— Твое? — спросил раба Бран. Тот таращил глупые глаза, и выраженья в них было не больше, чем у деревяшки.
— Тьфу ты, — Бран поднялся, зажав находку в кулаке, — и послал же Бог дураков мне на голову, — и, поворотившись к рабу, громко произнес:
— Ну, чего пялишься, скажи уже чего-нибудь. Нравится в гляделки играть?
— Он не разговаривает, — ответили за спиной. Бран обернулся. На него смотрела Улла. Груда обуглившихся бревен преграждала девушке путь.
— Не сердись на него, — промолвила она. — Он с рождения такой. А разговаривать он правда не умеет.
— Здравствуй, — сказал Бран.
— Здравствуй, — ее губы дрогнули улыбкой. — Помоги мне перебраться.
Когда Бран подошел, руки девушки обвили его шею. Он перенес Уллу через завал и опустил на землю.
— Какой лохматый, — она провела по его волосам ладонью. Ее губы улыбались. Бран не сводил с них глаз. Они были так похожи на ягоды малины, что ему нестерпимо хотелось снова почувствовать их вкус.
— Этот парень на нас смотрит, — не выпуская Уллу из объятий, промолвил Бран.
— Пускай смотрит. Он же дурачок, никому не расскажет.
— Ты уверена, что... — начал Бран, но Улла не дала закончить, положив пальцы ему на рот.
— Молчи, — сказала она. — Поцелуй меня.
Бран и не думал возражать. Поймал губами ее губы. Улла прижалась к нему с такой силой, точно хотела с ним срастись. Они не отрывались друг от друга до тех пор, пока не стали задыхаться. Пока в глазах не потемнело. Покуда руки Уллы бессильно не упали вниз.
— Мы спятили, — прошептала Улла. — Спятили.
— Да, — ответил Бран. — Еще как. Ты жалеешь?
— Нет. Я тебя люблю. И я... я не жалею, — она положила голову ему на грудь. Раб у костра вдруг громко замычал. Вздрогнув, Бран и Улла повернули головы.
За горелой балкой стоял Хелмунт. Вид у него был ошарашенный. Бран торопливо убрал руки. Поймав их взгляды, Хелмунт пробормотал:
— Я это... мимо шел.
Стало тихо. Бран смотрел на Хелмунта, хмурясь все сильнее. Вот ведь черт. Вот черт проклятый!
— Хелмунт, иди, пожалуйста, сюда, — позвала Улла. Тот послушно перелез через завал. Бран с неприязнью следил за ним.
— Я правда не нарочно, — молвил раб. — Я бы не стал подсматривать, честное слово.
Улла взяла его за руку:
— Я знаю. Пожалуйста, не говори никому. Ладно? Хорошо?
— Могила, — Хелмунт прикусил губы.
— Поклянись, — велела Улла.
— Клянусь, чем хочешь. Богами клянусь.
— Если отец узнает, Хелмунт, ты понимаешь, что он с нами сделает, — тихо выговорила девушка, и Хелмунт нервно переступил с ноги на ногу. Брану показалось, что он побледнел.
— Я ничего не скажу, — заверил Хелмунт. — От меня никто ничего не узнает. Меня можешь не опасаться, я не доносчик.
— Я знаю, — повторила Улла. — Ну, хорошо. Ладно. Я тебе верю.
— А вот я не очень, — Бран шагнул вперед, упершись в Хелмунта глазами.
— А вот я не очень-то, — повторил он. На щеках у Хелмунта дернулись желваки.
— Почему? — спросила Улла.
— Он доверия не внушает.
Улла покачала головой:
— Просто он тебе не нравится, и всегда не нравился, а зря.
— Может, зря, а может, и не зря.
— Не надо с ним так. — Улла коснулась локтя Брана. — Он мой друг, я ему верю. И ты поверь, пожалуйста.
— Нельзя всем верить.
— Всем нет, а ему да, — и, повернувшись к Хелмунту, она сказала:
— Ты иди, Хелмунт, иди.
Бран промолчал. Они следили, как Хелмунт перебирается через завал.
— Хелмунт! — окликнула Улла. Тот обернулся.
— Гляди же, ты обещал, — проговорила девушка. — Не забывай, пожалуйста.
— Не забуду, — серьезно ответил раб. Зашагал от развалин прочь, а Бран повернулся к Улле.
— Я ему не верю, — повторил он. — А что до того, что он мне не нравится, на это есть причины.
— Обиделся? — Улла коснулась пальцем его губ. — Не надо, ну, пожалуйста... Прошу тебя, не сердись.
— Я вовсе не сержусь. Разве я могу на тебя сердиться? Просто это может быть опасно, понимаешь? Если он нас выдаст, мы пропали. Разве нет?
— Он не выдаст, — Улла взяла руку Брана и прижала к груди. — Он ни за что не выдаст. Он хороший человек, и никогда мне не навредит, поверь. Зря ты так его не любишь, милый. Он хороший, вот увидишь. Он не сделает нам зла.
— Ладно, — Бран притянул девушку к себе. — Как знаешь. Оставим его. Ты мне лучше скажи, я днем тебя увижу?
— Приходи обедать к дяде, тогда и увидишь.
— Там полно народу, там я на тебя и смотреть даже не смогу. Это просто ужас, быть с тобой рядом, и не заговорить, не прикоснуться. Не знаю... наверное, я вообще не умею держать себя в руках.
— Я тоже, — она подняла голову. — Тогда и я тоже. Просто мы с тобой свихнулись, любимый мой, любовь же она как болезнь. Поцелуй меня, пожалуйста.
Бран поцеловал ее подставленные губы, такие горячие, мягкие и податливые. Тихо застонав, Улла всем телом прижалась к нему.
— Надо идти, — шепнула она. — Пора.
— Я тебя не отпущу, — словно обезумев, Бран кинулся целовать ее лицо. Она прерывисто дышала, руки обнимали его шею.
— Нет... нет... Не надо, никак нельзя... увидят нас, — она говорила это, но не разнимала рук. Слезы потекли из ее глаз, и Бран ощутил их на своих губах.
— Что ты? — сквозь ткань платья Бран чувствовал, как шибко бьется ее сердце. — Не надо плакать, ма торан... дорогая, все будет хорошо, вот увидишь. Я тебя люблю. Все будет хорошо.
Она вдруг схватила в ладони его лицо и впилась губами в губы. Потом резко отстранилась, произнесла, утирая слезы:
— Пусти меня. Ну, пожалуйста. Отпусти.
Бран через силу разомкнул объятия, и Улла отошла в сторону. Передником вытерла лицо.
— Ты растрепался. И красный какой, — она улыбнулась. — Ну, я пойду. Нет! Нет, пожалуйста, — воскликнула она, когда Бран попытался поймать ее руку. — Не надо, давай уже разойдемся, нельзя же тут быть целый день. Я пойду. Хорошо? Ладно?
— Ладно, искорка, — ответил Бран. Удержать себя на месте ему стоило труда.
— Ничего, милый. Мы еще увидимся, может, вечером. Да?
— Да. Иди же.
— Иду... иду, — повернувшись, она побежала прочь. Глядя на ее удаляющуюся фигурку, Бран ощутил почти физическую боль и до хруста стиснул зубы. Мы правда спятили. Улла бежала по тропе, над белым снегом мелькала ее малиновая шаль. Вот она исчезла, свернула за сарай, а Бран продолжал видеть перед глазами маленькое красное пятно.
Глава 9
В дом к Сигурду Бран так и не попал. Едва он добрался до новой кузницы, как услыхал за собой пыхтение и обернулся. Бежавший следом раб застыл, словно наткнувшись на невидимую стену.
— Я за тобой, господин, — промолвил он. — Это... того... от конунга.
— От конунга? — Бран поднял брови. — Зачем?
— Пожаловать, значится, тя просит, а зачем — не знаю, не прогневайся, — раб поклонился.
— Ладно. Сейчас приду, а ты ступай, я дорогу знаю, провожатых мне не надо.
— Слушаюсь, — вновь кланяясь, ответил раб. Далеко обойдя Брана, во все лопатки дунул по тропе.
К конунгу идти вовсе не хотелось, но Бран все-таки пошел. Ссориться он не собирался. И, кроме всего, ему было любопытно. Чего этому надо? Не заставил бы он меня уехать! Эта мысль прямо обожгла, и Бран сдвинул брови. Ну, уж нет. Я здесь еще не закончил. Уеду, когда поймаю убийцу, не раньше, и никакой конунг меня не заставит!
Ты сам себе врешь. Это ты из-за нее не уезжаешь...
Во дворе было полно народу. Люди больше не шарахались от Брана так, как раньше. Многие глазели, многие кланялись, и здоровались, но близко, правда, никто не подходил.
У стены Бран заметил Торкеля. Окликнул, и тот поднял голову. Вид у него был, будто с похмелья, а рука перевязана.
— Привет, — сказал Бран.
— Здорово, — буркнул Торкель.
— Конунг где сейчас?
— На хрен он тебе? Дома сидит, окопался в своей берлоге.
— А в котором из домов-то?
— Да как всегда, в этом, — Торкель ткнул большим пальцем через плечо. — А пошли ты его в задницу. Чего он тебе за компания? У меня вон брага есть, а в одиночку пить неохота. Айда со мной?
— В другой раз. Ну, бывай, мне некогда.
Торкель что-то пробурчал, но Бран не расслышал. Отвернувшись, подошел к двери в дом, дернул ручку и переступил порог. Внутри было тихо. Он постоял, привыкая к темноте. Горела только пара ламп, вдалеке, за очагом. Приглядевшись, Бран увидел, что там кто-то ходит, и услышал голоса.
Когда он приблизился, разговоры смолкли, и люди подняли головы. Их было семеро, все — слуги. На столе перед ними высилась груда заготовок для стрел.
— Здравствовать, — ответил он на их приветствие.
— А-а, колдун, — окликнул громкий голос. — Проходи, проходи.
Конунг сидел за дальним концом стола. Бран увидел Сигурда, Старого Бьорна и еще кого-то, с кем был незнаком.
— Здравствуйте, уважаемые, — промолвил он. Ну и ну, прям совет старейшин. Сигурд улыбнулся, а конунг велел:
— Бери стул, колдун. Садись.
Прозвучало это не слишком дружески, однако Бран решил не реагировать, а просто опустился на табурет возле Сигурда.
— Голодный? — спросил Сигурд. — Куда среди ночи запропал-то?
— Да так, я это... надо было там, — пробормотал Бран.
— Коль голодный, так позавтракай сначала, — распорядился конунг. — Эй, кто там, поесть дайте колдуну!
Один из слуг вскочил, грохнув стулом. Нам надо быть поосмотрительней, не ровен час, сопоставят, что мы вместе исчезаем. Только бы Хелмунт рта не начал раскрывать... Бран посмотрел на конунга, на его сдвинутые брови, ястребиные зоркие глаза. Н-да-а... такому избави Бог попасться. Ну, мной-то, положим, он подавится. Но вот Улла... Колючие мурашки пробежали у Брана по спине.
Слуга поставил перед ним блюдо.
— Давай, колдун, — пригласил конунг, — угощайся.
— Благодарствую, — Бран взял лепешку. Остальные смотрели на него. Он отвел глаза и принялся есть. Конунг повернулся к Сигурду.
— Ну, так чего же, брат? — сказал он. — Чего думаешь?
— А што тут думать-то? — ответил ярл. — Так и сделаем, и вся недолга.
Бран покосился на обоих. Их лица были серьезны, лица двух других — тоже. Старый Бьорн тянул из кружки пиво, и вид у него при этом был такой презрительно-надменный, что Брана разобрал смех. И чем он больше сдерживался, тем смешнее становилось. Сигурд с конунгом продолжали беседовать, но Бран не вникал в слова. Он думал лишь о том, как бы не рассмеяться. На Бьорна он старался не глядеть, потому что чувствовал: если посмотрит — не удержится.
— А давеча две коровы сгинули, — вдруг промолвил Старый Бьорн. — И хто, спрашивается, велел этому сукину сыну за околицу их гнать? Нихто ему, слышь-ка, не велел. Так нет, ему прям как ветер в жопу. Конешно, когда заместо мозгов да гнилая кашка, так...
Бран фыркнул и затрясся, заслоняя рот руками. Старый Бьорн насупился:
— Ну, и чего смешного?
— Ни... ничего, — задыхаясь, отозвался Бран. — И... извини...
— Ну, молодежь, — проворчал старик. — Все б им только ржать, над стариками потешаться, жеребцы стоялые.
Этого Бран выдержать не смог, расхохотался в голос. Звонкий смех прорезал тишину. Сначала все оторопели, потом заулыбались. Конунг сдвинул брови, а Сигурд прятал улыбку в бороде. Старый Бьорн обвел людей сердитым взглядом.
— Ат, дурачье, — проскрипел он. — Ну, этот ладно, сопливый ишо, а вы, кобели, чего регочете? Смех без причины — признак мудачины!
Закрыв лицо руками, Бран лбом стукнулся о стол. Сигурд и незнакомый ярл захохотали, вторя его смеху, и даже конунг улыбнулся. Слуги ржали, пихая друг друга кулаками под бока. Старый Бьорн выкатил гневные глаза, но не удержался и засмеялся тоже.
Несколько минут все помирали со смеху, чуть погодя веселье начало стихать. Сигурд вытер ладонью слезы. Конунг криво улыбался, качая головой. Бран, весь пунцовый, наконец оторвал лицо от стола, но еще долго не мог отдышаться. Старый Бьорн потянулся к кувшину с пивом.
— Мне оставь, — промолвил Сигурд.
— Да нужно будет, слуги принесут, — конунг, поглядев на Брана, усмехнулся. Привычная хмурая гримаса на время покинула его лицо. А он, видать, моложе, чем кажется, не без удивления понял Бран.
— Точь в точь твой младший, — обратился конунг к Сигурду, кивнув на Брана головой. — Тоже хохотун.
— Молодой еще, — Сигурд хлопнул Брана по спине. — Пущай веселится. Вот состарится, как мы, так, чай, тоже будет не до смеха.
— Ишь, глядите на него, — Старый Бьон оторвал от губ кружку. — Тожа, к старикам себя причислил. Чья бы мычала! А мне тогда што ж, и впрямь на кладбишшу пора, как давеча тут некоторые... — не договорив, он снова принялся за пиво.
— Ты ешь, ешь, — сказал Брану Сигурд. — Весельем сыт не будешь.
— Да я уже наелся, — ответил Бран.
— Ну, коль ты сыт, — промолвил конунг, — я вот чего тебя позвал-то, парень. Обещанье ты свое выполнил, оборотня словил, сына моего вон тоже спас. Ну, одним словом, я хочу знать, какую плату ты назначишь.
— Платы мне не надо, — ответил Бран. — Мы ведь об этом говорили.
Конунг нахмурился:
— Брось, парень, я не скупой и не бедный. Я в состоянии заплатить.
— Мне ничего не нужно, — отозвался Бран.
Брови конунга, как тучи, наползли на ястребиные глаза.
— Я тебя, колдун, чего-то не пойму, — проговорил он с расстановкой. — Платы тебе не надо, а чего ж тогда тебе надо? — голос был ровен и спокоен, однако Бран чувствовал, как медленно, но верно конунг раскаляется изнутри. Эх, и надоел ты мне...
— Да ничего, — ответил он. — Я тебе это сказал с самого начала. Платы мне не надо, и ничего не надо. Считай, это я с вами рассчитался за пожар, вот и все.
— А вот мне, колдун, сдается, что не все, — медленно выговорил конунг. — Тебе на ум не приходило, что ты мне позоришь? Вот, мол, проклятый Железный Лоб какой жадюга, гроша не вытянешь из него. Или, может, ты решил меня своим должником на всю жизнь заделать? Чтоб, мол, я тебе теперь по гроб был обязан? Я погляжу, молодой ты, а из ранних!
Бран под столом стиснул кулаки. Ну и гад. Он совсем уже того!
— Ты, конунг, мне свои мысли не приписывай, — Бран изо всех сил старался говорить спокойно. — Если ты считаешь меня подонком, это еще не значит, что так оно и есть на самом деле. Платы я с тебя не возьму, уже сто раз говорено. А в должниках ты мне не нужен, можешь спать спокойно. Видал я таких...
Сигурд коснулся его плеча:
— Эй, эй, потише, парень, он тебе не ровесник. Ты што?
Бран стиснул зубы, а конунг сказал:
— Эх, и наглец же ты, колдун. Какой ты все-таки наглый! Молоко на губах не осохло, а туда же, хамит, голос повышает.
— За грубость извини, — промолвил Бран. — Я не хотел.
