— Что-то случилось? — встревожился парень.
— Нашли Уну.
— А Ойрош?
— Она с ней.
Шонгкор опять выскочил из комнаты.
Ялмари тут же дернули за ошейник и почти поволокли в подвал. Там Нальбий прикрепил цепь к стене, только после этого развязал пленнику руки. Несколько мгновений — и дверь за ним с лязгом захлопнулась.
Ошейник нестерпимо жег кожу. Ялмари попытался снять его, но безуспешно. Другого занятия не нашел, поэтому, немного отдохнув, возобновил попытки. Так себя и развлекал: отдыхал, снова брался за дело. Пока отдыхал — рассматривал место заточения. Темнота не мешала: как любой оборотень, он прекрасно видел и ночью.
Судя по всему, эта камера предназначалась специально для "еды", как выразился Шонгкор. Об этом говорили крепления на стенах: можно закрепить ошейник, ручные и ножные кандалы. Кроме скамьи, на которую усадили Ялмари, для чего-то поставили небольшой рассохшийся стол.
Ялмари все еще сражался с ошейником, когда вновь заскрипел засов. По ступенькам спустился мужчина с фонарем и тарелкой в руках. По одежде — один из господ в замке. Опустил ношу на скамью и передвинул стол ближе к Ялмари.
— Время ужина, — пояснил он.
Ошейник прижимал туловище Ялмари к стене, так что при всем желании, он бы не смог есть самостоятельно.
— И что, будешь кормить меня с ложки? — полюбопытствовал принц.
— Придется, — хладнокровно пожал тот плечами. Неяркий свет фонаря не позволял правильно оценить возраст, но главное — Ялмари почудилось, что он — человек. — Я не сниму ошейник. Конечно, убежать отсюда невозможно, но ты можешь убить кого-нибудь. Или взять меня в заложники. Так что открывай рот.
Парень приготовил ложку.
— Ты человек, — вместо этого проговорил принц.
— Да, — мужчина положил ему в рот кашу с мясом и зачерпнул снова. — Тебя это удивляет?
— И живешь с вампирами? — спросил Ялмари, прожевав.
— Он мой отец.
Принц недоуменно замер. Воспользовавшись этим, человек положил в его рот еще ложку пищи. Он почему-то никак не ожидал, что у вампира может быть сын — человек.
— Всегда кормите "еду"? — продолжил общение Ялмари, проглотив пищу.
— Всегда, — спокойно подтвердил "тюремщик" и приготовил еще одну ложку.
— И что слуг не хватает, чтобы кормить пленников? Приходится сыну хозяина работать?
— Я буду отвечать, если ты будешь есть, — вывести из себя этого человека никак не получалось. — Сегодня все вампиры заняты, — продолжил парень, как только принц проглотил еще одну ложку. — Поэтому попросили меня.
— Это чем же таким занялись вампиры? — еще одна порция пищи.
— Люди похитили мою мать и сестру.
— Им это чем-то грозит? — удивился Ялмари.
— Конечно, — кивнул парень. — Они тоже люди.
"Тогда все ясно, — сообразил принц. — Раз жена человек, то и рождаются иногда люди, а иногда вампиры".
— Любопытно посмотреть на женщину, которая вышла замуж за вампира. Или ее держат насильно?
— Насильно тут никого не держат, — заметив усмешку Ялмари, добавил. — Я хочу сказать, не держат долго. И ты что, считаешь, что оборотни больше заслуживают любви, чем вампиры?
— Слушай, как тебя зовут? — поинтересовался принц.
— Кильдияр.
Имя показалось знакомым.
— Энгарнское имя? — уточнил Ялмари.
— Многие из нас энгарнцы. Откуда, по-твоему, берутся вампиры?
— Хочешь сказать, что "еда" предпочитает стать вампиром, но не умереть?
— Думаешь, отец такое предлагает всем? — усмехнулся парень. — Нет. Чаще всего к нам приходят вампиры из Энгарна, которые слышали об отце и хотят жить с нами. В одиночку среди людей жить очень сложно.
— И Шонгкор всех берет?
— Не всех, — Кильдияр не стал объяснять, кого Шонгкор принимает к себе, а кого нет.
Наконец каша закончилась. Парень поставил тарелку на стол.
— Мне уйти или хочешь еще поговорить? Могу рассказать тебе историю Кедера Шонгкора, моего отца.
— Зачем?
— Чтобы ты мог принять правильное решение, — и, не дождавшись согласия, начал рассказ: — Это произошло больше тридцати лет назад. Кедер Шонгкор граф Иецер...
— Какой граф? — изумился Ялмари.
— Иецер, — повторил Кильдияр. Это графство принадлежало моему отцу, до того как... И это поместье построили по его указанию. Но лучше слушай по порядку. Он влюбился в прекрасную женщину по имени Вера. Ему тогда было чуть больше сорока, и он уже собирался жениться на какой-нибудь знатной леди, просто для того, чтобы она родила ему наследника. И тут вдруг эта встреча... В этой женщине соединились красота, кротость, мудрость, утонченные манеры. Не часто встретишь такое, да? Он встретил женщину, о которой втайне мечтал.
— Постой, но ему и сейчас чуть за сорок, — засомневался Ялмари. — А ты говоришь, что это было тридцать лет назад.
— Он вампир — поэтому не стареет, — пояснил Кильдияр. — Присоединяйся и тоже забудешь о старости и немощи.
— А ты сам-то что же? — ухмыльнулся Ялмари.
Кильдияр нахмурился и вернулся к рассказу.
— Так вот отец сделал Вере предложение... Но оказалось, что она — жена вампира, доставляющая еду мужу. Только на этот раз старый кровосос ошибся. Вера тоже влюбилась. И подсказала любовнику, как убить мужа. Так граф Иецер убил вампира.
— И сам стал вампиром, — закончил принц.
— Да. В драке кровосос убил Веру и ранил Шонгкора. Начались необратимые изменения. Так что отец — вампир поневоле. И большинство тех, кто в замке, такие же.
— Очень трогательно. Если я вдруг соглашусь присоединиться к вам, я тоже стану вампиром поневоле?
— А вот ерничать не надо, — неприязненно предупредил Кильдияр.
— Извини, — Ялмари вдруг стало неудобно. Не стоит грубить, если надсмотрщик ведет себя вежливо.
Парень глянул на принца выжидающе:
— Хочешь еще что-то спросить?
— Ты говоришь "мы", "нас", но ты ведь не такой как Кедер, — Ялмари ужасно хотелось и Шонгкора назвать кровососом, но он сдержал себя.
— Все, кто живут в замке, — одна семья. Независимо от того вампир ты или человек.
— Поселяешься в замке, — рассуждал вслух Ялмари, — живешь по правилам замка. Закон стаи. У оборотней тоже так. Значит, ты и кровь пьешь?
Кильдияр посмотрел с неприязнью. Потом проговорил негромко:
— Пить кровь — это проклятие, а не преимущество. Без крови не выжить.
— Вот оно как! Проклятие. Так почему ты хочешь, чтобы я согласился стать проклятым?
— Ты будешь жить. По мне, так это лучше, чем если тебя высушат. А еще знаешь, люди ведь только делают вид, что они лучше. Они тоже убивают и часто не для того, чтобы выжить, а ради развлечения. И ты хочешь сказать, что они лучше отца? Мы, по крайней мере, не трогаем женщин.
— А кого вы трогаете? Случайных прохожих?
— Станешь одним из нас — узнаешь. Все, что мы делаем — необходимо для нашего выживания. И кстати, ты не случайный похожий. Ты пересек границу, а это угроза.
— Наверно, так же как тот оборотень, который еле спасся, после того, как вы им закусили.
— Конечно, — охотно согласился Кильдияр. — Он тоже зашел на нашу территорию
— Если бы еще знать, где начинается ваша территория! — возмутился Ялмари. — Забор бы, что ли, поставили. У меня друг тяжело ранен, умирает... Я спешил за помощью... — он оборвал себя: не следовало унижаться, вряд ли он посочувствует. Впрочем, и он не был готов сочувствовать вампирам.
Кильдияр поднялся.
— Как тебя зовут?
— Ялмари. Ялмари Онер.
— И ты всегда жил в Умаре? — осведомился он.
— Нет... Я всегда жил в Жанхоте.
— То-то мне твое лицо знакомо. Наверно, встречались когда-нибудь, — Кильдияр поднялся по ступенькам, и дверь с лязгом захлопнулась.
В это же время в замке
Ночью королеву мучила бессонница. Она ворочалась на постели, не зная, что предпринять: отправится на поиски Полада, почитать какую-нибудь книгу или выпить снотворное. Не сделала ни первого, ни второго, ни третьего. Вместо этого то молилась, то вспоминала прошлое. "Только бы он вернулся живым, — просила Эолин за сына, — дальше все как-нибудь устроится".
Утром горничная долго колдовала над лицом Эолин, чтобы скрыть круги под глазами и вновь превратить ее в ледяную королеву, которая никогда ни о чем не переживает. После этого королева увиделась с дочерью. Та вновь мучила фрейлин, заставляя их играть в каком-то спектакле, поэтому побеседовать с ней не удалось. Да и нечего было по большому счету сказать, просто хотелось почувствовать себя не такой одинокой. Но она лишь бросила на принцессу холодный взгляд, который бы заморозил кого угодно, но только не дочь, и покинула репетицию импровизированного спектакля. Она была не в настроении смотреть на комедию, которую разыгрывала дочь, используя беззащитных придворных дам.
Походила по оранжерее, заставляя себя сосредоточиться на экзотических цветах и зеленых листьях необычной формы, но и это не принесло покоя. Наоборот, кажется, в борьбе с собой она потеряла последние силы. Поэтому сама не заметила, как остановилась и бездумно уставилась в пустоту перед собой.
Королева верила Поладу. И не верила. Впервые принц уезжал так далеко и так надолго. Мардан давно говорил, что, находясь в Энгарне, принц подвергает опасности и себя, и свою семью. Якобы она как мать, должна склонить его к отъезду. Но у нее не хватало сил, и, кроме того, она считала, что принц не готов покинуть семью, а тайно еще и надеялась, что он все же останется рядом. В конце концов, королева положилась на Эль-Элиона: если Ллойд захочет уехать, она не станет его удерживать. Но если он пожелает остаться, она никогда не скажет ему: уезжай. А что если Полад намеренно все так подстроил, чтобы оторвать сына от дома? От этих сомнений Эолин становилось муторно, но справиться с ними она не могла. Все сильнее мучил страх: однажды придется расплачиваться за ошибки молодости, а она не желает расплачиваться. Королева каждый день молилась, чтобы эта участь миновала ее, но чувствовала себя на краю пропасти.
Где-то за густыми зарослями послышался шорох, и Эолин вздрогнула. Нельзя так замирать, а то ее, пожалуй, сочтут за помешанную. Садовник, оказывается, здесь, но будто нарочно притаился. Что если он следит за королевой?
Она выпрямила плечи: страхи, страхи, страхи. Нельзя всего бояться. Она свернула на другую дорожку, пошла туда, где росли южные розы, и остановилась возле них. Садовник позаботился, чтобы цветы стали достойны королевской оранжереи. Розы, очищенные от лишних побегов, тянулись к свету темно-бордовыми, ярко-красными, нежно-розовыми с фиолетовой каймой бутонами, размерами с небольшой апельсин. Цветы казались такими совершенными, будто их вылепили из воска. В Лейне они совсем иные. Стоит пойти в лес — обязательно наткнешься на колючий куст с небольшими, лохматыми цветами. Они походили на оранжерейные розы так же, как симпатичная нищенка на принцессу. Но пахли так, что кружилась голова. Впрочем, пожалуй, у нее не от этого голова кружилась ...
... — Ай! — Элле отдернула поцарапанную руку — месть роз, за то что пыталась их сорвать.
Дан подходит и, отодвинув девочку от куста, рвет цветы один за другим. Она не дыша наблюдает: розы не причиняют ему вреда. Он равнодушно счищает одним движением колючки со стеблей и протягивает Элле целую охапку роз.
— Спасибо! — она прячет покрасневшее лицо в букете, делая вид, что наслаждается ароматом.
Дан повел плечом — отмахнулся, как от назойливой мухи. Ей ведь еще не исполнилось и пятнадцати, а он уже взрослый парень — недавно отпраздновал двадцатилетие. К тому же Элле ничего не умеет: ни стирать, ни готовить. А он весь день трудится с отцом и сестрами. За несколько месяцев что девочка живет в этой семье, она могла пересчитать по пальцам, когда слышала его голос, — Дан очень молчалив. И графиня бы обязательно сказала, что груб и невоспитан. Элле никак не могла понять, почему же так прыгает сердце, когда он приближается, как сейчас. Надо вести себя достойно, Элле поворачивается и сначала медленно, а потом все быстрей идет домой. А сама думает: "Я смогу, я научусь!" Забежав в деревянный дом, ставит цветы в кувшин и бросается к хозяйке. Ее надо называть мамой, чтобы никто ни о чем не узнал. Девочке это несложно. Может, потому что за четырнадцать лет она много раз хотела назвать мамой графиню, но та строго запрещала: "Я вам, миледи, не мать и вообще не ровня. Обращайтесь ко мне как положено". Графиня с пеленок внушала: Эолин — принцесса, и когда-нибудь станет королевой. Принцесса должна вести себя как подобает. Элле сталась изо всех сил, отчаянно завидуя детям графа: с них этикет так строго не спрашивали.
Теперь Эолин получила полную свободу. Кто-то донес о том, что она прячется в Лейне, пришлось переехать в деревню, переодеться в платье вилланов. Да, это тяжело: таскать воду, штопать одежду, но... девочка чувствовала себя счастливой. Хотя бы потому, что могла крикнуть:
— Мамочка, я хочу помочь. Можно?
— Конечно, можно, детка, — ласково говорит женщина. — Только не порежься. У тебя опять царапины на руке? Куда смотрит Дан... — она качает головой.
"Так вот почему он помог, — подумала Элле, — потому что мама велела следить, чтобы я не поранилась..." — девочка опечалилась.
Эта семья не сразу привыкла, что у нее на коже постоянно появляются царапины. Если упадет — на коленях ссадины. Быстро вздуваются мозоли, а когда лопаются, из раны течет кровь. Они старались оградить гостью от травм, ведь если они взялись спасти Элле, никто не должен заметить, что она чужая, не такая как другие члены семьи. И девочка все больше мечтала ничем не отличаться от них. Чтобы однажды на нее обратил внимание Дан, парень с темными печальными глазами.
Наверно, Элле вздохнула, потому что хозяйка быстро взглянула на девочку и попросила:
