Кащей, извернувшись, прямо через стол отвесил звонкую оплеуху впавшему в транс капитану. Велес едва успел подхватить падающее тело.
— Он сошел с ума, — жилистый Кащей, как дикая кошка, извивался в руках Перуна, обхватившего его сзади, не давая приблизиться к капитану.
— Он просто еще не отошел от болезни, — биолог легонько похлопывал капитана по щекам, приводя того в сознание.
— Какой такой болезни? Эта тварь перемешала ему все мозги, — негодовал механик. — Или нет... Она вселилась в него. Милая Макошь... — с издевкой протянул Кащей. — Он опасен для нас.
— Не решай за всех, — оборвал его страдания Перун, — сам хорош. Кто знает, во что ТЫ превратился после того своего долгого отсутствия, сам из лесу днями не выбираешься, совсем бирюк стал. Что замолчал, а? Нечего сказать? Капитана не трожь! — бесповоротно заключил он, отшвыривая механика от себя. Опешивший Кащей потерял дар речи, такого поворота событий он никак не ожидал. — Давайте лучше разберемся, а не будем понапрасну горло рвать.
— Не горячись, Перун, — прервал отповедь пилота слабый оклик Сварога. — Разберемся, обязательно. Куда вы пирамидку дели?
— Какую?
— Ту, что на моем столе оставалась.
— Капитан, там ничего не было, — мягко, успокаивающе, сказал биолог, опасаясь повторения приступа.
— Было, только не пирамидка, а сверкающий шар, — вмешался в разговор Кащей, — нет бы сначала "благодарю" сказать, а потом искать потерю.
— Благодарю, — безразлично обронил Сварог, задумавшись. — Шар, говоришь? А где он?
— Мы его спрятали, надежно. — Механик отодвинул ставень и пальцем указал на каменную насыпь у самого дома. — Он внизу.
— Надо достать. Займешься? — Сварог обратился к Перуну, начисто игнорируя Кащея. — Сдается мне, что непростой это дар.
— Непростой, конечно, — не унимался памятливый механик, — чуть всех нас не угробил, а я ещё пожить хочу, может, моя жизнь здесь только начинается...
— Может, — машинально согласился капитан. — Но, мне кажется, только эта пирамидка даст ответ — какой она будет, эта твоя жизнь. И наша заодно. Враждовать с целым миром мы не сможем, поэтому постараемся подружиться. А за пирамидку не волнуйтесь, она уже не опасна, я чувствую. Для вас, по крайней мере, иначе здесь уже никого бы не было в живых. Я думаю, что это просто какой-то транслятор, наподобие наших передатчиков, но передает он не слова, а эмоции, ощущения, возможно, какие-то мысли. А я оказался просто не готов к приему, — Сварог печально улыбнулся, — слишком много впечатлений для первого раза оказалось.
Жаль, что он не до конца успел понять, что ему хотели сообщить, а уж тем более пересказать своим соплеменникам всё то, что увидел. Просто не хватило слов, чтобы описать возникшие ощущения: — "Потом, когда я сам во всем разберусь, расскажу все потом, а сейчас — за работу. И как только эти двое упертых умудрились натаскать такую гору камней. И, вправду, у страха глаза велики".
— Пошли, Кащей, не все ж пилоту одному усердствовать.
Капитан вышел, стараясь не глядеть на недовольную физиономию механика. Куда он денется, будет вместе со всеми... Планета одна, и хоть и кажется большой, на самом деле так мала... В этом Сварог уже убедился.
ГЛАВА 15
Тяжело дыша, Людмила едва поспевала за шустрым змеенышем. К тому же местность незаметно для глаза шла на подъем и скоро путники оказались у подножия холма, сиротливо торчащего посреди бурелома. Змиуланчик, терпеливо поджидая их, недвижно завис над лысой макушкой взгорка. По узкой извилистой тропке Людмила и Баюн взобрались наверх и очутились на открытой всем ветрам площадке, похожей на заброшенный стадион, заросший травой — местами она вымахала по колено, а кое-где почти засохла. Края площадки отвесно обрывались вниз в густые заросли, которые подковой охватывали подножие холма. Вокруг, куда ни падал взгляд, расстилался все тот же безжизненный лес — безмолвный и мрачный.
В тишину оцепенелого леса ворвалась пронзительная рулада змееныша, похожая на скрип металла о стекло. Спустя мгновение издалека донесся точно такой же звук, но значительно ослабленный расстоянием. Змиуланчик встрепенулся, порскнул к ведьме. Та отпрянула от слишком пылкого во всех отношениях почитателя. Хватит, правая сторона лица до сих пор огнем горит. Змееныш разочарованно зашипел и, оставив в воздухе после себя пламенный росчерк, в мгновение ока скрылся из глаз.
— Солнца бы... — Людмила прищурилась и сквозь ресницы глянула на небо без единого просвета, с грязно-серыми тучами без конца и края, — я уж и забыла, какое счастье его видеть.
Кот, словно не слыша, несуразным зигзагом бродил среди округлых валунов. Камни, казалось, ещё в незапамятные времена вросли в землю своими замшелыми боками, расположившись сильно вытянутым прямоугольником, точно разметка строящегося дома. Откуда они тут, на этом прилизанном холме, несуразной бородавкой торчащей среди лесоповала?
— Ничего интересного нет... — Баюн во весь рост растянулся на желто-коричневой жухлой траве. — Отдыхай...
— Чего нет? — не поняла ведьма.
— Ничего... — повторил кот, прикрывая глаза и явно намереваясь слегка подремать.
— А зАмок?
— Ты же видишь... — флегматично отозвался котофей.
Людмила, конечно, видела, но ведь Баюн сказал, что змиуланчик приведет их к обиталищу Кащея, а здесь — никакого намека на жилье, только камни, да немного зелени у подошвы холма.
— Темнеет, — ведьма уселась на один из камней, неожиданно теплый. — Что, ночевать здесь будем? Что-то не очень хочется, уж лучше в лесу укрытие какое-никакое поискать.
— Поздно спохватилась.
Да, раньше надо было думать. Низину заволакивала беспроглядная темень, щупальца мрака доползли уже почти до половины холма. Людмиле стало не по себе.
Вдруг, словно по заказу, поднялся ветер, разогнал хмарь, затянувшую небо. Прощальный отблеск закатного солнца ударил в глаза, скользнул по валунам. Те, отзываясь на легкое прикосновение солнечного луча, загорелись бледно-розовым светом. Людмила соскочила на землю и испуганно уставилась на свое жесткое сиденье. Ей почудилось, что камень под ней зашевелился. Да нет, как? Такая громадина...
— Ты чего шумишь? — Баюн настороженно приоткрыл глаз и моментально вскочил на лапы, уже в полной боевой готовности, мигом превратившись в большой взъерошенный комок.
По всему периметру площадки, на которой они находились, вырастали полупрозрачные стены. Они вытягивались ввысь неравномерно, с натугой, пока окончательно не сомкнулись выгнутым куполом высоко вверху. Подернутый дрожащей дымкой лес-суховершник маячил вдали. Редкие белесые стволы деревьев рывками раскачивались из стороны в сторону, отчего казалось, что они наступают, двигаются сюда, выворачивая огрубевшие корни из почвы, окружают холм со всех сторон.
Кот замер, настороженно встопорщил усы и одним длинным прыжком прыгнул вперед, на самый краешек площадки. Ведьма замерла на месте — Баюн за этой призрачной стеной как-то враз переменился: вальяжный угольно-черный красавец превратился в свою жалкую облезлую тень.
— Отомри, — беззаботно крикнул кот, — ерунда все это: иллюзия, фата-моргана, игра света и тени. Отсюда этих стен не заметно.
Людмила с ужасом увидела, как силуэт котофея начал расплываться. Эфемерная преграда внезапно заиграла всеми оттенками черного.
— Быстрей обратно, — в панике закричала она.
Кот прыгнул. Иллюзорные стены как-то сразу стали реальны, и Баюн приземлился рядом с ней, подвывая от боли. В воздухе летали клочья шерсти, а треть пушистого хвоста стала похожа на гибкую тонкую лозу. Ведьма бросилась к пострадавшему, причитая, но тот только отмахнулся:
— Не время.
Это он точно заметил. Какой хвост? Не до него, когда такие дела творятся.
Камни, нарочно положенные кем-то — в этом теперь Людмила не сомневалась, — налились багрянцем. Кровавые отблески плясали на облицованных черными полированными плитами стенах. Вокруг валунов, все больше напоминающих скрюченные человеческие тела, появились льдистые наплывы, неуклонно расползающиеся по поляне. Вскоре они слились в сплошной ледяной покров, оставив свободным лишь небольшой пятачок, где стояли ведьма и кот, и инистыми языками поползли по стенам. Когда морозные узоры затянули и выгнутый купол, от камней вверх ударили столбы слепящего света. Расплывчатый сумрак вечерней зари сменился сиянием летнего утра.
У Людмилы от резкого перехода заслезились глаза.
— Кажется, мы попали туда, куда хотели, — прошептал Баюн, прижимаясь к ногам ведьмы, — вот только меня это почему-то не радует.
— В зАмок? — гнусаво, хлюпая носом, спросила Людмила. Из глаз все ещё текли слезы, не давая толком осмотреться. — С чего ты так решил?
— Похоже на то... Там какой-то постамент с креслом. Трон там, что ли?
— Где? — ведьма уставилась на широкие пологие ступени, ведущие вверх, потом перевела взгляд на меч-кладенец, несомненно, брошенный братом. Забыв обо всем на свете, кинулась поднимать оружие, крикнув на бегу Баюну: — Антон где-то здесь!
— Не факт... — уши котофея слегка шевельнулись, так же, как и его усы-вибриссы, ловя любые намеки на посторонние звуки и движения. — Просто так мечи не бросают...
Но вытянутый в длину зал был по-прежнему пуст и тих. Кроме них, двоих, никого здесь не было. Вдоль вытянутого нефа бессрочным караулом застыли рельефные колонны. Свет и тень причудливо переплетались на их неровно отесанных боках, порождая странное ощущение, что потолочный свод опирается на изнемогающие от тяжкой ноши девичьи тела. Живые и страдающие... Баюн отогнал от себя назойливые мысли. Уж чужого он бы услышал по любому.
А вот чертовщина здесь творилась явная — наледь бесследно исчезла, не оставив от себя даже мокрого пятна. До блеска отполированный каменный пол в центре зала оказался сплошь засыпан какой-то серой дрянью. Кот брезгливо принюхался — вроде бы ничем не пахнет, хотя нет, какой-то запах есть, но настолько слабый, что даже его чуткий нюх не может определить, что это такое.
— Иди сюда, — позвала издали Людмила, — глянь.
Баюн нехотя поплелся к ней. Непонятный тревожащий запах не давал ему покоя.
Ведьма, недоумевая, склонилась над мечом. Иззубренный булатный клинок оказался источен ржой. Дотронься — рассыплется красно-бурыми порошинками. Массивная двуручная рукоять, обтянутая бычьей кожей для ухватистости, покрыта разводами плесени, словно её сто лет не касалась ничья рука.
— После Ильгиного подпола и то лучше выглядел, — Людмила оглянулась на Баюна. Тот отрешенно молчал, напряженно думая о чем-то своем, кошачьем. — Эй, ты где, вернись... — она щелкнула пальцами, — я говорю, Тимофей с Антоном меч отчистили, наточили. Он был как новенький, а теперь смотри сам, что с ним стало.
Баюн пренебрежительно глянул на кладенец — знала бы ведьма, что холодное оружие его, кота-пацифиста, мало интересует, не приставала бы с расспросами — и опять задумчиво уставился на колонны. Людмила махнула на него рукой: — "Помощник", и склонилась над мечом, размышляя, как вернуть загубленный братом раритет к жизни.
Пока ведьма возилась, котофей нырнул вглубь колоннады. Что он там надеялся отыскать, кто знает? Спроси Баюна, он и сам не ответил бы, зачем полез туда. А вот самое занятное он пропустил, как и Людмила, у которой дело, наконец, сладилось — меч отозвался на чародейные старания ведьмы. И не только он...
В глубине каждой из колонн замерцало по огоньку. Тусклые поначалу, они скоро вспыхнули ярче самых ярких звезд и обратились колкими алыми лучами, скрестившимися в центре зала. Непонятая Баюном "дрянь" шевельнулась, поднялась над полом серой дымкой, зависла неподвижно. Нечеткий силуэт, что проявился внутри пепельного кокона, одним взмахом разогнал пелену мелкого праха и шагнул на свет, громко лязгнув костями ступней по каменному полу.
Клац...клац...клац...
Звук взорвал тишину, как первый выстрел из дуэльного пистолета.
Людмила обернулась — "Баюн чудит?", да так и замерла, полуприсев, с окаянным мечом в руках, который она силилась оторвать от пола.
К ней, раскачиваясь незнамо как скрепленным остовом, торопился оживший скелет: желтоватые кости слегка постукивали друг о друга, напоминая задорные перестуки ложкарей. Вот только ведьме было не до веселья. Она будто наяву услышала голос Ильги: — "В одночасье погибнешь...Там твой дар силы не имеет, там иной промысел нужен". Какой промысел, какой? Кащей мертв, других врагов Людмила вроде не нажила. Может, эти ходячие мощи помощи какой-то от неё ждут?
Женщина настороженно ждала, сосредоточивая силу, но все равно припозднилась.
Черные провалы глазниц на миг вспыхнули фосфорно-зеленым светом, отвлекая внимание. Людмила и не заметила короткий взмах костлявой длани, лишь запоздало дернулась назад, когда всю её, с ног до головы, облепила непроницаемая пленка. Ведьма застыла недвижной статуей, чувствуя, как заледенело все тело. Все вокруг виделось будто через мутное стекло, да и голова соображала пока. Только толку от этого! Лучше бы она сразу умерла.
"Догнала, злодейка... доля горькая... Сразу бы убил, что ли, чего мучить..." — обездвиженная Людмила понимала, что в этот раз избавления не будет. Она с унынием (а что делать? не отвернешься никак) наблюдала за тем, как на костях скелета мало-помалу нарастает плоть. Наливаются пока ещё бескровные бесцветные мышцы, бьется внутри грудной клетки пульсирующий сгусток, проявляется такая до боли знакомая фигура — худосочная, серая, словно вывяленная на солнце рыба.
"Если такой умелец, что ж из себя красавца писаного не сделал? — думала ведьма, — глядишь, полюбился б кому, может, и стал бы человеком. Нет, этот бы не стал... — Финальным аккордом возрождения Кащея стал звучный багряный выплеск изо рта. Бессмертный деловито вытер кровавый ореол вокруг губ, размазал остатки ногой по полу и провел руками по телу, проверяя, всё ли на месте. — Да всё, всё там... и главное достоинство тоже... — злилась Людмила, — видел бы себя со стороны. Гол, как сокол... Посмешище..."
