Наиболее серьезной из забот наркома был выбор того способа, каким следует представить информацию Самому. Наибольшее опасение вызывала возможность того, что Сталин может узнать о случившемся из собственных источников, в существовании которых Берия не сомневался. И задача, таким образом, сводилась к следующему: доложить Сталину как можно быстрее, но так, чтобы не подставить себя под удар.

Очередным оврагом, пересекавшим гладкую дорогу, представляла собою лично майор (впрочем, ей скоро предстояло присвоение очередного звания) Осипенко. Полина Денисовна была сильно озабочена — настолько, что проявила запредельную настойчивость, добиваясь встречи с товарищем коринженером. И даже больше того: сам генерал-лейтенант Рычагов рядом с ней смотрелся чем-то вроде бесплатного приложения.

Времени она тратить не собиралась, а потому после положенного приветствия (все же товарищ Александров был куда старше по званию) этот достойный командир поперла вперед с неудержимостью новейшего танка:

— Вы, думаю, знаете, что нашу эскадрилью приказано развернуть в полк...

Коринженер кивнул. Он это, разумеется, знал.

— ...и потому нам бы надо привести матчасть в соответствие.

Сначала ответ выглядел образцом уступчивости:

— Разумеется, Полина Денисовна. Ваше требование вполне справедливо и будет удовлетворено...

Продолжение частично утратило эти свойства.

— ...однако вам предстоит решать и некоторые другие задачи. Если вы, Павел Васильевич, не выскажетесь против. А именно...

Теперь голос Сергея Васильевича был жестким, как рельс без нагрузки.

— ...помимо обучения новых экипажей работе с уже привычными вам Ми-28 и Ми-26 видится задача освоения других машин. Павел Васильевич, вот что предлагается, исходя из условий возможного боестолкновения...

На столешницу один за другим выкладывались листы. Посыпались вопросы:

— Так по скорости и по бронезащищенности они, считай, одинаковы. Чем же 'акула' лучше?

— В горах ее повышенная маневренность может сыграть роль, учтите также потолок...

— ...разница все равно невелика...

— ...выходит, все они рассчитаны на боевые действия над морем?

— Не так. Тридцать первая машина, вообще говоря, может использоваться и над сушей. Но имейте в виду, что...

— ...считаю нужным привлечь Валю Кравченко. У нее опыт не хуже любой из наших первого состава, а что касается знаний, то...

— ...не имеем права. Военнослужащий, комиссованный по ранению...

— ...можем, поскольку не на летную должность! Преподаватель, но со званием...

— ...если так настаиваете, то попробую...

— ...и еще: такое разнообразие моделей. Прям зоопарк.

— Ошибаетесь, Полина Денисовна, будут сформированы отдельные подразделения на разных машинах, предназначенные для действий в разных регионах. Вы же для начала будете обучать, передавать опыт, а уж потом...

— ...если обучение, тогда хорошо бы тренажеры, подобные тем, на которых моих стрижей обучали. Возможно, Сергей Васильевич?

В голосе пожилого инструктора прорезались досадливые нотки:

— Думал уже! В теории возможная вещь, но для перепрограммирования тренажера потребуются три разработчика из самых квалифицированных и не меньше одного опытного экипажа для проверки того, что получится. Начальник этого подразделения, само собой, иначе разброд гарантирую. Учтите: проверка понадобится не одна и не десяток. По моему опыту как раз этот этап и будет самой длительной, нудной и кропотливой частью работы. Сколько все дело займет — даже не возьмусь предсказывать. Чего уж там: даже успех не могу обещать.

— Добро, понял. Но уж попробовать такое можно? Если потом когда-нибудь понадобится — а у вас и опыт этого... перепрограммирования имеется. Что скажешь?

— Ничего не скажу, Павел Васильевич. Тогда по задачам получаем вот что. Полина Денисовна, за вами летный экипаж. Их передислоцируют на тот аэродром, что в Щелкове — ну, вы знаете. Я буду выбивать у Игоря Васильевича спецов-программистов. Та еще работка... созвонимся через, скажем, три дня. Нет, это попадет на выходной, через четыре. За это время организую доставку техники и запчастей в вашу часть, Полина Денисовна. Запасы ГСМ у вас имеются? Я так и думал. Вопросы? Предложения? Нет? Тогда, Полина Денисовна, вы свободны, а нам с Павлом Васильевичем надо будет еще обсудить вопросы, не относящиеся к вертолетам.

После того, как Осипенко удалилась, Рычагов даже ничего не спросил, а всего лишь бросил нужный взгляд.

Тут стоит заметить, что с некоторых пор оставшиеся двое перешли на 'ты', хотя обращдались по имени-отчеству.

— Есть чего обсуждать, Павел Василич, но... Беда в том, что у меня пока что нет фактов. Есть предположения. Экономическая ситуация в Соединенных Штатах такова...

Генерал-лейтенант выслушал внимательно.

— Ты хочешь сказать, что они могут вроде как натравить Японию на нас?

— Это и хочу сказать. Глянь на карту, которая на стене. Ну-ка, куда бы ты направил удар? Или даже удары?

— Первая цель очевидная. Вот она — и подхваченная Рычаговым указка ткнула на северную половину Сахалина. — Вторая — здесь.

Приморье оказалось очерченным изящным кругом.

— Третья, как мне кажется, тут. Тогда отбить Сахалин будет непросто.

— Плацдарм у пролива Невельского? Ну да, вполне себе вероятно... И все?

— Отвлекающие наступления в направлении Транссиба.

— Поправлю. Не отвлекающие, а обязательные. Задача: перерезать магистраль на год, самое меньшее.

Рычагов задумался, но очень ненадолго.

— Мосты? Тоннели?

— Я бы на их месте позаботился и о тех, и о других. Для пущей уверенности.

— Выглядит правдоподобно. Что я могу сделать?

— Записывать будешь? Первое: тяжелые транспортники, которые в данный момент осваивают люди Голованова. Грузоподъемность шестьдесят тонн, то есть ими можно перебрасывать тяжелую бронетехнику. Уж не говорю о живой силе, боеприпасах, всяком таком прочем. Обратным ходом вывоз раненых. Так вот: понадобятся они все. Это в помощь частям, попавшим в окружение. Эти же транспортники придется задействовать, если железку перережут. Уж поверь: окружения вполне могут случиться, а затыки в снабжении так точно будут. Но!

— Но?

— Потребуется почистить небо.

— Истребителями? — оживился Рычагов. Уж это дело для него было насквозь знакомым.

— Да, но целями должны быть не только бомберы, но и истребители противника. Пусть не мешают.

— Хорошо бы потренировать стрижей. У тебя ведь есть наработки по истребителям потенциального противника?

Сергей Васильевич скорчил физиономию, которая по замыслу должна была означать кислую реакцию.

— Так я ведь и сам точно не знаю, кто там будет. Всякие там 'ки' — этими твоих не удивишь, они сто восемьдесят пятым на один зубок. Но ежели американские машины... кхм... есть у меня кое-что, но без гарантий. То есть не могу обещать, что абсолютно все модели имеются в памяти. Но существует дополнительное обстоятельство. Палубная авиация. Авианосцы у Японии есть, сам знаешь. От них могут появиться машинки посерьезнее. 'Зеро', например. Это их морской истребитель. По отзывам: лучший из лучших, ни у одной страны ничего подобного среди палубных нет.

— Данными не поделишься?

— Жадиной еще никто не обзывал. Вот эти бумажки — тут все про этот самый 'зеро', включая силуэты во всех ракурсах. А вот эти — всё, что я смог найти по другим японским моделям. Здесь бомберы... тут у меня торпедоносцы, но над сушей они твоим не противники, это моряки от них будут отбиваться, не жалея снарядов... А в этой папке — американские самолеты. Ты запомни лишь две вещи. Первое: не поручусь, что все модели поучаствуют в боевых действиях. А второе, еще более важное: не поручусь, что боевые действия вообще состоятся. Мало ли... вдруг я и мои аналитики ошиблись? Бывает же такое. Ежели что — обращайся.

— Уж не сомневайся.

— Вот что. Подумай — тут тебе решать — может, стоит укомплектовать остальные эскадрильи этого полка мужскими экипажами. Война — вещь кровавая.

— Это уже политика, Сергей Васильевич. Не я один тут решаю.

— Понимаю... Крайний, как у вас говорят, совет. Наладь контакт с конструктором Лавочкиным.

— Раньше он вроде как гидросамолетами занимался? — не вполне уверенно отвечал Рычагов.

— У него уже есть истребительные разработки: ЛаГГ-1 и ЛаГГ-3. На них ставили движок М-105. Эти машины деревянные, а сейчас Лавочкин работает над алюминиевым вариантом. Похож на ЛаГГ, но задуман с двигателем М-62, тот помощнее. Ла-5 получается чуть тяжеловатым, зато вооружение — будь здоров! Говорят спецы, что самое то для завоевания господства в воздухе. Особенно же если на него пойдут двигатели следующего поколения. Это нам, надеюсь, не понадобится, но, если что, вдруг... Бывай, Павел Василич. Удачи!

— К чертям рассобачьим, Сергей Василич!

Глава 18

У наркома внутренних дел лишнего времени обычно не бывает. Поэтому его приходится выкраивать.

Почему-то Сам пока что его не вызывал. В результате Берия позволил себе разговор с психиатром, занимавшимся проблемой лейтенанта Петрухина.

— Присаживайтесь, доктор, — вполне дружелюбно приветствовал врача нарком. — Ко мне можно обращаться по имени-отчеству. Если кратко: хотелось бы услышать от вас как диагноз, так и прогноз. Постарайтесь, прошу вас, объяснять кратко и в понятных мне терминах.

У доктора были если не пронзительные, то уж точно проницательные глаза. Моьжно поручиться: он не был дураком, которому понадобилось бы уточнять, о каком именно пациенте идет речь.

— Что до диагноза, то могу ответить сразу же. Шизофрения, к сожалению. Вот копия заключения. Но берусь с определенностью утверждать, что прогноз, пожалуй, благоприятный.

— Шизофрения — это понятно, — отвечал Берия, не покривив при этом душой. Он и в самом деле знал, хотя и очень примерно, значение слова. — То есть в момент, когда лейтенант попал в вашу клинику, он был невменяем, так?

Психиатр утвердительно кивнул. А нарком продолжал развивать мысль:

— Но, если правильно понимаю, вы рассчитываете на излечение больного. У вас есть на то основания?

Ответ был наполнен гордостью, которую доктор даже не пытался скрывать:

— Я ученик самого профессора Стравинского.

Сказано было так, как если бы означенный профессор, в свою очередь, учился у господа бога. Ради справедливости стоит сказать: имя Лаврентий Павлович знал, хотя лично не был знаком с этим, несомненно, выдающимся специалистом.

Между тем доктор Прокофьев продолжал:

— Мне выпала честь ассистировать учителю в самых сложных случаях. Осмелюсь заметить, я не худший из его учеников. Чтоб не быть голословным: совсем недавно один из его пациентов... ну, имя не важно... так вот, имея тот же диагноз, излечился, сейчас он учится на историка. Я наблюдал этого больного вплоть до его выписки.

Чуткий и многоопытный слух Берия мгновенно уловил легкую интонацию 'но' в ответе. Вопрос оказался соответствующим:

— Вы хотите сказать, доктор, что тот пациент полностью вернул себе способность здраво говорить и размышлять на любые темы?

Психиатр чуть помедлил с ответом, что хозяин кабинета, разумеется, заметил.

— Не совсем так. Остаточные явления все же наблюдались, и сохранились они по сей день. У пациента случаются временами... скажем так, ночные кошмары. Они, замечу, легко купируются инъекциями... это, впрочем, детали. Мы следим за его состоянием. Но во всем остальном — прекрасный студент, преподаватели хвалят.

— Вы хотите сказать, что ваш оптимизм в отношении вашего нынешнего пациента имеет под собой основания?

— Быть оптимистом — моя профессиональная обязанность, — улыбнулся врач.

— Тогда сделайте, пожалуйста, вывод о возможном будущем роде занятий лейтенанта госбезопасности Петрухина. С точки зрения медицины, понятно.

— Я бы скорее сделал вывод о том, что ему почти наверняка будет противопоказано. Имею в виду работу, где бы он мог получить... э-э-э... впечатления, подобные тем, которые он имел перед тем, как попасть к нам.

— Вы хотите сказать, Владимир Кириллович, что работа типа специалиста по планированию или интенданта ему будет по силам и по здоровью.

— Да, именно так. И вообще работа с сильными эмоциями не для него.

— Большое спасибо, доктор. Я услышал достаточно. Вот ваш пропуск.

Специалисты Курчатова готовились. Им было известно, что существуют две принципиальные схемы подрыва. Мало того, теоретики даже вычислили предполагаемую мощность соответствующих зарядов. Осталось лишь испытать.

Но схема, требующая сжатия плутониевого ядра направленным взрывом, оказалась куда сложнее. Мало того, что и форма заряда имплозивного варианта оказалась отнюдь не простой — облегающий его слой взрывчатки оказался более чем трудным в изготовлении. И пока все это делалось, испытательную шахту в районе Семипалатинска углубляли и расширяли. Делалось это дело в хорошем темпе: Курчатов по согласованию с руководством решил сначала испытать пушечную схему подрыва как более простую.

Сталин как генеральный секретарь коммунистической партии имел колоссальный опыт аппаратной борьбы. Личные качества этому лишь способствовали. Другими словами, он мастерски умел вести интриги и столь же хорошо разбирался в чужих хитросплетениях.

Когда вождю доложили о неудачной попытке ареста Странника, первой (и правильной) догадкой было: дело попытались организовать не только без санкции наркома Берия, но даже без его ведома. Направленность читалась легко: взять Александрова, выбить из него показания против Лаврентия и свалить последнего или, в наихудшем случае, лишить того преимущества, которое являло собой само существование инженера-контрабандиста. Но это было не все. Второй (и тоже правильной) была догадка о методе, использованном Странником для противодействия аресту. В сущности, для матрикатора дело простое: удостоверение убирается на 'склад' вместе с ордером на арест. Третьим важным моментом была мысль: Берия должен был осознать первые два пункта не хуже, чем он, Сталин.

Но оставались еще неясные детали. Наверное, именно по этой причине Страннику была передана просьба (а скорее даже приказ) явиться в Кремль. Но еще раньше туда явился Лаврентий Павлович. Во всяком случае, когда Рославлев зашел, тот уже был в кабинете.

После надлежащих приветствий Сталин отдал распоряжение о чае (Рославлев счел это за добрый знак) и вполне вежливо молвил:

— Надеюсь, вы не полагаете, товарищ Александров, что попытка вашего ареста произошла с санкции руководства страны.

Это не было вопросом.

— Именно так я и понял.

— Судьба того, кто приказал вас арестовать, сейчас решается. Могу заверить: впредь у этого человека не будет возможностей для подобных действий.

Рославлев подумал, что слова вождя содержат большую долю неопределенности, но, понятно, не среагировал. А тот продолжал:

— Картина происшедшего уже практически ясна, но остались некоторые не вполне понятные детали. Как вы думаете, почему лейтенант Петрухин утратил душевное здоровье?

Вопрос не казался сложным.