— И как скоро я могу ожидать этого?
— Не знаю. Но время для отдыха у тебя точно есть. И чтобы тебя не смущать, я расположусь у двери. — И, выдержав короткую паузу, с насмешливой улыбкой добавляет: — С той стороны.
И не дожидаясь, когда я отвечу, выходит.
— Ну что, Васька, похоже, ужин мы с тобой не заслужили. Придется ложиться спать голодными.
Судя по тому, что он без излишнего возмущения покидает мое плечо и, разворошив шаль, которая сиротливо лежала на кушетке, укладывается на нее, пряча морду под крыло, такая перспектива его не слишком пугает.
В отличие от меня. Пусть завтрак и был поздним, но это было так давно, что желудок об этом уже и не вспоминает.
И это не единственное, о чем я могу сожалеть: на то, чтобы примерить платье сил у меня уже нет, а опробовать клинки мне удастся не раньше, чем утром, после того как мой братец наведет в этом доме соответствующий порядок.
Постаравшись отбросить все тревожные мысли, что роятся в моей голове, я, сбросив сапожки и прихватив с кресла шелковый халат, направилась в ванную комнату. Чтобы в который раз убедиться, что даже такие маленькие радости как горячая вода и мыло, могут сделать тебя практически счастливым.
Но, как оказалось, судьба в этот день не в последний раз проявила ко мне благосклонность. И когда я вернулась, маленький столик был сервирован легкими закусками. А на отдельной тарелочке рядом с тарагором, лежал довольно симпатичный кусок мяса, да еще и порезанный на кусочки, как Васька и любит.
И никого, кому можно было бы сказать спасибо.
Желание лечь спать настолько велико, что мой ужин заканчивается довольно быстро. И я, не дожидаясь, когда кто-нибудь заберет посуду и, надеясь лишь на то, что это будет сделано достаточно тихо, забираюсь под невесомое одеяло.
Сон, полный ощущения покоя и тепла, которое бережно меня обволакивает, словно охраняя от всего, что может меня потревожить, приходит мгновенно, как только тело ощущает возможность расслабиться. И когда я открываю глаза, несмотря на то, что за окном только-только начинает светлеть, чувствую себя хорошо и полна оптимизма для осуществления тех планов, что наметила на сегодняшний день.
Но первое ощущение — сгустившегося вокруг меня напряжения, которое приходит за осознанием того, что я уже проснулась, заставляет меня машинально потянуться за кинжалом, который я всегда оставляю под подушкой.
— Не надо. — Марево вокруг меня расползается и одна его ладонь прижимает мою руку, которая уже сжимает рукоять клинка, к кровати, а вторая закрывает мне рот. — Это всего лишь я. Кричать не будешь?
Я качаю головой и он, отпустив меня, присаживается рядом. А на моих губах, как солнечный отблеск, тепло его кожи. И нежный аромат: свежий, до морозного хруста, и манящий, как устремленная вдаль дорога.
И чтобы хоть как-то отогнать это наваждение, я поднимаю повыше подушки и устраиваюсь на них удобнее, подтянув одеяло к самому подбородку.
— Что ты здесь делаешь? — Надеюсь, недовольство, что звучит в моем голосе, сможет скрыть растерянность от его неожиданного появления.
— Хотел тебя увидеть. — Его лицо, не укрытое платком, совсем близко от моего и его глаза вторят улыбке, что кажется искренне-трогательной. — Наша вчерашняя встреча была такой короткой.
— Если тебя здесь засекут...
Но он качает головой:
— Я впитал в себя Хаос, да и матрицу перехода, которой я пользуюсь, никто кроме наших отследить не сможет. Ну, а в крайнем случае, я успею исчезнуть.
Не скажу, что меня это успокаивает, но спорить с ним я не собираюсь.
— Ладно, будем считать, что я тебя предупредила. И еще раз повторяю свой вопрос: что ты здесь делаешь?
— Хотел узнать, как отреагировал твой отец на нашу с тобой встречу?
— А ты не слышал?
— Ну, я же тебе обещал. — И его глаза смотрят на меня с неподдельным возмущением.
Ну-ну, прямо так и поверила.
— Он просил передать тебе, что если ты еще раз взломаешь его защиту, он сделает из тебя отбивную. Если ты, конечно, знаешь, что это такое.
— Знаю. Но ты несколько исказила его слова... — И вновь улыбка, от которой желание воспользоваться чем-нибудь острым и смертельно опасным пропадает мгновенно.
— Ты же сказал, что ты меня не слушаешь... — Как я не пытаюсь скрыть, обида проскальзывает в мой голос.
— Теперь уже не слушаю. Должен же был я убедиться, что у тебя все в порядке.
— Убедился? — Теперь уже зло огрызаюсь я, вспомнив про свои слезы.
И в который раз убеждаюсь в том, что он не только многое обо мне знает, но и многое во мне понимает.
— Наташа, я не хотел, чтобы ты плакала. — В его глазах клубится туман смятения, а пальцы, осторожно, словно опасаясь, что я оттолкну, касаются моей ладони. — Ты казалась такой сильной, что я совершенно забыл, насколько ты хрупка.
— Закираль, — мое дыхание сбивается от тех эмоций, что кипят внутри, — я не могу следить за каждым своим словом, опасаясь ненароком сказать лишнее. То, что мой отец готов принять тебя в нашу семью, не значит, что я буду тебе полностью доверять.
— Я знаю. — И блеск на кончиках ресниц на мгновение прячет мерцающий контур зрачков. — К сожалению, это не значит и того, что я готов войти в нее на его условиях. Но я выполнил то, о чем ты меня просила. Как только ты покинула дворец повелителя, я отключил передатчик...
— Потому что в этом доме ты можешь быть в курсе происходящего иными способами. — И по тому, как он не удерживает улыбку, я понимаю, насколько была права, предполагая это. — Ты вынуждаешь меня его покинуть.
— Возможно, так, действительно, будет лучше. Мне будет спокойнее, если ты и Элизар переберетесь в гостиницу.
— Тебя не смущает присутствие рядом со мной графа, но тебе не нравится, что в моем окружении Тамирас и лорд? Или дело в том, что все это происходит под крышей этого дома? Или... Тебе известно о плане твоего захвата, который разрабатывают эльф с драконом?
Видеть изумление на его лице очень приятно. А когда оно сменяется полным уважения взглядом, я понимаю, насколько это удобно, много знать. И уже даже готова простить его за чрезмерное любопытство.
— Тебе об этом известно? — Его пальцы, не получив отказа уже давно хозяйничают на моей ладони, нежно вырисовывая на коже замысловатые узоры и несколько мешая мне сосредоточиться. Но, несмотря на это, я не тороплюсь отобрать у него свою руку. И не только потому, что мне жаль терять на это те крупицы времени, что у нас есть, но и потому, что его прикосновения отдаются в теле приятным теплом.
— Ну, ты же не захотел со мной поделиться этими сведениями. Пришлось самой расстараться.
— Я боялся, что ты не только мне не поверишь...
— Но и сочту это за твое стремление вбить между нами клин. — И когда он кивает, сопровождая это полной раскаяния улыбкой, на которую я стараюсь не смотреть, чтобы не поддаться соблазну и не дотронуться до нее, продолжаю: — Вполне возможно. Но как ты собирался этого избежать?
Его взгляд становится загадочным, и я понимаю, что ответа на свой вопрос в ближайшее время я не получу.
— А если бы я спутала твои карты?
Довольная улыбка озаряет его лицо. И мне приходится сдаться: если дело так и дальше пойдет — он скоро начнет добиваться своего одним движением губ.
— Хорошо, что я должна сделать?
— Передать эльфу мое послание. — В его голосе удовлетворение, а вот в глубине глаз прячется боль.
И я вспоминаю две фразы. Одну, которую произнес он: 'Я свой выбор сделал'. И вторую, очень похожую на эту, но хрипло и горько. Ту, что вбил в мое сознание отец, провожая меня к порталу: 'Ты должна сделать выбор...'. И понимаю, что до той решительности, с которой Закираль сказал свою — мне еще очень далеко.
— И что там?
— Там находится то, что поможет ему добиться его целей иными способами, более приемлемыми, чем тот план, который он наметил.
— Остается Тамирас.
— Он не справится один. Да и разговор с твоим братом должен заставить его задуматься о том, стоит ли это делать.
— Ты и их слушал? — Это уже не удивление, это — осознание того, с кем я, пусть и не по своей воле, связалась.
— Нет. Я их видел. — И он опускает голову, словно пряча от меня то, что творится в глубине его глаз. Но мне хватает и того, что я уже успела увидеть, чтобы понять: это было достойно исторических хроник. — Да и то, только до того момента, как они перешли к четвертой по счету бутылке вина. Дальнейший их разговор был поучительным с точки зрения общения с дамами, но совершенно бесполезным для решения наших проблем.
Вот только... улыбаться мне уже не хочется.
— Ты...
— Знаю, очень рисковал. Но твоя безопасность для меня сейчас самое главное. И еще, прежде чем ты отдашь свиток эльфу, пусть на него взглянут твои братья. Для них это тоже представляет некоторый интерес.
— Но мне ты не скажешь? — И хотя беспокойство в моем сердце, продолжает нарастать, я выпускаю на волю самую свою лукавую улыбку, которой он мгновенно вторит аналогичной.
— Нет. — И потому, как твердо, несмотря на веселость во взгляде, звучит его ответ, я понимаю, что ничего иного услышать мне нельзя, да только сдаваться я не собираюсь.
— А если я очень попрошу? — Делая вид, что не замечаю, как далеко его ласковые пальцы пробрались вверх по моей руке.
— Если Ролан посчитает необходимым — он поделится с тобой. — Все так же, без единого намека на то, что готов уступить.
— То, что там находится, опасно для тебя? — И по тому, как в глубине его зрачков, в которые я напряженно вглядываюсь, мелькает обреченность, нетрудно догадаться, что я оказалась права. Хоть этот вопрос и вырвался неожиданно для меня самой. — Как мне связаться с тобой, если ты мне срочно будешь нужен?
Его пальцы чуть заметно напрягаются, но голос, когда он отвечает, звучит удивительно спокойно.
— Твой передатчик автоматически включится, как только ты произнесешь кодовую фразу: 'Ты мне нужен, Закираль'. Именно в такой последовательности. Для меня это будет сигналом. И еще, мне удалось подсадить в твою ауру одно хитрое заклинание, свою собственную разработку. Оно связывает нас с тобой двусторонним каналом. Так что, в случае необходимости, я смогу вытянуть тебя из любого места. Даже из другого мира, если потребуется.
— Если тебе на это хватит сил.
— Даже если у меня совсем не будет сил. Мне удалось отделить источник заклинания от него самого, поэтому обнаружить его практически невозможно и работает оно даже из-под серьезной магической защиты.
— Я смогу воспользоваться им?
И по той короткой паузе, которую он делает, я могу понять, что отвечать на мой вопрос он очень не хочет. Но и лгать мне даже в такой мелочи не намерен. И это в очередной раз возвращает меня к вопросу о вере и доверии, в которых меня убеждают не его слова, а поступки.
— Да. Но после того как сможешь определиться в отношении меня. Это ограничение, которое я в него вложил.
Мне с огромным трудом удается удержать себя от того, чтобы не вздрогнуть. И не высказаться по поводу его методов моей обработки. Потому что все, что я вижу и ощущаю, все, на что откликается моя душа, продолжает говорить лишь об одном: он отдал мне себя всего. С возможностью распоряжаться его жизнью и смертью, с возможностью карать и миловать, с возможностью принять его или отвергнуть. И все, что он просит взамен, быть осторожной. Беречь себя. Но не для него — для самой себя.
Но это не было последним испытанием, которое выпало мне на сегодня. Потому что следующую фразу он произносит с тем же выражением на лице, с которым он мог бы рассуждать о том, насколько теплой выдалась нынешняя осень — отстраненно.
— И запомни имя — Агирас. Это единственный даймон, который может прийти к тебе, от меня.
С каким трудом мне удается кивнуть, не поддавшись панике, что охватывает меня, вряд ли будет дано кому-нибудь узнать.
И, возможно, именно осознание той опасности, что грозит нам обоим, заставляет меня сделать то, что хоть и кажется неожиданным, но настолько естественно, что поступить иначе я не могу.
— Я обещаю, что не буду тебя мучить. — И моя рука, не та, что уже находится во власти его нежности, а другая, сама, повинуясь воле чувств, что вопреки всем доводам тянут меня к нему, касается его щеки. — Я сделаю свой выбор, если ты мне поможешь. — Мои губы становятся непослушными и отказываются не только говорить, но и выпускать на волю ставшее прерывистым дыхание. Замирая в жажде ощутить вкус его губ, притягивающих к себе искристым контуром.
— Наташа...
— Ничего не говори. — И я сама, обвив его шею руками, заставляю склониться ко мне. — Не надо.
И еще замечаю, как обжигающее желание и смятение борются в его глазах друг с другом, как его ладони робко, словно боясь опалить, ложатся на мою спину и притягивают меня к его сильному, крепкому телу. Я начинаю проваливаться в бездну, когда он, все-таки проиграв в битве с предостерегающим его разумом, касается меня сначала очень осторожным, но с каждым мгновением становящимся все более страстным поцелуем.
Не знаю, сколько продолжается это безумие, но мы останавливаемся одновременно. Я, потому что легкие начинают разрываться от нехватки воздуха, он — вслушиваясь в то, что доступно лишь ему одному.
— Мне нужно уходить.
Его взгляд... Полон восторга, тревоги и боли. И все это отражается на его лице неукротимой решимостью, которая для меня значит больше, чем все клятвы и уверения в бесконечной любви.
— Береги себя для меня. — Я произношу эти слова, понимая, что теперь и для меня они значат не меньше, чем для него. И только благодаря тому, что ловлю взглядом каждое его движение, каждый жест, каждую эмоцию, замечаю, как легкий вздох облегчения сменяется стремительно опадающими ресницами, пряча от меня выступившие на его глазах слезы.
— Береги себя для меня. — Как эхо повторяет он за мной и исчезает в пелене перехода, который совершенно не похож на те, с которыми я раньше имела дело.
А я откидываюсь на подушки и пытаюсь успокоить взбудораженное поцелуем и прощанием дыхание. В надежде, что успею сделать это до того, как желающие меня побеспокоить прервут мое краткое одиночество.
Стук в дверь раздается тогда, когда я уже вполне готова изобразить из себя барышню, только что отошедшую ото сна.
Я несколько медлю с ответом, и лишь когда стук повторяется, отвечаю чуть хриплым голосом:
— Войдите.
Будем считать, что и в это утро удача меня не оставила. В комнату, повинуясь моему разрешению, входят братья.
Причем оба, на мой внимательный взгляд, выглядят несколько помятыми.
— Моя комната больше похожа на проходной двор, чем на место отдохновения.
В первое мгновение они растерянно переглядываются, но не зря же отец считает их весьма сообразительными. Один быстро, но цепко осматривает комнату, не исключая меня из своего пристального внимания. Второй спускает сканирующее заклинание, которое, к моей большой радости, результата не дает.
— Что ему надо было?
Ролан, как несколько минут тому назад Закираль, присаживается на край кровати. И я, так же приподнявшись на подушки, протягиваю ему свиток, который запечатан, похоже, в первую очередь от меня.
