— Но если он офицер толковый, то почему же его выше подполковника не поднять? — удивлённо спросил Михаил.
— Потому что для офицера главное это верность. Верность своей родине. А не своим привилегиям и желанию их сохранить. Короче, нет у меня веры, этому человеку. Соответственно, быть ему ценным специалистом, но всегда на вторых ролях. А вот ещё на одного человека, причём не удивлюсь, если быть ему фельдмаршалом и инспектором кавалерии, это некто Будённый Семён Михайлович, обрати пристальное внимание. Он драгун, но сейчас находиться в одном из казачьих полков. Скорее всего у того же Мищенко. Сделаешь его своим ординарцем. И что бы войну он закончил не менее чем прапорщиком.
— Что-то я не пойму, перспективного офицера, ты, Ники, задвигаешь в сторону. А вот какого-то простого драгуна приказываешь возвеличить.
— Зато, Мишкин, этот простой драгун будет стоять за интересы России до конца. А в верность того перспективного офицера, даже не нам с тобой, а Родине, у меня веры нет. Но Мамантову ещё повезёт. Его имя ещё войдёт в анналы истории. Возможно вместе с твоим. А вот некто капитан Деникин, и его командир Корнилов, отправятся у меня на остров Врангеля. Защищать его от американцев[11]. Или ещё дальше на Землю Императора Николая Второго[12]. Проводить её детальное исследование.
— Так ведь нет такой земли, — нахмурился Михаил, — И что это ещё за история, вместе со мной?
— Ты уверен? — Николай взглянул на брата, — Что нет такой Земли? Я вот знаю, что она есть, не открыта только.
Потом царь отвернулся, от Михаила, и снова медленно направился по тропинке, продолжая говорить:
— Я рассчитываю, что ты подобно тому, как во время Семилетней войны, русские войска взяли Берлин, так и твоя конная армия совершит рейд по Германии. Но тут всё зависит от тебя, точнее от того, на ком ты женишься.
— Конная армия? Я женюсь? — удивлённо произнёс Михаил, — Ники, ты о чём?
— О твоём будущем брат, о твоём будущем, — медленно проговорил Николай, — Уж лучше, ты выполнишь свой долг перед Родиной. И свяжешь себя, семейными узами, в её интересах, чем возьмёшь в жёны пустышку, которая будет тобой пользоваться. А при первой же опасности бросит тебя, и погубит твоего ребёнка.
Николай снова посмотрел на брата и пропел:
— 'Всё могут короли, всё могут короли!
И судьбы всей земли вершат они порой.
Но что не говори, жениться по любви,
Не может ни один, ни один король!
Не может ни один, ни один король[13]! '
— Я не король, — усмехнулся Михаил, — Да и кто бы говорил... И вообще это откуда?
— По поводу короля... — усмехнулся Николай, — Я бы не зарекался бы. Это как от тюрьмы или сумы. И если уж выбирать между этими тремя, то лучше королём, тем паче королём-консортом. Хотя, скорее всего так принцем, и останешься. И на меня не пеняй, сам страдаю, что по любви женился. И теперь наследников среди сестёр подыскиваю. На брата надежды нет, знаю, знаю, какой ты правитель будешь. Упаси господи. Но если будет править твоя жена, управлять государством будет, назначенный ею премьер, а у тебя будет своя армия, пусть и несколько игрушечная, сербская, например, то как ты смотришь на то, чтобы поиграться в сербских солдатиков? И да, это так, песенка из варьете одного.
Михаил нахмурился ещё больше:
— Так, Ники, я не понял, твои планы. Что сербская конная армия будет брать Берлин? И как я стану мужем сербской королевы, если у Елены Сербской есть два брата. И старший брат уже объявлен наследником. И чем он тебя не устраивает.
— Нет, Мишкин, нет, сербы, Берлин, конечно, брать не будут. У них и конной армии, то нет. Дай бог им с черногорцами оттянуть на себя несколько австрийских армий. И с ними мы точно будем воевать. Но начнём по порядку. Хорошо?
— Хорошо, Ники, хорошо. Давай по порядку.
Николай остановился, с шумом втянул в себя воздух и произнёс:
— Чувствуешь, чем пахнет?
— Весной? — осторожно спросил Михаил.
— И ею тоже, — согласился Николай, — Но вообще-то пахнет большой, европейской войной. И я бы сказал, даже уже не пахнет, а вовсю разит. Особенно после того, как Британия и Франция, в апреле прошлого года, заключили союзный договор, против Германии. И с этого момента эта война стала неизбежна. Вопрос пока только о нашем участии в ней. А избежать нам, эту войну, не получиться. При нашем нейтралитете они легко объединяться против нас, чтобы растерзать. А одни мы, против всеевропейской коалиции, не выстоим. Нужны союзники. Причём присоединение России к одной из сторон гарантированно обеспечивает этой стороне победу. Но есть проблема и большая проблема.
— Какая, Николай?
— Ни одной из сторон сильная, независимая Россия, после победы не нужна. Германия сразу же сделает попытку разгромить Россию военным путём. И у неё это гарантированно получиться. Британия и Франция попытаются, используя наши внутренние противоречия спровоцировать у нас либеральную революцию. А потом расчленить империю на куски и их поделить.
Михаил задумался:
— Выхода нет?
— 'Там выход был. Вы просто не заметили', — пропел Николай, — Во-первых, самим сделать у нас революцию. Сверху, а не снизу. И не либеральную, разрушающую. А социалистическую. С огромным созидающим потенциалом. Что бы за десяток лет пробежать те полсотни, на которые мы благодаря Николаю Павловичу, прадеду нашему, да и что там душой кривить, и благодаря отцу нашему, да и мне лично, Россия, от Европы, и отстаёт.
— Ты, Ники, считаешь, что у социалистов есть такой потенциал? — с сомнением произнёс Михаил.
— Я не думаю, Мишкин, я знаю, что он есть, — прямо, буквально с вызовом, смотря в глаза брату, произнёс Николай, — И нам придется сделать ставку на них. На наиболее здоровую их часть.
— Сомнительно это как то, если честно, но ладно, тебе брат, виднее, ты же у нас царь, не я, — убрав взгляд, примирительно произнёс Михаил, — И что, во-вторых?
— А во-вторых, нам необходимо исходить из того, что, разгромив одну из сторон, я бы предпочёл, что бы это была Германия, такие финты с остальными странами будет сделать гораздо сложнее, мы заключаем с ней сепаратный мир, поделив Австро-Венгрию. И потом вместе с Германией громим бывших союзников. Кроме наших личных союзников. С ними, и Германией, мы громим те же Францию и Англию.
— Подлый план, — бросил Михаил, покачав головой, — И зачем сначала разгромить Германию?
— Ну не подлее, чем планы той же Британии. По отношению к России. По их планам, и мы с тобой, и наши дети, должны будем погибнуть, — парировал Николай, — А Германию нам надо поставить в подчинённое положение. И сделать так, чтобы она, не смогла, после победы, напасть на нас.
— Ох уж это византийское коварство, похоже британцы правы, в своей оценки нас.
— А вот не надо, Мишкин, про бедную старую Англию, на которую все ополчились, — усмехнувшись произнёс Николай, — Эта коварная старушенция, далеко не бедна. К тому же алчна, хитра, подла и весьма кровожадна. Прибить её пора уже давно.
— Ладно, Ники, ладно. Но англоманы, в нашей семье, тебя не поймут. Но тогда вопрос о союзниках, как ты говоришь, личных союзниках, в этой войне, это кто?
— Сербия, Черногория, Италия, а то правит там савойский дом, а большая часть герцогства Савойя, находиться во Франции, согласись, что сие есть непорядок, ну и возможно Япония, — ответил Николай, и добавил, — И вот тут важен твой выбор, Мишкин. У тебя есть такое право.
— Выбор в чём?
— Выбор, Мишкин, на ком ты женишься, для тебя есть два варианта...
— Не богатый выбор, — прервав брата, усмехнулся Михаил.
— Ну уж извини брат, какой есть, — развёл руками Николай, — И в зависимости от того, что выберешь ты, будем думать, куда пристроить кого то, из младших Константиновичей. Но, в общем, я хочу сменить династию в Сербии. И не удивляйся, мне до сих пор не нравиться то, что там произошло. И то, что Сербия из союзника Австро-Венгрии превратилась в её врага. Что тут же перечеркнуло наши договорённости с австрийцами, по которым мы признавали Балканы зоной их исключительных интересов[14]. Но надо исходить из реалий. И бросать Сербию нам сейчас ни как нельзя. Хотя они нам далеко и не друзья. И этим меня братья Елены и не устраивают. Один весьма прямолинеен и честен, да и ещё и вспыльчив при этом. Что крайне плохо для монарха. А младший подл, хитёр и коварен, причём на столько что уже подговаривает своих сторонников подставить брата и самому занять трон. Так что в наших интересах сделать так, чтобы там правили Гольштейн-Готторпы, будем называться своим именем, мне нет дела, до договорённостей, что были сделаны нашими предками, что представители нашей династии не могут претендовать на троны разных лимитрофов. Ну, разных мелких государств, не способных к самостоятельному существованию. И тут, наиболее перспективным, для нас, мужем для королевы Елены Сербской, которая и станет залогом наших союзных отношений с Сербией, я вижу тебя. А вот как сделать её наследницей это уже моя забота. Ну а тебе, в этом случае, достанутся сербские солдатики. Если же нет, то значит там, потопчется кто-то из Константиновичей, например, Иоанн. А тебе, в этом случае, придется породниться с микадо. Мне в большой европейской войне нужен мир и спокойствие на Востоке. А не так, чтобы лояльность Японии, Британия покупала нашими территориями. Соответственно, в этом варианте, конную армию, через три недели после начала войны, в рейд по Германии поведёшь ты. А не Будённый.
— А почему через три недели? — нахмурившись, спросил Михаил.
— А потому, что в Германии есть план Шлиффена, — стал объяснять Николай, — по которому они должны будут разгромить Францию раньше, чем отмобилизуемся мы. Наш срок мобилизации сорок пять дней. У немцев в несколько раз меньше. И за срок этой разницы времени немцы планируют, и разгромить Францию, и перебросить войска из Франции на восток. Вот тебе брат и предстоит, застигнув Германию со спущенными штанами, и не дать ей их натянуть. И Берлин тут цель конечно престижная и приятная, но далеко не главная. Главной целью, этого рейда, будут мосты через Одер. И его притоки. И я очень на тебя надеюсь брат. Где бы ты ни был, брат, на Дунае или на Одере, но судьба России будет целиком зависеть от тебя. А твой предстоящий рейд по Корее, это так, тренировка. Для тебя сейчас главным будет вернуться.
Михаил остановился, мрачно и серьезно смотря в землю. А потом произнёс:
— Конная армия, это никто и никогда не делал, Ники. Как ты себе её представляешь?
— Не спорю, ещё никто не делал, — согласился Николай, — Но это не значит, Мишкин, что это нельзя сделать. А так я вижу в её составе первый и второй кавалерийские корпуса[15], гвардейский кавалерийский корпус, твою Дикую дивизию, усиленную Текинским и Дагестанским полками, а также стрелковой бригадой. Что, по сути, превратит, твою дивизию, в корпус. Обязательно армейский корпус. Который пойдёт в рейд следом за кавалерией. Что бы закрепить успех. Очень много артиллерии и новомодных сейчас технических средств. Бронеавтомобили, аэропланы для связи и разведки.
— Эти игрушки, Ники?
— Это сейчас игрушки, Мишкин, а вот что будет лет через десять, когда пришьют последнюю пуговицу к последнему мундиру, я говорить боюсь. Причём пришьют пуговицу германцы. Ни британцы, ни французы к этому сроку не успеют, не говоря уже про нас. Когда мне, на совещании, артиллеристы так прямо и сказали, что насытить армию тяжёлыми гаубицами смогут только через десять лет их выпуска. А ещё только конкурс назначен.
— Для нас всё так плохо? — Михаил посмотрел на брата, тот в ответ только молча, кивнул. И великий князь, поморщившись, произнёс:
— Мне надо подумать, это всё так неожиданно.
— Конечно, брат, конечно. Подумай. Но сейчас идём во дворец. Тебе, надо привести себя в порядок. Тебе же ещё предстоит очаровывать одну из своих возможных невест, — усмехнувшись, при последнем слове, и повернувшись в сторону дворца, произнёс Николай, — Мне же, тоже предстоит решить много дел, в том числе и как, отправить на нашем броненосце, японскую принцессу к её папе. И при этом организовать мою встречу, с королями Сербии, Италии, князем Черногории. С греческими родственничками не помешает встретиться. Ну и ещё кое с кем. Кто там ещё подвернется, по дороге.
Интерлюдия
А в это время Масако стояла в своей комнате у окна, с чашкой горячего чёрного чая, с лимоном и мёдом. Отогреваясь после урока, по стрельбе из пистолета и карабина, у моря. Придерживая второй рукой штору и наблюдая за русским царём и его братом. Одновременно чувствуя, как по всему, замёрзшему было на берегу моря, телу, разливается тепло. Здесь в России было гораздо холоднее, чем на родине. Море замерзало даже тут. Далеко на юге этого государства. Это она увидела сама, когда посетила город Керчь. Бывший русским городом почти тысячу лет назад. Где ей показали церковь, которая считается самой древней, из сохранившихся, в России. И где она, буквально с ужасом увидела, что пролив между берегами покрыт льдом. Совсем как там, в далёком Петербурге.
При этом в комнате было тепло. Так как будто на улице была совсем не зима. Гайдзины использовали для обогрева специальные печи. Которые прогревали внутренние стены зданий. И поэтому внутри дворца было тепло. Воистину это была божественная роскошь. Там, дома, в Японии, они, даже в императорском дворце, спасались от холода с помощью котацу. И будь так холодно на улице, как было холодно здесь, в Ливадии, то она бы уже лежала на ковре с подушками. Засунув ноги под низенький столик, с размещённым под ним обогревателем на углях, прикрытом решёткой, и со свисающими со всех сторон столика одеялами. Самое тёплое место зимой в японском доме, где порой собиралась вся семья. Тут же в России девушка подобного нигде не видела. Но везде, где она оказывалось, было тепло.
Россия, это страна ещё три месяца назад казалась ей огромной, страшной и неведомой. Нет, она всё так же была огромна и неведома, но уже не казалась девушке такой пугающей. Как было тогда, когда её к себе призвал отец. Тогда девушка пришла к нему, и войдя в комнату склонилась в поклоне. И по разрешающему жесту, подошла к отцу, чтобы потом опустится на циновку рядом с ним. И когда отец заговорил, ей стало страшно. Оказывается, гайдзины предложили ей прибыть на переговоры в Петербург. Будучи личным посланником от отца, к императору северных гайдзинов. Придумав историю с мечом, некогда подаренным отцом тогда ещё наследнику престола страшной, северной империи. И ей надлежало прибыть в столицу России, с немногими верными людьми и выслушать, что хочет передать её отцу, теперь уже русский император, Николай. При этом отец сказал, что сам русский император дал слово, что гарантирует сохранение её жизни и чести. Поэтому ей, дочери микадо, надлежит завтра же отправиться в путь. На пароходе в Инкоу. Изображая беглянку из императорского дома. Так как гайдзины настаивают на том, что это не официальные переговоры, а консультации.
Девушка поправила розовую орденскую ленту женского ордена Святой Великомученицы Екатерины, которым её удостоил русский император, за её смелость и мужество. Потом она узнала историю этого ордена и была удивлена, что русские женщины буквально участвовали в сражении. И были настолько богаты, что их украшений хватило, что бы враги русских согласились выпустить, из окружения, русскую армию. Но тогда, когда её переправили, из Инкоу, на противоположный берег реки Ляохэ, она очень боялась. Хотя её и сопровождали японские офицеры в гражданской одежде. Но как оказалось, их там уже ждали русские офицеры. Которые всё приготовили. Выкупив все места в вагоне первого класса. В котором её, по, принадлежавшей англичанам, железной дороге довезли почти до Мукдена. И им оставалось тогда преодолеть буквально около пятидесяти миль. Для чего были присланы кареты. И тогда японские офицеры и оставили её. Оставили полностью на попечение русских. Которые и доставили её в Мукден. Разместив в лучших комнатах гостиницы. А потом была поездка по железной дороге. Через всю Россию. И на каждой станции она видела эшелоны с русскими солдатами, пушками, разными военными грузами. И это всё везли на восток. Против Японии. А между станциями лежали горы, бескрайние степи. Которые сменили глухие леса. И всё это было пустынно и покрыто снегом и холодом. Хотя в вагоне и было тепло, в следующем крупном городе гайдзинов, Чите, она так замёрзла, что отказалась тогда, от предложенной ей поездке в город. Но уже в следующем городе, Иркутске, после того как они проехали мимо огромного озера, Байкала, которое принцесса приняла за море, её ждал подарок русского императора, тёплая русская одежда и обувь. Что позволило ей уже спокойно совершать прогулки, в редких городах гайдзинов. Пока её поезд готовили к дальнейшей поездке. При этом между станциями её поезд мчался сквозь заснеженное и покрытое вековым лесом безлюдное пространство. Что особенно хорошо было заметно ночами. Когда сквозь стёкла окон её салона не было видно ни одного огонька. И эта темнота пугала девушку ещё больше.
