Уходящая в тени

— Лежи! Не поднимайся!

— А ты не уйдёшь?

— Нет-нет, что ты!

С некоторым злорадством я подумала, что меня могут хватиться в подвале Назария. Ну и что? Не одной же мне постоянно психовать... И снова села снизу, у кровати, только не на колени, а так, чтобы ему не надо было напрягаться — смотреть на меня. Он снова улыбнулся, всё ещё удивлённо глядя на мои волосы.

— Ты перекрасилась?

— Нет. Влад, тебя ещё не ввели в курс дела? Тут выяснилось, что я не приёмная, — нервно смеясь, сказала я. — Представляешь? Я родная. Только от меня это скрывали.

— Дурдом, — коротко оценил он, озадаченный. — Зачем?

— Выяснилось, что я Открывающая. Если ты знаешь, что это такое.

— Знаю. Слышал. Но... — Он снова протянул руку к моим волосам, пропустил пряди между пальцами. — Теперь мы... Ты не сможешь поехать со мной?

— Но ты?..

— Астра, мне повторить? Что я люблю тебя и прошу выйти за меня замуж?

Я тоже снова поймала его ладонь и приложила к своей щеке.

— Влад, ты даже не представляешь, как я люблю тебя. И попробуй только не взять меня с собой! Мне здесь терять нечего.

Он усмехнулся и прошептал:

— Попробуй только не пойти! Брошу на спину, как царевну васнецовскую. И поминай — как звали.

— На нас с тобой здешних лесов не хватит, — вздохнула я. И вспомнила: — А с чего это Дарёнка парней твоих выгнала? И вы — давно здесь?

— С момента, как Алексис вытащил меня из мира Теней. Дарёнка была у вас же — на вечере. Сразу организовала мой перевоз к себе. А выгнала — потому что анекдоты рассказывают, а мне пока смеяться нельзя.

— Больно?

— Ну... Как сказать. Больно-то — ладно. Плохо, что твоя тётка мне в чай какую-то отраву сунула — перекинуться не могу. Сколько ей ни объяснял — она всё не верит, что, если перекинуться пару раз, рана затянется. Считает, что отлежаться надо. А мне — наоборот. Движения не хватает. А тут ещё — лес. Такие запахи... Вот парни и решили — хоть анекдотами развлечь. И то прогнала.

— Секунду.

Я встала с пола и пригляделась к телу Влада. Не знаю, что за травы подобрала Дарёнка, чтобы удержать волчью суть оборотня, но невидимый капкан получился у неё довольно сильным. Для любого, кроме меня. Не удержавшись от соблазна, я провела ладонями по сильному смуглому телу — с плеч до поясницы, осторожно огибая пластыри.

У Влада вырвался то ли низкий стон, то ли рык. Тело под ладонями напряглось и слегка прогнулось.

— Что... Что ты делаешь?

— Снимаю заклятие трав. Потерпи.

— А ты — умеешь?

— Я Открывающая, — напомнила я и нежно погладила его по плечу. Низкий рычащий стон снова отдался рокотом в мои ладони. — Это значит — я открываю все блоки. Вот. Что дальше? Перекинешься?

— Только повязку сними, а то...

С марлевой нашлёпкой пришлось повозиться: пластыри отодрали легко — Влад только недовольно замычал, когда кожу потянуло. А вот последний слой марли к ране прилип. На все мои уговоры шёпотом — не дай Бог, услышит Дарёнка, чем мы тут занимаемся! — он шёпотом же огрызался, что ничего страшного не будет, если прольётся немного крови.

— А я если я при виде крови в обморок шлёпнусь! — шёпотом наконец возмутилась я. — Да и вообще... Знаешь, как страшно — отдирать всё это!

— Ты правда в обморок упадёшь? — подозрительно спросил он.

— Ага, — стараясь отвечать как можно ровней, сказала я. Как хорошо, что он лежит лицом вниз и не видит, как мои губы смешливо разъезжаются!

— Ладно. Тогда так: здесь где-то ножницы лежали. Отстриги края повязки до места, где всё склеилось.

Глуша смешки, мы — я — занялись выстриганием лишней марли. Под конец я снова положила ладони на спину Влада и коснулась его кожи щекой.

— Ты что?

— Не хочу тебя отпускать.

— Отпускать? Мы пойдём вместе, — сказал Влад, и я, удивлённая, снова присела перед ним. Синевато-серые глаза потемнели, глядя на меня. — Я сейчас перекинусь и покажу тебе парочку трав, которые надо будет собрать. В человеческом обличье мне их не найти. Ты возьмёшь эти травы, а я покажу Дарёнке, как отвар из них сделать.

— Это что? Волчье целительство? Влад, а как мы выйдем? Здесь выход только... Ой, поняла. — Я деловито огляделась и сняла со стула его рубаху. — Ну что? Отворачиваться?

И отвернулась, не дожидаясь его слов. За спиной зашелестело постельное бельё, когда он неуклюже начал вставать. Один раз я заглушила ещё один невольный смешок: кажется, он неловко повернулся и шёпотом выругался. Потом всё затихло.

Обернувшись, я увидела чёрного волка. Он выжидательно смотрел мне в глаза. Я присела перед ним и обняла его.

Перешагивать не пришлось. Мы просто очутились на той же лесной тропинке, которой я подходила к дому Дарёнки. Волк снова заглянул мне в глаза и осторожно, словно держал на спине какой-то покатый груз, повернулся и так же осторожно трусцой побежал по дорожке. Я — за ним.

Солнце мягко и уютно высвечивало нашу тропку зеленовато-жёлтыми тенями. Волк бежал ровно и неспешно, так что я успевала за ним просто торопливым шагом. Несколько раз он сворачивал в сторону и замирал над травами. Я узнала волчье лыко, потом купёну...

Потом было немного смешно, когда волк остановился и зашёл мне за спину, а я взяла и повернулась к нему. А он снова будто спрятался за спину, пока я не поняла. Не договорились заранее, а он пытался спрятаться от меня в момент перекидывания. Наконец он сообразил, как можно объяснить мне ситуацию: подошёл ко мне и потянул из рук рубаху, которую я прихватила с собой.

— Поняла, — улыбнулась я и, повесив рубаху на куст, отвернулась.

— Всё, — сказал он почему-то надо мной.

Я повернулась и уткнулась ему в грудь. Удивлённая, подняла голову — губы к губам. Он завязал рукава своей рубахи набоку, закрыв бёдра. Влад легко тронул мои губы тёплым ртом и кивнул на поваленное дерево.

— Посидим немного. Устал с непривычки.

Обнявшись, мы присели. В лесу хоть и было тихо, безветренно, но я всё же с беспокойством поглядывала, как бы он не замёрз. Влад же сидел спокойно, с удовольствием поглядывая кругом. И весь был какой-то сонно успокоенный. Я попыталась обнять его за талию, чтобы хоть немного согреть, но он отмахнулся: "Не надо!" И мы сидели молча и слушали лес.

Потом было ещё одно перекидывание в волка. Но прежде я настояла посмотреть его спину. От крупной, с ноготь, точки в окружении синяка — почти небольшого кровоподтёка — остался и правда совсем небольшой, чёрный от засохшей крови след. Так что я теперь с огромным доверием отнеслась к желанию Влада ещё раз перекинуться. Постояла, снова отвернувшись, подобрала рубаху и снова пошла вслед за ним, ищущим нужные травы.

Потом мне показалось, что мы немного заплутали. Серьёзно заблудиться я не боялась. Теней в лесу много: войди в любую — и мы снова дома. А там уж можно будет сообразить, где именно дома. Можно перейти ко мне. Можно — вернуться к Дарёнке.

Словно очень хорошо зная местность, волк свернул с тропинки и повёл меня куда-то в известную ему сторону. Я последовала за ним, размышляя, не почуял ли он ещё какую-нибудь нужную ему траву. Вскоре в шелесте трав и сухих листьев на незнакомой тропке появился ещё один звук. Очень знакомый. Где-то лилась вода.

Волк вышел на просторное место — на поляну, и оглянулся.

Странно. Несмотря на то что мы проплутали довольно много, это место показалось мне знакомым. Приглядевшись, я поняла. Это ключ — за пчельником Дарёнки.

Волк развернулся полностью и смотрел на меня — почти изучающе. Остро жёлтые глаза оказались очень внимательными и вопрошающими. Потом он словно увидел в моих глазах ответ на незаданный вопрос и отвернулся к воде. Стоя на плоском камне, он полакал воды и снова пошёл в заросли высоких трав по еле заметной тропке между густыми кустами. Я — за ним.

Так мы обошли длинную стену дощатого строения и оказались у порога пчельника. Здесь волк выхватил из моих рук рубаху и скрылся в сарае. Я выждала пару минут и вошла. И улыбнулась — немного скованно: Влад, снова обмотавший бёдра рубахой, стаскивал с известного ему теперь места старые вещи и хозяйственно раскладывал их прямо на земляном полу пчельника. Наконец он встал и оценивающе оглядел сделанное. Я неуверенно подошла к разложенной на земле постели и подняла глаза на него. Он шагнул на тряпки и встал, дожидаясь меня. Я посмотрела на старые вещи. Сердце заторопилось...

— Если не хочешь...

— Хочу! — выдохнула я и принялась торопливо стягивать с себя блузку.

Влад подошёл вплотную и, пока я расстёгивала пуговицы, осторожно запустил пальцы в мои волосы. Усмехнулся: "Белые — надо же..." И погладил их, пропуская между пальцами, словно расчёсывая. Я робко посмотрела на него. "Не бойся", — прошептали его губы. И он потянулся ко мне. Почему-то я очень стеснялась, будто впервые была с мужчиной наедине... Этот мужчина сделал всё, чтобы я прочувствовала его полностью. В его сильных руках я ослабела... Я только снова и снова видела, как раскрывается его желанный рот, выдыхая прямо мне в губы какие-то ласковые слова, чтобы я не пугалась. Видела его стемневшие до чёрного сумрака глаза и не замечала, как он опускает меня на странное ложе на земле. Я уловила мгновение, когда тяжёлое тело мягко легло на меня... Его прикосновения, от которых напряжение взрывалось, а руки сами вцеплялись в его горячую кожу... Я задыхалась и пила его дыхание... Я плакала, когда он дотрагивался губами до шеи, до груди, чувствительной до болезненности, и спускался к самому сокровенному... И взлёт, и парение, и слёзы желания и восторга... И внутренний страстный крик на пределе: он только мой! Я — только его!

22.

Нас искали шесть дней. И не находили бы ещё долго, если б не Алексис.

... Агнию прочили замуж за Влада, потому что он слабый маг. На второй день нашего сумасшедшего сосуществования в сарае Дарёнки и в его не очень отдалённых окрестностях я, жадно изучающая Влада — с ненасытным чувством обладания (обоюдного!), интереса ради посмотрела на него уже с точки зрения личной специализации и обнаружила в его поле блок.

— Влад, а ты кто по человеческой профессии?

— Егерь — в нашем краевом охотничьем хозяйстве. По совместительству — председатель городского охотничьего клуба.

— А магическая специализация — работа с ментальными следами?

— Угу.

Он не спросил, почему мне захотелось узнать о нём. Обо мне-то уже знал, что учусь у Назария, будучи младшей сотрудницей музея, где все работники, кроме некоторых, — наши маги. Поэтому спокойно воспринимал все вопросы о себе.

— Способность у тебя наполовину заблокирована. Ты знаешь?

— Блок? — он перевернулся на живот — в сарае мы сдвинули две кровати вместе и навалили на них всё ранее сброшенное на пол. Не так холодно всё же, чем на полу. И сами валялись на них, постоянно сытые и голодные одновременно — друг из-за друга. Синевато-серые глаза недоверчиво заглянули в мои. — Сильный?

Странно, почему он сомневается? Наверное, привык к этому блоку, как близорукий постепенно привыкает видеть мир не целостным и не отчётливым, а размыто. А потом удивляется, какой чёткий мир вокруг, если надеть очки или линзы...

— Не очень. Хочешь — сниму прямо сейчас?

— Сколько это займёт?

— Пару секунд.

— Давай... Только... — Он вытянулся рядом, на кровати — огромный и сильный, не спуская с меня прищуренных глаз. — Только вот... Не. Давай, снимай по-шустрому, а по-отом, княгинюшка моя... — Последние два слова он произнёс шёпотом, от которого у меня внутри всё полыхнуло. Но интерес всё-таки проявил: — А... где? Блоки-то?

— Не искушай ответить, — тоже тихо, но с чувством протянула я, хищно усмехаясь — прямо в его глаза. — А то вместо разблокирования...

— Что, княгинюшка моя? — почти мурлыкнул он, а синевато-серые глаза мгновенно блеснули острой желтизной предвкушения и полной боевой готовности.

Смешно и весело!.. Ах так!.. Я оскалилась в ответ и с визгом запрыгнула на него, на его спину. Он зарычал и мгновенно бы опрокинул меня, перевернувшись. Если бы я уже сбоку не съехала с его прогнувшейся горячей спины и не шлёпнулась под него же, под его тёплое и напряжённо нервное тело. И на его место, которое он успел согреть. А-а, как хорошо здесь и уютно!.. Фыркнула от удовольствия. Мигом запихал под себя — и только нагнулся, кажется желая поцеловать, как вдруг замер, прислушиваясь к себе.

— Ты... Сняла блок?

— Ага, — запыхавшись, сказала я, радостно глядя на него снизу вверх, приятно придавленная им. — Он у тебя лёгкий — снимается на раз. Как себя чувствуешь?

Он опустил глаза, глядя явно в пространство перед собой. Даже обо мне забыл на мгновения, хотя возвышался надо мной, опираясь на руки, расставленные по обе стороны от меня. И не только глядя в пространство. Брови постепенно смыкались на переносице, словно в тревоге. Я знала, к чему он прислушивается: мир вокруг стал для него более прозрачным и ощутимым — чувственным. Наконец его глаза сфокусировались на мне... Низкое, медленное рычание из ощеренного, но всё равно желанного рта, к которому я немедленно потянулась — поцеловать вот это вкусное и прямо сейчас:

— Княгинюшка моя... А-астра...

... Потом, пока я отдыхала, Влад обежал сарай. И напрочь снял все следы нашего присутствия здесь, пометив убежище только как нашу собственность. Потом мы, хохоча от безудержного завоевательского чувства, присвоили и небольшой пруд, куда бежала ключевая вода. Мы превратились в дикарей! По ночам — августовским, похолодавшим — прятались под старые тряпки, наваленные на кровати, — для нас лучше всяких перин. Днём, едва появлялось солнышко, босыми бегали по лесу: он — небрежно повязав на бёдрах рубаху, я — в старом платье-тунике, что разыскала на "складе" вещей. Каждая охапка листьев, каждая густущая трава, склонённая для пущего удобства, были нам постелью. Нанежившись и наигравшись (ммм, как ненасытен был Влад и как ненасытна оказалась я!), мы мчались к пруду и с азартно воинственными криками окунались во всё ещё тёплую воду. Плавали наперегонки, чтобы однажды столкнуться — и... Его вопросительно пожирающий меня взгляд, моё частящее дыхание — всё сливалось в сумасшествие двух тел, которые притягивало не то что магнитом, а как части одного целого!.. Иногда думаю — странно, как мы тогда не утонули...

— ... Астра, а почему ты решила, что Алексис убил меня? — как-то спросил Влад, задумчиво переворачиваясь под солнышком — погреться, когда мы выползли из воды, совершенно измученные. — Тебе так сказали?

— Нет. Эту конкретную глупость я придумала сама, — вздохнула я. — Алексис переживал, из-за того что пришлось в тебя стрелять, но как-то не додумался, что я могу понять его выстрел как смертельный. Переживал, чувствовал себя виноватым, поэтому не заговаривал со мной о тебе. А я не догадалась его спросить, что же именно произошло. Остальные думали, что я знаю — ты жив, и ничего не говорили мне, потому что не понимали, почему не спрашиваю сама. А я боялась спрашивать. Вообще боялась о тебе говорить. Закрылась в себе полностью и работала, чтобы только не думать, чтобы заглушить... Глупость — в общем. Из-за недоговорённости. — И я поцеловала его в ухо, а потом легонько спустилась губами к его ждущим губам...