Спустившись вниз вместе с Энгеррандом, он спросил, готово ли зелье. Один из помощников указал на несколько склянок с тёмно-зелёной жидкостью, которые только что начал прятать в шкаф.

— Я возьму два флакона, — сказал молодой человек.

— Извольте, — ответил мессер Этельред. — Пятнадцать денариев за каждую.

— Хорошо.

Энгерранд открыл ларец и поставил в него приворотное зелье. Затем открыл склянку с "невидимкой", высыпал несколько крупиц порошка на кончик пальца и принялся их разглядывать.

— Что-то не так? — насторожился маг.

— Сейчас узнаем...

Один из помощников мессера Этельреда предостерегающе крикнул, но было поздно: прошептав заклинание, Энгерранд сдунул порошок с пальца. Комнату заволокло жёлтым дымом.

— Проклятье! — только и воскликнул мужчина.

Энгерранд же выскользнул из лавки и, с трудом сдерживая хохот, быстро зашагал по улице. Вслед ему донёсся рёв мага, в котором слышалась не злость или боль, а страшное разочарование.

Глава 5

Энгерранд увидел, как из-за угла показались Жосс и Фердинанд, и поднял руку в приветственном жесте. Однако друзья ничем не выказали своей радости: лица их остались хмурыми и задумчивыми.

— Что стряслось? — спросил молодой человек, когда они подъехали к дому.

— Мы расскажем всё, когда пройдём внутрь, — ответил Фердинанд. — Разговор этот — не для чужих ушей.

Энгерранд не стал дожидаться, пока Рево поднимется в свою комнату и сменит дорожный костюм на домашний, и попробовал разговорить Жосса, но слуга впервые в жизни выглядел по-настоящему серьёзным.

— Потерпи немного, — ответил он и стал сосредоточенно о чём-то размышлять.

Наконец вернулся Фердинанд. Усевшись напротив Энгерранда, он прошептал:

— Мы узнали, что государя хотят убить.

— Неудивительно, — пожал плечами тот. — Всегда есть кто-то, кому неймётся испачкать руки в королевской крови. Только не всякий берётся за кинжал.

— Мы говорим серьёзно, — обиженно надул губы Жосс. — Выслушай сначала, что мы узнали, а тогда уж и смейся.

В последующие несколько минут в комнате раздавался лишь его голос, который становился громче всякий раз, когда губы Энгерранда кривила недоверчивая усмешка.

Когда слуга закончил рассказ, Рево покачал головой:

— Похоже, Жосс, зря ты так распинался. Наш друг, как я вижу, не верит ни единому слову.

— Не будь мы друзьями, — перебил его Энгерранд, — я долго смеялся бы над вашей повестью.

— Разве мы обманывали тебя хоть раз?

— При чём здесь правда и ложь? Как можешь ты, Жосс, утверждать, что именно граф Артландский хочет убить короля, если не видел лиц злодеев?

— Я слышал его голос, — процедил сквозь зубы слуга.

— Рассказывают, что в Шаллерской империи живут птицы, которые могут с необычайной точностью воспроизводить любые звуки — даже людскую речь. А ведь человек разумнее какой-то птицы, вам так не кажется?

— Зачем кому-то притворяться и говорить голосом графа? Негодяи-то не знали, что я их слышу!

— Сразу видно: в заговорах ты не участвовал. Даже помыслить не можешь, как это сложно — подготовить чьё-нибудь убийство. — Энгерранд наставительно поднял вверх палец. — Всё время нужно быть начеку. Малейшее нечаянно оброненное слово, любое необдуманное действие — и замысел разрушен... Разве граф Артландский настолько глуп, чтобы кричать о заговоре на каждом углу? Разве может он так просто ошибиться? Едва ли...

— А зачем, по-твоему, он беседовал с герцогом Годериком — да ещё и среди хеллинорцев?

— Думаешь, у двух знатных сеньоров не найдётся повода для разговора?

— Но зачем вести беседу в окружении извечных врагов?

— Значит, разговор был не так уж важен, — пожал плечами Энгерранд.

Помолчав немного, он спросил:

— Ты, кстати, слышал, чтобы заговорщики хоть раз произнесли имя короля?

Слуга неуверенно кивнул.

— Точно?

Жосс наморщил лоб и после некоторых раздумий пробормотал:

— По правде сказать, я не совсем уверен...

— Постарайся припомнить.

Слуга сжал руками виски и даже закрыл глаза, словно это помогло бы ему в точности восстановить в памяти разговор злодеев. Но к своему удивлению, молодой человек ничего не мог вспомнить.

Вдруг мозг Жосса пронзила такая острая боль, что молодой человек невольно вскрикнул. Друзья в волнении вскочили со своих мест.

— Всё в порядке, — махнул рукой слуга. — Только я ничего не помню... И не знаю, кого же хотели убить заговорщики.

— Почему же ты твердил, что смерть грозит именно Хильдеберту?

— Сам не пойму.

Энгерранд многозначительно посмотрел на приятелей.

— Всё это не кажется вам странным? Глядите. Сперва погибает королевский камергер. Затем в городе появляется демон ночи. Он убивает какого-то безвестного бродяги, но отчего-то оставляет в живых тебя, Жосс. Теперь же двое неизвестных строят планы убийства, словно у себя дома. И вновь Жосс становится невольным их слушателем, однако не может вспомнить ничего, кроме того, что они замыслили напасть на государя.

— И что из этого следует? — робко поинтересовался слуга.

— Кто-то затеял необычную игру...

— А мы здесь при чём?

— Откуда мне знать? — развёл руками Энгерранд. — Но одно я могу сказать точно: теперь нам нужно забыть о беспечности, иначе очень скоро мы увидимся с Хельменфельдом — в мире душ.

— А ведь я встречался с его сыном, — произнёс вдруг Фердинанд.

— С кем? С сыном Хельменфельда?!

— Да, — кивнул Рево. — Гляди, что он мне дал.

Молодой человек протянул приятелю ленту, полученную им от Ландеберта во время ночного разговора.

— Вот так дела... — пробормотал Энгерранд, коснувшись пальцами гладкой поверхности ткани. — Я, конечно, не торговец шелками, однако готов поклясться: такие вещицы носят лишь очень богатые дамы... Откуда лента взялась у сына камергера?

— Ландеберт говорит, что Хельменфельд обронил её незадолго до ночи убийства. Уверен, у камергера была любовница.

— Тогда сеньора Годелива поступает не слишком разумно, отказываясь встречаться с градоначальником. Если тому станет известно о ленте, нашей безутешной вдове, возможно, придётся ответить на много вопросов, первый из которых: знала она о поведении мужа или нет. А там и до камеры пыток недалеко.

— И ты покажешь ленту градоначальнику? — взволнованно спросил Жосс, которому представилось, как несчастная женщина болтается на дыбе или пробует увернуться от раскалённых щипцов.

— Нет, конечно. Разве ты забыл мой разговор с градоначальником? Что я тогда сказал? Пытки могут заставить человека признаться в чём-либо — даже в поступках, которых он не совершал. Я никогда не стану отправлять людей, чья вина не доказана, в руки палачей! — Энгерранд ударил кулаком по крышке стола. — Пусть лента остаётся у нас. Когда понадобится, мы отдадим её господину Бертгарду, но сейчас — нет.

— А что тогда мы станем делать?

— Займёмся делом в высшей степени увлекательным и приятным: будем разглядывать всех знатных и богатых дам, какие только живут в Везерхарде.

— Зачем?

— Каждая дама предпочитает носить одежду цветов герба своего рода.

— Ничего не выйдет! — рассмеялся Фердинанд. — Ты отстал от жизни: сейчас женщины стараются во всём подражать королеве. А Эрменхильда любит синий цвет.

— Синий... Голубой... Разница не так уж велика!

Рево пожал плечами:

— Что ж, я предупредил.

— Я и не надеюсь отыскать любовницу Хельменфельда по какой-то ленте! — рассмеялся Энгерранд. — Вот если бы нам удалось разговорить одного из слуг... Не мог же камергер в одиночку разгуливать по городу!

— Почему нет? Вдруг возлюбленная сеньора Хельменфельда жила в сотне-другой шагов от него?

Глаза Энгерранда засверкали. В возбуждении принялся он ходить из угла в угол, потирая ладони, и шептать, обращаясь скорее к себе самому, чем к друзьям:

— Кажется, из мрака появился конец нити, который приведёт к разгадке тайны — я чувствую это! Мы обязательно найдём убийцу — вот увидите... И короля от заговора спасём. Нужно только шепнуть пару слов принцу . Не говорить о заговоре, нет! Просто намекнуть: мол, будьте осторожны в день свадьбы, ваше высочество. А уж он прекрасно поймёт наше предупреждение.

— Хорошо, — сказал Фердинанд. — Завтра я схожу к Ланделинду и поговорю с ним.

На этом разговор был окончен.

Молодые люди разошлись по своим комнатам, но хотя за окном сгустилась ночь, никому из них не удалось уснуть. Даже Жосс не мог сомкнуть глаз — в ушах у него продолжали звучать мрачные слова Энгерранда. Воображение рисовало слуге, как неведомые злодеи плетут свою сеть, в которую может угодить сам король, не говоря уж о людях помельче — вроде Фердинанда.

Не мог побороть тревогу и Рево. Вновь и вновь начинал он придумывать речь, которая показалась бы убедительной принцу, однако к собственному удивлению не мог связать и трёх слов.

С первыми солнечными лучами приятели собрались за столом. Лица их были бледными, глаза — красными от бессонной ночи. Завтрак прошёл в молчании.

Покончив с едой, Фердинанд стал собираться в дорогу: надел лучший костюм, прицепил к поясу шпагу и кинжал.

Прежде чем выйти из дома, он сказал друзьям:

— Я написал небольшое письмо с предупреждением. Если вдруг не увижусь с принцем, оставлю это послание у одного из его слуг. Или передам королю.

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул Энгерранд.

Когда Рево появился на улице, там уже кипела бурная жизнь — везерхардцы узнали, что кортеж невесты остановился неподалёку от города, и новость эта передавалась из уст в уста. Встречались молодому человеку и повозки, полные всевозможных товаров и сопровождаемые рабочими, которые должны были возводить помосты. На площадях десятки людей разбивали шатры, где в день свадьбы смогли бы повеселиться горожане: традиция, на протяжении многих веков свято чтимая правителями Алленора, хотя временами у слишком уж скупых (или бережливых?) королей и возникало желание лишить везерхардцев этого права, ведь за столетия население выросло во много раз, а денег в казне всегда не хватало. В конце концов выход был найден: подготовкой к празднеству в кварталах Знати и Ремесленников стали заниматься власти столицы. Государь мог пожаловать им тысячу-другую денариев, мог оставить ни с чем — всё зависело от его щедрости. Горожанам же было безразлично, откуда возьмутся деньги — главное, чтобы торжество проходило весело и пышно, а вино лилось рекой.

На площади Цветов Фердинанду пришлось остановиться: сотни стражников, выстроившись в несколько рядов, не пускали прохожих.

— Что здесь творится? — спросил Рево.

Один из стражников недовольно пробурчал:

— Город к празднику готовится. Разве не видно?

Тут только Фердинанд вспомнил, что через площадь Цветов будет пролегать путь праздничного шествия, поэтому до самого дня торжеств она будет строго охраняться, как и близлежащие улицы.

Рево оставалось лишь пожать плечами и отправиться на поиски обходного пути. Таковой привёл его к площади Сватовства, которая оказалась свободна лишь благодаря медлительности стражников, не успевших ещё занять свои посты.

Возблагодарив богов, что в столице остались ещё места для переправы через Везер кроме моста Доблести, Фердинанд пересёк реку и направился к воротам крепости. Благополучно преодолев все препятствия — а это, как помнят читатели, были стражники, которые спрашивали пароль, — молодой человек прошёл во внутренний двор, а через несколько минут очутился и в замке.

Коридоры королевского жилища в этот час мало чем отличались от городских улиц: в них тоже толпились сотни людей, что-то горячо говоривших друг другу. Пожалуй, голоса придворных, отражаясь от каменных сводов, звучали даже внушительнее, чем неумолчный гул толпы. Пробираясь по замку, Фердинанд то и дело отвечал на приветствия, вежливо раскланивался со знатными сеньорами и улыбался хорошеньким служанкам. Возле одного из окон он заметил Ландеберта и дружески кивнул в ответ на приветствие подростка.

Наконец Рево остановился у вожделенной двери, за которой скрывался вход в покои принца.

Тотчас перед ним вырос внушительного вида стражник:

— Что вам угодно?

— Я хочу встретиться с монсеньором Ланделиндом.

— С чего это принц должен выслушивать вас? — усмехнулся стражник. — Сейчас у него только одно на уме: свадьба!

Фердинанд опустил голову. Препятствие, вставшее между ним и Ланделиндом, было поистине непреодолимым: ни один человек, даже король, не должен был входить в покои принца в дни, оставшиеся до свадьбы. Как эти обычаи отличались от весёлых гуляний простых горожан, которые, прощаясь с вольной жизнью, поднимали на уши целый квартал!

Всё же молодой человек робко спросил:

— И ничего нельзя поделать?

— Вот демон! Я же говорю: монсеньор Ланделинд послезавтра женится! Он готовится к свадьбе и не сможет ни с кем встретиться, даже если бы этого пожелал.

Вдруг за спиной Фердинанда послышались громкие шаги. Обернувшись, Рево увидел Геральда. Честолюбивый капитан облачился в новую одежду, сшитую ко дню торжеств, и выглядел внушительнее, чем когда бы то ни было.

Поклонившись, молодой человек сказал:

— Сеньор Геральд, не могли бы вы помочь мне?

— С радостью, — зарделся от удовольствия Геральд. — Впрочем, даже я бессилен что-либо сделать, если вы хотите увидеться с наследником престола.

— Я и сам понимаю, что из затеи моей ничего не выйдет, поэтому и решил встретиться с королём — ему-то не нужно жениться через два дня.

— Государя сейчас нет в замке, — поспешно ответил капитан стражи. — Вы готовы прождать его весь день?

— Нет, пожалуй, — усмехнулся Фердинанд. — Поэтому я и хочу попросить вас — человека, который может заходить к государю в любое время дня и ночи, — передать ему небольшое послание.

— Где оно? — со странным волнением спросил Геральд.

Фердинанд передал мужчине запечатанный конверт из плотной бумаги. Тот поспешно схватил его и сказал:

— Можете не беспокоиться. Я непременно выполню вашу просьбу.

— Благодарю вас! — со всей искренностью воскликнул молодой человек.

На этом молодой человек и капитан королевской стражи раскланялись и разошлись в разные стороны. Рево зашагал к выходу из замка, Геральд же принялся плутать по коридорам, пока не отыскал место, где не было ни души. Тогда он вскрыл конверт и быстро прочёл послание. Затем с усмешкой пробормотал:

— Простите, сеньор Рево, но моему господину незачем знать о таких вещах... — и разорвал пергамент на мелкие кусочки.

Глава 6

Пока Фердинанд искал встречи с принцем, приятели его тоже не теряли времени даром, только целью их путешествия был не королевский замок, а лавка метра Гуго. Портной, как помнят читатели, обещался сшить Жоссу превосходный костюм, однако слуга, попав в бурный водоворот приключений, совсем позабыл о новом своём одеянии и лишь теперь, когда до свадьбы оставались считанные часы, решил забрать его. Более того, молодой человек вознамерился потребовать ещё один костюм — для Энгерранда.