— Просто возмутительно! — сказал он при этом. — У меня в голове не укладывается, как мог кто-то из профессоров, имеющих доступ работы в Запретной секции, а значит и степень посвящения не ниже 3-ей, так по-свински обойтись с этим уникальным экземпляром! Для меня, например, как и для всех моих коллег, книги всегда были священны!

— Может быть он очень спешил, — задумчиво предположила Мэнди, рассматривая лохмотья, оставшиеся от вырванного листа.

— Или же он не был профессором, — мрачно продолжил я.

У меня даже голова закружилась от внезапной догадки. Дрожащими руками я вылил остатки вина из кувшина в свой стакан и залпом его выпил.

— Ну-ка, ну-ка, что ты имеешь ввиду? — на меня прищурившись смотрел Рувэн.

— Скажи, Ульрих, — вместо ответа я повернулся к старикашке, — если бы в бытность твою ректором Академии, какая-либо влиятельная персона, пожелала бы прочитать книгу из Запретной секции, что бы ты сделал?

— В бытность мою ректором, влиятельные персоны больше интересовались балами и охотой, — пожав плечами ответил тот. — Сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из придворных вообще знал о Запретной секции. И потом, смотря насколько влиятельной была бы эта персона...

— Очень влиятельной, — я указал пальцем вверх, — влиятельней не бывает.

— Ты думаешь, что это принцесса? — Рувэн даже закашлялся.

— Может она, а может и герцог...

— Рауль прав, — серьезно произнес старый ученый, — если бы кому-то из них пришло в голову прочитать книгу из Запретной секции, я был бы не в состоянии им помешать.

— Ну, хорошо, — не сдавалась Мэнди.— Даже если Рауль прав — что это доказывает? Что все, описанное в книге, происходило на самом деле?! Смешно!

— Во всяком случае какая-то часть — правда, — возразил я. — Иначе к этой книге не проявляли бы такой интерес.

— Возможно тот, кто читал книгу — просто верящий в сказки дурак, — фыркнула Мэнди.

— Что-то я сильно сомневаюсь в том, что нам противостоят дураки, — спокойно заметил Рувэн. — И потом, даже если он заблуждается, в книге может быть какой-то намек на то, что нас ожидает.

— Да вы что все рехнулись? — Мэнди разозлилась не на шутку. — Не могу поверить, что вы воспринимаете всерьез эти глупые легенды! Еще Рауль, куда ни шло, но ты Рувэн, всегда казался мне трезвомыслящим человеком...

— Значит я, по-твоему легковерный идиот? — слова девушки задели меня неожиданно сильно.

— Нет, просто ты — фантазер, — возразила Мэнди, — пора, наконец признать это.

Я был возмущен до крайности, и готов был наговорить невыносимой девчонке в ответ самые грубые слова, о которых, возможно, жалел бы потом всю жизнь. Но моя неспособность к быстрым импровизациям и остроумным ответам оказала мне, может впервые в моей жизни, добрую службу. Пока я, хватая ртом воздух, составлял в голове список самых обидных ругательств, в дело вмешался Рувэн.

— Слушайте, вино закончилось, — внезапно сказал он, перевернув кувшин. — Рауль, может все-таки воспользуемся любезным даром маршала Ла Реньи? "Альсо де Молина" сейчас было бы очень кстати.

Я через силу кивнул, постепенно приходя в себя. В горле у меня стоял ком, в висках пульсировало бешенство, и я уже сам не знал радоваться мне, или нет, что Рувэн не дал мне высказаться.

Тот между тем, времени зря не терял, и ловко откупорив бутылку, разливал вино по стаканам, сопровождая это действие всякими прибаутками. То, что никто на балагурство не реагировал, его, похоже, мало беспокоило. В любом случае, это частично ослабило напряженность обстановки.

— Давайте выпьем, ребята, и закончим на этом вашу глупую детскую ссору, — предложил он, беря стакан в руки.

Вслед за ним за свой стакан схватился старикашка.

— Ну, что надулась, как мышь на крупу, — насмешливо продолжил Рувэн, протягивая стакан сестре. — Бери, не бойся.

Мэнди яростно сверкнула глазами, но стакан взяла.

— Рауль?

— Ладно, — я неохотно поднял свой стакан с вином.

— Ну, господа, за нас, — радостно произнес Рувэн.

В следующую секунду, я вдруг услышал негромкий "бульк" и с удивлением обнаружил в своем бокале неведомо как упавшее туда драконье кольцо, которое я носил на шее. Не успел я толком осознать, каким образом это произошло, как цвет вина вдруг резко стал меняться с золотистого на синий. Еще секунду заняло у меня вспомнить, что это значит и ужаснуться. То, что произошло потом, заняло считанные мгновения, но для меня они оказались настолько насыщенными, что казалось, прошли часы.

Ближе всех ко мне стоял Рувэн. Он почти успел пригубить свое вино, когда я с криком: "Стойте" выбил стакан у него из рук, чуть ли не вместе с зубами. Мэнди повезло чуть больше, хотя я, кажется, зашиб ей руку. Но поворачиваясь к старикашке, я уже понимал, что не успеваю. По счастью Ульрих, хотя и успел сделать глоток, так поразился моим действиям, что поперхнулся, и я еще несколько минут изо всех сил хлопал его по спине, пока он не попробовал дать мне сдачи.

— Я же говорила, что он ненормальный, — прошипела Мэнди, дуя на ушибленные пальцы.

— В вине был яд, — произнес я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали как можно четче.

— Откуда ты знаешь? — мои спутники переглянулись.

— В мой бокал упало кольцо дракона, — пояснил я. — Помнишь, Ульрих, ты говорил, что кольцо окрашивает яды в синий цвет?

— Не совсем так, — нахмурился старикашка, — но кольцо, действительно, среагировало таким образом на среду, содержащую мышьяк. А что, вино окрасилось?

Вместо ответа я поднял свой стакан и продемонстрировал им остатки вина цвета лазури.

— Пресветлая богиня! — ахнула Мэнди.

Рувэн выразился в том же духе, но гораздо грубее.

— Вовремя же у тебя порвалась цепочка, — произнес он, отдышавшись.

— Да уж, — я автоматически дотронулся до груди, и вдруг обнаружил, что цепочка, на которой висело кольцо по-прежнему там. Наверно разорванное крепление за что-то зацепилось. Я потянул за цепочку, ожидая, что она упадет, но она не поддавалась.

— Странно, — озадаченно произнес я. — Цепочка цела.

— Может, поломалось кольцо? — предположил Ульрих.

Я наклонился, и найдя в траве кольцо, поднес его к глазам, чтобы рассмотреть получше. Ни на первый взгляд, ни на второй, ни на третий никаких изменений я в кольце не заметил. Это по-прежнему была цельная, хотя и довольно кривая окружность. Я расстегнул цепочку и проверил каждое звено — не было ни единого разрыва. Затем те же манипуляции с цепочкой и кольцом проделали и остальные мои спутники. Они с величайшим азартом пробовали их на зуб, разрыв и еще Трогг знает на что, одно предположение сменялось другим, а я, внезапно обнаружив, что ноги меня не держат, присел на камень и отстраненно наблюдал за всем их действиями. Рувэн даже не поленился, и сбегав к Рыночному мосту, вернулся с двумя упитанными рыжими крысами. Одну из них он напоил вином из бутылки, после чего бедняга тут же отдала концы. После чего, командовавший всем этим безобразием старикашка, вылил остатки вина в стакан, а затем кинул туда кольцо. Вино немедленно окрасилось, и вторая крыса разделила судьбу своей товарки.

— Вот теперь можно с чистой совестью говорить о том, что эксперимент удался, — удовлетворенно констатировал старикашка, наблюдая за агонией зверька, — в вине несомненно содержался мышьяк.

— Кому-то очень не хочется, чтобы ты спускался в склеп Филибера, — задумчиво произнес Рувэн, усаживаясь рядом со мной.

— Я уже думал об этом, — кивнул я, — Это не маршал. Бутылки с вином уже находились в моей комнате, когда меня привели туда после аудиенции.

— Однако эти ребята времени зря не теряют, — хмыкнул Рувэн. — Тебе повезло, что лейтенант предпочел Рейнсберское.

Мэнди со старикашкой между тем вернулись к опытам над кольцом и цепочкой. Я с любопытством ожидал, когда же у них иссякнут все варианты, и они придут к тому выводу, который был для меня очевидным с самого начала. Этот момент наступил, когда Мэнди с такой силой дернула за цепочку, что та порвалась.

— Не понимаю, — с досадой сказала она, — кольцо никак не могло соскользнуть с цепочки, и все же это произошло.

— Ну что ж, моя дорогая, — старикашка пожевал губами. — Если явление невозможно объяснить никакими естественными причинами, значит мы стали свидетелями чуда, хочется тебе это признавать, или нет.

Мэнди кинула на него возмущенный взгляд, затем обратилась к брату:

— А ты что думаешь?

— Да что тут думать, — развел руками тот. — Кольцо нас спасло. Если бы не это, мы бы сейчас валялись здесь, как эти крысы, — он пнул носком сапога ближайший к нему трупик.

Я приготовился было произнести на эту тему речь, полную злорадных намеков, но девушка не доставила мне такого удовольствия. Высокомерно фыркнув, она вскочила на ноги, и быстрым шагом направилась к Рыночному мосту.

— Ничего, пусть побудет немного одна, поостынет — сама вернется, — зевнул Рувэн. — Давайте-ка вернемся в трактир, нас там небось, уже заждались...

Глава 26.

" ... И несчетным было войско их, как песок на дне морском, как волос в шкуре медвежьей, как звезд на июльском небе. И явились они, восседая на конях своих с оружием в руках, и простиралась армия их до пределов мира, и ужаснулись мы. Но не дрогнул Филибер, царь наш, и восстал, и повел войско, а было нас тысяча конных и малое число пеших воинов из холопов. И взмолились мы Троггу, богу — воителю нашему, дабы не оставил верных чад своих. И был знак нам — звезда невиданного цвета, и возрадовались мы. И простер царь наш, Филибер, меч над нами и покрыло нас блаженное неистовство. И ничто не могло остановить нас — ни смерчи, ни громы, ни оружие с острыми лезвиями, ни горящие уголья, ни кипящая грязь, ни обжигающий песок, ни четырехкратная тьма. И был бой кровавый, и обрушились враги на нас подобно горной лавине. Но даровал бог-воитель силу мечу и мощь мышце, держащей его, и ни один меч не коснулся нас и несли мы смерть врагам с утра до ночи и с ночи до утра и рассеялась армия их, как пыль под ногами. И пали враги и молили о пощаде, но не было пощады. И меч Филибера пил их жизни и звенел яростно. И возрадовались мы..."

Вот уже несколько часов я "наслаждался" подобными рассказами один безумнее другого. После памятного разговора на берегу реки, я почувствовал сильнейшее желание самому прочитать книгу, доставшуюся нам с таким трудом. Старикашка согласился расстаться с драгоценным фолиантом крайне неохотно, ссылаясь на то, что сам я вряд ли что пойму, а книга и так уже порядком попорчена, но мне в конце концов удалось его убедить. Книга действительно была написана крайне архаичным стилем, и читалась с большим трудом, но я не сдавался. Почему-то у меня возникло стойкое ощущение, что именно мне суждено извлечь из нее ответы на какие-то крайне важные вопросы. И вот уже несколько часов я продирался сквозь дебри загадочных строчек и непонятных предложений, пытаясь уловить в них хотя бы крупицу здравого смысла. Поначалу меня больше всего поразили постоянные взывания к Троггу, но старикашка объяснил мне, что культ пресвятой богини на самом деле не такой уж и древний, а до этого главным богом нашего народа был именно Трогг, бог-воитель, повелитель армий. Лишь несколько столетий назад он был объявлен темной силой, враждебной человеку, а до этого последователи Трогга и Пресветлой девы прекрасно уживались вместе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что древние воины молились именно Троггу.

— Значит из-за этого книга была объявлена проклятой? — спросил я Ульриха.

— Может быть, — неопределенно хмыкнул старикашка. — Хотя вряд ли. Эти факты хотя и не афишируются, но особо тоже не скрываются. Все студенты, допущенные до второй степени обучения в свое время узнают об этом. Да и как можно это скрыть — пришлось бы уничтожать все древние летописи! Так что скорее всего дело не в этом...

— А в чем же ?

— Видимо в самой книге. Кому-то очень мешает то, что в ней написано.

— Но что именно?! Пока что я не нашел ничего путного, кроме кровавых сказок и дурацких легенд!

— Читай дальше, — посоветовал старикашка,— пока что ты не осилил и половины книги. Может быть ты своим свежим взором и отыщешь тот скрытый смысл, который мои старые глаза, увы, уже не в состоянии различить.

По моему мнению старые глаза старикашки могли дать фору любому свежему взгляду, но деваться было некуда — сам напросился. Впрочем, прочитав большую часть книги, я все же сделал для себя несколько выводов: 1-е — все битвы под предводительством Филибера проходили совершенно одинаково, и различались в описаниях разных авторов только количеством хвалебных эпитетов. Сначала описывалась очередная армия врагов, обычно весьма многочисленная, причем количество сражающихся раз от разу увеличивалось — если войско красноголовых составляло около 6-х тысяч воинов, то последняя армия, выставленная против Филибера Союзом семи, если верить древнему автору, "простиралась до пределов мира". После описания армий следовала обязательная молитва Троггу. Затем Филибер вытаскивал свой меч, после чего начиналась кровавая сеча, изображение которой занимало, в зависимости от фантазии писателя, от пары строчек до нескольких страниц, затем описывался триумф победителей, богатства покоренной страны и количество рабов. И ни одного слова о пленных врагах, за исключением последнего боя, где, признавших свое поражение побежденных воинов заставили стаскивать трупы своих товарищей в огромные ямы, после чего их сжигали. Это могло означать или то, что вражеское войско действительно было столь огромно, что даже Клиеннару было не под силу "выпить" все их жизни, либо Филибер решил остановить бойню, не доводя дело до всеобщего смертоубийства. Если так, то по сравнению с битвой у старой Джамны, после которой в живых не осталось даже паршивого дождевого червячка, это выглядело большим актом человеколюбия.

К тому времени Филибер был уже верховным правителем нескольких стран, и главы всех 12 кланов, присягнули ему на верность, признав своим повелителем. О том, что случилось с предыдущим королем говорилось как-то смутно: мол, выдав свою дочь за Филибера, король Эбиел скоропостижно скончался, откушав на свадебном пиру несвежих грибов. Гостей на свадьбе было несколько тысяч, но кроме короля ни один из присутствующих, почему-то, от грибов не пострадал. Несмотря на столь очевидные улики, никто не стремился обвинить Филибера в убийстве, хотя он был самым заинтересованным лицом. Возможно причиной этому был страх, внушаемый им подданным, а может Эбиэл Кривоногий был настолько плохим королем, что после его смерти все вздохнули с облегчением.

Был еще один общий элемент в описании всех битв — упоминание о невиданного цвета звезде, появлявшейся над полем боя. Напрашивался вывод, что это была голубая звезда О-Ери, хотя период между ее появлениями составлял максимум несколько лет, а вовсе не столетие. К тому же люди прошлого относились к ней как к звезде-покровительнице, символу удачи и совсем не ожидали от нее каких-то особых бедствий.