Проект Повелитель

-Чего жаль?

— Черемша завяла уже.

-?

— Сочности нет никакой.

— Ага,...сходи свежей нарви.

— Сдается мне, что не растет она тут. А если и растет, то время прошло. Нутром чую Рус, что осень тут или того хуже.

-Хм, — Рус, бросил взгляд через треснутое стекло на бурую траву за окном. Росший неподалеку куст шиповника краснел мелкими ягодами и листьями.

* * *

— Лохматые утверждают, что мост недалеко.

— Не припомню я тут никакого моста, — сказал Хаймович задумчиво, — был навесной мостик для дачников. Но он висел сразу за заводом газовой аппаратуры, что на краю города.

Мы, то место давно прошли. Не было никакого моста.

— Да, что там моста, следов никаких нет,— вставил Федор, заметно нервничая. Женщины остались под присмотром Шустрого. Надежда на него в случае чего была слабая.

— Ближайший мост в Ильинке, а до нее километров десять.

— Две собачьих перебежки, — буркнул Федя,— Толстый, может, выяснишь у своих уродов, может для них до Ильинки лапой подать?

Я обернулся к корноухому.

-Слыхал? В Ильинке мост или ближе?

— Вау...— корноухий зевнул, показывая алый язык и недюжинные клыки, — рядом.

-Так ближе или в Ильинке?

— Ближе.

— Ильинка это что?— Встрял короткохвостый.

Вот, блин! Может мы вообще про разныё места, и направления говорим?

-Там, — махнул я рукой вдоль реки.— Деревня такая была.

Тишина в ответ. Доведут они меня до белого каления.

— Ладно, черти! Ведите до моста. Если это действительно недалеко сбегаем туда и обратно. Разведаем.

— И то дело! А то базар развели, близко, далеко!

Псы поднялись и мелкой рысью потрусили вдоль берега. Мы подорвались следом.

Мазутка петляла как змея. Поэтому путь был извилист. Мы пытались сокращать, срезая через заборы. Но огороды были густо заросшие, и нацепляв репейников и исцарапавшись,

пришлось от этой идеи отказаться. Тем более, что Хаймовичу нашей резвости недоставало. Пробежали мы метров пятьсот. Но вот из-за поворота, где возвышался добрый в три этажа домик, вдруг открылся удивительный вид. Сразу за домиком берег резко понижался, переходя в карьер, заросший облепихой. И с этого берега на тот тонкой нитью протянулся мост. Сроду такого чуда не видел. Столбы на растяжках. И от столбов с этого берега на тот проходят чуть заметные нити. Их бы вообще можно было не заметить, если б не дощечки, кое-где сиротливо висящие над водой. Теперь понятно, что собакам тут не пройти и не вернуться. Тормозя на пятках, мы съехали вниз с обрыва, чтоб рассмотреть это чудо поближе. Желтые деревца облепихи росли, оказывается, на островках. Между ними стояли мелкие лужи с прозрачной водой. Через воду были видно каменистое дно из мелкой гальки и какая-то снующая по ней живность.

— Надо же, — удивился Хаймович, — водомерки.

Перепрыгивая через лужи, дошли до моста.

— Нет, никак я не мог ошибиться. Не было этого моста тут. Никогда не было,— бормотал себе под нос старый.— Именно такой мост был у завода. Но здесь? Что-то невероятное.

Неужели это начало склероза?

— И как? — спросил у деда Федор, скептически уставившись на сооружение.— У столетней бабки зубов больше, чем тут настила.

Штакетины действительно были крайне редкие. Перепрыгнуть с одной на другую не получится. Да и ветхие они. Для меня с Косым перебраться не вопрос. По тросам переползем, раз плюнуть. Но Федя имел в виду женщин. Как им перебраться?

— Ну...., ногами наступать на нижний трос, руками держаться за верхний, — прикинул Моисей Хаймович.

— Ты дед, ещё Толстого поучи с дома на дом прыгать, — огрызнулся Косой.

Взъелся он на деда непонятно за что.

— Женщины нипочем не пройдут!

Хаймович задумался.

— Максим, спроси у своих подопечных, в Ильинке мост есть?

Я уставился на гавриков. Здоровые всё-таки кобели, мне по пояс, а если на задние лапы встанут как раз с меня ростом. Это я от внутреннего страха их принижаю всячески, чтоб не забывали кто здесь главный.

-Ну?

— Не знаем....

— А кто знает? Были там? — указал я рукой.

-Там не пройти..может и есть там ...деревня. Не пройти до неё..ТУМАН!

— Слышь Хаймович, они говорят, что туман там какой-то. Пройти невозможно.

Косой с недоверием фыркнул.

-Почему не пройти? Туман с зубами?— решил пошутить я.

Шерсть на загривке поднялась. Но короткохвостый не угрожал. Это он от страха, сообразил я.

— ТУМАН! Не туман! Он всегда! Его ветром не развеивает,... Кто в него заходит, назад не возвращается, пропадает навсегда!

— Такие дела, — обернулся я к своим,— кто в туман заходит, назад не возвращается. Пропадают в нем навсегда.

— Может химическое оружие какое в своё время применили? Хотя, давно бы рассеялось,

— начал размышлять вслух Хаймович.

— Вот и они говорят, он всегда. Ветром его не разносит.

— Значит это аномалия, не хуже нашей речки. Постойте! Если река имеет свойства протекать не здесь и не сейчас, и каким-то образом связана с изменением пространства и времени. Допустим, свойства воды как таковой она не утрачивает. А значит, имеет свойства испаряться. И как поведут себя испарения воды заряженные иными? Всё правильно!

Этот туман, производное от нашей реки и есть! Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!

-Вот я молодец. Сообразил!

Хаймович засмеялся и засиял как начищенный самовар, давно его таким не видел, последний раз, когда ампулы ему эти притащил. Он тогда чуть плясать не начал.

— Слышь, Пушкин, ты ещё сообрази, как женщин туда перетянуть, — кивнул в сторону моста Косой.

* * *

Вода стекала по штанам, и в сапогах уже хлюпало. Одежда промокла насквозь и тяжелым грузом давила на плечи, сковывала движения. Чтоб не замерзнуть друзья двигались быстро. Но ноги расползались на глинистой почве. Голое поле вокруг и отсутствие прибежища настроения не улучшали. Железная дорога огибала холм, но Руслан решил подняться на него, чтоб осмотреться. Холм был крутой и скользкий, весь поросший седой и колючей полынью. Чтоб не соскользнуть вниз пришлось помогать себе руками, погружая пальцы в холодную стылую землю. Добравшись, он остановился отдышаться. Молчание затянулось.

-Что? Что там? Лес есть поблизости?— Окликнул его Лис.

Он чувствовал себя не в своей тарелке. Отсутствие леса его пугало. Не спрятаться, не скрыться. Голым и беззащитным чувствовал он себя. Как когда-то в детстве, когда попался с соседской курицей. И чтоб не прибил дядя Петя, пришлось перекинуться, сменить лисий облик ,на человеческий. Так и стоял он, потупив взор, прикрывая руками срам.

Рот был полон крови и мелких куриных перьев, которые он боялся сплюнуть. Опасаясь вызвать очередной приступ гнева скорого на расправу соседа.

— Чего там? Чего молчишь? Или мне подняться?

Рус, как зачарованный, уставился вдаль и не отвечал.

— Рус! Ты оглох что ли? Сейчас поднимусь и уши тебе прочищу!

Тот нехотя отозвался.

-Подниматься не надо. Тут такое.., кажется, мы пришли. Холм обойди, сам увидишь.

Николай заспешил по железке вокруг холма, и остановился. Руслан скользнул с холма к нему. Прямо за холмом дорога ощутимо шла вниз. В конце её валялось скопище жеванных, скомканных железных змеев. И прямо за ними внизу...

Внизу раскинулся каменным зверем город. Его безбрежная шероховатая и пупырчатая шкура из битых кирпичей и бетонной крошки, угадывалась в зарослях бурой поросли кустарника, начиналась неподалеку в полу километре от них и протянулась от края до края, скрываясь за горизонтом, вздымаясь буграми холмов. Каменные глыбы громоздились одна на другую, создавали небольшие холмы. И чем дальше, тем выше они были. Смазанные и оплывшие под бесконечным дождем, занесенные песком и ветром в жаркий период, заросшие редкой травой, но все, же угловатые, с намеком, на бывшие строения. Чуть дальше торчали остовы невиданных зданий, словно сломанные кости гигантского животного. За ними грозно вздымались громады целых домов подпирающих небо. Корявые голые деревья с пожухлой и редкой листвой, пробившиеся среди развалин, тоже казались не живыми порождениями мертвого города. Серое промозглое небо, как саваном накрывала все видимое пространство, туманом оседая на окраинах. От этого город казался ещё больше. Там и сям из развалин зловеще выпирали ржавые и мятые конструкции непонятного назначения, навсегда утратившие первоначальный облик и смысл своего существования. И от того казались остатками какого-то первородного зла, вырвавшегося из темных недр земли.

— Матерь Божья! — Выдохнул Лис, — Это и есть город?

Руслан чуть заметно кивнул, всё ещё пристально разглядывая открывшуюся картину.

— Это сколько тут народа жило? У меня пальцев на руках не хватит...

— Не только у тебя, а у всей нашей деревни, даже если и на ногах прибавить.

— Пасмурно. Стемнеет тут рано, — неожиданно и без переходов продолжил Николай,— ночлег бы подыскать.

— Это точно, обсушится, нам не мешает. Пошли.

— Куда?

— Да вон туда, до того "улья" доберемся, — указал Руслан на ближайшую, более-менее целую пятиэтажку, виднеющуюся за развалами. Из-за неё выглядывали разномастные дома, стоящие грозными нестройными рядами мертвых воинов. Черными провалами окон смотрели они на незваных гостей.

* * *

Мы с Хаймовичем с тревогой смотрели, как неуверенно и шатко ступает на трос Луиза.

Трос противно и ржаво скрипел. Хоть испытан он был уже моим весом и Хаймовичем. Но ладони вспотели от волнения. Нестерпимо хотелось их вытереть, но я держал конец страховки. Особой надобности в ней не было. Но все, же...Луиза была привязана к верхнему тросу. Оступись она сейчас, то просто повиснет на нем, и страховочной веревкой я просто подтащу её к этому берегу. Но почему-то очень не хотелось всю эту надежную систему старого Хаймовича проверять на практике. Голова у него, конечно, варит, но надежность веревок и тросов ещё та. Я иногда ловлю себя на мысли, что я трус. Хотя, для меня есть два вида трусости. Первая, личная, перед неизведанной опасностью. С ней я борюсь просто, засучиваю рукава и лезу бить морду. А вот со второй труднее. Это трусость за близких, когда я боюсь как бы чего с ними не случилось. Однажды помню в детстве, когда меня подобрал дед. Случилось это не сразу, а месяца через два, когда я уже отъелся на дедовских харчах, залечил старые раны. Ночью мне вдруг пришло в голову, что дед умер. Уж не знаю, почему такая блажь нашла. То ли оттого, что он не храпел эту ночь как обычно. Но мне стало страшно и невыносимо грустно. И я прорыдал всю ночь, до утра уткнувшись в подушку. Мне было ужасно жалко себя и деда. И я поклялся, что сделаю все, чтобы он прожил подольше. Потому как добрых людей я в жизни кроме матери, которую помнил смутно, не встречал. А дед был, несомненно, очень добрый, раз просто так взял меня жить к себе. Жили мы с дедом по-разному, то дружно, то не очень. Все-таки я сбегал на волю с пацанами, и бывало, пропадал неделями. Но всякий раз, возвращаясь, прятал глаза из-за того, что чувствовал себя виноватым. Вот, не было меня, а вдруг дед нуждался в моей помощи? Вдруг с ним что случилось, а он рассчитывать мог только на меня? И этот ужас, крутящихся в моем воображении всяческих бед и напастей какие с ним могли приключиться по моей вине, были для меня куда как страшнее его ругани. И я облегченно вздыхал, когда видел его живым и здоровым. А слова его о моем разгильдяйстве пропускал мимо ушей. Я знал, что это он просто за меня волновался, вот и накипело. Пусть пар выпустит.

Лиза шла осторожно, но уж больно медленно. А тут как на грех, завел свою песню Максим младший. То ли Хаймович его неловко держал, то ли он по мамке соскучился. Луиза, услышав эту сирену, заспешила и конечно сорвалась. Коротко взвизгнула и повисла на тросе, упустив нижний трос из под ног. На счет три, я втащил её на берег. Косой с Розой на том берегу было занервничали, но быстро успокоились.

— Розу вяжи! — Крикнул я Федору.

— Крепко привязывай, как свою! — Добавил я зачем-то, и стушевался. Господи! Опять из меня этот страх за близких лезет. И как с ним бороться? Вот Роза только шаг сделала, а у меня уже сердце забилось как голубь в силках. Страх этот свой я, конечно, скрываю, как могу. Но, видимо, что-то пробивается. Потому, как однажды Роза вдруг ни с того, ни с сего сказала: -Толстый, ты конечно убийца как все. Но люблю я тебя за то, что у тебя есть сердце. И стукнула кулачком в мою грудь. А я широко улыбнулся. Знала бы она, какое это сердце. Сердце насмерть перепуганного зайца.

Ну, шагай же ты! Никаких нервов не хватит смотреть на её неловкие, скованные страхом движения. Слава богу! Перебралась. Косой двинулся следом, почти не глядя под ноги, скользнул к нам. Вот и перешли. На том берегу остались мои провожающие. Они вылезли из кустов, стояли молча, и смотрели нам в след. Две пары глаз с непонятным выражением. Хоть бы хвостом махнули, лохматые. Пошарился я в их мозгах, но ничего не понял.

Может потому, что в спешке? Непонятны мне были собачьи мысли.

— А Душмана мы потеряли, — вздохнул Хаймович, — он остался на том берегу. Остался в прошлом. И друзья, и враги, остались в прошлом.

— Значит, время наживать новых, — подмигнул мне Косой и бросил камешек на тот берег. Псы шарахнулись в сторону. Но камень не долетел, а с шипением вошел в воду под самым берегом. Тонкая струйка дыма взвилась над водой.

— Ты прав Федор, всему свое время. Время сеять камни и время их собирать. Пойдем.

За это день надо постараться пройти как можно больше. Серёжа, веревки прибери, пригодятся, — кивнул Хаймович Шустрому, стоящему неподалеку.

Отошли мы метров на сто, углубляясь в практически разрушенный дачный поселок, как что-то заставило меня обернуться. Нет, не взгляд в затылок. Его я давно не чувствовал. Что-то неуловимо и разительно изменилось, что-то произошло сзади неожиданно и мгновенно. Не люблю я неожиданности. Обернулся я резко и всем корпусом. Мои тоже инстинктивно дернулись, хватаясь за оружие. Ничего и никого позади не было.

Ни реки, ни диких собак. За нашей спиной стоял густой непролазный лес.

* * *

— Вот скажи, — сказал Николай, перепрыгивая с валуна на валун,— За каким лешим, тебе понадобилось идти напрямки по этим развалинам?

— Идти меж холмов, значит неминуемо угодить в засаду. Ворлоки так засады и делают, или забыл? Чему тебя только учили?

— Да нет тут никаких Ворлоков. Они камни не едят. А здесь крупнее зайца вряд ли что найдется. А ноги поломать тут раз плюнуть. Смотри!

Руслан обернулся на крик и увидел нечто темное выползшее на соседний холм.

— Это, что ещё за жук переросток?

— А это мы сейчас посмотрим, — ответил Лис, натягивая тетиву.

Стрела шла ровно в бок жуку, но скользнула по панцирю и уткнулась в землю. Жук развернулся и, выставив перед собой клешни, бодро заспешил к обидчикам.