— Что ж, — согласился король, — пожалуй, ты прав. Так будет даже лучше — я собственными руками уничтожу негодяя, который убил несчастного Хельменфельда. — И махнув рукой, он приказал: — Приступай.

Глаза капитана королевской стражи радостно блеснули.

— Сначала нужно осмотреть тело барона, — решительно заявил он.

— Погодите! — вскричала Годелива. — Это невозможно!

— Почему? — насупился Геральд.

— Я не хочу, чтобы все разглядывали тело моего бедного супруга!

— Без этого не обойтись. Думаете, градоначальник стал бы церемониться? Да он и слушать бы вас не стал!

Женщина умоляюще посмотрела на короля. На лице того не дрогнул ни один мускул.

— Делай, как считаешь нужным, Геральд, — кивнул Хильдеберт.

Капитан подошёл к ложу и резким движением откинул плащ. Через мгновение у всех — даже у короля — вырвался единодушный возглас, в котором смешались ужас и отвращение. Тело камергера, лежащее на алом шёлке, было изрезано страшными ранами, словно какой-то безумец в исступлении кромсал его громадным ножом. В глазах несчастного застыл ужас, который невозможно передать словами.

— О боги... — прошептал король.

Геральд в испуге посмотрел на него — у капитана королевской стражи вмиг пропало всякое желание заниматься этим делом.

И вдруг в тишине прозвучал чей-то голос:

— Готов побиться об заклад, тут не обошлось без демона ночи. Уж я-то насмотрелся на останки его жертв, когда гонялся за градоначальником Лотхарда.

Как догадались читатели, это был Энгерранд, решивший поделиться своей догадкой с Жоссом — и неожиданно все услышали его; хотя слова были произнесены шёпотом, какая-то неведомая сила словно усилила их в десятки раз.

Резко обернувшись, король принялся искать смельчака, высказавшего столь неожиданное предположение. Энгерранд приготовился уже выступить вперёд и во всеуслышание заявить о своих подозрениях, но в этот миг раздался громкий шум — и в залу вбежало несколько человек.

— Гляди, граф Артландский... — шепнул приятелю Жосс.

Это действительно был сеньор Готфрид, а вместе с ним — несколько молодых людей, в одном из которых наши друзья узнали барона Эльмера да Фура. Ринувшись к ложу, граф закричал так, что, казалось, от его громового голоса задрожали стены:

— Друг мой! Знаю, ты слышишь меня! Прости, что я не сумел прийти на выручку! Клянусь всем, что мне дорого, мерзавцы, которые убили тебя, падут от моей руки!

Энгерранд с усмешкой пробормотал:

— Становитесь в очередь, сеньор Готфрид — ваше место уже занято самим государем...

Граф тем временем упал на колени и прислонился лбом к краю ложа. Плечи его стали содрогаться от едва сдерживаемых рыданий. Впрочем, Готфриду, похоже, удалось справиться с минутной слабостью: когда мужчина вновь встал на ноги, в глазах его не было ни слезинки.

Вдруг взгляд графа уловил среди толпы ярко-рыжую шевелюру Жосса, который тщетно пробовал укрыться за спиной какого-то толстяка. Догадавшись, что обнаружен, слуга затаил дыхание. Готфрид, однако, ничем не показал, что узнал молодого человека, и решительно обратился к королю:

— Государь, погиб вернейший ваш слуга и ближайший мой — да и ваш тоже! — друг. Возможно, он пожертвовал жизнью ради вас — об этом станет известно, когда будет найден убийца. И я думаю, никто не удивится, если вы отложите на время свадьбу наследника престола в память о человеке, столь беззаветно служившем своему господину.

Едва отзвучали эти слова, вдова камергера обратила к королю заплаканное лицо и, молитвенно сложив руки на груди, промолвила:

— Прислушайтесь к речам сеньора Готфрида, государь! И впрямь, как может двор веселиться через несколько дней после такого несчастья, да ещё и зная, что жестокий убийца разгуливает на свободе? Что испытает душа моего дорогого супруга, увидев, как быстро осушили слёзы друзья и любимый господин, как беззаботно они предаются увеселениям, позабыв о скорби? Повремените со свадьбой, ваше величество!

С минуту король пребывал в задумчивости (за это время принц Ланделинд успел сначала побледнеть, затем покраснеть, словно помидор, и вновь обрести свой привычный цвет лица). Наконец он твёрдо сказал:

— Нет.

— Как? — простонала сеньора Годелива. Казалось, ещё миг — и она вновь разразится рыданиями. — Вы отказываете мне в моей просьбе?

— Да.

— Но почему?

— Я так решил и не намерен объяснять свой поступок.

Рыдания, раздавшиеся вслед за этими словами, были поистине душераздирающими.

"Всё верно — так и нужно отвечать, — одобрительно улыбнулся Энгерранд. — Отчего-то я не припомню, чтобы чьи-нибудь родственники хоть раз выдвигали такие дерзкие требования — пусть и под видом смиренной просьбы. Когда горе искренне, им нет дела до таких вещей... А что из этого следует? Граф и баронесса замыслили какую-то интригу — сомнений быть не может".

Тем временем между королём и графом Артландским завязалась настоящая перепалка — последний встал на защиту несчастной вдовы. Это, однако, оказался ошибкой: если раньше кто-то и готов был пожалеть сеньору Годеливу и втайне осудить суровость монарха, теперь всеми свидетелями этой сцены овладели недоумение и гнев. Как смеет Готфрид разговаривать с государем, точно с вассалом?

Из толпы выступила королева Эрменхильда. Поджав губы, смерила графа высокомерным взглядом:

— Вы забываетесь, сеньор Готфрид. Даже страшное горе не даёт никому права вести себя подобным образом. Что за дерзость — так разговаривать с королём? Чего вы добиваетесь? Хотите очутиться в тюрьме? Что ж, это несложно устроить — многие сидят там и за меньшие провинности, нежели ваша.

— Пусть кто-нибудь заткнёт этой женщине рот, — прошипел Энгерранд приятелю в самое ухо. — Кажется, сеньор Готфрид — не какой-нибудь простолюдин. Едва ли он снесёт такое оскорбление.

— Я бы тоже не стерпел, — ухмыльнулся слуга.

Граф, однако, ничем не выказал гнева или обиды.

— Не смею больше надоедать вам глупыми просьбами, государь, — с поклоном произнёс он. — С вашего позволения я отправлюсь в отель Артланд — я ведь только что приехал в Везерхард, однако тотчас помчался сюда, едва услышал на улице о несчастье, случившемся с бароном.

— Идите, — милостиво кивнул король, довольный своей победой.

Граф ещё раз поклонился, а затем направился к выходу. При этом он взглядом отыскал в толпе Жосса и едва заметно улыбнулся.

— Проклятье, — пробормотал слуга. — Всё-таки узнал, демон...

— А ты надеялся на что-то иное? — грустно усмехнулся Энгерранд.

— Нет, конечно. Но ведь иногда чудеса случаются...

Глава 12

Теперь, когда мы побывали в доме столь важной персоны, как первый королевский камергер, я, пользуясь правом автора переносить своих читателей в самые загадочные и запретные места, предлагаю заглянуть во дворец Верховного жреца, который, как уже говорилось, поражал своим великолепием и вызывал в душах знатных алленорцев нестерпимую зависть.

Вечером после событий, описанных в предыдущей главе, мессер Ансберт — так звали Верховного жреца — сидел в высоком кресле и смотрел в окно. Это был пожилой мужчина, при взгляде на которого никто не поверил бы, что недавно срок его жизни перевалил за седьмой десяток: непредвзятые наблюдатели решили бы, что Жрецу недавно исполнилось пятьдесят, льстецы же утверждали, будто он совсем ненамного старше короля. Впрочем, все старания последних были тщетны: мессер Ансберт пропускал мимо ушей любые похвалы в свой адрес.

Должно быть, именно извечная холодность Жреца породила множество легенд, каждая из которых вмиг облетала Везерхард, стоило разбиться мечтам очередного незадачливого интригана, полагавшего, будто он сумеет с помощью сладких речей завоевать благорасположение мессера Ансберта.

Чего только не узнал о себе Верховный жрец за последние годы!

Скромное одеяние, которое он носит, — лишь хитрая уловка. На самом деле богатство его ничуть не уступает королевскому. "Да, — говорил какой-нибудь обиженный барон своим приятелям, — я собственными глазами видел, что стены и пол в доме мессера Ансберта сплошь покрыты дорогими коврами. Где такое видано?! А сколько у него драгоценных вещей — от кубков и сервизов до перстней и медальонов! Разве дозволено священнослужителю жить в такой роскоши?" И через несколько минут весь город уже судачил о несметных сокровищах, спрятанных в сундуках Жреца.

А как отпрыску купеческого рода удалось достичь таких высот? Где это видано, чтобы простолюдин встал во главе служителей культа Семибожья? Конечно, здесь не обошлось без интриг. Должно быть, сначала приглянулся кому-нибудь из учёных мужей в Университете, затем втёрся в доверие к одному из могущественных жрецов первой ступени — и вот уже до самой вершины недалеко! А на выборах... Ясное дело, на выборах не обошлось без подкупа. Конечно, так всегда происходит, но всё же, как могли честные и мудрые священнослужители отдать свои голоса за этого выскочку?! Не иначе, все они на минуту оказались в плену помешательства...

Что же до кумушек, их занимали сердечные дела мессера Ансберта.

— Знаете, что Верховный жрец в юности слыл большим гулякой? Многие дамы были от него без ума!

— Кто? Простолюдинки? Какая знатная сеньора отдалась бы этому торгашу?

— Пусть так. Но всё же о его любовных похождениях говорил весь Университет. А уж какому разврату он предавался, когда служил в храме Аламора...

— Что за мерзости вы говорите!

— Клянусь, так всё и было!

— Что ж, зато теперь даже волшебство не поможет ему завлечь в свою постель женщину.

— Отчего вы так решили?

— Знаю. Видели, какой он теперь угрюмый и мрачный? Уж мне-то прекрасно известно, отчего у мужчин появляется такое выражение лица! Супруг моей сестры стал таким же, когда его поразила некая болезнь...

И почтенные горожанки, на время позабыв о Жреце, принимались перемывать косточки своим родичам и знакомым...

Между тем, в словах кумушек имелась некоторая доля правды: в последнее время мессер Ансберт действительно стал раздражителен, поражая своей грубостью и резкостью даже ближайших соратников, привыкших к его характеру. Целые сутки Жрец мог просидеть в одиночестве, никого к себе не пуская, даже слуг. Кое-кому из них, правда, удалось подсмотреть, как мужчина сидел за столом и листал громадные толстые фолианты, но уже на следующий день замочная скважина оказалась залеплена чем-то чёрным, лишив тем самым сплетников последней надежды удовлетворить любопытство.

В день, когда мы решили погостить у мессера Ансберта, он впервые за долгое время оторвался от книг. Одному из слуг было позволено войти и принести своему господину обед, оказавшийся таким обильным, что занял несколько часов. Когда же трапеза была закончена, Жрец уселся в кресло и начал глядеть в окно — об этом, впрочем, уже говорилось несколькими строками ранее.

Вскоре покой его был потревожен одним из слуг, который вошёл в комнату и тихо произнёс:

— Мессер, граф Артландский просит вас принять его.

Жрец поморщился:

— Что ему нужно? Тоже хочет испросить каких-нибудь милостей? — Подумав с полминуты, он махнул рукой: — Веди графа сюда.

Слуга бесшумно вышел.

Через некоторое время дверь отворилась и в покоях мессера Ансберта появился сеньор Готфрид.

— "О боги! — вновь поморщился Жрец. — Что за подобострастная улыбка! А какой низкий поклон! Неужели даже такие важные сеньоры вскоре станут докучать не просьбами?"

Впрочем, следует заметить, что ворчал мессер Ансберт больше для вида — на деле поведение графа изрядно ему польстило.

Подойдя к священнослужителю, сеньор Готфрид коснулся губами его перстня, а затем уселся на стул.

— Что привело вас сюда? — спросил Жрец.

— Дело необычайной важности, — с опаской покосившись на дверь, тихо произнёс граф. — Я хочу рассказать о вещах, которые будут вам очень интересны.

— Говорите скорее — я сгораю от любопытства.

Граф хитро сощурился:

— Скажите, мессер Ансберт, когда в последний раз вам доводилось слышать об использовании запретной магии?

— Года три назад... Тогда я отправил на костёр одного слабосильного мага. — Верховный жрец криво усмехнулся. — А что, кто-то применил магию демонов?

— Да.

— Откуда вы узнали об этом?

— Я видел всё своими глазами, когда был в Лотхарде. Один человек из моей свиты — славный, но горячий парень, — затеял ссору с каким-то простолюдином. Я приказал схватить наглеца, чтобы примерно наказать, — где это видано, чтобы человек без роду без племени поднимал руку на аристократа? — однако тот ухитрился бежать из осаждённого моими людьми дома.

— И где здесь запретная магия? — разочарованно протянул мессер Ансберт.

— Потерпите немного! Когда он очутился возле городских ворот, те оказались заперты по приказу главы Городского совета. И что же? Беглец достаёт из кармана какой-то предмет, прикладывает к замочной скважине — и вместе с двумя своими дружками проходит сквозь ворота!

— Что это был за предмет? — быстро спросил Жрец.

— Кажется, медальон... Впрочем, я не уверен. Зато вспышка вышла что надо! Один стражник до сих пор не может вымолвить ни слова — так он испугался.

— Это неудивительно. Даже в неумелых руках запретная магия — весьма опасная вещь.

— А вы полагаете, что человек, о котором я рассказал, плохо с ней знаком?

— Конечно, иначе не использовал бы её так открыто.

— Клянусь, вы заблуждаетесь! Слышали, что случилось с бывшим лотхардским градоначальником?

— Который вызывал демона ночи?

— Да. Так вот, его разоблачил тот самый человек, о котором я только что говорил!

Мессер Ансберт пожал плечами:

— Что с того?

— Как?! — вскричал граф Артландский. — Неужели вы не понимаете? По городу разгуливает опытный, опасный маг! От него можно ждать любых поступков! И что самое страшное, сейчас этот негодяй в Везерхарде! Что ему нужно здесь? Вдруг он замышляет недоброе?..

— Полноте, сеньор Готфрид! — рассмеялся Жрец. — Никогда бы не подумал, что вы можете так волноваться. Не тревожьтесь. Конечно, я приму кое-какие меры, чтобы защитить честных везерхардцев, и маг, о котором вы рассказали, никогда больше не сможет угрожать им.

С этими словами мессер Ансберт протянул собеседнику руку для поцелуя. Граф понял, что беседа окончена, и удалился, полный самых радужных надежд.

Оставшись в одиночестве, Жрец откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он погрузился в сон, однако это было не так.

"О боги! — думал мессер Ансберт. — Если догадка моя окажется верной, я не пожалею половины своих богатств, чтобы отблагодарить вас... Медальон, который открывает любые замки... Создание императора демонов... Как странно! Давно следы его были потеряны, и вдруг может оказаться, что обладатель бесценной вещи — какой-то жалкий простолюдин... Клянусь, я добуду артефакт, чего бы мне это ни стоило!"