Уходящая в тени

Попыталась представить, о чём он думает. Представить и без зонда.

Ну дурной!.. Он думает, что я его просто пугаю!

Хм... Ладно. Я встала у окна и открыла окна.

— Помнишь, мы с тобой только что прогулялись?

— Ну, помню.

— Небо какое было? Звёздное?

— Ну да, звёздное... — Ага, в голосе уже тревога появилась. — И что?

— Слышишь?

Не знаю, как у оборотней со слухом, но прислушиваться больно и не пришлось: раскат грома прокатился оченно даже выразительный. Влад не выдержал — встал к окну рядом со мной. Присмотрелся к небу, уже обложенному тучами.

— И чего ему у тебя надо?

— Догадайся с первого раза, если он тебя знает как жениха Агнии.

Насчёт того, что его жениховство уже ничего не значит, Влад ещё не знает. Так что бросил на меня недовольный взгляд и пошёл в прихожую. Легко. Легко оставил меня для разборок с братом. Очень легко... Я сморщилась от подступивших слёз и резко ударила по раковине боковой стороной расслабленной кисти. Интрижка.

Боль в ушибленной кисти не помогла. Меня затрясло всухую, но хватило нескольких секунд, чтобы справиться с эмоциями... Ну и ладно. Спасибо папе, что придумал такой грандиозный план, что хотел осчастливить и меня... Только вот мне этого совершенно не надо.

Он снова заглянул в кухню и сказал:

— Звонить не буду. Где-то через минуту просто выпусти меня из квартиры. Только сама сюда, в прихожую, не входи в это время.

Говорить не могла. Только качнула головой — ага, мол. И отвернулась к окну.

Окно я уже закрыла. Свет лампы отражался в ней тускло, но создавал обманчивое впечатление зеркала. Я увидела, как насторожённо смотрит на меня Влад, перед тем как уйти. Наверное, боится, что я всё-таки выйду в момент оборотничества.

— Иди-иди. Я подожду, — сказала я отражению в стекле.

Складывалось странное впечатление, что такое происходит не впервые. Что-то типа дежавю. Неужели откликнулся эпизод с другом Алексиса? Но тот просто пропал — без предупреждения. И я даже не знала, что он ушёл, пока Алексис не сказал. Может, мне такое суждено? Бывать постоянно брошенной? Или попадающейся только таким, как Женька? Нет уж. Хватит. Лучше заняться магией всерьёз и думать не о чувствах, а о рецептах и...

Тёмная тень в стекле вдруг быстро приблизилась. Тёплые сильные руки обняли меня так, что спиной я плотно прижалась к его горячему телу.

— Зачем? Зачем?! — на грани слёз выдавила я. — Тебе так уж очень хочется переспать со мной? Не надо... Уходи! Пожалуйста, уходи! Не надо... Сейчас приедет...

— Брат, — прошептал Влад. — Я помню. Помню. Но, Ася... Асенька...

Я судорожно изогнулась в его руках от пронизавшей нежности, с какой он прошептал моё имя и провёл пальцами по моей руке, чтобы потом крепко стиснуть плечи. Словно боялся, что сбегу, что вырвусь... И, едва я запрокинула к нему голову — увидеть бездонно тёмные глаза, мгновенно склонился, чтобы мягко и упруго прижаться к моим покорным губам, чтобы раскрыть их...

Громыхнуло так, что мы оба вздрогнули. Выждав мгновения, Влад чувственно провёл тёплыми губами линию от моих губ до уха, которое смял губами же, отчего я беззвучно ахнула, а тело покрылась мурашками... Повисла в его ласкающих шею и лицо руках и губах — до болезненно откликающихся нервов.

— Поговорим ещё... — прошептал он в моё ухо. — Поговорим. Позже. Когда время будет и когда никто не помешает.

Разомкнул объятия и исчез в прихожей. Отсчитав секунды, я осторожно вышла к нему. Открыла дверь на лестничную площадку. Чёрный зверь дошёл до начала лестницы и оглянулся. Блеснули жёлтые глаза. Я быстро захлопнула дверь. Вернулась на кухню и стремительно уничтожила следы пребывания в ней Влада. Сейчас приедет брат, но он ничего не заметит.

Но что имел в виду Влад, говоря, что хочет поговорить со мной? Я — не хочу. Заново испытать те странные чувства, которые он пробудил во мне? Такой нежности к себе я никогда ещё не испытывала.

Поёжившись, я достала из шкафа свечи, воткнула их в подсвечник на семь штырей и зажгла. Дым от спичек рассеяться не успел, как в дверь позвонили. Пошла открыть.

— Астра, — начал с порога хмурый Алексис, — ты... — И осёкся. — Свечи? Что ты хочешь делать?

— Ухожу к Дарёнке. Ты был прав. У неё спокойней.

— А как же я? Поздно уже.

— Если хочешь, переночуй здесь, — предложила я, деловито собираясь и стараясь не поворачиваться к нему лицом. — Ключи от квартиры на том же месте — на гвозде среди вешалок.

Кажется, он что-то заподозрил. Шагнул и развернул меня к себе. Вгляделся.

— Глаза сухие, — заметил он.

— Угу...

— Аська, поехали к Дарёнке вместе? — предложил он. — Вот прямо сейчас.

— Почему — сейчас?

— Будет долгая изматывающая дорога. То, что нам нужно в этом настроении. Обоим. Возьмём такси, поедем...

— ... по дождю и в грозу, — печально сказала я. — Напугаем водителя. Как там Агния?

— Нормально, — вздохнул Алексис. — Сожгла две комнаты, но пока держится.

Пока держится — это из области фантастики, как и всего две сожжённые комнаты. Когда у неё был роман с одним из друзей Алексиса и она поняла, что брошена, она, ничтоже сумняшеся, сожгла его машину, послав огонь вслед беглецу. Тому с трудом удалось выскочить из машины за секунды до взрыва. Родительский дом успели потушить, только потому что Алексис вовремя сообразил, что происходит...

Я бы так не смогла.

И тут же словно снова заглянула в тёмные волчьи глаза. Влад сильный. Смогла бы я вообще надеяться на его любовь? Говорят, что волки-оборотни любят всего раз в жизни. Если уж Влад решился на интрижку со мной, о какой любви может идти речь?

— Ася... Что решила?

Правды, что именно я решила, конечно, я не скажу.

— Поехали, — сказала я. — Только в дом Дарёнки заходить не будем.

— Ты имеешь в виду — старый пчельник? Где мы шалаши строили? — с сомнением спросил Алексис.

— Там не только шалаши. Там и старые кровати есть. Дарёнка вынесла их из дома, когда меняла обстановку. Разве ты не знал?

— Нет. Ну что? Всё взяла?

Я огляделась. Всё. До последней свечки. На то, что я задумала, мне хватит немного ингредиентов, чтобы помагичить.

9.

Порой бывают такие дни и ночи, о которых думаешь с изумлением: а со мной это действительно было?

Выходя из подъезда, Алексис молчал, а потом вздохнул:

— Ася, ты даже не спросила, чего я к тебе шёл.

— Время есть, — повернулась я к нему. — Ну? И чего ты ко мне шёл?

Странно задавать такой вопрос старшему брату, который почему-то и так чувствует себя виноватым... Он смущённо вынул из кармана маленькую плоскую бутылочку.

В мозгах у меня щёлкнуло. И я кровожадно сказала:

— Алексис, а давай напьёмся по полной? Дарёнка всё равно не узнает, если мы на старый пчельник собираемся.

— Этого, чтобы напиться, мало, — засомневался он и открутил крышечку.

— Отдай, — потребовала я и первой приложилась к горлышку. — О-ой... Хорошо-о... Мало ли что немного, — выговорила я, быстро выдыхая и ощущая мягкое тепло, растекающееся по телу. — А ты у нас на что?

Во время вопроса отпивал уже он — и чуть не подавился.

— В смысле — на что?!

— Будем выбирать магазины с хорошенькими продавщицами! — заявила я, имея в виду магазины круглосуточные и ночные. — Ты будешь очаровывать продавщиц, а они тебе будут продавать спиртомицин!

Он глубокомысленно задумался, а потом просиял.

— Аська — блин, хорошая идея! Только девчонок жалко будет, если у них чеки за ночь окажутся! Накажут ещё.

— Дурак! — весело сказала я, уже чувствуя, как состояние лёгкости начинает беспечностью и лёгкостью бытия распространяться по всем жилам и мышцам, а заодно и по мозгам. — Мы можем закупиться в одном магазине. Наберём всё, что нравится. Потом на время грохнем кассовый аппарат, оставим им список винищ и деньги.

— Гениально! — засмеялся брат, блестя глазами. — А с утра они по списку всё пробьют — и у них будет хорошая выручка.

— Только пива не бери, — предупредила я и, пошатнувшись, чуть не слетела с приподъездного бордюра на дорогу перед домом. Несмотря на то что отужинала с Владом, опьянение, кажется, начинало действовать стремительно. — У меня от него голова тяжёлая и мысли не ворочаются.

— А закусь какую возьмём? — поинтересовался Алексис, на глазах становясь счастливей.

— К-кайф не обламывай, — пробормотала я, цепляясь за его руку. — В магазине пос-смотрим. Печеньку, там... Апельсины...

Итак, на меня коньяк подействовал мгновенно. Алексис, как потом выяснилось, был голоден: соответственно нескольких глотков коньяка и ему хватило — для начала.

Как уговорились, так и порешили: идём по городу, а как надоест — хватаем первое попавшееся такси, а там дальше — до пригородного леса. Ещё пожалели, что Агнии с нами нет... Потом похихикали — зажигать было бы кому... Время — что-то, кажется, около одиннадцати или уже за одиннадцать. Поздний вечер. Или уже ночь — по августовским-то понятиям?

Прохожих не очень много, но есть — гуляющие или с работы идущие. На нас поглядывали, а то и смеялись над нами или сочувствуя нашему смеху. Ничего удивительного. Такая парочка колоритная: высокий красивый парень — с необычно длинными белыми волосами, да и сам в белом; девушка-мышка, темноволосая, в чёрном, — оба в обнимку, и оба пьяно хихикают, а то и откровенно ржут над чем-то.

В общем, если выбирать то, что нравится, получается адский коктейль. Мы брели по проспекту, дегустировали вино из всех открытых бутылок, благо мою сумку с запасом Алексис нёс на плече. Принципов дегустации было два: а мне сейчас вот это захотелось! И: а интересно, какой вкус будет у ликёра после шампанского? А у этого, который "блейс"... Ой... "Бейлис какой-то или чего-то там" — после водки?

И — хохотали, потому что все недавние события теперь представали неожиданно в очень уж смешном свете.

— Н-не... Ты представляешь? — до слёз смеялся Алексис, размахивая бутылкой. — Агния вернулась — насупленная, грозная! Вокруг ка-ак полыхнёт! Вот чё б ей в турпоходы не ходить, а? Незаменимый же человек был бы!

— А я сёдня у Назария была! — перебила я его.

Он только имя услышал — лицо ладонями закрыл и, буквально плача от смеха, чуть не упал — колени подогнулись.

— У Н-назария?! Ты?! И что он сказал?! Или не сказал — опять орал?!

— Алексис, т-ты не представляешь, какую он тварюгу поймал!

Я воздела руки к ночному небу и изобразила змеиное движение, в конце его чуть не грохнувшись на асфальт. Брат еле успел поймать за руку. От резкого рывка я, хохоча, нечаянно врезалась в него. Чтобы не упасть вместе, пришлось обняться.

Отхохотавшись и вытерев слёзы, мы пошли дальше — некоторое время молча, вздыхая от пережитого смеха, пока Алексис не озадачился:

— Н-не... Тварюгу я представил. А где он её держит?

— В склянке или в банке. Н-ну, как обычно.

— Смеёшься? — насупился брат. — Такая в банку не полезет!

Сначала не поняла, а когда сообразила, что он думает о размере (на себе же показала!) — запищала от смеха, снова обняла его за пояс, чтобы не свалиться, и изобразила размер пальцами — большим и указательным.

— Л-лексис, она вот такусенькая! Я п-просто показала, как она извивается! Зато глаза у неё... Нет, ты посмотри на меня!

Я вытаращила глаза на него, да ещё пальцами оттопырила кожу вокруг век, чтобы наглядней показать, что за глазища были у тварюшки и как страшно они вращались.

Брат глянул — и, пошатнувшись, чуть не упал уже вместе со мной.

— Аська, прекрати! У меня уже живот болит! — хохоча, простонал он.

Потом мы остановились, потому что идти стало опасно: мы шатались не столько от спиртного, сколько от безудержного смеха. А его вызывало уже любое слово, даже самое нейтральное, которое только мы пытались произнести.

— А-алексис, будь серьёзней! — пыталась я шевелить непослушными губами.

И он мгновенно сгибался от смеха.

— Аська, этот "блин" ты уже пила! — заявлял он и тут же сам недоумённо переспрашивал: — Чего т-ты пила?! — И обижался — как маленький, выпячивая губы: — Без меня, да?

И теперь уже я выла от смеха.

А потом нас окружили. Это произошло у старого киоска, притулившегося у ряда магазинов, напичканных в первый этаж жилого дома.

Когда интересная ситуация дошла до наших затуманенных спиртом мозгов, мы попытались выпрямиться. Полиции никто из нас не боялся — наша защита не позволяла подходить к нам стражам правопорядка, которого мы и не думали нарушать. Потому как сами такие.

Итак, мы попытались выпрямиться — и снова засмеялись, уже на грани, так как животы и впрямь невозможно болели.

Я насчитала человек семь, о чём радостно и объявила брату.

Алексис помотал головой, недовольно помычал и медленно, тыча в грудь каждому из серьёзных парней, широкоплечих, в одинаковых борцовках и широких штанах, начал считать:

— Раз, два... О, третий! Чет... Четвыре... Не, четвёртый — о, сказал! Пять! Аська, ты пьяная вдребадан! Этих шестеро!

— А ты точно никого не уронил? — захихикала я, цепляясь за него.

— Пока — н-не, не уронил. Эт-то у тебя в глазах двоится!

— Хи-и... И который из них двоится?

— Ты мне их перещи... перепщи... Ой... Пересчитай ещё раз, а я тебе...

— Что, гомик, до кондиции дошёл? — тихо спросил один из парней. — Бабло давай. Быстро. И девку оставь — нам пригодится.

— А-алексис, он тебя гомиком обозвал! — обрадовалась я.

— За что? — обиделся брат.

— А ф-фиг его знает — за что? — легкомысленно откликнулась я. — Умный такой, наверное! А может, твоим волосам позавидовал! Он бритый, у него волос нет, а у тебя такие красивые! А спроси его сам, а? Ну, за что обозвал! А ещё... А ещё... Слушай, такая идея! А давай мы их отлупим — на всякий случай! Интересно же!

Парни медленно подходили, тесня нас к приглушённо светящейся магазинной витрине, словно не слыша наших подначек, а может — не обращая внимания на болтовню пьянущих в дым...

— Давай! — оживился брат, отступая от инерции. — А как?

— Два варианта! — торжественно оповестила я. — Первый: ты их всех роняешь, а я подхожу к каждому и пинаю по почкам!

— Ты... злая, — осудил брат.

— Я не злая — я весёлая! — обиделась уже я.

— Ты, алкашка... — продолжил тот же парень. — Чё, не поняла, что ли?

— А-алексис, меня алкашкой назвали! — расхохоталась я.

— Кто?!

— Вот этот!

— А, который меня гомиком обозвал? — довольно сказал брат. — Что с ним сделаем?

— Сначала я! — капризно сказала я и шагнула к болтливому. — Ты с-сказал — я алкашка? Ты уверен, что ты правильно с-сказал? — Улыбка исчезла с моего лица. Мы с братом стояли боком к витрине магазина, и парень сразу увидел странное изменение на лице той, которую уже прочил для развлечений братвы. — Ты уверен, что алкаш — не ты? — Я ткнула в него пальцем.

Некоторое время он стоял, не двигаясь, пока остальные недоумённо переглядывались и посматривали на него: что дальше-то делать?

Внезапно он рыгнул, пошатнулся, его повело в сторону. Остальные ринулись к нему, но от неожиданности просто не среагировали вовремя — и Болтун грохнулся на асфальт, после чего, заикаясь, что-то забормотал, ворочаясь на земле и безрезультатно пытаясь встать. А потом его вульгарно стошнило.