Зверь лютый. Книга 31. Корзно

Здесь ребята из охраны запалили костерок, сообразили перекус, а я сидел в стороне и вспоминал. Не факты — чувства. Себя, свои тогдашние страхи и надежды. Планы... С чего я начинал, как и куда шёл, чего хотел, что получилось.

"Работа над ошибками".

Какой я был глупый!

Это — полезно. Вспомнить, ощутить.

Потому что, есть подозрение, что через десяток лет я снова буду себе такое же повторять.

Шебаршин прав: "Ошибки прошлого — строительный материал политики настоящего".

Мда. Есть у меня много из чего и дальше строить.

Чтобы выбрать правильный курс в море нужно оглядываться на берег, от которого ты отчалил. Вот я и посидел на бережку.

Курс — прежний. "Белая изба".

С конкретизацией: снижение на порядок детской смертности. С добавлением обязательных минимумов: гигиены, пропитания, жилья, безопасности, грамотности... И — по расширяющейся спирали. На витках которой отдельными кусочками-эпизодами, инструментами-приспособами проскакивают то "Шапка Мономаха" на голове Боголюбского, то "Порожная канава", то истребление "серых степных хищников". Множество военных, организационных, технологических, социальных, экономических... мелочей. Для достижения главной, самим себе поставленной цели.

"Всё ли ты сделал для белоизбанутости всея Руси?". Нигде не свернул, не потратил время впустую? Время — наиважнейший ресурс. Невосстановимый. В нём — смерть. Смерти. Много ежедневных, ежечасных смертей маленьких детей.

Вроде — "верным путём идёте, товарищ Ваня".

Даже последний эпизод с Фросей, типа моего чисто личного любопытства "откуда есть пошла худлитра русская?", был необходим: дал время Боголюбскому придти к соглашению с Благочестником. Отчего мне отдаются земли для проекта "Северный 3Б".

Они бы и так договорились. Но позже. И проект бы я начал. Но — позже. А вот войны с Новгородом мне не миновать. И чем раньше мне понятны расклады и условия в той будущей драчке, тем больше у меня времени придумать и продумать разные... заелдыривания и уелбантуривания.

Тут у меня подход вполне наш, русский, прямо по "Мёртвым душам": ежели мне нужное уже отдали, то как бы... и не заплатить. Или — поменьше.

Ну что тут непонятного?! Война — гибель людей. Моих людей. Лучше — меньше.

— Всё, Охрим, подъём. Возвращаемся.

На реке уже ждала вернувшаяся лодочка: пару ребят сгонял поискать "людоловский хутор". Нашли. Живут там люди. Рядом же селище — вот и заселили то... проклятое место. Ловят ли новые жители прохожих для продажи — неизвестно. Надеюсь, что нет.

Хорошие здесь места. Богатые, красивые. Век бы не видать — уж больно мне здесь... больно.

Я спешил уйти с Десны: не хочу снова ввязываться в игры русских князей. Через день-два караван Боголюбского повезёт Фросю в Новгород-Северский. Значит, будут большие посиделки в Чернигове. Где Боголюбский будет нагибать Гамзилу по теме: отдай брата в удельные, отдай детей в училище, отдай гридней в войско, отпусти холопов и закупов, отмени мыто и полюдье... Гамзила будет уворачиваться, торговаться, хитрить... Но "в лоб", в мятеж не пойдёт. Не дурак. А Андрей будет давить, жать, требовать... Но, снова, "в лоб" — отобрать удел, "лишить причастия в Земле Русской" — не будет. Тоже не дурак, такая война сейчас ему не нужна.

Будут долгие хитрые благолепно-зубоскрипные беседы. В поисках баланса. Найдут. Какой-то. И оба будут чувствовать себя обиженными. Или наоборот. Независимо от реального результата. В зависимости от качества эпителия в их толстых кишках и выделяемого серотонина. "Героин счастья". Э-э... виноват — "гормон".

Вернулись к оставленным коням и марш-марш, "волчий скок", вдоль по Сейму на восток. К Курску.

Глава 624

* * *

Древняя земля. Хоженая, топтаная, политая. И кровью, и потом.

200 тыс. лет назад здесь жгли свои костры неандертальцы. Неандертальцев уже нет, а угольки остались. Как и заготовка ашельского копьевидного ручного рубила. Охотились на мамонтов, шерстистого носорога, гигантского оленя, лошадей и бизонов. Которых тыкали листовидным остроконечникником-бифасом и скребли большим скреблом.

На вопрос: чья это земля исконно? — ответ очевиден: неандертальцев. А всякие ориньякцы, мустьерцы и прочие... наглая недавняя набродь.

25 тыс. лет назад — Поздневалдайское похолодание, одно из самых жестоких за всю историю.

Человечество ответило предсказуемо: побежало. Из нынешней Моравии в здешне-тогдашнюю тундру.

Популяции мамонтов нарастили численность и расширили ареал. Столь стремительно, что мамонтовые стада и идущие за ними общины охотников буквально "выплеснулись" на Русскую равнину.

"...вождь с удивительной осторожностью заползает под брюхо слона... схватив обеими руками копье с длинным наконечником, он изо всех сил вонзает его в грудь слона и молниеносно прыгает в сторону. В это время его товарищ вскакивает из зарослей и отвлекает раненое животное. Смертельно раненый зверь умирает в течение нескольких минут".

Крутые ребята здесь жили. Круче африканских пигмеев, которые вот так охотились на слонов.

Как-то картинка... не похожа на школьный учебник. Очередной "разрыв шаблона"? Хотя если подумать...

Потом все вымерли. И мамонты, и охотники на них.

Тут из Скандзы (Скандинавии) через море привел на трех кораблях свой народ готов король Бериг. Привёл — к устью Вислы. Через пять поколений новый король, Филимер, повел народ в счастливую и плодородную страну Ойум.

Пройдя много земель и покорив много народов, готы достигла Черного моря. А часть осела в этих краях (280-е годы н.э.).

Аборигены из "Киевской археологической культуры" проигрывали новосёлам по всем параметрам. Иордан пишет: "венеды — плохие воины", археология показывает: у "киевлян" почти нет вооружения. Ещё нет гончарного круга и плуга с воловьими запряжками. Тогда же (в 4 в.) здесь появились римские монеты, цветное стекло и ариане.

Потом — гунны. Те из местных "киевлян", кто воспринял прогресс от готов (жернова, вертикальный ткацкий станок, массивные железные насадки на пахотные орудия, черняховские пряслица) — убежали за Дунай. Остальные — спрятались в лесах по Десне.

Угро-финны, скифы, сарматы, готы, гунны... все оставили здесь следы. После неандертальцев, конечно.

Иордан и Прокопий Кесарийский: склавины и анты — родственные племена, произошедшие от общих предков-венедов. Они "не управляются одним человеком, но издревле живут в народовластии", обитают в жалких хижинах на большом расстоянии друг от друга "в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер", часто меняют места поселения, занимая "неимоверно обширную землю" к востоку от Дуная, постоянно враждуют между собой.

"...они коварны и не держат своего слова относительно договоров; их легче подчинить страхом, чем подарками. Так как между ними нет единомыслия, то они не собираются вместе, а если и собираются, то решенное ими тотчас же нарушают другие, так как все они враждебны друг другу и при этом никто не хочет уступить другому".

Демократия as is. Народовластие по-венедски.

Естественно — язычники. Уже в Х в. воины князя Святослава после неудачной битвы:

"И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра".

Заколотые безоружные мужчины и женщины, задушенные младенцы... А чё? — По обычаю же! Как с дедов-прадедов!

Сколько же попандопул мечтает лично присоединиться к этому древнему героизму, к этим истокам и скрепам!

Маврикий, славяне на рубеже VI и VII вв:

"Они многочисленны, выносливы, легко переносят и зной, и стужу, и дождь, и наготу тела, и нехватку пищи. К прибывающим к ним иноземцам добры и дружелюбны... Пребывающих у них в плену они не держат в рабстве неопределенное время... но, определив для них точный срок, предоставляют на их усмотрение: либо они пожелают вернуться за некий выкуп, либо останутся там, как свободные люди и друзья. У них множество разнообразного скота и злаков, сложенных в скирды, в особенности проса и полбы. Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве... Все ценное из своих вещей они зарывают в тайнике, не держа открыто ничего лишнего".

Дружелюбны. Но ценное — ховают сразу.

Прокопий Кесарийский:

"Каждый вооружен двумя небольшими копьями, некоторые имеют также щиты, прочные, но трудно переносимые... пользуются также деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом, сильно действующим... Если и случится, что они отважились идти на бой, то они во время его с криком слегка продвигаются вперед все вместе, и если противники не выдержат их крика и дрогнут, то они сильно наступают; в противном случае обращаются в бегство, не спеша померяться с силами неприятелей в рукопашной схватке.

Имея большую помощь в лесах, они направляются к ним, так как среди теснин они умеют отлично сражаться. Часто несомую добычу они бросают [как бы] под влиянием замешательства и бегут в леса, а затем, когда наступающие бросаются на добычу, они без труда поднимаются и наносят неприятелю вред. Все это они мастера делать разнообразными придумываемыми ими способами с целью заманить противника. Вступая в битву, большинство из них идёт на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек, ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бёдрах...".

Племенное ополчение, слабовооружённое, владеющее рядом тактических приёмов.

Увы, ни отравленные стрелы, ни ложные отступления не решают судьбы войны.

Сперва антов очень сильно побил преемник Германириха Винитирий. Потом пришли авары. В последний раз анты упоминаются в 602 году. Были ли анты праславянами или прабалтами — непонятно.

В конце VII в. под давлением кочевников-болгар, которые заняли северную часть Балканского полуострова, жившие там славяне вынуждены были частично покинуть места, освоенные ими за два столетия расселения в пределах Византийской империи. Отток населения шел частью на восток, "на историческую родину", в те места, откуда в эпоху Великого переселения народов ранние славяне пришли к границам Византии. Однако возвращались они уже не теми варварами, примитивный образ жизни которых вызывал удивление византийцев. С берегов Дуная славяне несли навыки пашенного земледелия, использования тяжелого плуга, строительства печей из камня или глины. Горшки, которые они лепили как встарь, от руки, были украшены пальцевыми вдавлениями по краю венчика.

Это и имел в виду Нестор, когда писал, что северяне пришли с Дуная и осели на берегах Десны, Сейма и Сулы. Имя северов упоминается в числе "родов славян", которых болгары выгнали с Балкан.

Развитие славян на Днепровском Левобережье не успело начаться. Новые войны в начале VIII в.н.э. Люди вынуждены прятать свои нехитрые богатства, не каждый может вернуться за своим имуществом.

Северяне стали возводить крепости-городища на расстояние 5-10 км друг от друга. Линии обороны: по Псёлу, по Сейму и его притокам — Тускарь и Рать. Третья — на Свапе.

Пройдёт почти тысяча лет, в Степи будут уже новые народы, Русь станет Московской, но возвратясь в эти земли, новые оборонительные линии часто ставят по прежним местам.

Наконец, к славянам пришёл Хазарский каганат.

Государство — это хорошо. Даже если оно иноверное и иноязычное: освоение лесостепной полосы Днепровского Левобережья происходит под хазарами беспрепятственно. Северяне хранили верность каганам, долго (до 884 г.) вместе с радимичами и вятичами выплачивая дань "по серебряной монете и по белке от дыма". Это позволяло им получать продукцию ремесленных центров каганата, участвовать в торговых операциях с хазарскими, среднеазиатскими и ближневосточными купцами, обеспечивало защиту от кочевников.

Ибн Русте:

"Земля славян есть равнина лесистая; в лесах они и живут... Из дерева выделывают они род кувшинов, в которых находятся у них и ульи для пчел, и мед пчелиный сберегается... Разведением свиней занимаются они, ровно как (другие) овцеводством. Когда умирает кто-либо из них, они сжигают труп его. Женщины их, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На следующий день по сожжении покойника отправляются на место, где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на холм. Через год по смерти покойника берут кувшинов двадцать меду... и несут их на тот холм, где родственники покойного собираются, едят, пьют и затем расходятся.

Если у покойника было три жены, то та из них, которая утверждает, что она особенно любила его, приносит к трупу его два столба и вбивает их стоймя в землю, потом кладет третий столб поперек, привязывает посреди этой перекладины веревку, становится на скамью, и конец этой веревки завязывает вокруг своей шеи: тогда скамью вытаскивают из-под неё, и женщина остается повисшею, пока не задохнется и не умрет. После этого труп её бросают в огонь, где он и сгорает.

Все славяне — огнепоклонники. Хлеб, наиболее ими возделываемый, — просо. В пору жатвы кладут они просяные зерна в ковш, поднимают его к небу и говорят: "Господи, ты, который даешь нам пищу, снабди теперь нас ею в полной мере!".

Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Последние длиною в два локтя, лютня же их восьмиструнная. Хмельной напиток приготовляют из меду. Вооружение их состоит из дротиков, щитов и копий; другого оружия не имеют.

Глава их коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают. Местопребывание его находится в середине страны. И упомянутый глава, которого они называют "главой глав", зовется у них свиетмалик... Он имеет верховых лошадей и питается исключительно кобыльим молоком. Есть у него также прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги. Город, в котором он живет, зовется Джерваб. Здесь у славян происходит ежемесячно, в продолжение трех дней, торг.

В земле славян холод бывает до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба, который покрывает деревянною остроконечною крышею, какие видим у христианских церквей, и на крышу эту накладывает земли. В такие погреба переселяются со всем семейством, и взяв несколько дров и камней, раскаляют последние на огне докрасна. Когда же раскалятся камни до высшей степени, поливают их водой, от чего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают уже одежду. В таком жилье остаются до самой весны.

Царь ежегодно объезжает их. И если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год, а если сын, то также берет по одному из платьев в год. У кого же нет ни сына, ни дочери, тот дает по одному из платьев жены или рабыни в год. И если поймает царь в стране своей вора, то либо приказывает его удушить, либо отдает под надзор одного из правителей на окраинах своих владений".