— Хорошо! — так же, прерывающимся шёпотом, ответила подруга, — и мне везёт! Иди ко мне!
И я перелёг на неё...
— Слушай, а так можно жить! — Рита обняла подружку.
Обе ещё вздрагивали — пресловутые бабочки в животе били крыльями. Меня девушки после томных и сонных посткоитусных поцелуев отправили в ванную.
— Думала уже... — согласилась Алла, — можно. Мы... это... как там говорят: 'преломили хлеб'?
— Палочку преломляем, — фыркнула Рита.
— Но, но! Палочку не тронь! Общая...
— Пригодится, — согласилась Рита, — мы 'делим постель'! Вот.
Долго устраивались: всё же втроём на полуторной тахте — тесновато. Но девочки прижались по бокам, закинули сверху ноги (звучно стукнулись при этом коленками и слегка 'поссорились', но тут же помирились — звонко расцеловались надо мной), в общем, в тесноте, да не в обиде — разместились.
И уже совсем в полусне, когда сопение девчонок стало спокойным и размеренным, Рита шепнула:
— Толя, а ты на мне женишься?
— Да, — ответил сразу, тоже почти засыпая.
— А на мне? — едва слышно пробурчала Алла.
— И на тебе, — тоже без паузы.
— Хорошо, — выдохнула Рита, Алла выдохнула молча, и все уснули.
Поутру мы едва не проспали: Алла предупреждала, что рано утром нам с Ритой (или мне, как минимум) следует исчезнуть — вернутся мама с отчимом. И если и про Риту, и про меня мама в курсе, то про то, что мы и втроём можем... догадывается, конечно, но догадываться и знать точно — это же разное?
Проснулся я от лёгких прикосновений тонких пальчиков... к чувствительному кончику. Аллочка сопела в шею — и явно не спала. Нашёл и погладил торчащий сосок — сопение усилилось. Пошевелил зажатыми между её бёдрами пальцами. Так и ласкались потихоньку, постепенно всё больше заводясь, пока я не шепнул:
— Прекрати! Брызнет... зря. Хочешь — залезай.
— А?..
— Под подушкой...
Девушка приподнялась, пошарила, добыла, сноровисто разорвала зубами пакетик и так же уверенно изделие натянула — тренировки! Ну, и забралась, и наделась... мы уже достаточно друг друга нагладили, и подготовили — хватило пары-тройки ме-е-едленных Аллочкиных подъёмов и опусканий, даже не везде потрогать успел... задрожала, охнула, на грудь опустилась... и я выгнулся навстречу...
Тут и Рита проснулась. До этого она себя никак не проявляла: лежала, прижавшись ко мне спиной; когда возиться начали — что-то пробормотала неразборчиво, одеяло утащила и к стене отодвинулась. Девушка потянулась, к нам повернулась, обозрела, погладила Аллу по попе...
— Без меня? Ладно-ладно... — тут же показала, что не обиделась: поцеловала подружку, меня, — любо-о-овнички... любимые! А я... мыться пойду (горестно, с надрывом) сама!
Девушка встала во весь рост, переступила через нас, по-прежнему слитых, и задержалась, как Колосс Родосский над входом в гавань. Снизу — чудный вид! Провела медленно руками по бёдрам, по животу, грудь сжала... присела и поёрзала по Алкиной попе:
— Вот вам!
Аллочка представление пропустила, по причине позы ей только тактильная часть досталась, но всё недавно расслабившееся у нас с ней напряглось и сжалось...
Рита спрыгнула на пол и отправилась в туалет, красиво и нарочито виляя попой. Мы с Аллой смотрели вслед с одинаковым интересом, но она успела первой:
— Ы-ы-ы! — укорила девушка, — из меня ещё не вынул, а уже на другую засматриваешься?
— Ревнуешь? К Ритке?
— К Ритке? — Алла секунду подумала и помотала головой, — к Ритке — нет, не ревную!
Мы прислушались: зашумела вода в унитазе, хлопнула дверь туалета, дверь ванной...
— Пойду, помою девочку? — вопросила Алла, приподнявшись на руках.
Я погладил грудки и отзеркалил укоризну:
— Ай-яй-яй! Я ещё не вынул, а ты уже о других думаешь?
— Ревнуешь? К Ритке? — улыбаясь, подыграла девушка.
— К Ритке? — я секунду подумал... — к Ритке — нет, не ревную!
— Тогда... — Алла приподнялась, аккуратно снялась с полурасслабленного члена, поцеловала в кончик... носа, — пойду...
Я поймал её на уходе, тоже поцеловал — в ягодицу, и напутствовал:
— Помой девочку... как следует!
— Будет он меня учить... девочек мыть! — пробормотала Алла, удаляясь из комнаты тем же аллюром, что и Рита минутой раньше.
А я откинулся на подушку и счастливо вздохнул: хорошо-то как! Только зубы не чищены, и в туалет хочется. И растянуть утреннюю палочку на двоих — увы, не в моих силах... может, ещё научусь?
Прислушался к плеску воды, прикинул, не присоединиться ли? Решил, что не стОит — в полутораметровой ванне и вдвоём тесно (проверено и с Ритой, и с Аллой), а втроём — точно убьёмся. И потом: девочки собрались на девичник, а я влез...
Без утреннего чая Алла нас отпускать не захотела, сказала, что есть ещё полчаса. Так и сидели за кухонным столом: девочки — небрежно завёрнутые в полотенца, я — в брюках и с голым торсом, на который подружки реагировали весьма одобрительно. Ну, недаром же я мимо турника в школьном дворе никогда не прохожу без остановки? И зарядку делать начал — ещё год назад, даже до того, как с Риткой дружить начали.
— Как-то мы... по-домашнему...
Алла пожала плечами:
— Нормально. Мой дом — твой дом.
— Тесен сакля твоя. Вы в порядке? — спросить нужно, мало ли — ревность штука гадкая. Хотя... выглядят подружки довольными, похоже, вода была подходящей температуры.
— В полном, — заверила Рита, и девочки демонстративно и весьма эротично расцеловались... не просто 'чмоканье', а хороший такой поцелуй получился, так что пришлось отгонять желание никуда не идти, а вернуться всем коллективом в постель. Увы...
— В следующий раз... — продолжила Рита, — я с краю лягу. С меня начнёшь, и мной закончишь!
Аллочка кивнула: 'так будет правильно'.
— Всё, договорились, выметайтесь, время!
У подъезда остановился 'Москвич', из него выбрались Лариса Ивановна с Олегом Сергеевичем. Мужчина открыл багажник и с головой в него погрузился, женщина окинула взглядом окрестности... А мы с Ритой далеко уйти не успели...
Мама Аллы нахмурилась, смекнула, откуда выпорхнули ранние прохожие, изобразила лицом рычание, а руками — отрывание чего-то от кого-то. Мы раскланялись издалека, и быстро-быстро смылись за угол.
— Попались! — огорчилась Рита, — хорошо, не в койке.
— Ой, ладно, она и так всё про нас поняла уже.
— С моими ещё как будет...
Рита поцеловала на прощание, повела носом, обличила:
— Пахнешь чужими бабами! — и нашла на пиджаке ещё один светлый волос.
Облазит Олеся, что ли?
С Риткиными родителями (точнее — с мамой, папе, как мы уже поняли — пофиг) вопрос решился на удивление просто. Мама с утра заглянула к детям — бельё глаженное в шкаф хотела тихонько положить — и узрела то, что Рита едва ли не ежедневно наблюдала. По крайней мере — летом, в жару. Девушка и не реагировала уже: ну, стоИт у брата поутру, эка невидаль?
Рита простыню откинула, раскрывшись до пояса, и потягивалась сладко: снилось что-то с Аллочкой, не эротичное, но приятное — какая-то весёлая беготня. На братца только глянула мельком... а мама удивилась... нахмурилась, к себе поманила. Уселись на кухне, чай заварили — есть возможность пообщаться, пока мужики дрыхнут.
— Часто это? — кивнула мама в сторону двери.
Понятно, что ежедневно, но вот так, нагло, грубо, зримо — в дырочку в трусах...
— Летом — каждый день почти. Когда жарко. Иногда и... — Рита пожала плечами, опуская подробности, только пальцами изобразила извержение, очень похоже — мама смутилась даже.
— Н-да... — развела руками женщина, и добавила виновато, — ну, нет возможности...
Про возможность Рита и так знала, составила представление из разговоров взрослых. Эта квартира — всё, что есть, другой взяться неоткуда. Мамины родители лет пять назад съехали в деревню — там прабабка померла и домик им завещала, а дочке с зятем свою квартирку передать не смогли, ведомственная, потому что. Очередь на 'расширение' в НИИ есть, но не движется никуда. Так что толкаться им с Женькой задницами в проходе между кроватями, пока кто-то куда-то не свалит — то ли Ритка замуж, то ли брат в армию...
— Привыкла уже, — отмахнулась Рита, — не страшно.
— Но, всё-таки... девушке...
— Мам... — решилась Рита (как раз момент подходящий), — мы с Толей... уже...
— Да? — сильно удивлённой, или сильно расстроенной мама не выглядела, и тут же стало ясно, почему:
— А подружка?
— Что 'подружка'? Подружка осталась. Ма, ты никогда не хотела, чтоб у тебя была такая?..
— 'Такая'? Нет.
— Ой, ну, не о том я! Верная, для души... как ещё сказать?
Мать вздохнула...
— Были... подружки... в школе, и в институте были... а потом, — рукой махнула.
— Рассорились? — с интересом спросила дочь.
— Нет... разошлись. Бабы... то на чужого мужа засмотрится... подруга, то языком трепанёт, где не надо... да и сама, бывало...
— Может, нам повезёт?..
— Может. Да, так что там с Толей?
— Не ругаешь?
— Поможет?
— Поздно. Честно... ну — очень хотелось!
— Рожать, пока учишься, не собираешься?
— Не-е!
— И ладно. По жопе бы... а толку? Замуж как?
— Ой, мам, я тебя умоляю! Если за Толю — вообще без проблем, мы друг у друга первые. А если нет... кому целка нужна — пусть ищет, в добрый путь. Может в Ашхабаде...
— Ритка!
— Что? Не правда, что ли? Ласки сейчас хочется, а не после ЗАГСа... — (шёпотом) — а как у тебя было, а?
— Стрелочница... так же, как у тебя! Грешна мать, папа твой — не первый. Только ты, того...
— Нет, всё брошу, пойду папе рассказывать! Говори уже, только тихонько!
— Был парнишка в школе, в последнем классе, перед самым выпуском... как-то переглянулись — и завертелось. Месяц куролесили, — раскрасневшаяся женщина хихикнула, — вспомню, в жар бросает! Как не залетела?
— Не сложилось? Характерами не сошлись?
— Почему? Очень даже... просто — 'дан приказ ему на запад...'*. В военное поступил, и всё. Первый курс — казарма. А у меня — институт, а там — мальчики. Ты не думай, я не гуляла, но ещё один был до папы... так, временами. Когда, как ты сказала, ласки хотелось.
— А папа — папа?
— Даже не сомневайся! Вас в законном браке сотворили, налево — ни шагу. Я — так точно, Игорь... тоже. Кажется. У него до меня две-три бабы было, но не больше. Нам друг друга хватает... Рит, скажи честно, а что это было, с подружкой?
— Ласки хотелось... только, мам, это не 'было', это — 'есть'.
— О, как! А Толя?
— Знает.
— Кошмар. Треугольник такой... не равнобедренный. И Алка тебя не ревнует?
— Не-а, — Рита ещё раз решилась, — Толя и её тоже...
— Пиздец... извини, дочка, — мама посидела молча, усваивая новую информацию.
— Как жить будете?
Рита хихикнула и процитировала:
— Долго и счастливо?
— Лариса узнает — всех убьёт. И Алку, и тебя, и Толю.
— Не убьёт. Ты же не убила?
— Так я их пока не видела!
— А тётя Лара — видела! Всех нас.
— Она в курсе?
— Алка призналась. На днях. Так получилось. Тётя Лара, наоборот, тебя боится.
— Правильно, я страшная.
Вот в таком духе мама с дочерью побеседовали (Рита кратко нам с Аллой разговор пересказала). Оксана Петровна мудро решила, что ничего уже не поделаешь, а страшного, по большому счёту, не произошло и не происходит.
Ну, спит дочка с мальчиком... рановато, конечно, но... предохраняются же? даже если забеременеет, выгонять точно не будем, внука/внучку воспитаем сообща. Ну, спит с девочкой... кому какое дело? Нет, дело, конечно, всем, каждой собаке соседской, но если Рита не станет кричать на каждом углу 'я люблю Аллочку!', и наоборот, то никто и не поймёт ничего. Подружки — и всё тут!
Во дворе, где женщина выросла, жила пара лесбиянок. Нормальные тётки, хоть по-своему несчастные. Всё у них было в молодости — и мужья, и дети, потом мужья сели, и они следом — ни за что, ни про что. Дети сгинули в детдомах, переименованные, мужья — в лагерях, но это только в шестидесятом выяснилось, а сошлись женщины раньше, на поселении. Не от природной склонности к женскому телу, от тоски. А когда судимость сняли 'за отсутствием состава преступления' и разрешили в город вернуться, кому они были нужны, кроме друг друга? Так и доживали вдвоём свои недолгие из-за полученных болячек жизни, и померли чуть ли не в одночасье... Их и не корил никто. Разное тогда бывало.
А тут... и так у девицы кровь бурлит, так ещё Женька по утрам член показывает. Сбеситься можно! Немудрено, что бросается на всё, что движется.
Так что подругу дочкину мама решила принимать, хоть без восторга, но с терпением. Папу же в тонкости девичьих взаимоотношений решили и вовсе не посвящать. Да и про мальчика ему знать не обязательно: пусть думает, что слегка целуются.
Приняв решение, Оксана Петровна испекла фруктовый пирог и двинула в гости к Ларисе Ивановне. Неуверенно, волнуясь, позвонила в звонок...
— Ха! — встретила её Алкина мать иронично-доброжелательно. Смех в глазах, и рот — до ушей, — заходи!
Сразу отлегло — поговорим!
Лариса повела носом, учуяла пирог:
— Пропала фигурочка...
Пока гостья мыла руки, хозяйка притащила бутылку 'Кокура' и бокалы, разрезала пирог.
— Сладенькое, десертное, будешь?
Оксана только рукой махнула:
— Наливай!
Полбутылки и полпирога спустя дошли до сути:
— Оксан, гадой буду, я не виновата! Сроду на баб не смотрела!
— И я... никогда в жизни, даже не думала...
— Муженёк мой — тот да, бабник... может это так передаётся?
— Ага. Воздушно-капельным путём...
Общались под вино вполне доброжелательно, да и вообще, как-то отлегло.
— Ты про их парнишку знаешь?
— Знакома... паршивец... двух девок испортил.
— Не они его?
— И так можно сказать...
— И как теперь?..
Лариса хохотнула, открыла рот, но Оксана её опередила:
— Про 'долго и счастливо' слышала уже!
— И я... — вздохнула... подруга? — может... и пусть?
Оксана подняла бокал и чуть торжественнее, чем следовало, подтвердила тостом:
— И пусть!
— Будем дружить? — предложила Лариса, глядя сквозь бокал.
— Я — точно не против. Ритка говорит, ты замуж собралась?
— Ой, да... честно говоря, страшно. Привыкла за столько лет вдвоём с дочкой... А тут... Алка говорит: 'женитесь, я взрослая, понимаю всё!'... ей, вроде, Олег по душе...
— Ну, тогда — домами! — заводить незамужнюю подругу в таком возрасте при почти взрослых детях поостереглась бы, а если будет у неё свой мужик... — дружить, в смысле. А девочки... пусть! Сами разберутся. Если они пацана поделить сумели... может — умные? Да, кстати, Игорь про всю эту... слов нет! не в курсе. Не ляпни, если встретитесь... без меня.
— 'Без тебя'? С твоим мужем? Оксан, я не дура, поостерегусь, чтобы всё не порушить. Допьём?
— Разливай! Что-то я уже... как мало надо...
— И не говори. Кстати, Олегу тоже не обязательно знать... подробности. Давай, за детей, чтоб они были здоровы... сейчас чайку заварим — и пирожок прикончим. Рецепт дашь?
