Планета Арес. Прибытие

Охапки валежника были еще совсем небольшие, когда стволы вековых деревьев расступились. Алексей шагнул из-под их защиты и замер.

Поляна впереди покрыта сплошным ковром чудесных белоснежных цветов, каждый с собственным, неповторимым рисунком. Человек ахнул и застыл, разглядывая — им овладело тихое очарование затерянного в лесу фантастического пейзажа, какой не вообразить и тем более не нарисовать, даже талантливому художнику. Ветер проник сквозь гущу деревьев и заколыхал соцветия, над поляной пронесся едва слышный шелест. Нигде, ни в экопарках 'Ковчега' ни в голографических фильмах о дикой природе Земли, человек не видел такой красоты.

Неслышно скользнул Ойе, рука легла на плечо человека, Алексей вздрогнул и повернул голову.

— Это бассия, достойный, — тихо сказал тиадар — это были его первые слова после того, как он очнулся, — Смотри.

Он шагнул, и в тот же миг поляна будто взорвалась мириадами белоснежных огоньков, устремившихся с тихим шелестом вверх.

Алексей отшатнулся, но сразу понял, что опасности нет, иначе тиадар не был бы так спокоен.

То, что он принял за цветы оказалось гигантскими насекомыми, больше всего напоминавшими земных стрекоз. Стая бассий застыла в воздухе на высоте от пояса до высоты человеческого роста, крохотные, почти прозрачные крылья бешено пластали воздух. Гулко и отрывисто застучало сердце от восторга перед порожденной природой красотой.

Оглянулся на тиадара.

— Красивая планета у вас, — голос землянина дрогнул.

— Да это так, — тихо ответил тиадар, — Рассказывают легенду, достойный, что бассии — это души воинов, погибших в войне с Высшими.

Колдовство рассеялось, очарование необычного, чудесного исчезло — человека вновь окружал лес на чужой, враждебной планете и было немного жаль, как в детстве, когда возвращался из виртуального мира сказки в реальный.

Спустя десяток минут путешественники с тяжелыми охапками валежника в руках вернулись на стоянку. Часть пошла на костер, а часть в конвектор вертолета — аккумуляторы были сильно разряжены. Вскоре в неподвижном воздухе поплыл острый аромат дыма, жаренного мяса и неведомых травок, собранных Ойе, заставляя сглатывать голодную слюну.

Неожиданно тиадар гибким прыжком взлетел с земли, черный, 'собачий' нос сморщился, с силой втягивая воздух.

— Не двигайтесь! — прошипел хищно, оскалился и впился острым, словно прицеливался, взглядом в густые кусты на опушке.

Скорость, с которой меч покинул ножны, сделала бы честь самураю; миг и отраженные лучи Футэива кровавили вздетый над головой клинок.

Земляне очнулись — происходит что-то не то, руки потянулись к оружию.

Ойе перехватил эфес двумя руками, на полусогнутых ногах метнулся к краю поляны.

Его встретил грозный рев разгневанного хищника. Земляне содрогнулись.

Бесшумно, будто сама смерть, угольно-черная тень прыгнула навстречу, преодолев в чудовищно мощном броске почти все разделявшее пространство. Но чуть-чуть ему все же не хватило. Огромная туша бесшумно приземлилась метрах в двух перед тиадаром. В призрачном, колдовском свете Футэива зверь казался невероятно огромным, опущенная голова походила на гранитный валун, горой громоздилась высокая холка, облепленная буграми мускулов.

На бегу Ойе, гибко, словно атакующая кошка, извернулся, почти упал навстречу зверю.

Пронзительно свистнул разрубаемый воздух. Голова, сверкая блюдцами глаз, размерами с фары электрокара, покатилась по траве, заливая ее темно-алым, у костра остановилось. Тело еще миг стояло, с глухим стуком рухнуло, могучие лапы несколько раз конвульсивно дернулись, разбрасывая острыми когтями комки коричневой земли и вырванные с корнем пучки травы. Остро завоняло кровью.

Сердце Алексея бешено стучало, словно пробежал в тренажере не меньше часа, обдало жаром. Опустил взгляд. В руках каменно-крепко зажат неведомо как оказавшийся там автомат.

Тиадар довольно рыкнул, нагнулся и тщательно вытер о траву окровавленный клинок.

— Добрая охота, — неторопливо повернулся к людям и довольно оскалился, закидывая меч в заспинные ножны.

Мертвый зверь, на первый взгляд выглядел неуклюжим и напоминал увеличенного до безобразия шакала. Вот только размером и весом соответствовал земному льву...

Алексей, на теплоизолирующем коврике у костра, ощущал всем телом его уютный жар, языки пламени изгибались в причудливом танце, бросая таинственные тени на лица Машеры и принюхивающегося к запаху Ойе. Так тихо, как бывает летом в безветренную ночь. По временам срывалась с вершины тоненькая веточка и слышалось, как она, падая, с легким треском задевала за другие ветви. Им овладело тихое очарование этого таинственного безмолвия и ему казалось, что он чувствовал, как время медленно и бесшумно проходит мимо. В котелке настаивался черный чай — на 'Ковчеге' тиадар пристрастился к напитку землян. Люди негромко беседовали. Так, ни о чем: о знакомых девчонках, о планах на будущее и тому подобном. Несмотря на то, что они выполняли важнейшую для судьбы маленькой колонии миссию, парни и на чужой планете остаются в душе мальчишками и темы их разговоров везде одинаковы. Дома о работе, а на работе о женщинах. Тиадар, сложив по-восточному ноги, неподвижным взглядом смотрел на алые всплески огня. Уютно потрескивали раскаленные до рубинового цвета угли; тихо шелестели ветви, нежные пальцы ветра касались разгоряченных лиц, несли пахнущий мясом дымок. В этом мире была собственная, странная красота и было невыразимо приятно, мирно и спокойно.

— Поведайте мне, что происходило, пока я лежал без сознания, — негромко сказал инопланетянин. Поднял взгляд, в глазах горели огоньки нешуточного волнения.

Алексей облегченно улыбнулся. 'Ну наконец! А то молчал, как мешком пришибленный'. Устроившись поудобнее, землянин рассказал о нападении, как люди отбивались от разбойников, как глушил их Машера, как Алексей разогнал их выстрелами в воздух. Машера короткими репликами уточнял повествование. Тиадар не поднимая глаз от земли, с плотно прижатыми к черепу ушами, слушал.

— Люди... вы такие странные... — задумчиво проговорил Ойе, — Всегда в дороге, всегда в делах ... Но я, потомственный воин в десятом поколении, упал от одного удара, словно щенок, а вы не воины, но одолели голыми руками целую толпу диких, — из глотки тиадара вырвался рычащий звук, — Вы настоящие воины!

— Возможно, — кивнул Алексей, — Но мы только начинаем свою дорогу.

'Они странные...такие странные, но в них есть честь и его спасение еще раз подтверждало это. Особенно в этих двух: Гирее и Машере. Они такие различные внешне, но, несомненно, члены одного клана. Хорошего клана, достойного уважения, правильного!'

Алексей вздохнул. Все эти опасные приключения — не его. Когда представлял, как руки касаются пульта управления космолетом, как взлетная нагрузка наваливается на тело, сменяясь потом невесомостью и остаешься наедине: ты и безбрежный космос, когда ощущаешь странный, ни на что в мире не похожий аромат космического корабля — теплело на душе. Хотелось заниматься собственным призванием, тем, что любил — летать. Летать на космолетах, хотя если придется воевать снова — он готов!

Уютно трещали, сгорая, поленья в костре, ветер принес из леса скрипучие крики ночных зверей.

— Я расскажу старинную историю, достойные, — слегка скривился тиадар, — Однажды в одной стране заезжий мастер меча вызвал на бой туземного доходягу. Тот не мог отказаться от поединка, так как иначе терял положение в обществе. Заезжий мастер меча пришел в назначенное место и время. И получил из зарослей болт меж ребер. А потом второй в брюхо. Мораль этой истории: не следует связываться с арбалетчиками, которые не любят фехтовать.

Что это было? Друзья обалдело переглянулись. А Ойе болезненно скривился, поднялся.

— Кажется, это называется юмор, достойные? — он снова оскалился и поднялся с земли, — Вы гораздо крепче, чем кажетесь на первый взгляд. Вы те самые арбалетчики, которых, на свою беду, вызвали Высшие. Теперь я верю, что небывалое свершится и Тиадаркерал обретет новую жизнь.

Потом низко, до земли, поклонился землянам. Друзья с немым изумлением уставились на сдержанного в чувствах, даже скрытного, наемника.

— Вы второй раз спасаете мне жизнь. Так поступают только те, кто из одного клана. Я не могу сказать за всех Тайрако, я могу говорить только за себя. И я говорю: будьте мне названными братьями, достойные!

Ойе вытащил нож и чашку, слегка надрезал ладонь, капля багровой крови упала на дно чашки.

Земляне переглянулись. Машера достал нож и капли людской крови упали в чашку, и земная кровь смешалась с тиадарской.

— Да будет наше братство нерушимо, как Тиадаркерал и горячо как этот костер! — торжественно произнес ритуальную фразу Ойе и перевернул чашку над костром. Кровь людей и тиадара вспыхнула, легким дымком улетело в вечное небо. Люди, замолкшие и притихшие, молчали, задумчиво глядя на вечную пляску огня.

— А я, — прогудел Машера, — извини брат, сначала не очень тебе верил.

— Отец учил, я помню, — тихо произнес тиадар, — что в жизни превыше всего долг и честь. Тиадар, не умеющий держать слово, ничем не лучше дикого зверя. Я дал слово, что вы увидитесь с старейшинами, и я сдержу его, брат.

У наемников Тиадаркерала сложилась своеобразная культура, заповеди которой были изложены в Кодексе Наемника. Многие из них были вполне симпатичны и землянам Эры Изобилия: верность слову, кристальная честность и беззаветная преданность клану и принятым на себя обязательствам. Высочайший боевой дух и готовность презрев смерть, пожертвовать жизнью ради клана.

'Если придется, я буду драться за Ойе как за землянина, как за себя самого' — подумал Алексей, — Не знаю, что для тиадаров братство, но надеюсь то же что и для нас' Он уже не считал себя выше, гуманнее аборигенов, ибо среди них есть такие как названный брат Ойе и, значит, они достойны уважения.

— Я не знаю, что скажут старейшины, — негромко сказал Ойе, — но, если придется, мой меч будет в вашем строю! — он коротко поклонился.

— Спасибо, брат, — белозубо улыбнулся Алексей, — но мы же люди и не можем не победить!

Машера одобрительно кивнул. А Ойе при виде оскаленных зубов человека на миг подобрался, потом вспомнил, что этот жест не означает, как у волфов, агрессию и гнев, а совершенно противоположные чувства и расслабился.

— А если даже погибнем... — лоб Алексея предательски собрался в морщины, выдавая напряжение. Потом встряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, — то наши товарищи придут за нами, и мы все равно победим!

Люди были абсолютно уверены, что они обречены на победу и по-другому быть не может. Сколько было в этом из юношеского максимализм, а сколько из твердой уверенности в непобедимости Человека с большой буквы, трудно сказать, но они не допускали даже мысли, что 'Ковчег' проиграет.

Следующий день похода прошел спокойно. Нигде не садясь, даже перекусив на лету всухомятку, путешественники мчались подобно теням над землей. Редкие поселения тиадаров огибали, чтобы даже случайно не попасть на глаза. На ночевку остановились в лесу, всего в нескольких километрах от Огато — города-крепости клана Тайрако. На следующее утро Ойе, пешком направился на переговоры с старейшинами.

Глава 8

Троцкий был счастлив, как еще никогда в жизни.

Наконец-то! Наконец! И склонится перед его волей гордый капитан 'Ковчега' и все девушки будут соперничать за место в его постели!

По ярко освещенным туннелям 'Ковчега' с сосредоточенными лицами валила разгоряченная толпа подростков и молодых людей, среди них несколько девиц. Всего не меньше полусотни человек в кожаных куртках 'ревнителей'. Глаза неестественно горели, как после приема наркотиков или возбудителей. Крики. Свист и дикий хохот. По стремительно пролетающим стенам и дверям гремели металлические палки. Время от времени дружно скандировали: 'Мы тут власть! Революция!' — дополнительно накачивая себя решительностью, будто зажигательной речи Троцкого не хватило.

В толпе мелькало самодельное оружие: от палок и ножей до экзотических нунчак — на огнестрельное оружие и его детали в дубликаторы введен программный запрет, вот и пришлось вооружаться чем попало.

На митинге Троцкий провозгласил: кровь рождает власть, значит они прольют кровь! Чужую. Сейчас или никогда! Они победят! Если ворота в рубку закроют, то взорвут их. Два мощных заряда, которые несли испытанные 'ревнители', гарантировали это. Троцкий провозгласил:

— Вредить кораблю никто не хочет. У нас нет ненормальных. Мы хотим одного, справедливости и нашей, революционной власти!

Встречные прохожие, кто не успел убраться с пути, отлетали в стороны, в испуге жались к стенкам.

Женщина в возрасте, с злым лисьим лицом, и редкими рыжими волосами, встала перед толпой и властно вытянула вперед ладонь.

— Я руководитель планово-экономического... — она не договорила. Боевик походя махнул металлической палкой в лоб и равнодушно перешагнул рухнувшую на палубу изломанной, окровавленной куклой, женщину.

Толпа завернула в тупик, где дорогу перегораживали стальные ворота рубки и замедлилась. Задние еще напирали, не понимая почему впереди затормозились. 'Ревнители' остановились всего в нескольких метрах от перекрывших дорогу четырех мужчин с решительными лицами и девушки, за их спиной, с непонятными приборами в руках. Повисла зловещая тишина.

Троцкий протолкался сквозь первый ряд. Взгляд тяжелый, исподлобья остановился на известному, наверное, всему экипажу, пилоту со смуглой кожей.

— Мулат? — Троцкий оскалил желтые зубы в нехорошей улыбке и произнес, не сводя глаз с чернокожего, — Ба, какие люди, — он широко развел руки, словно хотел обняться, но обниматься и не подумал, — Привет Мулат! Что ты делаешь здесь, старичок? Или... очень загорелый герой пришел остановить революцию?

Троцкий хохотнул и оглянулся на сторонников, поддержавших его глумливым хохотом.

— Перегораживаю сброду путь в рубку!

В толпе грозно зашумели. Да что он себе думает, этот старик. Жить не хочет?

— Вот как? — схватил в горсть куцую бороденку Троцкий и насмешливо фыркнул, — Боец, из которого сыпется песок, пожалуй, остановит нас! — повернулся к толпе. Ответом был довольный хохот 'ревнителей', — Ладно, принимая в виду твой почтенный возраст, я прощаю дерзость. Убегай, я дарю жизнь! Сегодня, в день триумфа наших идей, я добрый!

Троцкий сложил руки на груди. Он упивался собственным могуществом.

— Мы не уйдем — мы Орден будущего. Орденцы не отступают нигде и никогда!

— Что? — Троцкий непроизвольно отшатнулся и оглянулся назад, руки упали. Вид вооруженных сторонников придал ему силы, — Врешь! Орден давным-давно распущен! — дал 'петуха', откашлялся и ткнул пальцем с траурной каемкой под ногтями в сторону Мулата.

Тот равнодушно пожал плечами:

— Мне все равно что ты думаешь!

Он вспомнил слова когда-то, бесконечно давно, данной клятвы: Я, Мулат Астаке, обязуюсь не щадить ни крови, ни самой жизни в борьбе за человечество. Обещаю: встретить смерть в борьбе за интересы человечества с достоинством и спокойно... Если все... значит все. Ну что же, ты всегда хотел уйти красиво, за высокую цель, как Жанна Д'Арк, Матросов или Ингун, вот он шанс! Он прислушался к себе. Он был искренне рад, что наконец может не претворятся и быть самим собой-главой Ордена будущего. Да, он не кривил душой. Обернулся. На побледневших лицах орденцев горят решимостью глаза. Молодцы! Повернулся к боевикам.