберете нового вожака на его место... Но разве то, что он до сих пор сделал для вас... Разве тот простой факт, что он наш брат, что его там, возможно, пытают — разве ради этого вы не хотите освободить его?

— Тевос вряд ли еще жив, — заметил Дагмар, пряча взгляд. — Они используют кровь оборотней, чтобы окропить туммимы и продать их в Энгарн.

— Ты не можешь знать, жив он или нет! — возмутился Ялмари.

— Я могу с большой долей уверенности утверждать, что он мертв! — повысил голос князь.

Ялмари воскликнул:

— А как же видение Тевоса? Помните? Неужели никто не помнит?

— Прекрасно помним, — вступил Аран. — Он сказал, что выживет, если пойдет один и погибнет, если пойдет с кем-то. Так что за его смерть должна ответить эта девчонка.

Другие князья одобрительно загудели, и лишь Балор поднял руку, чтобы остановить их:

— Постойте. Тевос сказал не так. Он сказал, что вернется невредимым, если пойдет один, и не видит, что произойдет, если пойдет с кем-то еще. Помните? Он сказал: "Тут темно. Если я пойду один — все будет в порядке, а если с кем-то, то будущее не определено, могу погибнуть и могу выжить. Но совершенно точно буду при смерти". А что если он погибнет из-за того, что мы не решились спасти его?

— Я пытался сказать об этом же... — проговорил Ялмари. В комнате повисла тишина, затем, кашлянув, ее нарушил Аран.

— Нет, это безумие. Мы не сможем захватить замок. У нас нет ни магов, ни священников, которые могут помочь в таком случае.

— Мы сможем, — упрямо внушал принц. — Меня учили этому. Это не так сложно!

— Бред! — воскликнул Аран.

— Сначала выслушайте, — продолжал настаивать Ялмари. — Дайте мне бумагу и перо, я объясню.

Дагмар вышел, чтобы принести то, что требовалось. Вскоре Ялмари склонился над столом.

— Смотрите — это замок Иецер. Я прекрасно его знаю. Нам нужны крепкие разборные деревянные лестницы, покрашенные в черный цвет, длинная веревка, два крепких кола и веревочная лестница...

3 юльйо, замок графа Иецера

Загфуран захлопнул дверь своей спальни в замке Иецер и упал на кровать. Его трясло, как в лихорадке, и он укрылся одеялом. Сейчас бы растопить огонь в камине пожарче, но это позже, позже. Не осталось сил даже для того, чтобы позвать воинов, — невыносимо клонило в сон. И в то же время заснуть он не мог, в памяти всплывали события сегодняшнего дня.

Если бы Загфуран предвидел, что потерпит столь сокрушительное поражение, никогда бы не устроил эту ловушку или действовал бы более решительно и быстро. Когда минервалс сообщил, что воины нашли раненого оборотня, Загфуран отчего-то заинтересовался рассказом и решил проверить, что же там произошло. Каким же было его ликование, когда он "прочитал", что сюда приходил не кто иной, как особый посланник королевы — принц Ллойд.

Настала пора еще раз поговорить с принцем. Если он не примет сторону Загфурана, стало быть, будет мешать. Смерть принца сделает Полада сговорчивей. Если, конечно, он не послал его в это опасное путешествие специально для того, чтобы он погиб. Но в таком случае сговорчивей станет королева.

Загфуран так хорошо все спланировал, а вышло... Он плотнее укутался в плащ. Совсем как тогда, в пещере, перед появлением Ялмари.

Маг плотнее закутался в плащ. Костер зажигать не рисковал — у оборотней тонкое обоняние. Если принц почует опасность — ловушка может не сработать. Можно, конечно, использовать магию, как в ловушках в лесу, но он и так устал от чесотки, немножко потерпит.

"Чем мы с герцогом занимаемся? — маг ухмыльнулся. — Я устроил ловушку для энгарнского принца, герцог устроил ловушку для своего врага".

Оборотень, найденный без сознания в дупле дерева и захваченный солдатами, сидел в клетке, обратившись в волка, и злобно сверкал глазами. Разговорами не удостаивал, хотя Загфуран пытался несколько раз пообщаться с ним. Заметно, что в принца пленный не верит. Считает, что тот ни в коем случае не придет его вызволять. Когда поймет, что ошибся, будет уже поздно.

Напротив клетки с оборотнем находилась другая — тоже магическая. Жители там неспокойные, трудно сговорчивые. После общения с ними человек иногда оставался жив, но лучше бы он умер. Загфуран испытал на пленнике силу проклятия гор. Удивительно: пойманный оборотень быстро научился сопротивляться им. Теперь тем более не следовало выпускать живым ни его, ни принца. Может статься, что не на всех оборотней тайное оружие подействует. "Очень интересная раса. В другое время специально занялся бы их изучением, чтобы использовать в своих целях. Нашел бы слабые струны, ниточки, за которые можно дергать. Но сейчас не до этого, к сожалению", — вздохнул минарс. Чем быстрее он найдет Эрвина, тем быстрее Гошта будет покорена и он сможет вернуться в Храм победителем. Но удача — госпожа капризная...

Загфуран еще раз посмотрел на оборотня — тот положил голову на лапы. "Как бы не умер". Запах тления принц почувствует сразу и может не зайти в пещеру, а магу очень нужно, чтобы он вошел...

Все произошло именно так, как ожидал минарс: Ялмари попытался спасти брата, Загфуран еще раз призвал его служить Свету, а тот упустил последний шанс...

В то мгновение, когда он уже точно знал, что победил, откуда-то появился вампир. И пока маг защищался, оба оборотня сбежали. Кровосос выпил столько крови, что минарс не смог справиться и с ним — слишком ослабел. Трудно сказать, что бы случилось, если бы он не притворился мертвым. В тот момент у него хватило сил только на это заклинание.

Первый вопрос, который он задал себе, когда очнулся: как здесь оказалась эта тварь? Он лежал на полу пещеры абсолютно беспомощный и проклинал себя за то, что не убил Ялмари сразу. Прошло около часа, прежде чем он смог подняться. Его шатало от потери крови, он опасался, что и до замка не доберется. Вот когда маг пожалел о том, что пошел на Гошту в одиночку. Это первое наказание за самонадеянность. Надо будет срочно призвать еще минарса из Храма Света. В любом случае он не стал Первым — это звание осталось за Бадиол-Джамалом. Но Загфуран останется главным на Гоште — этого уже никто не изменит.

До замка Иецер он добирался несколько часов, часто отдыхая и молясь, чтобы никто не заметил его: ни враги, ни "друзья". Он не обманывался по поводу истинного отношения герцога к нему. Самое неприятное в их отношениях то, что Тазраш так и не принес обет минервалса — тогда управлять им стало бы намного проще. Теперь же они напоминали двух хищников в яме: кто первый ослабнет, тот и сожрет другого. Тазрашу невозможно доказать, что действия минарса в Энгарне единственно успешные в данной ситуации. Герцог считал себя умным и талантливым полководцем. И когда Загфуран упоминал о том, что армия Кашшафы значительно уступает "волкам" Полада, тот начинал скрежетать зубами. Герцог почему-то считал, что захватил пограничный замок, исключительно благодаря мастерству его воинов. В конечном итоге Загфуран стал разговаривать с Тазрашем на языке силы, не прибегая к прочим аргументам. Поэтому сейчас меньше всего хотелось, чтобы герцог узнал, в каком положении оказался маг. Хитрая бестия может воспользоваться этим.

Приблизившись к воротам замка, Загфуран собрал все силы. Он вошел в замок, ни разу не пошатнувшись, и твердым голосом попросил, чтобы его не беспокоили.

Теперь надо немного отдохнуть. Когда пройдет головокружение, вызванное потерей крови, он попробует найти подходящее заклинание и лекарство, чтобы восстановить силы.

Маг не заметил, как погрузился в дремоту. Сон пришел тяжелый и страшный. В полной темноте кто-то переламывал кости минарсу, будто хотел, чтобы ни одной целой в его теле не осталось. Загфуран стонал, ворочаясь на кровати, пытался выскользнуть из страшных объятий, но ничего не получалось. Тут он сообразил, что это всего лишь кошмар, захотел проснуться, но не смог. Наконец лег на спину и с недоумением стал рассматривать себя. Казалось, кровь внутри бурлила так, что он видел, как она перекатывается под кожей волнами. Одна волна, вдруг стала расти, приближаясь к горлу, но, остановившись на груди, раздулась до размера детского меча. Маг протянул руку, чтобы пощупать его, но едва пальцы коснулись горячей кожи, он взорвался, выпуская фонтаны черной вонючей жидкости, которая быстро сформировалась в какую-то тварь. Чудовище навалилось на него всем телом и жадно припало к шее. Маг хрипел и задыхался, твердя себе: все, что нужно, чтобы избавиться от наваждения, — это открыть глаза, но тварь положила лапу на глаза, залепляя их то ли смолой, то ли клеем и сознание померкло.

В это же время в замке

Принцесса Эолин утомилась общением с фрейлинами и отправила их в королевский театр, строго настрого приказав за два-три дня приготовить спектакль, после чего обратила величественное внимание на лорда Нево. Она держала фрейлин по той же причине, по которой некоторые мужчины держали свору собак: престижно и когда скучно, можно убить время, дрессируя их. Брат иногда пенял ей на это. Мать не обращала внимания. Когда Ллойд попросил ее вмешаться в жизнь горничной, нашлось новое развлечение. Но теперь Полад запретил приставать к Илкер. Когда девушка заболела, Эолин решила, что запрет можно нарушить и взялась ее лечить, но телохранитель королевы и тут оказался настороже. Сам стал ее врачом, а Лин повелел заняться чем-то другим. Она занялась Соротом.

Лин долго размышляла, как помучить лорда и убедилась, что самое удачное решение — посадить его за книги. Герард был неглуп, но когда видел книги, настроение у него портилось. Он любил быть на виду, чтобы все им восхищались. В библиотеке же лорд буквально усыхал, но Лин проявила непреклонность: Полад дал ей какой-то древний манускрипт, написанный языком магии — рунами. В читальном зале она добыла словарь. Торжественно вручила лорду Нево альбом, который одна из фрейлин подарила в надежде, что туда Эолин будет записывать стихи, и велела Герарду переводить.

Когда терпение заканчивалось, она позволяла увести себя в сад или на верховую прогулку, но вскоре настойчиво возвращала лорда в библиотеку. Заумная и ужасно сложная рукопись поддавалась тяжело. Лин надеялась найти в ней что-нибудь крамольное о магии, но даже слова такого ни разу не встретила. Зато нашла загадочное словосочетание: "Песчаный монастырь". Эолин продолжала переводить, надеясь, что поймет, о чем все же идет речь, и как монастырь могли сделать из песка.

Иногда труд над рунами так захватывал Лин, что она позволяла Герарду быть ближе, чем требовали правила приличия. Она сидела за столом и чувствовала жар, исходящий от руки Сорота, лежавшей на спинке ее стула, но делала вид, что ничего особенного не происходит, и продолжала разбирать слова. Иногда дыхание Герарда щекотало ее шею, когда он наклонялся, чтобы уточнить какое-то место. Сердце учащенно билось, и приходилось одергивать себя: что это она так разволновалась? В один из таких моментов девушка повернулась к лорду и ее губы оказались как раз у губ Герарда:

— Ты меня щекочешь, — прошептала принцесса.

— Да? — так же негромко спросил Герард и судорожно сглотнул.

— Да, — Лин чуть отодвинула Сорота от себя и вновь уставилась в руны.

"Дурак! — подумала она. — И ведь некоторые считают его моим женихом, а он боится дышать в моем присутствии". Принцесса поднялась.

— Что-то душно. Надо открыть балкон.

Она подбежала, дернула створки на себя, и, выйдя на балкон, наклонилась вниз, прислонившись к мраморным перилам.

— Смотри скорей! — Эолин чуть повернулась к лорду и опять уставилась во двор. — Старейшина Жанхота приехал в новой карете. Кажется, он хочет тебя перещеголять!

Герард пристроился рядом. Когда карета скрылась за углом, принцесса поднялась.

— Нет, все-таки у тебя карета лучше. Как ты считаешь?

— Не знаю, — он сел на перила.

Лин кружилась по библиотеке, исподволь наблюдая за несколько отрешенным взглядом Герарда.

— Но у тебя дороже, да?

— Не знаю, — повторил лорд.

Девушка подошла к нему вплотную. Когда Герард сидел, она чуть возвышалась над ним. Самую чуточку, но все равно приятно.

— Ты вообще, что-нибудь знаешь? — раздраженно поинтересовалась принцесса.

— Знаю, — промолвил Сорот и взял ее руку в свою. — Ты сводишь меня с ума.

Принцесса посмотрела на свою тонкую ладонь, почти исчезнувшую в его руках.

— Надо же, — повела она плечом. — Я думала, ты никогда не решишься сказать это, — потом присмотрелась к Герарду и неумело поцеловала, чуть коснувшись его губами.

Лорд тут же обнял ее, прижал к себе так, что стало нечем дышать. Это ужасно напугало. Принцесса попыталась вырваться:

— Сорот! Прекрати! Сорот! — она изловчилась и уперлась локтем ему в грудь. — Прекрати немедленно, иначе ты меня не увидишь! — угроза подействовала. Герард не отпустил принцессу, но немного отстранился, тяжело дыша. — С тобой надо только в присутствии Полада общаться. Ты что, совсем с ума сошел?

— Да! — теперь лорд говорил смело.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Пока нет, — он смотрел чуть насмешливо.

— Это еще почему? — вспыхнула Эолин.

— Потому что тогда я снова начну тебя целовать, а ты не разрешаешь.

— Тогда отпусти меня, я отойду подальше, и ты скажешь.

— Не могу. Ты меня измучила за эти дни. Могу я еще немного подержать тебя?

— А ты нахал! — возмутилась принцесса. — А притворялся таким скромным! Отпусти меня. Боюсь, мне нравился совсем другой человек.

— Как бы не так! Ты первая меня поцеловала. Теперь я никуда тебя не отпущу.

— Что?! — Лин стала вырываться. — Эй, убери свои лапы!

Герарду легко справиться с ней: прижал к себе на этот раз не слишком сильно и, когда девушка запрокинула голову, чтобы увернуться от поцелуев, прикоснулся губами к ее шее, легко и нежно, так, что у девушки мурашки побежали по коже, и она вздрогнула всем телом.

Сорот тотчас усадил ее на стул, а сам отвернулся к окну, чтобы успокоиться.

Когда он снова обернулся, девушка все еще была растеряна и пыталась осмыслить, что произошло... Зря она его провоцировала.

— Ты удивительная. Я очень люблю тебя, — произнес Сорот именно то, что принцесса так жаждала услышать.

Лин счастливо вздохнула. Затем потеребила локоны.

— У тебя кто-то был до меня, — она не спрашивала, а утверждала.

— Ты о чем? — растерялся Сорот.

— Об этом самом, — принцесса с укором бросила взгляд на Герарда. — Я же не дура. Когда ты научился так целоваться?

— Лин, мне двадцать три... — начал он, девушка перебила:

— Ну и что? Ллойду двадцать два, а у него никого не было.

— Это ты откуда знаешь? — подивился лорд.

— От ведуньи, — огрызнулась принцесса и потребовала. — Я хочу знать, кто она.

Сорот мечтательно исследовал потолок:

— Я помню ее нежные прикосновения, ласковые поцелуи, добрую улыбку, от которой появлялись ямочки на щеках. И, пожалуй, мне придется признаться... — он сделал эффектную паузу и быстро завершил. — Это была моя милая... няня.

— Хватит шутить! — вспыхнула от негодования Лин. — Говори, кто она.

— Если бы я был и полным идиотом, я все равно бы не сказал. Какая разница, кто она? Я люблю тебя, и никто мне больше не нужен.

— Скажи хотя бы, сколько их было.

Герард рассмеялся и присел на корточки рядом со стулом Эолин:

— Не так много, как ты думаешь... Я не знал, что ты такая ревнивая. Я тебя один раз поцеловал, а ты замучила меня вопросами. Не надо ревновать к прошлому. Для меня есть настоящее — это ты.

— Я в некоторой растерянности, — опечалилась принцесса. — Я думала, что ты такой скромный, что даже прикоснуться ко мне боишься, а оказалось, у тебя уже полно любовниц было... Я любила другого человека. Зря я тебя поцеловала!

Сорот встревожился:

— Лин...

— Так... все, Герард, я ухожу. Мне надо поразмышлять обо всем, что произошло, и разобраться в себе. — Эолин поднялась, лорд тоже.

— Лин...

— Мне нужно время, чтобы все обдумать, — повторила принцесса и почти бегом покинула библиотеку, услышав за спиной, как лорд грохнул кулаком по столу:

— Что за девчонка!

4 юльйо, замок графа Иецера

Существовало четыре способа захвата замка: взять его в осаду подождать, когда у обитателей закончится еда или воины; найти предателя в замке, который бы открыл ворота; взять его штурмом, используя катапульты и теряя множество людей. Или понадеяться на удачу и неожиданность.

Первый способ требовал много времени, поскольку в любом замке имелись запасы пищи, особенно в пограничных. Для второго тоже нужен был не один месяц подготовки. Для третьего у оборотней не было необходимого снаряжения. В распоряжении остался четвертый. Когда Ялмари выслушали, почти все согласились, что у них вполне может получиться. Десяток отдали под командование принца. Другие оборотни разделились на небольшие отряды, по два-три десятка в каждом, и на расстоянии лавга друг от друга стали пробираться к замку. Стражей в лесу они не встретили, но обоняние подсказывало, что они вернулись в замок незадолго до заката.

"Сейчас магия уже не действует, — удивленно заметил Балор, бежавший недалеко от принца. — Днем мы не чувствовали их присутствия".

Ялмари не ответил. Он очень надеялся, что такая перемена связана с тем, что вампир убил мага. Иначе захватить замок будет невозможно.

На расстоянии примерно двух лавгов от замка, лес заканчивался. Оставшееся пространство они могли преодолеть только глубокой ночью.

Потянулись томительные часы ожидания. Ялмари с десятком пристально следил за перемещениями часовых на стене замка. Он заметил, что их не так много — по два с каждой стороны ворот. Они регулярно обходили стену, иногда застывая на месте и всматриваясь в лес.

Розовая луна взошла над лесом, заливая светом пространство перед замком. Напарники оживились. Все были добровольцами из "молодняка". Лишь один князь — Аран — пошел с ним. Ах, как мешало это полнолуние! Луна будоражила кровь и побуждала забыть об осмотрительности и осторожности. От луны нет защиты. Принцу не терпелось идти вперед, наплевав на то, что любое движение будет заметно со стены. Жаждалось риска и... победы. В который раз Ялмари поблагодарил Эль-Элиона за то, что послушался Балора, который сказал, что сам отдаст приказ, когда можно будет идти к замку. Балор мудрее и осторожней. Он подаст сигнал в удобный момент. А им надо терпеливо ждать условного крика ночной совы.

Чтобы ожидание прошло незаметно, Ялмари перебирал в уме, все, что произошло за последнюю неделю до мельчайших подробностей, мысленно составляя отчет Поладу. Когда письмо написалось несколько раз, закусил губу. На самом деле он ведь пытается не думать об Илкер. Он честно хочет ее забыть, потому что... не пара. Человек и оборотень — что может быть хуже в Энгарне? Только человек и вампир. Ялмари грустно вспомнил Шонгкора и его сыновей. И все же именно Илкер спасла его от духов гор. Что-то произошло там. Что-то, чего не понял и Балор. Принц чувствовал: это не бред или воспоминания. Скорее, наоборот... будущее. Будущее, в которое он не хотел попасть. Там, на площади перед храмом, он любил Илкер так, что останавливалось сердце. И терял ее. И самое страшное — ничего с этим нельзя было поделать. Он чувствовал себя беспомощным, как никогда в жизни. Лучше бы это никогда не сбылось...

Небо неожиданно затянулось тучами, скрывая луну, — то, что им нужно. Но прошло еще около часа, прежде чем по ночному лесу разнесся условный знак Балора. Аран отозвался. Потом шепнул Ялмари:

— Действуй.

Все, что они должны сделать, обговорили заранее, теперь только переглянулись. Ялмари поправил лестницу, длиной чуть больше половины трости, привязанную к спине. Обратился в волка. Так удобнее ползти к замку, и лестница не мешает, да и сами будут меньше заметны, если выйдет луна, и стражи будут пристально вглядываться. Все же серая шкура волка — это лучшая маскировка.

Расстояние до рва проделали довольно быстро. Водой ров не наполняли — Ялмари об этом знал. Зато жители замка выливали сюда нечистоты. Обратились в людей. Спутники принца передали хворост. Сделав узкую дорожку из веток, принц перебрался через ров, лишь немного испачкавшись. Ветки позади уже утонули. Быстро воткнул деревянный кол в землю, привязал веревку. К другому концу прикрепил небольшую гирю и швырнул ее обратно. Там так же приладили веревку к вбитому колышку. Оборотни стали перебираться через ров к Ялмари. Он для верности придерживал колышек руками.

Они перемещались бесшумно и быстро. И не только из-за луны, которая могла в любой момент вынырнуть из-за туч. Их подгонял запах. Находиться рядом с выгребной ямой и для человека неприятно, а острое обоняние оборотней играло с ними злую шутку. Последним через ров перебрался Аран. Оборотни встали вдоль стены, теперь принцу передавали отрезки лестниц, привязанные у каждого к спине. Ялмари умело собирал из них большую. Может, и не очень надежна, но это неважно. Главное, чтобы на башню забрался он. Оттуда он сбросит веревочную лестницу. У нее два преимущества: не скрипнет и не переломиться под весом оборотня.

Когда лестницу собрали, Ялмари постоял еще немного, собираясь с духом. Все-таки одно дело читать о захвате замков в книге, а совсем другое, применить это на практике. От него зависела жизнь Тевоса и этого десятка, вызвавшегося идти с ним. Не к месту вспомнилось пророчество вожака об Аране: "Ты умрешь первым". "Не сейчас!" — взмолился принц про себя, последний раз взглянул вверх и прислонил лестницу к стене.

Вскоре он уже перебрался через зубцы на дозорный путь. Замер, прижимаясь к стене и принюхиваясь. Запаха стража не чувствовал, но кто знает? После пребывания у рва обоняние могло подвести. Наконец закрепил толстую палку между зубцами и сбросил вниз веревку с узлами. Отошел в сторону, весь превратился в слух. Оборотни поднимались по стене, и ни один звук не выдал их присутствия.

Аран опять поднялся последним. Оказавшись наверху, одобрительно кивнул:

— У нас получилось. Осталось открыть ворота.

Обнажили мечи и, выстроившись в цепочку, направились к воротам. Через четыре трости Ялмари почувствовал часового и поднял вверх руку. Оборотни прекрасно видели в темноте, а вот у людей, охранявших замок, этого преимущества не было. Принц удобнее перехватил меч. Прижался к стене, дождался, когда воин повернется спиной. Горло неприятно хрустнуло под коротким мечом оборотня, но удар он нанес четко — страж не захрипел. Сзади подошел Аран, прикосновением руки, велел отойти назад. Ялмари повиновался. Теперь к воротам их вел князь. Дважды он останавливал маленький отряд. Еще два часовых остались лежать на дозорном пути. Оборотни сдвигали их ближе к стене: если придется отступать, они не должны мешать. У городских ворот сидело трое часовых. Они негромко переговаривались у костра:

— Что-то Бехера долго нет, — один всмотрелся в сторону оборотней.

— Вернется, — беспечно откликнулся второй. — Куда он денется? Отлить, наверно, пошел.

Оборотни достали луки. Четыре спущенные тетивы прозвучали почти как одна. Воины, медленно завалились кто на бок, кто на спину.

— Быстро! — скомандовал Аран, и они подскочили к колесу, поднимавшему ворота и опускавшему подъемный мост. Но в этот момент боевой рог разорвал ночную тишину.

Во двор замка высыпали лучники и множество воинов с факелами. Двор мгновенно осветился. Люди выстроились в ряд и натянули луки. Оборотни оказались как на ладони перед строем врагов.

— Стрелы с серебром! — прокричал знакомый голос. "Загфуран жив!" — с горечью подумал Ялмари. — Оборотни! Стрелы поджигать!

Еще до того как приказ повторили десятники, первые стрелы полетели в сторону десятка оборотней.

Кошмар начался внезапно, и спастись они не могли. Аран, стоявший перед Ялмари, упал первым, пронзенный множеством стел, и придавил собой Ялмари. Товарищи обратились в волков, он поступил так же, хотя это не могло помочь. Прошло около четверти часа — и он единственный остался в живых. Даже испугаться не успел. Выбрался из-под Арана, чувствуя, что сейчас наступит и его очередь, но снова раздался крик Загфурана:

— Не стрелять!

"Почему они не стреляют? Хотят взять живьем? Маг! Проклятье, он все знал! Знал, что мы придем. У нас не было шансов. Что делать? Бежать? Убить его? Не хватит времени..."

Промчавшись по стене, Ялмари нырнул за стену по веревке, не подозревая, что погони нет. Меньше чем через полчаса он добрался до ожидавших в лесу оборотней. Его тут же окружили. Первым подскочил Балор:

— Что? Что случилось? — закричал он.

До Ялмари начало доходить: он спасся один и этого ему не простят. Лучше бы погиб в замке. Он потрясенно смотрел на полного отчаяния князя. Подскочил Дагмар.

— Говори! — схватил принца за грудки. — Вы попали в засаду, да? Где Аран?

Ялмари молчал. Когда Дагмар стал трясти его, он не сопротивлялся. Сообразил, почему маг отпустил его. Именно на это и рассчитывал: оборотни ни за что не поверят, что все погибли и лишь ему — тому, кто затеял этот поход, — удалось спастись. Загфуран хотел именно этого: его казнят, и отношения между Умаром и Энгарном будут безнадежно испорчены.

— Стой! — негромко прохрипел Балор. — Его надо судить.

Дагмар послушался беспрекословно. Вот из кого получился бы отличный вожак, если бы Эль-Элион наделил Балора даром. Более опытные и могучие князья слушают его.

— Суд состоится здесь и сейчас, — продолжил Балор. — Круг! — скомандовал он.

Воины с факелами окружили Ялмари, создавая круг диаметром в четыре трости. В центре остались Ялмари и Балор. Принц стоял, опустив голову. Князь не отводил взгляда.

— Я обвиняю... — начал он, но голос сорвался. Сделал знак, воины расступились, освобождая проход. Он вышел, его место занял Дагмар.

— Я обвиняю, — голос звенел от ярости. — Ллойда Люпа, — "Специально называет меня людским именем", — подумал Ялмари, — принца Энгарна, в том, что он обманул доверие оборотней, заманил в ловушку Пагура Далита, вожака — Тевоса Восграна, — "Можно повесить на меня все смерти", — опять мелькнуло у него, — а также лучших воинов Умара. Что ты можешь сказать в оправдание?

— Я не буду оправдываться, — вполголоса ответил Ялмари.

— Ты признаешь вину? — прогремел Дагмар.

— Нет, — спокойно отозвался Ялмари. — Я не виновен.

— Признание или отрицание вины не влияет на твой приговор. Кто-то хочет защитить энгарнского принца?

Как и ожидал принц, в защиту на этот раз не прозвучало ни одного голоса.

— На колени, — приказал князь после небольшой паузы.

Ялмари повиновался.

— Ритуальный меч, — потребовал Дагмар. Ялмари почувствовал, как серебряное ребро оружия прикоснулось к шее. — Ты приговариваешься к смерти, во искупление вины. Пусть Эль-Элион будет милосерден к тебе.

4 юльйо, замок графа Иецера

Как только Тевос снова пришел в себя, девушка подала ему воды. Каждый раз он будто начинал жить заново, вспоминал обыденные вещи, например кто он, как тут очутился и кто эта девушка. Ее зовут...

— Спасибо, Ойрош.

— Может, все-таки поедите что-нибудь? — он в который раз отметил, насколько она серьезна. Кажется, девушка никогда не улыбается. И не потому, что попала в плен, а вообще. Что-то есть на дне ее глаз, отметающее всякую мысль о веселье. Тевос попытался увидеть ее прошлое, но голову пронзила острая боль, так что он сморщился и застонал. Кажется, дар временно отобрали... — Вам плохо? — склонилась она участливо. Он отказался, отвечая на оба вопроса. — Я вас замучила, да?

— Нет, — Тевос чувствовал, что готов еще немного поговорить. — Нет. Мне приятно разговаривать с вами. Я немного слаб, — губы дрогнули в улыбке.

— Расскажите еще немного о своем народе, — попросила она. — У вас есть школы?

— Есть. Отдельно для мальчиков и девочек.

— Да? — кажется, он смог ее поразить. — В Энгарне учат только мальчиков. И то, если у родителей много денег. Считается, что все, чему нужно учиться женщине, ее может научить мать или хорошая гувернантка. Чему же вы учите девочек?

— До пятнадцати лет тому же, чему и мальчиков: математика, чтение, письмо, история, Книга Вселенной.

— Только Книга Вселенной?

— У нас одна Священная книга, — подтвердил Тевос. — Мы считаем, что остальные выдумали люди, а первую Эль-Элион сохранил неизменной.

— Но все же, не Он ее написал, верно? — дождалась кивка. — Как мы можем быть уверены, что там действительно то, что Он хотел сказать?

Брови Тевоса дрогнули:

— Доказательства нужны математическим формулам. Вера не требует доказательств.

— Да, конечно, — многозначительно подняла брови Ойрош. — Я сказала глупость, — она сказала это так величественно, будто призналась в величайшей добродетели. Всмотрелась в оборотня. — Мой отец не поклоняется Эль-Элиону. Он считает, что Богу нет дела, до Его заблудших детей. Каждый выживает, как может. Это большой грех, по-вашему?

На этот раз Тевос отозвался не сразу. Спустя какое-то время уточнил:

— Вы спрашиваете о моем личном мнении или о мнении моего народа?

— А они сильно отличаются? — он не увидел, насмехается она или говорит серьезно.

От окна раздался вздох — мать опять не одобряла того, как Ойрош разговаривает с мужчиной. На этот раз девушка не обратила внимания на это выражение протеста, продолжала выжидающе смотреть на Тевоса.

— В данном случае — да, — проговорил он и объяснил, не дожидаясь просьбы. — Мой народ очень консервативен. Наверно, это хорошо. В меру. Наверно, мы бы не выжили, если бы поступали иначе. Я не знаю. Но хочу сказать, что кроме Книги Вселенной, у нас есть еще и храмы. Храмы, по легенде созданные Эль-Элионом. А храм — это... Это необъяснимо, — улыбка вымученно дрожала на губах. — Там чувствуешь, что Бог любит и ждет каждого, независимо от того, как он поклоняется. Если ваш отец так обижен на Бога, значит, у него есть на это причина. Он что-то пережил... Если это могу понять я, то тем более может понять Эль-Элион... Наверно, я плохо объясняю, — вожак обессилено прикрыл веки.

— Вы очень хорошо все объяснили, — возразила Ойрош. — Спасибо. Не буду вас беспокоить, — она покинула кресло и исчезла из поля зрения.

Тевос огорчился. Говорить он вправду не мог, но гораздо приятнее было смотреть на красивую девушку, чем на пустое кресло, пусть и богато отделанное. Он попытался увидеть будущее. Голову вновь пронзила острая боль. Теперь вожак застонал от разочарования. Почему дар покинул его? Потому, что вожаком может быть только сильный воин, а он стал беспомощней младенца? Может, кого-то другого уже избрали на его место? Начало накатывать отчаяние: пока с ним оставался дар, жила маленькая надежда, что они смогут спастись. Теперь угасла и она. Но Тевос знал без всякого предвидения: еще одной пытки он не переживет. Даже сильный организм оборотня имеет пределы прочности...

Посреди ночи вожак пробудился. Такого с ним еще ни разу не было: как будто нахлестали по щекам, чтобы привести в чувство, чтобы он предпринял что-то для спасения своей жизни и жизни этих женщин.

Он по-прежнему лежал на кровати, единственной в комнате. В кресле рядом спала Унайзат. Тевос беспокойно зашевелился: появилась уверенность, что его пробуждение неспроста. Женщина тут же проснулась:

— Вам плохо?

— Где Ойрош? — он не мог объяснить, почему нужна именно девушка, все происходило так, как во время пробуждения дара. Он делал и говорил что-то, почти отключив собственные мысли и эмоции, покоряясь влиянию свыше.

— Ойрош спит, — прошептала женщина. — Дать вам воды?

— Ойрош! — вместо ответа, позвал Тевос громче.

Услышал, как девушка вскочила, уронив что-то с колен, может быть, книгу.

— Что случилось? — встревожилась она, затем подбежала к постели.

— Помоги сесть, — он говорил так уверенно, что девушка не посмела ослушаться: тут же положила руку под голову.

— Что ты делаешь? — возмутилась Уна.

Тевос насколько мог решительно отстранил ее руки, пытавшиеся помешать. Сел на кровати, впервые внимательно оглядел комнату. Потом попробовал встать. Тут уже и Ойрош воспротивилась:

— Вам нельзя! — возмутилась она.

— Надо! — возразил он и, ни мало не смущаясь наготы, поднялся. Пошатываясь, подошел к двери. Отдохнул, упершись лбом в дверь. Ощупал ее. Дверь крепкая, есть место для засова, но вот сам засов убрали. Что можно сделать? Прислонился спиной к двери, еще раз оглядел спальню, в которой их держали. — Надо найти способ закрыть дверь, — наконец объяснил вожак свои действия.

Уна и Ойрош переглянулись.

— Вам не хочется еще раз перенести пытки, — заговорила Уна, — но это бесполезно...

— Вы не понимаете, — настаивал он. — Если они войдут сегодня ночью, мы все погибнем. Если не войдут — выживем.

Как Тевос и ожидал, первой поверила Ойрош.

— Можно придвинуть сундук и кресло, — предложила она и бросилась исполнять задуманное.

Еле держась на ногах, он подошел к ней. И тоже склонился над тяжелым предметом мебели. Большая удача, что хозяева замка хранили одежду и белье в большом сундуке. Кровать бы они точно не стронули с места. Вожак посмотрел на громадную постель. "Впрочем, стоит попробовать".

— Вы оба сошли сума! — возмутилась Уна. — Этот сундук задержит их на мгновение, не больше.

— А может, на пять мгновений, а это уже много, — Тевос, тяжело дыша, собирался с силами.

— Отойдите, — хмыкнула женщина. — А то еще свалитесь...

Он взглянул исподлобья, глаза в темноте сверкнули так яростно, что Уна отпрянула. Тевос быстро толкнул сундук к двери. Ойрош не успела помочь. Как бы ни был он ослаблен, сила оборотня больше силы человека.

— Кресло тоже, — отрывисто просипел вожак.

Вместе они передвинули и его. Тевос еще раз взглянул на кровать.

— Кровать слишком тяжелая! — пресекла мечты женщина. — Нам ее ни за что не сдвинуть.

Он внутренне согласился. И все же, что еще можно сделать? Какую-нибудь палку, чтобы вошла в пазы для засова. Может выломать из кресла? Вожак нагнулся, чтобы перевернуть его и не смог. Открылась рана. Кровь хлынула на живот, ноги, он пошатнулся и упал бы, если бы Ойрош не подставила плечо и не опустила мягко в кресло — удержать его не смогла. Теряя сознание, он еще раз проговорил:

— Не впускай их... Продержаться до утра...

4 юльйо, замок графа Иецера

Дагмар занес меч над головой Ялмари. Странное состояние охватило принца. Он уже сбился со счета, сколько раз за последний месяц он оказывался на волосок от смерти и чувства притупились. Не было ни страха, ни сожаления, только мысль, что князь силен, а значит, смерть наступит быстро. Он испытывал облегчение! Больше не придется стоять перед мучительным выбором и отвечать за свои поступки. Он сделал все, что мог, и может уйти. И напоследок хотелось услышать этот последний свист рассекаемого мечом воздуха, после которого жить останется два мгновения. Или одно.

Воздух молчал. Оборотни тоже. Лишь где-то в вышине шумели крылья, будто стая огромных птиц летела в сторону замка Иецера. Ялмари взглянул вверх и увидел, что другие оборотни тоже всматриваются в небо. Дагмар почему-то опустил меч. Все ожидали развязки, и она последовала незамедлительно. Вопль ужаса — один, второй, третий, наконец, они слились в диссонансный хор, а следом звон цепей, подъемный мост с грохотом упал на землю, а следом распахнулись ворота.

Балор первым сориентировался в происходящем. Он снова вступил в круг и скомандовал:

— Князья, десятники, по местам. Все в замок. Принц Ллойд идет со мной. Быстро!

Легкий туман окутал луг перед замком, и вскоре стая огромных волков, в темноте казавшихся черными, лавиной ринулась к замку. Крики ужаса и боли оттуда не смолкали, но они пока не могли видеть, что происходит.

Ялмари вбежал во двор замка вместе со всеми. Пронзительный крик заставил отпрянуть, прижав уши к голове. Перед мордой упал человек. Слабо шевельнулся и замер — от удара о землю, он сломал шею. Другие волки тоже остановились. Ворваться в замок так же быстро, как они мчались по полю, не получилось: сверху падали люди — воины замка, и оборотни опасались попасть под них. Судя по тому, как быстро они умирали, бросали их с высоты большей, чем стена замка и даже самая высокая башня.

Заминки защитникам замка хватило, чтобы прийти в себя и перестроиться к битве. Чей-то командный голос отдавал приказы, в оборотней полетели стрелы, но Ялмари заметил: не все они были с серебряными наконечниками, к тому же лучникам приходилось стрелять и вверх. Они не успевали, и защитников замка постепенно сминали. Командный голос умолк, началась бойня.

Ялмари впервые участвовал в таком сражении, поначалу он откровенно растерялся. Но когда высокий воин с остекленевшим взглядом бросился на него с серебряным мечом, реакция оказалась быстрей, чем ожидал от себя. Принц-оборотень бросился прямо на человека, лишь в последний момент вильнув в сторону. Меч просвистел в воздухе почти над ухом, но он уже заканчивал движение, мощным прыжком повалив нападавшего. Зубы оборотня со всего маху вцепились в горло. Но когда принц отпустил человека, тот еще дышал. Сработала многолетняя привычка: в юности увлекшись охотой на мелкую живность, он отпускал жертву, чуть прижав ее к земле и с интересом обнюхав.

Вкус человеческой крови вновь вызвал омерзение, Ялмари замутило. Из-за этого чуть не пропустил следующий удар. Подоспевший на выручку товарищу воин, уже почти достал его оружием, но принц резко прижался к земле и отскочил в сторону. Меч слегка рассек шкуру на плече. Ялмари припал к земле, изображая тяжелораненого. Тактика сработала: стражник кинулся добивать оборотня, держа меч низко в вытянутой руке. Ялмари сначала прокусил кисть, а потом, воспользовавшись беспомощностью воина, вцепился в горло. В этот раз удар зубами по шее пришелся сбоку. Из пробитой артерии потоком хлынула кровь, не оставляя противнику шанса выжить. Морда человекозверя обагрилась кровью, вязкие струйки испачкали шерсть на груди...

Дальше для принца все смешалось: кто-то наносил удары ему, кто-то успевал только замахнуться, он бросался на врага, рвал зубами, легко раздирая тонкую человеческую кожу, вонзал клыки в податливую плоть. Крылатые тени метались в небе и принц наконец понял, кто стал его невольным спасителем. "Вампиры! Уже второй раз..." — Ялмари ловил их силуэты боковым зрением — разглядывать было некогда. Когда черная тень спикировала на воина герцога буквально в двух шагах, принц впервые увидел обратившегося вампира.

Шерсть невольно встала дыбом. Невозможно оставаться спокойным, когда на тебя падает существо с черными распахнутыми крыльями, глазами, светящимися красным светом, огромными клыками, которые не помещаются во рту... Коричневая кожа, длинные пальцы с острыми, загнутыми ногтями — это существо ни капли не напоминало людей, с которыми он общался в замке Шонгкора. Не зря их считали проклятыми: подобных монстров тяжело было даже называть другой расой.

Упавшая с неба тварь не вцепилась человеку в горло, как ожидал принц, а подняла воина высоко в воздух и отпустила. "Интересная тактика", — мелькнуло у принца и тут же припомнились слова Нальбия, что не все вампиры из семьи Кедера Шонгкора пьют человеческую кровь. Но если уж они ее попробуют — обратной дороги не будет, придется охотиться на людей.

Ялмари заметил, что и оборотни, и вампиры стараются как можно скорее проникнуть внутрь замка. "А ведь если мы опоздаем — вожака убьют", — сообразил он. Оглянулся, ища Балора, но того рядом не оказалось. Возможно, он не так уж и переживал, что принц сбежит. Принц с удвоенной силой окунулся в бой.

4 юльйо, замок графа Иецера

Загфуран проспал довольно долго. Кошмары повторялись еще и еще, но сильный молодой организм брал свое. Уже поздно ночью он очнулся и тут же почувствовал чудовищный голод и жажду. Желудок выкручивало от боли. Какой же он дурак! При потере крови в первую очередь надо что-то поесть — как иначе восстановишь силы? Он поднялся, дрожащими руками натянул капюшон, и выскочил в коридор.

Там тускло догорали факелы — он настоял, чтобы их не тушили и ночью. По тому, что они почти догорели, маг определил, что до рассвета осталось около трех часов. Он мог бы растолкать слуг и потребовать пищи, но придется ждать хотя бы час, пока они проснутся и что-то приготовят. Быстрее самому найти еду. Загфуран добежал до кухни. Ночью замок пустовал: ни к чему охранять его изнутри. Герцог щадил людей, когда это было возможно, — стража оставалась на стенах, у ворот и в некоторых ключевых местах замка.

Лишь на первом этаже он встретил воина, который при виде мага, почему-то побледнел и, выставив перед собой пику, спросил дрожащим голосом:

— Стой! Кто такой?

— Ты что, пьян, дурак? — рыкнул Загфуран, проходя мимо, не обращая внимания на пику.

— Н-нет, — проблеял воин вслед. — Н-не признал.

Маг вошел на кухню. Здесь еще стояла тишина: повар со слугами остались от графа Иецера, они поднимутся не раньше, чем через час. Первым делом минарс схватил кувшин. Хлебнул из него и тут же с отвращением выплюнул содержимое на пол, согнувшись, чтобы не испачкать балахон. Вода! Зачем держать в кувшине воду? Заглянул в другой. Тут, кажется, вино. Сделал несколько глотков, но тоже скривился. Не то! Стал искать еду, презрительно откинул хлеб и сыр. Наконец наткнулся на тушу барана. Повар заготовил его с вечера, чтобы утром разрубить на куски и сварить похлебку. В ярости Загфуран рвал зубами сырое мясо. Куда девалась слабость? Он ел и ел, вспомнив, что лучшее средство от малокровия это именно сырое мясо, желательно с кровью. Но кровь почти вся стекла. Он набил желудок и с тоской убедился, что жажда так и не прошла. Что же ему выпить? Маг вспомнил, что в сарае во дворе замка есть курятник и загон для скота. Он направился во двор, не обращая внимания, что громко хлопает дверями, будя чутко спящих воинов. Они спросонья выскакивали в коридор, протирали глаза. Некоторые машинально следовали за ним, решив, что маг разбудил их по какому-то делу.

Загфуран захватил факел со стены и пошел в курятник. Тут он сунул факел в руки подоспевшему солдату, схватил спящую курицу и одним рывком оторвал ей голову. Тело птицы трепыхалось, из шеи фонтаном била кровь. Маг жадно припал губами к этому источнику. Потом проделал то же самое с другой птицей. Воин за спиной молчал, но дышал часто и прерывисто. Загфуран собрался схватить еще одну квочку, когда нахлынуло чувство опасности. Он оцепенел. Стремительно повернулся к солдату, тот бледный, как кисейный платок герцога, испуганно отшатнулся.

— Что с-с ва-ми?! — заикаясь, вскрикнул он.

— Меня ранили, мне нужно восстановить силы, — злобно прошипел маг. — Хватит орать, дурак.

— А ч-что с глазами? — пролепетал он. — Они с-светятся к-красным...

Загфуран словно не расслышал.

— Кто-то проник в замок, — произнес он, хищно втягивая воздух ноздрями. — Быстро поднимай всех по тревоге, иначе будет поздно. Проверьте стены везде!

Услышав приказ, воин исчез, а через мгновение ночную тьму огласил трубный звук. Дисциплинированные солдаты герцога, вскакивая с постелей, хватали в руки оружие и выбегали во двор, другие несли факелы.

Рядом со стражами, охранявшими ворота, они заметили темные фигуры.

— Стрелы с серебром! — тут же отреагировал минарс. — Оборотни! Стрелы поджигать!

Если бы он опоздал хоть немного, замок бы захватили. Оборотни уже подошли к цели. Все переменилось настолько неожиданно, что захватчики растерялись, не зная: попытаться захватить ворота или спасаться бегством. Этого замешательства хватило воинам, чтобы заменить стрелы. Воздух вспыхнул огнем. Теперь о нападении не могло быть и речи. Оборотни попытались спастись, но шансов не осталось. Внезапно Загфуран узнал того, кто привел их сюда.

— Не стрелять! — заорал он и помчался к дозорному пути, выхватив серебряный меч из рук одного воина. Когда обстрел закончился, к выжившим подбежали воины. Добить тех, кто не погиб от стрел, не представляло труда. Даже то, что они обратились в волков, уже не могло их спасти. Загфуран успел вовремя. Перерезав горло матерому волку, он тут же отступил. Последний большими прыжками помчался прочь. В воздух снова взвились стрелы, но маг еще раз крикнул:

— Не стрелять! — и добавил чуть тише. — Пусть уходит.

Когда он спустился вниз, его охватила слабость. Ноги подкосились, тело внезапно загорелось изнутри, будто его окунули в кипяток.

— Зачем отпустили оборотня? — разгневался Тазраш, выходя навстречу, и тут же испуганно отступил. — Что у вас с глазами?

— Я болен, — огрызнулся Загфуран, натягивая капюшон еще глубже, хотя уже понимал, что вряд ли это поможет, он стремительно направился обратно в замок, надеясь успеть попасть в спальню до того, как свалится без сил. — А насчет оборотня не волнуйтесь. Так надо, — и прошел мимо, стараясь не упасть в присутствии герцога.

— Что значит "так надо"? — когда маг повернулся спиной, герцог тут же забыл страх. Он преследовал минарса по пятам. — Объяснитесь немедленно!

— Его убьют свои, посчитав предателем. И тогда они точно не вернутся, — заметил Загфуран. Бесконечный коридор закончился, и он захлопнул дверь спальни перед носом Тазраша.

Он еще нашел в себе силы вставить засов, а затем упал на кровать. Его то знобило, то охватывал жар. Он закутался в плащ, с трудом накинул на себя одеяло, потом все сбросил, чтобы через мгновение опять укутаться. Загфуран чуял: стоит уснуть — и кошмары придут опять. Он будет метаться в них, словно в паутине, не имея возможности проснуться. Теперь, когда ему еще раз сказали, какие изменения произошли с глазами, маг понял, что к потере крови его болезнь не имеет никакого отношения. Если бы его мучила обычная жажда или голод, он бы выпил и воду, и вино, съел бы кусок хлеба — всегда он довольствовался малым. Но теперь требовалось иное. Он жаждал крови. Скорее всего, болезнь продлится еще неделю. И в следующий раз, когда он проснется от голода или жажды, надо быть осторожнее, иначе все, что он сделал на Гоште пойдет прахом. Стуча зубами от холода, который постепенно переборол внутренний жар, Загфуран все еще боролся со сном, не желая погружаться в бездну ужаса, но неумолимо проигрывал. Его знаний не хватало, для того чтобы исцелиться. Можно исцелиться от малокровия и горячки, но от яда кровососа он лекарства не знал. Через неделю он полностью превратиться в вампира. И если он не найдет способа избавиться от этого наваждения — продвижению в храме Света наступит конец.

...Он висел на вертеле и медленно поворачивался над огнем. Кожа с одной стороны запекалась, с другой ее будто обдавали морозом, поэтому Загфуран даже дергался, чтобы быстрее вертеться, чтобы остудить один и бок и погреть другой. Понимая, что не справляется, выкрикнул:

— Эй, кто-нибудь!

И оглянулся в поисках помощников. От увиденного он забыл и о холоде, и о костре: жуткие твари, похожие на лысых обезьян, покрытых черной слизью, сидели вокруг, будто ожидая обеда. Он вспомнил, где видел таких. Мир Пау, созданный одним из сумасшедших Управителей был полностью заселен этими монстрами. Храм Света очистил его и сделал пригодным для жизни людей. Но как они очутились здесь?

Одна из тварей протянула руку, которая неправдоподобно удлинилась и истончилась, но когда она дотронулась до его предплечья, оказалось, что пальцы такие же сильные и твердые. Тварь пощупала мышцы, и маг с ужасом дернулся, догадываясь, что она хочет сделать, но отстраниться не мог: его крепко привязали к вертелу. Тварь примерилась и оторвала от руки кусок плоти. Минарс заорал, задергался и очнулся. Он все еще лежал на кровати в комнате. Мышцы на руке болели, будто их и вправду повредили.

Не успел он перевести дух, как кошмары вернулись. Его жгли, рвали на части, пили кровь, душили, топили... Он вырывался и кричал, открывал глаза и снова терял сознание. В краткие мгновения просветления он надеялся лишь на то, что его крики не слышат обитатели замка.

Наконец сон стал спокойнее, но ненадолго. Что-то беспокоило его, будто чувство самосохранения говорило Загфурану, что в замке происходит что-то непредвиденное. Кто-то уговаривал немедленно проснуться. Но он себя успокаивал: "Ты сделал все, что мог. Твоя помощь не нужна. Ты можешь отдохнуть". Вскоре в дверь забарабанили, и он сквозь полудрему услышал Тазраша:

— Загфуран! Куда вы подевались, шереш вас раздери! Немедленно поднимайтесь, на нас напали.

"Напали на нас раньше... — размышлял он, пытаясь стряхнуть с себя болезненный сон. — Я ведь предупредил, что напали..."

— Загфуран! Я выломаю дверь и выброшу вас из окна, если вы немедленно не откроете!

Маг все же проснулся. Хорошо, что он не разделся: как чувствовал, что будет еще один неприятный визит. Сел на кровати и чуть не свалился на пол от сильнейшего головокружения, следом подступила жажда, придающая силы и желание убивать все, что попадется на пути. Остатки разума побудили накинуть капюшон.

Он резким рывком встал, подошел к двери и, сняв засов, открыл дверь так неожиданно, что герцог по инерции чуть не упал на него.

— Вампиры! — заорал Тазраш, опомнившись.

— Как? — в крайнем изумлении воскликнул Загфуран. Скрипнул зубами. — Я должен был предположить!

— Что предположить? Что они могут напасть? Вы тоже встречались с ними? Если вы не поможете...

Чуткое ухо мага уловило это маленькое "тоже" в речи герцога.

— А где встречались вы? Ну-ка выкладывайте быстро!

— Он убил моего сына, — глухо проговорил герцог.

— Кто "он"? вампир? — дождавшись кивка Тазраша, продолжил допрос. — Вашего сына убил вампир, живущий в Энгарне? Почему вы только сейчас говорите об этом? Как это произошло?

— Какое вам дело как? — снова заорал герцог. — Нашли время спрашивать!

— Я не двинусь с места, пока не расскажете все! — ответил маг в таком же тоне, и герцог сник.

— Зара познакомился с красивой девушкой. Узнав, что она не аристократка, он... Она играла с ним, заводила его, а сама...

— Короче он ее изнасиловал, — завершил Загфуран вместо герцога.

— Он... Неважно! Главное, что вскоре после этого мне принесли его совершенно обескровленного. Я знал, что его убийца скрылся где-то за Рыжими горами, когда мы вошли в Энгарн, без труда захватил девчонку и ее мать.

— Идиот! — разозлился Загфуран. — Вы раньше не могли сообщить об этом? О чем вы вообще думали? Или вы рассчитывали, что у них такая милая семейка: мама, дочка и папа-вампир? То, что их может быть много, вы не предполагали? Не мешайте!

Он сосредоточился, пытаясь наложить какое-нибудь заклинание на замок, чтобы уничтожить нападавших или защитить воинов, но его буквально швырнуло на пол от слабости, а следом нахлынула такая жажда, что он чудом не набросился на герцога. Получается, отныне он сможет пользоваться магией, только если напьется крови.

— Быстро к пленникам! — скомандовал маг и поднялся, придерживаясь за стену. Загфуран, чувствовал, что свернет хорошенькую шейку девчушке, когда войдет в спальню. Свернет и вдоволь напьется ее крови. Эта мысль будто окрылила, он добрался до спальни быстрее, чем Тазраш, но когда толкнул дверь, она не поддалась.

— Откройте немедленно! — закричал он. Голос стал сильнее, и новые нотки появились в нем, будто рычание хищника.

За дверью послышался шорох и тревожное пыхтение. Кажется, пленницы привалились к двери, чтобы ни в коем случае не позволить открыть ее.

— Позовите кого-нибудь из солдат! — приказал он герцогу.

— Воины пытаются сдержать оборотней и вампиров!

— И оборотни?! Они же ушли!

— Вернулись, когда кровососы открыли ворота замка.

— Приведите воинов, иначе мы проиграем, — как только герцог исчез, маг вытянул руки. Может, получится испепелить дверь? Руки бессильно упали, а его опять скрутило от боли.

— Шереш! — первое, чему он научился, готовясь к покорению Гошты, — это ругаться на местном наречии. Он сжал губы.

Примчался Тазраш, бледный и явно испуганный.

— Там настоящее подземелье шереша! Щева мертв. Остальные продержатся не больше получаса.

— Герцог, — Загфуран казался серьезным и собранным. — Если вы хотите удержать замок — откройте эту дверь.

Тазраш отошел и изо всех сил врезался в дубовую преграду. Потом вновь и вновь. Она начала мало-помалу приоткрываться. За дверью тоненько вскрикнули и попытались закрыть опять, но герцог еще раз саданул по двери и просунул туда плечо и руку. В нее тут же вцепились зубами. Он побледнел, но все же расширил щель.

Загфуран отвернулся и сосредоточился. Он пытался увидеть будущее. На это сил хватило, и он увидел: они не успеют. Он сорвался и понесся по коридору.

— Загфуран! — крикнул герцог вслед. — Куда?

— Идите за мной, если хотите жить! — скомандовал маг, не оборачиваясь и нимало не беспокоясь, идет Тазраш следом или нет.

Он был страшно зол и голоден. Надежда на то, что он сможет утолить жажду, используя пленников, не оправдалась. Весь многомесячный труд на Гоште пошел прахом. Вместо того чтобы продолжать готовить бунт в стране и по одному захватывать замки, приходится бежать обратно в Кашшафу, то есть возвращаться к тому, с чего он начал. Еще неизвестно, как к поражению отнесется король Манчелу. Конечно, все можно свалить на идиота-герцога, но в таком случае, лучше взять его с собой. Маг открыл потайной ход в стене, схватил факел со стены и подождал Тазраша, спешившего следом.

Маг смерил его взглядом, на бледном лице герцога расцвели красные пятна. Он догадался о том, что его ждет, но все же шагнул в темноту перед магом, когда тот отступил в сторону. Загфуран сделал небольшое магическое заклинание, отбивающее посторонние запахи, — хорошо, что хоть на это сил хватило, — и быстро закрыл за собой дверь.

— Возьмите факел, — обратился он к герцогу. — Идите вперед. Этот ход выведет нас прямо к ущелью Белых скал. Оттуда сможем добраться до столицы.

Очень хотелось добавить: "Где вы ответите за армию, погибшую исключительно по вашей глупости", — но прикусил язык. Ни к чему пугать герцога, а то еще чего доброго попытается исчезнуть.

4 юльйо, замок Иецер

Солнце еще не взошло, когда замок полностью захватили. Оборотни, перекинувшись в людей, подсчитывали потери, перевязывали и заливали настойками раны. Погибло двенадцать волков, девять из них — те, что пошли с Ялмари. Из князей не досчитались лишь Арана. Ялмари, отрешенно сидевший во дворе возле стены, краем уха услышал фразу Дагмара:

— Вожак предупредил, что Аран уйдет первым, но кто мог предположить, что он погибнет так скоро? — в голосе сквозила нестерпимая боль.

Подозрения еще не сняли. И можно ли их снять?

Оборотни осматривали внутренние помещения замка Иецер. Одну из комнат выделили для оставшихся в живых солдат герцога. Тех, кто не мог дойти туда самостоятельно, принесли на руках. Герцога, как и мага, не нашли ни среди живых, ни среди мертвых, что приводило к неутешительному выводу: они сбежали.

Дагмар, едва проникнув в замок, сформировал небольшую группу для поиска вожака. Вместе оборотни прочесали каждую пядь подвальных темниц, но Тевоса не нашли. В сыром и грязном подвале сидело немало пленников герцога из числа энгарнцев, бывших охранников замка, не пожелавших принести присягу захватчику, но вожака среди них не обнаружили.

Пленники, боявшиеся оборотней, не спешили покинуть мрачные стены тюрьмы. В подземелье на Дагмара смотрели со страхом и ненавистью. Люди жались к стенам, понимая, что у них нет ни оружия, ни сил, чтобы защититься. Многие не смогли бы уйти отсюда, даже если бы захотели: они едва дышали. Третьи уже потеряли разум от пыток и лишений.

Князь пытался выяснить у них, где еще содержатся пленники, но разговаривать с ним не захотели. Уходя, князь объявил, что все желающие могут покинуть замок.

Принц не получил серьезных ран в бою. Кожа была немного рассечена от скользящего удара в самом начале боя, Ялмари не обращал на это внимания. Тонкая струйка крови в том месте, где "клюнула" серебряная стрела также не представляла опасности. Многим другим требовалась серьезная помощь. Ялмари решил перевязать себя сам, когда к нему подсел Балор. Его правая рука безвольно обвисла, перебитая чем-то тяжелым.

— Давай перевяжу, — предложил князь.

— Может, сначала я тебя? — откликнулся принц.

Балор не противился. Сначала молча наблюдал за действиями принца, а затем заговорил вполголоса:

— Я не верю, что ты предатель, но я не знаю, что думать. Почему твой прекрасный план сорвался? Ты не захотел объяснить это всем, так объясни мне. Я поверю.

Ялмари туго затягивал рану Балора, не глядя на него, ответил так же тихо:

— В замке был тот же маг, что и в пещере. Загфуран. Он почувствовал нас и в последний миг, когда мы были уже у ворот, поднял по тревоге воинов. Меня приказал не трогать.

— Но почему?! — горячо прошептал Балор.

— А ты не понимаешь? — горько поинтересовался Ялмари.

Их взгляды встретились. Спустя какое-то время Балор вымолвил:

— Я попробую найти подтверждение твоим словам. Не всех людей убили. Кто-то должен был слышать мага. А может, мы еще и его найдем...

— Сомневаюсь, — хмыкнул Ялмари. — Но слышали Загфурана многие. Он кричал громко.

Балор здоровой рукой помогал делать Ялмари перевязку, когда перед ними возник строгий черный силуэт. Шонгкор. Он нисколько не напоминал то чудовище, что Ялмари видел в битве. Когда полы плаща колыхнулись, показался голый торс.

— Ты жив, принц? — в голосе вампира не слышалось ни ярости, ни насмешки, ни торжества. Он будто смертельно устал. — Я рад этому. Мне сверху почудилось, что тебя хотели казнить, — искоса взглянул на Балора. Тот оскалился и спешно ретировался, процедив напоследок:

— Лучше не разговаривай с ним, Ялмари. Вряд ли это прибавит тебе благосклонности оборотней.

Ялмари уходить не спешил. Может, потому, что его воспитали как принца, он страшно не любил, когда кто-то решал, что ему надо делать. Шонгкор сложил руки на груди и прислонился к стене:

— Не прислушаешься к совету брата? — презрительно осведомился он. — Люди и оборотни не испытывают особого восторга от общения с нами. Так, принц?

— Может, в этом не только наша вина? — предположил Ялмари. — Вы сеете смерть.

— Нет, принц. Нас ненавидят не за то, что мы делаем, а за то, кем являемся. Многие из тех, кто живет со мной, никогда не убивали людей, но их сторонятся так же, как меня. Сегодня ночью мы вообще оказались союзниками с оборотнями. Смогли бы вы захватить замок без нас? Но... это мало что изменило, правда?

— Предрассудки сильнее нас, — горько констатировал Ялмари. — Спасибо вам. Вы спасли мою жизнь.

— Пустяки. Тем более что я не делал этого специально. Герцог захватил мою жену и дочь. Поэтому я здесь. Я не стал бы помогать тебе или кому-то еще из оборотней. Весь мир презирает меня — а я презираю весь мир... Но, признаюсь, ваше присутствие не помешало.

— Получается, наши интересы удачно совпали, — принц поднялся. — С вашей семьей все в порядке?

— Да... — бесстрастное лицо Кедера дрогнуло. — Моя жена смогла найти слова, которые напугали герцога. Их не тронули. Идем, я познакомлю вас, — вампир сделал чуть заметный приглашающий жест. — Я нашел их в одной из спален. Заодно поможешь мне, у нас там вышла заминка...

С этими словами он направился по лестнице вверх. Ялмари последовал за ним. Шонгкор привел его в большую комнату с широкой кроватью. Повсюду в беспорядке были разбросаны вещи: сундук, кресло. На кровати кто-то лежал, накрытый простынею до пояса. Как только они появились, девушка с печальными, синими, как и у вампира, глазами, шагнула к ним.

— Ты нашел помощь, отец? — взглянула на Ялмари и отошла: чуть в глубине, у окна стояла женщина в голубом атласном платье.

— Уна, — обратился Шонгкор к женщине, — Ойрош, — он перевел взгляд на девушку, — это принц Ллойд, сын моего друга Онера. Помнишь, я рассказывал тебе? — обратился к жене, — Шонгкор обернулся к Ялмари. — Моя жена и дочь.

Женщина улыбнулась:

— Рада познакомиться, ваше высочество. Жаль только, что мы встретились при таких печальных обстоятельствах.

— Буду рад видеть вас в Жанхоте, чтобы продолжить знакомство в более подходящий условиях, — галантно поклонился Ялмари (видела бы его королева!).

— Мы польщены приглашением, — склонилась женщина, быстро взглянула на мужа. — Но мы редко бываем в Энгарне... в силу определенных обстоятельств.

Ялмари не успел что-либо ответить — вмешалась Ойрош.

— Может, кто-нибудь все-таки, поможет ему? — она показала рукой на лежащего в постели.

— Ты зря так волнуешься, милая, — Шонгкор даже не обернулся в сторону постели. — Если до сих пор не умер, теперь тем более выживет. Принц, не посмотрите за оборотнем? Моя дочь отказывается покидать замок, пока не уверится, что ему оказали необходимую помощь.

Озаренный догадкой, Ялмари подскочил к кровати. Под сенью балдахина лежал Тевос. Через изможденное лицо шел красный рубец, магический ошейник все еще жег кожу, легкая ткань не могла скрыть множество колотых и резанных ран, а так же следов ожогов. Ялмари решил, что это просто чудо, что с таким количеством ран он выжил. Чудо или...?

— Вы заботились о нем, — произнес утвердительно, а не вопросительно, склоняясь над вожаком.

— Мы с мамой делали все, что могли... — голос девушки дрогнул. — Он тоже спас нас, если бы не он...

Ялмари уже не слушал, позвал негромко:

— Тевос! — ни одна мышца не дернулась на изувеченном лице. — Надо срочно позвать кого-нибудь!

Подскочил к окну и, заметив знакомое лицо, крикнул:

— Балор! Вожак тут! — вернулся к постели, взглянул на девушку. — Чем вы лечили?

— Тем, что мне дал герцог, — она подала Ялмари баночку с мазью.

Принц поднес ее к носу, втянул сладковато-пряный запах:

— Лучше чем ничего... — вернул мазь и сел на кровать, пытаясь снять ошейник. Ничего не вышло: нужны были какие-нибудь инструменты.

Вскоре Балор вместе с Дагмаром зашли спальню, где расположилось семейство вампиров. Князья и Шонгкор сделали вид, что не заметили друг друга. Общими усилиями они освободили Тевоса. Шонгкор о чем-то беседовал с дочерью, отведя ее под локоть в сторону.

— Я объяснил дочери, что у оборотней нет врачей, каждый из них хорошо понимает в медицине, — пояснил он, поймав взгляд принца. — Пожалуй, мы возвращаемся домой. Я возьму лошадей герцога!

— Подожди, отец, я хочу видеть, — Ойрош вернулась к кровати.

Снимая ошейник, Тевосу все же причинили боль. Вожак застонал и очнулся.

— Ялмари? — туманный взгляд замер на лице принца. — Я надеюсь, ты мне не снишься? — он глубоко вздохнул — даже это движение причинило боль, он сморщился.

— Это я, брат, — принц аккуратно коснулся его плеча. — Ты выжил. Мы возвращаемся домой.

— Ойрош... Что с ней?

Ялмари встал с кровати, пропуская вперед дочь вампира. Взгляд вожака сразу потеплел, он положил руку на ее ладонь:

— Спасибо вам за все... Я обязательно найду способ отблагодарить вас.

Бледное лицо девушки оставалось спокойным и серьезным.

— Прощайте, — сдержанно произнесла она. — Желаю скорейшего выздоровления... вожак.

Что-то изменилось в лице Тевоса:

— Я найду тебя...

Стоящий поодаль Шонгкор дернулся от этих слов. Ялмари заметил это и грустно подумал: "Ты попал, Тевос! С одной стороны вампир, с другой стая..."

Девушка несколько поспешно поднялась с кровати, расправив платье так, словно что-то пыталась с себя стряхнуть. Еле кивнув сначала Тевосу, затем, уже сделав несколько шагов, всем находящимся в комнате, она вышла вслед за отцом. Тут же прочь последовала и Уна, одарив на прощание принца светской улыбкой.

— Если бы не эта девушка... — Тевос не договорил.

— В захвате замка участвовало более тридцати вампиров, — заметил Дагмар, перевязывая раны Тевоса. — Представляешь, — обратился к Балору, — какое у нас теперь соседство? Надо будет что-то делать с этим...

— Они помогли нам, — возмутился Ялмари.

— Лучше не встревай... — тон князя тут же изменился. — С тобой еще предстоит разговор.

— В чем дело? — слабо поинтересовался вожак.

— Давай-ка об этом потом, — вступил Балор. — Нам надо как можно быстрей покинуть замок. Я распоряжусь о подготовке носилок и повозки для Тевоса, а ты, — он повернулся к Ялмари, — никуда не уходи. Дагмар прав. Надо решить все раз и навсегда. Соберем всю стаю.

Ялмари развел руками: как скажешь.

Перед Советом стаи Балор дал Ялмари последние наставления.

— Совет стаи проходит на холме Правосудия. Присутствовать могут все желающие. Обычно желающих немало. Но решение принимают князья. Большой вес имеет слово вожака, но Тевос не сможет присутствовать, — от этих слов холодок закрался в сердце принца. Смутно вспомнилось: "Меня в тот момент не будет рядом. Я не знаю почему..." Неужели сбудется и это пророчество? — Не волнуйся, — князь заметил его состояние. — Я считаю, что князья уже достаточно узнали тебя, чтобы принять правильное решение. Единственное, что тебе можно предъявить, — это то, что погиб десяток, который ты повел на захват замка. Но я допросил пленных, они подтвердили твои слова.

До полудня Ялмари гостил в доме Балора. Когда подошло время Совета, они направились в лес. Принц заметил холм Правосудия издали. Полукруглая насыпь с плоской, словно срезанной верхушкой располагалась в центре поляны — ее создали оборотни. Со стороны города на холм вели ступени. Князья подошли почти одновременно. Следом потянулись другие оборотни: молодежь и старики, женщины, дети. Балор сделал знак, предлагая Ялмари взойти на холм. Он почувствовал себя неуютно на возвышении: все смотрели на него. Конечно, собралась не вся стая, но оборотней присутствовало явно больше, чем жителей одного города. Принц заметил, что князья о чем-то договариваются у подножия холма. Потом Балор тоже поднялся, а другие, стоя на равном расстоянии друг от друга — примерно две трости — окружили холм.

Балор поднял вверх руку, сжатую в кулак. Сразу воцарилась тишина.

— Стая собралась, чтобы выслушать Ялмари Онера, — объявил Балор. Затем повернулся к принцу. — Ты хочешь услышать решение стаи?

— Да, — громко отозвался принц, как научил князь раньше.

— Чего ты хочешь, Ялмари Онер? Скажи об этом стае.

— Я хочу стать вашим братом. Я прошу стаю принять меня, — провозгласил Ялмари, медленно поворачиваясь вокруг себя, так, чтобы стая знала — он обращается ко всем.

— Решение князей — решение стаи. Ты согласен с этим?

— Да, — подтвердил он.

— Нужно ли стае время, чтобы принять решение? — на этот раз Балор взглянул на князей и стал спрашивать их по очереди:

— Князь Зихри?

— Нет.

— Князь Охран?

Этого оборотня Ялмари видел впервые. Вероятно, он занял место Арана. Гибель князя так отчетливо представилась, когда он взглянул в молодые, блещущие здоровьем глаза вновь избранного, что защемило сердце. Между тем Балор по очереди опрашивал князей, и все подтвердили, что они решат участь Ялмари немедленно.

— Решение будет принято сейчас, — подвел итог Балор. — Кто хочет говорить первым?

— Я, — кулак поднял Зихри. — Я буду краток. Мы не можем доверять тому, кто вырос в Энгарне и служит королеве. Люди никогда не делали нам добра.

— Кто хочет ответить? — поинтересовался Балор. Желающих не оказалось. — Тогда я отвечу. Мы говорим не о людях, а об оборотне. Онер не человек.

Кулак поднял Охран.

— Если его примут в стаю, он останется с нами? — спросил после кивка Балора.

— Что скажешь, Онер? — князь повернулся к Ялмари.

— Мне надо попрощаться с матерью. Я вернусь через неделю или две.

В стае послышался недовольный гул, но Балор вновь поднял руку, призывая к тишине. Следующий вопрос задал Харми:

— Почему не удалось открыть ворота замка? Почему погибли лучшие воины и князь Аран? Пока мы не знаем ответа на этот вопрос, мы не можем принять решение.

— Я допросил пленных в замке, — тут же вступился Балор. — Ялмари невиновен. Маг защитил людей от нашего нападения. Я не первый раз вижу этого мага и могу сказать, что он очень могущественен.

— Ты раньше общался с магами? — на этот раз поинтересовался Висар.

— Да, — кивнул Ялмари, чувствуя, как сжимается сердце.

— Сколько раз?

— Дважды.

— Ты имеешь в виду, что дважды встречался с магом, который защищал замок — Загфураном?

— Нет. Я общался с двумя магами.

Опять пронесся неодобрительный гул среди оборотней.

— Ты общался с магами добровольно?

Принц помолчал. Но, решив, что хуже уже не будет, проговорил.

— С Намжилдоржи я общался добровольно.

Теперь уже раздались раздраженные выкрики.

— Для чего ты встречался с этим магом?

— Намжилдоржи — скованный маг. Я чувствовал, что должен сделать это. Должен побывать у него, — честно признался Ялмари.

Теперь Балору пришлось долго стоять с поднятой рукой, чтобы наступила тишина.

— Кто хочет говорить?

Вызвался Царун.

— То что, Онер долго жил среди людей, отразилось на его чувствах. Он уже не может хорошо отличать добро от зла, а значит, будет опасен для стаи.

— Что скажешь, Онер?

— Намжилдоржи скован, — повторил он. — Кроме того, он полон раскаяния, ищет истины. Не должны ли мы помогать таким?

Стая притихла.

— Кто хочет говорить?

На холм, тяжело ступая, поднялся Дагмар.

— Этот юноша просит, чтобы его приняли в стаю. Он сделал немало доброго. Спас Ранели, когда ее хотели сжечь. Спас Балора — если бы он не вернулся за князем, еще один из нас был бы мертв. Можно сказать благодаря ему, мы спасли вожака. Пусть план провалился, но если бы в ту ночь мы не были рядом с замком, Тевос бы погиб, — Ялмари с благодарностью всмотрелся в говорящего, но тот не ответил на взгляд. — Однако я прошу, не только отклонить просьбу, но более того, запретить ему бывать на территории Умара, под угрозой смети. Его приход в стаю обернулся проклятием для нас. Он имеет связь с магами, имеет какое-то загадочное влияние на вожака, так что тот слушается его — кто знает, может, это колдовство? Он хочет втянуть Умар в войну, которая не нужна оборотням. Я готов предположить, что действует он не по злому умыслу, а является марионеткой в могущественных руках. Но кто стоит за его спиной? Полад, Загфуран или Намжилдоржи? Мне это неизвестно. И я не собираюсь это выяснять. Последней каплей для меня стало известие о том, что он подружился с вампирами, которые являются нашими злейшими врагами. Подружился с теми, из-за кого ни один оборотень не может чувствовать себя в безопасности в собственном доме. Может, и тут он скажет, что пытался помочь им? Его речи опасны. Они подобны яду. Они заставляют сомневаться в наших традициях. Не для того ли они звучат, чтобы уничтожить Умар? Повторюсь: может, он не понимает, что делает, но для стаи он, несомненно, опасен. И должен быть изгнан.

Одобрительные выкрики нарушили тишину леса. Прошло не менее четверти часа, прежде чем Балор смог обратиться к принцу:

— Что скажешь, Онер? — голос звучал устало, в нем сквозила безнадежность.

Ялмари набрал воздуха в грудь:

— Я не желал стае зла... — голос дрогнул.

Балор тяжело выдавил из себя.

— Кто еще хочет говорить? — не поднялось ни одной руки.

— Кто считает, что Онера надо принять в стаю? — он поднял руку, но никто не поддержал этот жест. — Кто считает, что Онеру можно позволить бывать в стае в качестве гостя? — и снова одинокая рука Балора. Охран тоже дернулся, но словно опомнился и не стал поддерживать опального принца. — Кто считает, что Онер должен быть изгнан из стаи? — задал Балор последний, самый тяжелый вопрос.

Руки князей взметнулись вверх под радостные крики стаи.

Балор повернулся к Ялмари. Лицо потемнело:

— Стая приняла решение: мы изгоняем тебя, Онер. Отныне, каждый, кто встретит тебя на территории Умара, имеет право убить тебя. Ты должен покинуть нас немедленно.

— Да, — Ялмари проглотил комок в горле.

Возвращаясь домой, принц подводил итоги. Совет стаи горько разочаровал. И главное, ведь он знал, что все будет именно так. Знал! Дважды его предупредили: один раз зеркало, а второй — вожак. И все равно на что-то надеялся... Так что же, выходит, ничего нельзя изменить? Люди верили в судьбу, а он считал, что сам строит жизнь, решает, что делать и как поступать. Теперь столкнулся с тем, над чем не имел власти. Хотел остаться в стае, но кто-то наверху (неужели Эль-Элион?) безжалостно отправил его обратно, туда, где он вынужден лгать и скрываться, где рискует не только своей жизнью, но и жизнью близких. Почему? Он с трудом подавлял горькие сомнения. Надо верить, что все послужит на благо. И это горькое разочарование тоже. И изгнание. Может, он пока еще нужен в Энгарне, ведь битва с Загфураном не закончена. Хотя миссию, которую на него возложили, он выполнил с лишком. Узнал, кто и как угрожает Энгарну. Освободил захваченный замок. Получается, не зря совершил столь длительное путешествие.

Пугала мысль, высказанная Дагмаром. Он другими словами повторил угрозу мага при первой встрече: "Куда бы ты ни пошел, я буду следить за тобой. И ты исполнишь мою волю, хочешь ты этого или нет". Что если и вправду все, что произошло с Умаром после прихода Ялмари, — это его вина? Он не мог сказать с уверенностью, что Дагмар заблуждался. Но тогда стоит ли возвращаться в Жанхот? Не лучше ли уйти туда, где он никому не сможет повредить?

Принц остановился. Из Умара он планировал отправиться к капитану Шраму за лошадью и вернуться в Жанхот. Но теперь решил: "Я рядом с Намжилдоржи. Наверно, стоит еще раз побывать у мага и еще раз посмотреть в зеркало — зеркало верных решений". Он свернул в сторону домика мага.

Вообразил суд над Ранели. Теперь не сомневался, что ее изгонят. Ведь она стала виновницей того, что вожака пленили, выходит, и в гибели оборотней, которые пытались его освободить, виновата не меньше Ялмари. Представил, что ее теперь ждет. Он мог вернуться к семье, а ей куда идти? Вот уж кому можно только посочувствовать...

4 юльйо, Кашшафа

Загфуран с герцогом добрались до постоялого двора за Пегларскими горами к завтраку, и минарс сразу потребовал отдельную комнату. Здесь им предстояло ожидать, когда из ближайшего замка приведут лошадей. Тогда они отправятся в столицу, чтобы рассказать королю обо всем. Маг надеялся получить новое войско.

Минарс заперся в своей комнате, во-первых, потому что не хотел видеть герцога: тот страшно раздражал Загфурана. Во всем, что произошло, маг справедливо винил Тазраша. Шереш его дернул, попытаться отомстить вампирам... Впрочем, и с себя он не снимал ответственности. Размечтался обратить энгарнского принца. Если бы он убил Ялмари в первую же встречу, когда встретил у старейшины, замок Иецер остался бы в руках кашшафской армии. С другой стороны, Загфуран верил в провидение. Если принц выжил, то еще послужит делу Света — вольно или невольно.

Во-вторых, Загфуран заперся, потому что у герцога на языке наверняка крутятся вопросы относительно того, что происходило с магом в замке. Он тогда проявил неосторожность, потому что не сразу осознал, что с ним происходит. Следовало определить, что делать дальше. По-хорошему, все силы надо бросить, чтобы найти антидот. С ним произошло самое ужасное, что могло случиться — он превратился в вампира. За это утро он незаметно от Тазраша напился крови еще двух кур. Этого явно недостаточно. Да и мутация еще не закончилась. Опять начинался озноб и слабость. Теперь нельзя появляться в Храме Света, и надо сделать все, чтобы никто оттуда не пришел на Гошту, чтобы помочь ему. Сколько он сможет водить за нос собратьев? Неизвестно. С другой стороны, если Загфуран возобновит военные действия в Энгарне, в Храме поймут, что минарсу сопутствует успех, и позволят работать в одиночку. Значит, первым делом — Энгарн. Замок Иецер безвозвратно потерян, туда лучше не возвращаться. Надо найти кого-то на место Тазраша — пока маг будет сеять в Энгарне смуту, новый маршал пусть собирает армию.

Загфурану предстоял тяжелый разговор с королем. Герцог — его любимчик, но оставлять во главе армии человека, который действует по своему усмотрению и проваливает успешно начатое дело — невозможно, он подобным образом поступит и в следующий раз.

Размышления Загфурана прервал стук в дверь.

— Кого там принесло? — рыкнул Загфуран. — Я просил не беспокоить!

— Мне надо поговорить с вами, — голос герцога тих, но тверд.

— С вами я хочу видеться меньше всего, — разозлился маг.

— И все же, я полагаю, это в ваших интересах, — раздался непреклонный голос.

"Ба! Да Тазраш уже пришел в себя..." — Загфуран, подумав, впустил герцога в комнату — лучше знать, что у того на уме и вовремя обезвредить:

— Если меня не заинтересует первая фраза...

— Думаю, заинтересует, — с достоинством произнес тот. — Я садиться не буду. Хотел поговорить по поводу ваших планов.

— В мои планы я вас посвящать не собираюсь, — Загфуран клацнул зубами.

— Я и так о них догадываюсь, — оскалился герцог. — Хотите нажаловаться королю, чтобы меня сместили, а еще лучше — казнили... Но стоит ли?

— Решу без вас!

— Загфуран, я не хочу с вами ссориться. И полагаю для вас будет лучше, если мы останемся друзьями. Энгарн считает Кашшафу темным королевством, потому что у нас есть Орден магов, но у нас точно так же поклоняются Эль-Элиону и... — герцог сделал паузу, — точно так же не любят вампиров.

— Вы о чем? — Загфуран невольно отшатнулся.

— О том, что, может, вы и считаете меня идиотом, но я наблюдателен. То, что происходило с вами в замке... Если и сообщу об этом королю, он станет следить за вами и обязательно узнает, о вашем необъяснимом пристрастии к свежей крови.

— Вы мне угрожаете? — из-за капюшона Тазраш не мог видеть сдвинутых бровей мага, но вкрадчивый голос мага его насторожил. — Не боитесь, что я могу и обезопасить себя очень простым и эффективным способом?

Маг поднял ладонь, и Тазраш стал корчиться в стальных тисках невидимой руки, сжавшей горло.

— Выслушайте! — захрипел он. Маг не отпустил, но чуть ослабил хватку. Пусть скажет все, что собирался перед смертью. — Вы не знаете Манчелу! Он не станет помогать вам. Пусть армия погибла из-за меня, но он скажет: а ты — маг, ты должен был все предвидеть и предотвратить... Манчелу очень осторожен! А вам надо захватить Энгарн. Ведь надо?

Загфуран отпустил руку, и герцог с облегчением перевел дух и потер шею.

— Что вы предлагаете?

— Вы убираете Манчелу, а я оказываю вам полное содействие, сохраняя вашу тайну. И обещаю, что впредь о каждом шаге буду докладывать вам.

— Убрать Манчелу? — Загфуран усмехнулся. — А кого поставить на его место? Не вас ли?

— К сожалению, не так все просто в Кашшафе, — герцог тяжело вздохнул. — Я получил от Манчелу титул герцога, но во мне нет ни капли королевской крови — Манчелу позаботился, чтобы те, кто мог претендовать на трон, были уничтожены. Создать новую династию нам никто не позволит — тем более что жив наследник Манчелу — принц Еглон. После смерти короля на престол должен взойти он. Но ему всего четырнадцать. Я бы стал регентом...

— Все не так-то просто в Кашшафе? Никто не позволит начать новую династию? А убить короля мне позволят?

— Я надеялся на то, что вы...

— Короля я убью легко, но никто потом не станет меня слушать. Меня изгонят из Кашшафы, в результате я ничего не добьюсь.

— У меня есть люди, которые помогут вам.

— Вот! Вот с этого надо было начинать. Но согласитесь, что подготовить заговор — это дело не одного дня.

— Что вы имеете в виду? — герцог побледнел.

Загфуран прошелся по комнате в задумчивости. Решение пришло быстро, но ставить о нем в известность Тазраша он не спешил. Кто знает, может, и пригодится еще строптивый герцог и его люди.

— Вот что, герцог, — маг остановился. — Дайте мне список людей, которым вы доверяете. Тех, кто хотел бы, чтобы на смену королю Манчелу пришел король Еглон, которым будет управлять регент. Сейчас мы возвращаемся в Беероф. Я сделаю все, чтобы он простил вас. Но если он будет настолько строптив, что посадит вас в тюрьму, не пугайтесь. Благодаря вашим людям я скоро организую заговор, и вы выйдете на свободу...

Эпилог

Ранели, не испытала ни обиды, ни страха, когда совет князей почти единогласно изгнал ее из стаи. Только облегчение: томительное ожидание закончилось. Она знала, что вожак жив, хотя и очень плох. Ее изгоняют? Это справедливо. Она нарушила больше правил, чем они могли себе представить. И за ту боль, что перенес Тевос, она должна заплатить.

Девушка направилась на север, как и планировала раньше. Путь оказался неблизкий. Первые два дня она обходилась без пищи. Потом голод стал настолько сильным, что она впервые ела зверей сырыми, — ловила зайцев и съедала, почти не разжевывая, поскольку от вкуса крови подташнивало. Через неделю волчица почуяла деревню, оттуда веяло дымом, запахом рыбы и океаном. Ранели обошла людей, искупалась и осушилась. После этого обратилась в девушку и появилась в деревне. Ее приняли настороженно, хотя, на удивление, ни один не спросил, откуда она явилась. Ранели узнала, откуда можно отправиться на соседний материк Гучин, и побрела на запад.

Город-порт располагался в двух юлуках: большой, грязный, наглый... Люди сильно отличались от энгарнцев, так и норовили обокрасть. При этом доброжелательно улыбались, щуря и без того узкие глаза. И постоянно лгали. Ранели пыталась найти корабль, на который бы ее взяли пассажиром, хотела для этого продать кольцо Алета. Соглашались многие, просили деньги вперед, и она чувствовала, что обманут: возьмут деньги и исчезнут.

Однажды ее пригласили в таверну, сказали, что хозяйка, добрая женщина, поможет ей. И работу даст, если надо. Ранели согласилась, вспомнив о Вирабе и его жене, — они ведь тоже отсюда родом. Может, она поработает, пока не сможет уехать.

Когда девушка пришла в указанное место, ее пригласили на второй этаж, в комнату хозяйки. Дородная женщина в вызывающем платье красного бархата цепким взглядом окинула будущую служанку с головы до ног. Ранели показалось, что ее раздели иощупали, проверяя выносливость. Наконец женщина потребовала:

— Покажи руки. Пока я не увижу их, не смогу решить, можно ли дать тебе работу.

Ранели вытянула вперед ладони, и запястья тут же обожгло серебром. Девушка закричала, дернула за браслеты, пытаясь сорвать, но лишь обожгла пальцы. Они оказались сродни магическому ошейнику.

— Что вы делаете? Зачем? — закричала она.

— Мне пообещали большие деньги за девушку-оборотня. А ты хотела попасть на Гучин — вот и поедешь туда... совершенно бесплатно! — хозяйка хохотнула.

Ранели не почувствовала ловушки, потому что хозяйка почти с ней не разговаривала. Если бы она заискивала и обещала ей золотые горы, девушка бы сразу поняла, что она лжет. В последней попытке освободиться Ранели бросилась на тетку и сильно расцарапала ей лицо. Хозяйка завизжала, на шум примчались слуги. Ранели скрутили.

— Раздеть и в клетку! — орала тетка с залитым кровью лицом.

Девушка сопротивлялась и со связанными руками, выкручивалась, лягалась, с рыком кусала наглые руки, срывающие одежду, но слишком много людей напало на нее. Вскоре ее затолкали в металлическую клетку, где девушка могла лежать лишь скрючившись. Она стояла посреди двора, так что каждый посетитель мог полюбоваться на пленницу.

— Посидишь пока здесь, — различила она напоследок шипение хозяйки.

В первые дни она мучилась от стыда: слуги и постояльцы любили наблюдать за ней. Но вскоре стыд вытеснило чувство холода ночью, обжигающего солнца днем. Иногда в самые жаркие дни ее обливали водой, но в этом не было милосердия, скорее боязнь испортить "товар".

Проходили дни... Корабль, который ждала хозяйка, все не приходил. Тетка злилась, бросала ей пару раз в неделю куски мяса, но Ранели не притрагивалась к ним. Все ощущения притупились, она будто погрузилась в сон и в мгновения просветления мечтала об одном: умереть...

Однажды дверца клетки открылась. Она почти не дышала, не могла пошевелиться и на краткий миг пожалела, что не ела, — тогда бы она смогла сопротивляться. Ее вытащили наружу, укрыли какой-то тканью. Ранели закричала: тело скрутило судорогой боли — много дней она не разгибалась. Ее ломало, слезы текли по щекам. Кто-то сильный прижал ее к себе, сдерживая порывы.

— Все-все, родная. Сейчас все пройдет, — услышала она над ухом. — Я успел...

Сквозь пелену слез, девушка взглянула на мужчину.

— Алет? — прохрипела она и потеряла сознание.

На скулах Сокола играли желваки. Если бы хозяйка осталась жива, он бы убил ее еще раз. Бережно уложил Ранели в телегу с сеном и стегнул лошадей, торопясь уехать прочь из города, где чуть не убили единственную женщину, которую он любил.

А в таверне еще несколько лет рассказывали, как приходил в таверну молодой парень, пытался освободить девушку-оборотня. Как страшно кричала хозяйка, увидев это, требовала, чтобы слуги выставили его вон. Как он с холодной яростью предрек смерть каждому, кто попытается ему помешать, и покинул трактир ненадолго, а тетка открыла окно и выглянула на улицу, чтобы убедиться, что к клетке больше никто не подходит. Еще через четверть часа ее нашли мертвой: на лице застыла гримаса ужаса, а в распахнутое окно вылетел сокол.

— Видно покарал ее Эль-Элион за жадность... — говорили люди.

И никто не помешал пришельцу забрать с собой полумертвую девушку.

Щалеф — несложная игра простонародья, для которой требовалась деревянная доска, кости и круглые фишки.

Шавр — мера длины примерно равная 40 км.

Трость — мера длины примерно равная двум метрам.

Локоть — мера длины примерно равная 50 см.

"Драконы" — почти во всех армиях Гошты так называли тяжеловооруженного всадника.

Трость — мера длины, примерно равная двум метрам.

Юдала — тюрьма недалеко от столицы Энгарна, в которой содержались государственные преступники.

Принц крови — титул, который носят дети королевы мужского пола, не наследующие трона. В Энгарне престол наследуется лишь по женской линии.

Юлук — мера длины, примерно соответствующая 5 км.

В Энгарне у дворян есть фамильное имя и "титульное". Фамилия говорит о принадлежности к роду, титул дается по названию самого большого поместья во владениях аристократа. Например, полное имя Герарда — Герард Сорот лорд Нево.

Локоть — мера длины, примерно равная 50 см.

Васаг — непереброженная смесь из соков трех сортов винограда.

Грюйт — травяное пиво, в состав которого входят растительные компоненты, обладающие тонизирующим действием: мирт, вереск, багульник. Добавлялись также ароматические добавки и специи, состав которых мог разниться: ягоды можжевельника, еловая смола, имбирь, корица и т. п. При приготовлении напитка использовался мед.

Зара — святой, первый овладевший способностью "поджигать" камни, которые метали в противника, с тех пор такие камни называли камнями Зары.

Титул "принц крови" или "принцесса крови" в Энгарне имеют сыновья королевы и младшие дочери, то есть те, кто не наследует трон.

Юлай — святой, управляющий погодой.

Палец — мера длины, равная примерно двум сантиметрам.

И. Лобанов.

локоть — мера длины, примерно соответствующая 50 см.

226