Но пытать Мир не спешил. Вдруг оставил Рэми в покое и бросил амулет Кадму:
— Можешь не отвечать. Не надо. Без амулета ты быстро поймешь, что к чему. И станешь моим, хочешь ты это или нет. А игрушек подобной этой тебе больше, радость моя, не понадобится. И теперь ты в полной мере вкусишь сладость уз богов... и сам взмолишься, чтобы стать моим телохранителем... На коленях будешь умолять, чтобы я смилостивился и тебя не отвергал. А потом сам мне все расскажешь...
— Никогда, — прошипел Рэми. — Никогда ты меня не сломаешь...
— Уже сломал, — ответил Мир. — Кадм... приведи мне этого главу рода... Хочу посмотреть на рожу того, кто уломал нашего недотрогу...
Рэми откинулся на подушки. Неясная тревога, полузабытая, спавшая глубоко внутри, вдруг всколыхнула его душу, да так, сильно, что Рэми послушно вынес новый осмотр знаков рода, забыв даже скривиться от резкой боли.
А Кадм не унимался, бросая на одеяло знакомый кругляш амулета:
— Еще один вопрос, прежде чем ты окончательно заснешь, — жестко спросил Мир. — Что это значит? Какое отношение имеешь ты к Гаарсу?
— Гаарс — глава моего рода, — устало прошептал Рэми. — И единственный человек в этом мире, которому я доверял.
— "Доверял"? — усмехнулся Мир. — А теперь?
— А теперь — не твое дело... — прошептал Рэми и вдруг почувствовал, как жар заливает ему щеку... поняв, что грубит. И кому? Миру?
— П-р-о-с-т-и... — прошептал он, чувствуя себя неловко. Мир вздрогнул, потом ласково улыбнулся и мягко спросил:
— За что, друг мой?
— Не должен... не могу... не понимаю... Я... не... прости...
Рэми действительно не понимал, как он раньше осмеливался даже слово дерзкое сказать своему архану. Не понимал, как он мог бегать от Мира, скрываясь от него в городе, ведь теперь, когда оборотень сидел рядом, казалось Рэми, что он предал своего господина, тому, кому поклялся служить до самой смерти.
Стыдно... и противно от собственной глупости.
— Надо же! — усмехнулся Кадм. — Ты, как всегда, прав, Миранис. Это его амулетик глушил. А теперь наш мальчик начинает в полной мере чувствовать узы богов... и тебя уже любит...
— Иногда мне хочется повесить ему эту игрушку обратно, — без улыбки ответил Мир. — Без нее он был симпатичнее.
— Ну тут выбор небольшой. Либо ты его сломаешь, либо сломают боги. Как по мне — второе предпочительнее... ты погляди на мальчика... неужели и я на тебя так смотрел?
— Успокойся, Кадм! — отрезал Мир. — Нашел время для своих издевок. Лучше делом займись. Вскоре Рэми подпривыкнет к узам богов и вновь придет в себя. И пока он не наделал глупостей, найди мне его главу рода и верни Рэми его драгоценную свободу.
— А чего его искать-то? — Кадм внимательно рассматривал ногти, игнорируя удивленный взгляд Мира. — В замковой темнице он.
— А подробнее?
— А подробнее не будет, Миранис! Только история взамен на историю! Как ты оказался в долгу у этого человека?
Мир нахмурился. Рэми казалось, что он вот-вот брызнет гневом, но принц лишь усмехнулся и, усевшись в кресло, поинтересовался:
— Мы не опоздаем с Гаарсом?
— Ты меня знаешь, — ответил Кадм.
— Тогда посидим, как друзья, и поговорим... расскажем... История за историю, друг мой. Тисмен, не спеши нашего красавца превращать в спящего принца. Пусть послушает...
6. Глава четвертая. История Мираниса
— Мне было скучно. Не надо на меня так смотреть, Лерин, мне действительно было скучно, и твое кислое лицо ничего не изменит. Отец отозвал Армана, придворные опостылели со своей глупостью и с вечным "мы вам просим, осторожнее!" Ваш присмотр стал невыносимым, вот я и решил... вдохнуть свежего воздуха.
Оставалось выбрать место. Столица давно не была для меня так мила, как прежде. Скучно в ней, не нашлось бы ни единого уголка, где бы я не был. Ни единого кабака, где бы я не отпил вина, и не единого хозяина таверны, которому не дали бы амулет опознавания. Но кому я рассказываю, а Кадм? Ты ведь собственными ручками раздавал те амулеты!
— А ты придумал, как их обойти, — жестко заметил воин.
— Придумал... Но позднее. А тогда ты был в выигрыше, Кадм. Что за радость сбегать из дворца, если первый же тавернщик меня бы узнал. А узнав, вызвал бы моих телохранителей? Вот и я решил сделать вылазку покруче.
В парке было тогда темно. А как же иначе — безлунная ночь, небо затянутое тучами. И совершенно безопасно. Скучно! Я уже переход открыл в выбранное место... как что-то бросилось мне в ноги.
Увы, но со мной это случается часто. Мой гнев, видимо, для некоторых ничто с гневом моего отца, и дозорный, что умолял меня не входить в переход, был очень убедителен. Только вот беда — я решил. А менять решения, как вы знаете, не в моих привычках.
Мы с дозорным поладили. После пары фраз он, верно, понял, что сопротивляться бесполезно, напросился меня сопровождать. Не скажу, что мне это понравилось. Но что мне оставалось — либо он и его несколько друзей пойдут со мной, либо я скроюсь в переходе, и он поднимет шум... Шума мне не хотелось, так не убивать назойливого дозорного за его верность?
И мы вместе вошли в переход... Рассчитал я правильно — на то есть замковые карты — и вылезли мы как раз перед небольшой таверной у тракта. Путешественники ту таверну очень хвалят, мол, там еда неплохая, и можно снять хорошенькую девочку.
— Тут тебе девочек не хватает, — съязвил Лерин.
— Хватает, хватает, другой мой. Но повторюсь — мне было скучно. Душа требовала разнообразия. А так как некоторые отрезали мне путь в увеселительные места столицы, пришлось искать нечто иное.
Таверна оказалась грязноватой, гораздо хуже столичной, да и пахло внутри не слишком ароматно — чем-то паленым. Там я впервые попробовал ферс...
— Ничего иного от тебя не ожидал, — заметил Лерин, за что немедленно получил в бок локтем от Кадма.
— Морали читать потом будешь, — заметил коренастый. — Сейчас мы слушаем.
— Ферс оказался кисловатым на вкус и очень хорошо прочищал мозги. Но только вот не надо так на меня смотреть, Лерин, твои морали слегка припоздали. Я поплатился за ту шалость и... сомневаюсь, что когда-нибудь ее повторю.
Ферс отнял у меня нечто большее, чем скуку. Осторожность. И здравый рассудок. А этого я не люблю.
Тот незнакомец вошел в таверну перед самым закатом. Я уже собирался уходить, как он нашел меня взглядом и сел за мой столик. Нагло, без разрешения, так, что послушно кисший до этого дозорный вскочил на ноги, решив вмешаться...
Только не люблю я, когда веселье портят. Вот дозорного и осадил: с забавными людьми поболтать всегда интересно.
А новый знакомый был забавным. Кожа серая, будто летами солнца не видела, пальцы длинные с синими ногтями, но ведь и не это ведь главное. Глаза у него были особые. Вытаращенные, как у рыбы, и цвета разного. Один синий, другой, кажется, зеленый. Странный человек. И улыбка странная у него была — будто не улыбался вовсе, а угрожал. Мне-то? Смешно...
Да и разговор он начал неожиданно:
— Вы необычны.
— Вы — тоже! — недолго думая ляпнул я.
И в тот же миг, встретившись с ним взглядом, я его невзлюбил. Не нравятся мне такие — холодные, бездушные... было в этом человеке нечто рыбье. И нездоровое... Не нравился он, в общем, очень не нравился. И в то же время интриговал. Хорошая мишень для насмешек, не так ли?
— Но я не оборотень, — усмехнулся он.
Думаете, я испугался? Или задумался? В тот момент не я говорил, ферс. И ферс дал мне смелости, хорошо, Лерин, не надо так на меня смотреть — скорее безумства, чем смелости... Вот я и не насторожился, а всего лишь усмехнулся, налил из кувшина еще вина и ответил:
— Почему вы решили, что я оборотень?
— Потому что вижу, — невозмутимо ответил незнакомец.
— Вы виссавиец, не так ли? — спросил я, и представляете, наш друг побледнел. Будто я наступил на его любимую мозоль, а вы ведь знаете, как я люблю чужие больные мозоли....
— С чего вы взяли? — нашелся он достаточно нескоро: я, помнится, успел допить вино и налил себе еще... и еще...
— Только виссавийцы и ларийцы могут так сходу определить в человеке оборотня, — пояснил я. — Кассийцы, даже маги, к таким знакам слепы. Надо провести сложный ритуал... на который у вас времени не было. На ларийца вы тоже не похожи.
Незнакомец заметно расслабился. И налил себе вина. Сладкого и густого, такое любят женщины. Он не подтвердил и не опровергнул, что он — виссавиец, просто откинулся на спинку скамьи, стряхнул с черного плаща прилипший листик, и заметил:
— Знаете, сложная история это мое происхождение. И, думаю, сейчас она не должна вас интересовать. Интересовать вас должно другое.
— Например?
— Был здесь недавно один человек. Кассиец, между нами говоря. И он точно знал, что вы оборотень. Иначе с чего бы ему шептать: "Проклятый зверь!", смотря в вашу сторону? Боюсь, вы имеете очень влиятельных врагов.
— Боюсь, я сам влиятельнее этих врагов.
— Я предупредил.
— Я — выслушал.
Разноглазый встал из-за стола и направился к двери, а я... продолжил напиваться.
— И не спросил, как выглядел тот кассиец! — вспылил Лерин. — Миранис, когда же ты повзрослеешь!
— Не для пса колбаса! Такие мелочи меня интересуют мало, — заметил оборотень. — Я не для того, дружок, полез в таверну, чтобы выполнять работу телохранителей. И вообще — будешь прерывать, откажусь рассказывать дальше.
— Ты забываешь, что не всем...
— А ты забываешь, что Рэми знает, кто я. Можешь расслабиться.
— Расслабиться? Несколько лун ходил Рэми ходил по столице! Мог проболтаться...
— Ну ты тоже ходишь, — прошипел Миранис.
— Успокойся, Лерин! — встрял Кадм. — Поздно что-то менять. И мы тут слушаем историю, не так ли? Или ты забыл, как для нас это важно?
— Важно, так важно. Я напился. О, Лерин, не смотри на меня такими глазами! Будто ты сам никогда не напивался...
И тогда вошла она... Она была такой... такой... Округлые формы, распущенные по плечам волосы... Золотой водопад в сочетании с карими глазами. Кожа, как золотая... А грудь! Какая у нее была грудь!
Хорошо, хорошо, Лерин, о самом интересном я умолчу. Буду щадить столь непонятную мне щепетильность. Скажу только, что такой красоты никогда я раньше не видел...
Кадм хмыкнул, и на этот раз была очередь Лерина толкнуть друга локтем в бок.
Я с ума сошел от страсти. Хотел иметь ее прямо сейчас, прямо на столе! Удержал все тот же дозорный...
Не надо так смотреть, Лерин, ты же знаешь... обычно так на меня дамы не действуют. Подозреваю, что то говорил наркотик вперемешку с вином. Подозреваю, что теперь, без наркотика, я бы на "красавицу" даже не глянул. Но вы же знаете, для пьяного каждая женщина красавица. Для балдеющего под наркотиком, оказалось, тоже.
Остановил меня хозяин. Да, да, не в каждой таверне хозяева тупые и заплывшие жиром, тот был очень даже молод и, что важнее — умен. Он сумел найти подходящие слова, и я согласился подождать... всего чуть-чуть, а потом меня обещали провести в специальные покои и дать насладиться телом красотки.
Лерин, опять хмуришься? Не одергивай его, Кадм, мне это даже нравится.
Я топил ожидание в хмельном напитке, который становился все более кислым... Хозяин оказался еще и хитрым. Решив, что я достаточно пьян, он начал поить меня дешевкой. Не знал, что к дешевке я непривычен... оттого ее так хорошо и чуял.
— Вас ждут комната и дама, — заметил наш умник, протягивая когтистую ладонь за деньгами.
И получил их! Тогда за ночь с красавицей не жалко было отдать половину Кассии, что мне были какие-то золотые!
Я поднялся из-за стола, безвольно прошел за худеньким мальчонкой. Комната, куда он меня привел, была совсем маленькой, пустой. Большую часть ее занимала укрытая красным покрывалом кровать. На ней — моя красотка. Точеные ножки, тонкая талия, полуоткрытая грудь. И ласкающие ее чужие руки.
Наверное, я ругался и громко. Хозяин услышал. Втиснулся в комнату (я ведь так в дверях и замер), оторвал девку от мужика и от души отвесил ей пощечину. Но что мне эта девка? Интересовал меня он, тот, кто осмелился покуситься на мою добычу!
Лерин, наркотик то был, наркотик. Трезвый, я бы посмеялся и прошел мимо. И пьяный бы посмеялся...
Но эта дрянь была сильнее! Я потянулся за ножом. А тот, другой, тоже трусом не был. Натянул штаны и вытащил из-под вороха одежды кинжал.
Кадм, ты знаешь, драться я умею... и люблю. Да и мой противник слабаком не был. Только удары он наносил по-другому... Мы тут учимся драться, он учился — убивать. Достать его удалось не сразу... Но я достал. Даже под влиянием наркотика я был сильнее.
Наверное, на этом все бы и закончилось — небольшим шрамом на его бедре, малой кровью. Наркотик наркотиком, но убивать хорошего воина ради девки? Боги бы мне этого не простили...
Да и мой враг это понимал. Я протянул ему руку, помогая встать, и тут почувствовал толчок в плечо... Обернулся. Девка стояла за моей спиной, и морда у нее была такая торжественная, что я засмеялся... а потом застонал...
— Подохни! — орала она, сжимая в руке окровавленный нож.
С ее ревом пришла и боль. Вместе со слабостью. И не в силах стоять, я повалился на землю, зажимая кровоточащую рану в боку. Скажу вам, что это удовольствие сомнительное — видеть собственную кровь. Чувствовать, как она течет сквозь пальцы, слышать, как она капает на пол... капля за каплей... кап... кап...
Это был самый громкий звук в комнате. Громче торопливых шагов моего глупого дозорного... Громче криков хозяина... Громче хлопка пощечины...
Мой противник огрел девку от души. Хозяин-то до этого красавицу щадил, личико ей повредить боялся. А былой любовник шарахнул так, что девка точно зубов не досчиталась... И все равно смотрела на этого придурка с любовью. С той безумной, бесшабашной любовью, о которой поют менестрели... Странно, мне было ее даже жаль. Но только мне.
— Пошла вон, шлюха! — холодно сказал ее любовник. — Драка должна быть честной!
И больше я не помнил...
Девку мне все же жалко. Молодая она, глупая, да порывистая. Любимого защитить хотела... вот и полезла. А я зачем полез? Что мне надо было и от нее, и от ее любовника? Теперь я не знаю...
Лерин, не улыбайся. Но тогда я хотел, чтобы ты был рядом. И Тисмен. Я много раз был ранен, но никогда не лечился без магии. Не лежал в горячке. Именно поэтому меня не было тогда целых поллуны...
Очнулся я слабый и оболевший. В крохотной, душной комнате, в которой пахло мокрыми, гниющими тряпками. Болело все, казалось, вся кожа полыхала огнем. Каждый вздох отзывался мукой... жить не хотелось... А рядом сидел этот... с таверны. Полюбовничек...
— Жив?
— Жив, — прошептал я, ругая собственную глупость. — Как тебя зовут?
— Гаарс. Прости, не уберег от девки... у нас так не положено...
— Знаю, — с трудом отмахнулся я. — Где мои люди?
— Я не знаю кто ты, — ответил Гаарс. — Не знаю, что ты натворил, но дело плохо. Людей твоих дозор ищет. И нашел бы, так как ищут усердно, но мы не в столице. У матери моей мы... а здесь, в лесах, нас не потревожат... Ты уж прости, что виссавийцев не позвал. Но правильные они, а ты на правильного не похож... боюсь, помощь целителей не для нас.
