— Топор? — Оживился мозг.
— Нет! И "цитрамон"! И, как я понимаю, ничегошеньки тут нету. Ну, просто ни одной таблеточки! — Посетовала я, чувствуя, как от жалости к себе, просто начну сейчас слезы лить прям в чашку с чаем.
— Лучше б о кофе пострадала. Вернее, об его отсутствии! — Возмутился мозг. — Эх, нет у тебя Ольгиного везения!
— Какой — такой еще Ольги? - Не поняла я.
— Да этой... Панкеевской... Как у нее здорово получилось — раз, и в соседней кафешке, кофе подают! А у тебя мирок захудалый, даже вилок еще не изобрели! А ты солпадеину захотела! Ха-ха! Иди вон, к своей ожившей мечте, пусть полижет висок, прежде, чем прирезать!! — И он злобно замолчал, давая мне время, чтобы я прониклась собственным несовершенством и невезучестью. Я и прониклась. Очень. Так сильно, что, когда Стефан соизволил встать и подойти ко мне, чуть его, беднягу, не покусала! Еле отбился, хлопая невинными глазками...
— Чего тебе? — Прошипела я, напрочь игнорируя идею с молчанием. Недовольство и так кипело во мне, грозя само найти выход наружу, если пар срочно не спустят. Пришлось выпускать.
— Мари, может, проведем ритуал, и в путь? — Он пытался заглянуть мне в глаза, я же их упорно прятала в кружке. (Представила себе эту картинку, так сказать, в натуре, — и мысленно обхихикалась! Нет, вообще-то, я , конечно же, имела в виду, что смотрела в кружку с чаем, долго и упорно, пытаясь внушить ему отсутствующее чувство вины. Увы. Князя, сие чудесное чувство так и не посетило. Видать, я недостаточно старалась!)
— Мари? Что-то не так? — Заботливо поинтересовался Стефан, я лишь фыркнула.
— Все отлично, кровопийца!
— Ну, зачем ты так? — Он поморщился.
— Зачем — зачем, затем, что я жутко боюсь боли, а ты сейчас во мне дырки начнешь делать! Скажи не так?
— Мари, пойми, пожалуйста, — начал он, — им же плохо. Они же люди...
— А я, что, не человек? Мне что ли хорошо? — Возмутилась я.
— Извини, но не я надевал на тебя кольцо! — Рассвирепел он, видимо, вспоминая, свой любимый тип поведения: чуть что — орать. Я от возмущения аж задохнулась. Все цензурные слова разом выскочили у меня из головы. Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы единым духом, наконец-то, познакомить этого грубияна со всей ненормативной лексикой, коей я владею, но тут нас перебили.
— Князь, я принес кинжал. — В комнату ворвался, красный с мороза, Карах. Мои глаза соскользнули с возмущенного Стефана, на его счастливого телохранителя и заметались, не в силах выбрать жертву. И того хотелось покусать, и этого забодать до полусмерти! — Специально забрал! — Гордо "добил" меня молодчик.
— Мужики! — Рыкнула я с ненавистью, выхватывая кинжал. И ведь успел же когда-то, прихватил с собой! Зачем, спрашивается? Он что же, знал, что эта пятерка пойдет по нашим следам? Или сам и привел туда, где ей легче всего нас найти? Хотя...
О чем это я?
Они же волки! Им найти кого-то, да еще и того, к которому их тянет — раз плюнуть! Ну, если они умеют плеваться в этом облике. Злая и недовольная, я выскочила в конюшню. За ночь она прогрелась. Теперь в ней острее чувствовался животный запах. Фанар что-то бубнил (как всегда!), прибираясь в стойлах.
— Надо же, какой чистюля! — Возмутилась я, прекрасно понимая, что сейчас мне уже все равно на кого кидаться с этим кинжалом. Покружила по конюшне. Лучше б не заходила! Так и не успокоившись, я ворвалась в избу. Парни с заговорщицким видом мыли какие-то расписные плошки. Карах подошел ко мне и, спокойненько так, без слов, забрал кинжальчик из враз ослабевших пальцев. Я обалдело следила, как он поднес его князю с самым невозмутимым выражением лица, а этот гад и предатель с такой же физиономией, принялся его натачивать!...
Я задохнулась. Нет слов, одни эмоции!
Я уже говорила, что у меня зла не хватает? Да? Так вот, теперь его — просто очень-очень много! Как раз хватит на то, чтобы захоронить пятерку неудачливых волков, которых угораздило залечь не в то время, не в том месте. Полыхая злобой, я выскочила на улицу, напрочь позабыв, что боюсь этих зверюг до поросячьего визга, с твердым намерением хотя бы отпинать их, перед тем, как спасти! Царь я, или не царь?
— Ну, не знаю... — Протянул мозг. — А ты сама-то, как считаешь?
— Ну... — Засмущалась я, — не царь , конечно, но государыня...
— И что из этого следует? — Поинтересовался мозг.
— Что я могу быть самодуром! — Гордо заявила я.
— Самодуром? — Удивился мозг, — это в смысле, самадурой?
Как-то в его интерпретации, мне эта мысль уже не казалась столь гениальной. К тому же, в порыве гнева, я необдуманно выскочила на улицу, как и в конюшню — не одетой, в одной кофточке, мгновенно покрываясь мурашками, размером со слона!
При моем появлении волки встали. Ноги их при этом еле держали и заметно тряслись. Стояли они не уверенно, чуть покачиваясь, и морды были такие жалобные — ну, просто, еще чуть-чуть и покатятся слезы! Самый крупный, видать вожак, шагнул ко мне, задирая голову, и ткнулся лбом, подныривая под ладонь. Не осознавая, я погладила шкуру, чувствуя, как он дрожит всем телом. Сзади хлопнула дверь, и на плечи мне легла шуба, окутывая теплом. Руки Стефана легли сверху.
Я опустилась на колени, заглядывая в большие карие глаза, смотревшие тоскливо и безнадежно. Волк ни о чем не просил. Кажется, он уже не верил, что ЭТО можно исправить. И мне захотелось вернуть ему надежду, что ли...
Ну, что такое, в конце концов, этот укус? Ну, больно, конечно, и страшно... Но ведь не смертельно же...
— Ты поможешь? — Прошелестел где-то, на краю сознания, голос Стефана.
— А у меня есть выбор? — Горько пошутила я, обнимая вожака за шею, и с его помощью, вставая.
— Тогда одевайся потеплее, и пойдем. У нас времени мало. Боюсь, погоня уже движется по нашим следам, и я хотел бы, чтобы меня окружали мои люди, в достаточном количестве, чтобы помешать Ксероносу попытаться сделать реальными слухи о моей безвременной кончине...
Я безропотно вошла в избу....
— Совсем с ума сошла с этой любовью! — Возмутился мозг, — а теперь вот еще и жалость прет из всех щелей! Что ты будешь с ней делать? Этак всю кровь потратит...
— Да... — Согласилась я, — крови мало и на всех ее не хватает...
— Мари? — Позвал князь, и я поплелась одеваться.
Утро было ужасным...
Чего же мне тогда ожидать от этого дня?
ГЛАВА 18
Мы нашли ее довольно быстро. Наверное, все дело было в том, что нас вели волки...
Ну, мне так кажется. И она, бесспорно, была прекрасна. Да. Именно так. Прекрасна. Удивительна. Восхитительна. Божественна....
Я застыла, под ее взглядом, как прикованная, не в силах оторвать глаз от идеального бронзового лица, смотревшего на меня с огромной — метра три, не меньше, деревянной статуи. Длинные, почти до земли, волосы струились по ее плечам и спине крупными завитками, обрамляли лицо, ложились узором на платье. А платье.....
Наверное, оно действительно потрясающе смотрится летом, все в цветах и зелени, колышущееся на ветру. Но и сейчас, когда листва опала, и оно было словно все в пупырышках от будущих завязей, оно смотрелось весьма элегантно. Струилось, и как будто металось по ветру....
Тонкие хрупкие руки, вытянутые вперед, словно готовы были тебя обнять. Мягкая, блуждающая улыбка (интересно, как мастера добились такого эффекта, или это уже проделки самой богини?) чуть кривила нежные губы.
Богиня была, как живая. Возможно, этот эффект давало ее несомненное присутствие в каждой статуе. Или вернее, какой-то ее частицы. Эта — явно была рабочей. Стефан подошел к статуе, коснулся лбом ее открытых ладоней, склонился в поклоне до земли...
Я с удивлением наблюдала за ним. А вот интересно, это уже ритуал, или часть молитвы? Или просто дань вежливости, то бишь приветствие? Не рискнув спросить, я, молча, следила за развитием действия. Для начала, мой героический палач сбросил с широких плеч шубу, закатал рукава на рубахе и зашептал что-то.
Кинжал в его руках так и замелькал, так и замелькал. От удивления я даже раскрыла рот. Но то, что произошло в следующий момент, повергло меня не просто в трепет, почти в священный ужас! Рука статуи опустилась. Кинжал вспорхнул из ладоней князя и, взлетев, словно птица, оказался в руке деревянной красавицы. Неприличные слова, выражающие у большинства людей, крайнюю степень испуга, застыли на моих губах под строгим взглядом ореховых глаз...
Мама дорогая!
Как же здорово, что наши боги не отчебучивают ничего подобного! Да если бы каждый раз при молитве, распятие оживало, чтобы благословить молящегося, в мире было бы полным — полно седых людей! А то и вовсе лысых!
Не знаю, как с сединой, но волосы у меня на голове ощутимо зашевелились. Взмах, и чаша, стоящая у ее ног, из которой князь вылил на землю вокруг статуи вино, легла во вторую руку. Стефан выпрямился. На ее фоне он вовсе не казался таким уж высоким и сильным. Дитя на фоне взрослого. Еще движение, и кровь с его запястья струится в подставленную чашу...
Я услышала, что он что-то сказал, но, пребывая в полнейшей прострации, даже не разобрала слов, и уж тем более не поняла, что они обращены ко мне. Осознала я, что настал и мой черед лишь тогда, когда заботливый Крах потянул с плеч шубу. Мне так и хотелось сказать: да вы с ума сошли, я ж замерзну насмерть! Но я, почему-то, промолчала.
Так же безвольно я проследила за тем, как меня подвели (или, правильнее будет сказать, поднесли?) к статуе. Ореховые глаза скользнул по моему бледному лицу, закушенной в приступе страха, губе...
Я приготовилась кричать.
Взмах...
Боли не было. Я смотрела, как тяжелые капли моей крови падают в ту же чашу, что уже на треть была полна княжеской кровушкой. Не в силах оторваться, я смотрела и смотрела. Пока рука Стефана не перехватила мою руку, зажимая запястье.
— Теперь немного крови на пень. — Его голос слышался, как сквозь слой ваты.
— А? Что?
— Нам нужен алтарь для обращения.
— Да... Но его же здесь нет... — Удивилась я, беспомощно оглядываясь. Мысль о кусачем кинжале изрядно пугала. Это он сейчас такой смирный, потому, как в руках у богини. А как я возьмусь, враз осмелеет и вцепиться, почем зря! И будет у меня уже две дырки!
Мы отступили на шаг. Чаша в руках Мары Прекрасноликой завертелась, выскальзывая. Закружилась, зависнув над землей, приблизительно в полуметре. Она кружилась все быстрее и быстрее. Кровь мешалась. Вот несколько капель пали вниз, вылетев через край. Сзади слаженно взвыли волки, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Как же меня достало это звуковое сопровождение!
А из земли, продираясь сквозь снег, пошли зеленые ростки, в тех местах, где красные капли легли веером. "Красное на белом... Очень красиво..." — Немного заторможено подумала я. А с добавлением зеленого, так и просто шедевр! Искусство в чистом виде... Проросшее...
Из земли появился пень. Весь поросший зеленой листвой, выглядевшей на фоне снега несколько неуместно и даже жалко. Мне сразу же захотелось его укутать хоть шубой, что ли. Листочки шевелились на холодном ветру, что пробирал до самых костей, заставляя стучать зубами громкую чечетку. А вот стука зубов князя слышно не было. Что ж ему, совсем не холодно, что ли? Отстраненно подумала я, как со стороны наблюдая, как он рисует что-то собственной кровью на пенечке.
— Не садись на пенек, не ешь пирожок! — Проблеял мозг. Совсем с ума сошел, бедняжка. Я даже немного забеспокоилась за него. Энтак его сейчас доглючит до синего экрана, я, где его потом лечить-то буду? В лучиках? А ну как, те лучики психические да нервные расстройства не лечат, а только на физических повреждениях специализируются (как большинство местных врачей!)? И что тогда?
На меня вновь обратили внимание. Мои пальцы, послушно зажимающие порез, убрали, в выступившую кровь обмакнули свои собственные, с новым порывом вдохновения продолжили расписывать пенек. Вот будет произведение — "расписная игрушка"! Какие у нас есть игрушки? Дымковская... Кажись, городецкая... Или такой уже нет?
И не помню больше...
Все-таки прав был мозг. Плохой мир. От его воздействия мой мозг как-то, слишком уж быстро, на мой скромный взгляд, портится начал. Вот уже не через раз, а намного чаще стал слова забывать. К чему бы это?
Что-то про гжель в голове крутиться, но когда тебя используют вместо чернильницы, сложно размышлять адекватно. "Может, мне его покусать?" — Лениво подумала я, глядя, как мне в руку вкладывают противную железку. Волчья морда оскалила костяные зубы. Я напряглась, замахиваясь, хотя больше всего мечтала зашвырнуть эту гадость, от греха подальше. В ближайшие кустики!
Нож вошел ровно в центр почти до середины лезвия.
— Точность, вежливость королей! — Пошутила я.
— Нет, — не согласился мозг, воспрявший от осознания, что сегодня нас, по-видимому, кусать не будут, — Тут больше подойдет что-нибудь про влияние практики на результаты труда. Если так пойдет и дальше, то скоро ты, матушка, с закрытыми глазами будешь в центр любого пенечка попадать!
— Ну, хоть в дартс смогу научиться играть... — Почти обрадовалась я.
— А оно тебе надо? — Удивился мозг.
Мне, вообще-то было не нужно. Но не пропадать, же просто так умению! Надо куда-нибудь его применить! В чашу налили вина, заполнив ее до краев. В руках божества она засияла зеленоватым светом, сверкнула и опустилась на землю. Волки подходили по одному. Делали несколько деликатных глотков, мне опять приходилось принимать клятвы, потом были прыжки...
И на снег падали изможденные, исхудавшие люди. Князь и Карах подхватывали их, поднимали, помогали закутаться в шкуры. Да, это они необдуманно перекинулись. На улице чай не двадцать градусов тепла! Так просто в кольчужке шибко-то не побегаешь! До избушки мы, поблагодарив богиню, и вылив ей под ножки, остатки винца с кровью, добрались еще быстрее, чем до этого к статуе. Все так замерзли, что просто не терпелось оказаться в тепле. Мы почти бежали.
Освобожденные, не смотря на свой непрезентабельный, измотанный вид, отлично держались, когда дело дошло до быстрого передвижения. Я же, не в пример им, постоянно норовила за что-то запнуться, поскользнуться, оступиться, или просто запутаться в одежде — и брякнуться! Меня поддерживал Стефан. Ко всему прочему, сказывалась бессонная ночь, нервное потрясение и вторичная кровопотеря. Я порывалась закатить глазки, и время от времени, с удивлением следила, как мир нахально норовит обежать меня кругом...
Кажется, под конец, князь все же плюнул, и взял меня на руки. На него кровопотеря не оказала столь сокрушающего воздействия. Все же, что ни говори, а правильно взращенный и воспитанный мужской организм, намного прочнее, сильнее и выносливее, чем мой...
