Уходящая в тени

Влад. Подошёл к паре, что-то сказал. Игнат сдвинул брови — видимо, резко переспросил. Влад кивнул, подтверждая сказанное.

У меня уже, кроме макушки, заболели виски, словно на голову мне надели старинный шлем не моего размера. Пробовала я однажды примерить такой в подвале Назария... Что происходит? И почему я стою на месте, вместо того чтобы побежать и немедленно выяснить суть происходящего?

Игнат постоял, с отчётливым недоверием глядя на Влада, и, коротко сказав что-то, чего я не могла прочитать по губам, пошёл прочь от Агнии. Теперь Влад встал на его место. Агния посмотрела на него насторожённо и вдруг вспыхнула радостной улыбкой — и поцеловала его! А Влад приподнял её руку и с улыбкой приложился к ней... После чего... После чего... Он обнял её за талию и слегка прислонил к себе!..

В напряжённых висках что-то взорвалось, а тяжесть, до сих пор тупо давившая на голову, словно вмялась в мозги!

Влад поднял голову, увидел меня — и довольно улыбнулся мне.

Потолок рухнул, а вместе с ним рухнуло на меня и вокруг странное пространство, в котором я оказалась в одиночестве. Колокол, бивший в виски, не утих, как инстинктивно ожидалось, а грянул с большей силой и грохотом. Застыв, я стояла, совершенно не чувствуя собственного тела. Когда попыталась повести глазами, чтобы понять, где я очутилась, движение глаз отозвалось ноющей в голове болью. Пришлось глаза закрыть.

А когда открыла... Я снова стояла на тусклом снегу, а над головой нависали тучи и метались молнии. А вокруг меня... Вокруг меня шелестели призрачные тени. И я знала, что они не шелестят — для кого-то другого из плоти и крови, но я-то слышала их шорох, зная, что только я и могу его услышать.

Пустыня. Безграничная и страшная. Ледяная от скользкого холодного снега, с жёстким, больно проламывающимся под ногой настом, сколотым краем впивающимся в кожу, — и с низко нависшими тучами, сбрасывающими не молнии, а огонь.

Но именно здесь я начала оттаивать. Пугающие тени, суматошно носившиеся вокруг, начали обретать для меня не только форму, но и свою суть. Как я сама вытаивала из ледяной глыбы, которая закрывала меня всю жизнь... Теперь я знала всех, кто мельком появлялся и снова исчезал перед моими глазами. И я могла остановить любую, пытающуюся промчаться мимо меня тень, даже если она обладала прозрачностью тающего в воздухе дымка... Хароны стояли там, внизу, на самой последней ступени, на коленях, молитвенно сложив ладони... И было смешно вспоминать, как кто-то пытался соединить меня и какого-то мальчишку Харона, который старался из любви к мелкой магичке Агнии убить собственную повелительницу. И который нашёл Каменного Паука, моего мелкого прислужника, в моих же владениях, чтобы убить меня же. Здесь, в этих странных для постороннего, но таких близких мне землях, почти всё ранее скрытое становилось явным и понятным...

Я скользнула по снегу, по насту мягко, почти не касаясь его холодными ногами. Мне понравились ощущения. И я побежала — наперегонки с тенями, впереди теней, ведя за собой тени!.. Свобода... Кто-то мелкий не пристанет здесь ко мне с какими-то будничными вопросами и не заставит меня решать мелочные проблемы. Теперь я свободна от всего, что было низким, обыденным и казалось таким важным на какой-то смешной Земле. Здесь, в Тенях Земли, я буду существовать вечно, и волновать меня будет единственное — Вечность.

Муха на спине...

Что?..

Замерев от странного присутствия, я медленно обернулась.

Волк. Низшее существо. Неуклюжий зверь. Живой. Как сюда попал живой? Сюда — в мир, где "живут" Тени Мёртвых? Глупый зверь... Пожалеть — заморозив?

Крупный, чёрный. Почему он не боится? Он — меня не боится? Я злобно засмеялась — и тени бросились на волка. Сначала он отшатнулся, когда они окружили его и принялись, мгновенно материализуясь и мгновенно пропадая в воздухе, колоть и рвать его острыми когтями. Мгновение — порез, мгновение укол! А я смеялась: уходи отсюда, волк, пока тени не разыгрались по-настоящему и не убили тебя!

Но зверь остановился, хотя продолжал вздрагивать и дёргать мордой от боли, но глаза неотрывно смотрели на меня. И я узнала их — хотя сейчас они были остро жёлтыми и горели живым огнём — здесь, в серости мёртвого пространства. Узнала предателя. Узнала того, которому мелкий маг воздуха сказал, что его желание не выполнят и что он должен соединиться с той, что влюблена в другого. Я видела! И он подошёл, отнял её у моего прислужника и обнял её. И поцеловал. Тем поцелуем, что должен был предназначаться только мне. Мне. А ведь мне было высказано признание, которое он так легко забыл. Я восприняла признание как клятву... Клятвопреступник должен умереть!

И что он теперь делает тут? В моём мире? Что ему надо? Кажется, ему нравится, что его убивают? Так на тебе!

Взмахнув рукой, я послала ещё послушных теней на волка. Теперь он не мог смотреть на меня странными жёлтыми глазами, потому что не мог разглядеть меня в мелькании теней, да и некогда было: пытался отбиться от тех, которые резали его — уже с моего разрешения! — даже сквозь густую шерсть. Медленно, но верно убивая предателя! Он вертелся, прыгал, огрызаясь и рыча, но тени, призрачно смеясь, клубились вокруг него всё гуще, и скоро волк начал слабеть от потери крови, спотыкаться и падать, откидываемый ими на снег, а следом за ним сжигала снег чёрная дорожка из капель, которые падали и отлетали со всего его тела. Вскоре уже казалось, что зверь идёт тяжелей, потому что шерсть его отяжелела от крови, а не потому что его ранили. Зачем? Зачем он продолжает идти за мной? Что ему сейчас-то нужно? Зачем он тянет ко мне окровавленную морду?! Что повелительнице Теней до какого-то дикого зверя?! Его глупое желание повиниться? Вымолить прощение?!

Я, рассвирепевшая, медленно подняла руки, чтобы обрушить на волка сонм теней, которые его убьют сразу и почти безболезненно.

Внезапно будто что-то тяжёлое и мощное сбило волка в сторону, и он одним рывком грохнулся набок. И замер.

Всё ещё держа руки вверх, ничего не понимая, я тупо смотрела на качавшуюся в его боку стрелу. Тени нависли над зверем, который дрогнул всем телом — и опал. Секунды — из пасти коротко вылилась струйка крови. И снова всё стихло.

Тени вопросительно вскинулись на меня.

Оглянулась.

Алексис. Он стоял неподалёку с поднятым луком, чья тетива всё ещё дрожала от недавнего рывка. Брат перевёл взгляд на меня. И медленно опустил лук.

— Лучше его убью я, чем ты.

Он... мёртв? Влад — мёртв?

Мои руки опустились. Я вглядывалась в обмякшее тело, снова чувствуя, как узкий обруч стискивает мою голову. Господи, какая боль.

Отстранённо глядела, как Алексис сунул за спину лук и пошёл к мёртвому зверю.

Влад мёртв... Мне теперь не на кого гневаться. Мне теперь не от кого ждать взгляда. И поцелуя. И никогда не смогу спросить, почему он так поступил — поцеловал Агнию, после того как признался мне в любви. Почему он так дрался из-за меня, когда Игнат легко и походя оскорбил меня... Никогда он не сможет прижать меня к себе, чтобы утешить и снова сказать, что любит меня...

Спина выгнулась от взгляда в неё.

Не оглядывалась. Знала, кто там. Только вот — Влад. Влад!!

Обруч вонзился в голову, заставляя кричать от боли. Я упала на колени и кричала, потому что эта боль давала возможность кричать не от физической боли, а от боли по умершему. Хорошо, когда есть на свете живой человек, вызывающий не всегда лучшие чувства, но он жив и на него можно злиться, его можно проклинать, но он жив! Но что делать, когда он умер?! Когда невозможно подойти к нему и сказать, что счастлива, хотя бы оттого что он однажды сказал, пусть и в издёвку, что любит меня?!

Алексис не подошёл ко мне помочь подняться с коленей. Хуже, что он ещё искоса посмотрел на меня — с опаской, словно готовый бежать, если я только сделаю понятное только ему движение. А потом подошёл к волку, небрежно выдернул стрелу из тела — я содрогнулась от боли: это из меня выдрали стрелу так, что мёртвое тело вздрогнуло, а с ним вздрогнула и я! Больно, Господи, как больно-о! Влад, что же я наделала?!

Брат взял волка за шкирку и, оглянувшись на меня, поволок его куда-то за собой.

А те, что смотрели мне в спину, уже рядом!

И почему мои ноги подломились... Почему я упала на колени?! Я — повелительница Теней!! Не мне на коленях быть перед этой мелочью!!

Но ощущение всемогущества оказалось слабым. Всего лишь ощущением! И я понимала это! Понимала, что вернулась, хоть продолжала видеть Тени!

И как мне теперь с этим жить, когда теперь я вернулась — и перед глазами всегда уходящий во тьму Алексис, который тащит мёртвого волка?

— Доченька, доченька! — Мама упала на колени рядом, жадно всматриваясь мне в лицо, обнимая мне его, гладя по нему тёплыми ладонями, стирая мои слёзы. — Доченька, миленькая... Не замёрзла? — Она сама громко заплакала и обняла меня изо всех сил. — Доченька! Асенька!

Зато я перестала плакать. С изумлением, хлопая мокрыми ресницами, только и смотрела на прядь своих волос, которые невольно, после её объятий, откинулись вперёд, на грудь. Белые...

— Мама?.. — беспомощно спросила я и снова покрутила в руках прядь своих волос. — Я не понимаю... Что это? Почему — белые?

— Прости нас, доченька, милая! Прости нас с отцом!

— Потом, всё потом, — почти скороговоркой сказал Назарий, вставший над нами. — Заморозим её, не дай-то Бог. Наговоритесь ещё — время будет.

— Нет! — с ненавистью сказала я. — Или вы сейчас говорите, в чём дело, или...

Рядом на колени опустился отец.

— Астра, — коротко вздохнул он. — Мы наврали тебе, что ты приёмная. Ты наша родная дочь. Этого пока хватит? Остальное — клянусь! — объясню дома.

Кажется, кто-то из нас сошёл с ума. Это единственная мысль, которая вертелась в мозгах. Но... Я снова подняла белую прядь своих волос.

— Наврали?.. Это... жестоко.

— Астра, прости-и... — прошептала мама.

— Но зачем?! Зачем?!

— Если успокоишься и будешь адекватно воспринимать действительность, я отвечу, — сквозь зубы сказал Назарий и огляделся. — Если ты сейчас не встанешь...

— Не... — решительно начала я — и ахнула, когда старик легко нагнулся и поднял меня на руки. Наши глаза оказались близко-близко.

— Не дури! — звонко мне в лицо сказал дядя. — Сначала уходим, потом — объяснения.

Невольно оглянувшись, я наконец увидела, что вокруг происходит что-то странное. Тени, повелительницей которых я себя считала, постепенно сгущались перед нами, взяв нас в круг, который постепенно сужался. И настроены они были против нас всех — и против меня в том числе, на остатках сверхъестественного чутья поняла я.

Всхлипывающая мама бежала впереди, в единственный просвет между тенями, с трудом удерживаясь на то и дело проламывающемся насте. Поспешая за ней, дед и отец время от времени поддерживали её под руки. Хотя она и пыталась бежать самостоятельно. Назарий, со мной на руках, спешил за ними, открывая порталы, которые тут же почему-то закрывались. Тени позади (я постоянно вертела головой) двигались за нами.

Почему тени ополчились на людей? Может, они хотят, чтобы я осталась с ними? А я? Теперь хочу ли остаться в этом странном и страшном месте?

В очередной раз обернулась посмотреть на тени через плечо Назария — и коротко взвизгнула. Что-то острое распороло мне скулу.

Назарий прибавил шагу, воздвигнув над нами что-то вроде призрачной крыши, правда та слишком быстро таяла. Приглядевшись, я с тревогой поняла, что этот странный мир впитывает силу в мгновения! Почти на голых инстинктах я приложила ладонь к груди старика — и крыша над нами стала выглядеть гораздо прочней. Но высоченная и плотная стена теней уже не просто напирала сзади, а нависала — колюче и резко выкидывая из своей плотности длинные иглы и тончайшие лезвия, которыми тени теперь пытались достать меня. Вот когда я пожалела, что надела открытый топ... Хотя что в той пусть и закрытой одежде? Всё равно — никакой защиты.

Обернулась мама, хрипло вскрикнула и, вырвавшись из рук помогавших ей мужчин, побежала к нам. Те — за нею. Но только шага два. Переглянулись, и я, уже и в самом деле перепуганная стремительно надвигающимися тенями, увидела мгновенно созданный дедом и отцом портал.

Мама взметнула над крышей Назария ещё одну защиту, которая под напором теней быстро разрушилась. Ей приходилось вкладывать и вкладывать в защиту силы... Внезапно защита — воссияла! Стремительно вылепились от нашей крыши призрачные стены, тоннелем закрывающие от теней путь в открытый портал.

Я — начала дышать. Оказывается, теперь не только дед и отец поддерживали нашу защиту, постепенно переходящую в портал. В самом портале появились Алексис и Агния, за их спинами маячил Игнат.

Тени с налёту шлёпались о призрачные стены тоннеля, размазывались по ним и настырно ползали по ним дымными раскоряченными пауками, ищущими малейшую трещину, чтобы пролезть к нам, бегущим.

Назарий со мной влетел в портал — за ним остальные, уже не бежавшие впереди, а прикрывавшие нас сзади. Привычное мгновение тьмы по глазам.

Где мы?.. Вжав от неожиданности голову в плечи: слишком быстр переход из тусклых красок мира теней в полутёмное громадное помещение, — я не сразу узнала банкетный зал. Темно и пусто. Сколько же мы отсутствовали, если гости уже ушли?

— Назарий, пусти меня, — попросила я шёпотом.

— Не уйдёшь? — то ли пошутил, то ли всерьёз поинтересовался тяжело дышащий дядя и слегка встряхнул меня на руках. — Что ж ты какая тощая?

— Модно сейчас — не есть, — вздохнула я.

Назарий усмехнулся и поставил меня на ноги.

Первой немедленно подошла мама.

— Господи, наконец-то можно, — выдохнула она и прижала меня к себе.

Растерянная, через её плечо я приглядывалась к родичам. Неужто не пошутили? Неужели я и правда... Поверила, когда Агния мрачно сказала:

— Пап, а трудно было мне пару слов сказать про это?

Отец тяжело оглянулся на неё.

— Чтобы Асти с тебя сразу всё считала?

— Хватит болтовни, — вмешался дед. — Идём ко мне. Там на всех хватит лёгкого перекуса на ночь, а заодно объяснимся. А то бедняжке Астре досталось за все эти годы здорово. Она имеет право знать всё.

Я обрадовалась: здорово! И правда хочется узнать всё и сразу!

И — сникла, когда заметила то, чего не должна была заметить на фоне бурно происходящих событий. Игнат, стоящий за Агнией, осторожно положил руку ей на талию. Сестра машинально и нежно погладила его ладонь, всё ещё разговаривая с папой. А потом, не глядя, уверенно прислонилась к синеглазому красавцу, чтобы он её обнял. И по моему сердцу простое их движение резануло больно.

20.

Меня будто по очереди окунали то в кипяток, то в ледяную воду.

Сначала эйфория: я родная в этой семье! Потом — при виде влюблённых, камнем по сердцу, с размаху: Влада больше нет. Взгляд на старших — я скоро всё узнаю о себе и почему со мной так поступили. В поле зрения попадал хмурый Алексис, не поднимающий глаз, — и меня трясло при воспоминании о том, что сделал брат. Пусть и из-за меня.