— Понятно. Спорить не буду, тебе видней. Клятва есть клятва, оно конешно. Дело святое. Тогда вот што: коли захочешь, перебирайся к нам. Не то, неровен час, замерзнешь ты в этой кузне. Да и небезопасно там одному. Ты вон и сам говорил, што тебя уж три раза убить пытались.
— Тот, кто пытался, трус, — ответил Бран. — На рожон он не полезет. Но за приглашение спасибо. Я подумаю, хорошо?
— А чего ж, подумай. Только мой тебе совет: перебирайся. За каким тебе в этой конуре сидеть? Ты ж, чай, не пес. Скоро морозы грянут, помрешь ты там, помяни мое слово.
Бран не ответил, и Сигурд замолчал. Снова стало тихо. Дети переговаривались и хихикали за дальним концом стола, Хелге что-то в полголоса внушала служанке. На Брана никто не глядел.
Подняв глаза, он посмотрел на Уллу. Она все не могла остановить нервное движение руки. Ее пальцы дрожали, ресницы были опущены. Похоже, она ощутила его взгляд. Закусив губы, встала из-за стола.
— Куда ты, дочка? — удивился Сигурд.
— Я сейчас. Скоро вернусь, — подхватив шаль, Улла пошла к выходу. Бран едва не бросился следом, но во-время остановился. Я не умею держать себя в руках. Все ведь догадаются, что между нами происходит! Я не могу бежать за ней как мальчишка. Но если она уйдет, и я ее не увижу, не поговорю с ней, не объясню, то она так и будет думать, будто я вчера с этой Козой... Эта мысль показалась до того нестерпимой, что он решительно поднялся.
— Извини, хозяин, — сказал он. — Дело у меня тут есть. Не прогневайтесь, но мне надо уйти.
— Ступай, коли так, — согласился Сигурд, — но помни, што я сказал. Перебирайся к нам, когда захочешь.
— Спасибо, — Бран поклонился сначала Сигурду, потом Хелге. Та нагнула голову в ответ и встала.
— Идем, — сказала она, — я тебе плащ дам. Твой еще мокрый.
Снаружи были долгие зимние сумерки, в синем воздухе повисла тишина. Шагнув за порог, Бран огляделся. Уллы не было. Видать, домой пошла. Подумав так, он ощутил отчаяние. Что же, она теперь никогда мне не простит? Боже, как глупо получилось. Глупо... и некрасиво.
Шаги. Темная фигурка скользнула за угол сарая. Бран сорвался с места, побежал как сумасшедший, поминутно оскальзываясь в снегу.
Когда он нагнал ее, она обернулась. Глаза были огромными и черными, и в них блестели слезы.
— Улла, — взмолился Бран, — прости меня, пожалуйста.
Слеза скатилась, поползла по щеке, а губы искривились, как у обиженного ребенка. Опустив голову, девушка шагнула было прочь, но, схватив в охапку, Бран прижал ее к себе.
— Нет, — сказал он, — прошу, не надо так!
Ее ладони уперлись ему в грудь.
— Люди увидят, — ее голос сорвался.
— Пускай видят! — воскликнул Бран. — Мне уже все равно!
— Пусти меня...
— Не пущу, пока ты мне не простишь.
Еще мгновение она сопротивлялась, потом ее руки упали, и она замерла. Бран проговорил:
— Голубка моя, я правда не хотел.
Она молчала. Осторожно, за подбородок, Бран поднял к себе ее лицо. Улла плакала, шеки были мокрыми от слез. Задохнувшись, Бран схватил ее в объятия.
— Не надо, ну, не надо, — говорил он. — Ничего не было, клянусь! Все вышло случайно, я этого не хотел. Она пьяная была, ты же видела, правда? Искорка, голубка... милая, не плачь! У меня ничего с ней не было, я тебе клянусь!
— Ты не обязан оправдываться, — Улла осторожно отвела от себя его руки. -Ты ничего мне не должен. Ведь я же говорила, что не потребую от тебя никаких обещаний. Ты мне не муж, а я тебе не жена. Только прошу, ты... ты не играй со мной. Пожалуйста. Если я... если ты... если я тебе не нравлюсь, то скажи. Не обманывай себя, и меня тоже. Я не самая красивая, я это знаю. Женщин вокруг полно, и я пойму, если...
Протянув руку, Бран вытер ее мокрое лицо.
— Мне не нужны никакие другие женщины, — ответил он. — Никто не нужен, кроме тебя. Я тебя люблю. Это не игра. Я не играю. Прости, что я так тебя обидел. Это все получилось вовсем неожиданно, и для меня тоже. Я хотел за тобой пойти, но, если бы пошел, твой брат обо всем бы догадался. Разве нет? Ну, скажи мне, разве нет?
Улла кивнула.
— Видишь, — сказал Бран. — Поверь, мне не нужны другие. Мне нужна только ты. Не плачь. Прости меня. Ну, скажи, что прощаешь! Скажи. Пожалуйста.
Улла слабо улыбнулась:
— Конечно. Конечно, прощаю.
Она коснулась пальцами его губ. Бран пытался ее поцеловать, но она пугливо отстранилась.
— Ты что, — девушка огляделась по сторонам. — Увидит кто-нибудь.
— Уже темно, да и нету никого, — ответил Бран, но все же снял руку с ее плеча. Вздохнул.
— Я весь день ждал, когда тебя увижу, — промолвил он. — А теперь даже поцеловать тебя не могу.
Улла поманила Брана за собой и быстро пошла вдоль бревенчатой стены. Свернув за угол, они очутились в узком пространстве между сараями. Здесь пахло мокрым деревом и было темно, как в погребе. Сделав шаг, Бран остановился. Теплые ладони Уллы коснулись его лица, возле самых губ он ощутил ее дыхание.
— Какой ужасный был нынче день, — прошептала Улла. Большего она не успела сказать, потому что Бран заглушил ее слова поцелуем.
— Ох... — сказала Улла, когда они оторвались друг от друга. — Я едва не задохнулась. Тише... Можно ли так...
— Я соскучился, — Бран вновь попытался поймать ее губы, но, ускользнув, она щекой прижалась к его плечу.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— О тебе. Я сегодня весь день о тебе одной думал. Все боялся, что ты меня не простишь.
— А если б не простила, что б ты сделал? — не без лукавства осведомилась девушка.
— Не знаю. Наверно, умер бы.
— Ох, нет, — она обвила его руками. Бран обнял девушку, кутая в свой плащ.
Долго, очень долго они стояли так, в молчании. Ветер не проникал сюда, в пространство между стен, во дворе была тишина. Они стояли, чувствуя тепло и слушая дыхание друг друга. Замерзли ноги, но они не уходили, не шевелились и не разнимали рук. Они, казалось, стали единым существом. Казалось, что, оторвись один от другого — им бы это причинило физическую боль.
Первой заговорила Улла:
— Пора идти.
— Замерзла?
— Немножко. Да и поздно, дома еще работа есть. Чего доброго, нас хватятся. Ты куда сейчас пойдешь?
Бран провел ладонью по ее пушистым волосам:
— В кузницу.
— Приходи к дяде ночевать.
— Приду.
— Смотри ж, ты обещал, — она медленно, как через силу, отстранилась.
— Поцелуй меня, — услышал Бран. Охотно подчинился.
— Я пошла ? — сказала Улла.
— Иди, — Бран не выпустил ее руки.
— Увидимся вечером.
— Конечно.
С секунду оба стояли молча, потом Улла подалась вперед и, прижавишсь щекой к его щеке, поцеловала в губы. Отстранилась прежде, чем он успел ее поймать.
— До вечера, — раздался ее тихий голос. Снег захрустел под легкими ногами.
— Улла! — окликнул Бран, но ответа не было. Она ушла.
Закрыв глаза, он улыбнулся.
— До вечера, — промолвил он. — До вечера, искорка моя.
Он ощупью выбрался наружу. Постоял на месте, улыбаясь, потом поднял голову. Небо затянули тучи, не было ни луны, ни звезд. Снег пойдет. Бран вдохнул холодный воздух. Ему было тепло, и хорошо на сердце. Насвистывая, он зашагал со двора, выбрался на тропинку. Ветер холодом дышал в лицо, но Бран холода не чувствовал. Он думал лишь о том, что вечером увидит ее снова.
Глава 8
Переночевав у Сигурда в доме, поутру Бран обнаружил, что не все вещи забрал из кузницы, поэтому уже спозаранку пришлось вернуться туда.
Дорожка вывела к сгоревшему дому, остов, черневший из-под снега, походил на обломки корабля. Внутри дымил костер. Бран сощурился. Человека он увидал не сразу, обгорелая толстая балка заслоняла его от глаз. Лишь когда тот шевельнулся, Бран его заметил.
Незнакомец сидел на корточках около огня. Бран постоял, наблюдая, шагнул вперед и очутился по пояс в сугробе. Насилу пробравшись к дому, перелез через обугленные бревна и ступил внутрь, отряхивая с одежды золу и снег. Человек у костра поднял голову. Это был раб. Он выкатил бессмысленные глаза, у него было лицо идиота.
— Ты чего днем костры жжешь? — спросил Бран. Раб захлопал белесыми ресницами, и губы распялились в улыбке.
— Гы-ы-ы, — ответил он. По бодбородку потекла слюна, и Бран поморщился.
— Полон дом придурков, — с досадой буркнул он. Раб засмеялся. Ну, от этого толку не добиться, понял Бран. Утро было ясным, вставало солнце, в его лучах свет костра поблек, и показалось, что в огне сверкает маленький предмет. Бран нагнулся, щурясь, не в силах понять, есть там что-то, или ему мерещится. Он сунул в пламя хворостину. Миг, и деревяшка загорелась. Бран выгреб наружу пару угольков, пошевелил их носком башмака, и в золе что-то тускло блеснуло. Присев на корточки, он щепкой подцепил и вытащил предмет.
Это был небольшой медальон. Взявшись за остаток кожаного шнура, Бран поднял его с земли, быстро смахнул с поверхности золу. Раскаленный металл опалил руку. Зашипев от боли, Бран обожженными пальцами схватился за ухо, и раб снова захихикал, пуская слюни. Бран хмуро покосился в его сторону, перевел глаза на медальон. Металл оплавился, но изображение еще можно было разобрать. Это была фигура зверя, не то вепря, не то пса, а может быть, и волка. Топором сделано. Бран перевернул пластинку и на обратной стороне увидел руну Совули. Значит, все же вепрь. Дремучее творчество. Интересно, чей он?
— Твое? — спросил раба Бран. Тот таращил глупые глаза, и выраженья в них было не больше, чем у деревяшки.
— Тьфу ты, — Бран поднялся, зажав находку в кулаке, — и послал же Бог дураков мне на голову, — и, поворотившись к рабу, громко произнес:
— Ну, чего пялишься, скажи уже чего-нибудь. Нравится в гляделки играть?
— Он не разговаривает, — ответили за спиной. Бран обернулся. На него смотрела Улла. Груда обуглившихся бревен преграждала девушке путь.
— Не сердись на него, — промолвила она. — Он с рождения такой. А разговаривать он правда не умеет.
— Здравствуй, — сказал Бран.
— Здравствуй, — ее губы дрогнули улыбкой. — Помоги мне перебраться.
Когда Бран подошел, руки девушки обвили его шею. Он перенес Уллу через завал и опустил на землю.
— Какой лохматый, — она провела по его волосам ладонью. Ее губы улыбались. Бран не сводил с них глаз. Они были так похожи на ягоды малины, что ему нестерпимо хотелось снова почувствовать их вкус.
— Этот парень на нас смотрит, — не выпуская Уллу из объятий, промолвил Бран.
— Пускай смотрит. Он же дурачок, никому не расскажет.
— Ты уверена, что... — начал Бран, но Улла не дала закончить, положив пальцы ему на рот.
— Молчи, — сказала она. — Поцелуй меня.
Бран и не думал возражать. Поймал губами ее губы. Улла прижалась к нему с такой силой, точно хотела с ним срастись. Они не отрывались друг от друга до тех пор, пока не стали задыхаться. Пока в глазах не потемнело. Покуда руки Уллы бессильно не упали вниз.
— Мы спятили, — прошептала Улла. — Спятили.
— Да, — ответил Бран. — Еще как. Ты жалеешь?
— Нет. Я тебя люблю. И я... я не жалею, — она положила голову ему на грудь. Раб у костра вдруг громко замычал. Вздрогнув, Бран и Улла повернули головы.
За горелой балкой стоял Хелмунт. Вид у него был ошарашенный. Бран торопливо убрал руки. Поймав их взгляды, Хелмунт пробормотал:
— Я это... мимо шел.
Стало тихо. Бран смотрел на Хелмунта, хмурясь все сильнее. Вот ведь черт. Вот черт проклятый!
— Хелмунт, иди, пожалуйста, сюда, — позвала Улла. Тот послушно перелез через завал. Бран с неприязнью следил за ним.
— Я правда не нарочно, — молвил раб. — Я бы не стал подсматривать, честное слово.
Улла взяла его за руку:
— Я знаю. Пожалуйста, не говори никому. Ладно? Хорошо?
— Могила, — Хелмунт прикусил губы.
— Поклянись, — велела Улла.
— Клянусь, чем хочешь. Богами клянусь.
— Если отец узнает, Хелмунт, ты понимаешь, что он с нами сделает, — тихо выговорила девушка, и Хелмунт нервно переступил с ноги на ногу. Брану показалось, что он побледнел.
— Я ничего не скажу, — заверил Хелмунт. — От меня никто ничего не узнает. Меня можешь не опасаться, я не доносчик.
— Я знаю, — повторила Улла. — Ну, хорошо. Ладно. Я тебе верю.
— А вот я не очень, — Бран шагнул вперед, упершись в Хелмунта глазами.
— А вот я не очень-то, — повторил он. На щеках у Хелмунта дернулись желваки.
— Почему? — спросила Улла.
— Он доверия не внушает.
Улла покачала головой:
— Просто он тебе не нравится, и всегда не нравился, а зря.
— Может, зря, а может, и не зря.
— Не надо с ним так. — Улла коснулась локтя Брана. — Он мой друг, я ему верю. И ты поверь, пожалуйста.
— Нельзя всем верить.
— Всем нет, а ему да, — и, повернувшись к Хелмунту, она сказала:
— Ты иди, Хелмунт, иди.
Бран промолчал. Они следили, как Хелмунт перебирается через завал.
— Хелмунт! — окликнула Улла. Тот обернулся.
— Гляди же, ты обещал, — проговорила девушка. — Не забывай, пожалуйста.
— Не забуду, — серьезно ответил раб. Зашагал от развалин прочь, а Бран повернулся к Улле.
— Я ему не верю, — повторил он. — А что до того, что он мне не нравится, на это есть причины.
— Обиделся? — Улла коснулась пальцем его губ. — Не надо, ну, пожалуйста... Прошу тебя, не сердись.
— Я вовсе не сержусь. Разве я могу на тебя сердиться? Просто это может быть опасно, понимаешь? Если он нас выдаст, мы пропали. Разве нет?
— Он не выдаст, — Улла взяла руку Брана и прижала к груди. — Он ни за что не выдаст. Он хороший человек, и никогда мне не навредит, поверь. Зря ты так его не любишь, милый. Он хороший, вот увидишь. Он не сделает нам зла.
— Ладно, — Бран притянул девушку к себе. — Как знаешь. Оставим его. Ты мне лучше скажи, я днем тебя увижу?
— Приходи обедать к дяде, тогда и увидишь.
— Там полно народу, там я на тебя и смотреть даже не смогу. Это просто ужас, быть с тобой рядом, и не заговорить, не прикоснуться. Не знаю... наверное, я вообще не умею держать себя в руках.
— Я тоже, — она подняла голову. — Тогда и я тоже. Просто мы с тобой свихнулись, любимый мой, любовь же она как болезнь. Поцелуй меня, пожалуйста.
Бран поцеловал ее подставленные губы, такие горячие, мягкие и податливые. Тихо застонав, Улла всем телом прижалась к нему.
— Надо идти, — шепнула она. — Пора.
— Я тебя не отпущу, — словно обезумев, Бран кинулся целовать ее лицо. Она прерывисто дышала, руки обнимали его шею.
— Нет... нет... Не надо, никак нельзя... увидят нас, — она говорила это, но не разнимала рук. Слезы потекли из ее глаз, и Бран ощутил их на своих губах.
— Что ты? — сквозь ткань платья Бран чувствовал, как шибко бьется ее сердце. — Не надо плакать, ма торан... дорогая, все будет хорошо, вот увидишь. Я тебя люблю. Все будет хорошо.
Она вдруг схватила в ладони его лицо и впилась губами в губы. Потом резко отстранилась, произнесла, утирая слезы:
— Пусти меня. Ну, пожалуйста. Отпусти.
Бран через силу разомкнул объятия, и Улла отошла в сторону. Передником вытерла лицо.
