Восьмой медальон. Том 1

ВОСЬМОЙ МЕДАЛЬОН

КНИГА 1

Часть 1

Старые друзья

Глава 1

Одним весенним днём, когда солнце лило на землю тёплые лучи, а в воздухе стоял аромат душистых трав и цветов, жители славного города Лотхарда были страшно взволнованы.

Ещё утром по центральной улице, которая именовалась Торговой и упиралась своими концами в Северные и Южные ворота, прокатилась весть о том, что старший сын государя королевства Алленор Хильдеберта, юный Ланделинд, нашёл себе суженую. Едва новость эта проникала в чей-нибудь дом, из окон его начинали доноситься громкие, возбуждённые голоса.

Больше всего разговоров велось на городском рынке — этом вечно бьющемся сердце Лотхарда. У человека, который решил бы послушать, о чём толкуют люди, голова вскоре пошла бы кругом: в неумолчном шуме можно было разобрать лишь бессвязные обрывки чьей-нибудь беседы.

— Что вы, метр Бавард! — говорил своему соседу красноносый мужчина в потёртом кафтане. — Наследник решил жениться?

— Да.

— Вот радость-то!..

— Ни к чему хорошему это не приведёт, — обрывал его богато одетый старик, тощий, словно жердь. — Принцу учиться нужно.

— Ох-ох! Неужто вы, господин Игнард, думали в шестнадцать лет о постижении наук?

— Именно. Поэтому я сейчас заседаю в Городском совете, а вы прозябаете в нищете.

— Позвольте! Я не снесу такого оскорбления!..

На несколько секунд шум становился ещё сильнее — почтенные горожане начинали браниться.

— Для меня важнее всего, что за внешность у невесты, — ворковала, прижав ладони к пышной груди, какая-нибудь кумушка.

— Тебе-то что?

— Не хочу, чтобы нашему принцу досталось страшилище.

— А ты его самого-то видела хоть раз? Может, это невеста взвоет от ужаса, когда встретится с ним?..

Слова эти заглушались громким смехом.

— Скоро опять налоги поднимут, — положив руки на прилавок с мясом, вздыхал жирный торговец.

— Чтоб ты удавился! Ишь, беду решил накликать! Хватит! И без того городские власти последний денарий из кошелька готовы вытрясти!

— Точно!

— Где господин Игнард? Где наш умник? Только что был здесь — пусть ответит!

— Ушёл уже.

— Испугался, значит! Одно слово — трус!..

Мы ещё долго могли бы слушать болтовню сплетников, однако такое занятие, конечно, рано или поздно наскучило бы читателям. Поэтому бросим прощальный взгляд на городской рынок и обратим всё наше внимание на молодого человека лет двадцати пяти, который вдруг принялся решительно выбираться из толпы. Одеждой ему служили серый кафтан, которому исполнилось уже немало лет, короткие штаны, ещё более старые и потрёпанные, и серый запылённый плащ; волосы цвета воронова крыла были коротко острижены, чёрные глаза внимательно осматривали всё вокруг.

Но пусть молодой человек выглядел не слишком внушительно, многие горожане, завидев его, почтительно кланялись и говорили:

— Добрый день, метр Энгерранд. Здоровья вам!

А некоторые женщины даже восклицали:

— Да хранят вас боги!

Молодой человек в ответ кивал, точно заведённый, и бормотал слова благодарности. Только оказавшись за пределами Рыночной площади и свернув за угол одного из домов, наш новый знакомый смог перевести дух: он не любил излишнего внимания к своей персоне, а внимание это, как видят читатели, было совсем не маленьким.

Постояв с минуту, молодой человек отправился в путешествие по улочкам и переулкам, опутавшим своими нитями Лотхард, словно паутина. Город был возведён на бесчисленных холмах, поэтому Энгерранду приходилось то нырять в какую-нибудь балку, то взбираться на вершину пригорка — и так раз за разом. Но путник наш испытывал самое настоящее удовольствие: смуглые щеки его потемнели от румянца, глаза весело блестели.

Через четверть часа Энгерранд очутился на Зелёной улице. Наверное, когда-то она и впрямь была таковой, однако сейчас от великолепных плодовых деревьев не осталось и следа. Солнце нещадно светило в окна домов. Только один из них, приютившийся на окраине, окружали яблони и сливы. Землю во дворе устилал ковёр из лепестков.

Здесь и жил молодой человек уже три года — с тех самых пор, когда впервые появился в Лотхарде. Соседи любили рассказывать, как ветреным зимним утром он пришёл к ним и стал спрашивать, не найдётся ли человека, который позволит снять комнату в своём жилище. При этом болтуны утверждали, будто ещё тогда поняли: Энгерранд очутился в городе неспроста. И не ошиблись. Из уст в уста передавалось, какие удивительные слова он говорил, вспоминалось, сколько странных поступков совершил. С каждым разом в памяти лотхардцев всплывало всё больше подробностей, и сейчас молодой человек, наверное, изрядно изумился бы, узнав, как на самом деле провёл тот далёкий морозный день.

Приютила Энгерранда пожилая женщина, которую все почтительно величали "госпожа Элоиза". Это была приветливая и добродушная дама, готовая на всё ради такого умного, приятного и щедрого постояльца, каким оказался молодой человек...

Войдя в дом, наш новый знакомый сразу услышал звонкий голос хозяйки:

— Вы уже вернулись? Как раз вовремя! Ваш любимый суп готов!

Затем появилась и сама госпожа Элоиза. На её пухлых губах играла улыбка.

Не дожидаясь ответа, женщина затараторила:

— Неужели правду говорят, что наследник женится? Это же чудесная новость, как по-вашему? Соседки мне все уши прожужжали, насилу от них отбилась! Считают, сколько товаров можно будет продать в столицу и сколько выручить денег... Вот ведь жадины!

— Разве под силу мне соперничать с вашими подругами? — хитро сощурился молодой человек. — Это они, а не я, знают обо всём, что случилось в каком-нибудь уголке королевства, и даже о том, чему лишь суждено произойти... Вообще же, говоря откровенно, я до смерти устал от сплетен. Угораздило же очутиться на рынке в такой день! Думал, не выберусь живым — столько людей собралось. И каждый кричит, спорит с соседом... — Он передёрнул плечами. — Полагаю, лучше дождаться, когда в Лотхарде появятся глашатаи и с превеликой важностью объявят, что, мол, наследник престола сочетается браком с принцессой... или с графиней... или, может, с герцогиней... — Энгерранд развёл руками. — А имени-то невесты мы и не знаем! О чём же тогда рассуждать?

— И всегда-то вы правы! — рассмеялась госпожа Элоиза.

На этом разговор оборвался.

Молодой человек прошёл на кухню, съел миску супа и несколько пирожков, после чего, поблагодарив хозяйку, поднялся в свою комнату, уселся у окна и стал глядеть на улицу. Первое время не происходило ничего интересного, но вскоре Энгерранд увидел вдалеке двух всадников; они медленно двигались по дороге.

— Как бы добрые горожане не решили, что на их добро желают покуситься, — заметив, с каким вниманием незнакомцы рассматривают каждый дом, пробормотал молодой человек.

Через минуту он уже смог различить некоторые подробности: один из всадников одет в тёмно-лиловый камзол с широкими рукавами, покрытый золотой вышивкой, перетянутый поясом, к которому прикреплена длинная шпага; из-под бархатного берета выбиваются белые кудри. Понятно, что это господин, а спутник его — слуга: у него и костюм победнее, и вместо шпаги — кинжал, а рыжую шевелюру, ничем не прикрытую, так и треплет ветер — словно языки пламени.

Сердце Энгерранда забилось быстрее.

— О боги! — прошептал он, приложив ладонь ко лбу. — Неужели такое возможно?

Вскочив на ноги, молодой человек выбежал из комнаты, вмиг спустился по лестнице и закричал прерывающимся голосом:

— Жосс! Фердинанд!

Всадники спрыгнули на землю и бросились к нему.

— Хо-хо! — воскликнул рыжеволосый. — Смотрите-ка, господин Фердинанд! Это же метр Энгерранд Умник собственной персоной!

— Ты помнишь моё детское прозвище? — покраснел молодой человек.

— Ещё бы!

Энгерранд крепко пожал приятелю руку, а затем приложил ладонь к груди и торжественно поклонился второму гостю:

— Приветствую вас, сеньор Фердинанд да Рево!..

Тот фыркнул в ответ:

— Прекрати! Клянусь жизнью, если ты сию секунду не отбросишь эти придворные церемонии, я перестану называть тебя другом!

— Вот так дела! — протянул Энгерранд. — Встретился с друзьями после стольких лет разлуки и тотчас едва не рассорился с ними.

Молодые люди засмеялись и пошли в дом. У дверей их встретила госпожа Элоиза. Гости широко улыбнулись. Это произвело на женщину впечатление, и она бросилась на кухню с такой поспешностью, словно должна была накормить самого принца Ланделинда.

Энгерранд провёл друзей в свою комнату. Усевшись за стол, он подпёр щёку ладонью и внимательно посмотрел на них. Гости расположились на кровати с самым непринуждённым видом и обменялись быстрыми взглядами.

— Как вы меня нашли? — первым заговорил Энгерранд.

— Это было нетрудно, — откликнулся Рево. — Рассказы о твоих подвигах сперва достигли столицы, затем — ушей придворных, а после — нашего славного короля...

— Ты мне льстишь.

— Нет, что ты!

— Тогда объясни, отчего сам государь обратил взор на мою скромную персону.

— Ну, здесь уже ты изрядно себе польстил, — ухмыльнулся Рево. — Его величество узнал только, что некий отважный простолюдин вывел на чистую воду градоначальника Лотхарда...

Энгерранд поморщился:

— Я бы и пальцем не пошевелил, но этот глупец вздумал вызывать по ночам одного из низших демонов. Тому нужно было до смерти перепугать лотхардцев, а после градоначальник, словно герой древности, победил бы нечисть и провозгласил себя спасителем Лотхарда. Только вот невдомёк было болвану, что в один недобрый час он мог столкнуться не с демоном ночи — страшным, конечно, но способным лишь обращаться в волка и бродить по городу, нападая на беспечных прохожих, — а с кем-нибудь куда более опасным и сильным. Поэтому давайте возблагодарим Небеса за то, что всё обошлось.

— Как же легко и просто всё у тебя выходит! — сказал Фердинанд. — На словах... А сам, должно быть, целый месяц голову ломал, пока догадался, в чём тут дело.

— Побольше. Слишком много было подозрительных магов, способных совершить зло, да и священнослужителей не следовало сбрасывать со счетов...

— Но ты, как всегда, справился! — нетерпеливо перебил приятеля Жосс.

Энгерранд в ответ развёл руками.

Помолчав немного, он со вздохом произнёс:

— И всё же, полагаю, вы проделали такой долгий путь вовсе не ради того, чтобы воздать мне хвалу.

— Конечно, — кивнул слуга.

— И не только их желания поскорее увидеться со старым другом — слишком уж таинственный у вас вид.

— Пожалуй, так...

— Зачем же тогда?

Рево почесал затылок и осторожно спросил:

— В Лотхарде уже знают о свадьбе монсеньора Ланделинда?

Энгерранд заскрежетал зубами и прошептал несколько слов, смысл которых был понятен даже ребёнку.

— Проклятье! — воскликнул он. — Пусть император демонов заберёт нашего доброго государя вместе с принцем, которого тот задумал женить! Конечно, я всё знаю. Не успело солнце взойти, а Лотхард уже гудел, как громадный улей. Но даже в ночном кошмаре мне, наверное, не привиделось бы, что из уст своих друзей я услышу слова, которые и без того звучат у меня в ушах весь день. И как тут не проклясть Ланделинда, Хильдеберта и неведомую невесту, об имени которой гадают горожане?

— Ну... — с напускным раскаянием промямлил Жосс. — Прости нас... — А затем вдруг задорно сверкнул глазами: — Честное слово, знай мы, что ты так разволнуешься, придумали бы другой предлог, чтобы объяснить своё появление здесь, а разговор о свадьбе завели бы далеко не сразу!

Энгерранд густо покраснел:

— Это я должен просить прощения за несдержанность. Не знаю, что на меня нашло... Может, дурное предчувствие? Может, сердце подсказывает, что свадьба не приведёт ни к чему хорошему?

— Думай что угодно, — возразил Фердинанд, — но мы-то прекрасно видим, как ты устал от борьбы с негодяями всех мастей. Только жутко уставший человек может быть таким злым.

— Ведь так? — подхватил слуга. — Скажи, что мы угадали и поступили правильно, решив вытащить тебя из этого захолустья!

Ничего не ответив, Энгерранд откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Друзья его удивлённо переглянулись и пожали плечами. На несколько минут в комнате воцарилось безмолвие.

А в это время госпожа Элоиза закончила хлопотать на кухне и поднялась наверх, чтобы позвать гостей к столу. Однако будучи дамой в равной степени добродушной и любопытной, она решила, что не случится ничего худого, если гости, и без того изрядно проголодавшиеся в дороге, потерпят ещё немного, поэтому, подкравшись к двери, прильнула к замочной скважине.

Ключи в доме почтенной женщины были поистине громадными — и замочные скважины, понятное дело, им под стать. Поэтому госпожа Элоиза сумела во всех подробностях рассмотреть изумительную картину.

На кровати сидели двое молодых людей. Первый, белокурый — настоящий красавец. Пожалуй, именно такими госпожа Элоиза представляла себе благородных принцев, слушая в детстве бабушкины сказки: правильные черты лица, большие блестящие глаза, нежная кожа... Но при этом никто не назвал бы "принца" хрупким: видно было, что он способен и провести несколько дней в седле, в рыцарских доспехах, и прекрасно орудовать тяжёлой боевой шпагой. Второй же гость... Тоже молод, красавцем никак не назовёшь, но вот лицо с ямочками на щеках, полноватыми губами и ярким румянцем невольно вызывает улыбку...

Женщина могла бы ещё долго любоваться на друзей своего постояльца, но тот внезапно открыл глаза и произнёс:

— Значит, вы хотите, чтобы я поехал в столицу, хотя и понимаете, как неприятно мне само упоминание о свадьбе наследника престола?

— Тебя же никто не заставляет рукоплескать принцу и его невесте! — горячо возразил Жосс. — Просто полюбуешься на королевское празднество, на роскошь двора...

Слуга понял, что сболтнул лишнего, и прикусил язык, но было поздно.

Энгерранд напустил на себя важный вид и принялся говорить — неторопливо, растягивая слова и делая внушительные паузы:

— Вот-вот! Спасибо за предупреждение. Я всегда чуть не терял рассудок от злости, стоило кому-нибудь завести беседу о расточительности двора. Насколько лучше было, когда король жил в мрачном каменном мешке, именуемом Хард, вместе со своей семьёй и возводил замки или крепости не из парчи и шёлка, а из камня, разбивал шатры не на главной площади столицы, а на поле битвы. Тогда он не опустошал казну ради интриганов, даря их своей благосклонностью за подобострастную улыбку, заискивающий взгляд и лицемерные речи. Ещё полвека назад о придворных увеселениях никто даже не помышлял: бароны сидели в своих замках, а когда им хотелось поразвлечься, напивались до смерти. А что теперь? Чуть праздник — непременно торжественное шествие, мистерия, рыцарский турнир или ещё что-нибудь в этом роде. Зато на следующий день начинаются вопли: казна пуста, давайте примем новый налог! Спросите любого горожанина: он повторит мою речь от начала до конца, да ещё прибавит крепкое словцо — и не одно.

— Ох, господин! — покачал головой Жосс. — Кажется, нашему другу и правда лучше не показываться в столице!

— Это ещё почему? — хмыкнул Энгерранд.

— Ты ведь не станешь молчать, даже если встретишься с королём. Государь непременно разгневается — и достанется не только тебе, но и нам с Фердинандом.

— Вам-то за что?

— Неужели ты думаешь, что мы не придём на выручку, когда тебя поведут на виселицу?

— Вот и ещё одна причина остаться здесь, — развёл руками Энгерранд. — Не хочу рисковать вашими жизнями.

Жосс бросил виноватый взгляд на Фердинанда. Тот сидел, сдвинув брови, и тщетно старался придумать хоть какой-нибудь довод, чтобы переубедить упрямого приятеля.

И вдруг случилось неожиданное. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появилась госпожа Элоиза. Грудь почтенной женщины вздымалась от негодования, в глазах стояли слёзы.

— Может, хватит шутить, метр Энгерранд?! — воскликнула она. Затем запнулась, слегка покраснела — не слишком учтиво подслушивать под дверью, пусть и в своём собственном доме, — но всё же продолжила: — Нельзя отказывать людям, которые проделали такой долгий путь только из желания сделать вам приятное! Или вы не боитесь гнева Небес? Зачем упрямиться? Вдруг вам никогда больше не доведётся побывать в столице, поглядеть на королевский двор? Да и мне тоже... — Женщина всхлипнула. — Вы ведь не откажетесь взять меня с собой, благородные господа?

Молодые люди не сразу пришли в себя — так потрясло их внезапное нападение хозяйки.

Первым опомнился Жосс:

— Вот и мы просим этого упрямца внять голосу рассудка — да всё без толку! Разве его переспоришь? Два часа уже мучаемся, а ведь у нас с самого утра даже крошки хлебной во рту не было.

Слуга состроил жалобную гримасу.

Госпожа Элоиза покраснела до самых кончиков ушей: это ведь она, а вовсе не метр Энгерранд, заставила гостей голодать.

Чтобы исправить оплошность, а заодно оправдать своё вторжение, почтенная женщина всплеснула руками:

— Ох, я ведь совсем забыла сказать, что обед уже готов! Пожалуйте к столу!

Молодых людей было не так-то легко провести, но они ничем не выказали своего недоверия и последовали за хозяйкой на кухню. Взору их открылся стол со всевозможными яствами — конечно, не такими изысканными, какие обычно подавались к столу в жилищах знатных столичных сеньоров, но выглядевшими столь же аппетитно.

Во время обеда Фердинанд помалкивал. Осторожно он брал с тарелки крохотный кусочек мяса или делал маленький глоток из кубка с вином. Жосс, напротив, набивал себе рот всем без разбору, да при этом ещё и тараторил, не умолкая ни на миг:

— Эх, Энгерранд, знал бы ты, что я испытал, когда впервые очутился в Везерхарде! Одно слово — столица! Нет, в прежние времена Лотхард тоже потряс бы меня, но сейчас кажется мне обыкновенной деревенькой! Куда ему до Везерхарда! Такого столпотворения не встретить больше нигде на свете. Куда ни сунься, всюду графы, герцоги, бароны, торговцы, ремесленники, крестьяне из близлежащих деревень, воры, убийцы... — Молодой человек махнул рукой. — Иногда король со свитой промчится по городу. В такие минуты словно из-под земли вырастают стражники, выстраиваются в несколько рядов, да так плотно, что сквозь них не то что пройти — даже нос просунуть не получится, чтобы поглазеть на монарха. А свита у короля огромнейшая! Вот и приходится иногда целый час ждать, пока дозволено будет спокойно продолжить путь...

— В обход пойти не пробовал? — усмехнулся Энгерранд.

— Ха! Посмотрел бы я на тебя! Толпа со всех сторон напирает, ни вперёд протиснуться, ни назад вернуться.

Энгерранд вспомнил утреннее столпотворение на рынке и невольно поёжился:

— Да, невесело...

— Сейчас, правда, стало полегче. Господин Фердинанд всё-таки не последний человек в королевстве и всё чаще разъезжает по городу на лошади. Ну и я вместе с ним... Ух, видел бы ты, что творят некоторые сеньоры! Когда они по улицам мчатся, простолюдины так и разлетаются в разные стороны, словно грязь из-под копыт!

— Вы, надеюсь, не следуете примеру этих господ? — резко спросил Энгерранд.

— Нет, что ты! — затряс руками Жосс. — Да господин Фердинанд даже подрался с одним из них!

Энгерранд сощурился и, задумчиво потерев подбородок, произнёс:

— Значит, в столице сейчас живётся несладко?

— Да, — вздохнул Жосс.

— И самые отпетые негодяи съехались туда со всего королевства?

— Так и есть, — кивнул Фердинанд.

— Что ж, это немного меняет дело... По правде говоря, я решил было предложить вам погостить несколько дней — разумеется, с разрешения нашей доброй хозяйки, — а затем вежливо отказать... даже вопреки страстному желанию госпожи Элоизы повидать Везерхард. Но последние ваши слова вновь заставили меня призадуматься.

Увидев, как радостно заблестели глаза у друзей, Энгерранд поспешно добавил:

— Я ещё ничего не решил!

На Жосса и Фердинанда последнее замечание не произвело ровным счётом никакого впечатления, а вот госпожа Элоиза вновь приуныла: только её постоялец обмолвился, что готов ехать в Везерхард — и тут же отказывается от собственных слов! Вот ведь несносный человек! О том, что её в столицу, строго говоря, никто не звал, женщина старалась не думать. В конце концов, она же ясно дала понять, чего хочет. И если метр Энгерранд не прислушается к этому пожеланию... пусть ищет себе новый дом!..

Пообедав, гости встали из-за стола и горячо поблагодарили хозяйку за пиршество. Щёки женщины зарделись от гордости. Желая ещё больше угодить гостям, госпожа Элоиза принялась кружить возле них, словно трудолюбивая пчела вокруг цветка.

Сопровождаемые хозяйкой, молодые люди поднялись в приготовленную для них комнату. В окна врывались лучи солнца, начавшего уже клониться к западу; с улицы доносился птичий щебет, шелест листвы, волнуемой ветром.

— Всегда мечтал жить в таком доме! — вздохнул Жосс, когда приятели вновь остались втроём.

С блаженным видом он развалился на кровати, закрыл глаза и через несколько мгновений погрузился в сон. Фердинанд, усевшись в кресло, покосился в сторону слуги, неодобрительно покачал головой... и последовал его примеру. Энгерранд с улыбкой наблюдал за этой картиной, чувствуя, как в груди разливается странное тепло: он был действительно счастлив, что вновь увидел старых друзей.

И продолжая улыбаться, молодой человек погрузился в воспоминания...

Глава 2

Теперь я предлагаю читателям последовать за мыслями Энгерранда, которые уносили его на пятнадцать лет назад, в посёлок, именовавшийся Зеленодольем.

Посёлок этот полностью оправдывал своё название: приютившись в широкой долине, он просто утопал в зелени деревьев. Неподалёку несла прозрачные, чистые воды небольшая река, а холодные северные ветра не могли пробиться сквозь горные хребты, чьи заснеженные вершины виднелись на горизонте.

Когда-то рядом с Зеленодольем находился феодальный замок, но когда род, владевший им, вымер, никто не захотел предъявлять на него свои права. Со временем домишки крестьян, теснившиеся под стенами крепости, исчезли, а вот башня, где прежде жил сеньор с домочадцами, ещё продолжала глядеть на путников, которым доводилось побывать в тех местах, чёрными провалами окон-бойниц. И понемногу поползли слухи: неспроста погибли прежние хозяева замка, ох, неспроста! Проклят он — не иначе! Да и вообще, само место там проклято. Даже река: мрачная, неподвижная, вся в чёрных омутах...

Зеленодольцы, однако, никакого проклятья на себе не ощущали. Напротив, жили дружно и весело. Выбрали своего голову — одного из бывших слуг в замке. Никто их не беспокоил, даже сборщики налогов: видно, ни королю, правившему в далёкой столице, ни даже графу Фотландскому, который вечно вертелся подле государя и на чьих землях посёлок находился, не было дела до того, что творится на окраине королевства.

Лишь однажды барон да Рево, владевший замком милях в десяти к северу, возле тракта, попробовал покорить зеленодольцев. Но после двух-трёх стычек благоразумие взяло верх: жители посёлка обещали поставлять барону зерно и фрукты, а тот — оставить их в покое. Так был куплен мир на долгие годы...

Пятнадцать лет назад головой Зеленодолья был Ансельм по прозвищу Добряк, пожилой мужчина с белоснежными усами и длинной бородой. На губах мужчины неизменно играла добродушная улыбка, однако это вовсе не помешало ему навести порядок, какому позавидовал бы даже капитан королевской стражи.

Ни детей, ни жены у Ансельма не было, и жил он вместе со своим племянником Энгеррандом, черноволосым худощавым мальчишкой. Когда родители ребёнка умерли, Добряк безо всяких раздумий взял его к себе в дом. И не пожалел об этом решении — племянник доставил ему немало радостных минут. А уж каким был любознательным и сообразительным!

— Жаль, что наш посёлок так далёк от больших городов, — вздыхал иногда Ансельм во время бесед с мальчишкой. — Ты мог бы учиться в школе и услышать там много всего интересного и нужного — гораздо больше, чем знаю я.

Энгерранд ничего не отвечал, однако слова головы вовсе не оставляли его равнодушным. В школу мальчику, понятное дело, не слишком хотелось, зато при упоминании о "больших городах" сердце его начинало биться быстрее, а воображение рисовало широкие улицы, полные людей, роскошные дома и дворцы.

Ансельм же лишь ещё больше подливал масла в огонь, пересказывая старинные легенды о дерзких путешественниках, ходивших к самому краю земли, и о доблестных рыцарях, отвага которых превратила Алленор в самое большое королевство на свете.

Изредка Добряк заводил разговор о магах и демонах — и тогда по коже Энгерранда пробегала ледяная дрожь. Но со временем мальчик привык к подобным рассказам и стал считать их глупыми небылицами: существуй нечисть на самом деле, я давно бы с ней встретился — так рассуждал он, чтобы побороть страх...

В одну из ночей, когда за окном бушевал летний ливень, беспрерывно рокотал гром, а тьму то и дело разрывали вспышки молний, Ансельм и его племянник услышали громкий стук.

Голова зажёг огонь и открыл дверь, полагая, что это кому-нибудь из соседей понадобилась помощь. Однако у порога, опираясь на толстую палку, стоял старик, одетый в жуткие лохмотья, худой и грязный — проще говоря, один из тех нищих, которых в превеликом множестве можно было встретить на любой из дорог Алленора.

Повинуясь законам гостеприимства, Ансельм отступил в сторону, предлагая старику войти в дом.

Через минуту нищий уже сидел за столом, словно хозяин, и попивал из кружки молоко.

Вдруг он воскликнул неприятным, пронзительным голосом:

— Пусть Эстельфер разнесёт на куски замок барона да Рево!

Ансельм, открывший было рот, чтобы спросить странника, откуда тот держит путь, удивлённо вскинул брови:

— Почему?

— Он отказал мне в приюте. — В глазах нищего зажёгся мрачный огонёк.

— Не может быть!

— И всё же, так и есть. Я проделал путь из самой столицы — и всюду встречал почёт и уважение. Ни один сеньор не осмелился захлопнуть перед моим носом дверей! Но этот негодяй... Он поплатится за дерзость — уж поверьте!

— Вы пришли сюда из Везерхарда? — несмело спросил Энгерранд, сердце которого затрепетало в предвкушении занимательного рассказа.

— Да, — важно ответил старик. — И насмотрелся таких чудес, что до сих пор не могу поверить в увиденное.

— Расскажите, прошу вас! — воскликнули разом дядя и племянник.

— Нет ничего проще, — усмехнулся старик. — Например, в замке одного безвестного барона я увидел столько драгоценных вещиц, что сам король задохнулся бы от зависти и жадности. Правда, хижины, в которых живут крестьяне этого богача, вот-вот рассыплются — стоит дождаться первой бури... В замке другого феодала мне довелось увидеть, как хозяин и два его сына за один присест съели целого кабана и выпили полбочки вина. Даже мне досталось крылышко жареного петуха — я припрятал его на чёрный день. Жаль только, лакеи, что прислуживали за столом, походили скорее на скелеты, обтянутые кожей, чем на живых людей...

Нищий бросил на слушателей быстрый взгляд. Ансельм следил за рассказом с величайшим интересом, а вот Энгерранд едва сдерживал зевоту.

Улыбнувшись уголками тонких губ, старик заговорил нараспев, точно читая старинную легенду:

— Но куда больше поразили меня другие вещи. Далеко на востоке, среди бескрайних песков, я видел реку, чьи воды желты, словно жидкое золото, а на западе — деревья-исполины с ветвями до самых небес. Довелось мне побывать и в горах, средь которых прячутся россыпи драгоценных камней. Сапфиры и алмазы, изумруды и опалы — словно сама радуга растворилась в безжизненных скалах...

Нищий умолк.

— А что ещё вы видели? — выдохнул Энгерранд, потрясённый услышанными только что вещами.

— Об этом мы узнаем завтра, — строго произнёс Ансельм. — Гость хочет спать — разве ты этого не видишь?

Мальчишка обиженно надул губы, однако спорить с дядей не осмелился.

Потушив светильник, голова улёгся на кровать; племянник последовал его примеру; нищий же растянулся на скамье, поближе к очагу.

Вскоре повисшее было в доме безмолвие нарушило громкое сопение Добряка — мужчина уснул. Тогда Энгерранд бесшумно соскользнул с кровати, прокрался к скамье, где лежал нищий, и коснулся рукой его плеча.

Старик поднял голову и пристально посмотрел на Энгерранда. Мальчишке вдруг почудилось, что душа его стала открытой книгой, которую без труда прочтёт любой, кто этого пожелает.

— Хочешь увидеть горы, полные драгоценных камней? — спросил нищий.

— Да, — прошептал Энгерранд.

— Зачем?

— Чтобы принести оттуда изумрудов и алмазов — для дяди.

— Что ж... — ухмыльнулся старик. — Похвальное стремление... И ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой?

В ответ мальчишка яростно закивал.

— Хорошо, мне нужен попутчик, — промолвил нищий, а затем отвернулся, всем видом своим показав, что разговор окончен.

Энгерранда такая неучтивость нисколько не обидела; напротив, он чуть не завопил от радости и сдержался лишь при воспоминании о том, что дядя спит — а будить мужчину было бы в высшей степени глупо.

Всю ночь мальчишка ворочался на кровати, не в силах сомкнуть глаз. В мечтах он уже видел Добряка одним из богатейших людей Алленора, который пользуется благоволением самого государя.

Однако наутро нищий изрядно напугал Энгерранда: всячески старался избегать и даже не смотрел в сторону будущего своего попутчика. Зато вертелся вокруг Ансельма и задавал бесчисленные вопросы. И лишь когда все садились за стол, старик заговорщицки подмигнул: мол, бояться нечего, договор остаётся в силе.

После завтрака нищий поблагодарил Ансельма, — сделано это было с таким видом, будто на деле благодарить следовало его самого, — и, выйдя за порог, стал с кряхтением спускаться по лестнице. Энгерранд поспешил помочь старику, и тот, склонив голову, чуть слышно прошептал:

— Через час на развилке дорог...

Энгерранд задрожал. До чего же всё это занимательно! Тайные взгляды, перешёптывания, свидание в лесу... Самое настоящее приключение — точь-в-точь как в легендах, рассказанных дядей!

Выждав немного, он с беззаботным видом прошёлся по посёлку, пока не очутился возле ограды. Воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, выскочил на дорогу и бросился к развилке, где его ждал нищий.

Тот сидел на низеньком пне и задумчиво разглядывал останки бука, чей ствол был раздроблен молнией во время ночной грозы.

— Смотри-ка! — со смехом воскликнул нищий, едва к нему подбежал измученный Энгерранд. — Любой человек, даже самый могущественный и богатый, может пасть жертвой налетевшей внезапно бури. Так стоит ли тебе идти за драгоценными камнями? Кто знает, что принесёт этот путь: радость или горе?

Энгерранд в растерянности уставился на старика. Тот, не сказав больше ни слова, поднялся на ноги и поплёлся по дороге. Мальчишка последовал за ним.

Вокруг сияло солнце, чьи лучи проникали сквозь зелёные кроны деревьев. В ветвях щебетали птицы, лесные цветы дурманили своими ароматами.

Не в силах долго хранить молчание, Энгерранд отважился спросить своего спутника:

— Скажите, кто такой Эстельфер?

— Что ты сказал? — Старик остановился как вкопанный. Лицо его перекосилось от злости.

— Вы пожелали вчера, чтобы Эстельфер расправился с бароном...

— Замолчи, болван! — взвизгнул нищий. — И не смей больше упоминать это имя! Даже в мыслях!

— Но почему? — возмутился Энгерранд. — Вы же его произносите!

— Я знаю, о ком говорю; ты же, тупой мальчишка, должен тысячу раз подумать, прежде чем выкрикивать во всё горло имя императора демонов.

И старик концом своей палки ткнул Энгерранда в живот. От резкой боли на глаза того навернулись слёзы.

— Ничего, — устыдившись своей несдержанности, пробурчал нищий. — Лучше сейчас получить хороший урок, чем стать когда-нибудь жертвой собственной глупости.

На этом, впрочем, урок закончился: старик смолк и, не обращая больше внимания на спутника, вновь заковылял по дороге. Энгерранд, продолжая глотать слёзы, плёлся в нескольких шагах позади.

К полудню солнце стало припекать, а после — нещадно палить. На какой-то миг нашим путникам почудилось, будто демоны огня поджаривают их на громадной сковороде.

Когда боль в животе — а вместе с ней и боль обиды — утихла окончательно, Энгерранд, не привыкший, чтобы его наказывали, и потому решивший, что поступок нищего был вызван вспышкой гнева, которая больше не повторится, вновь попробовал возобновить беседу.

— Вы так сильно испугались, — осторожно начал мальчишка, — когда я завёл разговор об... императоре демонов. — Приободрённый молчанием старика, он продолжил гораздо увереннее: — Выходит, демоны и вправду существуют? А я-то считал всё это сказками...

— Заткнись! — завопил нищий и стукнул палкой о ствол дерева — конец её просвистел над самой головой Энгерранда. — Хватит! Теперь я буду бить тебя всякий раз при первом же твоём слове! Может, хоть так ты научишься держать за зубами свой длинный язык?

Чтобы подкрепить свои слова, он потряс палкой перед лицом мальчишки. Тот метнул из-под бровей ненавидящий взгляд, но промолчал.

Вскоре решено было сделать привал. С блаженным видом усевшись в тени раскидистого бука, старик расстелил на земле крошечную тряпицу и, порывшись в дорожном мешке, достал жареную курицу — её в порыве щедрости отдал нищему Ансельм Добряк.

При виде мяса Энгерранд почувствовал такой нестерпимый голод, словно не ел, по меньшей мере, целые сутки. Жадно уставившись на курицу, он принялся ждать, когда нищий предложит разделить трапезу. Тот отломил себе одно крыло и стал есть.

Вмиг забыв об угрозах нищего, мальчишка закричал:

— Постойте! Вы что же, не собираетесь делиться со мной?

— А почему я должен отдавать свою еду? — передёрнул плечами старик. — Ничего себе! Я и так поддался чувству жалости, взяв тебя в попутчики. А теперь ещё и кормить обязан? Нет! Если уж ты собирался в путь, нужно было позаботиться о том, чтобы не погибнуть от голода. Не смог додуматься до таких простых вещей? Сам виноват!

— Курицу эту приготовил мой дядя...

— ...но отдал её мне. Ты же спокойно мог стянуть что-нибудь со стола. Например, яблочный пирог, — мечтательно протянул нищий. — Я чуть не удавился слюной, вдыхая его запах... Проявил бы смекалку — сейчас мы устроили бы настоящее пиршество. А так — пеняй на себя!

Видимо, на лице Энгерранда отразилось неподдельное страдание, поскольку нищий, подумав немного, всё же запустил руку мешок и извлёк оттуда пару кусочков старого хлеба, которые и протянул мальчишке. Тот в мыслях наградил мучителя самыми грубыми словами, какие только знал, но сухари взял.

Покончив с крылышком, старик достал флягу, на дне которой плескалось немного воды, и потряс ею перед носом Энгерранда.

— Хочешь?

Мальчишка кивнул.

— И зря. Потому что не получишь ни капли.

— Но...

— Не спорь! Если не желаешь помереть от жажды, придётся тебе сбегать к источнику и набрать свежей воды.

Взгляд, которым наградил нищего Энгерранд, был гораздо красноречивее любых слов.

Мальчик поплёлся в лесную чащу. Его больше не волновали лесные цветы и дикие птицы, зато в душе всё сильнее разгоралось желание: побыстрее отыскать речку, набрать воды и... выплеснуть её в лицо отвратительного старикашки.

Впрочем, успешно завершив первые два пункта намеченного плана, Энгерранд стал куда спокойнее. И вернувшись к тому месту, где его дожидался нищий, с улыбкой протянул мучителю флягу.

— Молодец... — удивлённо протянул старик.

Энгерранд не понял, чем вызвана похвала, но прозвучала она вполне искренне.

После этого нищий на время позабыл о роли жестокого злодея, однако продлилось это недолго. Вскоре на мальчишку посыпался настоящий град палочных ударов — безо всякой причины.

В конце концов Энгерранд не выдержал и, увернувшись, вцепился в палку бульдожьей хваткой.

— Отчего вы постоянно бьёте меня, издеваетесь? Зачем морите голодом и жаждой? — глотая слёзы, спросил он.

— Ты же захотел пойти со мной — вот и терпи.

— Да если бы я знал, во что ввязался, то никогда бы не согласился бежать из дома! И даже горы драгоценных камней не привлекли бы меня.

К удивлению Энгерранда, старик рассмеялся — не злорадно, как прежде, а весело и звонко. Хохот его оказался таким заразительным, что мальчишка и сам улыбнулся сквозь слёзы.

— Видишь, — сказал нищий. — Ты уже начал кое-что понимать. И теперь не станешь верить любому встречному, который поманит тебя несметными сокровищами, и не покинешь родной дом ради глупой, несбыточной мечты.

— Глупой и несбыточной? — потрясённо переспросил Энгерранд. — Почему вы так говорите?

— Неужели я сейчас бродил бы по дорогам, моля о ночлеге добрых людей, будь мои вчерашние басни правдой? — вновь расхохотался нищий.

Несколько секунд Энгерранд стоял словно громом поражённый, а затем, хлопнув себя по лбу, без сил опустился на землю.

— Ой, дубина я, дубина! — простонал он. — Погнался за сокровищами, которых и нет на самом деле... а дядя сейчас, наверное, сходит с ума от тревоги...

Нищий кивал, соглашаясь с каждым словом мальчишки, и осторожно отступал всё дальше, пока не очутился в полоске света, отбрасываемой последними солнечными лучами. Когда же это случилось... растаял в воздухе.

Энгерранд вскочил на ноги и принялся озираться по сторонам.

— Постойте! — завопил он. — Куда вы подевались?

Ответом послужило лишь эхо.

— Что же это такое? — добавил мальчишка гораздо тише. — Сначала завёл невесть куда, а теперь убежал... Хорошенькие шутки, ничего не скажешь!

Некоторое время Энгерранд стоял неподвижно и прислушивался: вдруг в вечернем лесу вновь раздастся стук стариковской палки или пронзительный голос, так зливший его совсем недавно? Но вокруг царила тишина.

Наконец мальчишка решительно тряхнул головой и расправил плечи.

— Ты, конечно, показал себя круглым дураком, поверив старику и отправившись вместе с ним в путь. Но это не значит, что сейчас нужно стоять посреди леса, как чучело, и ждать своей участи. Пора возвращаться домой.

Решив так, мальчишка торопливо зашагал по дороге. Сумерки быстро сгущались, и вскоре Энгерранд едва разбирал, куда идёт. А после и вовсе побрёл наугад, бормоча себе под нос, чтобы побороть страх:

— Вот ведь негодный старик! Проклятый шутник... Пусть только встретится ещё раз мне на пути — тогда я сам возьму в руки палку.

Внезапно стволы деревьев словно расступились перед Энгеррандом и он очутился на краю большой поляны, посреди которой лежал большой камень, очертаниями своими похожий на корабль.

И на "носу" этого "корабля" стоял человек! Высокий, стройный, величественный, с вьющимися волосами до плеч. Никогда раньше Энгерранд не встречал таких людей!

Незнакомец был повёрнут спиною к мальчишке. Чёрный плащ его метался в порывах ветра, будто флаг... Хотя... Что за странность? Энгерранд не чувствовал ни дуновения — воздух вокруг словно застыл. Как же такое может быть?

Не успел мальчишка найти объяснение этим удивительным вещам, как новое обстоятельство поразило его ещё сильнее предыдущего. Хотя ночная мгла уже укутала землю своим покрывалом, мужчина был виден словно днём! И вдруг показался Энгерранду сотканным из тёплого света и холодящего душу мрака: кожа его была неестественно белой, а волосы и плащ — чёрными как смоль.

Превозмогая ужас, сжавший сердце ледяной ладонью, мальчишка начал медленно отступать в лесную чащу. При этом взор его уловил далёкие огни, которые лились, по-видимому, из окон замка — туда-то и смотрел незнакомец.

"Эстельфер!" — вдруг вспомнилось Энгерранду имя, о котором он спрашивал у нищего.

В тот же миг мужчина шевельнулся, образ его расплылся перед глазами Энгерранда. А затем мальчик почувствовал на себе чей-то холодный изучающий взгляд, который, казалось, проник в самую его душу.

Сорвавшись с места, Энгерранд бросился в лесную чащу. Ветки хлестали его по щекам и глазам, ноги цеплялись за корни деревьев. Вдруг он споткнулся о камень и, ударившись головой о что-то твёрдое, потерял сознание.

Через минуту мальчик открыл глаза. Слабо застонав, поднялся на ноги и принялся озираться, словно мог разглядеть что-либо в ночной мгле.

Внезапно слух его уловил тихое журчание.

— Река! — радостно прошептал Энгерранд и медленно побрёл в ту сторону, откуда доносился шум воды.

Идти оказалось недалеко — всего-то десятка два шагов.

— Наконец-то можно перевести дух, — пробормотал мальчишка и, набрав полную пригоршню воды, плеснул ею в лицо. — Красота...

Умывшись, Энгерранд уселся на берегу и прикрыл глаза. На губах его появилась счастливая улыбка.

Впрочем, пребывать в этом состоянии блаженства мальчишке пришлось недолго: в зарослях, что росли неподалёку, кто-то тихо заскулил. Волосы на голове Энгерранда встали дыбом: ему вспомнились страшные рассказы о людях, чьи тела не были погребены — теперь души этих несчастных разгуливают по лесам, принимая облики диких зверей и нападая на путников.

Первой мыслью мальчишки было помчаться куда глаза глядят, только бы очутиться подальше от жуткого чудовища, но сил его хватило лишь на то, чтобы подняться с земли. Словно в ночном кошмаре, он попробовал сделать шаг, однако ничего не сумел поделать с непослушными ногами.

Звук повторился снова. Теперь он показался Энгерранду не таким уж страшным, похожим, скорее, на плач ребёнка, чем на завывания нечисти.

С губ мальчишки сам собою сорвался вопрос:

— Кто здесь?

Плач прекратился. Затем кто-то произнёс тонким, дрожащим голосом:

— Кто это?

Энгерранд фыркнул — его позабавил этот короткий бессвязный разговор в темноте. В ответ раздалось точно такое же фырканье. Затем послышались шаги — и из мрака вынырнул мальчуган, который воскликнул:

— Хвала небесам!

— Хорошо, что мы встретились, — чуть слышно произнёс Энгерранд. — Я уж думал, придётся одному провести в лесу всю ночь... А это не самое приятное занятие, — внушительно добавил он.

— Точно! — расхохотался мальчуган.

— Тогда что ты здесь делаешь? — быстро спросил Энгерранд.

— Да так... Захотел погулять по лесу...

— Ночью?

— Нет... — неохотно ответил мальчишка. — Днём. Ну и заблудился... Хотя вообще-то знаю эти места как свои пять пальцев!

— Ты из замка? — предположил Энгерранд.

— Да.

— Слуга?

— Нет, — обиженно пробурчал мальчуган. — С чего ты так решил? Моя матушка — кормилица баронского сына.

— Выходит, родители твои — крестьяне?

— Ну и что! — выпалил мальчишка, задетый за живое вопросами собеседника. — Зато сейчас моя семья ни в чём не нуждается! Барон осыпает нас милостями, а сын его играет со мной и называет своим другом... А ты, похоже, завидуешь!

— Ещё бы! — усмехнулся Энгерранд. — Как, кстати, тебя зовут?

— Жосс.

— Я — Энгерранд.

— Так зовут моего дядю! — обрадовался мальчуган и принялся взахлёб рассказывать о жизни в замке. — Наш барон — сеньор Рево — один из самых могущественных людей всего королевства, не говоря уж о графстве. Видел его замок? Нет? Ох, Энгерранд, сколько там всяких башенок, зал, комнат, подвалов, потайных лестниц... Я так до сих пор боюсь один расхаживать по замку, хоть и живу в нём много лет. А если уж кто окажется в нём в первый раз — непременно заблудится. Двух шагов не успеет ступить — очутится в каком-нибудь закоулке. И хорошо, если догадается остаться на месте — а то ещё забредёт невесть куда и сгинет без следа... Так что, если вдруг придёшь в замок, не отходи от меня ни на шаг — тогда не пропадёшь!

— А господин ваш очень грозен? — подавив улыбку, спросил Энгерранд.

— Не то слово! Увидел бы его — упал бы замертво от страха. Даже когда просто смотрит на тебя — уже сердце в пятки уходит. А как заговорит, можно подумать, будто сам король беседует с тобой.

— Он, кстати, был когда-нибудь при дворе?

— А ты как думаешь? Конечно! Дня не проходит, чтобы господин не вспомнил о встрече с королём Хильдебертом. Бывает, посмотрит на меня и строго скажет: "Служи мне и моему сыну так, как служил бы нашему великому государю!". Я, конечно, голой киваю — от страха-то языком ворочать не могу, — а про себя думаю: "Мне-то, положим, откуда знать, как бы я служил твоему королю? Я же не знатный сеньор...".

— А хочешь им быть?

— Ясное дело — хочу! Только, похоже, не судьба. Вот и приходится служить верой и правдой не барону, а его сыну — господину Фердинанду.

— Так ты — слуга своего молочного брата?

— Ещё чего! — обиделся Жосс. — Говорил же тебе: мы дружим с ним — да так, что тебе, наверное, и не снилось! А слуг у господина Фердинанда и без того достаточно...

Мальчишка умолк, но не надолго.

— А теперь расскажи о себе, — приказал он.

— Что тут рассказывать? — осторожно начал Энгерранд. — Я живу в Зеленодолье...

— Всё ясно! — презрительно хмыкнул Жосс. — Знаю я эту деревеньку! Разве там может случиться что-нибудь интересное? И теперь мне понятно, отчего ты заблудился: должно быть, нечасто удаётся выбраться на прогулку в лес...

Увлекшись беседой, мальчики не заметили, как взошла луна. Беспроглядная мгла сменилась полумраком, на землю легли зловещие чёрные тени.

Вдалеке послышался волчий вой. Жосс задрожал всем телом и пролепетал:

— Это демон ночи!

— Не думаю, — покачал головой Энгерранд. — Самый обычный волк...

Вой раздался снова — гораздо ближе. В нём слышались не тоска и одиночество, а ярость и какое-то злое торжество.

Жосс вскочил на ноги.

— Видишь! Что я говорил? Разве может волк выть так страшно?

— Волки... — машинально поправил его Энгерранд — вой зазвучал теперь со всех сторон.

— Это демоны, — зашептал Жосс, — и они ищут нас. Бабушка рассказывала, как эти твари бродят по ночному лесу, чтобы полакомиться каким-нибудь запоздалым путником. Сколько могучих рыцарей погибло, не сумев спастись!

"Вот ведь суеверный мальчишка, — подумал Энгерранд, который становился всё спокойнее, тогда как приятель его всё сильнее увязал в паутине собственного страха. — Конечно, если на человека нападёт волчья стая, ему останется лишь надеяться на милость богов — и демоны тут ни при чём".

Но вдруг хор волчьих голосов раздался совсем рядом. Был он так ужасен, что всякое спокойствие вмиг оставило Энгерранда: упав на землю, мальчишка зажал уши руками. Зато Жосс с неожиданной решимостью извлёк из кармана крошечный складной нож и порезал им свою ладонь.

Это привело Энгерранда в чувство.

— Ты с ума сошёл! — завопил он.

Жосс схватил с земли палку и обмакнул в собственной крови.

— Только так мы защитимся от демонов.

— Да это же обычные волки! — вне себя от страха и ярости закричал Энгерранд. — Твоя магия не спасёт, а погубит нас!

Мальчишка пропустил эти слова мимо ушей и, упав на колени, принялся с жаром молиться. Энгерранд различил слова "Авир", "Аваллет", "смерть", "демоны", однако ни разу не были упомянуты волки, а именно о спасении от их клыков, как думалось ему, и следовало в первую очередь просить богов.

Когда молитва была окончена, Жосс подбежал к дереву и кончиком палки принялся чертить большой круг, а внутри него — какие-то замысловатые знаки. Кровь продолжала сочиться из раны на руке мальчишки, но тот ничего не замечал.

Вдруг в лунном свете мелькнула серая тень. Повернув голову, Энгерранд увидел громадного волка, глядевшего на свои жертвы горящими глазами. В следующую секунду зверь завыл — так громко и страшно, что на несколько секунд мальчишки впали в оцепенение.

— Рисуй свой круг, — едва ворочая языком, выдавил Энгерранд и толкнул Жосса.

Тот выронил палку и жалобно всхлипнул:

— Я не успею...

Действительно, вслед за первым волком появились другие; словно насмехаясь над беспомощными жертвами, звери не спешили нападать — лишь кружили, приближаясь понемногу, шаг за шагом, к своей добыче. Мальчишки, прижавшись спинами друг к другу, наблюдали за этой волчьей пляской.

Внезапно Энгерранд коснулся плечом острого выступа. Обернулся и увидел ствол бука, из которого торчал обломанный в незапамятные времена толстый сук.

Решение было принято мгновенно: схватив приятеля за руку, мальчишка приказал:

— Живо лезь наверх!

Жосс вскарабкался по стволу с ловкостью белки.

Увидев, что добыча ускользает, стая метнулась к дереву. Но зубы волков лишь лязгнули возле ноги Энгерранда — тот уже успел взобраться наверх.

— Поднимись ещё чуть-чуть, Жосс, — взмолился он, с опаской глядя вниз, на беснующихся зверей.

— Не могу, — откликнулся тот. — Не знаю, как вообще смог залезть так высоко...

Энгерранд вздохнул и вновь посмотрел на волков. К удивлению его, звери успокоились и расселись под деревом.

— Видишь, Жосс, — прошептал мальчишка. — Я же говорил — это всего лишь волки. Если бы ты сразу согласился со мной, мы давно взобрались бы наверх и спокойно сидели бы в ветвях, а не болтались на них, как яблоки.

— Э, нет! — возразил Жосс. — Видишь, какие у них хитрые морды? Разве у обычных зверей бывают такие? Да они просто издеваются над нами!

— Ничего, мы ещё посмеёмся над их глупостью, — решил подбодрить приятеля Энгерранд.

— Надеюсь...

Чем больше времени проходило, тем труднее становилось Энгерранду. Руки и ноги его затекли и начали страшно болеть, пальцы перестали повиноваться.

"А что с Жоссом? — подумалось ему. — Вот ведь болван! Потерял целый кувшин крови из-за своего дурацкого ритуала...".

В ту же секунду раздался жалобный голос:

— Я больше не могу...

— Потерпи ещё немного, — ответил Энгерранд. — Ещё чуть-чуть — и наступит рассвет. Тогда эти твари уберутся отсюда.

Говоря эти слова, Энгерранд чувствовал, что сам в любую минуту может полететь вниз, в разверстые волчьи пасти.

"Хоть бы Жосс оказался прав, — думал он, глядя, как небо на востоке начинает светлеть. — С первыми лучами солнца демоны ночи всегда исчезают — так говорил дядя. Уходят в своё логово... Только бы Жосс угадал!".

Звери оживились, словно поняли, что добыча вот-вот очутится в их зубах. Поднялись с земли и вновь принялись кружить, посматривая иногда вверх.

Наконец Жосс не выдержал: пальцы мальчишки разжались, нога соскользнула с ветки — и он полетел вниз, увлекая за собой приятеля.

"Всё...", — только и подумал Энгерранд, прежде чем потерял сознание...

Когда мальчишка очнулся, первым, что он увидел, были не покрытые пеной волчьи клыки, а лицо Добряка.

— Дядя, — прошептал он. И заплакал.

— Ну, что с тобой? — забормотал Ансельм, прижав племянника к груди. — Всё хорошо закончилось: волки убежали когда мы появились, и ты цел и невредим... Как и твой новый знакомый, — с улыбкой добавил он, бросив взгляд в сторону Жосса, который уже оправился после ночного приключения и теперь во всех подробностях пересказывал его нескольким мужчинам из Зеленодолья, согласившихся поучаствовать в поисках незадачливого путешественника.

К удивлению Ансельма, Энгерранд произнёс:

— Прости меня. Я убежал из дома и, наверное, чуть не довёл тебя до безумия своим поступком. Обещаю: такое больше не повторится!

Ансельм не нашёлся с ответом.

На обратном пути Добряк рассказывал, как ему удалось поспеть на выручку, однако Энгерранд слушал не слишком внимательно. Зато временами на губах его появлялась улыбка, что приводило Ансельма в замешательство.

"Если бы я и Жосс не залезли на дерево, волки съели бы нас... Не приди дядя вовремя, мы всё равно стали бы их добычей... А может, на самом деле прав был Жосс, когда рисовал свой магический круг, и нас спасло лишь наступление утра... Не знаю. Но как ни крути, а главное — не сидеть сложа руки. И тогда всё обязательно получится".

И Энгерранд продолжал улыбаться своим нехитрым мыслям.

Глава 3

Следующее утро Энгерранд встретил, будучи настроен весьма решительно. Во время завтрака он сказал гостям, что на несколько часов оставит их в обществе госпожи Элоизы — нужно решить одно важное дело, которое не терпит отлагательства.

К удивлению молодого человека, друзья его ничуть не огорчились: Жосс к тому времени уже успел найти общий язык с хозяйкой, которая просто млела от восторга, слушая весёлые истории, известные слуге в превеликом множестве, а Фердинанд заявил, что готов прождать хоть месяц, если в конце концов всё же добьётся своего и вытащит приятеля из Лотхарда в столицу.

Поэтому Энгерранд покинул дом, нисколько не сомневаясь: скучать гостям не придётся.

Пройдя несколько безлюдных переулков, молодой человек очутился перед Западными воротами. Там ему встретилось несколько стражников, похожих друг на друга словно близнецы: у каждого — объёмистое брюшко, краснощёкое толстое лицо с длинными обвислыми усами, в руке — грозная пика...

"Настоящие трутни", — мысленно усмехнулся Энгерранд, бросив взгляд на их жёлто-чёрные кафтаны, и отвесил почтительный поклон. Служители порядка едва удержались, чтобы не зевнуть во весь рот, и с безразличным видом отвернулись.

Выйдя за ворота, молодой человек пересёк тяжёлый деревянный мост — у самых стен текла река, которая служила созданным самой природой рвом — и решительно зашагал по пыльному тракту, пока, примерно в миле от города, не свернул на дорогу, мощёную камнем. Дорога эта вела к храму Семи богов — туда-то и держал путь Энгерранд...

За несколько веков до событий, о которых мы ведём речь, Алленор оказался на грани гибели из-за войны, которую затеяли друг с другом служители культа Семибожья. Причиной её, как говорилось в летописях, явилось желание нескольких священнослужителей восстановить чистоту нравов; народ же полагал, что раскол наступил из-за ссоры Верховного жреца с кое-кем из церковных сановников, мечтавших занять его место. Мы не возьмёмся утверждать, кто же на самом деле был прав — уличные мальчишки или убелённые сединами историки, — и заметим лишь, что простыми проповедями (один особо рьяный фанатик заявил даже, что Верховный жрец продался императору демонов) и шествиями дело не ограничилось: в борьбу ввязались несколько могущественных феодалов, всегда готовых свести друг с другом счёты — был бы повод.

И вот, глядя на то, как разгулявшиеся защитники "чистоты нравов" и сторонники Верховного жреца крушат всё на своём пути, оставляют после себя лишь разрушения и смерть, монахи лотхардской обители решили повести войну иным способом: создать такой храм, краше которого никогда не было в Алленоре и который послужил бы символом истинной веры.

Так под Лотхардом появился храм Семи богов. Страсти улеглись, участники тех бурных событий давно упокоились вечным сном, а он всё так же возносил к небесам свои островерхие купола, словно продолжал воевать с храмом Авира — главным святилищем культа Семибожья...

Путь Энгерранду предстоял не столь уж близкий: храм манил, словно мираж в пустыне; казалось, стоит пройти ещё сотню-другую локтей — и ты очутишься под его тяжёлыми сводами, окунёшься в потоки солнечного света, которые льются сквозь цветные стёкла широких окон, играют на драгоценных камнях и позолоте и, конечно, падают на семь огромных статуй, что высятся полукругом у восточной стены и взирают на людей, желающих обратиться с молитвой к Семи богам. Но минута тянется за минутой, а желанная цель остаётся всё такой же далёкой...

Войдя в храм, молодой человек направился прямиком к статуям. Замер перед ними и прижал сложенные вместе ладони к губам, а затем начал вглядываться в лики богов.

Прежде всего он обратил взор на статую длиннобородого старца с печальной, мудрой улыбкой на губах — Авира. Того, кто подарил земле жизнь. Именно по его воле чёрная безмолвная пустыня, без толку кружившая по бескрайней вселенной, покрылась голубыми водами океанов, зелёными лесами и полями, окрасилась пёстрыми коврами цветов...

До самой земли поклонился молодой человек статуе бога жизни, а затем обратил взор на скульптуру высокого мужчины с надменно поджатыми губами, взгляд которого был обращён к небесам. Бог света Алимьер. Разве сохранилась бы на земле едва зародившаяся жизнь, если бы не солнечные лучи, разогнавшие надвинувшийся со всех сторон мрак? Приложив руку к сердцу, молодой человек склонил голову.

Следующей шла статуя курчавого юноши — такого красивого, что невольно захватывало дух. Однако на лице его читалось презрение, а в глубине губ таилась жестокая усмешка.

— Кто станет новой твоей жертвой, Аламор? — прошептал Энгерранд. — Кто пойдёт на преступление ради любви, кто обретёт из-за неё безумие, кто продаст тело и душу тёмным силам? Я чувствую, что ты упросил Авира создать людей лишь ради того, чтобы насмехаться над ними. Ведь так?

Маленькое облачко на миг скрыло солнце, и лицо бога погрузилось в полумрак. А когда в храм вновь ворвались потоки света, Аламор продолжал всё так же насмешливо глядеть на человека, который осмелился разговаривать с ним на равных.

По обеим сторонам от бога любви возвышались ещё двое: Адукир, бог мудрости, покровитель знаний и науки, и Атидаль, могучий повелитель ветров, чья статуя была выполнена необычайно искусно — казалось, будто он не стоит на холодном мраморном полу, а безумным вихрем мчится среди своих небесных владений.

А вот на следующего бога — главу небесного воинства Аваллета — молодой человек взглянул весьма непочтительно: в последнее время в мире развелось столько нечисти, что невольно возникала мысль, не пренебрегает ли небесный военачальник своими обязанностями.

Оставалась последняя статуя. Подойдя к ней, Энгерранд не стал ни молиться, ни сгибать спину в поклоне, а просто принялся, точно заворожённый, смотреть в лицо божества. Острый орлиный нос, суровая складка меж бровей, тонкие плотно сжатые губы... Таким, подумалось молодому человеку, и должен быть Аллонет — бог правосудия, при одной мысли о котором грешникам следовало падать на колени и молить о прощении. Ведь с этим небесным прокурором предстояло встретиться после смерти каждому: могущественному купцу и жалкому нищему, ленивому феодалу и трудолюбивому крестьянину, скромному монаху и Верховному жрецу. И даже самому королю.

Именно Аллонета считал своим покровителем Энгерранд, перед его статуей мог проводить долгие часы в полном безмолвии.

— Аллонет и сам всё прочтёт в моей душе, — так объяснял молодой человек своё молчание. — Никакие слова ему не нужны.

Впрочем, была в этом некоторая доля лукавства: Энгерранду доводилось слышать от людей весьма осведомлённых, что бог правосудия страшно гневается, почувствовав ложь или даже неискренность в словах человека, который обратился к нему с молитвой. И уж тогда обманщику придётся туго. Потому-то статуя Аллонета в любом из храмов королевства чаще всего стояла в гордом одиночестве, алленорцы же предпочитали просить помощи и совета у других богов — более сговорчивых...

Энгерранд не смог бы сказать, сколько времени провёл в храме, прежде чем за спиной его послышались тихие шаги. Обернувшись, молодой человек увидел седовласого мужчину в скромном сером одеянии, при взгляде на которого никто даже не предположил бы, что встретился с самим отцом Эльмерием, старшим жрецом храма Семи богов. Именно он проводил все богослужения, у него просили помощи и совета самые влиятельные люди Лотхарда.

Молодой человек низко поклонился жрецу:

— Доброго утра вам, мессер Эльмерий...

— Утра? — усмехнулся тот. — Признаюсь, я был изумлён твоим благочестием: беседуя с богами, ты не заметил, что солнце уже начинает клониться к западу.

— У меня были на то причины.

— Не сомневаюсь — потому и не отрывал тебя от разговора с высшими силами.

— И зря. На самом деле я хотел спросить совета у вас.

— Вот как? Что ж, всегда готов помочь. Пройдём в Комнату мрака — там ничто не помешает нашей беседе.

Комната, куда повёл Энгерранда жрец, представляла собой небольшое круглое помещение, где можно было исповедаться. В нём постоянно царила мгла — но лишь до тех пор, пока человек говорил правду. Стоило хоть немного солгать — и комната тотчас озарялась загадочным мерцающим светом, который становился всё ярче, если человек продолжал врать. Впрочем, ходили слухи, что подобное случалось весьма редко — а если даже и случалось, мрак вновь возвращался, едва под сводами храма раздавался перезвон серебряных монет.

На этот раз, однако, отец Эльмерий не стал испытывать честность Энгерранда. Он зажёг несколько свечей, уселся на стул с высокой спинкой, точно на трон, и сказал:

— О чём ты хотел поговорить?

— Я намерен покинуть Лотхард, — твёрдо произнёс молодой человек.

Жрец едва сдержал горестный вздох.

— Почему?

— Вы же знаете, отец: я не люблю задерживаться на одном и том же месте надолго. Похоже, пришло время сменить Лотхард на другой город.

— Будь комната погружена во мрак, — усмехнулся Эльмерий, — сейчас в ней зажёгся бы такой свет, что его увидали бы на другом конце королевства.

— Возможно...

Жрец испытующе посмотрел на собеседника:

— Зачем тебе это? Лортхрадцы любят тебя и благословляют — и не только из-за победы над демоном. Ты помог справиться с армией воров и убийц — а они для честных торговцев куда страшнее тёмных сил.

— Мне ли не знать, какова любовь горожан? — возразил молодой человек. — Не в первый раз мне рукоплещут и объявляют героем. Но вспомните, разве не боготворили лотхардцы градоночалаьника, которого затем чуть не разорвали на части? Вот она — любовь толпы. И уверен, если я не уеду сам, то вскоре вынужден буду бежать отсюда, вздымая тучи пыли, словно рыцарь с поля боя.

— Странные вещи ты говоришь — но спорить я не стану. Скажи лучше, что ещё побуждает тебя уехать.

— Друзья.

— Ты говорил, у тебя их нет.

— В Лотхарде — и в самом деле никого, зато в столице живут двое маль... — Энгерранд улыбнулся, — ...двое молодых людей, с которыми я был дружен в детстве...

— Они приехали сюда?

— Да. И я чувствую, что с годами наша дружба стала только сильнее.

— Уверен, они хотят пригласить тебя на свадьбу принца Ланделинда и Аньелы Хеллинорской...

— Как?! — вскричал молодой человек. — С дочерью герцога Гарланда? Да это же безумие! Столько веков Хеллинор принадлежал нашему королевству! Столько лет сражался за независимость, пока, наконец, не добился своего! И король полагает, будто герцог согласился на этот брак из дружеских чувств?

— Именно дружбой объясняет государь Хильдеберт своё решение.

— Нет... — покачал головой Энгерранд. — Здесь таится какая-то хитрость...

Молодой человек начал метаться по комнате, словно тигр по клетке. Его так и подмывало пнуть низенькую скамейку, на которую обычно становились желающие исповедаться, и лишь святость места и уважение к жрецу не дали свершиться этому преступлению.

Вдруг Энгерранд криво усмехнулся:

— А вы не хитрите? Откуда вам известно имя невесты? Может, всё это — лишь уловка, чтобы заставить меня переменить решение?

— Я говорю правду, — ответил жрец. — Король и герцог давно обо всём договорились, но Хильдеберт решил объявить о свадьбе лишь накануне Праздника весны.

— Конечно, удачная мысль! — нервно расхохотался Энгерранд. — По улицам городов бродят люди, разгорячённые празднествами, уставшие от увеселений — и тут на площадях появляются глашатаи, которые торжественно объявляют имя будущей супруги престолонаследника. Народ ликует: благо, ему уже давно плевать и на принца, и на невесту, и на самого короля — только бы торжества продолжались!

Помолчав немного, он тихо сказал:

— Теперь я сам не знаю, чего хочу... Быть может, и впрямь стоит испросить совета у богов?

— Мне казалось, ты полагаешься на свой разум, а не на высшие силы! — не сдержал удивлённого возгласа Эльмерий.

— Сейчас иной случай.

— И что ты намерен сделать?

— Потушить в комнате свечи и исповедаться вам. Если я солгу, комната тотчас осветится...

— Не надо так шутить! — затряс руками жрец. — Боги не любят подобных игр. Неужели ты думаешь, что, солгав во время исповеди, человек останется безнаказанным?

— А если он не знал, что говорил: правду или ложь? И тогда его постигнет кара Семи богов?

— Тогда ему лучше не входить в Комнату мрака.

Энгерранд поджал губы.

— Что ж, — промолвил он после некоторого молчания, — теперь мне и впрямь придётся уехать — ведь даже вы, человек, которому я всецело доверял, отказались мне помочь.

И он быстро вышел.

Жрец проводил молодого человека печальным взглядом. Затем опустил голову и задумался о чём-то. Прошло немало минут, прежде чем он встал со стула, потушил свечи и покинул комнату, не забыв при этом запереть дверь на ключ.

Некоторое время всё было тихо. Но вдруг на мгновение вспыхнул алый свет — и в помещении появился Энгерранд. Пробравшись к скамеечке, он опустился на колени и прошептал:

— Я хочу остаться в Лотхарде.

Затаив дыхание, стал ждать, однако ничего не случилось — в комнате по-прежнему царил мрак.

— Я желаю уехать в Везерхард.

И теперь ни один луч света не разорвал кромешной тьмы.

— Благодарю за мудрый совет, боги, — усмехнулся молодой человек. — Похоже, мне нужно самому принять решение... Что ж, постараюсь сделать верный выбор.

Вновь вспыхнул алый огонёк — и комната опустела.

Глава 4

Называя "безумным" выбор государя Хильдеберта, Энгерранд ничуть не преувеличивал. Причин говорить так у молодого человека имелось предостаточно, и война за независимость, которую когда-то вёл Хеллинор, была далеко не самой важной из них. В сущности, жители герцогства были вполне довольны тем, как правили ими короли Алленора — до тех пор, пока в привычный ход вещей не вмешалась религия.

Началось всё, когда герцог Фальк, которого придворные летописцы нарекли Благословенным, повстречал на охоте странного юношу, одетого в чёрно-белую рясу из грубого сукна, и, повинуясь внезапному порыву, решил заговорить с незнакомцем. Мудрые речи незнакомца так изумили Фалька, что он пожелал продолжить беседу в своём замке.

Последующий разговор герцога и его гостя оказался поистине судьбоносным. Юноша поведал, что на самом деле миром правят не Семь богов, а существа куда более могущественные, которых люди называют демонами. Фальк рассмеялся и сказал, что не верит в это.

Тогда незнакомец воздел руки над головой — и зала погрузилась в полумрак. Скинув с себя рясу, молодой человек предстал перед оцепеневшими от страха герцогом и его свитой в длинной чёрной мантии. Шепнул несколько слов — и от кожи его стало исходить таинственное свечение.

— Кто ты? — дрожащим голосом спросил Фальк.

— Ваш бог.

Герцог упал на колени и склонил голову до самой земли.

— Как мне называть тебя?

Вместо ответа незнакомец взмахнул рукой. Яркий свет заставил зрителей зажмуриться; когда же они вновь открыли глаза, юноши в зале не было.

— Луциан! — воскликнул герцог — и все, опустившись на колени и коснувшись лбом холодных плит, повторили вслед за ним это имя.

С тех пор в герцога словно вселился демон.

Сначала Фальк приказал изготовить статую Луциана и установить перед дворцом. Скульптор, не сумевший справиться вовремя с этим заданием, после жестоких пыток был казнён. Затем, напрочь позабыв о делах герцогства, взялся писать какую-то таинственную книгу. Поговаривали, что помогает ему сам Луциан.

Неизвестно, было ли это правдой, но когда герцог покинул наконец комнату, где много дней провёл в одиночестве, и появился перед своими подданными, вид его был ужасен: растрёпанные волосы, изорванный в клочья грязный плащ и огонь безумия в глазах. В руках Фальк держал громадный фолиант.

— Вот она — свящённая книга нашей религии! — хрипло прокричал он.

Толпа торжествующе заревела. Какой-то жрец попробовал образумить разгорячённых людей и воскликнул, что герцог пал жертвой тёмных сил.

— Убить его! — с искажённым от гнева лицом приказал Фальк. — Убить каждого, кто верен Семи богам!..

Последующие несколько дней превратились в кровавый кошмар. Больше всего досталось жрецам: их страшно истязали, заставляя признать богом Луциана. И многие, не выдержав мучений, отрекались от своей веры.

А что король? Всецело отдавшись придворным увеселениям, нисколько не заботясь о том, что творится на севере королевства, он узнал о случившемся, когда всё было кончено — от нескольких несчастных, которым удалось вовремя покинуть земли герцогства. Ярость монарха была столь велика, что он приказал безжалостно расправиться со всеми врагами истинной веры, утопить Хеллинор в крови. Не все были согласны с таким решением, однако никто — даже Верховный жрец — не осмелился возразить королю.

Так началась война, которая затянулась на несколько десятилетий. И в конце концов, как видят читатели, герцогству удалось одержать верх, обрести независимость; хеллинорцы окончательно забыли прежнюю веру и теперь поклонялись богу Луциану и другим богам, чьи имена были записаны в книге Фалька...

Энгерранд изрядно помучился, прежде чем поборол желание поделиться с друзьями тайной, которую смело можно было назвать государственной. Впрочем, молчал молодой человек не только из страха: ему было необычайно интересно посмотреть, удастся или нет замысел короля.

Жосс и Фердинанд, конечно, сразу заметили, что друг их стал молчалив и задумчив, однако отгадать истинную причину этого не сумели: предположили, что он никак не может решить, покидать Лотхард или нет. И они также постарались поменьше говорить, чтобы неосторожным словом не испортить всё дело.

Поначалу молчание гостей огорчило госпожу Элоизу, успевшую уже привыкнуть к их весёлой болтовне, однако вскоре почтенная женщина перестала обращать на это внимание: она с головой погрузилась в приготовления к Празднику весны, который, как она слышала, должен был пройти с необычайной пышностью — так, во всяком случае, судачили кумушки на рынке.

По преданию, когда-то ещё совсем юную землю окутал мрак, ниспосланный демоном тьмы Эсмереем. Лёд сковал реки, жестокий холод до самой сердцевины пронзил молоденькие деревца. Земля застыла в мёртвом безмолвии, словно жизнь на неё погибла, едва зародившись.

И тогда появился бог солнца Алимьер. Своими жаркими прикосновениями он вновь пробудил ото сна всё живое, бог же ветра Атидаль разогнал тучи. В мгновение ока на земле раскинулся ковёр из душистых трав, запестрел тысячами цветов; деревья стремительно потянулись ввысь, к солнцу, спасшему их от гибели. Так впервые наступила весна.

Поэтому жители Алленора в день праздника первым делом собирались возле храмов, где подносили громадные букеты цветов идолам Алимьера и Атидаля, а жрецам — богатые подарки. Понятное дело, именно священнослужители ждали Праздника весны с наибольшим нетерпением.

Многие лотхардцы втихомолку проклинали эти обычаи, ведь в храме Семи богов стояли статуи и Атидаля, и Алимьера — а значит, и число даров было вдвое больше. И лишь благодаря хитрости Городского совета, который перед Праздником весны всеми силами пытался понизить стоимость товаров (а некоторые — и вовсе раздать за бесценок), такие люди присоединялись к дружному крику толпы:

— Слава градоначальнику! Слава Городскому совету!

В иные дни куда чаще раздавались вопли:

— Долой!

Чтобы охладить самые горячие головы и заткнуть их обладателям глотки — ведь в праздник должно быть всеобщее единение, не так ли? — правители Лотхарда не скупились на вина, кушанья и увеселения. И едва первые солнечные лучи возвестили наступление долгожданного дня, улицы заполнились людьми, которые принялись кричать, горланить песни, танцевать — словом, подняли шум, который и мёртвого поднял бы с его ложа.

Все людские потоки стекались к двум, во-первых, к площади перед зданием Городского совета, и, во-вторых, к старинному замку, который служил королевской крепостью в те стародавние времена, когда Лотхард был не громадным торговым городом, а крошечной деревенькой. Тогда под стенами замка проходил великолепный рыцарский турнир, посвящённый Празднику весны, но с тех пор многое переменилось. Могучие витязи превратились в изнеженных придворных — и сейчас во всём Алленоре не набралось бы и дюжины героев, готовых преломить копья во славу Семи богов. На ровной площадке, служившей некогда ристалищем, теперь устанавливали помост, где актёры, нанятые Городским советом, разыгрывали всевозможные сценки: чаще всего о победе над каким-нибудь страшным драконом или о спасении принцессы. Кровь лилась рекой — пусть и не настоящая, — скрещивались деревянные мечи, ломались копья — и зрители не скучали по рыцарским поединкам.

На площади перед Городским дворцом — так прозвали в народе великолепное здание, где заседали правители Лотхарда, — тоже были воздвигнуты помост и ложа для почётных гостей, среди которых нашлось место и Энгерранду — сам глава Совета, господин Маджинард, пригласил его прийти в три часа пополудни и полюбоваться на прекрасную мистерию, придуманную лучшими стихотворцами Алленора и получившую одобрение короля Хильдеберта.

И надо сказать, молодой человек попал в весьма затруднительное положение: он не мог не взять на праздник своих друзей, однако даже Семь богов не сумели бы предугадать, как отнесутся к появлению незваных гостей правители города. А восседать в ложе в час, когда приятели будут задыхаться среди разгорячённой толпы, Энгерранду не позволяла совесть.

В конце концов молодой человек решил поговорить с господином Маджинардом и ранним утром явился в Городской дворец.

— Приветствую вас, метр Энгерранд! — едва разглядев, кто к нему пожаловал, поднялся с изящно выполненного стула чёрного дерева глава Совета. — Приветствую — и в очередной раз склоняю свою голову, убелённую сединами: без вашей помощи лотхардцы не веселились бы сейчас так беззаботно.

— Благодарю, господин Маджинард, — ответил молодой человек.

— Полагаю, вы явились сюда неспроста, — сощурился мужчина.

— Вы правы. У меня есть просьба.

— Говорите. Ваше желание — закон для любого жителя Лотхарда. И даже для меня...

Подавив вздох, Энгерранд произнёс со всей возможной решимостью:

— Я прошу вас разрешить двум моим друзьям во время сегодняшних торжеств сидеть в почётной ложе рядом со мной.

Глава Совета нахмурил седые брови:

— Это может привести к ссоре. Без споров не обходится ни один праздник — каждый сеньор желает занять самое почётное место, которое, как ему кажется, заслуживает лишь он один.

— Поэтому, — ответил молодой человек, — я и хочу отказаться от чести сидеть подле вас — такому скромному человеку, как я, вполне подойдёт место в последнем ряду.

— Вы вновь поразили меня, метр Энгерранд, — улыбнулся Маджинард. — Горожане перегрызли бы друг другу глотки за честь, от которой вы желаете отказаться... Возможно, на кого-нибудь другого я и затаил бы обиду — но только не на вас. Поступайте, как посчитаете нужным...

Когда Жосс и Фердинанд узнали об этом решении главы Совета, восторгу их не было предела. С огромным трудом приятели дождались полудня. Рево недоумевал, к чему выходить из дому так рано, но всё стало ясно, когда молодые люди очутились на улице: даже в Везерхарде редко можно было увидеть такое столпотворение.

Места в ложе друзья успели занять в последний миг, когда актёры уже готовились взойти на помост. Господин Маджинард укоризненно покачал головой, Энгерранд виновато опустил взор.

Но тут зазвучала музыка; печально запел хор мальчишек в расшитых серебром кафтанчиках. Представление началось...

Глава 5

Мистерия, которую в последующие несколько часов предстояло лицезреть лотхардцам, была весьма любопытной. Называлась она "Путешествие Хильперика" и повествовала о том, как легендарный герой Хильперик Отважный отправился искать таинственный артефакт, дававший своему обладателю власть над демонами. При этом самому витязю такая идея никогда не пришла бы в голову, не явись к нему во сне демон обмана и коварства Эстарот, принявший облик бога солнца Алимьера. Разумеется, ослушаться приказания свыше герой не решился — и, ни о чём не догадываясь, с радостью двинулся в путь.

Когда Хильперик добрался наконец до вожделенной цели, перед ним возник сам император демонов Эстельфер и стал требовать добычу себе. Хильперик попробовал подчинить того своей воле — ведь теперь в руках у героя было оружие, с чьей помощью возможно было одолеть тёмные силы, — но тут выяснилось, что он не знает, как пользоваться артефактом.

Тогда герой взмолился богам, чтобы те дали совет. И ответ их оказался весьма неожиданным: Хильперику следовало лишить себя жизни.

Без раздумий витязь пронзил мечом свою грудь; кровь густым потоком хлынула из раны, несколько горячих капель упали на артефакт. Коснувшись его, император демонов вмиг оказался охвачен пламенем. Прошла минута — и Эстельфер обратился в дым, который вскоре развеяли могучие порывы ветра...

Возможно, придумай этот спектакль какие-нибудь уличные актёры, зрителям не пришлось бы скучать. Но, к несчастью, стихи вышли из-под пера придворных поэтов, да ещё и под чутким руководством самого Верховного жреца, поэтому горожане чуть не уснули от скуки, слушая бесконечные витиеватые речи и заунывные песни. Если они и следили за мистерией, то лишь из желания узнать, кто будет играть императора демонов и в окажется ли тот сожжён на самом деле.

Однако время тянулось мучительно медленно, желанный демон не появлялся -, и тяжёлые вздохи и громкие зевки раздавались всё чаще. Даже господин Маджинард несколько раз осторожно прикрыл рот рукой.

— Нужно бы высечь человека, придумавшего сие действо, — шепнул он одному из своих соседей. Тот одобрительно кивнул.

Пожалуй, единственным, кто следил за представлением не без любопытства, был Энгерранд. Впрочем, презрительная улыбка на его губах говорила об одном: если молодой человек и слушал речи актёров, то лишь затем, чтобы посмеяться над очередной глупостью, сказанной ими. Друзья же его давно перестали обращать внимание на происходящее на помосте и, едва сдерживая смех, украдкой разглядывали обитателей ложи для почётных гостей.

Веселье это несложно было понять: мало кто удержался бы от смеха, увидев, как важно, словно жирные куры в курятнике, восседают на своих местах члены Городского совета, как презрительно посматривают они на толпу и заискивающе — на господина Маджинарда.

Впрочем, не только глава Городского совета — а в скором будущем, как поговаривали, и новый градоначальник — был объектом всеобщего преклонения. По правую руку его сидел высокий румяный мужчина лет сорока, с длинными чёрными волосами и воинственно торчащими усами. Костюм его был столь пышным (мода на такие прошла полвека назад), что наши приятели не сумели сдержать усмешек.

— Кто это? — указав на незнакомца, шепнул Жосс.

Энгерранд передёрнул плечами:

— Граф.

— Что?! Этот разряженный господин — граф?..

Энгерранд предостерегающе приложил палец к губам. Жосс умолк, однако слова его были услышаны: некий юноша, сидевший на ряд впереди, резко обернулся и смерил приятелей дерзким взглядом. Слуга недовольно надул губы, и Фердинанду, куда лучше владевшему собой, пришлось изо всех сил ткнуть его в бок, чтобы привести в чувство.

Но к несчастью, Рево не мог успокоить тем же способом и незнакомца — тот продолжал время от времени посматривать на молодых людей.

— Не обращайте внимания, — тихо процедил сквозь зубы Энгерранд. — Человек этот хочет подраться с кем-нибудь — не стоит давать ему повод для ссоры.

В мыслях же он взмолился, чтобы проклятая мистерия побыстрее закончилась.

Просьба его оказалась услышана: через несколько минут актёры, под гром рукоплесканий, заглушивший вздохи облегчения, поклонились зрителям. Но едва они покинули помост, со своего места поднялся господин Маджинард и, воздев над головой руку, призвал всех к молчанию. Шум стих.

— Друзья, — сказал глава Городского совета. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы встретить самый чистый и светлый праздник... Вспомнить о дне, когда силы тьмы отступили, испугавшись могущества Семи богов. Сегодня нужно забыть старые ссоры и обиды и просто возрадоваться, что все мы ходим по этой земле. Так считает и наш великий государь Хильдеберт... — На мгновение Маджинард умолк, а затем продолжил, с каждым новым словом всё больше возвышая голос: — Вскоре должна состояться свадьба наследника престола — событие, от которого зависят судьбы всех жителей Алленора: наступит ли время всеобщего благоденствия или королевство вновь утонет в крови. Государь жаждет первого, и потому он решил позабыть давние распри, примирился с герцогом Хеллинорским и в знак дружбы решил женить своего старшего сына на принцессе Аньеле — старшей дочери герцога Фалька.

Энгерранд затаив дыхание наблюдал, как меняются лица горожан. Сначала на них было написано безразличие, затем оно сменилось недоумением, а после — гневом. Однако никто не осмелился выразить своё недовольство вслух.

Вдруг среди толпы раздались чьи-то жидкие хлопки — это несколько нищих решили отработать полученные от Маджинарда несколько серебряных монет.

Едва это случилось, глава Городского совета воскликнул:

— Слава королю Хильдеберту!

Десятка два-три человек подхватили этот крик.

— Слава! — вновь завопил господин Маджинард.

Могучий рёв толпы сотряс стены Городского дворца и устремился ввысь.

— Что за безумие? — стараясь перекричать толпу, спросил Жосс у Энгерранда. — Почему все так радуются? Разве можно заключать брачный союз с еретичкой?

В тот же миг дерзкий незнакомец, о котором молодые люди успели уже позабыть, повернулся и пронзительным голосом произнёс:

— С каких пор слуги вмешиваются в дела королей?

Жосс побледнел.

— Я не слуга! — воскликнул он.

— Кто же тогда?

В разговор вмешался Фердинанд:

— Это мой оруженосец.

— Оруженосец? — хмыкнул юноша. — Где же ваше оружие?

Рево схватился за пояс — и громко выругался, вспомнив, что по просьбе Энгерранда оставил оружие дома. Противник его любовно погладил рукоять длинной шпаги.

— Прекратите! — грозно сдвинул брови Энгерранд. — Здесь собрались все члены Городского совета — а вы хотите затеять драку, словно на рынке!

— Плевать мне на ваших толстобрюхих горожан! Я не какой-нибудь трусливый торгаш, а барон Эльмер да Фур. И единственный мой повелитель — граф Артландский!

— Ну а я — барон Фердинанд да Рево! — запальчиво воскликнул Фердинанд. — Не знаю, слышали моё имя в вашем захолустье или нет, но в столице он пользуется немалой известностью — можете поверить!

— Так вскоре о нём забудут навеки! — выхватил шпагу из ножен Эльмер.

— Что это значит? — вскинул брови Рево. — Вы нападёте на безоружного противника?

— А ты как хотел? — положив руку на плечо друга, усмехнулся Энгерранд. Взор его быстро скользнул по сторонам. — Сам виноват.

— Что?! — только и выдавил Фердинанд.

— Думать нужно было, прежде чем ввязываться в перебранку, — ответил молодой человек и... изо всех сил толкнул Фура в живот.

Удар оказался таким внезапным и сильным, что Эльмер, не удержавшись на ногах, рухнул на спины людей, которые стояли перед ним. Раздались яростные крики, которые привлекли внимание господина Маджинарда и его свиты. Толпа загудела, обрадованная новым представлением.

Вскочив на ноги, барон повернулся к своим врагам — и отшатнулся: перед самым носом его сверкнуло острие пики, которую Энгерранд выхватил у одного из стражников, высунувшегося из раскрытых окон Городского дворца.

— Ах, так?! — прохрипел Фур. — Друзья, взгляните сюда! Какой-то простолюдин угрожает мне! Это оскорбление рыцарства!

Через мгновение рядом с Эльмером возникли несколько молодых людей с лицами, красными от гнева.

— Успокойтесь, — пожал плечами Энгерранд. — Иначе кто-нибудь из вас лишится жизни по собственной глупости.

Пропустив предупреждение мимо ушей, Фур зарычал и бросился вперёд, однако тотчас рухнул под ноги своих соратников, получив удар древком в висок. Молодые люди попятились. Взгляды их не сулили Энгерранду ничего хорошего.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, не раздайся возмущённый голос господина Маджинарда:

— Прекратите немедленно! Как вы смеете затевать ссору в такой день?

За спиной главы Городского совета возвышался мужчина, которого Энгерранд назвал "графом". Багровое лицо его было перекошено от гнева.

— Кто ранил человека из моей свиты? — наклонив голову, точно бык, прорычал он.

— Я, — поклонился Энгерранд.

— Ты заплатишь за своё преступление!

— Не раньше чем наказание постигнет барона Эльмера, — возразил молодой человек. — Он, а не я, всеми силами искал повод для драки...

Ко всеобщему удивлению, господин Маджинард при этих словах возмущённо затряс руками:

— Хватит! Замолчи, Энгерранд, и не говори глупостей. Я полагал тебя благоразумным, но, похоже, жестоко ошибся.

— Выходит, вы считаете меня виновным в ссоре?..

— Заткнись, — перебил молодого человека граф. — Как смеешь ты беседовать на равных с людьми, перед которыми должен ползать на коленях?

Тут не выдержал уже Фердинанд. Вплотную подойдя к мужчине, он угрожающе произнёс:

— Думаю, вы возьмёте свои слова обратно...

— Ещё чего!

— ...поскольку, во-первых, можете безнаказанно оскорблять лишь своих вассалов, а метр Энгерранд не принадлежит к этим несчастным...

— Плевать мне на это!

— ...и, во-вторых, никому не позволено вести себя столь грубо с человеком, получившим из рук самого государя орден Звезды.

Фердинанд откинул плащ — и на груди его засиял медальон, усыпанный драгоценными камнями. Глава Городского совета крякнул, граф подозрительно посмотрел на молодого человека, остальные же зрители в изумлении разинули рты. Все невольно отступили на несколько шагов.

Жосс, глядя на потрясённые и испуганные лица, едва сдерживал хохот: слуга прекрасно знал, что столь высокая награда досталась Фердинанду из рук не короля, а отца — ну а как орден очутился у старого барона да Рево, не сумел бы сказать никто.

— Кажется, мы немного поспешили с выводами, — пробормотал господин Маджинард.

Граф презрительно скривился, однако после некоторых раздумий кивнул:

— Возможно... Барон да Фур — очень горячий юноша, готовый кинуться в драку из-за любого пустяка.

— Но мы обязательно разберёмся в этом деле.

— Несомненно, — ответил мужчина. — И непременно накажем виновных.

Энгерранд понимающе улыбнулся.

— Мы можем идти? — спросил он.

— Да, идите, — закивал господин Маджинард.

Вздохнув, Энгерранд начал спускаться вниз. Приятели не отставали от него ни на шаг.

— Так значит, всё будет решено по справедливости? — не спуская глаз с молодых людей, прошептал граф.

— Конечно, — криво усмехнулся глава Городского совета. — Даю вам слово, сеньор Готфрид.

Глава 6

Энгерранд откинул крышку сундука и принялся вытаскивать из него вещи; одни он отбрасывал в сторону, другие бережно складывал в дорожный мешок.

— Что ты делаешь? — спросил подошедший к нему Фердинанд.

— Собираюсь в дорогу.

— Зачем?

— Вскоре к нам наведаются гости в чёрно-жёлтых кафтанах, а сопровождать их будут молодцы, которые так рьяно встали на защиту Фура.

— Но ведь глава Совета обещал выяснить, кто настоящий зачинщик драки, — вмешался в беседу Жосс. — Он кажется мне честным человеком...

— Когда-то господин Маджинард и был таким — но кто устоит перед жаждой власти и наживы? Да и не считаться с графом он не может.

— А я думал, Лотхард — вольный город, — разочарованно протянул слуга.

— На словах — да. Однако он находится на землях графства Артланд, поэтому горожанам придётся несладко, если сеньор Готфрид пожелает перекрыть все торговые пути.

— Зачем ему это? Неужели граф собственноручно лишит себя доходов?

— Нет, он ничего не потеряет, — усмехнулся Энгерранд. — Скорее, напротив: будет безмерно счастлив, если купцы перестанут посещать Лотхард.

— Да, ты прав, — кивнул Фердинанд. — Я слышал, что граф Артландский последние несколько лет тщетно добивается от короля прав на проведение ярмарки — а получи сеньор Готфрид такую возможность, на голову его полился бы золотой дождь. И тогда он сделал бы всё возможное, только бы переманить к себе торговцев, ведущих дела с Лотхардом.

— Значит, лотхардцам и впрямь не стоит ссориться с графом, — пробормотал Жосс. — На их месте я трясся бы от страха за своё богатство...

— Горожане так и делают, — сказал Энгерранд. — Впрочем, боятся они не только сеньора Готфрида, но и местных барончиков, с одним из которых, Эльмером да Фур, вы имели честь познакомиться сегодня днём... О, об этом юноше, которому нет ещё двадцати лет, ходят такие легенды, что волосы встают дыбом!

— Мне он показался безумным! — выпалил слуга.

— И многие другие бароны ничем от него не отличаются.

Знакомя приятелей с особенностями жизни в графстве Артланд, молодой человек продолжал невозмутимо собирать вещи. Когда дело это было завершено, оказалось, что мешок едва заполнился наполовину.

— Скромно живёшь, — улыбнулся Рево.

Энгерранд пожал плечами:

— Приходится. Ты же видишь, как часто я перебираюсь с одного места на другое.

Энгерранд взял короткую шпагу, не шедшую ни в какое сравнение с тяжёлым боевым оружием — те шпаги в умелых руках могли бы расколоть надвое самый прочный шлем, Энгерранд же своим клинком оставил бы на доспехах лишь царапину.

— О боги! — вскричал Жосс. — И это, по-твоему, оружие?!

— Мне ведь не нужно рубиться с закованными в латы рыцарями, — возразил Энгерранд. Потрогав лезвие пальцем, грозно нахмурил брови и несколько раз взмахнул шпагой. Сталь сверкнула в солнечных лучах.

— Не страшно, — покачал головой слуга.

— Не беда. Я надеюсь, что сражаться нам всё же не придётся...

Последние слова заглушил громкий шум, донёсшийся с улицы. Фердинанд, подойдя к окну, громко выругался.

— Там стражники, — сообщил он. — Человек тридцать, не меньше. И дюжина приятелей Фура вместе с ними.

— Да и сам он собственной персоной, — подхватил Жосс.

В ту же секунду раздался голос Эльмера, звенящий от злости:

— Эй, вы! Выходите из дома!

Фердинанд высунул голову в окно, чтобы ответить грубостью на грубость, однако Энгерранд изо всех сил дёрнул его за руку. И вовремя: через мгновение в комнату влетела стрела, которая, едва не задев Рево, вонзилась в стену.

— Весёлые дела, — прошептал Энгерранд. — Похоже, с нами решили не церемониться... — Подумав немного, он добавил: — Хорошо, что здесь нет госпожи Элоизы...

— Где она, кстати? — спросил Фердинанд.

— Говорила, будто собирается посмотреть на спектакль у старого замка — там должны были кромсать очередного злосчастного "дракона", — охотно сообщил Жосс.

— Что ж, будем надеяться, что представление затянется надолго, — заключил Рево.

Стрелы между тем продолжали с завидным постоянством влетать в отрытое окно.

— Давайте, — кусая губы, обратился Энгерранд к врагам, словно те могли его слышать, — тратьте попусту время. А я приготовлю для вас кое-что необычное...

Молодой человек достал из мешка небольшую шкатулку. Открыв её, извлёк крошечный флакончик, в котором золотился какой-то порошок. Поднёс склянку к глазам и с минуту внимательно разглядывал, а затем, удовлетворённо кивнув, спрятал таинственное зелье в карман и с улыбкой произнёс:

— А сейчас мы пойдём сдаваться на милость победителей.

— Что?! — в один голос вскричали Фердинанд и Жосс.

— Не хотите — оставайтесь здесь. Я отправлюсь один.

С этими словами молодой человек двинулся прочь из комнаты. Друзья последовали за ним, обмениваясь иногда недоумёнными взглядами. При этом слуга обнажил кинжал, а Рево — шпагу.

Остановившись у дверей, Энгерранд прислушался, однако с улице не доносилось ни звука — там воцарилась подозрительная тишина. Тогда он повернул ключ в замочной скважине и... едва не был сбит с ног двумя стражниками, ворвавшимися в дом. Через несколько мгновений незадачливые служители закона оказались повалены на пол.

Поспешно достав из мешка верёвку, молодой человек связал пленникам руки и усмехнулся:

— Хо-хо! Теперь у нас есть заложники. Отлично!

— Отпустите нас, мальчишки! — прохрипел один из стражников.

— Замолчи — если, конечно, тебе дорога жизнь.

— Негодяй... Что ты собираешься сделать с нами?

— Если продолжишь кричать и сыпать оскорблениями, подставлю под стрелы ваших же приятелей — и всё! — пожал плечами Энгерранд.

— Не надо, — изменившимся голосом произнёс стражник.

— Мы ведь просто выполняем приказ Городского совета, — подхватил его товарищ.

— Приказ убить нас?

— Нет, арестовать...

— Тогда почему в нас стреляют?

— Это всё — люди графа!

— Стало быть, если верить тебе, стражники тут ни при чём? Почему бы тогда вам и вашим товарищам не уйти прочь? Если нас убьют, тем самым будет нарушен приказ господина Маджинарда.

Дверь сотряслась от мощного удара.

— Право, я не знаю, что делать, — вздохнул молодой человек. — Попробую выпустить вас — в тот же миг сюда ворвётся весь отряд. Выставлю в окно для переговоров — люди графа, не разобравшись, в чём дело, пустят дюжину-другую стрел — и заложников у меня больше не будет. Что и говорить, тяжёлый выбор... Хм, никогда бы не подумал, что в доме госпожи Элоизы такие прочные двери!

Последнее восклицание было вызвано тем, что удары становились всё мощнее, однако дверь не уступала бешеному натиску стражников. Впрочем, молодой человек прекрасно понимал: долго так продолжаться не может.

— Лошади во дворе? — спросил он друзей.

— Да.

— Превосходно!

Достав флакон, Энгерранд высыпал на ладонь немного порошка. В следующее мгновение дверь сорвалась, наконец, с петель, и в дом ворвались стражники.

Тогда молодой человек быстро что-то прошептал, сдул порошок с ладони — и помещение окутал едкий жёлтый дым. Схватив приятелей, Энгерранд повёл их сквозь эту завесу, которая, вырываясь из дома, расползалась по двору. Вокруг метались стражники и люди графа Артландского: ничего не видя перед собой, они жалобно кричали и хватались руками за лицо.

— Что происходит? — шепнул Жосс, который даже в минуту бегства не смог сдержать любопытства. — Почему на нас не действует?

— Магия, — коротко ответил Энгерранд.

Рядом с друзьями послышалось жалобное ржание.

— По коням! — скомандовал молодой человек и, подавая пример, вскочил в седло. Жосс пристроился на крупе лошади позади него.

Вдруг дымовая завеса на миг рассеялась — и перед приятелями возник Эльмер да Фур, который сжимал белыми от напряжения пальцами лук со вложенной в него стрелой.

Издав торжествующий крик, юноша поднял оружие, но тетиву спустить не успел — Энгерранд бросил флакончик с остатками порошка прямо ему под ноги. Эльмер взревел от ярости и боли и не глядя выстрелил. Однако там, где мгновение назад ещё находились беглецы, уже никого не было...

Бешеным галопом промчавшись по улицам — по счастью, горожан на них к вечеру стало куда меньше, нежели днём, — беглецы очутились у Западных ворот. При виде их стражники, которых Энгерранд несколько дней назад мысленно назвал "трутнями", сомкнули свои ряды и выставили вперёд острия длинных пик.

— Стойте!

Фердинанд осадил коня и приказал:

— Пропустите нас.

— Нам велено держать ворота на запоре, — отрицательно покачал головой толстый усатый стражник, который выступил вперёд.

— Почему?

— Так повелел господин Маджинард. Мы должны следовать указаниям, а не обсуждать их.

— И это плохо, Ингеберт, — обратился к стражнику Энгерранд. — Именно из-за такого молчаливого повиновения прежний градоначальник решил, будто ему всё дозволено.

— Я понимаю, — вздохнул тот, — но поделать ничего не могу. Мой долг — служить городским властям.

Энгерранд спешился и, подойдя вплотную к толстяку, негромко произнёс:

— Подумай хорошенько... Ты ведь не был на празднике.

— Нет. Но знаю обо всём.

— И что думаешь?

— Виноват человек из свиты графа.

— Но нас не выпустишь?

— Нет.

— А если мы отберём ключи?

Стражник расхохотался во всё горло и, выхватив из кармана связку ключей, потряс ими перед лицом молодого человека.

— Вы ничего не получите! Через несколько минут сюда прибудет сам господин Маджинард и отправит вас в тюрьму!

— А ты полагаешь, что получишь награду за свою отвагу? — презрительно усмехнулся Энгерранд. — Скажем, пост капитана? Зря стараешься, Ингеберт — ничего не выйдет.

Мужчина покраснел и пробормотал:

— Мне не нужна награда... — Затем вскричал с неожиданной яростью: — Незачем заговаривать мне зубы: я не пущу вас — и всё тут!

— Что ж, — пожал плечами молодой человек, — тогда мы прорвёмся на свободу силой.

Толстяк с неожиданным проворством отскочил назад.

— Я знаю, метр Энгерранд, что вы знакомы с магией, но сейчас даже тёмные силы вам не помогут!

Он перебросил ключ через ворота и торжествуя посмотрел на беглецов. Побагровев от ярости, Фердинанд схватился за рукоять шпаги, однако Энгерранд сжал его запястье и прошептал:

— Успокойся...

Затем снял с шеи медальон, поднёс к губам и пробормотал несколько слов — так быстро, что никто не сумел их разобрать. Прошествовал мимо оцепеневших от удивления стражников и обратился к друзьям:

— Положите руки мне на плечи.

Молодые люди спрыгнули на землю и в точности исполнили это приказание. Тогда Энгерранд приставил медальон к замку, которым были заперты ворота. На мгновение всех ослепила алая вспышка — и беглецы куда-то исчезли.

Издалека донёсся гневный крик:

— Ах, негодяи! Они ускользнули от нас!

Обернувшись, перепуганные стражники увидели господина Маджинарда и графа Артландского, которые вместе со своими людьми спешили к воротам.

— Что же вы стоите, болваны?! — вне себя от ярости вопил глава Городского совета. — Отпирайте замок, демоны вас побери!

Стражники сгрудились в кучу, точно стадо баранов, и переглядывались, не зная, что предпринять. Вдруг из-за ворот донёсся хохот:

— Спасибо за ключ!

При этих словах Ингеберт смертельно побледнел и безжизненной тушей рухнул под ноги своих товарищей.

Глава 7

— Что произошло? У тебя есть волшебный медальон? Откуда?

Устав от бесконечных вопросов приятелей, Энгерранд резко остановился и произнёс:

— Сейчас не время для болтовни. Если вы думаете, что нас оставили в покое, то жестоко ошибаетесь. По правде, говоря, я предпочёл бы провести ночь в городе, а не шататься в чистом поле, но всё сложилось иначе.

— Так почему мы бродим вокруг Лотхарда? — спросил Жосс.

— Ближайший город — в десяти милях отсюда...

— Тогда давай поторопимся! — нетерпеливо воскликнул слуга. — Я не хочу, чтобы мою шкуру проткнули пики этих жирных стражников...

Он передёрнул плечами.

Энгерранд покачал головой:

— Нет, я хочу пробраться в пригород Лотхарда с наступлением ночи и купить там лошадей. В любое время найдётся торговец, готовый пожертвовать головой ради наживы. Ко всему прочему, так легче будет выбраться на дорогу, которая ведёт к северной границе графства.

— Думаешь найти защиту в графстве Минстер? — понимающе улыбнулся Рево.

— Да.

— Что ж, неплохая мысль...

— А что, граф Минстерский защитит нас от сеньора Готфрида? — недоверчиво посмотрел на приятелей Жосс.

— Едва ли между ними завяжется драка из-за трёх жалких путников! — рассмеялся Фердинанд. — Просто граф Артландский никогда не сунется на земли человека, у которого когда-то пытался отобрать владения и чей отец, по всеобщему мнению, был Готфридом отравлен. По счастью, сын покойного графа Минстерского Герлуин дал убийце достойный отпор, да и король вмешался в это дело — и негодяю пришлось отступить.

— Так всё и было, — подтвердил Энгерранд.

— А с тех пор ничего не изменилось? — с опаской спросил слуга. — Вдруг они помирились?

— Можешь не беспокоиться — "с тех пор" не прошло и трёх лет.

— Я и не тревожусь... Особенно теперь, когда у нас есть такой замечательный медальон. С помощью его можно переноситься куда-нибудь в другое место?

— Нет, — рассмеялся Энгерранд.

— Жаль... А что ещё он может?

— А тебе мало увиденного у ворот?

— Нет, просто хочу узнать побольше...

— Извини, Жосс, но я не смогу утолить твоё любопытство, потому что и сам почти ничего не знаю об этом медальоне.

— Как? Ты же догадывался, зачем он нужен, когда становился его владельцем? Или нет?

Энгерранд промолчал. Он прекрасно понимал, что Жосс ещё долго будет выспрашивать о медальоне, однако дал себе слово ничего не рассказывать — он просто не мог поведать друзья о событиях, случившихся много лет назад...

После приключения в лесу Энгерранд твёрдо решил стать благоразумным и послушным. Однако чем больше времени проходило, тем слабее становилась его решимость. Зато всё чаще мальчик вспоминал о "ночных демонах", которых так боялся Жосс.

Как-то раз он отважился заговорить об этом с дядей.

— Разве я не рассказывал о демонах ночи? — удивился Добряк. — Или, может, ты слушал вполуха — а я-то думал, что внимаешь моим рассказам с открытым ртом?.. Ну да ладно... Приятель говорил, будто они бродят по лесам в обличье волков? Это правда. Кое-кто, впрочем, уверяет, что существа эти могут превращаться в громадных сов, однако если верить всему, что говорят такие знатоки, невольно задаёшься вопросом: а смогут ли такие птицы летать по чаще — с такими-то длинными крыльями! Я сомневаюсь...

Ответ дяди, конечно же, не слишком удовлетворил Энгерранда: чувствовалось, что Ансельм, уверяя, будто о демонах ночи известно совсем немного, пытается умерить пыл племянника. Уловка эта, однако, лишь ещё больше разжигала любопытство мальчишки, и в конце концов он решил непременно встретиться с Жоссом.

Удобный случай представился очень скоро.

В середине лета кусты в лесу покрылись спелыми плодами. Ансельм знал, что племяннику нравится собирать их, и потому ничуть не удивился, когда одним ранним утром тот сказал, что хочет отправиться за смородиной.

— Только не заходи слишком далеко в чащу, — предупреди добряк.

Энгерранд заверил его, что не отойдёт даже на сотню шагов от посёлка и, взяв корзинку, медленно зашагал по дороге.

Однако стоило мальчишке отойти на обещанное расстояние, он быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, скользнул в лесную чащу.

"Если бы я пошёл по тракту, — думал мальчишка, пробираясь меж древесных стволов, — путь мой удлинился бы вдвое. А так я мигом доберусь до замка, поговорю с Жоссом и вернусь обратно так скоро, что дядя ни о чём не догадается!"

Однако идти по лесу оказалось намного сложнее, чем по широкому тракту. Кроны деревьев, сплетавших свои корявые сучья, почти не пропускали солнечного света, а речка — такая весёлая и чистая около посёлка — в лесу стала выглядеть зловеще: воды её потемнели, а кое-где, словно созданные чьей-то злой волей, встречались глубокие чёрные омуты.

Прошло немало времени, прежде чем лес начал редеть. Кое-где на деревьях виднелись следы от топора — значит, неподалёку жили люди. При этой мысли сердце Энгерранда забилось сильнее.

Внезапно мальчишка услышал чьи-то голоса. Радостно вскрикнув, он бросился вперёд и через минуту очутился на краю большой поляны. И счастье его вмиг сменилось изумлением и страхом: это было место, где несколько месяцев назад Энгерранд повстречал таинственного незнакомца. Камень, похожий на корабль, лежал на своём месте, только теперь был пуст, зато возле него стояла длинная телега, которую окружили десятка три всадников. Слов мальчик не слышал, однако сам вид мужчин ясно говорил: беседа между ними проходит отнюдь не мирная.

Спрятавшись за стволом бука, Энгерранд стал наблюдать за происходящим.

— Ещё в прошлый раз, барон, — цедил сквозь зубы широкоплечий мужчина, сжимавший рукоять старомодного короткого меча, — я понял, что вы — не благородный сеньор, а разбойник. Жадность в ваших глазах и злоба, которую вы едва скрывали, говорили, что жизнь человека значит для вас меньше горстки серебряных монет. Однако я верил в лучшее и потому решил ещё раз пройти через ваши земли. И, похоже, ошибся.

— Напротив, вы поступили верно, — усмехнулся в ответ светловолосый гигант, которого собеседник назвал "бароном". — И верно сказали: вы находитесь на моей земле. А значит, здесь действуют законы, которые устанавливаю я! Любой должен им подчиниться!

— Я никогда не соглашусь с законами грабителя и убийцы.

— Демон! Прекратите нести вздор! Вы отлично знаете: я не хочу никого грабить, а всего лишь желаю взять положенную по праву плату за перевозку товаров по моей земле. Никто из купцов не смеет противиться этому, и вы тоже покоритесь: по собственной воле или уступив силе моих людей.

— Я повинуюсь только законам короля, — прорычал купец.

— Что ж, тогда можете упасть перед ним на колени и потребовать справедливости. Если, конечно, вернётесь в столицу живым.

— Пусть я умру. Но пока сердце моё бьётся, вы не получите ничего. Слышите?! Думаете, это так просто — провести товар через всё королевство, где на каждом повороте тебя поджидают разбойники, которые строят из себя знатных господ, и знатные сеньоры, ведущие себя, как обыкновенные разбойники?.. И знаете, — сверкнув глазами, добавил мужчина, — больше всего я ненавижу таких людей, как вы барон, которые зарабатывают деньги не многолетним трудом, а грабежом честных торговцев.

Барон побледнел.

— Хватит! Мне надоели пустые разговоры.

С этими словами он спрыгнул на землю и, подбежав к телеге, ударил топором по одному из её колёс.

— Право земли! — безобразно ухмыльнулся барон.

Купец взвыл от ярости и, вырвав меч из ножен, занёс его над головой барона. Но в следующее мгновение в грудь мужчины вонзилась стрела, пущенная чьей-то рукой.

А затем случилось нечто неожиданное: конь купца словно обезумел и ринулся вперёд не разбирая дороги. Барон не успел увернуться и, получив страшный удар в живот, рухнул на землю и остался там лежать без сознания; животное помчалось в лесную чащу, прямиком к тому месту, где прятался Энгерранд.

Пролетев в нескольких локтях от мальчишки, конь помчался дальше, а вот купец, зацепившись за одну из веток, вылетел из седла. С шеи его сорвался какой-то медальон и упал к ногам Энгерранда.

Схватив медальон, мальчик бросился бежать. Однако сейчас это было не паническое бегство, как в прошлый раз, а осознанный поступок: Энгерранд прекрасно понимал, что барон, увидев его, без раздумий отдаст приказ об убийстве.

Немного придя в себя, мальчишка даже догадался собрать несколько пригоршней смородины, прежде чем вернуться домой. К счастью, Ансельм засиделся у соседей, поэтому к приходу его он успел совершенно успокоиться.

Во время ужина Добряк заметил, что племянник на удивление задумчив и серьёзен, однако не стал докучать ему расспросами.

"О боги! — шептал про себя Энгерранд. — Неужели барон да Рево, которому служит Жосс, на деле — разбойник и убийца? Хотя... Ты видел всё собственными глазами... Но вот в чём вопрос: догадывается кто-нибудь об этом или нет? Может, даже Жосс знает о преступлениях барона и не считает их такими уж ужасными? Вот уж воистину прав был старик, когда говорил: нельзя судить о человеке по первому взгляду... Впрочем, нет! Я верю, что мой друг не может лгать! Поэтому и сам не стану врать, когда встречусь с ним. Просто промолчу обо всём, что сегодня увидел. И о находке своей ничего не скажу..."

И Энгерранд с нежностью погладил медальон, лежавший у него в кармане.

Глава 8

Трудно сказать наверняка, план Энгерранда оказался таким хитроумным или же стражники и люди Готфрида Артландского не слишком усердствовали, однако уже следующим утром молодые люди благополучно пересекли границу и очутились в графстве Минстер. При этом, следует заметить, все они восседали на худощавых клячах, не шедших ни в какое сравнение с великолепными лошадьми, на которых всего несколько дней назад гарцевали Фердинанд и Жосс. Впрочем, привередничать не приходилось, и друзья вынуждены были не только удовольствоваться этими смирными, ленивыми животными, но и выложить за них баснословную сумму торговцу, живо смекнувшему, что люди, готовые пуститься в дорогу на таких "скакунах", спешат очутиться подальше от Лотхарда — а значит, окажутся сговорчивыми.

С изрядно похудевшими кошельками, зато с целыми шкурами, рассвет молодые люди встретили в самом превосходном расположении духа. На горизонте чернела полоска леса — можно было подумать, что сама природа пожелала подобным образом отделить владения двух сеньоров друг от друга. За первой полосой, которую приятели одолели за несколько минут, следовала ещё одна, куда более широкая, а после неё — обширный травяной ковёр, который в этот утренний час блестел от росы. Вдалеке виднелись очертания замка, казавшегося с такого расстояния игрушечным.

— Красота! — выдохнул Жосс.

— У нас в графстве Фотланд лучше, — живо возразил Фердинанд.

Слуга открыл было рот, чтобы ответить Рево, однако его опередил Энгерранд, воскликнувший со смехом:

— Все земли хороши! Чем спорить, давайте лучше поторопимся.

Молодые люди пинками и криками заставили измученных кляч тронуться с места. Те, впрочем, мечтали об отдыхе не меньше всадников и потому помчались вперёд, словно боевые кони.

Замок быстро приближался. Вскоре путешественники смогли разглядеть башни, совсем не поражавшие высотой и мощью — так, обычные деревянные строения в несколько этажей высотой, возведённые, должно быть, в незапамятные времена, — и низкую крепостную стену, под которой пролегал давно пересохший ров.

Около рва приютилась небольшая деревенька — дюжины три глиняных хижин с соломенными крышами, — окружённая живой изгородью.

— Кто же здесь живёт? — усмехнулся Жосс.

— Граф Минстерский, — ответил Энгерранд.

— Что?! — в один голос воскликнули его спутники.

— Да, этот замок принадлежит графу и здесь он проводит большую часть времени.

— Граф не боится, что когда-нибудь у него всё же отнимут землю — да и жизнь заодно? — не унимался слуга. — У него хоть армия-то есть? Или все его подданные — крестьяне из этой деревушки, по сравнению с которой даже Зеленодолье — столица?

— Не беспокойся, своя столица есть и у сеньора Герлуина. В ней живёт тысячи три человек.

— Сколько? Ты смеёшься!

— Зато все эти люди готовы сложить головы за своего господина.

— Боюсь, жизней их хватит не надолго!

— Однако граф Артландский не смог победить этих людей.

— Должно быть, он просто бездарный полководец...

На этом спор оборвался — молодые люди очутились возле деревни. Их хижин навстречу им выбежала детвора, которой интересно было посмотреть на нежданных гостей. Под десятками любопытных взоров всадники преодолели мост и въехали во внутренний двор.

Быстро осмотревшись, Жосс присвистнул:

— Да тут всё куда беднее, чем в нашем баронском замке, господин Фердинанд! Глядите, какие трещины в стенах...

Договорить он не успел — на верхней ступеньке лестницы показался молодой человек, одетый во всё чёрное. Кожа его поражала белизной, губы, на которых застыла улыбка, были бледными, серые глаза смотрели настороженно и даже с некоторой неприязнью.

Приятели поспешно спустились на землю и поклонились.

— Добрый день, сеньор...

Юноша нетерпеливо махнул рукой:

— Давайте обойдёмся без длительных церемоний. Просто назовите ваши имена, чтобы я знал, как следует величать своих гостей.

Молодые люди быстро переглянулись.

— Я — барон Фердинанд да Рево, — произнёс Фердинанд, который решил взять на себя смелость разговаривать с графом. — Это, — указал он на Жосса, — мой верный и отважный оруженосец Жосс Флабер...

— Флабер — прозвище? — усмехнулся граф. (прим. — по-алленорски "флаберт" — болтун, балагур)

Слуга густо покраснел.

Рево невозмутимо продолжил:

— Ну а о втором моём спутнике вы непременно должны знать, поскольку слав его гремит по всему Алленору. Это метр Энгерранд...

Тут молодой человек запнулся и умолк. На выручку ему пришёл Жосс:

— Да ладно вам, господин Фердинанд! Не всё ли равно, как зовут нашего друга? Главное, что это он разоблачил градоначальника Лотхарда — остальное не так уж важно.

Фердинанд бросил на слугу гневный взгляд. Жосс испуганно прикрыл глаза, точно ожидая, что сейчас на него обрушится град ударов. Однако граф Минстерский не только не пришёл в ярость при дерзких словах молодого человека, но даже улыбнулся — на этот раз искренне.

— Простите вашего оруженосца, — сказал он. — В конце концов, он ведь всецело оправдал своё прозвище, а значит, и остальные ваши слова — правда. — Юноша отступил в сторону. — Прошу, входите... и извините за то, что я так долго продержал вас в дверях... Зато теперь вам не придётся ждать, когда слуги накроют на стол, и мы сможем спокойно побеседовать. Надеюсь, во время завтрака вы во всех подробностях расскажете мне о подвигах метра Энгерранда — я был с головой погружён в дела своего графства, поэтому не знаю, что творится в Лотхарде.

Проследовав за хозяином замка по тускло освещённым коридорам, молодые люди очутились в просторном помещении. Сквозь узкие окна в них едва проникал солнечных свет. Широкий стол, устланный скатертью, стоял у дальней стены, однако гости не обратили на него внимания: взоры их приковал гобелен, на котором был изображён рыцарь на коне, в полном боевом облачении, с копьем наперевес.

— Герб моего рода, — улыбнулся уголками губ граф.

Вымыв руки в тазу с чистой водой, которую принёс один из слуг, одетый столь же мрачно, как и его господин, приятели уселись за стол. Герлуин бросил быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и сказал:

— Вы, должно быть, удивлены, отчего кроме нас за столом никого больше нет: ни матушки моей, ни младших братьев и сестёр. Я чувствую себя спокойнее, когда знаю, что они находятся за прочными городскими стенами, под защитой тысячи верный солдат, поэтому на днях отправил их в Нойсхельм. Жаль только, за поступок свой мне пришлось расплачиваться одиночеством... Полагаю, вы прекрасно понимаете, какое любопытство сжигает меня, человека, который с ума сходит от скуки, и сколько вопросов я хочу задать, чтобы это любопытство утолить. Что привело вас сюда? Почему вам пришлось покинуть Лотхард — вы ведь там жили, метр Энгерранд, не так ли? Расскажите обо всём, что с вами случилось...

Слово взял Фердинанд. Без особых прикрас он поведал о событиях, свидетелями которых уже стали наши читатели. Герлуин слушал с неподдельным интересом. Когда речь зашла о ссоре во время мистерии, глаза юноши засверкали. Несколько раз он едва сдержал гневный возглас, когда же Рево умолк, воскликнул:

— Жаль, что меня не было там! Тогда Фур пожалел бы о своём подлом поступке! Проклятье... Вы говорите, он привёл с собой целый отряд и попробовал взять штурмом дом? Что за низость! Одно слово — человек графа Артландского; пусть и не такой опасный, как его господин, но столь же свирепый.

— Это правда, что сеньор Готфрид погубил вашего отца? — не задумываясь выпалил Жосс.

Лицо графа исказила гримаса боли.

— Что ещё я должен думать? Когда-то он прибыл сюда подобно вам: с улыбкой на устах. Мой отец пригласил его за стол. Граф пил с ним вино, клялся в вечной дружбе... а потом поспешно покинул дом. Через час отец вдруг страшно закричал и рухнул посреди залы. Мы ничем не смогли помочь — спустя несколько минут он умер... Так кого же, по-вашему, винить в лучившемся? Вскоре Готфрид ворвался на мои земли вместе со своими баронами, сея кругом смерть! Должно быть, лишь боги помогли мне тогда защитить свои владения!

— А вдруг граф Артландский всё же не убивал вашего отца? — вдруг спросил Энгерранд.

Герлуин растерялся:

— Не знаю... Разве нападением на Минстер он не раскрыл свои злые умыслы?

— Возможно, он посчитал, что вы, обезумев от гнева, не сумеете дать достойного отпора, и решил воспользоваться этим?

Юноша коснулся тонкими пальцами своего лба:

— Говоря откровенно, я никогда не задумывался над такими вещами. Да и не будь этой распри, я всё равно считал бы, что графа нужно низвергнуть в Царство мрака. Право, не знаю, что стану делать, если встречу его на свадьбе принца Ланделинда. Смогу ли сдержать себя? Плюну в лицо? Схвачусь за оружие?

— Вы, стало быть, примете участие в торжествах?

— А как иначе? В противном случае король сочтёт меня недовольным его выбором. А я очень дорожу благосклонностью государя. — Помолчав немного, Герлуин произнёс: — В столицу я отправлюсь через несколько дней. Вы не откажетесь сопровождать меня?

— Враг моего врага — мой друг? — грустно улыбнулся Энгерранд.

— Верно! — расхохотался граф.

Когда с едой было покончено, Герлуин проводил гостей в отведённые для них комнаты, которые были отделены друг от друга тонкими перегородками. Жосс и Энгерранд, стоило им улечься на старые скрипучие кровати, вмиг погрузились в сон, а вот Фердинанд отчего-то не сумел погрузиться в сладостное забытье: усевшись на сундук, он о чём-то задумался.

Впрочем, вскоре это занятие наскучило барону: осторожно, стараясь не шуметь, молодой человек вышел в коридор. И остановился, вздрогнув всем телом: в дрожащем свете факелов он увидел сотни загадочных теней, которые плясали на стенах, сплетались в вихре танца в причудливые фигуры. Фердинанд сделал шаг — и резко обернулся: ему почудилось, что какое-то чудище протянуло из полумрака свои щупальца. А затем улыбнулся, узнав свою собственную тень, выросшую до громадных размеров.

Вдруг в коридор ворвался ветер, едва не затушив один из факелов, зашевелились портьеры — и вновь начался безумный танец теней.

— Странно, — стряхнув с себя оцепенение, прошептал молодой человек. — Никогда такого не видел...

Он двинулся дальше, не задумываясь, куда хочет попасть.

Наконец Рево очутился на верхнем этаже башни и замер перед тяжёлой дубовой дверью, которая в этот час была приотворена.

— Должно быть, здесь живёт граф, — решил Фердинанд и вошёл в комнату.

Та оказалась пуста. Быстро оглядевшись, молодой человек удивился бедности убранства: кровать, сундук в углу, скамья... И большой стол с лежащей на нём раскрытой книгой, страницы которой теребил ветер.

— Интересно, что это за рукопись, — пробормотал Рево.

Он подошёл к столу и, бросив взгляд на открытую страницу, удивлённо вскрикнул: там был нарисован медальон, необычайно похожий на тот, который молодой человек видел в руках Энгерранда.

"Медальон этот создан императором демонов Эстельфером. Изначально был предназначен для того, чтобы человек, отдавший свою душу силам тьмы, мог проникать в любые места, какие ему ни захотелось бы посетить; впоследствии, благодаря мудрости жрецов Семи богов, утратил часть силы и сейчас служит для единственной цели: открывает любой замок или запор, сколь угодно сложный. При этом действие медальона сопровождается алой вспышкой, указывая тем самым на применение запретной магии.

Подобный медальон можно изготовить самому, однако действие его будет слабым. Для этого необходимо взять пластинку из любого доступного металла и покрыть чёрной тканью с серебряной вышивкой по краям. С внутренней стороны пластинки в каждом углу необходимо начертать по восьмиконечной звезде, посредине же её — символическое изображение замочной скважины, внутри которой пишутся следующие слова... — Тут Фердинанд пропустил несколько загадочных иероглифов — кто знает, что означает эта тарабарщина? — а после продолжил: — Чтобы талисман подействовал, нужно поднести его к губам и произнести вслух те же слова, что начертаны на нём. Что же до владельца настоящего медальона, ему достаточно лишь обратиться с краткой молитвой к императору демонов..."

Фердинанд схватился рукой за пылающий лоб и прошептал:

— Вот так дела!

Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. На пороге стоял Герлуин.

Несколько секунд гость и хозяин молчали. Затем Фердинанд, указав на книгу, произнёс:

— Очень занимательно...

— Я тоже так думаю, — улыбнулся уголками губ граф.

Молодые люди побеседовали несколько минут о ничего не значащих вещах. Во всё время разговора Герлуин продолжал улыбаться, но едва Фердинанд вышел, кинулся к столу, схватил книгу и спрятал её в сундуке. Руки его при этом мелко дрожали, по лбу катились капли пота.

Лишь дважды повернув ключ в замке, юноша немного успокоился. Тогда он уселся за стол и, воскликнув:

— Какой же я глупец! — закрыл лицо ладонями.

Глава 9

Теперь я предлагаю пролистнуть несколько страниц в книгах жизней наших героев, заполненных ничем не примечательными днями, во время которых молодые люди вели длительные беседы с Герлуином, интересные им, но отнюдь не читателям. Также мы пропустим описание сборов и то, как приятели, побывав в Нойсхемльме, познакомились с родичами юного графа. Да и о самом путешествии в столицу можно умолчать — за всё его время не случилось ни одного значимого или забавного происшествия.

Поэтому я воспользуюсь своей возможностью несколькими словами переносить героев — а вслед за ними и читателей — в самые разные места и, предоставив графу и его новым знакомым неторопливо продолжать свой путь, скажу несколько слов о Везерхарде — городе, которому суждено стать ареной для большей части последующих событий нашей повести.

Во времена, к которым относится наше повествование, история Везерхарда насчитывала уже более тысячи лет, и взору человека, впервые очутившегося в столице, открылась бы весьма причудливая картина: на улицах города соседствовали старые деревянные дома и великолепные новые дворцы, древние башни и возведённые совсем недавно отели знатных сеньоров.

Но если бы какой-нибудь смельчак вознёсся к низким грозовым тучам, которые с завидным постоянством обрушивали на Везерхард потоки воды, он увидел бы, что в городе, очертаниями своими похожем на громадный цветок, существуют четыре почти самостоятельные части, разделённые двумя речными потоками: могучим Везером, катившим свои мутные воды через всё королевство, и быстрой Ривьеры, чей исток находился в Северных горах, у самой границы Алленора и Хеллинора.

Посреди пересечения рек находился небольшой остров, носивший название Хард. Именно он был сердцем Везерхарда; на его земле некогда возвели свой замок правители Алленора — в те времена лишь владетели крошечного графства, окружённого куда более могущественными соседями.

Место оказалось выбрано очень удачно. Речные воды сами по себе были серьёзным препятствием для вражеских армий, а три ряда толстых стен и вовсе сделали крепость неприступной. Лишь один раз Хард пал — да и то благодаря изменнику, чьё имя — Бодуэн Предатель — с тех пор стало запретным: никогда больше алленорцы не называли так своих детей.

Прошло немало веков, прежде чем графы Алленора стали королями, и ещё столько же, пока Везерхард превратился в крупный город, достойный того, чтобы считаться столицей. Тогда-то Хард и сделался постоянным обиталищем монархов.

С тех пор крепость подрастеряла свой устрашающий вид. Началось всё два века назад, когда король Адальберт Златокудрый (прозвище своё он получил за неимением иных достоинств) решил возвести новую башню — не такую мощную, зато красивую и изящную, и в последующие несколько десятков лет правители Алленора каждое утро просыпались под грохот, скрежет, слушали ругань строителей и сами временами отпускали крепкое словцо, а подойдя к окну, могли наблюдать за картиной таких страшных разрушений, словно ночью врагам удалось-таки захватить неприступную твердыню. В конце концов от прежней крепости осталась лишь одна башня, которая поглядывала на юных соседок чёрными провалами крошечных окон, словно строгая мать на своих дочерей.

Пока монархи увлекались строительством, подданные их также не сидели сложа руки: на берегах рек стремительно выросли три квартала — Ремесленников, Знати и Жрецов, — соединённые с островом пятью мостами. Впрочем, названия эти никого не должны вводить в заблуждение: разумеется, в любой части Везерхарда жили представители всех слоёв общества — от простолюдинов до священнослужителей.

Самым маленьким был квартал Жрецов. Чтобы попасть в Хард, жителям его нужно было пересечь Везер по мосту Благочестия. Как несложно догадаться, именно тут находился храм Авира. В отличие от королевской крепости, он не раз бывал разрушен, однако вскоре вновь восставал из руин — и сияние его огромных куполов, словно солнце, слепило глаза горожан.

У врат храма Авира брала своё начало улица Смирения — самая большая в квартале Жрецов, — застроенная высокими домами, среди которых внимание везерхардцев больше всего привлекал трёхэтажный дворец. Когда-то его возвёл знаменитый зодчий Фабиан Эррихардский для старшего сына Адальберта Златокудрого, теперь же в нём жил Верховный жрец. Говоря откровенно, многие знатные сеньоры буквально задыхались от зависти — каждый из них хотел бы поселиться в таком великолепном доме. Но страх перед самым могущественным священнослужителем был слишком велик, чтобы кто-нибудь отважился заявить вслух о своих притязаниях.

Другим своим концом улица Смирения упиралась в Университет, где отпрыски знатных родов могли познать премудрости жреческого дела. Впрочем, пройти обучение могли и дети каких-нибудь богачей — разумеется, заплатив при этом кругленькую сумму. О потраченных деньгах никто не жалел: что может быть лучше тёпленького местечка, сулившего в будущем немалые выгоды и привилегии? Любые родители мечтают о таком будущем для любимого чада! Конечно, чаще всего выпускники становятся жрецами низшей, четвёртой ступени и помогают более высокопоставленным священнослужителям в одном из городских храмов. Но если проявить смекалку... О, тогда нет ничего невозможного! Конечно, о сане Верховного жреца мечтать не приходится, но вот занять первую ступень и помогать ему в вопросах веры — на такое счастье втайне надеется каждый!

По правде говоря, студенты не слишком сильно преклонялись перед Семью богами. Если же кому-нибудь из них хотелось показать преподавателям своё благочестие, юноша этот непременно отправлялся в небольшой, но весьма изящный храм бога любви Аламора. Солнечные лучи, нежно струясь сквозь окна из разноцветного стекла, дарили свой свет прекрасным статуям, выполненным самыми искусными скульпторами королевства, и фрескам, при взгляде на которые благочестивые горожане заливались краской, а ученики Университета начинали хихикать и отпускать непристойные шутки.

Чтобы попасть в храм Аламора из квартала Знати, достаточно было перейти Ривьеру по мосту Доблести. У читателей такое название, наверное, вызовет недоумение, однако любой ребёнок, встреченный им на улицах Везерхарда, охотно пояснил бы, что в забытые Семью богами времена около рядом с местом, где начинается мост и где сейчас возвышается статуя рыцаря с мечом в руке, когда-то произошла схватка, в которой несколько алленорских воинов сумели остановить вражеский отряд, незаметно подкравшийся к городу. Смельчаки погибли, зато столица была спасена.

Потомки отважных рыцарей прошлого любили собираться у статуи, но лишь ради того, чтобы посплетничать и покрасоваться перед дамами. В народе это место окрестили площадью Сватовства, и название оказалось таким удачным, что сам король иногда произносил его в беседах с придворными.

Рядом с площадью Сватовства брали своё начало три крупнейшие улицы квартала Знати: первая пролегала вдоль берега Везера, вторая — Ривьеры, третья же делила этот своеобразный угол пополам. Следует заметить, что аристократам принадлежала лишь треть домов; в остальных обитали зажиточные везерхардцы и простолюдины.

Посреди квартала раскинулось два больших полукруга: площади Цветов и Искупления.

Первая была одним из красивейших мест столицы. В центре её возвышалась статуя, посвящённая событию, о котором наши читатели уже слышали: Алимьер изгоняет демона тьмы Эсмерея, а земля вокруг стремительно пробуждается ото сна. И нужно сказать, что при виде сотен цветов у ног бога солнца — живых, а не каменных! — многие горожане не могли сдержать слёз счастья и умиления.

Много слёз лилось и на площади Искупления — там казнили знатных сеньоров, повинных в каком-либо преступлении. Полагаю, несложно догадаться: в обычные дни люди обходили это зловещее место стороной.

Что же до квартала Ремесленников, самыми примечательными его зданиями были Дворец правосудия и тюрьма Мизерхард, а площадью — городской рынок. Названия мостов говорили о не слишком богатом воображении тех, кто их придумал: Новый и Старый вели в Хард, Кожевенный — в квартал Знати. На четвёртом, самом ветхом, приютились лавки мясников, поэтому горожанам не пришлось ломать голову над тем, как его именовать...

В первый день лета зеваки, что в превеликом множестве разгуливали по набережной между Новым и Кожевенным мостами, могли увидеть весьма красочную процессию.

Возглавлял её Фердинанд. Восседая на чёрном жеребце, молодой человек с непринуждённым видом гарцевал впереди экипажа, в котором, казалось мог бы уместиться целый отряд — таким тот был большим. Махину сопровождали шестеро слуг — по трое справа и слева — в кафтанах с гербом графа Минстерского.

— И как бедные лошади тащат эту громадину? — ухмылялись прохожие.

Со стороны могло показаться, что вопросом этим задаётся и молодой кучер, чей вид был растерянным — или, если уж говорить откровенно, попросту глупым. Впрочем, как нам кажется, юношу следует простить за такое поведение: он очутился в Везерхарде впервые в жизни и потому разглядывал всё, что попадалось ему на глаза, с не меньшим интересом, чем зеваки — процессию.

За экипажем следовали десятка полтора солдат, которых Герлуин прихватил с собой из Нойсхельма. Счастливые вояки хотели показать себя во всей красе и блеснуть статью перед "заносчивыми столичными индюками", как они окрестили между собой везерхардцев. Потуги их встречались ухмылками и смешками.

Замыкали процессию Жосс и Энгерранд. Слуга болтал без умолку. Энгерранд слушал его со скучающим видом, завал изредка какой-нибудь вопрос, однако на самом деле едва сдерживал любопытство.

Когда путешественники очутились у Нового моста, Энгерранд впервые выразил удивление.

— Ничего себе! — присвистнул он. — Никогда не видел, чтобы на мосту строили дома. Он не обвалится?

— Не знаю. Никогда не слышал, чтобы случилось такое несчастье. Думаю, горожане достаточно умны, чтобы рисковать своими жизнями...

— Если не обвалится — значит, унесёт все дома наводнением, — перебил Жосса приятель.

Тот обиженно засопел, но найти достойного возражения не сумел.

Когда отряд промчался мимо королевской крепости, Энгерранд одобрительно кивнул:

— С такими укреплениями король Хильдеберт может быть спокоен. Даже если народ взбунтуется, он сможет прожить в своём замке до глубокой старости.

Весь последующий путь сопровождался замечаниями Энгерранда, от которых настроение Жосса портилось всё сильнее. Слуга, однако, мужественно сносил насмешки друга, и когда вдалеке показался дом Фердинанда, носивший гордое звание "отель Рево", словно принадлежал не простому барону, а графу или герцогу, смог наконец спокойно вздохнуть.

"Отель" мало чем отличался от дома госпожи Элоизы — два этажа, потрёпанные временем стены...

— Нужно отправить кого-нибудь в Лотхард, — сказал Фердинанд, — к госпоже Элоизе.

— И привезти сюда... — добавил Жосс.

— ...если, конечно, после нашего бегства не случилось ничего страшного, — пробормотал Энгерранд. — Хотя, полагаю, она в любом случае проклинает нас: страшно представить, какой погром учинили стражники. Как бы от дома не остались одни руины.

Переговариваясь подобным образом, молодые люди вошли в дом. Тотчас их окружили обрадованные слуги: всего-то полдюжины — не слишком внушительное число.

Дин мальчуган попытался помочь Энгерранду снять плащ. Молодой человек, улыбнувшись, отстранил слугу, но тот всё продолжал вертеться рядом, приоткрывая иногда рот, словно порываясь что-нибудь сказать.

Наконец мальчик справился с робостью и тихо спросил:

— Скажите, господин, это ведь о вас ходят слухи по всему королевству?

— Право, не знаю! — рассмеялся молодой человек.

Слуга замялся.

— Ну... вы ведь победили градоначальника Лотхарда?

— Пожалуй, "победил" — слишком громкое слово... Просто вывел на чистую воду.

— Значит, вы никого не боитесь?

— Отчего ты так решил?

— Это же был такой важный господин!

— Боюсь разочаровать тебя, но страх я испытываю очень часто, иначе давно уже получил бы удар кинжала в спину или взошёл на эшафот.

Мальчишка побледнел так, словно собственными глазами наблюдал казнь молодого человека.

Окрик Фердинанда заставил его вздрогнуть.

— Эй, Герберт, хватит мучить гостя!

— Простите господин. Я лишь задал пару вопросов...

— А потом эта "парочка" превратится в сотню? — Рево насмешливо фыркнул. — Принеси-ка лучше бутылку вина из кладовой!

Через несколько минут Фердинанд и Энгерранд уже садились за стол. Жосс наотрез отказался делить с ними трапезу, сказав, что пришла пора забыть о вольной жизни и вновь превратиться в скромного слугу. Уговоры друзей ни к чему не привели.

Однако стоило молодым людям сделать по первому глотку вина, как в комнату вбежал один из слуг.

— Господин! — задыхаясь, проговорил он. — К вам пожаловал сам сеньор Годерик.

— Кто?! — вскочил на ноги Фердинанд. — Вот проклятье!

Жосс склонился к уху Энгерранда и прошептал:

— Это герцог Греундский. Родич короля.

— Он так страшен?

Ответить слуга не успел — в дверях появился молодой человек на год — два младше Энгерранда. Лицо герцога было некрасивым — светлые жидкие волос, бесцветные глаза, тонкие бледные губы, в уголках которых залегла презрительная складка, — да и могучим телосложением он не отличался. Зато осанкой обладал поистине королевской и одежду носил из дорогой ткани, усыпанную самоцветами и расшитую серебром.

Скользнув взглядом по Энгерранду, а Жосса и вовсе не удостоив вниманием, Годерик воскликнул:

— Какое счастье, что ты вернулся, Фердинанд! Без тебя в Везерхарде стало так грустно, словно посреди лета внезапно наступила зима!

"О боги! — мысленно ужаснулся Энгерранд. — Можно подумать, будто он обращается к своей возлюбленной!"

Фердинанда, похоже, восторженные речи герцога ничуть не смутили: улыбнувшись, он сделал гостю знак, приглашая того за стол.

Последующие полчаса превратились для Энгерранда в настоящий кошмар: герцог взахлёб пересказывал все события, случившиеся в столице за последнее время. Голос его, пронзительный и резкий, раздражал молодого человека, заставляя иногда досадливо морщиться.

"Ты словно очутился опять на рынке в Лотхарде... Знал бы заранее, что Фердинанд якшается с такими болтунами, выставил бы его за дверь и спокойно жил с госпожой Элоизой в её уютном домике. Кстати, тогда не случилось бы ссоры на Празднике весны. Ты притворялся бы, что дружишь с господином Маджинардом, закрывал глаза на мелкие проступки и злоупотребления, которые он непременно совершал бы, став новым градоначальником..."

Из этих раздумий Энгерранда вырвал голос герцога:

— Кто это сидит у тебя за столом, Фердинанд?

— Мой друг.

— Друг? — хмыкнул Годерик.

— Да. К слову, это человек из Лотхарда, о котором говорил сам король.

— Неужели?!

Герцог пристально посмотрел на Энгерранда. Тот напустил на себя бесстрастный вид, словно каждый день встречался со столь знатными особами.

Облизнув губы, Годерик спросил:

— Как вас зовут?

— Метр Энгерранд.

— Метр Энгерранд... — задумчиво протянул герцог. — И зачем вы приехали в столицу?

— Чтобы погостить у друзей.

— Правда? И что же, вскоре вы вновь вернётесь в вонючую дыру под названием Лотхард?

— Полагаю, да.

— И нет ничего, что задержало бы вас здесь? Скажем, надежды на возможную благосклонность короля...

— Я не гонюсь за почестями.

— А за богатством?

— Деньги мне ни к чему.

— Что ж, — кивнул Годерик, — это разумно. Каждый человек должен довольствоваться тем, что даровали ему боги, и не пытаться переписать свою книгу жизни. Верно?

— Так говорят жрецы, — ответил Энгерранд, — а я не настолько отважен, чтобы спорить с ними.

— Прекрасно! — беззвучно рассмеялся Годерик. — Как вы не похожи на мечтателей и глупцов, которые идут против воли короля и Верховного жреца!

— Неужели такие встречаются?

— О, да! Не проходит и месяца, чтобы земля на площади Искупления не обагрилась кровью очередного безумца.

Герцог бросил на Энгерранда многозначительный взгляд.

— Что-то мне не нравится такая беседа, — заметил Фердинанд. — Эшафоты, кровь... Хорошенькая тема для разговора!

— Твой друг должен знать, как скор на расправу государь, — возразил Годерик. — Впрочем, мне придётся вас покинуть — нужно встретиться с несколькими важными сановниками, поэтому знай, Фердинанд: если я и примчался сюда, то лишь из-за чувства дружбы, которое нас связывает.

— Спасибо, Годерик. Я этого не забуду.

Когда друзья вновь остались втроём, Фердинанд смущённо опустил взгляд и сказал:

— Знаю, Энгерранд, сейчас ты станешь спрашивать, как меня угораздило завести знакомство с герцогом. Но семь лет назад Годерик был весёлым, озорным подростком, с которым я легко нашёл общий язык, и ничем не походил на человека, который только что был здесь.

— Понимаю, — махнул рукой Энгерранд. — Люди меняются. Но отчего ты всё ещё так любезен с ним? Должны быть иные причины кроме воспоминаний о былой дружбе.

Фердинанд покраснел. Жосс за его спиной чуть слышно засмеялся и подмигнул Энгерранду:

— У герцога есть сестра. Прекрасная Адальгис...

— Ах, вот в чём дело!

— Да! — воскликнул Рево. — И что здесь такого? Разве в чувствах моих есть что-нибудь предосудительное?

— Нет, но на твоём месте я бы поостерегся...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Поверь, иногда самые прекрасные создания оказываются демонами.

— Глупости! — вспылил Фердинанд. — Девушки чище и благороднее Адальгис не отыскать во всём королевстве! И если хочешь убедиться в этом, мы можем нанести герцогу ответный визит. Завтра же!

— По правде сказать, я не горю желанием вновь встречаться с герцогом Годериком, но ты пробудил во мне любопытство. Так что, веди меня к своей возлюбленной! Посмотрим, кто окажется прав: ты или я.

Глава 10

Следующим утром в отель явился глашатай в лице одного из знакомых Фердинанда. Захлёбываясь от возбуждения и восторга, он прокричал в самое лицо барону, что назначена дата свадьбы принца Ланделинда — тридцатое зеленя (прим. — по-алленорски — июня), — и выбежал прочь.

— Всё, сейчас начнётся, — хмыкнул Энгерранд. — Теперь честным людям придётся отсиживаться в своих домах.

Но вопреки ожиданиям молодого человека, горожане не высыпали в едином порыве на улицы, как это случалось в Лотхарде — должно быть, обитатели квартала Знати предпочитали обсуждать новости в своих жилищах, шёпотом, подальше от любопытных глаз и длинных ушей.

Ближе к полудню друзья облачились в лучшую свою одежду: Фердинанд надел чёрную куртку, из-под которой виднелся бархатный камзол тёмно-красного цвета, то Энгерранд просто сменил любимый запылённый плащ на другой, более новый. Жосс щеголял в чёрно-красной ливрее с вышитой на груди розой — гербом баронов да Рево. Выйдя из отеля, они зашагали к площади Цветов, неподалёку от которой находился дом герцога Греундского.

Поначалу молодые люди молчали, но вскоре Фердинанд со вздохом сказал Энгерранду:

— Если бы ты знал, как прекрасна Адальгис!

Тот пожал плечами:

— Вчера мы уже поговорили об этом...

— Но я просто не могу молчать!

— Хм, кажется, ни в Лотхарде, ни в Минстере ты даже не заикнулся о своей принцессе.

— Зато каждый час вспоминал о ней!

— Я верю, — не стал спорить Энгерранд. — Но как по-твоему: она тоже думала о тебе всё это время?

— Надеюсь, что так, — печально ответил Фердинанд.

— А о чувствах твоих она догадывается?

— Надеюсь, — вновь повторил Рево.

— Зря. Пусть лучше ничего не знает.

— Почему?

— Посуди сам: если прекрасная Адальгис заметила, как ты относишься к ней, но ничем не выдала своих чувств... — Энгерранд запнулся, — выходит, ты ей безразличен.

— Адальгис — благородная девушка, — нервно передёрнул плечами Фердинанд. — И поскольку до сих пор я ничем не выдал своей любви, она, должно быть, считает неприличным первой поведать о своих чувствах ко мне.

— Возможно... — едва заметно усмехнулся Энгерранд и поспешно переменил тему разговора: — Не в том ли грандиозном дворце, что виден даже отсюда, живёт герцог Годерик?

— Да, ты прав.

— Что ж, впечатляет. Видно, немало тысяч денариев было потрачено, чтобы построить его... Гляди-ка, сияет на солнце, точно храм Семи богов! А шпили! Такие тонкие и острые, что бедная глупая птица, которой взбредёт голову усесться на один из них, проткнёт себе брюхо... А какой фасад! Словно во дворцах из сказок — настоящее чудо!

— Не знал, что тебе интересно зодчество, — вскинул брови Рево.

— Такое — да! — живо откликнулся Энгерранд. — Жаль только, в этом прекрасном замке живёт злой принц...

— Положим, кроме него мы встретимся и с прекрасной феей! — рассмеялся Фердинанд.

— Сейчас проверим.

Последние слова Энгерранд произнёс, уже входя во дворец вслед за Рево. Жосс, как благовоспитанный слуга, остался на улице.

Путь молодым людям преградил важного вида лакей, одежда которого по богатству могла бы соперничать с костюмом Фердинанда. Похоже, он необычайно гордился этим обстоятельством, поскольку взглянул на посетителей таким взглядом, точно был королём.

Всё же, лакей вынужден был — пусть и с явным неудовольствием — покинуть свой пост у дверей, чтобы доложить господину о нежданных гостях. Вскоре он вернулся и пробурчал, глядя мимо молодых людей:

— Следуйте за мной.

Приятели двинулись за провожатым по витым лестницам и ярко освещённым коридорам. Через пару минут они очутились в богато убранной комнате: пёстрые ковры, изящные скамьи, стол из драгоценных пород дерева, серебряные подсвечники, дорогие вазы — любой торговец, вмиг сделав в уме несложные вычисления, заявил бы, что денег от продажи этого великолепия хватило бы на небольшой домик в одном из предместий Везерхарда.

За столом сидели Годерик и граф Минстерский. Вид у обоих сеньоров был отнюдь не миролюбивый: волосы всклокочены, глаза мрачно сверкают из-под бровей, на щеках Герлуина — яркий румянец, шея же и лицо герцога — в розовых пятнах.

При виде гостей Годерик выдавил улыбку:

— Проходите, дорогие друзья. Я рад вашему визиту.

Раздался тихий голос графа Минстерского:

— Осмелюсь заметить, Годерик, это и мои друзья тоже.

— Знаю, — процедил сквозь зубы герцог Греундский.

— Думаю, они смогут нас рассудить.

Годерик заскрежетал зубами от злости.

— Полагаю, им безразлично, о чём мы говорили несколько минут назад. Давайте продолжим беседу как-нибудь в другой раз.

— Лучше вовсе её не продолжать. Я сказал уже десять раз и готов повторить вновь: у меня нет книги, которая вам нужна. Обратитесь к Верховному жрецу — вот у кого она точно есть.

С этими словами Герлуин встал из-за стола и стремительно вышел из комнаты. Герцог виновато улыбнулся гостям:

— Простите. У нас с графом произошла небольшая размолвка... Надеюсь, вы вскоре позабудете об этой неприятной сцене.

— Непременно, — усмехнулся Фердинанд.

В это время послышались тихие шаги. Энгерранд, сидевший спиной к двери, обернулся и увидел, что в комнату вошла девушка с самым невинным и милым лицом, какое ему когда-либо доводилось встречать: большие серые глаза, пухлые розовые губы, кожа, белизной своей подобная молоку, золотистые волосы, сплетённые в две тугие косы... — на несколько секунд молодой человек впал в оцепенение. Фердинанд же и вовсе превратился в подобие статуи — только в глазах его застыло немое восхищение.

Когда молодые люди вновь обрели возможность здраво мыслить, Рево вскочил сна ноги и преломил спину в низком поклоне. Энгерранд в точности повторил все его действия, успев при этом подумать: "Так вот она какая, сестра герцога... Что ж, я понимаю Фердинанда..."

Первым безмолвие, так долго висевшее в воздухе, нарушил Годерик.

— Что ты здесь делаешь, сестра?

— Услышала, что к тебе пришли гости...

— И что? — хмуро спросил герцог. — Несколькими минутами ранее здесь был граф Минстерский, но увидеть его ты не пожелала.

Девушка укоризненно покачала головой. Годерик смутился и пробормотал несколько слов в оправдание своей грубости, Адальгис слегка улыбнулась в ответ — и мир между ними был восстановлен.

Энгерранд воспользовался этим кратким диалогом, во время которого хозяева, казалось, совершенно забыли о присутствии в доме посторонних, чтобы получше разглядеть сестру герцога. И с удивлением заметил, что взгляд её холоден и безжизнен, а на лице невозможно прочесть никаких чувств.

"Похоже, эта прекрасная фея не так проста, как тебе подумалось вначале", — решил молодой человек.

Размышления его были прерваны появлением слуги, который самым бесцеремонным образом ворвался в комнату и, задыхаясь от быстрого бега и волнения, остановился перед герцогом.

— Что такое? — нахмурился Годерик.

— Вам послание, — с поклоном ответил слуга и протянул молодому человеку лист пергамента.

Быстро пробежав глазами написанное, Годерик побледнел.

— Не может быть! — вскричал он. — Это немыслимо!

Слуга в испуге вжал голову в плечи, словно гнев герцога был обращён на него.

— Что-то стряслось? — спросила Адальгис. Энгерранд вновь отметил, сколь бесстрастным было выражение её лица.

— Убит барон Хельменфельд.

— Что?! — воскликнул Фердинанд. — Как такое могло случиться?

— Его нашли сегодня утром неподалёку от собственного дома. Мёртвым.

— Но кто решился поднять руку на придворного камергера?

— Как видишь, такой смельчак нашёлся.

— Король не оставит это преступление безнаказанным!

— Что толку? Всё равно Хельменфельда не вернёшь... Герцог принялся кусать губы. — Нужно немедленно пойти к нему в дом и выразить сочувствие несчастным родичам!

— Ты прав, — кивнул Рево.

"Если, конечно, сочувствие кому-нибудь требуется", — мысленно усмехнулся Энгерранд, однако вслух ничего не сказал.

Годерик тем временем отдал слуге несколько приказаний. Вскоре тот вернулся , неся в руках чёрный плащ, расшитый серебром, в который герцог и облачился.

Молодые люди покинули дом. Годерик, возглавивший шествие, шагал так быстро, что спутники едва поспевали за ним.

"К чему такая спешка? — думал Энгерранд. — Может, герцог хочет добиться благосклонности семьи камергера? Хотя, кажется, он и так был дружен с Хельменфельдом..."

Наконец, молодые люди остановились перед жилищем несчастного барона. Под стенами его стояло несколько носилок, а также десятка два конюших, державших под уздцы скакунов своих господ. При виде этой картины герцог недовольно поджал губы. Вместе с Фердинандом он прошёл внутрь, Жосс и Энгерранд остались на улице.

Друзья принялись с увлечением разглядывать знатных сеньоров, которые прибывали с завидным постоянством. При этом Жосс, желая просветить приятеля, болтал, не умолкая ни на мгновение:

— Смотри, вот баронесса Аньес да Пассен, лучшая подруга жены камергера. Что-то на лице её не видно скорби! Погляди, какие у неё богатые носилки! А слуги, которые их тащат — все как на подбор красавцы. Поговаривают, будто муж её не слишком могуч в постели, вот и закрывает глаза на мелкие шалости. Впрочем, это всего лишь слухи. А вот и герцог Эстерский, — указал он на молодого стройного мужчину в тёмно-сером кафтане. — Очень могущественный сеньор. Похоже, искренне огорчён, что, впрочем, и неудивительно — он известен своим милосердием.

Слова Жосса заглушил бешеный топот. Когда он стих, из клубов пыли вынырнул мужчина лет тридцати, с торчащей во все стороны рыжей шевелюрой. Конь под ним едва держался на ногах, причём неясно было: из-за усталости или от непомерного веса всадника.

— Барон Вальдеберт да Руст, главный буян двора. Если хочешь научиться отборной ругани, побеседуй с ним несколько минут — тогда заткнёшь за пояс любого торговца на рынке...

Молодые люди ещё долго рассматривали знатных сеньоров. Слуга представил приятелю и родного брата короля графа Эймарского, и кузенов его графов Эльтландского и Фотландского, и баронов ди Эбре, ди Эрн и да Люк — монарших любимцев.

Наконец из-за угла появился настоящий отряд из полусотни всадников в красно-чёрных — цветов королевского дома — одеждах. Посреди него двигался экипаж, запряжённый четвёркой великолепных белых лошадей.

— Это король, — прошептал Жосс.

— Догадаться нетрудно, — ответил Энгерранд. — Кто бы ещё передвигался по городу с таким внушительным сопровождением?

Через минуту экипаж остановился прямо против того места, где стояли наши друзья. Один из всадников, широкоплечий смуглый мужчина, спешился и направился к экипажу.

— Геральд, капитан королевской стражи, — пояснил Жосс.

Открыв дверцу, капитан с почтительным поклоном отступил в сторону. Из экипажа вышел мужчина лет сорока — сорока двух, одетый в старомодный кафтан, усыпанный драгоценностями, с наброшенной поверх него пурпурной мантией. Светло-жёлтые волосы, с начавшей серебриться кое-где сединой, доходили мужчине до плеч, обрамляя гладко выбритое лицо, поражавшее бледностью. Заложив руки за спину, он медленно побрёл к дому.

Затем из экипажа выбрались двое подростков — румяных, со сверкающими от любопытства глазами, — а вслед за ними — женщина лет тридцати. Иссиня-чёрные волосы её были укрыты вуалью; узкое платье так плотно облегало фигуру, что окружающие непременно оценили бы красоту дамы, не будь синего плаща, скрывавшего это зрелище от людских взоров. В каждом движении женщины, в каждом жесте и во взгляде чёрных глаз чувствовалась привычка повелевать.

— Король Хильдеберт, королева Эрменхильда, наследник престола Ланделинд и его младший брат Ландеронд, — скороговоркой произнёс Жосс.

Энгерранд кивнул и потянул приятеля за руку:

— Идём.

— Зачем?

— Посмотрим, что сейчас будет.

— Думаешь, нас пропустят?

— Ещё бы! Когда где-то случается несчастье, двери открыты для всех.

И друзья поспешили к дому камергера, куда, словно длинная змея, уже вползал отряд королевских стражников с самим Хильдебертом во главе.

Глава 11

При появлении короля все расступились. Голоса, звучавшие до тех пор в зале, смолкли. Хильдеберт прошёл между двумя радами застывших в самых почтительных позах людей, не удостоив никого даже взглядом — всё внимание его было приковано к ложу, устеленному красным покрывалом, на котором покоилось тело несчастного камергера, укрытое любимым плащом погибшего. У ложа сидела женщина в тёмно-фиолетовом платье, чьё лицо, красное от слёз, почти полностью скрывала косынка; за спиной её стояло несколько перепуганных подростков и две девочки пяти и трёх лет.

Несколько минут король безмолвно смотрел на тело верного своего камергера. Затем обратился к несчастной вдове:

— Как случилось это несчастье, сеньора Годелива?

Женщина громко всхлипнула:

— Не знаю! Утром слуги нашли моего несчастного мужа, который лежал на земле в луже собственной крови! Какой ужас!.. Все твердят, минуты на минуту должен появиться градоначальник, но его нет уже несколько часов...

Король нахмурился:

— Я серьёзно поговорю с господином Бертгардом и напомню, что могу отобрать почётную должность столь же легко, как прежде наградил ею. Пусть градоначальник не считает, что имеет одни лишь привилегии — обязанностей у него ничуть не меньше! — Помолчав немного, он твёрдо произнёс: — Обещаю, сеньора Годелива, в память о вашем муже — а нас с ним связывала двадцатилетняя дружба, — что не обрету покоя, пока убийца не будет найден.

— Спасибо, ваше величество, — прошептала вдова.

— Нет! Не нужно благодарностей в такой день, печальный для всего королевства. Муж ваш был одним из достойнейших людей, какие только рождались в Алленоре, и смерть его — трагедия для всех жителей королевства... Да когда же придёт этот негодяй градоначальник?! Похоже, он не слишком спешит сюда!

Геральд, который испытывал неприязнь к господину Бертгарду, решил воспользоваться недовольством короля и, подойдя к нему, прошептал:

— А зачем нам градоначальник, государь? Мы справимся и без него.

— Думаешь?

— Да, я не сомневаюсь в этом.

— Что ж, — согласился король, — пожалуй, ты прав. Так будет даже лучше — я собственными руками уничтожу негодяя, который убил несчастного Хельменфельда. — И махнув рукой, он приказал: — Приступай.

Глаза капитана королевской стражи радостно блеснули.

— Сначала нужно осмотреть тело барона, — решительно заявил он.

— Погодите! — вскричала Годелива. — Это невозможно!

— Почему? — насупился Геральд.

— Я не хочу, чтобы все разглядывали тело моего бедного супруга!

— Без этого не обойтись. Думаете, градоначальник стал бы церемониться? Да он и слушать бы вас не стал!

Женщина умоляюще посмотрела на короля. На лице того не дрогнул ни один мускул.

— Делай, как считаешь нужным, Геральд, — кивнул Хильдеберт.

Капитан подошёл к ложу и резким движением откинул плащ. Через мгновение у всех — даже у короля — вырвался единодушный возглас, в котором смешались ужас и отвращение. Тело камергера, лежащее на алом шёлке, было изрезано страшными ранами, словно какой-то безумец в исступлении кромсал его громадным ножом. В глазах несчастного застыл ужас, который невозможно передать словами.

— О боги... — прошептал король.

Геральд в испуге посмотрел на него — у капитана королевской стражи вмиг пропало всякое желание заниматься этим делом.

И вдруг в тишине прозвучал чей-то голос:

— Готов побиться об заклад, тут не обошлось без демона ночи. Уж я-то насмотрелся на останки его жертв, когда гонялся за градоначальником Лотхарда.

Как догадались читатели, это был Энгерранд, решивший поделиться своей догадкой с Жоссом — и неожиданно все услышали его; хотя слова были произнесены шёпотом, какая-то неведомая сила словно усилила их в десятки раз.

Резко обернувшись, король принялся искать смельчака, высказавшего столь неожиданное предположение. Энгерранд приготовился уже выступить вперёд и во всеуслышание заявить о своих подозрениях, но в этот миг раздался громкий шум — и в залу вбежало несколько человек.

— Гляди, граф Артландский... — шепнул приятелю Жосс.

Это действительно был сеньор Готфрид, а вместе с ним — несколько молодых людей, в одном из которых наши друзья узнали барона Эльмера да Фура. Ринувшись к ложу, граф закричал так, что, казалось, от его громового голоса задрожали стены:

— Друг мой! Знаю, ты слышишь меня! Прости, что я не сумел прийти на выручку! Клянусь всем, что мне дорого, мерзавцы, которые убили тебя, падут от моей руки!

Энгерранд с усмешкой пробормотал:

— Становитесь в очередь, сеньор Готфрид — ваше место уже занято самим государем...

Граф тем временем упал на колени и прислонился лбом к краю ложа. Плечи его стали содрогаться от едва сдерживаемых рыданий. Впрочем, Готфриду, похоже, удалось справиться с минутной слабостью: когда мужчина вновь встал на ноги, в глазах его не было ни слезинки.

Вдруг взгляд графа уловил среди толпы ярко-рыжую шевелюру Жосса, который тщетно пробовал укрыться за спиной какого-то толстяка. Догадавшись, что обнаружен, слуга затаил дыхание. Готфрид, однако, ничем не показал, что узнал молодого человека, и решительно обратился к королю:

— Государь, погиб вернейший ваш слуга и ближайший мой — да и ваш тоже! — друг. Возможно, он пожертвовал жизнью ради вас — об этом станет известно, когда будет найден убийца. И я думаю, никто не удивится, если вы отложите на время свадьбу наследника престола в память о человеке, столь беззаветно служившем своему господину.

Едва отзвучали эти слова, вдова камергера обратила к королю заплаканное лицо и, молитвенно сложив руки на груди, промолвила:

— Прислушайтесь к речам сеньора Готфрида, государь! И впрямь, как может двор веселиться через несколько дней после такого несчастья, да ещё и зная, что жестокий убийца разгуливает на свободе? Что испытает душа моего дорогого супруга, увидев, как быстро осушили слёзы друзья и любимый господин, как беззаботно они предаются увеселениям, позабыв о скорби? Повремените со свадьбой, ваше величество!

С минуту король пребывал в задумчивости (за это время принц Ланделинд успел сначала побледнеть, затем покраснеть, словно помидор, и вновь обрести свой привычный цвет лица). Наконец он твёрдо сказал:

— Нет.

— Как? — простонала сеньора Годелива. Казалось, ещё миг — и она вновь разразится рыданиями. — Вы отказываете мне в моей просьбе?

— Да.

— Но почему?

— Я так решил и не намерен объяснять свой поступок.

Рыдания, раздавшиеся вслед за этими словами, были поистине душераздирающими.

"Всё верно — так и нужно отвечать, — одобрительно улыбнулся Энгерранд. — Отчего-то я не припомню, чтобы чьи-нибудь родственники хоть раз выдвигали такие дерзкие требования — пусть и под видом смиренной просьбы. Когда горе искренне, им нет дела до таких вещей... А что из этого следует? Граф и баронесса замыслили какую-то интригу — сомнений быть не может".

Тем временем между королём и графом Артландским завязалась настоящая перепалка — последний встал на защиту несчастной вдовы. Это, однако, оказался ошибкой: если раньше кто-то и готов был пожалеть сеньору Годеливу и втайне осудить суровость монарха, теперь всеми свидетелями этой сцены овладели недоумение и гнев. Как смеет Готфрид разговаривать с государем, точно с вассалом?

Из толпы выступила королева Эрменхильда. Поджав губы, смерила графа высокомерным взглядом:

— Вы забываетесь, сеньор Готфрид. Даже страшное горе не даёт никому права вести себя подобным образом. Что за дерзость — так разговаривать с королём? Чего вы добиваетесь? Хотите очутиться в тюрьме? Что ж, это несложно устроить — многие сидят там и за меньшие провинности, нежели ваша.

— Пусть кто-нибудь заткнёт этой женщине рот, — прошипел Энгерранд приятелю в самое ухо. — Кажется, сеньор Готфрид — не какой-нибудь простолюдин. Едва ли он снесёт такое оскорбление.

— Я бы тоже не стерпел, — ухмыльнулся слуга.

Граф, однако, ничем не выказал гнева или обиды.

— Не смею больше надоедать вам глупыми просьбами, государь, — с поклоном произнёс он. — С вашего позволения я отправлюсь в отель Артланд — я ведь только что приехал в Везерхард, однако тотчас помчался сюда, едва услышал на улице о несчастье, случившемся с бароном.

— Идите, — милостиво кивнул король, довольный своей победой.

Граф ещё раз поклонился, а затем направился к выходу. При этом он взглядом отыскал в толпе Жосса и едва заметно улыбнулся.

— Проклятье, — пробормотал слуга. — Всё-таки узнал, демон...

— А ты надеялся на что-то иное? — грустно усмехнулся Энгерранд.

— Нет, конечно. Но ведь иногда чудеса случаются...

Глава 12

Теперь, когда мы побывали в доме столь важной персоны, как первый королевский камергер, я, пользуясь правом автора переносить своих читателей в самые загадочные и запретные места, предлагаю заглянуть во дворец Верховного жреца, который, как уже говорилось, поражал своим великолепием и вызывал в душах знатных алленорцев нестерпимую зависть.

Вечером после событий, описанных в предыдущей главе, мессер Ансберт — так звали Верховного жреца — сидел в высоком кресле и смотрел в окно. Это был пожилой мужчина, при взгляде на которого никто не поверил бы, что недавно срок его жизни перевалил за седьмой десяток: непредвзятые наблюдатели решили бы, что Жрецу недавно исполнилось пятьдесят, льстецы же утверждали, будто он совсем ненамного старше короля. Впрочем, все старания последних были тщетны: мессер Ансберт пропускал мимо ушей любые похвалы в свой адрес.

Должно быть, именно извечная холодность Жреца породила множество легенд, каждая из которых вмиг облетала Везерхард, стоило разбиться мечтам очередного незадачливого интригана, полагавшего, будто он сумеет с помощью сладких речей завоевать благорасположение мессера Ансберта.

Чего только не узнал о себе Верховный жрец за последние годы!

Скромное одеяние, которое он носит, — лишь хитрая уловка. На самом деле богатство его ничуть не уступает королевскому. "Да, — говорил какой-нибудь обиженный барон своим приятелям, — я собственными глазами видел, что стены и пол в доме мессера Ансберта сплошь покрыты дорогими коврами. Где такое видано?! А сколько у него драгоценных вещей — от кубков и сервизов до перстней и медальонов! Разве дозволено священнослужителю жить в такой роскоши?" И через несколько минут весь город уже судачил о несметных сокровищах, спрятанных в сундуках Жреца.

А как отпрыску купеческого рода удалось достичь таких высот? Где это видано, чтобы простолюдин встал во главе служителей культа Семибожья? Конечно, здесь не обошлось без интриг. Должно быть, сначала приглянулся кому-нибудь из учёных мужей в Университете, затем втёрся в доверие к одному из могущественных жрецов первой ступени — и вот уже до самой вершины недалеко! А на выборах... Ясное дело, на выборах не обошлось без подкупа. Конечно, так всегда происходит, но всё же, как могли честные и мудрые священнослужители отдать свои голоса за этого выскочку?! Не иначе, все они на минуту оказались в плену помешательства...

Что же до кумушек, их занимали сердечные дела мессера Ансберта.

— Знаете, что Верховный жрец в юности слыл большим гулякой? Многие дамы были от него без ума!

— Кто? Простолюдинки? Какая знатная сеньора отдалась бы этому торгашу?

— Пусть так. Но всё же о его любовных похождениях говорил весь Университет. А уж какому разврату он предавался, когда служил в храме Аламора...

— Что за мерзости вы говорите!

— Клянусь, так всё и было!

— Что ж, зато теперь даже волшебство не поможет ему завлечь в свою постель женщину.

— Отчего вы так решили?

— Знаю. Видели, какой он теперь угрюмый и мрачный? Уж мне-то прекрасно известно, отчего у мужчин появляется такое выражение лица! Супруг моей сестры стал таким же, когда его поразила некая болезнь...

И почтенные горожанки, на время позабыв о Жреце, принимались перемывать косточки своим родичам и знакомым...

Между тем, в словах кумушек имелась некоторая доля правды: в последнее время мессер Ансберт действительно стал раздражителен, поражая своей грубостью и резкостью даже ближайших соратников, привыкших к его характеру. Целые сутки Жрец мог просидеть в одиночестве, никого к себе не пуская, даже слуг. Кое-кому из них, правда, удалось подсмотреть, как мужчина сидел за столом и листал громадные толстые фолианты, но уже на следующий день замочная скважина оказалась залеплена чем-то чёрным, лишив тем самым сплетников последней надежды удовлетворить любопытство.

В день, когда мы решили погостить у мессера Ансберта, он впервые за долгое время оторвался от книг. Одному из слуг было позволено войти и принести своему господину обед, оказавшийся таким обильным, что занял несколько часов. Когда же трапеза была закончена, Жрец уселся в кресло и начал глядеть в окно — об этом, впрочем, уже говорилось несколькими строками ранее.

Вскоре покой его был потревожен одним из слуг, который вошёл в комнату и тихо произнёс:

— Мессер, граф Артландский просит вас принять его.

Жрец поморщился:

— Что ему нужно? Тоже хочет испросить каких-нибудь милостей? — Подумав с полминуты, он махнул рукой: — Веди графа сюда.

Слуга бесшумно вышел.

Через некоторое время дверь отворилась и в покоях мессера Ансберта появился сеньор Готфрид.

— "О боги! — вновь поморщился Жрец. — Что за подобострастная улыбка! А какой низкий поклон! Неужели даже такие важные сеньоры вскоре станут докучать не просьбами?"

Впрочем, следует заметить, что ворчал мессер Ансберт больше для вида — на деле поведение графа изрядно ему польстило.

Подойдя к священнослужителю, сеньор Готфрид коснулся губами его перстня, а затем уселся на стул.

— Что привело вас сюда? — спросил Жрец.

— Дело необычайной важности, — с опаской покосившись на дверь, тихо произнёс граф. — Я хочу рассказать о вещах, которые будут вам очень интересны.

— Говорите скорее — я сгораю от любопытства.

Граф хитро сощурился:

— Скажите, мессер Ансберт, когда в последний раз вам доводилось слышать об использовании запретной магии?

— Года три назад... Тогда я отправил на костёр одного слабосильного мага. — Верховный жрец криво усмехнулся. — А что, кто-то применил магию демонов?

— Да.

— Откуда вы узнали об этом?

— Я видел всё своими глазами, когда был в Лотхарде. Один человек из моей свиты — славный, но горячий парень, — затеял ссору с каким-то простолюдином. Я приказал схватить наглеца, чтобы примерно наказать, — где это видано, чтобы человек без роду без племени поднимал руку на аристократа? — однако тот ухитрился бежать из осаждённого моими людьми дома.

— И где здесь запретная магия? — разочарованно протянул мессер Ансберт.

— Потерпите немного! Когда он очутился возле городских ворот, те оказались заперты по приказу главы Городского совета. И что же? Беглец достаёт из кармана какой-то предмет, прикладывает к замочной скважине — и вместе с двумя своими дружками проходит сквозь ворота!

— Что это был за предмет? — быстро спросил Жрец.

— Кажется, медальон... Впрочем, я не уверен. Зато вспышка вышла что надо! Один стражник до сих пор не может вымолвить ни слова — так он испугался.

— Это неудивительно. Даже в неумелых руках запретная магия — весьма опасная вещь.

— А вы полагаете, что человек, о котором я рассказал, плохо с ней знаком?

— Конечно, иначе не использовал бы её так открыто.

— Клянусь, вы заблуждаетесь! Слышали, что случилось с бывшим лотхардским градоначальником?

— Который вызывал демона ночи?

— Да. Так вот, его разоблачил тот самый человек, о котором я только что говорил!

Мессер Ансберт пожал плечами:

— Что с того?

— Как?! — вскричал граф Артландский. — Неужели вы не понимаете? По городу разгуливает опытный, опасный маг! От него можно ждать любых поступков! И что самое страшное, сейчас этот негодяй в Везерхарде! Что ему нужно здесь? Вдруг он замышляет недоброе?..

— Полноте, сеньор Готфрид! — рассмеялся Жрец. — Никогда бы не подумал, что вы можете так волноваться. Не тревожьтесь. Конечно, я приму кое-какие меры, чтобы защитить честных везерхардцев, и маг, о котором вы рассказали, никогда больше не сможет угрожать им.

С этими словами мессер Ансберт протянул собеседнику руку для поцелуя. Граф понял, что беседа окончена, и удалился, полный самых радужных надежд.

Оставшись в одиночестве, Жрец откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он погрузился в сон, однако это было не так.

"О боги! — думал мессер Ансберт. — Если догадка моя окажется верной, я не пожалею половины своих богатств, чтобы отблагодарить вас... Медальон, который открывает любые замки... Создание императора демонов... Как странно! Давно следы его были потеряны, и вдруг может оказаться, что обладатель бесценной вещи — какой-то жалкий простолюдин... Клянусь, я добуду артефакт, чего бы мне это ни стоило!"

И Жрец счастливо улыбнулся, словно уже держал желанный медальон в своих руках.

Глава 13

Следующим утром в отель Рево явился мальчишка — паж и передал Фердинанду послание от принца Ланделинда. Наследник престола приглашал молодого человека в свой дом на улице Слёз, чтобы побеседовать с глазу на глаз о "весьма важных вещах". Встреча была назначена на полдень.

Изумлённый Фердинанд решил поделиться известием с друзьями, однако едва трое наших героев обрались вместе, к ним подбежал Герберт и дрожащим от испуга голосом сообщил, что у дверей дома стоят королевские стражники.

— Что им нужно? — в растерянности спросил Рево.

— Сейчас узнаешь, — усмехнулся Энгерранд. — Ты же считаешь своим долгом всегда держать дверь открытой.

— Проклятье! — вскричал Фердинанд и бросился прочь из комнаты.

Однако было поздно: очутившись в коридоре, молодой человек увидел, что дом уже полон стражников, а возглавляет их сам Геральд.

— Стойте! — вскричал мужчина. — И не вздумайте бежать.

— О бегстве я думаю меньше всего, — с напускным спокойствием ответил Рево. — Мне хочется узнать, что привело вас сюда.

Геральд извлёк из-под полы плаща пергаментный свиток и потряс им в воздухе:

— Мне приказано арестовать вас и вашего друга, — указал он на Энгерранда, который вышел из комнаты, чтобы также поучаствовать в разговоре.

— Нас в чём-то обвиняют?

— Об этом вы узнаете от королевского канцлера. Мне приказано доставить вас в Тур — а большего я и знать не желаю.

— В Тур? — протянул Энгерранд. — Так, кажется, называют тюрьму для знатных сеньоров?

— Да, — прошептал Фердинанд.

— Кажется, мне оказана великая честь...

— Не обольщайтесь, — прервал молодого человека Геральд. — Государь считает, что наказание человека должно быть тем суровее, чем он знатнее и богаче. Поэтому узники Тура называют свою темницу "местом ужаса и боли" — и называют справедливо... А теперь — хватит болтать о пустяках. Следуйте за мной.

И капитан королевской стражи повернулся спиной к своим жертвам, уверенный, что приказание его будет выполнено.

Путь к Туру был долгим. Солнце жарило нещадно, и к концу пути стражники, которые парились в своих толстых одеждах, точно раки в панцирях, имели весьма жалкий вид. Приободрились они, лишь когда вдалеке показалась могучая чёрная крепость, окружённая колоннадой высоких башен; лица арестантов в этот миг, напротив, стали мрачнее тучи.

Внутри молодых людей ожидало печальное зрелище: грязный двор, покрытые плесенью стены, полутёмные коридоры с бродящими по ним тюремными служащими, похожими скорее на тени, чем на живых людей.

— Печальное место, — пробормотал Энгерранд.

Геральд, услышав его, ухмыльнулся:

— Ужасное место... Ужасное!

После долгих блужданий стражники остановились перед какой-то неприметной дверцей. Геральд распахнул её и сделал знак Энгерранду:

— Входите...

Молодой человек повиновался и, войдя внутрь, первым делом огляделся. Камера, где он оказался, была освещена единственным факелом, так что в углах её клубился сумрак; возле одной из стен виднелся стол, а за ним — мужчина в тёмной мантии.

— Что ты стоишь, как истукан? — раздался за спиной Энгерранда хриплый шёпот капитана стражи. — Это сам мессер Гумберт — так выкажи ему почтение, негодяй!

"Хм, вот стало быть, каков королевский канцлер", — согнувшись в поклоне, подумал молодой человек.

Мессер Гумберт добродушно улыбнулся:

— Как видите, вам оказана немалая честь, метр Энгерранд. Не всякому аристократу выпадает счастье — или несчастье? — беседовать со мной... — Молодой человек в ответ вновь поклонился. — Впрочем, не я один жажду поближе познакомиться с вами...

Едва отзвучали эти слова, из полумрака выступил человек, при виде которого Энгерранд помимо воли отступил на пару шагов — по расшитому золотом багровому одеянию он узнал Верховного жреца.

— Да, — пробормотал он. — Это и впрямь величайшая честь, которая, полагаю, не сулит мне ничего хорошего.

— Отчего же? — усмехнулся мессер Ансберт. — Жизни вашей и даже свободе ничто не угрожает. Просто ответьте на несколько вопросов. Откровенно.

— А вдруг из-за своей честности я сознаюсь в каком-нибудь злодеянии?

Губы канцлера расплылись в улыбке. Жрец поморщился:

— Если совесть ваша нечиста, лучше сразу во всём сознаться. Тогда палачи останутся без работы, а вам не придётся корчиться от боли в их руках.

Энгерранд понимающе кивнул, показывая, что не ожидал от мессера Ансберта ничего, кроме угроз.

— Зачем говорить такие вещи? — покачал головой канцлер. — Думаю, метр Энгерранд достаточно разумен, чтобы рассказать о своих преступлениях и без помощи тех славных ребят, — он кивнул в сторону двух мужчин, чьи силуэты были едва различимы в полумраке, — которые слывут лучшими знатоками пыточного дела во всём Алленоре... Пожалуй, — мужчина дружески улыбнулся молодому человеку, — будь вы на моём месте, я без раздумий посоветовал бы вам обратиться к их услугам...

— Быть может, настало время перейти к допросу? — перебил его Верховный жрец.

— Да, вы правы, — ничуть не обиделся на грубость мессера Ансберта канцлер.

Тот задрожал от радости и сказал Энгерранду:

— Вы догадываетесь, отчего очутились здесь?

— Думаю, да.

— Вот как? Стало быть, вы готовы признать свою вину?

— Нет, конечно! Если я и оскорбил человека из свиты графа Артландского, так тот первый затеял ссору...

— Прекратите! — махнул рукой мессер Ансберт. — Нам нет дела до ваших склок с графом и его вассалами — пусть этим занимается государь, если пожелает.

— Что же тогда вас интересует?

— Вы отвратительно разыгрываете неведение, метр Энгерранд. Речь идёт о вашем бегстве из Лотхарда.

— Разве в поступке моём есть что-то предосудительное? Думаю, даже вы поступили бы так же, угрожай вашей жизни опасность.

Канцлер одобрительно хмыкнул — его радовало, что Верховного жреца всё сильнее охватывает гнев. Всего час назад мессер Ансберт похвалялся, что легко "развяжет мальчишке язык", зато теперь, как не без удовольствия думал мессер Гумберт, начал понимать, что "допрашивать преступника куда труднее, чем, завывая в храме, возносить Семи богам заученные наизусть молитвы".

Жрец тем временем, набрав побольше воздуха в лёгкие, проревел:

— Вы применили запретную магию, негодяй!

— Запретную магию?..

— Да!

— Не понимаю, о чём вы говорите...

— Хватит лгать! Сотня свидетелей подтвердит, что вы пользовались магией императора демонов, когда убегали из города!

Энгерранд пожал плечами — его ничуть не испугала ярость священнослужителя.

— Постойте, мессер Ансберт, — вмешался канцлер. — Не волнуйтесь понапрасну. Даже если метру ничего не известно, мы вполне можем допросить его приятеля. И уж барон-то да Рево прольёт свет на это дело!

Лицо Верховного жреца просветлело.

— Вы правы. Так и есть! Допросим барона — только без лишних церемоний! Любой аристократ почтёт за честь оказаться в руках таких палачей, как ваши, мессер Гумберт.

Всё в груди Энгерранда похолодело. Нервно сглотнув, он прохрипел:

— Да объясните же толком, что вы хотите от меня узнать!

Канцлер развёл руками:

— Мессер Ансберт уже задал вопрос. Пользовались вы магией или нет?

— Пользовался.

— Прекрасно. Свидетели утверждают, будто в миг, когда вы вместе с друзьями прошли сквозь ворота, видели алую вспышку. Знаете, о чём это говорит?

— Нет.

— Лжец... — прошипел Верховный жрец.

Даже не взглянув в его сторону, канцлер пояснил:

— Магия, применённая вами, — запретная.

Энгерранд грустно улыбнулся:

— И если я скажу, что не догадывался об этом, никто мне не поверит?

— Отчего же? Напротив, я склонен считать, что вы-то ни о чём не догадывались, а истинный виновник всего случившегося — барон да Рево.

— Нет! — вскричал молодой человек. — Клянусь, мой друг даже не слышал о запретной магии!

— Друг! — фыркнул мессер Ансберт. — Опять ложь — даже в таких мелочах! За годы жизни я ни разу не видел, чтобы простолюдина и аристократа связывали дружеские чувства... — Глаза его сверкнули. — Постойте-ка! Быть может, Рево — ваш хозяин, и вы пытаетесь выгородить его? Тогда ваша догадка и впрямь верна, мессер Гумберт! Барон — вот кто настоящий злодей, а метр Энгерранд — лишь его прислужник, ничего не смыслящий в магии.

Жрец пристально посмотрел на молодого человека:

— Где вы родились?

— В Зеленодолье.

— Никогда не слышал о таком месте. Должно быть, какая-нибудь деревенька, где даже не знают имён всех Семи богов. А вот Рево — древний род, чьи представители не раз становились священнослужителями, поэтому барон мог постичь самые сокровенные тайны, доступные лишь жрецам и магам.

— Мой друг ни в чём не виновен, — процедил сквозь зубы Энгерранд. — Мы не виделись семь лет: я жил в Лотхарде, барон — здесь, в столице.

— В самом деле! — воскликнул канцлер. — Вы ведь не станете отрицать, мессер Ансберт, что Рево уже давно живёт при дворе.

— Тем удивительнее, что метр Энгерранд называет его "другом".

Канцлер вздохнул:

— Что вас тревожит, мессер Ансберт? Кажется, мы привели сюда метра Энгерранда, чтобы выяснить, использовал он запретную магию или нет. Вас же отчего-то интересуют совсем иные вещи. Быть может, в таком случае, следует узнать, как метр Энгерранд познакомился с бароном? — И не дождавшись ответа, он кивнул молодому человеку: — Говорите...

Глава 14

Во времена, о которых мы ведём речь, одним из самых страшных бедствий, уносивших жизней ничуть не меньше, нежели война, был голод. Как ни молили алленорцы богов защитить их от этого ужасного бича тёмных сил, каждые четыре-пять лет история повторялась — и тогда смерть заглядывала в каждый дом: и к ремесленнику, и к землепашцу, и к феодалу. Дыхание её чувствовалось даже в самой столице...

Вышло так, что на следующий год после знакомства Энгерранда и Жосса весна выдалась поздней и очень холодной, а лето — необычайно знойным и засушливым. И с наступлением морозных дней закрома, и без того не ломившиеся от зерна, начали стремительно пустеть. К середине же зимы королевство уже являло собой поистине страшное зрелище: толпы бродяг, похожих на скелеты, на дорогах, полупустые деревни, точно жителей их поразила чума. Многие феодалы питались ничуть не лучше собственных крестьян.

Зеленодольцы, наверное, также испытали бы на себе все тяготы голодной зимы, не прикажи Ансельм ещё летом закупить как можно больше зерна в столице графства Фотланд по любой цене, какую только запросят торговцы. И благодаря этому решению даже к концу зимы в амбарах осталось немало запасов. Всё чаще кто-нибудь предлагал Добряку не скупиться и использовать их — холода-то на исходе.

— А что вы будете есть весной? — с усмешкой отвечал голова. И добавлял таким тоном, что у собеседников дрожь пробегала по спине: — Представляете, каково это: умереть, когда земля покрывается зеленью, весело щебечут птицы и солнце ласково пригревает?

После таких слов даже самые ярые противники Ансельма умолкали...

В один из коротких сумрачных дней, когда нависшие над землёй тучи изредка бросали на землю белоснежные хлопья, Энгерранд без толку разгуливал по посёлку, грызя необычайно вкусные сухари. Вдруг ему почудился чей-то тихий голос:

— Энгерранд...

Обернувшись, он увидел возле изгороди какого-то мальчика с кожей бледной, словно у мертвеца, и тёмными кругами под огромными глазами.

— Жосс! — в испуге вскричал Энгерранд и бросился к товарищу по давнему ночному приключению. Тот слабо улыбнулся. — Что с тобой?

— Есть нечего...

— О боги! Иди скорее сюда.

С трудом передвигая ноги, Жосс обошёл изгородь. Энгерранд подбежал к нему, взял за руку и повёл к дому Ансельма.

Внезапно дорогу мальчикам преградил мужчина лет сорока, высокий и широкоплечий. Нервно облизывая губы, он смотрел на Энгерранда с явной неприязнью. Это был Ансберт Силач, получивший прозвище после пьяной ссоры, во время которой он поднял длинную скамью и ударил ей одного из своих собутыльников.

— Кто это? — указал он на Жосса. Тот в испуге попятился.

— Мой друг, — ответил Энгерранд.

— И он пришёл сюда попрошайничать?

— А разве это преступление — попросить у кого-нибудь кусок хлеба?

— А ты как думаешь? Если барон Рево — а я знаю, что мальчишка этот прислуживает в его замке, — не догадался запастись на зиму едой, пусть винит в этом себя. Пусть сдохнет от голода из-за собственной глупости! Пусть делит трапезу с крестьянами и слугами, а не отправляет их побираться в Зеленодолье, которое он давно мечтает прибрать к рукам!

Энгерранд ничего не ответил. Дерзко взглянув на мужчину, он взял Жосса за руку и пошёл прямо на Ансберта. Тот метнул на мальчишек ненавидящий взгляд, однако отступил в сторону.

У порога их встретил Добряк, воскликнувший с притворной весёлостью:

— Вот так дела! Кого я вижу! Пожалуйте в наш дом, юный господин!

Жосс последовал за приятелем на кухню, каждый уголок которой был полон аромата испечённого только что пирога.

— Да у вас тут пиршество... — протянул он.

— Пиршество? — улыбнулся Добряк. — Что ж, тогда присоединяйся к нему.

Жосс не заставил себя уговаривать и с жадностью набросился на еду. Энгерранд и Ансельм взяли себе по крохотному кусочку.

Немного насытившись, мальчик поблагодарил гостеприимных хозяев, а затем произнёс со спокойствием, от которого Добряк вздрогнул:

— А у нас в деревне каждый день кого-нибудь хоронят. Недавно один из моих приятелей умер, а ещё раньше — две его маленьких сестры. И слуги в замке тоже начали умирать... — Внезапно мальчик запнулся. Глаза его заблестели от слёз. — И господин Фердинанд уже два дня не встаёт с постели.

— Как? — выдохнул Энгерранд. — Сын барона?

— Да.

— Но разве такое возможно?

— Барон и его семья тоже голодают...

Вдруг Добряк ударил кулаком по столу:

— Я не могу так этого оставить! Помоги собрать людей, Энгерранд — нужно посоветоваться.

Через час все взрослые зеленодольцы уже собрались на единственной площади посёлка, где обычно устраивались празднества, переглядывались и гадали, о чём с ними хочет поговорить Добряк.

Едва на площади появился Ансельм, шум разом стих. Три сотни глаз устремились сперва на Энгерранда, который по какой-то причине сопровождал дядю, а затем — на незнакомого тощего мальчишку.

Из толпы раздался женский голос:

— Я догадалась! Ты, Ансельм, нашёл себе преемника!

Раздался хохот, однако Добряк даже не улыбнулся. Покачав головой, он произнёс:

— Ещё вчера, Эрвелина, я с удовольствием посмеялся бы вместе с тобой, но сейчас мне не до шуток.

Вперёд выступила женщина такого богатырского вида, что, казалось, без труда смогла бы побороть любого мужчину, и сказала:

— Прости, Ансельм. Я должна была догадаться, что ты собрал нас ради серьёзного дела. Да и веселиться, когда кругом умирают люди...

Добряк с благодарностью посмотрел на неё:

— Ты словно читаешь мои мысли, Эрвелина. Именно о голоде я хочу с вами поговорить.

— А что? — проворчал Ансберт Силач. — Разве запасы подходят к концу? Или, может, ты решил продавать хлеб втридорога? Такое предложение я с радостью поддержу. Давно пора!

Ансельм провёл по бороде дрожащей ладонью:

— Как можешь ты предлагать такие вещи?

— А что тут такого? — пожал плечами Силач. — Все торговцы так поступают — потому и купаются в роскоши.

— Прекрати! — возвысил голос Добряк. — Неужели ты считаешь меня способным на такую низость?

— Низость?! — фыркнул Ансберт. — Да это же дар Семи богов! Награда за терпение и трудолюбие. Деньги сами сыпятся нам в руки — так зачем отказываться от них?

— Замолчи! — неожиданно закричал Ансельм. — Почему ты болтаешь всякую чушь? Почему прерываешь, даже не выслушав, что я хочу сказать?

Раздался возбуждённый гул голосов. Зеленодольцы были изумлены: никогда им не доводилось видеть голову таким разгневанным. Многие бросали на Ансберта осуждающие взгляды, однако никто почему-то не решался вслух возмутиться его словами.

Увидев эту нерешительность, Эльдемар, лучший друг Силача, воскликнул:

— А по-моему, Ансберт прав! Он думает о богатстве Зеленодолья, а Ансельм — нет. Разве плохо будет, если все мы заработаем немного денег? Что тут худого?

— Разве мы — торгаши? — перебила его Адалина, красавица, руки и сердца которой некогда домогался Силач. Отказ, который он получил, был таким решительным и грубым, что с тех пор мужчина люто возненавидел бывшую возлюбленную. — Столько лет честно трудились — и жили счастливо! А теперь вы хотите разгневать богов, нажившись на чужом горе.

Сразу несколько голосов заглушили слова женщины.

— Все так делают!

— Чем мы хуже?

— Заживём ещё лучше прежнего!

— Соглашайся, Ансельм!

Голова беспомощно поворачивался то к одному крикуну, то к другому, но ничего не успевал ответить. Жосс и Энгерранд в испуге глядели на это, не в силах поверить, что человек, которого они считали всесильным, поддастся толпе.

Наконец Ансельм пришёл в себя и закричал так, что все вмиг смолкли:

— Я собрал вас, чтобы предложить помочь страдальцам, гибнущим от голода! Но, похоже, жажда наживы в ваших душах сильнее чувства милосердия. И тут я ничего не могу поделать — нужно согласие всех жителей посёлка... — Внезапно голос его стал чуть слышен: — Раз уж я не способен убедить вас... похоже, настало время мне сложить с себя звание головы.

Несколько секунд понадобилось зеленодольцам, чтобы осознать услышанное, когда же первое замешательство прошло, Эльдемар воскликнул:

— Слышите, друзья?! Ансберт больше не хочет управлять Зеленодольем! Разве можно противиться его желанию? Нет. Значит, нужно решить, кому быть новым головой... Предлагаю Ансберта — при нём мы заживём богато, как никогда прежде.

— Почему? — раздался дрожащий от возмущения женский голос. — Мой муж Фабиан — вот кто должен всем управлять. Не зря же вы сами прозвали его Мудрецом!

— Глупости! — вмешался в спор какой-то юноша. — Куда ему до моего отца Хадеберта Смельчака?

Голоса становились громче, речи — яростнее. Всё чаще слышались ругань и оскорбления. Об Ансельме позабыли, и никто не заметил, как бывший голова побрёл домой, сопровождаемый растерянным Энгеррандом и Жоссом, который едва сдерживал слёзы.

Придя домой, Добряк впервые за многие годы достал бутылку крепкого вина...

Ансельм очнулся из-за холодной воды, которой кто-то брызнул ему в лицо. Приоткрыв глаза, тихо простонал:

— Что за демон?

— Вставай, дядя — к тебе пришли.

— Ах, это ты, Энгерранд... — Добряк едва ворочал языком. — Скажи, что я никого не хочу видеть. Гони в шею любого, кто заявится сюда.

— Но там тётушка Фабрициана. Она вся в слезах.

Мужчина приподнялся на кровати:

— В слезах, говоришь?

— Да, горько плачет и просит вашей помощи.

С тихим стоном поднявшись с кровати, Добряк пошатываясь побрёл на кухню, где его дожидалась жена Мудреца, ещё вчера предлагавшая назначить мужа новым головой. При виде Ансельма она сжала своё лицо в ладонях и проскулила:

— Ох, что же творится в посёлке? Я никогда не видела такого безобразия!

— Что стряслось?

— Страшные вещи! Сегодня утром, когда Фабиан вышел из дома, на него напали Ансберт и Эльдемар! Они исколотили моего несчастного мужа до полусмерти, да ещё и сказали напоследок, чтобы он и не думал становиться головой.

Женщина судорожно всхлипнула.

— И чем я могу помочь? — передёрнул плечами Ансельм.

— Нужно наказать драчунов... — оторопела от неожиданности женщина.

— Пусть новый голова и займётся этим, когда будет избран.

С этими словами Добряк встал и, не обращая внимания на слёзы и причитания Фабрицианы, вернулся обратно в спальню.

Однако едва женщина ушла, вновь раздался громкий шум и в комнату ворвался встрепанный подросток с перекошенным от возбуждения лицом.

— Дядя Ансберт! — крикнул он. — Скорее идите в кабачок "Зелёный дол"!

— Зачем?

— Там дерутся Ансберт Силач и Хадеберт Смельчак!

— Что ж, я не стану им мешать.

— А вдруг они поубивают друг друга?

— Это их дело.

Подросток ушёл ни с чем.

Однако на этом поток нежданных гостей не иссяк. Едва Ансельм ложился на кровать, к нему приходила какая-нибудь женщина и жаловалась, что у неё пропали вещи. Стоило Добряку выпроводить её и потянуться за кружкой — прибегал Энгерранд и задыхаясь сообщал, что в "Зелёном доле" вновь вспыхнула ссора.

Поэтому к часу, на который были назначены выборы, Ансельм, хотя и пребывал в весьма скверном расположении духа, вновь обрёл ясность мысли, да и обида его несколько поутихла, сменившись сожалением о том, что жители замка так и получат помощи.

Но каково же было удивление мужчины, когда, выйдя вместе с племянником на порог, он увидел толпу зеленодольцев, которые, вне всякого сомнения, шли к его дому. Добряк замер и стал ждать, что случится дальше.

Когда странная процессия остановилась, вперёд выступил Эльдемар.

— Мы тут... это... как бы получше сказать... — смущённо забормотал он, — ...немного посовещались. И решили... в общем...

— Оставайся головой, Ансельм! — не вытерпев, крикнула Эрвелина.

— Да... — промямлил Эльмер, — это я и хотел сказать...

Отовсюду зазвучали возгласы:

— Соглашайся!

— Прости нас!

— Пусть всё остаётся по-прежнему!

Помедлив несколько секунд, Добряк нерешительно кивнул. В глаза его в этот миг стояли слёзы...

На следующий день из замка барона да Рево пришли несколько слуг и, нагрузившись приготовленной для них едой, побрели обратно. Подобное действо продолжалось каждую декаду, до тех пор пока весеннее солнце не отогрело землю и сердца людей, сумевших пережить страшную зиму.

Наверное, нет нужды рассказывать, как рассыпался в благодарностях Жосс всякий раз, когда появлялся в Зеленодолье — а случалось это всё чаще и чаще. Конечно, иногда кое-кто из зеленодольцев, наслушавшись речей Ансберта или Эльдемара, принимался недовольно ворчать, но даже у таких людей невольно становилось теплее на душе при виде сияющего от счастья лица мальчишки.

Появление Жосса всякий раз превращалось в настоящий праздник для Энгерранда. В такие дни приятели старались спрятаться подальше от чьих-либо взоров — чаще всего убегали в лес — и вели беседы обо всём, что приходило в голову.

Во время одного из таких разговоров Жосс беззаботно сказал:

— Знаешь, Энгерранд, мой господин как-то раз сказал, то хотел бы познакомиться с тобой, а баронесса поддержала его и даже сказала, что надо бы щедро наградить человека, спасшего всех от смерти. Может, упросишь дядю на пару дней отпустить тебя в замок?

Энгерранд, вспомнив сцену на поляне, затряс руками:

— Нет, даже не предлагай!

— Почему?

— Я боюсь, — выдавил мальчик первое, что пришло ему на ум.

— Кого? — опешил Жосс.

— Барона, разумеется. Как могу я прийти в дом такого благородного сеньора?

— Он же сам ищет встречи с тобой...

Энгерранд оставался непреклонен. Тогда слуга привёл довод, который, как ему думалось, должен был подействовать на друга:

— Ещё увидеться с тобой мечтает мой молочный брат. Говорит, что не обретёт покоя, пока не отблагодарит своего спасителя...

— Вот как? А может, ему самому приехать сюда?

— Ну, не знаю...

— Представляешь, как было бы здорово? Мы могли бы болтать о чём вздумается, бродить где угодно — здесь ведь нет слуг, которые следят за каждым шагом своего господина.

После недолгих раздумий Жосс радостно улыбнулся:

— Ты прав — это отличная мысль! Жаль только, я не представляю, как нужно поступить...

— Всё просто, — перебил его Энгерранд. — Барон не сидит безвылазно в замке, ведь так?

— Нет, конечно. Иногда пропадает даже на несколько дней.

— Вот и прекрасно. Дождитесь, когда он будет в отъезде, и тихонько покиньте замок. Барон ведь позволяет своему сыну гулять, где тому захочется?

— Да.

— Тогда едва ли вас хватятся раньше ужина.

Жосс почесал затылок и вздохнул:

— Путь-то неблизкий... Я-то, конечно, изучил лес вдоль и поперёк и знаю самую короткую дорогу, но и по ней идти и идти, пока сюда доберёшься...

Друзья замолкли. Положение казалось им безнадёжным.

Вдруг глаза Энгерранда торжествующе сверкнули.

— Погоди-ка! — воскликнул он. — Барон ведь научил своего сына ездить верхом?

— Конечно! — гордо ответил Жосс. — Он уже сейчас гарцует на коне не хуже любого рыцаря. Да и я неплохо держусь в седле!

— Тогда вы легко доберётесь сюда.

Жосс восхищённо посмотрел на приятеля и медленно произнёс:

— Знаешь, Энгерранд, кто ты? — И воскликнул со смехом: — Величайший мудрец королевства — вот кто!

Глава 15

Видимо, барон да Рево и не думал прекращать свои разбойничьи вылазки: не прошло и двух декад после переданного нами несколькими строками выше разговора, когда одним солнечным утром Энгерранд услышал за окном чей-то молодецкий посвист. Выглянув, он увидел Жосса верхом на старой кляче — важного, словно вельможа.

— Выходи, Энгерранд! — прокричал мальчишка.

Тот не заставил себя долго ждать и, сунув в карман несколько сухарей, выбежал на улицу.

— Где твой брат?

— Сеньор Фердинанд, — многозначительно посмотрел на приятеля слуга, — дожидается нас в лесу.

— Что ж, идём к нему.

Кобыла, повинуясь приказаниям юного наездника, неторопливо побрела по дороге. Энгерранд, изредка усмехаясь, легко поспевал за ней и подумывал, не спросить ли у спутника, на каком скакуне примчался баронский сын.

Но когда друзья очутились у лесной опушки, взорам их явилась самая изумительная картина, какую только можно себе вообразить: на дороге, точно по волшебству, возник тонконогий жеребец, на котором восседал белокурый подросток, похожий на одного из светлых духов, чьи образы рисовал Энгерранд, слушая дядюшкины рассказы.

И этот юный красавец, спрыгнув с коня, опустился перед мальчишкой на одно колено, словно перед королём! В последующую минуту тому пришлось выслушать немало пышных благодарственных фраз и уверений в вечной дружбе.

— Ладно вам... — только и сумел вымолвить Энгерранд. — Я-то здесь причём? Это моего дядю нужно благодарить... И прошу вас, сеньор Фердинанд, встаньте...

— Что за "сеньор"?! — вмиг вскочил на ноги баронский сын. — Зови меня Фердинандом — и никак иначе!

— Хорошо, — пожал плечами мальчишка.

После того как знакомство состоялось, новоявленные друзья зашагали по дороге, ведя оживлённую, но, говоря откровенно, довольно-таки бессмысленную беседу. В ней причудливо переплетались рассказы о жизни в посёлке и замке, воспоминания о недавнем голоде и всяческий рассуждения, которые мальчики излагали друг другу с видом учёных мужей из Университета. При этом Энгерранд невольно отметил, сколь благородны и изысканны манеры Фердинанда, словно тот получил воспитание в столице, а не жил в замке вместе с разбойником — отцом и неотесанными крестьянами.

Время летело незаметно. Находить темы для беседы становилось всё труднее и в конце концов настал миг, когда между приятелями воцарилось молчание.

Энгерранд решил воспользоваться этим и задал вопрос, давно его мучивший:

— Скажи, Жосс, что ты слышал о демонах?

Слуга неуверенно произнёс:

— Ну, не очень много... Знаю только, что они воюют с Семью богами. Всё зло в мире — из-за них...

— Зачем ты это говоришь?! — фыркнул Фердинанд. — Об этом и так все знают!

— А что тогда я должен рассказать?

Баронский сын вздохнул:

— Пожалуй, лучше я сам превращусь на время в древнего сказителя, хотя и знаю обо всём только слов родителей.

— Мне и этого должно хватить, — усмехнулся Энгерранд.

Рево кивнул и начал рассказывать:

— Говорят, будто на небе правят Семь богов, главный из которых — Авир, но при этом он не приказывает остальным и не повелевает ими. Скорее, боги составляют нечто вроде Небесного совета, на котором всё и решают. Когда-то, ещё до создания мира, туда входил и восьмой бог, Адемар — до тех пор, пока Авир не задумал создать жизнь на земле. И тогда — уж не знаю, где именно, ведь у богов, как известно, сердца нет, — у Адемара зародилась зависть, страшная и необоримая. Поднявшись из-за стола Совета, он сказал, что согласится, если получит право вершить судьбы будущих созданий по своему разумению.

"Ты даруешь им жизнь, я же хочу отбирать её, когда пожелаю", — обратился Адемар к Авиру.

"Зачем?!" — хором воскликнули боги.

"Обладая вечной жизнью, создания эти когда-нибудь восстанут против нашей воли".

Авир задумался. Прошло немало времени, пока он всё же сказал: "Может, ты и прав, Адемар, но я не хочу превращать их в игрушки одного из нас, которые тот может сломать в любой миг".

"Тогда что ты хочешь сделать?"

"Прикажу светлым духам, которые нам подвластны, писать книги судеб..."

"Книги судеб?" — со злостью прошипел Адемар.

"Да, для каждого из наших созданий".

"Я не верю: ты просто обманываешь нас, прикрываясь мудрыми речами — на деле духи во всём будут послушны тебе! — Боги гневно посмотрели на Адемара, он же продолжал: — Думал, сумеешь провести меня? Не выйдет! Я давно понял, что ты мечтаешь о власти. Это ведь так обидно — быть сильнейшим из нас, но никем не повелевать! Вот и решил создать хотя бы кукол, чтобы делать с ними всё, что придёт на ум. Но я не собираюсь потакать твоим прихотям... Я ухожу!"

С этими словами Адемар покинул небесные чертоги и помчался к светлым духам.

"Хотите стать равными богам? — спросил он. — Тогда следуйте за мной — я открою все сокровенные тайны, научу всему, что умею сам и на что способны мои враги".

Тотчас к нему обратились несколько духов:

"Мы готовы всюду следовать за тобой!"

"Вы не пожалеете об этом", — пообещал Адемар.

Изменники умчались к одной из далёких звёзд, туда, где царит вечный холод, и создали свои собственные чертоги, тёмные и мрачные. Там Адемар начал обучать духов всем премудростям, как и обещал.

Трудно сказать, сколько времени это длилось. Новоявленные боги становились сильнее и сильнее, и сам учитель их стал всё чаще задумываться, не ошибся ли, не слишком ли поддался чувству ненависти.

Наконец, Адемар собрал первый Тёмный совет.

"Я всему научил вас, — сказал он. — Теперь ты, Эсмерей, сможешь обратить в бегство самого Алимьера — тот испугается одного твоего вида. Тебя я отправлю первым на схватку с Семью богами. Но это не значит, будто я люблю и ценю вас меньше Эсмерея, дорогие мои ученики".

И Адемар начал по очереди подходить к каждому из них — те опускались на одно колено и целовали призрачные ладони учителя.

"Эстарот, бог лжи и коварства... — говорил Адемар. — Эсдетер, бог ненависти... Эсморель, бог войны... Эстекур, бог безумия... Эстефор, бог бури..."

Оставался последний ученик.

"Эстельфер, бог..."

"Неужели, — спросил тот, — я должен убить самого Авира? Или... тебя?"

Через мгновение "дорогие ученики" набросились на учителя. Битва была страшной, но короткой — Адемар оказался повержен. С огромным трудом он сумел бежать из собственных чертогов и с тех пор мечется по бескрайним небесным просторам, сгорая от ненависти и к Семи богам, и к предателям — ученикам, но больше всего — ко всему живому, что создал Авир.

Бунтовщики же склонили головы перед Эстельфером — это он затеял заговор — и сказали:

"Ты — самый могущественный из нас. Будь же главой Совета, подобно Авиру..."

"Нет, — ответил тот. — Я буду вашим императором!"

И он, как и Адемар совсем недавно, протянул ладонь для поцелуя...

Прервав рассказ, Фердинанд не без удовольствия заметил огорчение на лицах слушателей.

— Значит, на деле демоны — те же боги, только злые? — спросил Энгерранд.

— Похоже на то, — согласился Рево. — Надеюсь только, что они всё же не так сильны. Мы ведь наслаждаемся теплом и солнцем? Значит, Семь богов защищают нас от тёмных сил.

В это время приятели выбрались из лесной чащи и очутились у останков древнего крепостного вала, поросших кустарниками и даже деревцами. За ним виднелась деревянная башня со стенами, изрезанными широкими трещинами и покрытыми плесенью.

— Заброшенный замок! — выдохнули мальчишки.

Это и впрямь было место, которое, как мы когда-то говорили, зеленодольцы окрестили "проклятым".

— Идёмте! — в возбуждении воскликнул Энгерранд и бросился вперёд.

Друзья последовали за ним с явной неохотой.

— Что ты хочешь найти среди этих развалин? — проворчал Фердинанд. — наверное, от былого великолепия давно не осталось и следа.

— А оно когда-нибудь было? — рассмеялся Энгерранд.

Поднявшись по дрожащей, скрипучей лестнице, мальчики остановились у порога и переглянулись. Дверь была отворена.

— Наверное, кто-то побывал здесь, — огорчённо сказал Энгерранд.

— Нет! — покачал головой Рево. — Это обычай: двери замка, чей хозяин умер, не запираются, пока наследник не вступит в свои права...

— Одно другому не мешает, — пожал плечами мальчишка и вошёл внутрь.

Через секунду друзья услышали его изумлённый возглас:

— Да тут не так уж плохо!

И впрямь, если не считать толстого слоя пыли, покрывшего всё вокруг, замок выглядел так, словно хозяева покинули его несколько декад назад.

Некоторое время мальчишки осматривались, обмениваясь иногда замечаниями. Вдруг Жосс потянул носом воздух:

— Что за чудеса? Вы чувствуете запах дыма?

— Нет, — неуверенно ответил Рево.

Энгерранд промолчал.

— А ты? — обратился к нему слуга.

— Может, ты и прав...

— Значит, нужно уносить ноги, пока ничего не случилось!

Фердинанд густо покраснел и решительно сказал:

— Вот ещё! Если мы оказались здесь, глупо бояться каких-то запахов! И хватит стоять у порога — идём наверх!

И он двинулся вперёд.

— Плохая идея, — чуть слышно вздохнул Жосс, но всё же последовал за Рево. Энгерранду оставалось лишь присоединиться к друзьям.

Побродив немного по замку и не обнаружив ничего интересного, мальчики очутились наконец у дверей пиршественной залы. Первым туда вошёл Фердинанд и... громко вскрикнул.

— Смотрите... — прохрипел он.

На одной из стен рукой неведомого мастера была нарисована картина: круглый стол с сидящими за ним семерыми мужчинами. Даже человек непосвящённый без труда догадался бы, что это — Небесный совет, о котором совсем недавно рассказывал Рево. Но позади каждого из богов сажей были намалёваны уродливые фигуры, рожи, вызывающие омерзение, и звериные морды. На столе же в весьма непринужденной позе восседал молодой человек, в чьём облике Энгерранд угадал знакомые черты — это был загадочный незнакомец, встреченный им когда-то на поляне...

Прошло немало времени, прежде чем потрясённые мальчишки сумели наконец оторваться от созерцания осквернённой картины и принялись исследовать залу дальше.

— Книга! — воскликнул Жосс и подошел к стоявшему углу сундуку, на крышке которого и впрямь лежал какой-то фолиант.

Взяв книгу в руки, раскрыл её и принялся листать. Страницы были исписаны мелким изящным почерком, кое-где встречались искусно выполненные рисунки.

— Дай-ка и мне взглянуть! — сказал Энгерранд и потянул книгу к себе.

— Отдай! — с неожиданной злостью закричал Жосс и рванул фолиант из рук приятеля.

Во все стороны посыпались жёлтые листки. Фердинанд бросился собирать их, Жосс начал помогать ему и лишь Энгерранд ничего не делал — сжимая остатки злосчастной книги, он думал, что за помрачение нашло на них с другом минуту назад.

Вдруг взгляд мальчика упал на одну из страниц, лежавшую у его ног.

— Смотрите, что я нашёл, — подняв листок с пола, сказал он.

— Да это же тот самый негодяй, который сидит на столе! — воскликнул Жосс.

— Я видел его, — прошептал Энгерранд, — в ночь, когда мы познакомились. Он глядел на ваш замок...

— Не может быть!

— Даю вам слово.

Фердинанд осторожно взял листок и принялся внимательно его изучать.

— Кажется, я различаю какую-то надпись... — пробормотал он.

— Читай скорее! — Жосс дрожал от нетерпения.

— Сейчас... — Рево нахмурил лоб и принялся беззвучно шевелить губами.

— Ну же!

— Эстельфер, — сказал наконец он.

В окно ворвался ветер. Листки из книги взметнулись вверх. Мальчики закашлялись — им словно кто-то бросил в лицо горсть пыли, — когда же протёрли от слёз глаза, увидели странное и пугающее зрелище: чёрная фигура на стене зашевелилась.

— Что это? — пролепетал Жосс.

В ответ раздался страшный вопль: картинка на листке, который держал Фердинанд, вдруг начала испускать свет, который с каждой секундой становился всё ярче. Демон словно ожил, задвигался на ней.

— Бежим! — закричал Энгерранд.

Выхватив листок из пальцев приятеля, мальчик отшвырнул его подальше и бросился прочь из залы, уверенный, что ни Жосс, ни Фердинанд не отстанут ни на шаг. Пол под ногами беглецов мелко дрожал, по нему разбегались во все стороны кривые трещины.

Едва мальчики очутились на улице, из окон замка начали вырываться клубы чёрного дыма.

— Мы же ничего не поджигали! — завопил слуга.

— И что с того? — огрызнулся Энгерранд. — Не думай ни о чём — сейчас нужно уносить ноги!

— Но...

— Ты что, хочешь поглядеть, не появится ли из пламени сам император демонов?

Слова эти оказали какое-то магическое воздействие: в мгновение ока беглецы преодолели двор, крепостной вал, отвязали своих скакунов и, вскочив на них, помчались прочь от страшного замка. Через несколько минут от проклятого места их отделяла два ли не целая миля.

А между тем, оглянись приятели в тот миг, когда обрушилась крыша башни, из дыма вырвалась какая-то чёрно-белая фигура и устремилась к небесам...

Глава 16

Энгерранд умолк. Некоторое время слушатели его о чём-то размышляли, затем Верховный жрец спросил:

— Где находится Зеленодолье?

— В графстве Фотланд, среди Скалистых гор.

— Кто жил в замке, пока тот не опустел?

— Не знаю, — покачал головой молодой человек.

— Думаю, мне нетрудно будет выяснить его имя, — заметил канцлер.

Жрец пропусти эти слова мимо ушей — он был всецело поглощён разговором с Энгеррандом.

— И медальон, который позволяет открывать замки, вы отыскали именно там? В сундуке, на котором лежала книга, не так ли?

Хотя слова собеседника немало удивили Энгерранда, он ничем не выдал своих чувств и ответил совершенно спокойно:

— Не знаю, обрадует вас это или огорчит, однако медальон достался мне иначе.

— Как именно?

— Я нашёл его в лесу.

Жрец побагровел от ярости. Канцлер, увидев это, поспешно произнёс:

— Знаю, мессер Ансберт, вы хотите отдать приказ палачам. Но давайте не будем спешить — к их помощи всегда можно прибегнуть. Да и не всё ли равно, откуда медальон взялся у метра Энгерранда? Заберите его — и дело с концом.

— Мессер Гумберт, — ядовито улыбнулся Верховный жрец, — вы ведь учились в Университете и потому должны понимать, о каком артефакте идёт речь.

— Да, — кивнул канцлер. — Это один из семи медальонов, созданных демонами. Однако я не думаю, что метр Энгерранд скрывает за пазухой ещё и остальные шесть.

Уже не скрывая злости, мессер Ансберт резко произнёс:

— Вижу, вы относитесь к делу несерьёзно, а ведь оно необычайно важно. Столько лет о медальонах ничего не было слышно! Как думаете, могу я потерять след сейчас, когда небеса сделали нам такой подарок?

— Легко, — усмехнулся канцлер. — Не забывайте, что действие других медальонов... как бы получше сказать... не такое впечатляющее, как у медальона метра Энгерранда. Скажем, какой-нибудь мальчишка хочет добиться любви знатной дамы. Разумеется, он не станет применять магию в присутствии дамы сердца, а спрячется где-нибудь в укромном месте и лишь там воспользуется артефактом.

— А потом, даже когда страсть этого молодца пройдёт, несчастная жертва будет любить его до самой своей смерти... — пробормотал Верховный жрец.

— ...которая обычно наступает очень скоро, — заключил канцлер.

Энгерранд затаив дыхание прислушивался к разговору мужчин. В этот миг он был неподвижен, словно статуя — так боялся привлечь к себе внимание каким-нибудь неосторожным движением. К несчастью, мессеру Ансберту вдруг страшно захотелось чихнуть, что он и проделал самым громогласным образом. После этого Верховный жрец вновь вспомнил о молодом человеке и посмотрел на него, словно хищник на добычу.

— Теперь вы понимаете, что не выйдете отсюда, пока не расскажите всего, что нам нужно? — улыбнулся канцлер.

— Мне нечего добавить. Я ничего не знал о запретной магии, а медальон нашёл в лесу, у тела какого-то мёртвого купца.

— Пусть так. Но как вы научились пользоваться медальоном, если ничего не слышали о магии демонов?

Энгерранд вздрогнул. С трудом справившись с волнением, произнёс:

— Сами небеса помогли мне...

Впервые маска благодушия слетела с лица канцлера.

— Вы уверены в этом? — прошипел мессер Гумберт. — Остерегайтесь упоминать имя Семи богов, когда лжёте!

— Может, под видом одного из них вам явился демон лжи и обмана? — подхватил Верховный жрец. — Или сам император?

— Я уверен в своей правоте, — пожал плечами Энгерранд. — Разве я не смог бы отличить светлого духа от тёмного или бога от демона?

Жрец торжествующе расхохотался:

— Даже жрецы не способны на такое! А ты, простой деревенский мальчишка, который по воле судьбы нашёл в лесу артефакт, говоришь, будто уверен в своей правоте!

— Постойте! — быстро произнёс молодой человек. — Что вы сказали? "По воле судьбы"? Выходит, вы признаёте, что медальон был дарован мне самими богами — ведь светлые духи пишут книги судеб по их повелению. Да и если сами священнослужители не знают истинных обликов светлых и тёмных сил, как же тогда доказать, что я стал жертвой демонов?

Мессер Ансберт до крови закусил губу и посмотрел в сторону заскучавших от безделья палачей. Энгерранд поймал этот красноречивый взгляд и с грустью подумал: "С этого можно было начинать и не морочить мне попусту голову..."

Однако Верховному жрецу пришлось на время отказаться от своих кровожадных намерений, поскольку у дверей вдруг послышалось два голоса: один — тихий, дрожащий, другой — звучный и властный, который произнёс:

— Отоприте немедленно!

Приказ этот был исполнен — и в камеру вошёл сам король. Канцлер поспешил встать из-за стола, чтобы выразить своё почтение, однако Хильдеберт лишь устало махнул рукой:

— Сидите, Гумберт.

Затем король направился к Энгерранду и, остановившись в нескольких шагах от молодого человека, начал внимательно его рассматривать. Тот опустил взор, словно не смея встречаться взглядом с государем, на деле же украдкой следил за каждым действием Хильдеберта, пытался прочесть любые чувства, которые отражались на его лице.

Наконец осмотр был завершён.

— И это — опасный преступник, о котором вы говорили, мессер Ансберт? — с усмешкой спросил король.

— Да.

— Вы допросили его? Добились признания?

— Нет ещё, — вздохнул Верховный жрец.

— Собираемся пытать его, государь, — подхватил канцлер.

— А в это есть необходимость?

— Мы полагаем, лишь так можно заставить этого негодяя заговорить, — сказал мессер Ансберт.

— Думаю, мы и без палачей со всем справимся, — усмехнулся Хильдеберт. Подойдя вплотную к молодому человеку, он приказал: — Посмотрите мне в глаза.

Взгляд Энгерранда встретился с королевским. Поначалу глаза того лучились насмешкой, но вскоре их заволокла какая-то странная пелена; теперь Хильдеберт смотрел сквозь молодого человека.

А затем Энгерранд словно погрузился в серую бездну... Сердце его замерло от ужаса, в горле застыл сдавленный крик. На миг перед взором его мелькнул бесформенный чёрный силуэт, который взметнулся ввысь и... молодой человек без сил повалился на каменный пол.

Король провёл ладонью по лицу и сказал:

— Он ни в чём не виноват.

— Государь! — вскричал мессер Ансберт. — Не делайте таких поспешных выводов!

— Вы что же, станете спорить со мной?

— Нет, но...

— Даже не думайте возражать, — произнёс Хильдеберт. — Что вы твердили сегодня утром? Что человек этот — могущественный маг! Что он разрушил добрую половину Лотхарда и покалечил отважных стражников! Что по вине его чуть не погибли люди графа Артландского! Что его нужно заключить в Тур, иначе никто в столице не сможет чувствовать себя в безопасности! Даже я — так вы сказали! И что же? Достаточно было мне взглянуть в глаза сего "злодея", чтобы понять: всё это — ложь. От первого слова до последнего...

— Государь...

— Не спорьте! Лучше порадуйтесь, что я намерен забыть про обман, благодаря которому вам удалось втянуть в свои замыслы мессера Гумберта и лучших палачей королевства. И ради чего?

Мессер Ансберт оскалился, словно волк, и, указав на Энгерранда, медленно произнёс:

— У этого мальчишки в руках оказался весьма ценный артефакт. И я хочу любой ценой узнать, как такое могло случиться.

— Что за артефакт? — поспешно спросил король.

— Один из семи магических медальонов. — Энгерранду показалось, что при этих словах Хильдеберт вздрогнул. — Тот, который позволяет открывать любые замки...

Повинуясь внезапному порыву, молодой человек воскликнул:

— Да, это так! И я с радостью отдам медальон мессеру Ансберту — пусть магией занимаются люди, которые смыслят в ней, мне же волшебство безразлично.

С этими словами он подошёл к Верховному жрецу и с поклоном протянул ему медальон.

Священнослужитель выхватил из рук молодого человека желанную добычу и начал внимательно разглядывать. Иногда губы его беззвучно шевелились.

Вдруг лицо мессера Ансберта исказила страшная гримаса.

— О боги! — отшвырнув медальон, вскричал Верховный жрец. — Это копия! Пусть и очень сильная, но всё же лишь копия! — Затем сказал Энгерранду — словно выплюнул: — Убирайтесь. И не забудьте забрать вашу паршивую игрушку.

Молодой человек пожал плечами. Вновь спрятал медальон и направился к двери, однако у самых дверей остановился.

— А что будет с моим другом? Вы ведь отпустите его?

Канцлер криво усмехнулся:

— Не тревожьтесь. Вы невиновны — значит, и барона да Рево можно отпустить.

— Благодарю вас, — поклонился Энгерранд и, облегчённо выдохнув, покинул камеру.

Часть 2

Градоначальник

Глава 1

В один из первых дней лета у Дворца правосудия собралась большая толпа. Событие это, впрочем, вовсе не было удивительным — уже два столетия подряд стены этого прекрасного творения зодчего Этельберта да Везер, которого ещё при жизни боготворила столичная беднота, притягивали к себе народ, словно какой-то маг заколдовал их. Чем, как не колдовством, объяснялось поведение везерхардцев, каждое утро устремлявших взоры, полные надежды, к узким застеклённым окнам, забывая, сколько раз из этих же окон выбрасывали бунтовщиков с петлёй на шее?

В час, с которого мы возобновляем повествование, горожане даже не подозревали, что на них устремлён внимательный взгляд чёрных глаз. Принадлежал он высокому мужчине, который, несмотря на жаркую погоду, кутался в длинный синий плащ с вышитым на нём золотом и серебром гербом Везерхарда.

Похожий герб можно было увидеть также, подняв глаза к стрельчатому своду, подпертому восемью колоннами с высеченными на них всевозможными фигурами. Стены залы, куда мы перенесли читателей, покрывали искусно нарисованные фрески; пол был вымощен разноцветной плиткой; добрую половину помещения занимали скамьи: одни — старые и истёртые, другие — совсем новые; перед ними же возвышались массивный дубовый стол и внушительного вида сиденье, которое можно было назвать как креслом с высокой спинкой, так и троном.

Мужчина долго стоял у окна, стараясь при этом, чтобы его не заметили с улицы, и прислушивался к шуму толпы. Наконец он покинул наблюдательный пост и, усевшись на "трон", пробормотал:

— Пора начинать...

Двери распахнулись. В зале появился худощавый горбатый секретарь с несколькими пергаментными свитками под мышкой и чернильницей на поясе. Следом шествовали с полдюжины стражников вперемежку с представителями Городского совета и судьями — последние явились сюда, чтобы полюбоваться на занимательное зрелище: уже несколько дней градоначальник Везерхарда, господин Бертгард, с которым мы только что познакомились, собственноручно разбирал все уголовные дела, лишив этой славной привилегии орду служителей правосудия. Более того, прошёл слух, будто сей чудак вознамерился оставить всего дюжину — полторы судей, не запятнавших в глазах народа свою репутацию.

Многие судьи, когда речь заходила об этом, хмыкали:

— Посмотрим, как быстро он растеряет свой пыл, — сами же нервно сглатывали слюну и втайне молили богов, чтобы те избавили Везерхард от полоумного градоправителя.

Впрочем, пока на призывы их никто не откликнулся: господин Бертгард был здоров и бодр и в это утро, как видят читатели, вновь приготовился карать везерхардцев, повинных в злодеяниях.

Один из стражников отворил небольшую дверцу в боковой стене. В залу вошли двое его товарищей и подвели к градоначальнику пожилого мужчину с всклокоченными волосами, распухшим от синяков лицом и испуганным, бегающим взглядом. Руки его мелко дрожали, а ноги заплетались.

Когда несчастный оказался в нескольких локтях от стола, за которым сидел господин Бертгард, секретарь прогнусавил:

— Подсудимый обвиняется в том, что прошлым вечером грубо схватил за волосы жену соседа с явным намерением учинить над ней насилие. Однако вмешательство двух знатных сеньоров не дало свершиться преступлению.

— Свидетели? — коротко спросил градоначальник.

— Пять человек.

— Прекрасно... — Господин Бертгард на секунду задумался. — Сто пятьдесят денариев штрафа!

— Помилуйте! — взвыл "преступник". — Я ни в чём не виноват! Меня оговорили!

Стражники поволокли его к выходу.

"Быстрей бы покончить со всеми делами и взяться за поиски убийцы камергера. Знаю, в королевском окружении есть подлецы, которые мечтают о моём унижении, хотят, чтобы я лишился своего поста. Уверен, в эту самую минуту вокруг государя вертится проклятый Геральд и шипит: "Градоначальник ничего не делает... ему плевать на смерть Хельменфельда... он заботится только о мясниках да ростовщиках..." Ничего не выйдет, мой друг! Можешь сколько угодно трепать языком — я найду убийцу, как бы тебе ни хотелось обратного!"

— Подсудимый, — читал секретарь, уничижительно глядя поверх пергамента на здоровенного детину в рваной рубахе, — бросился с ножом на владельца мясной лавки.

— Свидетели?

— Три человека.

— Двадцать пять денариев штрафа.

Парень шумно выдохнул и обратил на градоначальника по-собачьи преданный взгляд.

"Дело кажется мне весьма странным.... Каким могуществом или безрассудством обладает убийца, если он осмелился поднять руку на государева любимца? Неужели не понимал, что король не пожалеет сил, чтобы отомстить? Хотя... Прямо скажем, Хильдеберт не снискал уважения народа: всего-то два четвертования и одно колесование за прошлый год. Разве этим кого-нибудь испугаешь? Вот и решил неведомый злодей, что избежит заслуженный кары — при таком-то монархе! Но он не подумал, что за дело возьмусь я!"

Секретарь пронзительно кричал:

— Подсудимая украла из ювелирной лавки украшений на девять денариев! Есть подписи шести свидетелей...

— Высечь на площади Позора.

Худощавая грязная девица залилась слезами. Её не без труда выволокли из залы.

"По правде говоря, меня удивляют страдания жены Хельменфельда. Кажется, некогда сеньора Годелива чуть не предстала перед судом за прелюбодеяние — лишь в последний миг камергер не стал устраивать скандал. Что за глупец! Как будто он сохранил незапятнанной честь, когда жаловался всему двору на вероломность супруги.... Может, жена затаила на него обиду? Или вновь связалась с бывшим любовником?.. Как, кстати, его звали? Ох, да это же старший брат барона ди Эрна! А в том души не чает государь — вот почему Хельменфельд простил жену!"

— Подсудимый обвиняется в прелюбодеянии! — надрывался секретарь.

— Пятьдесят ударов кнутом, а после — сутки у позорного столба.

— Нанесение удара кулаком по лицу!

— Штраф в двенадцать денариев.

— Нанесение увечья соседу!

— Что за увечье?

— Сломанная рука!

— Шестьдесят денариев...

Последним в залу ввели мужчину средних лет, с лицом, которое подошло бы больше благородному сеньору, нежели простолюдину. Обстоятельство это не ускользнуло от господина Бертгарда, и он, не дожидаясь, когда заговорит секретарь, спросил:

— Что за преступление совершил подсудимый?

— Ночью проник в чужой дом!

Градоначальник нахмурился:

— За такое вас ждёт смертная казнь.

— Знаю, — кивнул мужчина. — Однако я попытаюсь оправдаться.

— Едва ли вам это удастся... Свидетели имеются?

— Два человека, — огорчённо произнёс секретарь.

— Маловато, — покачал головой градоначальник. — Что ж, придётся выслушать ваши объяснения. Только не вздумайте лгать. — Взглянув в глаза подсудимого, он спросил: — Имя?

— Этельберт Верак.

— Чем занимаетесь?

— Я — купец.

— Хм, тогда и впрямь непонятно, зачем вам вздумалось проникать в чужой дом. Может, объясните, что произошло?

— Несколько дней назад я встретил демона.

Через мгновение стены содрогнулись от страшного хохота. Смеялись все: градоначальник и стражники, судьи и члены Городского совета. Даже секретарь захихикал, спрятавшись за листком пергамента.

Рассказчик невозмутимо продолжил:

— В тот вечер я допоздна задержался в квартале Знати, поэтому домой возвращался затемно. К счастью, на небе светила луна, и потому я не боялся, что могу заблудиться. Когда до моста Мясников оставалось совсем чуть-чуть, я увидел вдруг, как дверь одного из домов отворилась. На улицу вышел какой-то мужчина. Я пригляделся и с удивлением узнал сеньора Хельменфельда.

— И что же было дальше? — насторожился градоначальник.

— Он поглядел по сторонам и быстро зашагал куда-то. С изумлением я увидел, что пути наши совпадают. Камергер свернул за угол — и вдруг улицу озарил свет. Поверьте, это был колдовской свет — ярко-алый! Я прижался спиной к стене дома и осторожно выглянул из-за своего укрытия.

— И что же вы увидели?

— К сеньору Хельменфельду подошёл какой-то мужчина...

— Как он выглядел?

— Высокий, черноволосый... Одет в тёмный плащ до самой земли, а в руках — длинный тонкий меч. И негодяй насквозь пронзил им камергера!

— Что было дальше?

— Не знаю... Я бросился прочь. Бежал, словно безумец, пока не забился в какой-то пустой сарай, дверь которого отчего-то оказалась незапертой. Там и нашли меня поутру. Хозяева решили, что я — грабитель, не стали слушать объяснений и позвали стражников... А ведь я ни в чём не виноват!

— Вы так думаете? — зло спросил господин Бертгард.

— А что? Если я хотел спрятаться от страшного убийцы, разве это считается преступлением?

— Вы хоть понимаете, глупец, что трусостью своей сослужили славную службу негодяю, который убил сеньора Хельменфельда?! Почему не явились ко мне? Почем сразу не рассказали о том, что видели? — Градоначальник ударил кулаком по столу и прошептал: — Какой трус и глупец... — Затем резко встал и сказал: — Вы не смогли опровергнуть обвинений. И я приказываю, — повернулся он к стражникам, — заключить этого человека в городскую тюрьму и держать там до тех пор, пока он не осознает свою вину. Тогда мы продолжим беседу.

Купец открыл было рот, чтобы возразить. Однако один из стражников ударил мужчину в живот — и с губ его вместо слов сорвались лишь нечленораздельные звуки.

— Я хочу побыть один, — бросил градоначальник.

Зала вмиг опустела.

Господину Бертгарду потребовалось немало времени, чтобы вновь обрести самообладание. Следует, впрочем, заметить, что он не крушил ничего вокруг себя и не сыпал страшными проклятьями — просто быстро шагал из одного конца залы в другой.

Успокоившись, градоначальник уселся на "трон" начал размышлять:

— Всё не так уж плохо — теперь ясно, с чего начинать поиски убийцы. Конечно, едва ли рассказу купца можно всецело доверять, но я сомневаюсь, что этот болван выдумал историю про убийство. Может, услышал где-то? Вряд ли. Мои молодцы схватили его рано утром, а известие о смерти камергера пронеслось по городу куда позже. — Господин Бертгард покачал головой — ему не были чужды угрызения совести. Да и прекрасно понимал, что сам во многом виноват: зачем было столько дней держать Верака под стражей, прежде чем выслушать его? — Давай-ка решим, что считать правдой, а что — выдумкой... Зачем, скажем, Хельменфельду выходить из дому поздним вечером? По приказу короля? Тогда Хильдеберт хватился бы своего камергера гораздо раньше... И куда же он шёл? И откуда взялся убийца? Неужели знал, что Хельменфельд отправится на ночную прогулку, да ещё и поджидал в заранее выбранном месте? И, конечно, этот странный свет, о котором говорил купец...

Понемногу в голове градоначальника зародилась мысль, что рассказ о нападении демона не выглядит столь уж невероятным. И на сколько трудных вопросов сразу нашлись бы ответы!

— Нет! — затряс руками господин Бертгард. — Прекрати! Нужно искать разумные объяснения, а не списывать всё на вмешательство тёмных сил... И всё же, такую версию тоже не следует отбрасывать... Проверю-ка я её в первую очередь. Докажу, что всё это — полная бессмыслица, и тогда уж возьмусь за поиски убийцы по-настоящему.

Мужчина встал с "трона" и вышел из залы. Через некоторое время он вернулся, облачённый в скромный серый плащ.

Очутившись на улице, господин Бертгард поспешно накинул на голову капюшон — он не желал быть узнанным. Без труда смешался с толпой и торопливо зашагал к Кожевенному мосту.

Уже через несколько минут мужчина очутился в квартале Знати. Некоторое время он побродил по улицам, лежавшим у самой реки, на одной из которых, по словам Верака, был убит камергер, затем покрутился возле дома Хельменфельда, но заходить внутрь не стал, лишь пробурчал себе под нос:

— Сейчас время ещё не настало, но вскоре я приду к вам, сеньора Годелива — даже не сомневайтесь. И тогда вы ответите на очень серьёзные вопросы.

Градоначальник не стал надолго задерживаться у жилища несчастного камергера и продолжил свой путь. С каждым шагом он всё больше углублялся в лабиринт узких улочек, пока не оказался неподалёку от берега Ривьеры. Дома здесь были старыми и ветхими, в стенах зияли трещины. Впрочем, как мы уже упоминали, вдоль берега реки пролегала одна из самых больших и длинных улиц квартала Знати — улица Отваги, — и уж там-то жили очень состоятельные люди — и жили в прекрасных новеньких дворцах.

Господин Бертгард двинулся по одной из улиц, параллельных Ривьере.

Вдруг за углом одного из домов послышался звон оружия. Градоначальник на секунду остановился, а затем решительно пошёл на эти звуки.

Едва господин Бертгард свернул за угол, на голову его обрушился поток страшной брани: какой-то молодой человек только что оказался ранен и теперь выл от боли, не забывая, впрочем, подбадривать своих товарищей:

— Рубите их! Убейте ублюдков!

Те же кружили возле двух человек, в которых читатели без труда узнали бы Жосса и Энгерранда. Наши герои ловко орудовали короткими шпагами, но видно было, что надолго бой не затянется.

На некотором отдалении от драчунов стоял юноша и внимательно следил за ходом сражения. Градоначальник решил, что это он руководит нападением, и сказал:

— Немедленно прекратите драку.

Молодой человек даже не посмотрел в его сторону и лишь процедил сквозь зубы:

— Пошёл прочь, оборванец...

— Я приказываю...

— Что? Ты приказываешь мне, барону Эльмеру да Фур?

Господин Бертгард откинул капюшон.

— Градоначальник! — охнул раненый.

Бой тотчас прекратился. Соратники барона остановились в нерешительности, не зная, как поступить: продолжить схватку или убраться восвояси. Фур что-то прошипел сквозь зубы и с ненавистью посмотрел на господина Бертгарда, однако благоразумие всё же взяло верх: молодой человек подал знак своим людям — и улица опустела.

— Спасибо вам, высокочтимый господин, — дружно произнесли Энгерранд и Жосс.

Градоначальник махнул рукой — мол, не произошло ничего особенного. Мы же, однако, отметим, что в глубине души мужчина испытал удовлетворение — ему всегда доставляло радость уважение к собственной персоне.

— Это моя обязанность — следить, чтобы на улицах Везерхарда всё было спокойно и наказывать тех, кто этот покой нарушает.

Помолчав немного, господин Бертгард строго посмотрел на молодых людей:

— Назовите ваши имена. — Выслушав ответ, спросил: — Почему на вас напали?

— Эльмер да Фур недолюбливает нас, — усмехнулся Энгерранд. — Мы отвечаем тем же.

— А из-за ваших распрей на улицах должно звенеть оружие и литься кровь? — нахмурился градоначальник. — Жаль, что ещё не принят эдикт, который запрещал бы носить оружие! — Молодые люди виновато опустили головы. — Вот что я скажу вам, и запомните хорошенько мои слова. Не вздумайте больше ссориться бароном, иначе — слышите? — я не стану смотреть, кто затеял драку и накажу по всей строгости закона.

— Вам ещё повезло, — продолжал градоначальник, сверля Энгерранда и Жосса взглядом, — что я стал свидетелем драки. А не то молодец, которого кто-то из вас так славно рубанул клинком, мог бы примчаться ко мне и потребовать штраф в две сотни денариев за порчу своей шкуры. У кого-нибудь из вас есть такие деньги? Нет?! Тогда благодарите богов, что встретились на моём пути!

— Мы будем каждый день молить Авира, чтобы он даровал вам долгую жизнь! — заверил градоначальника Жосс.

"Как же! — усмехнулся тот. — Через минуту уже забудете о своём обещании".

Вслух же господин Бертгард сказал:

— А теперь идите, куда угодно, только бы я больше не видел вас.

Приятели с радостью последовали этому приказанию — через несколько секунд их и след простыл.

Градоначальник с минуту постоял на месте — губы его кривила усмешка, — а затем продолжил путь.

Глава 2

Теперь, полагаю, настало время рассказать, куда же лежал путь градоначальника, который так удачно пересёкся с дорогами наших героев.

У самой окраины квартала Знати стоял старый двухэтажный дом, на первый взгляд ничем не примечательный. Однако очутившись внутри него, любой человек испытал бы немалое удивление, а кто-то возможно, даже испугался. Первым делом он оказался бы в крохотной прихожей, постоянно погружённой в полумрак, и тотчас почувствовал бы лёгкое головокружение от множества запахов, проникавших сквозь чёрную занавеску. За этим куском толстой ткани скрывался вход в просторную комнату, где в окружении колб со всевозможными жидкостями, склянок, полных разноцветных порошков, и развешанных вдоль стен сушёных растений сидели двое молодых людей.

На втором этаже, куда вела лестница, искусно скрытая между выступом одной из стен и массивным шкафом, располагалась ещё одна комната. Посреди неё висела толстая занавеска. И вот тут посетителю уже становилось не по себе: если в первую часть помещения, сквозь крошечное окошко ещё проникали солнечные лучи, то вторую его половину озарял лишь неверный огонёк свечи. Здесь любил проводить всё своё время хозяин дома — немолодой мужчина лет пятидесяти, — здесь он принимал гостей, которые желали прибегнуть к помощи не медицины, а магии. И заметим, что людей, веривших в могущество тёмных сил, было ничуть не меньше, нежели тех, что полагался на силу человеческого разума.

На первый взгляд исследование дома можно было бы считать завершённым, однако это было не так. За дверью шкафа прятался тайный проход, о котором знали только хозяин дома, его помощники да несколько самых влиятельных посетителей. Комнатка, куда он вёл, была совсем крошечной, но именно там творились самые мрачные ритуалы, там прибегали к магии, о чём говорили и таинственные знаки на полу, от одного вида которых становилось жутко, и отвратительные рисунки на стенах, и даже сам воздух — тяжёлый и спёртый...

Хозяин дома сидел в своей излюбленной комнате на втором этаже, когда стук в дверь заставил его вздрогнуть.

— Кто это? — спросил он.

— Откройте! — последовал ответ.

— Градоначальник... — пробормотал мужчина и поспешил впустить важного посетителя.

Тот, войдя в комнату, по-хозяйски огляделся и с усмешкой сказал:

— Что-то вы стали слишком осторожным, мессер Этельред. Помнится, в прежние времена каждый уголок здесь был полон запахов, от которых невольно возникало подозрение, что в комнате вашей побывал сам Эстельфер...

— Прошу вас, говорите тише! — всплеснул руками маг.

— Неужели вы боитесь? Чего, интересно? Имени, которое постоянно произносите в своих заклинаниях? Или всё же Верховного жреца?

— Ещё бы не бояться! — вскричал мессер Этельред. — Я не окружён, как вы, сотнями стражников и не повелеваю тысячами людей. Я — всего лишь жалкий человек, который в любую минуту может поплатиться за связь с силами тьмы. Поэтому-то и стараюсь в последнее время не заниматься никакими магическими опытами, ведь даже ваше покровительство не спасёт от ярости мессера Ансберта, если тому захочется отправить кого-нибудь на костёр. Вспомните, во власти какого безумия оказывается временами Жрец! Тогда он начинает жечь всех без разбора: и недоучек, которые знают-то всего лишь полдюжины простеньких заклинаний, и настоящих мастеров — тех, кто умеет не только вызывать демонов, но и отдавать им приказы.

— Разве демонами можно повелевать? — притворно удивился градоначальник.

— Конечно.

— Почему бы тогда магу, который приговорён к смерти, не воспользоваться помощью тёмных сил, чтобы спастись?

Мессер Этельред горько усмехнулся:

— Как им сделать это? Чтобы вызвать демона, нужно немало времен и сил, а Верховный жрец обрушивается на своих врагов внезапно...

— Тогда почему бы магам не нанести удар первыми? — перебил его градоначальник.

— Жрецы слишком сильны. Думаете, все они бездельничают, когда обучаются в Университете? Нет! Любой священнослужитель сможет при желании без труда вызвать, скажем, демона ночи.

— Любопытно... — протянул господин Бертгард. — Выходит, даже мессер Ансберт может запираться в такой же крошечной комнате, как ваша, чертить на полу знаки, бормотать заклинания... И даже, быть может, — глаза его сверкнули, — беседовать с самим императором демонов.

Маг быстро огляделся, точно в комнате мог скрываться какой-нибудь соглядатай, и, склонившись к самому лицу градоначальника, прошептал:

— Я почти уверен в этом.

— Любопытно... — вновь произнёс господин Бертгард и о чём-то глубоко задумался.

Мессер Этельред терпеливо ждал, когда гость прервёт молчание. Прошло, однако, немало времени, прежде чем тот сказал:

— Ответьте-ка мне откровенно. Вам никогда не доводилось слышать о демоне... — и он слово в слово передал рассказ купца Этельберта Верака.

— О боги! — задрожав, воскликнул маг.

— Что такое?

— Вы только что описали мне облик одного из трёх высших демонов!

— Какого? — подался вперёд градоначальник.

— Я не знаю.

— Что за глупости?!

Вместо ответа мессер Этельред быстро подошёл к столу, на котором лежала настоящая гора из всевозможных фолиантов, открыл один из них и протянул господину Бертгарду. Изумлённому взору того открылась картинка: трое молодых мужчин в чёрных плащах, необычайно похожие друг на друга. Мастерство неизвестного художника было столь велико, что в мерцающем пламени свечи казалось: ещё немного — и загадочные незнакомцы оживут.

— Кто это? — хрипло спросил градоначальник.

— Эстельфер... Эстарот... Эсмерей... — почти беззвучно прошептал маг.

— А другие демоны... — градоначальник запнулся, — ...столь же привлекательны?

— Нет, — усмехнулся мессер Этельред. — Но лучше встретиться со всеми ними, нежели с кем-нибудь из этой троицы.

Вдруг крошечный колокольчик над дверью пронзительно зазвенел. Собеседники вздрогнули.

— Кто-то пришёл, — сказал маг. — Мне нужно будет спуститься вниз.

— Хорошо, — ответил господин Бертгард. — Я подожду. Заодно почитаю фолиант, который вы мне показали — должно быть, он очень увлекателен.

Мессер Этельред не спеша спустился на первый этаж. Едва он появился в комнате, двое посетителей — а ими были Энгерранд и Жосс — поспешно вскочили со скамьи, на которой до этого сидели, и низко поклонились.

"Вряд ли получится нажиться на этих мальчишках, — подумал маг. — Слуга знатного сеньора и какой-то бродяга... Жалкое зрелище!"

Вслух он произнёс:

— Что вам угодно? Если вы явились сюда за каким-нибудь лекарством, могли бы купить его у моих помощников. Или, может, вам нужны снадобья, изготовленные при помощи магии? Подобные вещи стоят немалых денег, и я всегда заранее предупреждаю посетителей: приходите ко мне только с кошельками, полными золота — иначе вернётесь домой ни с чем.

В ответ на эти слова раздался мелодичный звон монет. На губах мужчины тотчас появилась благожелательная улыбка.

— Мы хотим побеседовать с вами наедине, — прошептал Жосс.

— Вопрос настолько важен?

— О, да! Мы хотим поговорить о магических медальонах...

— Я и за сто денариев не соглашусь рассказать вам о таких вещах, — покачал головой маг.

— А за две сотни? — с усмешкой спросил Энгерранд.

После недолгих раздумий мессер Этельред согласно кивнул:

— Хорошо. Что именно вас интересует?

— Всё! — выдохнул Жосс.

— Хорошо.

— Постойте! — хитро сощурился Энгерранд. — Выходит, эти люди, — он указал на помощников мага, — тоже знакомы с магией, если вы готовы говорить в их присутствии? Какая жалость, что я не догадался об этом раньше! Думаю, они согласились бы и на пятьдесят денариев, а рассказали бы ничуть не меньше вас...

На несколько секунд мессер Этельред растерялся. Посмотрел на молодых людей, на своих помощников, на лестницу. Затем приказал:

— Следуйте за мной. И помните: когда разговор заходит о вещах, которые вас интересуют, нужно сохранять серьёзность...

— ...и осторожность, — добавил Энгерранд.

— Правильно, — ответил мессер Этельред.

Он провёл гостей в комнату, где совсем недавно беседовал с градоначальником, и начал торопливо и сбивчиво рассказывать:

— В дни, когда Семь богов только создали наш мир, император демонов задумал подчинить себе сердца людей. Однако ему оказалось не под силу бороться с книгами судеб, написанными на небесах, — могущество богов было слишком велико. Тогда повелитель тёмных сил затаился в ожидании, что когда-нибудь всё же сумеет добиться своего.

И вот однажды Аламор... надеюсь, не нужно объяснять, кто это?.. обратился к Авиру с необычным предложением.

"Знаешь, — сказал он, — люди — лучшие наши творения, так, может, стоит побаловать их? Разве приятно играться с куклами, такими же бесчувственными, как камень или дерево? Давай вселим в человеческие сердца страсти и желания, чтобы детища наши смогли не только слепо повиноваться книгам судеб, но и старались изменить начертанное там! Вдруг кому-нибудь такое удастся?"

"Ты жесток", — вздохнул верховный бог.

"Ты тоже. Подумай сам, как скучна человеческая жизнь — в ней нет ничего, лишь слепое повиновение".

"Хорошо, я подумаю", — произнёс Авир.

Аламор не сидел сложа руки, и когда собрался Небесный совет, все начали требовать, чтобы предложение бога любви было принято. Сам Авир не устоял перед искушением и в конце концов сказал:

"Пусть будет так".

"Тогда я хочу, — воскликнул Атидаль, — чтобы люди всегда стремились к неизведанным землям!"

"Я вселю в человеческие сердца мужество и отвагу, — перебил его Аваллет. — Пусть люди не отступают перед самыми страшными препятствиями".

Возгласы сыпались один за другим:

"А я — мудрость!.. Желание трудиться — в награду они получат несметные богатства!.. Пусть люди никогда не лгут..."

Авир с улыбкой слушал эти речи. Когда все умолкли, он сказал:

"Я так и предполагал. Все вы хотите, чтобы люди стали лучше, и даруете то, что считаете самым ценным. Но Аламор-то предлагал совсем другое... Что ж, придётся взять на себя тяжёлое бремя... Пусть люди всё время стремятся к свободе! Пусть ненавидят любые замки и запреты, которые мешают им достичь цели! Лишь тогда они смогут изменить свои судьбы".

Затем Авир спросил бога любви:

"А что ты подаришь людям?"

"Разве любовь, — ответил тот, — не является сама по себе величайшим даром?"

И Аламор расхохотался.

Когда обо всём случившемся узнал Эстельфер, он созвал остальных демонов, рассказал про замысел богов и заключил свою речь словами: "Я даже подумать не мог, что Авир настолько глуп. Поступком своим этот безумный бог открыл нам путь к сердцам людей и позволил менять человеческие судьбы. Смотрите..."

Император показал демонам семь прямоугольных предметов:

"Благодаря Адемару каждый из нас получил силу, противоположную той, которой обладают боги. Поэтому пусть каждый из вас напитает по одному из этих артефактов. Отнесём их на землю, а уж люди, когда подпадут под власть желаний, разбуженных богами, найдут применение нашему подарку".

"Но медальонов всего семь..." — проворчал демон безумия Эстекур.

"Большего не нужно, — ухмыльнулся Эстельфер. — Люди всё сделают за нас: ради этих медальонов прольётся столько крови, будет отдано столько жизней, что боги содрогнутся. Но глупость свою они осознают слишком поздно".

Так появились семь медальонов — причина многих страданий и преступлений...

Мессер Этельред умолк.

— А дальше? — спросил Жосс.

— О чём вы?

— Какой силой обладает каждый медальон? Как ими пользоваться? Мы ведь за этим сюда пришли!

Глаза мага недобро блеснули.

— Молодые люди, неужели вы полагали, что я открою тайны, из-за которых тысячи людей были сожжены на кострах или замучены во время пыток?

— Постойте, за что же мы тогда заплатили вам две сотни денариев? Даже господин Бертгард в своём дворце справедливости выписывает меньшие штрафы за убийство!

— Успокойся, — тихо сказал Энгерранд.

Слуга продолжал, всё больше распаляясь:

— Зачем мы выслушивали ваши басни? Да мой господин знает их ничуть не меньше, а рассказывает — так в сотню раз занимательнее! Что же он, тоже маг? И сам я, пожалуй, мог бы неплохо заработать — всё-таки успел за свою жизнь наслушаться легенд и о Семи богах, и о демонах — осталось только пересказывать их каким-нибудь болванам. А недавно и вовсе полдня любовался на мистерию о Хильперике Отважном...

Вдруг в комнату ворвался ветер и задул свечу.

— Что это? — бросив по сторонам быстрый взгляд, спросил Энгерранд. — Окно закрыто ставнями — так откуда здесь ветер?

Мессер Этельред страшно побледнел.

— Вы — глупцы, — прохрипел он. — Вижу, вы стали очередными жертвами медальонов, раз ведёте себя так неразумно. Уходите отсюда! И послушайтесь моего совета: забудьте о моём рассказе. Боги даровали людям право самим менять свои судьбы — так попробуйте сделать это собственными силами, без помощи тёмной магии... — И мужчина ещё раз повторил: — Уходите!

Молодые люди и сами не хотели больше оставаться в обиталище мага, поэтому через минуту уже быстро шагали по улице и обменивались растерянными взглядами.

— Знаешь, — виновато улыбнулся Жосс. — Кажется, он прав: я настоящий глупец. Сколько раз давал себе слово помалкивать — и всё равно вечно ухитряюсь сказать что-нибудь не то!

— Не о том ты волнуешься, — пожал плечами Энгерранд. — Что случилось в комнате мессера Этельреда — вот ведь загадка!

— Да, ты прав.

— И мне подумалось: а что, если рассказ о Хильперике Отважном — вовсе не сказка? И герой этот жил на самом деле... Выходит, и артефакт, о котором говорилось в легенде, тоже существует? Очень интересно...

Глава 3

Не прошло и часа, а обо всех приключениях приятелей уже стало известно Фердинанду: молодой человек нахмурился и громко выругался, когда узнал о нападении барона да Фур, посмеялся над ловкостью мессера Этельреда, который получил баснословные деньги за простенькую легенду, разочарованно вздохнул, услышав, что маг ничего больше не сказал, и сильно встревожился после рассказа о странном происшествии, случившемся после неосторожных слов Жосса.

— По-моему, — сказал он, — мессер Этельред подал дельный совет: не нужно совать нос в дела магов.

— Ты с ним согласен? — изумился слуга.

— Полностью, — хитро сощурился Рево.

— Ничего себе! Ещё утром громче всех кричал, что нужно побольше узнать о медальоне, который так интересен Верховному жрецу, а сейчас отказываешься от своих слов!

— Я не отказываюсь — напротив, так заинтригован, что готов хоть сию секунду продолжить искать сведения о нашем медальоне.

— И к кому мы обратимся теперь? Станем бегать ко всем магам Везерхарда и платить им по двести денариев за детские сказки? Или, может, отправимся прямиком к мессеру Ансберту?

— Нет, — улыбнулся Фердинанд, — достаточно просто сходить в гости к одному нашему другу.

— Кто он?

— Граф Минстерский.

— Не может быть, — с сомнением покачал головой Энгерранд.

— Я собственными глазами видел в замке графа книгу, где какой-то таинственный автор со знанием дела описывал, на что способен наш медальон.

— И молчал об этом! — вскричал Жосс. — Из-за твоей скрытности мы выложили столько денег этому жадному негодяю, мессеру Этельреду!

— Я не стал делиться с вами своим открытием, поскольку, как ни громко прозвучат мои слова, это — тайна графа. Я узнал о ней, когда без толку бродил по замку, пока не очутился в графских покоях, которые оказались пусты, и не увидел брошенную на столе книгу. А затем в комнату вошёл сам Герлуин... И хотя он не стал размахивать мечом и грозить смертью, и даже лицо его осталось спокойным, я понял, что лучше помалкивать обо всём, что успел увидеть и прочесть.

— Спасибо, Фердинанд, — грустно улыбнулся Энгерранд. — По твоей милости мы чуть не оказались в руках палачей — а мессер Ансберт страстно желал, чтобы мы завязали знакомство с этими славными ребятами.

— Кто же знал, что всё так обернётся?

Собеседники ненадолго умолкли.

Первым тишину нарушил Жосс:

— Непременно нужно сходить к графу!

— Почему ты решил, что он обрадуется нам? — спросил Энгерранд.

— Ну... Граф же был так дружелюбен с нами...

— Этого требовали законы гостеприимства. Но кто знает, как отнесётся Герлуин к нашей просьбе?.. По-моему, вы собираетесь поступить неразумно. Зачем на каждом углу кричать о медальонах? Достаточно уже, что о нашем интересе к тёмной магии стало известно мессеру Этельреду — да и не только ему...

— Что ты имеешь в виду?

— Во время разговора с магом я несколько раз видел, как в соседней комнате мелькнула чья-то тень.

— Тебе показалось! — возразил слуга. — Я бы тоже её заметил!

— Хватит препираться! — рассмеялся Фердинанд. — Давайте лучше решим окончательно, просить помощи у графа или нет. В согласии Жосса я уверен. Решение за тобой, Энгерранд!

— Сам я никогда бы не пошёл на такую глупость. Но вам втолковать ничего не удастся, пока сами во всём не убедитесь — значит, так и быть, сходим к Герлуину. Только не стоит вваливаться к нему в дом всем вместе. Пусть граф думает, что о книге его по-прежнему знаешь только ты один, Фердинанд.

Через несколько минут приятели уже торопливо шли к жилищу графа Минстерского. Небо над их головами стремительно затягивали тяжёлые свинцовые тучи.

— Вот демон! — ворчал Жосс, с тревогой поглядывая вверх. — Если разразится буря, я не стану торчать у дверей — в конце концов, слуга всё время должен находиться подле своего господина.

— Что же, оставишь меня в беде? — с притворной обидой спрашивал Энгерранд.

— Безо всяких угрызений совести!

Обмениваясь подобными репликами, наши герои даже не заметили, как очутились перед домом Герлуина. Энгерранд пробормотал:

— Этот знатный сеньор не перестаёт удивлять меня...

Изумление молодого человека нетрудно было понять: на всей улице не нашлось бы дома более скромного и старого (о последнем говорили и грубые, резкие очертания строения, и крошечные окна, и отсутствие каких-либо замысловатых украшений, что красовались на новеньких дворцах), нежели обиталище графа. Рядом со своими соседями он казался печальным старцем в окружении смеющихся юношей.

— Не может граф быть настолько скромен... — продолжал Энгерранд. — Не может! Конечно, негоже сносить дом, в котором жили твои предки, но неужели нельзя хотя бы приукрасить его? Или перебраться в новый?

— А помнишь, какой у него замок? — поддержал приятеля Жосс.

— Тоже верно... Граф человек неглупый, так неужели же он не понимает, что скромностью своей не заслужит уважения ни горожан, ни феодалов, которые меряют могущество только деньгами?

— В любом случае, — прервал Энгерранда Фердинанд, — мне нужно поговорить с хозяином этого дома. Вы же, если хотите, можете и дальше перемывать косточки графу...

Слова свои молодой человек сопровождал действиями и последнюю фразу произнёс, уже стоя на пороге. Через мгновение он скрылся в доме.

Энгерранд и Жосс остались на улице, которая быстро погружалась в полумрак. Вдалеке рокотал гром, со всех сторон небо разрывали зигзаги молний. От подобного зрелища сердца людей, какими бы отважными те ни были, поневоле начинали биться сильнее — во времена, о которых идёт речь, в человеческих душах ещё был крепок ужас перед могуществом стихий, посланных разгневанными богами.

— И часто здесь такое бывает? — спросил Энгерранд, наблюдая, как несколько туч, словно и впрямь повинуясь чьей-то воле, собираются воедино, чтобы окончательно поглотить солнечный свет.

— По правде говоря, нередко. Хотя сейчас грядёт буря, какой давно не доводилось видеть везерхардцам.

— Зато будет, что вспомнить. — Энгерранд ухмыльнулся. — Так и представляю, как несколько предприимчивых жрецов, когда всё закончится, выбегут из своих храмов и начнут кричать, что божья кара прошла город стороной лишь благодаря их жарким молитвам. А после отпразднуют это событие в каком-нибудь кабачке — разумеется, на деньги доверчивых горожан.

Раздался раскат грома.

— Не шути так, — с укором посмотрел на друга Жосс.

— Хорошо, не буду...

Между тем, горожане спешили побыстрее укрыться в своих домах, поэтому Энгерранд изрядно удивился, когда заметил среди беспрерывного людского потока неподвижную фигуру. Это была молодая женщина в алом плаще, который ярким пятном выделялся среди скромных одежд прохожих. В руках незнакомка держала белоснежный платок и теребила его с каким-то непонятным остервенением.

В этот миг из-за угла показались носилки. Судя по внушительному виду, они принадлежали знатной даме. Рядом на великолепном жеребце гарцевал красивый молодой мужчина, в котором наши друзья без труда узнали одного из королевских любимцев — барона да Люк. Завидев его, незнакомка в алом плаще вся напряглась, точно собиралась броситься вперёд. На секунду взгляды мужчины и женщины встретились. Всадник вздрогнул, отвернулся и принялся с превеликим вниманием рассматривать фасады домов.

"Похоже, они встречались раньше", — решил Энгерранд.

Когда носилки почти поравнялись с незнакомкой, между занавесками вдруг появилась чья-то ладонь. Барон улыбнулся и прильнул губами к её белоснежной коже.

— Вот негодяй... — проворчал Энгерранд.

— Кто? — удивился Жосс.

— Этот королевский любимчик.

Жосс пожал плечами.

В следующее мгновение небеса разрезала такая великолепная молния, что друзья невольно зажмурились. Громовой раскат смешался с испуганными воплями прохожих.

— Неплохо, — придя в себя, сказал Энгерранд. — Я начинаю уважать здешние капризы погоды. Может, спрячемся куда-нибудь?

Жосс с радостью поддержал приятеля.

— Неподалёку есть маленький храм — не помню даже, в честь кого из богов он построен. Там и переждём непогоду!

— Наверное, никогда ещё там не было посетителей больше, чем в этот недобрый час, — улыбнулся Энгерранд.

Пусть молодые люди спешат к спасительному храму, мы же посмотрим, что происходило в доме Герлуина, когда за Фердинандом закрылась дверь.

Первым делом Рево отметил про себя, что внутреннее убранство жилища полностью соответствует внешнему его виду — такое же бедное и старое. Неподвижный слуга в сером одеянии казался частью этой обстановки — только глаза смотрели настороженно.

Тем не менее, он охотно выполнил просьбу Фердинанда и отправился доложить господину о нежданном госте.

Вскоре слуга вернулся и провёл молодого человека в маленькую комнату — там его встретил Герлуин.

Молодые люди с улыбкой обменялись приветствиями, однако Фердинанду показалось, что граф чем-то встревожен.

— Что привело вас в мой дом? — спросил Герлуин.

— Я буду откровенен. Мне нужна ваша помощь.

— В чём она заключается?

— Я хочу найти ответы на несколько вопросов, которые, однако, так мрачны и таинственны, что даже маги не сумели ничем мне помочь.

— Это неудивительно, — пожал плечами граф. — Все маги — отпетые мошенники и лжецы. И трусы... А я, выходит, знаком со страшными тайнами, в которые вам так хочется проникнуть?

— Я не сомневаюсь в этом. Помните случай в вашем замке?

— О чём вы говорите?

— О скуке, которая напала на меня, когда я гостил в Минстере, и привела в вашу комнату... — Фердинанд заметил, что собеседник его помрачнел, однако после некоторой паузы продолжил: — На вашем столе я нашёл необыкновенно интересную книгу...

— И хотите, чтобы я продал её? Или, может, отдал?

— Нет, просто хотел узнать некоторые вещи, о которых, несомненно, говорится в вашей книге.

— Какие именно?

Тон, которым была сказана последняя фраза, заставил Фердинанда сдержать слова, уже готовые сорваться с языка.

— Что же вы не отвечаете?

Молодой человек молчал. Мертвенная бледность графа испугала его. В эту минуту Герлуин меньше всего напоминал любезного юношу, принимавшего гостей в своём скромном замке.

— Вы ведь дружите с герцогом Годериком? — спросил граф.

— Не особо, — возразил Рево.

— Но насколько я помню, совсем недавно вы приходили в дом герцога. И Годерик величал вас другом.

— И о чём это говорит?! — вскричал Фердинанд, который вдруг почувствовал злость из-за того, что оробел перед юношей на несколько лет младше себя. — Вы ведь сами сидели тогда за столом герцога: пили вино и за обе щёки уплетали еду! Значит, Годерик — и ваш друг тоже?

— Вы разозлились — значит, я прав. — Герлуин усмехнулся. — Я надеялся, что могу доверять вам, но, как оказалось, ошибся. И слава богам, что ваше нетерпение открыло мне глаза и позволило понять, кто вы такой на самом деле.

Фердинанд не слышал последних слов графа. В душе его происходила страшная борьба между яростью и благоразумием. Испугавшись, что злость вот-вот вырвется наружу, он поспешно вышел из комнаты...

— Самодовольный глупец!

— Кто? Герлуин? Или ты? — спросил Энгерранд, подойдя к разгневанному приятелю — буря, обронив лишь несколько дождевых капель, прошла стороной, и он вместе с Жоссом вновь вернулся к дому графа.

— Герлуин, конечно!

— Почему ты так решил?

— Этот мальчишка считает, что умеет читать в душах чужих людей! Представляешь, решил, будто меня подослал герцог Годерик! Даже не выслушал до конца — повёл себя, словно оскорблённый король. Я не стерпел такого обращения и выбежал прочь, иначе ударил бы графа по его бледной физиономии!

— Хорошо, что не ударил.

— Всё равно, теперь двери графского дома закрыты для нас.

— Думаешь?

— Да, и закрыты навсегда.

Энгерранд хотел продолжить расспросы, но тут случилось событие, которое заставило его надолго позабыть о своём намерении.

Женщина, не так давно привлекшая внимание молодого человека, как оказалось, до сих пор продолжала занимать свой пост, только теперь она, словно статуя, притаилась в тени одного из зданий и неотрывно смотрела в ту сторону, куда делся барон да Люк. И ожидания незнакомки всё же были вознаграждены: послышался бешеный топот, возмущённые крики, а затем в клубах пыли появился сам мужчина, хлеставший несчастного коня. Прохожие в испуге жались к стенам домов, отпускали в адрес всадника проклятия и ругали последними словами.

Увидев Люка, женщина сделала несколько шагов вперед и, когда барону оставалось преодолеть десяток локте, чтобы очутиться рядом с ней, вдруг бросилась наперерез.

Через мгновение безжизненное тело незнакомки уже валялось на земле. К нему бросились несколько человек, и в числе их — наши друзья.

— Проклятье! — остановив коня, воскликнул барон.

Несколько секунд он наблюдал, как женщину пытаются вернуть к жизни. Впрочем, все прекрасно понимали, что несчастной ничто уже не поможет.

Презрительно сплюнув, Люк выругался:

— Идиотка! — и умчался прочь.

При этом королевский любимец не обратил внимания на Энгерранда, который провожал его задумчивым взглядом.

Глава 4

Мы так увлеклись рассказом о приключениях наших героев в Везерхарде, что совсем позабыли о событии, которое, ещё не успев свершиться, уже перевернуло жизнь Энгерранда с ног на голову. А вот алленорцы и хеллинорцы, лотхардцы и везерхардцы, жители деревень и замков — все они ни на минуту не переставали помнить о свадьбе принца Ланделинда и Аньелы Хеллинорской.

С приближением торжественной даты Везерхард всё больше походил на громадный улей, чьи обитатели неустанно трудились, чтобы появиться на торжествах во всеоружии. Думаю, нет нужды рассказывать, с какой тщательностью готовились к торжественному дню знатные алленорцы, которые, приехав из самых дальних уголков королевства, буквально наводнили столицу. Понятное дело, все они со свойственной юности самоуверенностью считали, что сумеют одним своим внушительным видом покорить городских красавиц, а словом и делом — государя. И лишь самые дальновидные честолюбцы думали, что разумнее пойти на службу к наследнику престола — этому юному светилу, которое в один прекрасный день засияет на алленорском небосводе.

Девушки целые дни проводили на балконах: приглядывали себе женихов. Найдя себе избранника, каждая из них тотчас превращалась в образец остроумия, которое неисчерпаемым потоком лилось с балконов на улицу и обратно. Глядя, как юные горожанки пытаются строить из себя сказочных красавиц, сплетники не без удовольствия говорили, что "нашего доброго государя нужно объявить главным сводником королевства...".

Впрочем, не только знать и богачи испытывали возбуждение в предвкушении увеселений. Квартал Ремесленников давно не был так переполнен. Портные, ювелиры, парфюмеры испытывали сладостную дрожь, видя, как в лавки толпами устремляются покупатели. И никто из них, падая на кровать, чтобы на несколько минут забыться коротким сном, а затем вновь приняться за работу, не жаловался на жестокую судьбу — когда ещё выпадет такая редкостная возможность разбогатеть за несколько дней?

И только Хард всё так же щетинился пиками часовых и глядел вниз чёрными провалами окон. Впрочем, некоторые знатоки говорили, что им прекрасно известно: в замке полным ходом идут приготовления, и в час, когда ворота крепости откроются, глазам гостей откроется зрелище, о котором никто из них не забудет до самой смерти.

Не меньшую осведомлённость проявляли и самые знаменитые бездельники Везерхарда, способные круглыми сутками стоять где-нибудь на набережной между Новым и Кожевенным мостами и созерцать всё, что попадётся на глаза. И вот, от взоров этих мастеров совать нос в любые дела не укрылось, что по вечерам какие-то подозрительные люди провозят в замок телеги, которые чуть не разваливаются под тяжестью груза. Какой-то ловкач даже сумел расслышать мелодичный звон бутылок, из чего был сделан вывод: намечается грандиозная попойка.

— Похоже, — тотчас решили старожилы, — Хильдеберт скучает по дню собственной свадьбы. Уж тогда вино лилось рекой! Половина знатных сеньоров тогда чуть не издохла от выпитого... Ну и нам, простым людям, тоже немало досталось... Повторить бы тот праздник — как было бы славно!

Однако не только скрип колёс нарушал по вечерам тишину у стен Харда. Иногда — и это также было замечено бдительными зеваками — звон бутылок сменялся позвякиванием оружия, а стук лошадиных копыт — твёрдой поступью воинов. Свет факелов играл на доспехах и наконечниках копий — и в крепость проникали всё новые и новые отряды солдат, словно шла подготовка не к свадьбе, а к войне.

Это заставляло горожан пожимать плечами и теряться в догадках.

— Может, король хочет перерезать всех врагов? Говорят, сам герцог Хеллинора приедет в Везерхард...

— Нет, просто боится народного гнева. Знает, что стоит горожанам разозлиться — ничто их не остановит! И тогда вероотступникам придётся несладко...

— А я думаю, государь узнал о каком-то заговоре. Вот увидите: после свадьбы полетят головы многих знатных сеньоров...

Но в глубине души каждый понимал, что Хильдеберт собирает войска не из страха или желания убить врагов. Он хочет показать своё могущество везерхардцам и отбить у них всякое желание противиться королевской воле. Поэтому в душах горожан медленно закипала злость — а затем вдруг сменялась чувством покорности.

Так и летели дни в бесконечных разговорах о празднестве, в обмене сплетнями и догадками, в безделии зевак и в трудах ремесленников...

На следующий день после визита в графу Минстерскому Жосс решил сходить в лавку одного из портных, который жил неподалёку от Дворца правосудия и слыл среди простонародья одним из лучших знатоков своего дела. Молодой человек хотел купить великолепный костюм, чтобы заставить позеленеть от зависти своих знакомых — слуг.

Однако едва молодой человек переступил порог лавки, он сразу понял: если портной и шил когда-то великолепную одежду, сейчас вся она уже очутилась в руках более расторопных горожан.

— Добрый день, — с угрюмым видом обратился Жосс к хозяину — смуглолицему толстяку лет пятидесяти, развалившемуся на стуле.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил тот.

— Я хочу купить костюм.

— Вы хватились слишком поздно: от покупателей не было отбоя весь последний месяц и теперь лавка пуста...

— ...а ваш кошелёк полон золота, — грустно усмехнулся слуга.

— Точно! — расхохотался хозяин лавки.

Жосс подавил жалобный вздох, готовый вырваться и груди, и принялся рассказывать портному, как ему нужен новый костюм. Поэтому он готов подождать и даже заплатить вперёд, только бы портной сшил одежду до завтрашнего дня.

Ответ мужчины поразил молодого человека.

— У меня осталось лишь несколько локтей самого дешёвого сукна, — развёл портной руками. — Едва ли такое придётся по вам по вкусу.

Жосс развернулся, чтобы уйти. Хозяин лавки торопливо добавил:

— У других портных дела обстоят не лучше — вы только зря потратите время.

— Что же тогда делать?

Глаза портного хищно блеснули.

— Сегодня к вечеру, — сказал он, — в столицу должен приехать купец с юга. Мой хороший знакомый. Он привозит лучшие ткани, какие только есть в Алленоре. И если вы потерпите немного, то вскоре посмеётесь над глупцами, которые из боязни остаться без нового костюма, раскупили тряпки, достойные разве что нищего.

Жосс не слишком поверил словам портного, но после кратких размышлений всё же признал, что в одном тот действительно прав: другие лавки тоже будут пусты.

"Лучше договориться с этим ловкачом, — решил молодой человек, — чем бегать по городу в поисках чуда..."

— Так когда, говорите, приезжает ваш знакомый? — важно спросил он.

— Очень скоро! — воскликнул портной. — Я жду его с минуты на минуту!

В это время за дверью раздался шум. Кто-то страшно закричал.

— Что это? — пролепетал хозяин.

Жосс выбежал на улицу и увидел, что у самого порога лежит мужчина, облачённый в длинный халат из дорогой пёстрой ткани — так одевались жители южных земель — и штаны, едва доходящие до середины голени. На ноги незнакомца были надеты красные длинноносые туфли, голову украшала шапка, из-под которой выбивались редкие седые волосы. В длинной бороде его причудливо смешались серебристые и чёрные волоски, нос походил на клюв хищной птицы, что вкупе с угольного цвета глазами придавало мужчине сходство с разбойником.

Впрочем, Жосс не обратил внимания на внешность незнакомца: взор его остановился на багровом пятне, которое быстро расползалось по одному из рукавов халата.

— Вы ранены?!

— Да.

— Идёмте в дом...

Молодой человек помог мужчине подняться с земли.

— Благодарю вас, — ответил тот.

На пороге появился хозяин лавки. При виде раненого он завопил:

— О боги! Что я вижу, метр Гвидо? Ты весь в крови!

— Какой-то воришка срезал кошелёк у меня с пояса, а когда я схватил его за руку, ударил ножом. По счастью, я вовремя отшатнулся, поэтому отделался раной в плечо.

— Благодарение Авиру!

— Как я согласен с тобой, метр Гуго!

Портной провёл раненого в лавку и усадил на скамью. Жосс спросил, где живёт лекарь, и отправился на его поиски. По счастью, путь молодого человека не занял и пяти минут.

Тем временем, едва мужчины остались вдвоём, раненый спросил:

— Кто этот юноша?

— Не знаю. Простой покупатель...

— Сейчас такая отзывчивость — большая редкость. Я думал, что прохожие скорее начнут радостно указывать на меня пальцем и расхваливать воришку, чем придут на помощь.

Портной густо покраснел и пробормотал:

— Не нужно так мрачно смотреть на жизнь, метр Гвидо...

— Это ведь не домыслы — я наблюдал такие картины чуть ли не в каждом городе, через который проезжал...

— Кстати, — поспешно переменил тему метр Гуго, — путь выдался лёгким?

— Два раза на меня напали разбойники...

— О боги!

— Не волнуйся. С товаром всё в порядке. Они решили, что лучше взять с меня выкуп.

Портной шумно выдохнул.

— А вот неподалёку от Хандехарда — это такой город в графстве Фотланд, если ты не знаешь, — я вдруг столкнулся с вещами необъяснимыми. Один мой хороший знакомый — тоже купец — из тамошнего посёлка предупредил, что в лесу происходит нечто страшное. Говорят, будто в чаще хозяйничают тёмные силы, а встречи с ними мне совсем не хотелось. Поэтому я сделал громадный крюк, зато, как видишь, прибыл в Везерхард целым и невредимым.

Портной невольно покосился на рану метра Гвидо и зажмурился — вид крови вызывал у него тошноту.

— А кто твой знакомый? — спросил он после минутного молчания. — Говоришь, он живёт в посёлке?

— О, да! Любой пожелал бы поселиться в этом чудном местечке среди гор, если бы увидел, как там живут люди!

— Интересно... И как называется твой необыкновенный посёлок?

— Зеленодолье...

В этот миг в сопровождении доктора, лицо которого было искажено гримасой недовольства, вернулся Жосс. Услышав слова купца, он открыл рот, чтобы засыпать того сотней вопросов, но сдержался: сначала, решил молодой человек, нужно помочь раненому, и лишь тогда заводить с ним разговор.

Доктор с хищной улыбкой принялся за дело; метр Гвидо издавал иногда жалобные стоны. Продолжалось это не больше пяти минут, однако хозяину лавки и его гостям показалось, что прошла целая вечность: портному и слуге — из-за желания возобновить допрос, купцу же — из-за невыносимых мучений, которым подвергал его развеселившийся лекарь.

Когда доктор, позванивая монетами, покинул лавку, купец прохрипел:

— Клянусь, в следующий раз я лучше умру, чтобы не оказаться ещё раз в руках этого ублюдка... — Затем улыбнулся Жоссу: — Спасибо за помощь, молодой человек!

Жосс поклонился и робко произнёс:

— Я случайно услышал, как вы рассказывали о Зеленодолье...

— Да. Вам знакомо это местечко?

— Ещё бы! — воскликнул молодой человек. — А вы часто там бываете?

— Всякий раз, когда путешествую через всё королевство.

— А что там сейчас происходит? — подавшись вперёд, спросил слуга. — Прошу вас, расскажите обо всём, что знаете!

— Что ж, — усмехнулся купец, — Зеленодолье — не Везерхард, поэтому, думаю, я смогу удовлетворить ваше любопытство. Но прежде всего, хочу заметить: сладкая жизнь зеленодольцев, о которой я рассказывал метру Гвидо, пока вы ходили за лекарем, с недавних пор приобрела горький привкус. По всему графству Фотланд поползли слухи, что на холме, где когда-то стоял заброшенный замок... Вы ведь знаете это место?..

— Разумеется, — кивнул молодой человек.

— ...так вот, там завелись таинственные силы, которые не дают покоя путникам. Конечно, я навёл кое-какие справки и узнал, что всё на столь уж страшно — всего-то три купца пропали за последний год, — но и этого оказалось достаточно, чтобы путники стали обходить зловещие места стороной.

— О боги! Отчего так происходит?

— Не знаю. Я беседовал с поселковым головой... Очень умный человек, должен сказать — не зря его кличут Мудрецом... Он давно пытается решить головоломку, но до сих пор не смог найти достойного объяснения — вот и ведутся до сих пор разговоры о тёмных силах. Больше того, как-то раз он отважился вместе с несколькими зеленодольцами совершить поход к руинам старого замка. Ничего нужного не нашёл, зато во время обратного пути кто-то заметил, что за отрядом следует странная чёрная фигура. Разумеется, все в ужасе побежали к посёлку, чтобы укрыться от в своих домах.

— Надеюсь, с зеленодольцами не случится ничего страшного... — побледнев, прошептал Жосс.

— Я верю в это. Вижу, вы принимаете близко к сердцу мой рассказ — так помолитесь Авиру! Перед могуществом его — нет сомнения! — порождения мрака развеются, словно дым.

Жосс нервно передёрнул плечами. "Словно дым..." Если бы всё было так просто! И вдруг перед мысленным взором его встали картины из детства: зала с изуродованными ликами богов, старая книга с рисунками, оживший на одном из них император демонов и замок, охваченный огнём.

"Не может быть! — пронеслось в голове молодого человека. — Наша давняя шалость не могла обернуться так плохо!"

Купец с тревогой следил за собеседником. Наконец, не утерпев, он спросил:

— Что с вами? Можно подумать, что теперь вам нужна помощь лекаря. — Жосс слабо улыбнулся в ответ. — Не волнуйтесь, всё не так уж страшно: в самом посёлке пока ничего не случилось, зеленодольцы чувствуют себя спокойно, хотя, конечно, и не теряют бдительности. Только мой приятель, метр Ансберт, самый богатый житель посёлка и такой же купец, как и я, подумывает оставить Зеленодолье и перебраться в столицу.

— Постойте! Его зовут "Силачом"?

— Не знаю, честно говоря. Сам метр Ансберт любит похвастать, что получил прозвище "Богач".

— Значит, сбылась его сокровенная мечта, — усмехнулся Жосс.

— О, нужно сказать, приятель мой заслуживает восхищения! Сам я иногда поражаюсь ловкости, с которой он проворачивает самые сложные дела!

— Что за дела? — спросил слуга.

Купец замялся. Задумавшись, принялся чесать затылок здоровой рукой. В конце концов осторожно произнёс:

— Метр Ансберт смекнул, что, раз уж молодой барон — хозяин тамошних мест — всё своё время проводит в столице, можно позаимствовать в его владениях немного древесины и продать в ближайших городах. И, конечно, молится, чтобы тот всё также прохлаждался в Везерхарде...

К удивлению метра Гвидо, собеседник его расхохотался.

— Так вот зачем Силач хочет уехать в столицу! — давясь смехом, прохрипел Жосс. — Боится, что когда-нибудь барон вернётся — вот и хочет укрыться в Везерхарде! Скажите, пусть не беспокоится: это случится нескоро!

Жосс резко встал и бросился к дверям.

Его удержал жалобный возглас купца:

— Постойте! Вы не могли бы оказать мне ещё одну услугу — совсем крошечную? — Молодой человек в ответ кивнул. — Моя дочь не знает о несчастье, которое со мной случилось, а я не знаю, сумею ли сегодня вернуться домой...

— И я должен рассказать ей обо всём?

— Да, если вас это не затруднит...

Первым порывом Жосса было желание сказать, что он не намерен носиться по городу в поисках купеческого дома, но какое-то странное чувство удержало молодого человека от этого поступка.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен.

Выслушав наставления метра Гвидо, молодой человек отправился в путь и вскоре остановился перед новеньким двухэтажным домом.

"Тоже, наверное, нажился на краденом лесе. Честный купец...", — подумал Жосс.

В дверь молодой человек постучал с твёрдым намерением бросить несколько слов лакею, который появится перед ним, а затем величественно удалиться. Никто, однако, не спешил впускать его.

Жосс постучал сильнее.

На этот раз ожидания увенчались успехом: послышался скрежет ключа, дверь приотворилась — и на молодого человека устремился настороженный взгляд чёрных глаз.

— Кто вы? — раздался тихий голос, от звуков которого слуга почувствовал неизъяснимое волнение.

В растерянности Жосс посмотрел на лицо, полускрытое волнистыми чёрными локонами; взор его остановился на приоткрытых розовых губах, затем — на щеках, покрытых нежным румянцем...

— Зачем вы пришли?

Молодой человек провёл рукой по пылающему лбу и нерешительно ответил:

— Меня прислал метр Гвидо.

— Отец?!

Жосс кивнул:

— На вашего отца напали...

Девушка испуганно вскрикнула и, выбежав из дома, схватила Жосса за руку:

— Прошу вас, скажите, что с ним всё в порядке!

Слуга, не ожидавший такого, отшатнулся и густо покраснел. Щёки купеческой дочери, которая представила, должно быть, как её поведение выглядит со стороны, тоже залила краска стыда.

— Простите... — разом произнесли девушка и молодой человек... и так же дружно улыбнулись.

Повисла тишина. Жосс в нерешительности топтался на месте, не зная, что делать дальше.

Наконец, дочь купца произнесла:

— Идёмте в дом. Вы расскажете, как чувствует себя отец...

Она умолкла и лишь сделала молодому человеку знак следовать за собой. Жоссу оставалось лишь подчиниться воле девушки — он, впрочем, не лишком-то и сопротивлялся.

Когда путешествие по тёмным, холодным коридорам было завершено и хозяйка вместе с гостем расположились за большим круглым столом, дочь метра Гвидо умоляюще посмотрела на молодого человека, ожидая, когда же тот развеет все её тревоги, а Жосс, вместо того, чтобы ответить на немую просьбу, вдруг почувствовал, что не может связать и двух слов. Куда только делась болтливость, над которой так любили подшучивать его друзья?

"Да что же это такое?! — в раздражении думал молодой человек. — Прекрати уже вести себя, словно деревенский дурачок..."

Собравшись с силами, он кое-как рассказал обо всём, что уже известно нашим читателям; при этом преуменьшил свою роль и расписал мужество и отвагу других участников печальных событий возле лавки портного.

В ответ молодой человек выслушал множество благодарностей, однако это нисколько его не радовало — приближалась минута, когда нужно было покинуть дом купца.

"А ведь я даже не знаю имени хозяйки..." — со вздохом подумал он и... заметил вдруг, что последние слова произнёс вслух.

— Жорсанда... — слегка склонив голову, представилась девушка.

— Жосс... Флабер... — выдавил молодой человек.

Собеседнице не вполне удалось сдержать улыбку, однако Жосс не обиделся — пожалуй, впервые с тех пор, как деревенские мальчишки окрестили его "Болтуном".

— Я — оруженосец барона да Рево, — произнёс он более уверенно и даже не без некоторой гордости.

— Какое знакомое имя... — пробормотала Жорсанда.

— О, вы должны были слышать его — и не раз! Мой господин — один из самых блестящих сеньоров королевства!

— Нет, дело не в этом. Его часто упоминала моя подруга... Впрочем, это не так уж важно, — пожала плечами девушка.

Увидев, что теперь-то уж точно не осталось никакого повода и дальше оставаться в доме купца, Жосс с трудом подавил жалобный вздох, встал из-за стола, неуклюже поклонился и побрёл к дверям. При этом молодой человек не заметил грустного взгляда девушки, брошенного ему вслед.

На улице между тем уже царил сумрак — пока слуга беседовал с Жорсандой, наступил вечер.

— А время-то быстро пролетело! — усмехнулся Жосс.

Бросив прощальный взгляд на дом метра Гвидо и в особенности на одно из окон, освещённое ярче остальных, он зашагал к Кожевенному мосту.

Между тем, не будь молодой человек всецело занят своими мыслями, он увидел бы, что по пятам за ним следует какой-то человек, который старательно кутается в длинный плащ, что выглядело довольно-таки странно в первые летние дни и непременно вызвало бы подозрения даже у самого беспечного путника.

Ни о чём не догадываясь, Жосс перебрался через Везер — и тут вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, полный лютой злобы. Обернулся и увидел преследователя, однако тотчас понял что вовсе не от того исходит угроза — незнакомец и сам остановился в нерешительности и бросал по сторонам тревожные взгляды.

Так длилось не более полуминуты, хотя слуге мгновения эти показались вечностью. А затем по набережной скользнула чёрная тень, раздался сдавленный крик, хруст костей — и от преследователя Жосса осталось лишь окровавленное тело.

Жосс беспомощно раскрыл рот — из горла его вырвался лишь чуть слышный хрип — и посмотрел на громадного зверя, который склонился над своей жертвой. То был громадный волк, по какой-то причине выросший раза в два. В груди зверя что-то клокотало, с клыков капала кровавая пена.

Волк поднял голову и оскалился. Раздалось угрожающее рычание, которое с каждой секундой становилось всё громче. Однако вовсе не это напугало Жосса: взгляд горящих в сумраке глаз животного был вполне разумным и... оценивающим. Словно не зверь, а человек, смотрел на свою жертву и думал, как с ней поступить.

Волк сделал несколько шагов к молодому человеку.

"Играется, проклятая тварь..." — подумал тот.

И вдруг, повинуясь внезапному порыву, поднял над головой ладонь и прокричал:

— Авир! Алимьер! Атидаль!

Зверь в испуге попятился. Бросил на непокорную добычу разочарованный взгляд — и в мгновение ока умчался в ту сторону, откуда появился минуту назад.

— Да это же был демон ночи... — прошептал Жосс, а затем без сил опустился на холодные камни набережной.

Глава 5

Жосс плохо помнил, как добирался домой. Мир словно сговорился свести его с ума: любая тень, мелькавшая рядом, заставляла молодого человека вздрагивать, малейший шорох — хвататься за рукоять кинжала. Наверное, встреться ему в этот час какой-нибудь случайный прохожий, в Везерхарде стало бы на одного жителя меньше.

— Где ты пропадал? — встретил приятеля в дверях Фердинанд.

И тотчас осёкся, увидев его перекошенное от страха лицо.

— Что случилось? — подойдя к Жоссу, с напускным спокойствием спросил Энгерранд.

— Демон ночи...

— О чём ты говоришь?

— Я видел демона ночи! — выкрикнул слуга.

Энгерранд взял друга за руку и, словно маленького ребёнка, повёл внутрь дома. Усадил на кровать и стал ждать, когда тот придёт в себя.

Времени потребовалось немало, но в конце концов терпение молодого человека оказалось вознаграждено: взгляд Жосса вновь стал осмысленным, а на щеках вновь заиграл яркий румянец.

— А теперь расскажи о своих приключениях, — приказал Энгерранд.

Тотчас на приятелей обрушился такой поток слов, какого им никогда прежде не доводилось слышать. Жосс говорил не переставая, иногда вскакивал с кровати и начинал метаться из угла в угол, словно зверь по клетке, а затем вдруг без сил падал на белые простыни; несколько раз он хватал растерянных друзей за руки, словно моля о поддержке и защите.

Когда слуга умолк, Фердинанд с недоверием спросил:

— Разве такое возможно?

— Вполне, — ответил Энгерранд.

— А вдруг это был всё же обычный волк — только очень большой? Чего только не привидится в темноте...

Жосс нервно рассмеялся.

— Помнишь ночь, когда мы познакомились? — спросил он у Энгерранда. — Так вот, если бы на нас тогда напала тварь, подобная этой, от страха я не смог бы даже просто взобраться на дерево, не говоря уж о том, чтобы сидеть на нём до самого рассвета... Теперь-то я понял, кто выиграл в том нашем споре!

Энгерранд в ответ коротко кивнул. Видно было, что он о чём-то лихорадочно размышляет.

— Помните, я говорил, что раны на теле королевского камергера выглядят так, словно на него напал демон ночи? — произнёс молодой человек после минутного молчания. — Похоже, эти порождения тьмы всюду преследуют меня: только приехал в Лотхард — столкнулся с одной из них. Теперь — похожая история, только охота ведётся на дичь куда крупнее, нежели простые горожане.

— Так ты считаешь, демон ночи убил камергера?! — ахнул Жосс. — Как же мне повезло, что я остался жив!

— Нет, не вовсе не демон охотился на Хельменфельда...

— А кто тогда?

— Человек, который отдавал ему приказания.

— Что-то я тебя не понимаю, — пожал плечами слуга.

— Всё проще простого. Градоначальник Лотхарда пользовался услугами жреца — недоучки, который мог лишь вызывать демона, но никак не повелевать им — даже загнать обратно во мрак был не способен. Тот не чувствовал над собой ничьей власти, не понимал, зачем его призвали — вот и рвал всё, что попадалось на глаза. Из твоего же рассказа, Жосс, видно: демоном управляла чья-то твёрдая воля. Будь по-другому, он не разглядывал бы тебя и не скалил зубы, а убил бы раньше, чем ты выкрикнул бы имя Авира.

Подумав немного, но так ничего и не решив, Жосс в растерянности спросил:

— И что нам теперь делать?

— Выбор небогат. — Энгерранд усмехнулся. — Забиться в угол от страха или рассказать обо всём градоначальнику.

— И всё?

— У тебя есть другие предложения?

— Ну... — почесал затылок Жосс. — Ты ведь одолел демона ночи в Лотхарде. А сейчас нас трое! Может, сумеем победить и сейчас?

Энгерранд чуть слышно вздохнул.

— Ты так ничего и не понял. Я сражался не с демоном, а с людьми, которые его вызвали. А как бороться с самими тёмными силами — не знаю. Скажу больше: сейчас я боюсь — и не стеснюсь признать это. Мы встретились с действительно сильным магом и едва ли сумеем справиться с ним...

— А градоначальник может?

— Сам — вряд ли. Но что мешает ему попросить помощи у лучших жрецов королевства? На месте господина Бертгарда я бы так и поступил.

— Понятно... Значит, остаётся только сходить к градоначальнику, а после забиться в угол от страха...

Приняв это решение, молодые люди разошлись по своим комнатам и вскоре, даже вопреки волнениям, которые им пришлось пережить, погрузились в сон.

Между тем, едва купола храмов засверкали в первых лучах солнца, дверь одного из дворцов отворилась и на улице появился граф Артландский, а следом за ним — полдюжины слуг. В полном безмолвии сеньор Готфрид зашагал по кварталу Знати — ещё пустынному, погружённому в безмолвие, — перебрался через Везер и вскоре очутился у ворот Харда. За стенами слышался топот ног, приглушённая ругань, скрежет оружия.

— Проклятье! — поморщился граф. — Сколько лет эти мужланы живут рядом с королём, но так и не научились вести себя как следует. Им даже в голову не приходит, что государь ещё спит.

В это время со скрежетом опустился подъёмный мост и мужчина направился ко входу в крепость. Тотчас перед ним выросли двое стражников, один из которых приказал:

— Пароль!

— Алленор и Хильдеберт, демон тебя забери! — рыкнул граф.

Стражники расступились. Готфрид очутился во дворе локтей в сто шириной, дорога через который вела к ещё одним воротам. При этом он с удивлением отметил, как много солдат толпится в этой "прихожей" королевской крепости.

"Будто Хильдеберт готовится к войне", — пожал мужчина плечами, не забыв при этом осыпать бранью очередного бдительного стражника, который спросил у него пароль.

Очутившись во втором дворе, граф увидел ту же картину: сотни людей в боевом облачении, мрачный и сосредоточенных, словно готовых в любой миг броситься на врага.

Лишь благополучно преодолев третье кольцо стен, сеньор Готфрид увидел наконец цель своего путешествия: дорогу, которая вела к великолепному сооружению, что сочетало в себе черты и древних крепостей, и изящных новых дворцов. К башне, где жил король вместе со своей семьёй, любимцами и слугами.

Двор ещё был безлюден, и ничто не помешало графу Артландскому войти внутрь королевского обиталища. Ни один стражник не встретил его, чтобы в сотый раз спросить пароль, да это и не требовалось — здесь начиналась власть не военной силы, а монаршего авторитета, который должен был внушать алленорцам больший страх, чем пики и мечи.

Готфрид поднялся на третий этаж и очутился у дубовой двери, казавшейся не менее толстой и прочной, чем крепостные ворота.

Долго ждать графу не пришлось. Едва пробило девять часов, дверь открылась и на пороге появился король в окружении нескольких слуг: он собирался пройти в залу, где каждое утро принимал просителей, а затем вновь вернуться в свои покои. Там он обычно запирался и никого, кроме своих приближённых, не пускал — остальным путь был заказан, если только у них не было каких-нибудь важных известий.

Однако на этот раз планы Хильдеберта оказались нарушены.

Завидев короля, граф Артландский склонился так низко, что волосы его едва не коснулись каменного пола. В этом положении он простоял до тех пор, пока изумлённый король не произнёс:

— Что вам нужно, граф? Почему вы встречаете меня здесь, а не перед дверьми приёмной залы?

— Дело, которое привело меня к вам, государь, так важно, что я решился пренебречь правилами.

Король вернулся обратно в покои. Оставшись наедине с графом, он сказал:

— Говорите. Только коротко — я не люблю заставлять людей ждать.

Граф смущённо произнёс:

— Я хочу признаться кое в чём...

Хотя такое начало было весьма неожиданным, лицо Хильдеберта осталось бесстрастным.

— Некоторое время назад один молодой человек оскорбил меня, — продолжил граф. — Дело произошло на моих землях, поэтому я решил наказать дерзкого юнца, но тому удалось скрыться... Мальчишка использовал запретную магию!

— Кажется, я знаю, о ком вы говорите, — поморщился король. — И удивляюсь всё больше. Какой-то безвестный горожанин — и вдруг такой интерес к его судьбе! У мессера Ансберта... у вас...

— Не может быть! — искусно разыграл изумление сеньор Готфрид. — Разве мессер Ансберт, подобно мне, хотел приструнить мальчишку? Почему же тот всё ещё разгуливает на свободе?

— Я отпустил его.

— О боги! Какая неосторожность, государь!

— Что?! Вы осуждаете меня?

— Ох, простите меня, государь... Конечно, я не смею спорить...

— И всё же не согласны со мной! — воскликнул Хильдеберт. — Объяснитесь!

С видом собаки, на которую кричит хозяин, граф заговорил:

— Дело вот в чём. Я не знал о вашем решении и приказал одному из своих людей проследить за мальчишкой и его друзьями. И вот что выяснил. Оказывается, эти юноши пользуются услугами одного из столичных магов, а также посещают дом графа Минстерского...

— Допустим, знакомство с магом — и впрямь преступление, — перебил собеседника король. — Но при чём здесь граф Герлуин? Знаете, что я скажу? Мне изрядно поднадоела эта распря, и ,клянусь Семью богами, если она не прекратится, я лишу земель и вас, и вашего врага!

— Коль скоро вы приказываете...

— Да. Я так хочу.

— ...мне остаётся лишь повиноваться. Однако рассказ мой ещё не окончен, и, если вы позволите, я продолжу. Следующим утром я вновь приказал своему человеку вести слежку. До самого вечеря ничего не было слышно, но я не слишком беспокоился. В конце концов, от взбалмошных мальчишек всего можно ожидать: за день они способны посетить тысячу мест. Поэтому в глубине души я даже жалел верного слугу, которому по моей воле пришлось бегать по всему Везерхарду. — Король сделал нетерпеливый жест рукой. — Когда стемнело, я почувствовал беспокойство. Давно был дан сигнал к тушению огней, и мне оставалось предположить лишь одно из двух: или юнцы нарушают закон, или отправились в такое место, где лишились головы — и мой человек вместе с ними.

— И что же?

— К ночи никто не пришёл. Тогда я отправился на поиски и незадолго до рассвета отыскал тело своего верного слуги!

— Очень занимательная история, — безразлично произнёс король. — Надеюсь, градоначальник быстро во всём разберётся.

От такого ответа глаза графа полыхнули огнём ярости.

— А знаете ли вы, государь, — прохрипел сеньор Готфрид, — что на теле моего человека были те же раны, что и у Хельменфельда?

Король вздрогнул.

— Не может быть!

— Приходите в мой дом. Там вы сами сможете убедиться, говорю я правду или лгу.

Хильдеберт начал широкими шагами мерить комнату. Несколько раз он запускал руку под мантию и принимался теребить какой-то предмет, невидимый графу, но не решался извлечь наружу.

— Нужно позвать Геральда, — сказал он.

— Постойте, государь! — вскричал Готфрид, который ожидал услышать иные слова. — Что вы намерены делать?

— Разумеется, взяться за поиски убийцы.

— Но ведь имя его очевидно!

— Я сомневаюсь в этом, — покачал головой король. — Понимаю, вы хотите избавиться от своего врага, я же — найти истину.

— Но почему?! — забыл обо всякой почтительности Готфрид. — Почему вы сомневаетесь в том, кто убил моего слугу и сеньора Хельменфельда?

— Разве не могло случиться, что человек ваш решил отдохнуть и зашёл в одну из таверн у набережной, чтобы выпить вина?

— Это исключено.

— А разве его не могли убить, когда он возвращался во дворец?

Не найдя достойного ответа, граф решил прибегнуть к последнему средству. Он страстно зашептал:

— Прошу, государь! Умоляю, прислушайтесь к словам вашего верного слуги! Разве это так сложно: взять под стражу безродного мальчишку и его друзей? Пусть мессер Гумберт допросит их по всем правилам. Уверен, тогда будет пролит свет на многие тайны...

Король молчал.

— Вы, государь, — сбивчиво говорил Готфрид, — поклялись найти убийц Хельменфельда. Я — один из ближайших его друзей и не меньше вас желаю узнать имя негодяя. Так почему бы не воспользоваться удачной возможностью? Почему бы не устроить допрос — такой, что самые закоренелые злодеи сознаются во всём? Вдруг боги даровали ключ от двери, за которой скрывается правда о гибели вашего камергера?

Король заколебался.

"Действительно, — подумал он, — отчего тебя так взволновала участь какого-то простолюдина — пусть тот и успел прославиться в Лотхарде? Ты даже пришёл на допрос, который устроил Верховный жрец. Ах, да, об этом попросил Ланделинд... Но что теперь тебя останавливает? Вдруг чутьё Готфрида так обострилось от ненависти, что он напал на верный след? Конечно, мальчишек немного жаль, но... ты ведь король! Значит, нужно забыть о любых сожалениях — так считали твои великие предки. Так должен поступать и ты..."

— Хорошо, — сказал Хильдеберт. — Я прикажу арестовать мальчишку...

В это время во Дворце правосудия походила беседа между нашими героями, которые даже не догадывались о нависшей над их головами угрозе, и градоначальником.

На сей раз Жосс держался уже гораздо увереннее, чем прошлым вечером. Господин Бертгард слушал его с таким неподдельным интересом, что Энгерранд не мог этому не удивиться: всё-таки у любого горожанина, не слишком суеверного, рассказ о демонах вызвал бы скорее недоверчивую усмешку — времена, когда тёмные силы не давали людям покоя, давно миновали. Градоначальник казался человеком в высшей степени разумным. Так почему же он не выразил ни удивления, ни сомнения в правдивости рассказа?

Ещё больше изумление Энгерранда возросло, когда господин Бертгард, выслушав Жосса, произнёс:

— Вы поведали очень важные вещи. Что вы думаете обо всём случившемся?

Приятели переглянулись. С каких это пор служители закона советуются с теми, кого обычно удостаивают вниманием лишь на допросах? Или это и есть допрос?

— Мы пришли, чтобы посоветоваться с вами, — осторожно ответил Энгерранд.

— Отличный ответ! — расхохотался мужчина. — Клянусь жизнью, из вас вышел бы превосходный градоначальник! Я понял это ещё во время прошлой нашей встречи.

По губам его скользнула улыбка — такая мимолётная, что молодые люди ничего не заметили.

— Мы думаем, что в городе появился какой-то сильный маг... — нерешительно сказал Жосс. — И это он убил сеньора Хельменфельда...

— Я ожидал этих слов, — усмехнулся господин Бертгард. — Только вот в чём беда: близится полдень, а я до сих пор не слышал, чтобы у реки нашли чьё-нибудь тело.

— А отчего вы не явились в дом камергера вовремя? — вдруг спросил Энгерранд. — Весь город уже знал о гибели сеньора Хельменфельда, и лишь вы — нет.

Градоначальник пристально посмотрел на молодого человека и сказал — скорее, самому себе, чем собеседникам:

— И правда... Почему-то я услышал об убийстве одним из последних...

— Вот и сейчас труп найти не получится, — произнёс Энгерранд. — Кто-то уже забрал его.

Господин Бертгард кивнул и погрузился в раздумья. Повисла тишина.

Вдруг за окном раздался громкий шум. Градоначальник выглянул на улицу и выругался: перед самым входом во дворец толпилось десятка три королевских стражников. Не успел господин Бертгард прийти в себя после столь внезапного нападения, как в дверях залы появился Геральд.

Градоначальник встретил его неприязненным взглядом и спросил:

— Что происходит?

Геральд улыбнулся:

— Мне стало известно, что вы встречаетесь с людьми, которых мне велено арестовать!

— Это не даёт вам права врываться сюда, словно во вражескую крепость. Кто позволил вам так себя вести?

— Государь! — ответил Геральд. Развернув пергаментный свиток, он поднёс его к самому лицу господина Бертгарда. — Видите?

Градоначальник покачал головой и обратился к молодым людям:

— Похоже, вас и впрямь хотят взять под стражу.

— Именно, — подтвердил капитан стражи.

— Но я не допущу этого! — возвысил голос господин Бертгард.

— Что вы сказали?

— Я не позволю арестовать этих молодых людей, поскольку они — свидетели, и весьма важные, в деле об убийстве сеньора Хельменфельда.

— Вы разучились читать? Или воспротивитесь воле государя?

— Напротив, я следую его приказаниям.

С этими словами градоначальник взял со стола пергамент и потряс им перед носом Геральда.

— Боюсь, читать вы умеете плохо, поэтому объясню: мне дан приказ найти убийцу королевского камергера. Любой ценой. Взяв под стражу свидетелей, вы помешаете тем самым моим поискам.

— Где вы достали эту бумагу? — вмиг позабыв обо всём на свете, прохрипел капитан стражи. — Откуда она у вас?

— Неужели вы надеялись, что после трусости, которую проявили у ложа мертвеца, король должен был ждать, пока его отважный слуга вновь обретёт былое самообладание? — Увидев растерянность во взгляде Геральда, он продолжил: — Да, не удивляйтесь! Я знаю, какой ужас охватил вас при виде ран на теле камергера... Вы — прекрасный слуга, который безропотно исполняет приказы государя, но — простите — плохо подходите для роли, которую решили на себя примерить.

— На вашем месте я бы не спешил с выводами, — процедил сквозь зубы Геральд. — Не радуйтесь раньше времени. Скоро я вернусь с приказом, которому никто не посмеет воспротивиться.

И он стремительно вышел из залы.

Глава 6

Пусть читатели, решившие, будто градоначальник руководствовался благородным порывом, когда вступался за наших героев, не слишком обольщаются на этот счёт. В разговоре с Геральдом господин Бертгард не произнёс ни слова лжи: он и впрямь был обеспокоен лишь тем, что вмешательство капитана королевской стражи оставит его без важных свидетелей, и намеревался любой ценой удержать их в своих руках.

Когда Геральд ушёл, мужчина сказал:

— Мне придётся взять вас под стражу.

— Так я и думал, — усмехнулся Энгерранд.

Фердинанд и Жосс не стали спорить: если приятель спокоен и, судя по всему, считает решение градоначальника верным, — значит, никакая опасность им не грозит. Поэтому молодые люди позволили связать себе руки и в сопровождении стражников покинули залу.

Оставшись в одиночестве, градоначальник уселся за стол и задумался. В душе его переплетались самые различные чувства, а мысли в голове стремительно сменяли одна другую. За планами мести Геральду следовали догадки о том, кто же на самом деле является убийцей, который взбудоражил весь Везерхард.

Вдруг господин Бертгард ударил кулаком по столу и воскликнул:

— Вот демон! Пока ты бездействуешь, Геральд, наверное, выпрашивает у короля новый приказ. Что же делать?

На минуту мужчина задумался, затем лицо его просветлело.

— Постой-ка! У тебя же есть ещё один свидетель! Нужно непременно рассказать о нём королю и убедить, что ты находишься на правильном пути. Тогда Геральд может собрать хоть дюжину бумаг — всё равно ничего не добьётся.

Градоначальник кликнул "свиту", как в народе шутливо прозвали отряд из десятка громил — стражников, которые во время прогулок по городу расчищали своему господину путь и следили за толпой — господин Бертгард не забыл, что за последние полвека двое из его предшественников погибли самым бесславным образом от предательских ударов в спину.

Впрочем, на этот раз мужчина взял с собой "свиту" вовсе не из страха за свою жизнь, а чтобы показать врагам: и у него достаточно верных людей.

Без приключений добравшись до королевской крепости, господин Бертгард преодолел те же препятствия, что и граф Артландский несколькими часами ранее, и, войдя внутрь, поспешил к приёмной зале. Та оказалась пуста.

Градоначальник забеспокоился. Оглядевшись по сторонам, он увидел молодого стражника и обратился к нему за помощью, однако тот отвернулся с самым вызывающим видом.

"Ах, вот как?!" — задрожал от гнева господин Бертгард и с огромным трудом подавил желание влепить пощёчину неучтивому юнцу.

По счастью, в это время в коридоре появился принц Ланделинд, и мужчина бросился ему навстречу. Наследник престола с улыбкой спросил:

— Вы ищете моего отца?

— Да, у меня срочное дело к государю.

— Он у себя.

— Благодарю вас! — воскликнул градоначальник.

Поклонившись, он торопливо зашагал к уже знакомым нашим читателям королевским покоям, не заметив при этом усмешки на губах принца.

Веселье Ланделинда несложно было понять: в эту самую минуту король беседовал с Геральдом. Поэтому когда градоначальник, запыхавшись, подбежал к дверям поев, он встретил решительный отпор: стражники, получив двойной приказ — и от короля и от капитана, — исполняли свой долг с редкостным рвением.

После десяти минут тщетных уговоров господин Бертгард вконец рассвирепел.

— Ну, это уж силком! — закричал он. — Речь идёт о делах необычайной важности, а вы не хотите пропустить меня? Негодяи!

— На никого не велено пускать, — в десятый раз повторил заученную фразу широкоплечий детина лет двадцати.

— Важные дела есть не только у вас, — подхватил его старший товарищ.

— Когда король узнает обо всём, вы окажетесь на виселице, — возобновил увещевания градоначальник.

В этот миг дверь отворилась. Из покоев вышел сам Хильдеберт, который мрачно посмотрел на мужчину и сказал:

— Кто отдаёт приказы от моего имени? Неужели вы, господин Бертгард? Похоже, вы возомнили себя королём: выставляете за дверь людей, исполняющих мою волю, оскорбляете стражников, которые охраняют меня. Не забывайте, кто правит Алленором! Не забывайте этого...

Слова короля однако не испугали градоначальника.

— Когда дело касается вещей, важных для Алленора, — ответил он, — я готов пойти на что угодно, только бы исполнить свой долг. И очень жаль, что люди, которые должны верой и правдой служить вам, государь, упрямством своим наносят один лишь вред.

— О ком вы говорите?

— О сеньоре Геральде.

Из-за спины короля выглянул капитан стражи и прошептал:

— Н слушайте этого человека, мой государь!

Хильдеберт поморщился.

— По правде сказать, я уже не знаю, кому верить, а кому — нет. Проходите, господин Бертгард, и поведайте о ваших неотложных делах. Но клянусь, весь этот шум был устроен из-за пустяка, едва ли вы придёте сюда ещё раз, будучи градоначальником.

Господин Бертгард даже бровью не повёл. Проследовав за королём в покои, он сказал:

— Я напал на след убийцы Хельменфельда.

Король пожал плечами:

— Я уже слышал об этом сегодня.

— Не знаю, кто сказал вам это, государь. Искать злодея было поручено мне. Почему же сейчас, когда я пришёл с добрыми вестями, вы встречаете мои слова недоверчивой усмешкой? А ведь у меня есть свидетель...

— Так почему же вы до сих пор молчали об этом?! — вскричал Хильдеберт. — Что сказал свидетель? Отчего погиб Хельменфельд?

— На камергера напал демон...

— Вы издеваетесь! — в гневе топнул ногой король. — Если вы явились лишь ради того, чтобы сообщить этот бред — молитесь! Завтра же кровь ваша прольётся на площади Искупления!

— Спасибо, государь. Вы оказываете мне — простолюдину — необыкновенную честь, обещая казнить на том месте, где предают смерти только аристократов.

Спокойствие градоначальника удивило короля; вопреки доводам рассудка Хильдеберт вдруг почувствовал, что предположение собеседника может оказаться не таким уж далёким от истины.

— Я понимаю, отчего вы гневаетесь, — продолжал господин Бертгард. — По правде говоря, и сам я чуть не отправил на смерть купца, который рассказал мне о нападении демона на сеньора Хельменфельда, однако затем всё же взял себя в руки и отправился к некоему человеку, сведущему в делах магии. И узнал, что увиденный свидетелем демон действительно существует. Точнее, их трое. Если пожелаете, я назову имена...

Король кивнул.

— Эстельфер. Эстарот. Эсмерей.

Геральд за спиной Хильдеберта побледнел.

— Что вы сказали? — протянул король. — Как я должен отнестись к этим словам? Рассмеяться?.. Ужаснуться?.. Побежать в храм Авира — замаливать грехи?.. Или всё-таки лишить вас жизни?!

— Нужно рассуждать здраво, государь.

— Тогда вы умрёте.

— Пусть так. Но прежде ответьте: неужели предположение, что сеньора Хельменфельда убил метр Энгерранд, не является ещё безумнее, чем моё?

— Откуда вы знаете о моих подозрениях? — опешил король.

— Вы ведь сами сказали: меня кто-то опередил. А поскольку сеньор Геральд самым возмутительным образом ворвался во Дворец правосудия, чтобы арестовать метра Энгерранда, нетрудно догадаться, кого обвиняют в убийстве.

— И вы сможете опровергнуть мои подозрения и подтвердить свои?

— Без труда.

— Как именно?

— Прежде чем отправиться сюда, я приказал тюремному художнику написать портреты метра Энгерранда и его друзей. Ещё раньше тем же мастером были созданы изображения трёх демонов. Поэтому у свидетеля будет весьма богатый выбор...

— А если ни в одном из портретов он не узнает убийцу?

— Тогда я скажу, что вас пытались дерзко обмануть, государь. На самом деле злодеяние совершил человек, который хотел ввести правосудие в заблуждение. Он разыграл небольшой маскарад и, более того, нарочно нанёс камергеру раны, которые позволили бы предположить, что на сеньора Хельменфельда и впрямь напал демон.

— Вот теперь я начинаю вам верить, — одобрительно кивнул король.

Градоначальник поклонился:

— Значит, я могу надеяться, что никакие обстоятельства больше не помешают мне спокойно искать убийцу?

— Да. Действуйте, как посчитаете нужным — я всецело доверяю вам.

Геральд за спиной короля заскрежетал зубами и зашатался, точно силы оставили его. Король даже не обернулся — все мысли его были об услышанном только что от градоначальника.

— Когда будут готовы портреты?

— Полагаю, они уже написаны.

— Прекрасно. Тогда я схожу в городскую тюрьму вместе с вами. Мне не терпится услышать, что скажет свидетель... Ты тоже пойдёшь, Геральд. Кликни десяток-другой стражников. Через пять минут они должны ждать нас у ворот.

Слова эти, сказанные тоном, не терпящим возражений, огорчили не только капитана стражи, которому оставалось лишь признать поражение, но и у господина Бертгарда. Градоначальник предпочёл бы, чтобы король не заглядывал в городскую тюрьму — та пребывала в ужасном состоянии. Да и уверенности, что свидетель не начнёт нести в присутствии короля всякую чепуху, не было никакой. Однако обоим врагам пришлось смириться с решением Хильдеберта.

Путь к городской тюрьме был пройден так поспешно, словно решалась судьба Алленора. Стражники с трудом поспевали за государем, Геральд выбился из сил, а господин Бертгард в мыслях проклинал нетерпеливого монарха и неустанно вертел головой в разные стороны, наблюдая за прохожими, которые отчего-то даже не думали сторониться при виде короля.

"Тебя они встречали с большим почтением, — с затаённой радостью усмехался градоначальник. — Впрочем, не об этом нужно думать. Государь слишком беспечен. Его сейчас можно убить, словно куропатку..."

И он с удвоенным вниманием следил за происходящим вокруг.

К счастью, никто из возможных злоумышленников не появился. Похоже, им просто в голову не могло прийти, что король покинет Хард в такой час, да ещё и со столь малочисленной охраной.

Путники вошли в тюрьму. Господин Бертгард взял на себя роль провожатого. При этом мужчина старался избегать самых грязных и дурно пахнущих мест. И всё же, с каждым новым шагом король хмурился всё больше и даже забавные попытки толстого тюремщика услужить важным гостям не смогли развеселить его.

Когда оставалось пройти совсем немного, градоначальник шепнул тюремщику:

— Приведи художника в камеру Верака.

Тот ревностно взялся за исполнение приказа, поэтому не успел ещё господин Бертгард отворить дверь камеры, где держали купца, а тюремный художник — высокий худощавый старик в сером, испачканном краской кафтане, — уже склонился перед королём до самой земли. Хильдеберт даже не взглянул на него.

Мужчины вошли в камеру. Градоначальник поднял над головой факел и осветил им помещение. В дальнем углу, прислонившись спиной к стене, сидел купец. Голова его была низко опущена.

— Встаньте! — приказал господин Бертгард. Верак даже не шелохнулся. — Встаньте и окажите почтение государю! — Купец продолжал неподвижно сидеть в углу. — Проклятье! — побагровел градоначальник. — Что всё это значит?

Он бросился к строптивому свидетелю.

— Вы поплатитесь...

Господин Бертгард не договорил. Свет факела выхватил из полумрака лицо купца, искажённое гримасой непередаваемого ужаса.

Этельберт Верак был мёртв.

Глава 7

— Пусть демон ночи сожрёт тебя! — закричал господин Бертгард и кинулся к тюремщику. — Что здесь произошло? Ты можешь объяснить?

Он схватил толстяка за ворот кафтана и принялся трясти из стороны в сторону.

— Я... не... знаю... — выдавил тюремщик.

— Ах, не знаешь?! Тогда я отведу тебя в камеру пыток и сам возьмусь за дело — это прекрасно возвращает память!

— Пощадите... — закатил глаза толстяк. Пальцы градоначальника вместо воротника сомкнулись на его шее.

Господин Бертгард выпустил свою жертву и, тяжело отдуваясь, посмотрел на короля. Затем перевёл взгляд на Геральда. Тот кусал губы, чтобы подавить торжествующую улыбку.

— Вижу, — холодно произнёс Хильдеберт, — свидетеля мы так и не услышим. Что ж, я разочарован. И вовсе не тем, что без толку потратил столько времени. Вы обещали пролить свет на тайну гибели моего верного слуги — и не сдержали слово.

— Полагаю, государь, — подхватил капитан стражи, — поход ваш был обречён на неудачу с самого начала.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил господин Бертгард.

— Не удивлены ли вы, государь, — даже не взглянул в сторону врага Геральд, — внезапной смертью свидетеля — во всяком случае, так его называет господин Бертгард, — которая случилась перед самым вашим визитом сюда? Да и впрямь ли этот человек что-нибудь знал? Может, и не слышал о смерти сеньора Хельменфельда? Или напротив, поведал бы о таких вещах, которые господин Бертгард хотел бы сохранить в тайне?

— Прекрати, Геральд, — поморщился король.

— Я не могу молчать, когда вижу: вас пытаются обмануть, словно считают несмышлёным младенцем.

Градоначальник сжал кулаки.

— Это уж слишком! Если хотите, я принесу записи секретаря — там передан весь рассказ свидетеля. От первого слова до последнего.

— Кто поручится в их подлинности? Может, секретарь состряпал этот документ пару часов назад? По вашему приказанию.

— Я приведу десяток человек, которые следили за допросом Верака!

— И все они служат вам?

Король топнул ногой -ему надоел этот спор.

— Хватит! Чему ты радуешься, Геральд? Возможно, мы лишились всякой надежды найти убийцу, а ты торжествуешь, словно полководец, который одержал великую победу. Что до вас, господин Бертгард... Нужно лучше следить за всем, что происходит в тюрьме. Уверен, в Туре такого никогда не случится. Не разочаровывайте меня больше... И прекратите — слышите? -вести бесконечные споры! Мне это надоело.

— Я повинуюсь, государь, — тотчас произнёс Геральд. — И всё же осмелюсь возразить. Мы ещё можем найти убийцу. Нужно допросить метра Энгерранда.

Глаза короля заблестели.

— И правда. Теперь-то, господин Бертгард, у вас не найдётся возражений?

— Не вижу смысла в этом допросе, государь, — пожал плечами градоначальник.

— Но вы ведь объявили метра Энгерранда важным свидетелем. Значит, ему что-то известно.

Некоторое время господин Бертгард мучительно размышлял, стараясь подобрать нужные слова. Наконец, он произнёс:

— Понимаете, государь, между моим и вашим отношением к метру Энгерранду есть небольшое различие. Я считаю его свидетелем, вы — убийцей. Значит, пока молодой человек находится в моих руках, он ничем не рискует — только бы не оказался уличён во лжи. Зато вы желаете подвергнуть его незаслуженным истязаниям и пыткам, чтобы вырвать признание в преступлении, которого — я уверен — метр Энгерранд не совершал.

Теперь настала очередь короля задуматься. И Геральд, и господин Бертгард с тревогой следили за тем, как под влиянием различных мыслей меняется выражение его лица.

— Вы правы, — улыбнулся Хильдеберт к радости градоначальника. — Не тревожьтесь. Никто не тронет вашего драгоценного свидетеля. Я просто побеседую с ним.

— Государь!.. — воскликнул Геральд.

— Я так решил.

— А вдруг он и вправду убийца?..

Король рассмеялся и ничего не ответил.

— Что же вы стоите? — обратился он к господину Бертгарду. — Ведите сюда метра Энгерранда.

Градоначальник вышел в коридор и начал отдавать приказания. Поднялась суматоха. Сразу несколько человек бросились к камере, где сидел молодой человек. Четверо служителей тюрьмы притащили большой стол и стул. Яркий свет осветил самые тёмные уголки помещения.

Прошло несколько минут. Король начал выражать нетерпение.

— Неужели и второго вашего свидетеля постигла печальная участь? — шепнул Геральд господину Бертгарду.

Тот не успел ответить — в конце коридора показались стражники, между которыми шёл Энгерранд.

— Наконец-то! — воскликнул король.

Усевшись за стол и положив ладони перед собой, он вдруг стал похож на канцлера, готового начать допрос. Впрочем, молодого человека, которого втолкнули в камеру стражники, это ничуть не смутило.

— Встань на колени! — рыкнул Геральд.

Энгерранд с презрением взглянул в его сторону, а затем низко поклонился королю.

— Садитесь, — кивнул тот. — Я нарочно решил поговорить с вами здесь, в камере, где умер человек, который утверждал, будто собственными глазами видел гибель сеньора Хельменфельда. Возможно, от слов его зависело, жить вам или умереть.

Хильдеберт указал на тело купца. Во взоре Энгерранда мелькнуло удивление. Это не укрылось от короля.

— Знаете. Когда я сидел здесь и ждал вашего появления, мне вспомнилась любопытная вещь. Впервые ваше имя я услышал от одного из придворных — тот рассказывал о событиях в Лотхарде. Кажется, тогда в городе свирепствовал демон ночи и никто не мог с ним совладать. До тех пор, пока не появились вы...

Энгерранд опустил голову.

— Странно, не правда ли? Можно решить, что демоны ночи всюду следуют за вами. И вы, полагаю, неплохо изучили их... Понимаете, о чём я думаю?

— Всегда считал, что с тёмными силами могут иметь дела лишь люди знающие: маги и жрецы. Ни разу в жизни я не проявил даже праздного любопытства, не говоря уж о том, чтобы окунаться в такие тайны с головой. На моих глазах погибло немало человек: все они полагали, что демоны — детские игрушки, которые станут послушными по первому взмаху руки.

— На мой вопрос вы не ответили, — сказал король. — Вы ведь могли узнать многое о тёмных силах, даже не желая творить зло. Например, решили избавить Лотхард от демона ночи и ради этой благородной цели попросили помощи у кого-нибудь из жрецов, который и рассказал вам всё об этих порождениях мрака.

К удивлению Хильдеберта, молодой человек засмеялся.

— Как я мог просить помощи у тех, кого следовало подозревать в первую очередь? Простите, государь, если я скажу дерзость, но... все преступления, как мне кажется, творятся вовсе не демонами и злыми духами. Это — творения человеческих рук. А тёмные силы здесь совершенно ни при чём.

— Какая глупость! — возмутился король. — Я могу привести десятки и даже сотни примеров, когда по вине тёмных сил на мир обрушивались страшные бедствия.

— Именно! "Страшные бедствия" — вот о чём говорится в любой легенде. Однако ни разу люди не слагали песен о том, как доблестный витязь победил жалкого демона ночи, который нападал на горожан.

— Я и впрямь никогда не слышал таких сказаний...

— Герои легенд всегда сражались со злом, которое, казалось бы, невозможно одолеть. И противостоял им кто-нибудь из высших демонов, а не его детище.

— Пожалуй, я соглашусь с вами... — задумчиво протянул Хильдеберт. — Действительно, с какой стати императору демонов заниматься делами, которые легко сможет исполнить кто-нибудь из его прислужников? Я ведь не готовлю еду вместе с поварами и не стою на часах, как простой стражник, так зачем ему, равному по могуществу богам, вести себя, словно расшалившемуся ребёнку? Он создал демонов ночи — и нанёс людям жестокий удар. Но дальше...

Внезапно Хильдеберт умолк: он ведь хотел допросить возможного убийцу камергера, а не вести с ним разговоры о древних сказаниях и о том, чем занимается император демонов.

— Мы отвлеклись, — сказал король. — Когда-нибудь, быть может, я и продолжу с вами столь занимательный разговор, однако прежде вы должны доказать, что не совершали преступлений, в которых вас обвиняют.

— Откровенно говоря, государь, я никак не могу взять в толк, отчего подозрение сеньора Геральда пало на меня. Я ведь приехал в столицу лишь за несколько часов до смерти камергера, о котором, к слову, никогда и не слышал — всё-таки, сеньор Хельменфельд не столь известен, как, скажем, мессер Гумберт. Уж с канцлером-то боится повстречаться ни один алленорец!.. Конечно, я мог бы сказать, что друзья мои поклянутся, что я никуда не выходил из дому в ночь убийства. Но тогда вы прибегнете к пыткам — а они ничем не заслужили мучений... Ещё я имел бы право задать вполне разумный вопрос: какой болван, очутившись впервые в столице, отправился бы в кромешной тьме на поиски дома камергера — и отыскал бы его? Кто знал бы, что Хельменфельд выйдет оттуда, и убил бы его?

— У вас мог быть провожатый...

— Кто-нибудь из моих друзей? — грустно усмехнулся Энгерранд. Король кивнул. — А что будет, государь, если ни я, ни они даже под пыткой не признаемся в убийстве? В Хеллиноре, когда такое случается с каким-нибудь несчастным, который ещё поклоняется Семи богам, жрецы Луциана говорят, что преступник не желает признавать истинного бога, и отправляют его на смерть. Вы поступите так же?

— Нет, — тихо ответил король.

— Что ж, это радует... Однако, как я слышал, многие люди после пыток не могли больше нормально ходить. Кто-то лишался руки, кто-то — ног... И по чьей же прихоти меня ожидает такое будущее? В голову приходит лишь одно имя. Готфрид Артландский!

Хильдеберт побледнел. Ему вспомнилось, сколько людей было отправлено на пытки, а после — на смерть, по малейшему намёку кого-нибудь из фаворитов. Но то, во всяком случае, были слова верных людей, а сейчас... Почему обвинения графа, ничем не подкреплённые, вдруг заставили его взять под стражу людей, обвинить которых в убийстве мог бы только глупец, безумец или... смертельный враг.

Король машинально запустил руку под одежду, коснулся предмета, к помощи которого так часто прибегал за последнее время, однако вовремя спохватился.

"Хватит вечно просить совета у высших сил, — подумал он. — Особенно когда не знаешь, кто именно даёт его..."

— Неужели у сеньора Хельменфельда не было завистников? — прервал размышления короля Энгерранд. — Тех, кто его ненавидел? Непременно должна быть причина для убийства. Пусть сеньор Геральд или граф Артландский приведут хоть один разумный довод, хоть одно предположение, достойное внимания. Я попробую опровергнуть их слова. А сейчас я просто не знаю, что сказать...

Помолчав немного, молодой человек продолжил:

— Взгляните, государь. Градоначальник, прежде чем наказать преступника, ищет свидетелей. Если их нет — обвиняемого признают невиновным. За это его уважают в народе. Почему же королевский суд должен действовать иначе?

— Королевский суд во всём подчиняется мне, — оборвал его Хильдеберт.

— Но вы, когда взошли на трон, дали клятву богу Аллонету и обещали, что будете всегда поступать по справедливости — в соответствии с законами Алленора.

— Забавно, — криво усмехнулся король. — Вы уже не оправдываетесь, а обвиняете. По правде говоря, за такую дерзость вас можно отправить на виселицу.

— А если слова, которые произнёс я, вы услышите, скажем, от мессера Ансберта, вы и его тоже приговорите к смерти?

— Замолчите!

Хильдеберт встал из-за стола. Стражники за спиной короля невольно попятились: им показалось, что сейчас монарший гнев обрушится на всех, кто имел несчастье оказаться в этот миг в камере.

Однако ничего подобного не произошло. Король быстро пришёл в себя и обратился к Энгерранду вполне спокойно — лишь голос его едва заметно дрожал:

— Господин Бертгард назвал вас свидетелем. Значит, вы присутствовали при убийстве Хельменфельда?

— Нет. Мой друг видел вчера, как одного из горожан загрыз демон ночи. Поскольку мне довелось побывать в доме сеньора Хельменфельда в одно время с вами, государь, и даже предположить, что камергера убила именно эта тварь, я решил поделиться подозрениями с господином Бертгардом...

— Почему не со мной?

— К градоначальнику куда легче попасть такому человеку, как я, нежели к вам, государь...

— Наглец, — безо всякой злости произнёс Хильдеберт.

Молодой человек поклонился.

— Господин Бертгард! — позвал градоначальника король.

Тот выступил из-за спин стражников и подошёл к Хильдеберту, нервно кусая губы.

— Если верить вам, Хельменфельда убил один из высших демонов или человек, похожий на него. Тогда почему вы говорили, что метр Энгерранд — возможный свидетель, если друг его встретился с демоном ночи?

— Мне кажется, демон ночи мог выполнять приказ одного из своих хозяев — высших демонов, — ответил господин Бертгард.

— Клянусь, так оно и есть на самом деле! — воскликнул Энгерранд. — Иначе друг мой сейчас не сидел бы в тюрьме, а давно предстал перед Авиром!

— Кстати, государь, — подхватил градоначальник, — поглядите внимательно на метра Энгерранда. При всём желании у вас не получится найти даже каплю сходства между ним и кем-либо из высших демонов. Да и друзья его едва ли подходят для этой роли.

Король махнул рукой:

— Вижу, с вами бесполезно спорить. И незачем больше держать метра Энгерранда в заключении: я понял, что обвинения против него — глупая выдумка.

— Благодарю вас, государь! — поклонился молодой человек.

— Но знайте, метр: я прикажу своим людям неусыпно следить за каждым вашим шагом.

— Я очень признателен вам. Надеюсь, они будут хорошо исполнять обязанности.

С этими словами Энгерранд покинул камеру.

"Надеюсь, король не забудет своей угрозы, — думал он. — Иначе мне и моим друзьям придётся туго — граф Артландский взялся за дело всерьёз..."

Глава 8

Когда молодые люди вошли в отель Рево, они тотчас почувствовали неладное. Нет, в доме не царил разгром, на полу не виднелось луж крови и мёртвых тел, и даже тишина не легла тяжёлым грузом на плечи наших друзей. Напротив, откуда-то доносились громкие голоса и смех, хотя по всем правилам приличия слуги в эту минуту должны были сгорать от беспокойства за судьбу своего господина.

Фердинанд кашлянул. Голоса стихли. Навстречу молодым людям выбежал Герберт. Глаза его сверкали от возбуждения.

— Ох, господин Фердинанд...

— Что случилось?

— У нас гости.

В это мгновение перед приятелями появилась женщина, увидев которую, они разом воскликнули:

— Госпожа Элоиза?! — а затем поспешили ей навстречу.

На глаза женщины навернулись слёзы: госпожа Элоиза даже подумать не могла, что будет встречена с таким радушием.

— Это я должна благодарить вас, молодые сеньоры... — залепетала она. — Вы не забыли обо мне...

Завязался сумбурный и довольно-таки бессмысленный разговор, в котором смешались уверения друзей, что они ни на миг не забывали о доброй лотхардской хозяйке, робкие попытки той возразить и, разумеется, бесконечные изъявления благодарности.

Наконец Энгерранд решил прервать этот бесконечный обмен любезностями и сказал:

— Может, стоит пощадить госпожу Элоизу? Уверен, она порядком утомилась в дороге.

— Что вы! Я ничуть не устала! — воскликнула женщина. — Мне так понравилось путешествовать! Если бы не желание поскорее встретиться с вами, я, наверное, ещё долго бродила бы по королевству!

— Мой слуга Вильгельм помогал вам? — спросил Фердинанд.

Госпожа Элоиза в смущении опустила взгляд и пробормотала:

— Лучшего попутчика просто невозможно найти. Не знаю, что бы я делала без него...

— Однако сейчас Вильгельм спит — иначе он вышел бы поприветствовать меня. И раз уж такой опытный путешественник не сумел побороть усталости, вы, госпожа Элоиза, и вовсе должны валиться с ног. Мня не проведёшь.

Женщина промолчала. Фердинанд принялся отдавать приказания — и вскоре для неё была подготовлена уютная комната, усыпанная травами и цветами.

Оставшись в одиночестве, госпожа Элоиза не смогла больше бороться с усталостью.

— Прилягу-ка я и отдохну немного... — подумала она — и через минуту провалилась в сон...

Когда первые лучи солнца ворвались в окно, женщина открыла глаза. Вскочив с кровати, прошлась несколько раз по комнате, придирчиво её осматривая и покачивая иногда головой. А затем... взялась наводить порядок, ворча при этом:

— Куда только смотрят слуги? Ишь, цветами усыпали пол! Зато пыли столько, что можно задохнуться! В углах пауки живут! Что же это такое? Конечно, молодым людям не до чистоты в доме — у них других забот хватает. Но служанки-то?! Служанки! Неужто м не противно ходить по колено в грязи? Верно говорила матушка (да хранят её покой светлые духи!): нужно с самого рождения воспитывать девочек в ненависти к беспорядку, иначе никогда им не стать хорошими хозяйками...

Незаметно прошёл час. Госпожа Элоиза завершила первый раунд поединка, однако удовлетворения не почувствовала. Покачав головой, она дала слово возобновить сражение вечером.

Покинув комнату, женщина прошла на кухню. Там хозяйничал толстый усатый повар, который со скучающим видом помешивал какое-то варево.

— Что это? — потрясённо спросила госпожа Элоиза.

— Еда для господ, — равнодушно пожал плечами толстяк.

— Может, для свиней?! — воскликнула женщина и, не дожидаясь позволения, заглянула в кастрюлю. — О боги! — отшатнулась она с испуганным криком. — Неужели нельзя приготовить обычный суп?

— Суп! — фыркнул повар. — Даже в деревнях забыли, что это такое. И вы хотите, чтобы я променял блюдо, которое подают королю, на пережиток древних времён?

— Что за глупости! Теперь я понимаю, отчего ваш господин с таким аппетитом ел пищу, которую готовила я.

— Вы оскорбляете меня, — насупился мужчина. — Сначала отведайте блюд, которые я преподношу господину Фердинанду, а затем уже давайте советы или ругайте — как вам будет угодно. Я тридцать лет служу баронам да Рево, и никогда не слышал от них худого слова. Да и в Везерхарде слыву одним из лучших мастеров своего дела.

— А я всю жизнь провела на кухне и не хуже вас знаю, как угодить самому привередливому человеку — даже королю!

— Если бы вы подали к государеву столу суп, — ухмыльнулся толстяк, — жизни вашей скоро настал бы конец. Король Хильдеберт за своё правление казнил двух поваров...

— Должно быть, они готовили зелье, подобное вашему!

Трудно сказать, сколько ещё продолжался бы этот спор, не раздайся у дверей голос Фердинанда:

— Жоберт, завтрак готов?!

— Подождите минуту, господин! — засуетился повар.

— Не буду вам мешать, — гордо произнесла госпожа Элоиза и вышла прочь.

В коридоре она столкнулась с Фердинандом.

Молодой человек провёл гостью в комнату, где обычно ел вместе с друзьями. Жосс уже ждал их, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Через минуту появился и Энгерранд.

Когда все заняли места за столом, Фердинанд произнёс:

— А теперь, госпожа Элоиза, расскажите о ваших приключениях. Или о злоключениях...

— Мне больше нравится первое слово, — улыбнулась женщина. — Хотя, по правде говоря, когда я вернулась с праздника и увидела, что дом мой тонет в жёлтом дыме, а по двору мечутся стражники, которые стонут и страшно бранятся, то так испугалась, что чуть не лишилась чувств...

Госпожа Элоиза весело рассмеялась, а затем начала рассказывать...

Когда женщина вошла во двор, к ней тотчас бросились несколько стражников — причём с такой яростью, словно увидели опасного преступника, которого никак не могли поймать. Они схватили госпожу Элоизу и подтащили к какому-то молодому человеку с лицом, покрытым громадными багровыми пятнами.

— Меня зовут барон Эльмер да Фур, — представился незнакомец. — Я — верный слуга сеньора Готфрида Артландского и его любимец... Зачем вы пришли сюда? Отвечайте!

— Я — хозяйка этого дома...

— Ах, хозяйка?! Превосходно! Тогда немедленно расскажите всё о человеке, который снимал у вас комнату, а час назад сбежал вместе со своими дружками!

— Сбежал?..

— Да! Что вы знаете о нём? Отвечайте! Кто такой этот метр Энгерранд, откуда приехал, где живёт его родня — на все свои вопросы я хочу получить ответы... Немедленно! Иначе...

Молодой человек достал кинжал и коснулся им шеи женщины.

— Постойте, сеньор! — закричал один из стражников. — Только Городской совет может допрашивать свидетелей и угрожать им!

— Пошёл к демону! — рявкнул барон.

В тот же миг перед ним засверкали сразу полдюжины пик — стражники не были расположены к шуткам.

Барон не без сожаления выпустил свою жертву, едва живую от страха. Служители закона тотчас окружили её и стали совещаться.

— Отведём её в Городской дворец...

— Нет. Пусть лучше кто-нибудь отыщет господина Маджинарда и спросит, что делать дальше...

Однако через минуту все сомнения стражников разрешились наилучшим образом: в конце улицы показался сам глава Совета. Несколько стражников бросились ему навстречу, однако мужчина остановил их повелительным жестом, сказал:

— Мне всё известно, — и устремил взгляд на пленницу.

Колени госпожи Элоизы подогнулись — взгляд главы Совета не сулили ничего хорошего. Один из стражников, почувствовав настроение своего господина, грубо её встряхнул:

— Что ты строишь из себя несчастную старуху? Стой прямо и отвечай на вопросы!

— Подожди, — усмехнулся господин Маджинард. — Мы поговорим с ней в Городском дворце.

Фур, услышав эти слова, разразился проклятиями. Не обращая внимания на его яростные вопли, стражники повели госпожу Элоизу к зданию Городского совета. Похожие, завидев эту процессию, провожали её удивлёнными взглядами, а затем начинали шёпотом строить догадки, чем же могла провиниться такая безобидная на первый взгляд женщина. Подозрения добрых горожан, знай о них госпожа Элоиза, показались бы ей весьма обидными.

Впрочем, в эту минуту несчастной пленнице было не до зевак. Женщина с ужасом вглядывалась в суровое лицо господина Маджинарда и гадала, какому же наказанию её подвергнут. Привяжут к позорному столбу? Изобьют кнутом? Или, может, повесят? Ни одно из них госпожу Элоизу не устраивало.

К тому мгновению, когда вдалеке показался залитый светом факелов Городской совет, — помост уже успели убрать, площадь опустела и ничто не напоминало о недавнем празднике, — женщина уже едва передвигала ноги. За время путешествия по витой лестнице она споткнулась больше раз, чем было ступенек, и пришла в чувство, лишь когда очутилась в просторной комнате, чистой, светлой и уютной — значит, господин Маджинард не желал пока прибегать к помощи палачей.

С губ госпожи Элоизы сорвался облегчённый вздох.

— Не радуйтесь раньше времени, — сверкнул глазами глава Совета. — Я привёл вас сюда, чтобы показать свою доброту. Надеюсь, в награду я получу правдивые ответы на все вопросы. Если же вы станете лгать или отпираться — узнаете, каков мой гнев.

— Я всё расскажу! — воскликнула госпожа Элоиза.

Однако вопросы, которые стал задавать господин Маджинард, повергли её в трепет. Нет, мужчина почти не интересовался тем, кто такие друзья Энгерранда, откуда явились и зачем вообще проделали такой долгий путь. Получив вполне очевидные ответы, из которых следовало, что госпожа Элоиза не успела познакомиться со своими новыми постояльцами как следует, глава Совета вдруг заговорил о каких-то поистине жутких вещах. Запретная магия? Волшебный медальон?! Помилуйте, боги! Да разве можно называть метра Энгерранда могущественным магом и ужасным преступником? О человеке, спасшем Лотхард от злодея — градоначальника!

Госпожа Элоиза разозлилась не на шутку. Напрасно господин Маджинард требовал замолчать и грозил страшными карами — это лишь ещё больше разжигало гнев почтенной женщины, который обрушился в конце концов и на самого главу Совета. Потрясённые стражники услышали в адрес своего господина такие гнусные обвинения, что, по по-хорошему, клеветницу следовало бы растерзать на месте. Однако приказа не последовало, поэтому они продолжали с невозмутимыми лицами наблюдать, как допрос всё больше начинает походить на одну из ссор, каждый день случавшихся на лотхардском рынке.

В конце концов терпение господина Маджинарда лопнуло.

— Уведите её! — закричал мужчина. — Заприте в одной из комнат на верхнем этаже и не давайте еды. Пусть подумает о своём поведении.

Стражники с радостью выполнили это поручение. До самой ночи госпожа Элоиза просидела, слушая, как из-за двери доносятся грубые — да и грязные — шуточки, и страдая от голода. Впрочем, это не помешало ей вновь удивиться, какие красота и уют царят в Городском дворце: помещение, где женщина томилась в плену, ничем не уступало комнатам в её собственном доме.

Видимо, так решил и господин Маджинард, поскольку наутро стражники отвели госпожу Элоизу в крошечную каморку, с единственной скамьёй у маленького зарешёченного окна, сквозь которое почти не проникали солнечные лучи. Пол был покрыт грязью, в воздухе стояла отвратительная вонь.

Когда к полудню женщину вновь привели к господину Маджинарду, она обрадовалась главе Совета, точно давнему другу. Однако едва разговор коснулся запретной магии, вчерашняя сцена повторилась с точностью до мелочей — за исключением, пожалуй, площадной брани, которая, даже когда допрос был закончен, ещё долго срывалась с губ мужчины.

Подумав немного, господин Маджинард понял: настало время действовать решительно. Вечером к госпоже Элоизе явился мужчина в красном плаще, с громадным мешком, в котором что-то зловеще позвякивало. Незнакомец улыбался так отвратительно, что женщина невольно вжалась в самый дальний угол и стала наблюдать, как из мешка один за другим появляются всевозможные инструменты. Вскоре на полу уже красовались крючья, короткие колья, плеть с шипастыми булавами на концах и пара щипцов.

Впрочем, палач не спешил приступать к своим обязанностям, явно наслаждаясь ужасом жертвы. Лишь пройдя несколько раз по камере — госпожа Элоиза при его приближении издавала жалобный стон, — он взялся за щипцы, но в тот же миг дверь отворилась и в камеру вошёл господин Маджинард.

— Ну что?! — воскликнул он. — Теперь-то вы расскажете всю правду?

Женщина молчала.

Глава Совета нахмурился.

— Что такое? Вы не хотите говорить? Что ж, я могу в любую секунду оставить вас наедине с палачом и его замечательными инструментами. — Мужчина поднял с пола щипцы и повертел их в руках. — Спрашиваю в последний раз: вы перестанете лгать? Ответите на мои вопросы или нет?

Госпожа Элоиза мотнула головой из стороны в сторону.

Глава Совета позеленел от злости. Подал знак палачу. Тот схватился за инструменты... и стал укладывать их обратно в мешок.

На прощание господин Маджинард произнёс:

— Даю ещё один день на раздумья. Надеюсь, голод и... жажда развяжут вам язык.

Однако всё случилось совсем не так, как рассчитывал глава Совета. Когда следующим утром он вошёл в камеру, то обнаружил, что несчастная женщина без чувств лежит на полу.

— Вот демон! — выругался господин Маджинард, видя, что любые попытки вырвать из пленницы признание терпят крах. — Придётся покормить эту упрямицу и дать немного воды — всё равно в таком состоянии она упадёт в обморок, едва увидев палача... Сначала откормим её, словно гусыню — а там посмотрим...

Вся последующая неделя была посвящена этому благородном делу. Никогда в жизни госпоже Элоизе не приходилось набивать желудок такой отвратительной, но оттого не менее желанной едой — голод сделал женщину непритязательной.

Когда пленница вновь очутилась в комнате, где состоялся первый допрос, и увидела господина Маджинарда, она не смогла сдержать улыбки. Глава Совета улыбнулся в ответ.

— Как вы себя чувствуете?

— Будто заново родилась!

— Отлично! — потёр руки господин Маджинард. — Тогда вы, надеюсь, не лишитесь чувств, когда узнаете решение Городского совета.

— Решение?.. — в изумлении повторила женщина.

— Да. Нет смысла и дальше испытывать вашу стойкость. Мы посовещались и пришли к такому выводу: само несогласие метра Энгерранда и его друзей подчиниться служителям правосудия — страшное преступление. Вы всеми силами пытались выгородить бунтовщиков, хотя вина их очевидна, — значит, действовали с ними заодно.

Госпожа Элоиза открыла рот, чтобы возразить, однако глава Совета остановил её движением руки и продолжил:

— Всё ваше имущество становится отныне собственностью властей Лотхарда. Вы можете остаться в городе или покинуть его. Поступайте, как посчитаете нужным.

Господин Маджинард сделал знак стражникам. Те вывели женщину на улицу и, обмениваясь ухмылками, удалились.

Постояв немного, госпожа Элоиза медленно побрела домой. Мысли в её голове путались — женщина никак не могла осознать, что же случилось.

Ещё издалека она увидела, что около дома снуют люди главы Совета.

— Смотрите-ка! — воскликнул один из них. — Хозяюшка вернулась!

Раздался дружный хохот.

— А ну-ка, пошла вон — да поживее! — рявкнул какой-то рыжеволосый детина. — Нечего здесь шляться!

— А то опять отправишься в Городской дворец! — подхватили его товарищи. — Иди отсюда! Убирайся!

Госпожа Элоиза повиновалась, однако поступила так не из-за угроз или насмешек. Ей больно было видеть, как дом, где она родилась, переходит в лапы алчных правителей Лотхарда.

Когда женщина проходила мимо одного из зданий, дверь его отворилась. На пороге появилась высокая толстая женщина и прокричала:

— Элоиза! Куда ты идёшь?

— Не знаю, Бертгарда...

— Зато я знаю! Ты идёшь ко мне в гости! И останешься жить здесь, пока не отыщешь себе новый дом.

— Но господин Маджинард...

— Плевала я на этого индюка! Будь сейчас в городе метр Энгерранд, глава Совета даже рта не посмел бы раскрыть!

Госпожа Элоиза невольно рассмеялась...

Вскоре подруги уже сидели за столом, пили вино и говорили: одна — о сыновьях, которые уехали в столицу и давно не подавали вестей, и о своей тяжелой доле вдовы, а вторая — о постояльцах, мелькнувших в её жизни, словно картинка из сказки, а затем куда-то пропавших.

Похожая сцена повторилась и на следующие день, и через неделю, и через месяц...

— А потом приехал ваш слуга Вильгельм, — смущённо сказала госпожа Элоиза. — Не знаю уж, как он отыскал меня... Сначала я чуть с ума не сошла от счастья, но затем почувствовала и сильную горечь — мне жаль было покидать свою дорогую подругу. Ах, как было бы славно, согласись Бертгарда перебраться в столицу. И как жаль, что она наотрез отказалась уезжать! Поэтому-то я, когда покидала Лотхард, плакала навзрыд...

— Не печальтесь, — рассмеялся Фердинанд. — Уверен, вскоре ваши слёзы высохнут — ведь свадьба принца не за горами! И когда вы побываете на ней, то почувствуете себя вознаграждённой за все страдания, которые вам пришлось пережить.

— Дай-то боги... — вздохнула женщина.

Глава 9

Госпожа Элоиза быстро освоилась в отеле Рево. Конечно, поначалу то и дело вспыхивали ссоры её с кем-нибудь из служанок, не желавших как следует исполнять свои обязанности, и с толстяком — поваром, не желавшим слушать ничьих советов. Однако вскоре спорщикам удалось найти общий язык, и с тех пор в доме воцарилась необыкновенная чистота, а Фердинанд не без удивления отметил, что еда, подаваемая к столу Жобертом, стала вдруг гораздо вкуснее, чем раньше.

Узнав с помощью Жосса, где находится городской рынок, почтенная женщина стала каждый день наведываться туда. Возвращалась она с корзиной, полной фруктов и овощей, и со множеством сплетен на языке.

— Представляете, — пересказывала их госпожа Элоиза, — невеста уже покинула столицу Хеллинора... Говорят, её высочество Аньелу сопровождают двести рыцарей и столько же дам — таков будет её собственный двор в Везерхарде.

На следующий день друзья узнавали новые подробности:

— Одних только костюмов пошито столько, что в них можно одеть половину алленорцев. Не проходит ни дня, чтобы невеста не сменила старый наряд на новый... Сразу видно: невеста любит покрасоваться. Не скрывает ли она под пышными нарядами какой-нибудь... кхм... изъян? Как по-вашему, метр Энгерранд?

— Вам виднее, — пожимал плечами молодой человек.

Наконец, настал час, когда госпожа Элоиза принесла весть, которая не оставила равнодушным никого — даже Энгерранда.

— Герцог и его дочь пересекли границу! — сообщила она с порога. — Люди, как я слышала, целыми деревнями выходят им навстречу и бросают цветы под копыта лошадей...

— Неужели? — перебил женщину Энгерранд.

— Да. И всякий феодал считает огромной честью принять их в своём замке.

— И они откликаются на приглашения?

— Да — и с радостью!

— Хочу я поглядеть на замок, в котором уместится "двести рыцарей и столько же дам", да ещё и оруженосцы со слугами!

— Разве я когда-нибудь лгала вам? — обиделась женщина.

— Вы — ни разу, — успокоил её молодой человек. — Но вот сплетникам я верить не могу... Боюсь, что вместо цветов в наших дорогих гостей сейчас летят камни и комки грязи...

Сомнения Энгерранда подтвердились на удивление быстро. Едва молодой человек вышел из дома после разговора с госпожой Элоизой, он почувствовал, что в городе зреет недовольство. Всюду можно было увидеть людей с видом отнюдь не дружелюбным, которые о чём-то шептались.

— Да, это не Лотхард, — усмехнулся молодой человек.

Из домов выбегали всё новые и новые горожане, которые, подобно талым водам, превращали ещё недавно тихие и спокойные улицы в широкий людской поток.

"Нежели так было и в час, когда народ узнал имя невесты? — с изумлением наблюдал за происходящим Энгерранд. — Хорошо, что нас тогда не было в Везерхарде..."

Молодой человек решил, что настало время вернуться домой — ему стало не по себе от искажённых злостью лиц и от гневных возгласов, которые доносились со всех сторон.

— Пусть хеллинорка убирается прочь!

— Мы не простили гибель жрецов!

— Не дадим осквернить престол!

Понимая, что ярость везерхардцев будет лишь усиливаться, Энгерранд попробовал идти быстрее, однако это ему не вполне удалось. Молодому человеку приходилось проталкиваться сквозь сотни тел, награждать людей толчками и тычками и получать их в ответ, слышать бесконечные крики и звенящие от злости голоса.

Понемногу Энгерранд начал терять самообладание — так всегда случалось, когда он оказывался среди толпы. От улыбки на его губах не осталось и следа, пот градом катился по лицу.

Тем не менее, молодой человек продолжал неуклонно продвигаться вперёд и до отеля Рево было уже рукой подать, когда на пути его вдруг встала такая плотная толпа, что пробиться сквозь людские ряды оказалось делом поистине невозможным.

— Смерть хеллинорцам!

— Пусть король убирается тоже, если хочет!

"А это уже серьёзно", — подумал Энгерранд и начал с удвоенной яростью продираться сквозь толпу.

Вдруг он заметил, что воды людской реки и сами устремились к дому Фердинанда. Впрочем, радости молодому человеку это не доставило: в руках разгорячённых горожан словно по волшебству появились камни и палки, а кое-где даже начало поблескивать оружие. Везерхард охватил настоящий бунт.

— Проклятье! — шептал Энгерранд, изо всех сил борясь с желанием ударить чью-нибудь физиономию. — Эти глупцы не понимают, что творят... Почему люди так мечтают напоить землю собственной кровью?

"Если, конечно, всё не было подготовлено заранее", — посетила его внезапная догадка.

Через мгновение раздался страшный грохот: какой-то мужчина запустил камнем в дверь одного из домов. Примеру его последовали десятки горожан.

— Чей это дом? — спросил Энгерранд у одного из случайных соседей — худощавого юноши с растрёпанными волосами.

— Не знаю! — ответил тот и с хохотом швырнул камень.

Снаряд опустился прямо на голову одного из бунтовщиков. Несчастный упал, обливаясь кровью. Толпа взревела. Раненого подняли с земли и унесли, словно героя.

— Смерть богачам! — прозвенел мальчишеский голос.

Призыв этот был встречен с небывалым воодушевлением.

Людской поток вырвался из берегов и ринулся на приступ зданий, между которыми был заключён. Волны обезумевших горожан обрушивались на стены, отставляли после себя изломанные двери и ставни, изуродованные скульптуры, колонны и арки — память многих веков.

Прокатившись по улицам, бешеный поток достиг наконец дома Фердинанда. И вдруг, к изумлению Энгерранда, прозвучал пронзительный голос, который показался молодому человеку знакомым:

— Здесь живут предатели! Они заодно с врагами Алленора!

Энгерранд попробовал отыскать взглядом лжеца, что выкрикнул эти безумные обвинения, однако попытка его оказалась безуспешной. Зато несколько горожан бросились к ограде и смели её в мгновение ока.

— Несите факелы! Поджигайте! — прозвучал приказ неизвестного командира.

Толпа радостно загудела в ответ.

Факелы появились, точно по волшебству. Но едва несколько смельчаков бросились к дому, одна из ставен приоткрылась, сверкнула стрела — и самый отважный из бунтовщиков упал.

— Смерть убийцам!

Новый выстрел также получился точным — и ещё один человек повалился на землю.

"Что делать? — лихорадочно размышлял Энгерранд. — Теперь толпа точно не угомонится, пока не разрушит дом до основания... Но кто же всё-таки ей командует?"

— Стреляйте! — вырвал его из раздумий новый приказ.

Несколько человек вложили в луки горящие стрелы. Раздался женский визг, кто-то при виде оружия шарахнулся в стороны. И в появившемся на миг просвете Энгерранд увидел барона да Фур. Тот стоял, воздев руки к небесам, словно молил богов о помощи.

В сердце Энгерранда вспыхнуло нестерпимое желание броситься к Эльмеру и пронзить его клинком. Но вместо этого молодой человек вдруг выхватил из ножен шпагу и принялся наносить рукоятью удары направо и налево, а затем, когда горожане на миг расступились, схватил оброненный кем-то факел и устремился к дому, словно собираясь поджечь его. Толпа одобрительно загудела.

Остановившись у двери, Энгерранд выкрикнул первое, что пришло ему в голову:

— Расходитесь! Убирайтесь прочь!

В следующую секунду Фур узнал заклятого врага и завопил:

— Убейте этого человека!

Приказу его никто не последовал.

— Стреляйте же, Эстельфер вас забери!

На этот раз люди Фура вскинули луки и прицелились, но прежде чем хоть одна стрела сорвалась с тетивы, Энгерранд достал медальон и приложил его к замочной скважине. Алая вспышка — и молодой человек исчез.

На минуту толпа оцепенела.

— Этот человек заключил сделку с тёмными силами... Нет, он сам демон... Спаси нас Авир... — прокатилось по рядам горожан.

Бог жизни однако пребывал в этот час в плохом расположении духа: на другом конце улицы вдруг послышались звон стали, ругань и жалобные крики — звуки, говорившие о том, что люди градоначальника взялись наводить порядок. Это привело бунтовщиков, и без того почти утративших боевой задор после увиденного только что исчезновения Энгерранда, в страшное смятение. Все бросились врассыпную. Улицы опустели с необыкновенной быстротой, и вскоре лишь изуродованные фасады зданий да десятка два трупов напоминали о том, что народ осмелился выказать недовольство поступками своего короля.

Энгерранд покинул наблюдательный пост у приоткрытой ставни и сказал:

— Ещё немного — и я покину Везерхард, так и не дождавшись свадьбы принца.

— Граф Артландский — настоящий безумец! — воскликнул Жосс.

— Я предупреждал об этом ещё в Лотхарде.

— А барон да Фур, должно быть, одержим злыми духами!

На это предположение Энгерранд ничего не ответил.

— Неужели это граф подговорил горожан выйти на улицы — и всё лишь ради того, чтобы расправиться с нами?

— Едва ли. Он не настолько сильно ненавидит нас, чтобы из-за своих чувств бунтовать против короля.

— Но ты ведь видел Фура! Барон командовал толпой, которая во всём его слушалась.

— А отчего ты решил, что приказам его следовали простые горожане? Может, на дом наш напали переодетые слуги графа? — Энгерранд вздохнул. — Если бы удалось доказать вину сеньора Готфрида... Впрочем, этим пусть занимается король. Нам же нужно подумать о других вещах.

— О каких?

— Скоро весь Везерхард узнает о том, что я воспользовался медальоном.

— Ах, я и забыл об этом...

— И тогда — готов побиться об заклад — к нам непременно явится какой-нибудь важный или знатный господин.

Едва отзвучали эти слова, в комнату вбежал Герберт:

— Господин Фердинанд!..

— Что случилось?

— К вам пришёл градоначальник!

— Веди его сюда, — приказал Рево и обменялся с друзьями понимающими улыбками. — Вот и "важный господин", о котором ты говорил, Энгерранд... Интересно, кто будет "знатным"?

Глава 10

— Добрый день, молодые господа, — произнёс градоначальник, войдя в комнату. — Что-то, мы стали встречаться всё чаще. Вам так не кажется? — Приятели виновато опустили головы. — Конечно, мне приятно находиться в вашем обществе, но, по правде сказать, переделки, в которые вы то и дело попадаете по прихоти богов, могут когда-нибудь закончиться печально. Например, сегодня... Толпа, которой верховодил барон да Фур — сейчас он, к слову, уже сидит в одной из камер Тура, — готова была разрушить этот дом до основания.

— Ох, натерпелись же мы страха, господин Бертгард! — воскликнул Энгерранд. — Не вмешайся ваши стражники, нам пришлось бы совсем худо.

Градоначальник усмехнулся:

— Не хитрите. Вы управились со смутьянами и без моей помощи — да так ловко, что вскоре о поступке вашем станут говорить даже чаще, нежели о свадьбе.

Господин Бертгард умолк и многозначительно посмотрел на молодых людей. Затем спросил:

— Откуда у вас взялся медальон? Ответьте честно. Я прошу об этом не из любопытства — вопрос намного серьёзнее, чем вы, возможно, думаете.

— Я осознал всю его важность, когда побывал на допросе у Верховного жреца.

— Вы разговаривали с самим мессером Ансбертом?

— Да. Беседа наша едва не закончилась пытками.

— О, удивительно, отчего допрос не начался с них!.. И что же? Жрец отпустил вас? Но почему?

— Мой медальон — не настоящий...

— Проклятье! — невольно выругался градоначальник.

Некоторое время он ходил из угла в угол, потирая мокрые от пота ладони и бросая иногда странные взгляды на Энгерранда. Наконец, остановился и задумчиво произнёс:

— Сейчас я скажу одну любопытную вещь. Возможно, поступок мой неблагоразумен, и мне следовало бы помалкивать о своих мыслях, однако я верю в вашу честность и мудрость, поэтому расскажу всё как есть. — Молодой человек в ответ поклонился. — Единственный человек, который видел гибель сеньора Хельменфельда, говорил, что появление убийцы сопровождалось алой вспышкой — об этом я вспомнил прошлым вечером, внимательно перечитав записи секретаря. И вот, сегодня сотни людей могли лицезреть, как на самом деле действует магический медальон. Очень похоже на описание несчастного свидетеля, не так ли?..

— И вы решили, что это я напал на Хельменфельда и убил его? — усмехнулся Энгерранд.

— Почему вы так решили?

— О ком же ещё вы можете думать?

— Да о ком угодно! — рассмеялся господин Бертгард. — Мессер Этельред собственноручно изготовил два таких медальона за прошлый месяц!

— Мессер Этельред? — переспросил молодой человек.

Градоначальник осознал свою оплошность и прикусил язык. Энгерранд поспешил ему на выручку.

— Кто это? — изумлённо произнёс он.

"Вот демон... Всё понял..." — усмехнулся про себя господин Бертгард и ответил:

— Могущественный столичный маг.

— Разве деятельность магов не запрещена?

— Будь это так, мессера Этельреда давно бы сожгли на костре. Но он жив — значит, и магией можно заниматься. В разумных пределах, конечно... Впрочем, мы отвлеклись. Ответьте, метр: как, по-вашему, сумел бы человек, который владеет медальоном, убить камергера? Или всё-таки виной всему тёмные силы?

— Убийца — человек, — не задумываясь, ответил Энгерранд.

— А демон ночи? — вмешался Фердинанд. — Ты забыл о нём?

— Кто сказал, что появление его и убийство Хельменфельда как-то связаны?

— Прежде ты считал иначе...

— ...но после слов господина Бертгарда перестал так думать.

Градоначальник затаив дыхание прислушивался к этому краткому спору. Когда друзья умолкли, он обратился к Энгерранду:

— В день, когда многие везерхардцы явились к ложу покойного камергера, какой-то смельчак, как мне говорили, предположил, что на сеньора Хельменфельда напал демон ночи. Это были вы?

— Да, — покраснел молодой человек. — Теперь я понимаю, какую совершил глупость. Нужно было просто промолчать...

— Да, временами лучше оставлять свои мысли при себе... Прошёл уже добрый месяц, убийца хохочет над моими тщетными потугами, а я никак не могу решить, кто же он на самом деле: демон или человек!

Энгерранд с сочувствием посмотрел на собеседника. Молодому человеку было понятно, что испытывал сейчас господин Бертгард: ещё совсем недавно и сам он пытался понять, кто держит в страхе Лотхард, и не находил ответа.

Почесав затылок, он нерешительно спросил:

— А вы встречались с женой камергера?

— Нет.

— Но почему?

— Сеньора Годелива не желает меня видеть.

— Что за глупости она вбила себе в голову? Выходит, ей всё равно, найдут убийцу или нет?

— Эта женщина всегда питала ко мне неприязнь и даже не пыталась скрыть своих чувств.

— Тогда нет смысла даже браться за поиски! Первым делом нужно было узнать, что творилось в доме камергера.

— Что я могу сделать? — раздражённо спросил градоначальник.

— Пожалуйтесь королю.

Господин Бертгард криво усмехнулся:

— Едва король узнает о моих трудностях, он сразу поручит искать злодея кому-нибудь другому.

— Сеньору Геральду?

Мужчина ничего не ответил. Молодой человек воспринял это, как подтверждение своих слов, и принялся говорить с небывалой страстью:

— О, капитан стражи сумет себя показать — уж в этом-то нет никаких сомнений! В два счёта отыщет убийцу, а может, даже раскроет целый заговор. Для этого немного нужно: отыскать какого-нибудь человека, который чем-либо ему не угодил, привести в камеру пыток, вздёрнуть на дыбу или прижечь калёным железом — и всё! Учитесь, господин Бертгард!

Остановился на секунду, а после продолжил с ещё большим пылом:

— Ответьте, господин Бертгард, до каких пор будут твориться все эти ужасы? Неужели все кругом верят, что лишь пытками можно заставить человека сказать правду? Признаться в чём-нибудь — да! Здесь я не спорю. Только чаще всего именно эти признания и оказываются ложными...

Успокоившись немного, молодой человек заговорил совсем другим тоном:

— Или глупые законы, которые вынуждают иногда горожанина бегать по городу в поисках свидетелей, чтобы те рассказали, кто именно отрубил ему руку или избил до полусмерти? Не спорю, в какой-то мере такой подход разумен. Но даже ребёнку ясно, что знатный сеньор всегда отыщет десяток-другой зевак, которые за несколько серебряных монет скажут всё, что угодно. А вот крестьянину придётся изрядно потрудиться, чтобы хоть кто-то согласился помочь ему... И вы, господин Бертгард, поддерживаете эти обычаи!

— Законам королевства больше тысячи лет, — угрюмо посмотрел на него градоначальник.

— Тем более их нужно менять!

— Если государь прикажет переписать свод законом, я непременно приглашу вас поучаствовать в этом деле. Пока же нет смысла говорить о том, чего в ближайшее время не случится — пусть даже вы в чём-то и правы.

Молодой человек грустно улыбнулся:

— Вы, наверное, уже десятый человек, который так отвечает мне.

— И вам ещё не раз придётся услышать подобные слова, — пожал плечами господин Бертгард.

— Однако я запомню ваше обещание и буду молить Аллонета, чтобы однажды вам выпала возможность сдержать его.

— Что ж, кто знает? Быть может, бог правосудия и впрямь откликнется на вашу просьбу...

Когда градоначальник ушёл, Энгерранд сказал друзьям:

— Мне нужно встретиться с сеньорой Годеливой.

— Ничего себе! — фыркнул Жосс. — Думаешь, такая знатная дама станет разговаривать с простолюдином, который, ко всему прочему, совершенно ей не знаком?

— Нужно попробовать...

— Жосс прав, — вмешался Фердинанд. — Сеньора Годелива — женщина необыкновенно заносчивая. Извини, Энгерранд, но она попросту прикажет слугам вышвырнуть из дома — а то и отколотить палками, чтобы больше не совался.

— И как тогда поступить?

— К сеньоре Годеливе схожу я.

— Ты?!

Рево кивнул:

— Я ладил с камергером. Несколько раз бывал в его доме и был встречен там весьма благосклонно. Поэтому, полагаю, можно попытать удачи и поговорить с сеньорой Годеливой.

В это время к молодым людям подбежал Герберт.

— У дверей стоит сам сеньор Годерик, — сказал он. — И вместе с герцогом — его сестра...

— Что? — побледнел Фердинанд. — И ты... — он поперхнулся словами, — ты заставил таких важных гостей ждать на улице? Немедленно впусти их!

Однако приказ молодого человека оказался излишним — в прихожей раздался голос герцога:

— Фердинанд! Мой друг!

— Я здесь, — прохрипел Рево и поспешил выйти навстречу гостям.

Взгляд Фердинанда лишь скользнул по лицу Годерика. Столь же коротким и далеко не почтительным был поклон молодого человека. Зато Адальгис, которая скромно стояла позади брата, кутаясь в алый плащ, приковала всё его внимание.

— Послушай, дружище, — ухмыльнулся герцог. — Где твои хорошие манеры? Сначала заставил нас торчать у дверей, теперь добрых четверть часа держишь в прихожей и смотришь так, словно мы — твои заклятые враги...

— Ох, простите! — спохватился барон. — Конечно же, проходите! Я прикажу накрыть стол, и мы прекрасно проведём время.

— У тебя больной вид, — покачал головой Годерик. — Надеюсь, виной тому не визит градоначальника? Я видел, как сей неугомонный наместник Аллонета в Везерхарде выходил отсюда.

— Правда?

— Да. Сочувствую тебе от всей души.

— Благодарю... — рассеянно ответил молодой человек — Адальгис в этот миг едва заметно улыбнулась ему. В улыбке девушки, как показалось Фердинанду, было куда больше сочувствия, нежели в словах герцога.

Годерик с хозяйским видом прошёл в комнату для гостей и уселся за стол, на который поспешно накрывала госпожа Элоиза.

— Ты взял себе новую служанку? — спросил герцог.

Женщина при этих словах едва не выронила блюдо с жареным петухом. Фердинанд беспомощно раскрыл рот, не зная, что ответить.

— По-моему, она не слишком расторопна, — покачал головой Годерик.

Фердинанд побледнел.

— Годерик, — медленно произнёс он. — Разве я, когда прихожу в твой дом, берусь ругать людей, которые прислуживают за столом?

— "Прислуживают"... Значит, я всё-таки оказался прав — дама эта и впрямь твоя новая служанка.

— Какое это имеет значение?! — вспылил Фердинанд.

— Не думал, что слова мои так тебя заденут, — пожал плечами герцог. — Кстати, куда делся твой друг?

— Зачем я вам нужен? — прозвучал за его спиной голос Энгерранда.

— Ох! — обернулся юноша. — Вы появились так внезапно! Словно использовали магический медальон... Впрочем, алой вспышки не было — значит, я ошибся.

— Как быстро разносятся слухи... — вздохнул Энгерранд.

— Не всякий день встречаешь человека, у которого есть магическая вещица.

— Но я-то, полагаю, далеко не первый, кто так прославился?

— Конечно, — кивнул герцог. — В последний раз — лет пять назад — некого могущественного сеньора уличили в использовании запретной магии. Хотите узнать, что с ним сталось?

— Нет.

— И правильно. Рассказ о пытках, которые пришлось вынести вашему незадачливому предшественнику, не предназначен для ушей моей дорогой сестры.

— И что же мне делать? Как вы думаете?

— Уносить ноги, разумеется! Удивительно, отчего господин Бертгард не арестовал вас. Может, решил поделиться этим правом с сеньором Геральдом?

— Разве опасность так велика?

По губам Годерика скользнула улыбка.

— Метр Энгерранд, во время прошлой нашей беседы вы показались мне человеком проницательным и осторожным...

— Зачем же тогда вы затеяли эту игру?

— О чём вы?

— Если бы я боялся за свою жизнь, то в это мгновение уже мчался бы к ближайшим городским воротам — и без вашего совета. Но, как видите, я сижу здесь...

— И подобное бездействие, — перебил собеседника герцог, — приводит меня в изумление.

— Значит, есть причина, которая вынуждает меня остаться в столице.

— Какая?

— Позвольте сперва узнать, почему вы так обеспокоены моей участью.

— Не хочу, чтобы умный человек погиб столь бесславно, — пожал плечами Годерик.

— А я остаюсь, потому что мне нравится Везерхард, — в тон ему ответил Энгерранд.

Во время всего этого странного разговора Фердинанд не переставал украдкой подавать приятелю предостерегающие знаки — ему вовсе не хотелось после ссоры с графом Минстерским нажить себе ещё одного врага. Однако Энгерранд старательно делал вид, будто всецело увлечён разговором, и не обращал на предупреждения никакого внимания. Услышав последние слова друга, Рево состроил такую угрожающую гримасу, что не заметить её было просто невозможно.

На несколько секунд брови герцога грозно сдвинулись к переносице. Казалось, ещё мгновение — и Годерик встанет из-за стола и выйдет прочь. Однако вместо этого юноша расхохотался. Даже в ладоши захлопал и подмигнул Адальгис, которая рассмеялась вместе с ним. Фердинанду оставалось лишь присоединиться к веселью гостей — пусть и с явной неохотой.

Вдоволь нахохотавшись, герцог воскликнул:

— Да вы остроумны, сожри меня демон!.. Знаете, некогда государь Хильдеберт обожал бродячих актёров. Даже в свои покои приглашал, представляете! Не с этим ли связано покровительство, которое он оказал вам на допросе у мессера Ансберта?

Молодой человек вздрогнул от неожиданности. Осведомлённость Годерика казалась просто невероятной.

— Прислушайтесь к моему совету, — продолжил герцог. — Я ведь не шучу. Не рассчитывайте на королевскую милость. Те бродяги тоже сначала купались в лучах славы и в благодеяниях, но вскоре так наскучили государю, что он приказал казнить их...

— Прекрати, — с улыбкой перебила его Адальгис. — Ты ведь знаешь, что в конце концов король отпустил их — просто приказал не попадаться больше ему на глаза...

— ...и они убежали из Везерхарда сломя голову. Что вам больше нравится, метр Энгерранд? Смерть или изгнание? Знатные сеньоры, конечно, предпочли бы первое...

— Я выбрал бы второе, — сказал Энгерранд.

Годерик фыркнул, словно желая сказать: "Чего ещё ожидать от простолюдина?"

— Что вас удивляет? Сами вы несколько минут назад предлагали мне бежать и твердили, что это — единственно возможный выход.

— Вы тоже, метр Энгерранд, минуту назад всем своим видом выражали решимость остаться здесь и взойти на эшафот.

— А если мы постоянно лжём друг другу, имеет ли смысл продолжать разговор? — взглянул в глаза герцога Энгерранд. В глубине их на миг полыхнул огонь ярости, хотя выражение лица Годерика оставалось прежним.

— Похоже, благосклонность короля вскружила вам голову... Однако из головы вашей вылетело небольшое обстоятельство: любой аристократ, когда заводит беседу с простолюдином, оказывает тому огромную честь. Не забывайте об подобных вещах — так будет лучше для вас.

С этими словами герцог встал из-за стола, намереваясь уйти. Удержал его возглас Адальгис:

— Постой, Годерик! Неужели мы уйдём, поссорившись с метром Энгеррандом?

— Он искал для этого повод — пусть пеняет на себя.

— Я думаю, метр уже осознал свою ошибку и сейчас извинится перед тобой. Ведь так? — Девушка примирительно улыбнулась Энгерранду. — Вы ведь уже раскаялись в своих словах?

Такой поворот событий стал для молодого человека полной неожиданностью. С губ Энгерранда едва не сорвался возглас "нет!", но прежде чем это случилось, он подумал о неприятностях, какие подобный ответ доставил бы Фердинанду, и, подавив тяжёлый вздох, выдавил:

— Прошу прощения за свою резкость, сеньор Годерик...

Герцог торжествующе улыбнулся. Энгерранд необычайным усилием воли подавил в себе желание запустить чем-нибудь в эту довольную физиономию — он нисколько не сомневался, что вся предыдущая сцена была продумана заранее и не раз отрепетирована.

Единственный вопрос, на который хотел бы узнать ответ молодой человек, был: "Зачем?.. Зачем всё это нужно герцогу?"

"Чтобы поссорить нас с Фердинандом..." — мелькнула догадка.

И вновь возник всё тот же вопрос: "Для чего?"

Пока Энгерранд предавался раздумьям, Годерик вновь уселся за стол.

— Умение признавать ошибки — вот одно из величайших человеческих достоинств, — сказал он тоном, каким обычно наставляли учеников преподаватели в Университете. — Мне часто приходилось видеть, как люди из-за упрямства своего или глупости лишались чести и жизни. А вот метр Энгерранд не таков... Он далеко пойдёт!

— А тебе приходилось признавать ошибки? — внезапно спросил Фердинанд.

— Конечно, — кивнул герцог.

— Тогда извинись перед моим другом. Или покинь дом. Немедленно.

— Что за шутки? — скривился Годерик.

— Я говорю серьёзно.

— Почему я должен извиниться?

— Потому что иначе я кликну слуг и они вышвырнут тебя, даже не взглянув на разницу в происхождении.

Герцог был не на шутку озадачен. Посмотрев на собеседника и увидев, что лицо того пылает от гнева, и понял всю серьёзность положения, однако всё ещё медлил с ответом.

— Ты извинишься или нет?

— Нет! — взвизгнул Годерик.

— А ты, Адальгис? — повернулся к девушке Фердинанд. — Не хочешь образумить брата? — Та молчала. — Выходит, тебе нравится слушать, как он оскорбляет моего друга?

— Я просто не хочу, чтобы вы ссорились... — тихо ответила Адальгис.

— Кажется, весь наш разговор сегодня — одна большая ссора. И разве не Годерик в этом виноват?

Энгерранд с изумлением слушал приятеля. Он ждал, что в любой мг девушка вскочит на ноги, произнесёт гневную тираду и вместе с братом покинет дом — и что тогда делать Фердинанду? Это ведь его возлюбленная!

Однако секунды медленно текли, а ничего не происходило. Это казалось странным. "Что им нужно? — лихорадочно гадал молодой человек. — Чего они добиваются?.. Неужели сейчас герцог извинится?"

— Брат, мы безумно дорожим дружбой с сеньором Фердинандом, — звенящим голосом произнесла Адальгис. — Ничто не должно омрачать её.

— Ты права, — прорычал Годерик. — Метр Энгерранд, прошу меня простить. Пусть я и не вполне понимаю, что не понравилось вашему другу, однако готов признать любую вину, если таковая имеется.

Энгерранд смог лишь кивнуть в ответ. Всё происходящее казалось ему плодом больного воображения.

— А теперь, — улыбнулась девушка, — когда мир восстановлен, настало время перейти к цели нашего визита — за спором мы едва не забыли о ней.

— Выходит, весь предыдущий наш разговор был только прологом к настоящей беседе? — удивился Рево.

— Конечно. Мы ведь не для того хотели увидеться с метром Энгеррандом, чтобы оскорбить его.

"А со мной?! — чуть не закричал Фердинанд. — Со мной ты не желала встретиться?"

Адальгис, не замечая его состояния, обратилась к Энгерранду:

— Когда мы услышали о волшебно медальоне, которым вы владеете, то решили как можно быстрее поговорить с вами. Надеюсь, ни наше любопытство, ни наша просьба не покажутся вам оскорбительными...

— Что это за просьба? — осторожно произнёс Энгерранд.

— Покажите нам медальон, — чуть слышно выдохнул девушка.

— Невозможно...

— Почему?

— Я пользуюсь медальоном, когда спасаю свою шкуру, однако прекрасно понимаю: штука эта — вовсе не детская игрушка. И если вами движет одно лишь любопытство... даже не надейтесь на моё согласие.

— Вы боитесь!

— Да.

— Что вас пугает?

— Боюсь, что когда-нибудь медальон окажется у людей не таких осторожных, как я.

— И всё же, мы хотим взглянуть на эту вещицу, — вмешался в разговор Годерик. — Смотрите...

Он достал из кармана какой-то предмет и протянул Энгерранду. Молодой человек изумлённо вскрикнул: на ладони герцога лежал медальон, как две капли воды похожий на его собственный.

— Я ведь говорил, — усмехнулся Годерик, — что магия в Везерхарде — совсем не редкость. И вы далеко не единственный, кто владеет волшебными медальонами.

— Теперь я вижу это... — пробормотал Энгерранд.

— А знаете, почему так вышло? Когда-то жрец Гильберт Лотхардский написал трактат, где раскрывал самые сокровенные тайны тёмной магии. Первейшее внимание он уделил волшебным медальонам и тому, как их изготовить. К несчастью, после смерти Гильберта сохранилось лишь три копии столь великого труда, которые достались жрецам лотхардской обители... Пожалуй, нет смысла пересказывать, в чьи руки попадали эти книги, сколько глупцов погибло по их вине. Лучше скажу сразу: первый фолиант сейчас — у мессера Ансберта, второй — у хеллинорских священнослужителей, третий же... — глаза герцога сверкнули, — принадлежал моему прадеду. Когда тот погиб от рук неизвестных злодеев, книга перешла к его дочери, затем — к её мужу. И вот тут, — Годерик развёл руками, — след трактата теряется...

— Как же такое могло случиться? — разочарованно вздохнул Фердинанд.

— Трудно сказать. Кажется, моя двоюродная бабка в старости лишилась рассудка...

— А медальон? — спросил Энгерранд. — Он достался вам по наследству?

— Да.

— И никто не догадывался, что вы владеете такой ценной вещью?

— Никто.

— Тогда почему вы посвятили нас в свою тайну?

— Вам покровительствует король, зато мне — сам Верховный жрец. Люди, которые имеют таких влиятельных друзей, должны держаться вместе — тогда они многого добьются... — Герцог подался вперёд и прошептал: — Продайте мне медальон...

— Не могу, — покачал головой Энгерранд.

— Подумайте хорошенько. Вы станете купаться в золоте...

— Я не изменю своего решения, — отрезал молодой человек. — Медальон не раз и не два спасал мне жизнь — значит, пригодится и в будущем.

— Магия демонов обманчива. В любой миг вместо спасения она может привести к гибели.

— Ещё раз говорю: я не продам медальон.

Герцог махнул рукой:

— Ладно, будь по-вашему. Похоже, доводы мои бесполезны — да я и не рассчитывал на успех... Идём, Адальгис.

Через минуту гостей и след простыл. Столь поспешное бегство и огорчило, и удивило Фердинанда. Поймав его недоумённый взгляд, Энгерранд усмехнулся:

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь! Я и сам чуть с ума не сошёл от этого странного разговора, бессмысленного для меня и очень важного для твоих гостей. Видел, герцог нисколько не огорчился, когда услышал отказ! Значит, медальон мало его интересовал.

— Чего же тогда он хотел? И зачем приходила Адальгис?

Ответить Энгерранд не успел — в комнату в очередной раз влетел растерянный Герберт.

— Пришёл граф Минстерский!

— О боги! — простонал Рево. — Кажется, я не доживу до вечера...

— Ещё как доживёшь! — рассмеялся Энгерранд. — И не ляжешь спать, пока не решишь вместе со мной головоломку, которую задал нам сегодняшний день... Впрочем, не заставляй графа ждать!

Граф Герлуин был серьёзен и мрачен. Обменявшись поклонами с Фердинандом, он сказал:

— В последний раз мы расстались не слишком по-дружески. Считаю, причиной всему была лишь моя вспыльчивость.

Увидев, что Фердинанд хочет возразить, молодой человек поспешно воскликнул:

— Нет-нет! Не перебивайте, прошу вас! Я долго корил себя и задавался вопросом, что нужно сделать, чтобы вновь заслужить ваше расположение. И сегодня, догадавшись, зачем вы приходили и спрашивали о книге, понял наконец, как загладить свою вину...

— Я не держу на вас зла, — перебил его Рево.

— Зато я всякий раз, когда вспоминаю о вещах, которые наговорил вам, испытываю страшные муки совести. В тот час в меня словно вселился демон безумия... — На секунду граф остановился, чтобы перевести дух, затем продолжил: — Я предлагаю простую вещь. Вы станете приходить в мой дом — неважно, один или вдвоём с метром Энгеррандом, — и читать книгу, которую так хотели заполучить, пока не узнаете всё, что хотели. Я же буду уверен, что фолианта не коснутся ничьи руки, кроме ваших. Вы согласны?

— Конечно! — без раздумий выпалил Фердинанд.

Молодые люди крепко пожали друг другу руки.

Энгерранд в это время с усмешкой думал: "Да, сумасшедшая бабка герцога Годерика доставила своему внуку немало неприятностей..."

Глава 11

Мессер Гумберт вошёл в покои короля. В руках канцлер сжимал толстый пергаментный свиток; глаза мужчины лучились восторгом, точно он только что получил в собственное владение половину королевства.

На деле, впрочем, повод для радости был куда скромнее: полчаса назад мессер Гумберт только что закончил допрашивать барона да Фур и сразу же поспешил в Хард, чтобы поделиться услышанным с Хильдебертом.

Остановившись в нескольких шагах от короля, он воскликнул:

— Барон всё рассказал! Сначала, конечно, пытался показать свою храбрость и даже нагрубил мне, но едва один из палачей взялся за раскалённые щипцы, стал говорить с такой быстротой, что писарь чуть не вывихнул себе руку — и всё же едва поспевал за его речью.

— Вам даже не пришлось прибегнуть к пыткам? — изумился король.

— Нет, государь.

— Что за позор! И этот человек считает себя знатным сеньором? Никогда бы не подумал, что увижу времена, когда страх людей перед болью окажется сильнее чувства долга и чести...

— Зато малодушие барона позволило нам узнать немало занятных вещей, — возразил канцлер.

— Можно ли доверять словам такого человека?

— Несомненно. Видели бы вы, государь, как Фур трясся и стучал зубами, как торопливо отвечал на вопросы. Нет, он был честен!

— Хорошо, — махнул рукой король. — Расскажите, что там наговорил этот негодяй.

— Прежде всего, барон поклялся, что все свои преступления совершил по приказанию графа Артландского, который обезумел от ненависти к двум молодым людям, чьи имена прекрасно известны вам, государь. — Хильдеберт кивнул. — Сначала сеньор Готфрид приказал барону напасть на одного из них на Празднике весны в Лотхарде. Однако Фур ошибся: во-первых, спутал слугу с господином, а во-вторых, получил отпор, которого трудно было ожидать от безоружных людей. Тогда граф приказал напасть на дом своих врагов, но те ускользнули... благодаря магическому медальону, — подчеркнул последние слова канцлер.

— Я и сам знаю эту историю не хуже Фура, — поморщился король. — Если барон не смел больше ничего рассказать, слова его совершенно бесполезны...

— Ещё Фур рассказал о нападении, которое совершил по приказу графа уже здесь, в столице. Однако в дело вмешался градоначальник...

— Никто не пострадал?

— Нет.

— Тогда о случае этом можно забыть. — Хильдеберт передёрнул плечами. — Что Фур говорил о бунте? Тоже обвинил во всём графа?

— Я бы так не сказал... — замялся мессер Гумберт. — Действительно, барон и здесь сослался на приказ сеньора Готфрида, однако клялся, что должен был всего лишь напасть на отель Рево и уничтожить врагов с помощью разгневанной толпы. Как видите, и на сей раз лишь запретная магия помешала замыслу графа осуществиться.

— Фур лжёт! Теперь мне всё ясно: он хочет убедить всех, что граф просто сводил личные счёты и не злоумышлял против нас. Но разве такая огромная толпа собралась лишь ради расправы над бароном Рево и его другом? Глупости! И вы, мессер Гумберт, и я — оба мы слышали, как раздавались крики: "Пусть король убирается прочь!"

Подумав немного, Хильдеберт приказал:

— Приведите ко мне графа Артландского. Уговорами или силой — но приведите его сей же час!

— В этом нет необходимости, — усмехнулся канцлер. — Сеньор Готфрид давно ждёт у дверей — должно быть, хочет оправдаться перед вами, государь.

— Так впустите его немедленно! — вскричал король.

Мессер Гумберт направился к двери.

— Впрочем, нет! Постойте! Пусть подождёт ещё минут десять...

Канцлер ничем не выразил своего удивления — он давно привык к прихотям Хильдеберта.

Оставшись в одиночестве, король дрожащими руками открыл сундук, спрятанный за пёстрой портьерой, достал ларец и со вздохом извлёк из него небольшой медальон, подобный тому, которым владел Энгерранд, только вместо замочной скважины на нём было вышито несколько серебряных нитей, сходившихся в одной точке. Вокруг них чёрной краской было начертано несколько слов.

Хильдеберт прочёл вслух надпись и поднёс медальон к губам. Через мгновение над поверхностью артефакта начал клубиться нежно-розовый туман, который с каждой секундой становился всё гуще. Сначала он окутал ладонь короля, затем его руку, после — всё его тело и... пропал, словно проник внутрь мужчины.

На миг Хильдеберт ощутил страшную боль, но она тотчас прошла.

Король спрятал руку с медальоном за спину и громко произнёс:

— Приведите ко мне сеньора Готфрида!

В ту же секунду дверь распахнулась и к королю метнулась растрёпанная человеческая фигура, в которой едва ли можно было узнать графа Артландского: мужчина ничем не напоминал заносчивого и грозного сеньора, каким привык появляться перед людьми. На него было жалко смотреть.

— Прошу, государь! — упал на колени сеньор Готфрид. — Выслушайте меня! Позвольте оправдаться!

— Для этого я и позвал вас, — пронзительным голосом ответил король. — Говорите.

Граф бессвязно забормотал:

— Я не злоумышлял против вас, государь... Жажда мести затмила мой разум, но никогда, государь, — поверьте, никогда! — я не стал бы, чтобы свести счёты с врагами, затевать бунт...

— Почему я должен верить вам?

— О, я ведь всегда преданно служил вам! Назовите хоть одного человека, который так бесстрашно отдал бы за вас жизнь, государь...

— Свою верность вы уже доказали, когда решили воспользоваться моим горем. Полагаете, я забыл о вашей лжи, из-за которой два честных человека чуть не попали в камеру пыток? Может, сейчас мне всё-таки стоит последовать вашему совету? Позвать палачей? Пусть они вырвут из вас признание!

— Не делайте этого, государь! Да, не скрою: я действительно решил использовать столь удобный случай для расправы над врагами. Приказал Фуру натравить толпу на их дом. Но, клянусь Семью богами, бунт случился не по моей вине!

— Только что вы произнесли страшную клятву...

— И готов повторить её сотню раз!

Вдруг Хильдеберт сделал несколько шагов и, встав прямо напротив графа, посмотрел тому в глаза. Готфрид попробовал отвести взгляд, но не сумел; лицо его задрожало, кожа покрылась пятнами, из горла вырвался сдавленный крик.

Сознание начало покидать графа. Вскоре он перестал понимать, что происходит, и видел лишь глаза короля, подёрнутые пеленой.

Боль пронзила мозг Готфрида. Мужчина рухнул на пол и начал извиваться в страшных судорогах — и всё же не мог отвести взгляда от громадных чёрных зрачков...

Чёрных?!

Граф всеми силами пытался сбросить наваждение, но всё было тщетно: на него смотрели чьи-то глаза — и принадлежали они вовсе не королю. И граф тонул и тонул в их глубине, словно летел в бездонную пропасть...

Крик, прозвучавший под сводами замка, был страшен.

Мессер Гумберт, отбросив всякие приличия, влетел в королевские покои. Взору его предстала весьма необычная картина: граф Артландский без чувств лежал на полу, король же возвышался над ним неподвижной статуей и смотрел куда-то вдаль неподвижным взором.

— Государь! — воскликнул испуганный канцлер. Хильдеберт вздрогнул. — Что с вами?

Король коснулся ладонью горячего лба. Взгляд его стал осмысленным.

— Граф невиновен...

В тот же миг Готфрид пошевелился и громко застонал.

— Что здесь случилось? — спроси мессер Гумберт.

— Я допросил графа. Он не замышлял ничего дурного против меня.

Канцлер не мог поверить своим ушам:

— Но, государь...

— Идите, — прервал его Хильдеберт.

— ...как же быть с бароном да Фур? — умело вышел из неловкого положения мессер Гумберт.

— Пусть посидит немного в Туре. Полагаю, это пойдёт ему на пользу и заставит взяться за ум.

Канцлер глубоко вздохнул и покосился на графа Артландского — тот, слушая Хильдеберта, счастливо улыбался.

Лишь выйдя из покоев, мессер Гумберт прошептал:

— Это какое-то безумие... — а затем отправился приводить в исполнение приговор короля.

Часть 3

Свадьба

Глава 1

Прошло совсем немного со дня бунта, и везерхардцы вновь до краёв заполнили улицы города. Опять стены домов содрогнулись от криков толпы — только на этот раз на смену проклятиям и угрозам пришли благословения и славословие.

Каждый считал своим долгом воскликнуть:

— Слава королю!

— Счастья принцу!

— Да здравствуют Алленор и Хеллинор!

Заметим, что последние слова стали звучать лишь в миг, когда ворота Харда отворились и из крепости выехала кавалькада, которую издалека можно было принять за рыцарский отряд — так сверкали украшения на одеждах некоторых всадников. Впрочем, именно пышность одеяний лучше любых речей говорила: цель путешествия знатных сеньоров — вовсе не встреча с противником.

— Принц едет встречать невесту, — говорили друг другу кумушки и невольно прижимали ладони к щекам.

Этот прилив умиления охватывал почтенных горожанок при виде худощавого подростка, который ехал впереди отряда. В своём богатом одеянии он казался настоящим мальчишкой, хотя в седле держался с завидным умением и сноровкой. К поясу его была прикреплена боевая шпага, воинственно приподнимавшая край длинного алого плаща.

— Ох уж эти придворные правила! — слышались отовсюду жалостливые вздохи. — Принц погибнет от жары в такой одежде!

Несчастный вид Ланделинда — а это и впрямь был наследник престола — действительно можно было бы объяснить одеждами, в которых он чувствовал себя неуютно. Однако истинная причина заключалась в том страшном волнении, которое подросток, как ни пытался, не мог побороть.

Иногда принц оглядывался назад — туда, где на прекрасном жеребце гарцевал король, — в надежде увидеть ободряющий жест или улыбку отца. Однако Хильдеберт, казалось, напрочь позабыл о сыне: он то откликался на приветствия горожан, то заводил беседу с Геральдом, то делал замечания молодым людям, которые вопреки правилам приличия вели себя, словно расшалившиеся дети.

Лишь когда кавалькада подъехала к городским воротам, король поравнялся с принцем и тихо сказал:

— Ведите себя достойно, сын мой. Вы похожи на крестьянина, который впервые взобрался в седло. Не думаю, что дочери герцога понравится такой жених.

Принц кивнул в ответ и попытался взять себя в руки, но стараний его хватило ненадолго: едва отряд покинул город, плечи подростка опустились, а вид стал ещё печальнее.

Чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей, Ланделинд стал украдкой разглядывать сеньоров из своей свиты. Для этого ему приходилось показывать настоящие чудеса ловкости — негоже наследнику престола вести себя подобно отпрыску полунищего барона и вертеть во все стороны головой, и принцу пришлось придумывать всевозможные ухищрения, которые помогли бы незаметно наблюдать за спутниками.

Вскоре Ланделинд так увлёкся своим занятием, что позабыл и о недавней печали и тревоге, и даже о самой встрече с невестой.

Вдруг принц заметил среди свиты молодого человека, при виде которого губы его невольно тронула улыбка.

— Сеньор Фердинанд! — позвал он.

Через несколько секунд Рево очутился возле принца и низко поклонился.

Принц ответил коротким кивком, а затем произнёс:

— Я рад видеть вас. Из злоключений, которые вам пришлось пережить, немногие смогли бы выйти живыми и невредимыми.

— В счастью, боги оказались благосклонны ко мне и моим друзьям.

Некоторое время спутники ехали молча. Фердинанд не решался без позволения покинуть принца, тот о чём-то размышлял.

Наконец Ланделинд вновь заговорил:

— Смотрите, по каким чудесным местам пролегает наша дорога. По правде говоря, пусть я и редко покидал столицу, однако уверен, что земель прекраснее наших нет нигде: ни в Хеллиноре, ни на севере — во Фрайстере и Финстерланде, — ни даже в волшебном южном Шаллере. Разве можно не восхищаться лесами Алленора, где сквозь листву струятся золотистые солнечные лучи? Разве не прекрасны его луга — настоящие ковры с пёстрым узором?

— Хочу заметить, монсеньор, ваш восторг станет ещё сильнее, если когда-нибудь вы окажетесь в моей родной горной долине...

— Верю, однажды это случится! И надеюсь, что вы будете сопровождать меня в путешествии по Алленору...

Между тем, кавалькада взобралась на вершину одного из холмов. Сощурившись, принц различил вдалеке очертания большого старинного замка. Над дорогой вздымались клубы пыли: хозяин жилища и его сыновья уже мчались навстречу знатным гостям.

— Остановимся здесь и немного отдохнём! — указал рукой на замок Хильдеберт.

Возражать никто не стал, хотя некоторые юноши и вздохнули от огорчения: путешествие только началось, а король уже хочет сделать привал. Так ведь можно и через месяц не встретиться с герцогом и его дочерью!

Фердинанд воспользовался удобным случаем, чтобы, получив милостивое разрешение Ланделинда, вновь затеряться среди свиты.

— Что тебе говорил принц? — спросил Жосс, словно по волшебству выросший подле своего друга — господина. — Кое-кто чуть сознания не лишился от зависти...

— Похоже, он создаёт свой собственный двор, — задумчиво ответил Рево.

— Соглашайся!

Фердинанд рассмеялся и шутливо ткнул слугу в бок:

— Смотри-ка, сколь быстро ты всё решаешь!

— Тут и думать нечего.

— Ну, хорошо, об этом мы ещё поговорим, когда вернёмся в Везерхард. Сейчас не слишком подходящее время для таких бесед.

Впрочем, друзья могли бы не опасаться чьих бы то ни было любопытных ушей, поскольку в этот миг в отряде воцарился настоящий хаос. Виной всему послужил излишне ретивый хозяин замка: он так спешил навстречу гостям, что грудью своего боевого коня едва не сшиб тонконогую лошадку принца. Подросток попробовал успокоить перепуганное животное, но вместо этого внёс лишь ещё большую сумятицу в и без того не слишком стройные ряды всадников.

Наконец порядок был восстановлен. Хозяин замка, красный от стыда, спешился и рухнул под копыта королевского жеребца. Тот фыркнул и отступил на пару шагов перед странным разноцветным существом, ничуть не похожим человека, которое издавало какие-то страшные хрипы и стоны.

— Встаньте! — приказал Хильдеберт.

Перепуганный сеньор поднял голову.

— Встань, демон тебя забери! — пришёл на помощь своему господину Геральд.

Мужчина вскочил на ноги, точно его ужалила змея.

— Это ваше жилище? — указал в сторону замка король.

— Да... государь... — выдавил хозяин замка. — И добавил заплетающимся языком: — Прошу вас провести время под его скромной крышей...

— Как вас зовут?

— Барон Роберт... Роберт да Фрусфейг!

— Громкое имя... Ваши предки прославились во многих битвах.

Барон залепетал слова благодарности. Геральд угрожающе нахмурился. Мужчина тотчас понял, что от него ждут дел, а не слов, торопливо взобрался в седло и помчался к замку. Королевская кавалькада последовала за ним с радостными криками и гиканьем, точно гнала оленя.

Вскоре знатные гости наводнили двор замка. Взорам их открылось несколько громадных столов, на которые накрывали девушки, чей вид был куда соблазнительнее всевозможных яств. Зрелище это заставило молодых людей взглянуть на Фрусфейга с куда большим уважением.

Дождавшись, пока столы окажутся до самых краёв заставлены блюдами с мясом, рыбой птицей, колбасами, паштетами и, конечно, бутылками с выпивкой, гости набросились на угощение с яростью завоевателей.

— Ешьте... Пейте... — ласково приговаривали барон и его супруга, которая также отважилась выйти к гостям. Однако если Фрусфейг, наблюдая за прожорливыми сеньорами, ещё держал себя в руках, то в голосе радушной хозяйке всё явственнее проступали визгливые нотки. В конце концов женщина сослалась на болезнь — а она и впрямь была очень бледна, — медленным неверным шагом вернулась в дом.

Впрочем, заметим, что болезнь не помешала почтенной даме вновь выйти во двор, когда пиршество подошло к концу, и проводить дорогих гостей. На лице её при этом вновь заиграл здоровый румянец.

Похожие сцены повторялись с завидным постоянством каждые несколько часов. Фердинанд поначалу пробовал запомнить, как зовут феодалов, павших жертвой своего радушия, но вскоре забросил это занятие — от множества имен голова у молодого человека пошла кругом. Что же до короля, тот интересовался своими вассалами ещё меньше: единственным, что привлекало свиту монарха и его самого, были столы, накрытые щедрыми землевладельцами. Лишь принц невольно краснел, когда ему подносили блюда со всевозможными лакомствами — он с трудом представлял, что станут есть хозяева, когда гости покинут их жилища.

После очередного набега на погреба алленорцев принц не выдержал.

— Простите, отец, — обратился он к Хильдеберту, — но я боюсь, что свадьба моя окажется неудачной.

— Что за глупости ты говоришь? Это ещё почему?

— Потому что боги непременно услышат проклятия тех несчастных, которых мы так бессовестно обобрали.

Король посмотрел на Ланделинда, словно на слабоумного.

— Что за наивность! Неужели ты и вправду считаешь, что хоть один барон дочиста опустошил погреба ради встречи с нами? Да эти хитрецы припрятали всё самое лучшее — уж поверь мне!

— Я так не думаю, — покачал головой принц. — И по-моему, справедливо будет, если на ночлег мы остановимся в какой-нибудь жреческой обители. Священнослужители — вот кто уж точно не обеднеет никогда!

— Что ж, здесь я с тобой согласен, — кивнул Хильдеберт.

После этого сын и отец не обменялись больше ни единым словом.

Незаметно на землю опустился вечерний сумрак. Кое-кто из путешественников заметно подрастерял свою весёлость: "смельчаки" эти начали невольно поглядывать по сторонам, прислушиваясь к малейшему шуму. Когда же вдалеке послышался волчий вой, многим вспомнились демоны ночи и слухи о том, что одна из этих тварей недавно посетила Везерхард.

Поэтому, когда вдалеке показались заманчивые огни обители, послышались радостные крики.

— Вот место нашего ночлега! — провозгласил король.

Всадники помчались к своей цели: невысокому, но длинному зданию, окружённому пышным садом, который в свою очередь был обнесён стеной, чья высота не смутила бы и десятилетнего мальчишку. Справа от обители располагался храм — маленький, способный вместить от силы сотню человек.

Открылись ворота, и навстречу путешественникам вышли десятка три мужчин, возглавляемых старшим жрецом храма. Это был лысый худощавый старик с длинным посохом в руке. Потрёпанное серое одеяние висело на нём, словно на одном из чучел, что в великом множестве красовались на всех деревенских огородах. Приоткрытые губы обнажали дёсны, начисто лишённые зубов, отчего улыбку жреца невозможно было назвать радушной при всём желании.

— Проклятье, — шепнул Жосс Фердинанду. — Похоже, не так уж сладка жизнь в обители. Боюсь, здесь нам не получится ничем поживиться. Нужно было наедаться по дороге.

Вместо ответа Рево кивнул в сторону тех священнослужителей, которые замыкали процессию. Многие из них напоминали пивные бочки, в которых могло бы уместиться три таких старика, как старший жрец; другие, казалось, способны одним ударом могучего кулака свалить на землю быка.

Жосс понимающе усмехнулся.

В это время старший жрец просипел:

— Добро пожаловать в обитель храма Адукира!

Король в ответ произнёс:

— Мы глубоко чтим покровителя вашего храма и просим у вас ночлега.

Слова эти были обыкновенной формальностью: никто не осмелился бы отказать столь важным гостям.

Жрец поклонился до самой земли:

— Вы оказываете величайшую честь нашей обители, государь...

Пройдя во двор, гости словно попали в густой лес — так много было в нём деревьев, усыпанных всевозможными плодами: от спелых алых вишен до зелёных яблок и слив, которым лишь предстояло созреть.

— Это наш сад, — заискивающе глядя в глаза королю, пояснил один из жрецов. — Я сам за ним ухаживаю!

— Хотелось бы мне иметь такого садовода, — усмехнулся Хильдеберт.

Лицо священнослужителя просияло от счастья...

Когда гости вошли в обитель, оказалось, что скромное строение не способно вместить всех желающих, поэтому всем, за исключением короля, принца и нескольких их любимцев и родичей, пришлось довольствоваться помещением, которое служило жрецам спальней и было разделено на крохотные комнатки бессчётным числом перегородок. Сами священнослужители на время перебрались в храм; как сказал глава их, ночная молитва — лучшее средство для укрепления духа. Что же до слуг, в их распоряжение предоставили какой-то сарай с дырявыми стенами.

Во время ужина Жосс шепнул приятелю:

— Слушайте, мой господин, отчего бы вам не заслужить особого благоволения короля? Тогда вы смогли бы стать, скажем, герцогом или графом и возвели меня в рыцари...

— Откуда у тебя вдруг взялось такое честолюбие? — рассмеялся Рево.

— Не о себе забочусь. Главное, что ты станешь герцогом...

— ...а тебе никогда больше не придётся ночевать в сараях.

На этом друзья расстались.

Жосс поспешил занять своё место на подстилке из соломы, которую любезно предоставили слугам хозяева обители, и попробовал уснуть. Однако вскоре со всех сторон зазвучал такой оглушительный храп, что молодой человек решил, что лучше будет поспать на улице, чем не поспать вовсе.

Побродив немного по саду, он уселся под высокой старой яблоней, прислонился спиной к стволу и быстро задремал.

Фердинанд тем временем с превеликим трудом отыскал в темноте свою "комнату". Зная, что помимо него туда должны были поселит ещё одного "постояльца", молодой человек осторожно ступил внутрь и... отдавил кому-то ногу.

Послышались ругань и клятвы разорвать неуклюжего негодяя, который не видит, куда идёт. Но прозвучали все эти слова не слишком убедительно, поскольку были произнесены звонким мальчишеским голосом.

— Простите меня за неучтивость, дорогой сосед, — подавив улыбку, сказал Фердинанд.

В ответ раздался радостный возглас:

— Сеньор Рево!

— Вы знаете меня?

— Конечно! — вскочив на ноги, ответил незнакомец. — Вы ведь часто приходили в наш дом! Я — Ландеберт, сын сеньора Хельменфельда.

Услышав это имя, Фердинанд вздрогнул. В голове его тотчас вспыхнуло воспоминание о недавнем обещании, данном Энгерранду.

"Похоже, такова воля богов..." — подумал молодой человек и пожал протянутую подростком руку.

Глава 2

— Как ваша матушка? — первым делом спросил Фердинанд, когда Ландеберт вновь занял своё место на подстилке.

Свечу молодые люди решили не зажигать, чтобы не тревожить сон соседей, поэтому беседа проходила в кромешной тьме.

— Всё не может оправиться от горя, — вздохнул подросток.

— Неудивительно — удар был таким внезапным...

— О да!.. Дверь в покои отца была заперта с самого вечера, и никто не смел даже постучаться в неё: все привыкли, что в такое время лучше сидеть тихо и помалкивать. Лишь когда отец не вышел к завтраку, мы забеспокоились. Только собрались подняться наверх и спросить, что происходит — вдруг отцу нездоровится? — как вдруг несколько человек внесли на руках окровавленное тело. Матушка чуть не лишилась чувств при виде такого зрелища, а я так и вовсе едва не оказался во власти демона безумия... Даже сейчас ни один вечер не обходится без воспоминаний о том страшном дне.

Ландеберт говорил торопливо и сбивчиво. Видно было, что он давно хотел поведать кому-нибудь о своих переживаниях и страшно обрадовался, найдя наконец внимательного слушателя.

— Когда явился король, — продолжал подросток, — матушка обрадовалась, однако Хильдеберт сказал лишь несколько сухих фраз. А ведь мой отец был одним из ближайших его друзей!.. Впрочем, зачем я рассказываю это? Вы веди видели всё своими глазами... И должно быть, слышали, как король поклялся наказать убийцу. Но прошло больше месяца, негодяй разгуливает на свободе, а мы едем навстречу невесте принца.

— Я тоже не понимаю поведения государя, — произнёс Фердинанд.

— Правда?! — обрадовался подросток.

— Да. И не я один.

— А кто ещё? — с надеждой спросил Ландеберт.

— Мои друзья и знакомые — все они задаются вопросом, отчего злодей ещё не найден.

Подросток порывисто пожал Фердинанду руку.

"Как легко, оказывается, завоевать дружбу", — с усмешкой подумал тот, вслух же произнёс:

— Но ещё они не понимают, почему сеньора Годелива не хочет встречаться с градоначальником. Господин Бертгард пребывает в отчаянии...

— Я много раз спрашивал об этом матушку, но ответа не добился.

— Странно...

Немного помолчав, Фердинанд придвинулся поближе к собеседнику и прошептал:

— А вы, Ландеберт, хотите найти убийцу так сильно, что готовы позабыть о любых, даже самых жестоких обидах?

— Да, — после секундного раздумья ответил подросток. — А зачем ты спрашиваешь об этом? — непроизвольно перешёл он на "ты", словно беседовал со старинным другом.

— Я хочу помочь.

— Но как?!

— У меня есть друг. Мастер распутывать всевозможные загадки. Уверен, ему не составит труда найти злодея, который убил твоего отца.

— И он хочет взяться за поиски?

— Мечтает об этом!

— Но кто он?! Граф?.. Герцог?..

— Ни то ни другое. Друг мой — простой горожанин.

— Что же тогда он сможет сделать? — разочарованно протянул Ландеберт. — Да ни один знатный сеньор даже разговаривать с ним не станет! И слава богам, если просто прогонит, а не прикажет избить или прирезать!

— Вот почему и приходится жалеть об упрямстве твоей матушки, которая не хочет видеться с господином Бертгардом.

— Ты прав. Но она никогда не откажется от своих принципов: если уж решила что-нибудь — значит, так и будет.

— Поэтому я и предлагаю позвать на помощь моего друга. Как думаешь, против встречи с ним сеньора Годелива не станет возражать?

— Как знать?.. Она всем сердцем презирает простолюдинов...

— О боги! Да убийца умрёт от старости, пока кто-нибудь возьмётся наконец за его поиски!

— Я всё понимаю, — со слезами в голосе ответил Ландеберт. — Но что тут поделаешь?

Молодой человек помолчал немного, словно погрузился в раздумья, хотя на самом деле ждал лишь удобного момента, чтобы задать несколько вопросов, давно вертевшихся на языке.

— Скажи, Ландеберт, сеньор Хельменфельд ни с кем не ссорился?

— Кто бы на такое решился! — ухмыльнулся подросток. — Отца моего все боялись.

— А не было такого, чтобы он уходил куда-нибудь, но вы ничего об этом не знали?

— Нет... — почесал затылок подросток. — Куда ему было ходить? В храм Авира... К государю... Впрочем...

— Что? — подался вперёд Фердинанд.

— В последнее время отец стал часто покидать дом по вечерам. Говорил, так нужно "ради службы государю". Но я так не думаю...

Последние слова Ландеберт произнёс совсем тихо. Запустив руку в карман, он достал какой-то предмет и протянул молодому человеку.

— Что это? — спросил Фердинанд.

— Лента, — дрожащим голосом прошептал подросток. — Её обронил как-то раз отец. Наверное, это и есть ключ к разгадке тайны...

— Невероятно, — пробормотал Рево. — Выходит, сеньор Хельменфельд...

Он спохватился и замолк. В ответ раздался короткий смешок:

— Да, ты не ошибся.

— Теперь ясно, отчего сеньора Годелива не хочет никого видеть, — протянул молодой человек. — Если позволишь, я оставлю ленту себе — она непременно пригодится во время поисков.

— Забирай. Мне она не нужна.

Фердинанд спрятал ленту на груди. Ободряюще хлопнул подростка по спине и сказал:

— Не тревожься! Скоро убийца будет пойман.

— Надеюсь... — прошептал тот.

Тем временем Жосс, убаюканный шелестом листвы, преспокойно дремал под сенью старой яблони, как вдруг в сон его ворвались чьи-то голоса — такие громкие, точно неизвестные шутники прокричали над самым ухом молодого человека несколько фраз.

Слуга вздрогнул и открыл глаза. Кругом царила тишина. Небо было чёрным, только несколько крошечных звёзд мерцали на его бескрайнем полотне.

Жосс раздражённо передёрнул плечами и приготовился вновь погрузиться в сон, но в этот миг неподалёку вновь раздался голос:

— Значит, по-вашему, пора покончить с этим индюком?

— Несомненно, — прозвучал в ответ хриплый шёпот, который показался молодому человеку знакомым.

Молодой человек замер, боясь выдать себя неосторожным движением.

— Помощь его ещё могла бы нам пригодиться.

— Глупости! Едва люди получают слишком большую власть, от них нужно избавляться — все они способны только на предательство.

Слово "люди" было произнесено с таким отвращением, что Жосс невольно вздрогнул и покрепче прижался к стволу яблони, словно то был единственный его защитник.

— Да, вы правы...

— Ещё бы!

— Может, напасть на него прямо сейчас?

— Нет. Если мы совершим убийство под покровом ночи, это ничего не даст. Нужно делать всё на глазах тысяч людей! Повергнуть Алленор в ужас!

— Разве сейчас свидетелей мало? Все придворные собрались сейчас в обители.

— Далеко не все! — послышался короткий смешок.

"Так говорит и смеётся граф Артландский... — вдруг зародилась в голове Жосса странная мысль. — Точно! Это он!"

Мысль эта была навязчива, словно комар. Слуга чуть не затряс головой, желая отогнать её.

Между тем, человек, которого Жосс принял за сеньора Готфрида, продолжал:

— Пусть убийство случится, когда он будет стоять рядом с принцем. Представляете, какая красота? Новое царствование, освящённое кровью!

Сердце слуги сжалось от страха: неужели только что был подписан смертный приговор самому королю? И ведь с какой дерзкой уверенностью! Злодеи даже не сомневаются в успехе!

Жоссу захотелось вскочить и разбудить всю обитель своими криками. Пусть негодяев схватят! Пусть их подвесят на дыбе, вырвут признание, а потом сожгут заживо! Однако тотчас молодой человек понял, что поступок этот окажется непростительной глупостью: никто всё равно не поверит слуге простого барона, да и преступники, скорее всего, не станут ждать, когда их схватят, а постараются бежать.

"Или убьют тебя..." — мысленно добавил Жосс и вновь прислушался к разговору во мраке.

— Значит, нужно дождаться дня свадьбы?

— Да.

— А что будет после?

— Новые убийства!

Послышался смех двух мужчин — и тотчас оборвался. Жосс не услышал шагов, которые сказали бы, что злодеи ушли, да он и не обращал больше внимания на то, что творится в саду. Слуга сидел под яблоней и, уставившись в одну точку, беззвучно шептал:

— Граф Артландский хочет убить короля.

Глава 3

— Что ты сказал?!

Возглас Фердинанда был таким громким, что несколько человек из свиты, стоявших неподалёку, резко обернулись. Рево заметил их удивлённые взгляды и мысленно отругал себя за несдержанность. Впрочем, не каждый же день приятель говорит тебе, что короля хотят убить!

— Граф Артландский готовит заговор, — прошептал Жосс.

— Откуда ты об этом узнал?

Жосс торопливо пересказал содержание беседы, подслушанной прошлой ночью.

— А ты не мог ошибиться? Вдруг это был вовсе не сеньор Готфрид?

— Обижаешь!

— Ладно, не сердись, — махнул рукой Фердинанд. — Второго заговорщика ты не узнал?

— Нет, — вздохнул слуга. — Но если хорошенько понаблюдать за графом... Думаю, тогда мы сможем найти его сообщника.

— А может, станем подслушивать, о чём говорят наш спутники, — усмехнулся Рево. — Вдруг среди них попадётся кто-нибудь с тем же голосом, что и у ночного собеседника графа?

— Тебе весело? — насупился Жосс. — Что ж, смейся! Только если король погибнет, ты будешь всю жизнь жалеть о своём бездействии...

Спор приятелей был прерван появлением короля. Хильдеберт выглядел великолепно — он-то, в отличие от спутников, провёл ночь в кровати, на мягкой перине, — а вот принц, сопровождавший его, напротив, казался измученным: бледное лицо, тёмные круги под глазами — всё это не красило наследника престола.

Король вскочил в седло, подал знак трогаться — и кавалькада продолжила свой путь по землям Алленора. Вскоре небо затянули низкие серые тучи, словно на дворе стояла осень. Лес с каждой милей становился всё мрачнее. Ветви деревьев сплетались друг с другом, нависали над путешественниками, точно тяжёлые каменные своды, под которыми нет места для света. Воздух был неподвижным и тяжёлым.

— Н нравится мне здесь, — пожаловался Жосс приятелю.

— А что поделать? — пожал тот плечами.

— Нужно вырубить этот лес до основания, чтобы не пугал честных людей. А то сердце так и уходит в пятки. Кажется, сейчас откуда-нибудь выпрыгнет демон ночи... Или злой дух завоет...

Он огляделся по сторонам и вдруг схватил Фердинанда за руку.

— Смотри!

— Что такое? Увидел демона ночи?

— Нет, кое-что поинтереснее: граф Артландский беседует с королём.

Фердинанд обернулся. Действительно, сеньор Готфрид в этот миг ехал подле Хильдеберта и что-то ему говорил. Король милостиво улыбался и кивал в ответ.

— Странно, — пробормотал Рево. — Я-то думал, государь ещё гневается на графа, а они уже помирились... Как бы это не доставило нам новых неприятностей...

— Помолись об этом, — наставительно произнёс Жосс. — Мою просьбу боги уже выполнили. Лес редеет.

Слуга не ошибся. Вскоре сквозь просветы в листве показалось небо, частокол из древесных стволов стал не таким густым, а ветер, ворвавшись вод кроны буков, начал весело трепать волосы и одежду всадников.

Через полчаса кавалькада выбралась из леса. Взорам путешественников открылась величественная картина: широкая, словно река, дорога, струясь меж холмов, вела к кольцу высоких стен, из-за которых выглядывали шпили дворцов, купола храмов и зубчатые верхушки башен.

— Эррихард... — прошептал Фердинанд.

В этот миг солнечные лучи разорвали пелену туч, хлынули на землю — и весь Эррихард засиял, заискрился, словно драгоценный камень.

— Город тысячи храмов, — сказал Ланделинд, очутившийся внезапно рядом с Рево. — Зодчий Фабиан Эррихардский славно потрудился, прежде чем отправиться в столицу. Горожане до сих пор почитают его превыше самых великих государей Алленора.

— Неудивительно... — ответил потрясённый Фердинанд.

Всадники помчались к Эррихарду. Путь оказался куда длиннее, чем могло показаться на первый взгляд: прошло не меньше двух часов, пока ворота распахнулись наконец перед знатными гостями. Встречать их вышел сам градоначальник со свитой, по численности ничем не уступавшей королевской.

Получив положенные по сану почести, Хильдеберт спросил у градоначальника:

— Всё готово ко встрече герцога и его дочери?

— Конечно! — поспешно ответил тот.

— Хорошо, — кивнул король. — Пусть кто-нибудь проводит нас к воротам, откуда начинается дорога на Хеллинор. И побыстрее — я не желаю терять ни минуты.

Расстроенный градоначальник подал знак капитану городской стражи. Тот поклонился со всем изяществом, на какое был способен.

— Едемте, — приказал Хильдеберт.

Путь занял не больше пятнадцати минут, во время которых изумлённые горожане могли наблюдать, как важные гости галопом мчатся по улицам, не разбирая ничего вокруг и не замечая прохожих, которые не успели убраться с их дороги.

Впрочем, такая спешка оказалась оправданной: едва покинув кольцо городских стен, путешественники увидели на дороге клубы пыли.

— Слава богам! — воскликнул принц. Глаза его возбуждённо сверкали. — Мы успели.

— Да, — кивнул король, — вскоре вы встретитесь со своей избранницей, сын мой.

Принц побледнел, пошатнулся в седле, но тотчас взял себя в руки и улыбнулся отцу:

— Я так ждал этого часа!

— Так поспешим навстречу герцогу!

Когда между двумя кавалькадами оставалось пара-тройка сотен локтей, стало видно, что впереди хеллинорцев едет широкоплечий высокий мужчина. Одежда его была великолепной: из-под широкого синего плаща с золотой и серебряной вышивкой выглядывала короткая чёрно-фиолетовая куртка с меховым воротником, усыпанная драгоценными камнями, и рубашка того же цвета. На голове всадника лихо сидела широкополая шляпа с длинными лентами, которые развевались на ветру, как и белокурые кудри. Когда же незнакомец подъехал совсем близко, и стало видно его лицо — высокомерное, с выпяченной вперёд нижней губой — даже самые недогадливые члены королевской свиты поняли, что видят перед собой герцога Гарланда, тринадцатого по счёту правителя Хеллинора.

Хильдеберт поднял руку над головой, приказывая спутникам остановиться, сам же в сопровождении сына медленно двинулся навстречу герцогу. Когда между двумя недавними врагами, а в скором будущем — родичами, осталось не больше десяти локтей, Гарланд приложил руку к сердцу и опустил голову в приветственном поклоне.

— Постойте! — вскричал король. — Разве мы какие-нибудь незнакомцы, что вы так встречаете меня?

И подъехав вплотную к герцогу, Хильдеберт раскрыл ему свои объятья.

Поступок этот был встречен криками с обеих сторон, столь громкими, что трудно было понять их значение. Впрочем, взглянув на мрачные лицам одних членов свиты и счастливые — других, мы рискнём предположить, что в воплях этих смешались разом и восторг и ярость.

— Я счастлив встрече с вами, брат мой, — с улыбкой произнёс король.

— Я тоже, — на превосходном алленорском языке ответил герцог. Среди свиты Хильдеберта послышался одобрительный гул.

— Наверное, дорога оказалась трудной? Один переход через горы должен был изрядно вымотать вас.

— Нет. Мои люди не знают усталости и не ведают страха.

— О да! Хеллинорцы всегда славились отвагой... Во всяком случае, во времена, когда герцогство принадлежало Алленору, — медовым голосом добавил король.

— Поверьте, с тех пор ничего не изменилось.

— Я рад.

— Я тоже — ведь и алленорцы сохранили своё знаменитое гостеприимство. Никто не отказал нам в приюте!.. А ведь советники мои шипели: бойтесь, ваша светлость, нас ждёт неласковый приём. Лишь прислушавшись к лепету их гнилых языков, я взял с собой часть личной гвардии... — Гарланд небрежно махнул рукой куда-то в сторону. Хильдеберт сощурился и разглядел, что добрую половину герцогской свиты составляют вооружённые шпагами люди в чёрно-синих кафтанах с надетыми поверх них кольчугами. — Славные молодцы, не правда ли, мой дражайший брат?

Король был неприятно поражён открывшейся его взору картиной.

— Смотрится внушительно, — пробормотал он. — Впрочем, мои стражники тоже превосходные бойцы.

— Где же они?

По знаку короля вперёд выехал Геральд.

— Вот капитан моей стражи.

Гарланд улыбнулся уголками губ:

— Капитан — здесь, но отчего я не вижу вашей стражи?

— Я не нуждаюсь в охране, когда путешествую по своим землям, — резко ответил король. Затем произнёс куда мягче: — Прошу вас следовать за нами в Эррихард — там всё готово к ночлегу. А уж завтра двинемся к столице!

Гарланд поклонился в ответ и подал знак своим людям.

— А когда я увижу невесту? — шепнул отцу Ланделинд.

— Скоро, — процедил тот сквозь зубы.

Через несколько минут две свиты: одна — разноцветная и разношёрстная, другая — чёрно-синяя, направились в Эррихард, держась на некотором отдалении друг от друга.

Герцог занял место подле Ланделинда и тихо заговорил:

— Я искренне надеюсь, что дочь моя понравится вам, ведь от этого зависит счастье не только Аньелы, но и двух народов, которые разъединены волею небес, но желают победить злую судьбу и вновь зажить в мире и согласии. Сейчас многие мои вассалы воют, точно волки, едва слышат ваше имя. Приданое невесты обошлось им очень дорого. Взгляните туда, — указал Гарланд на три громадных телеги, охраняемых доброй дюжиной гвардейцев. — В телегах этих — сундуки с драгоценностями, посуда, украшения и прочие свадебные подарки, ради которых многим хеллинорцам пришлось потуже затянуть пояса. Иногда мне даже начинало казаться, что проще отдать само герцогство — пусть уж перешло бы по наследству одному из ваших с Аньелой сыновей после моей смерти и вновь стало частью королевства. Но боюсь, такой поступок привёл бы лишь к новым войнам. Земли Алленора и Хеллинора и без того до краёв наполнены кровью — так зачем переполнять эту чашу?

— Нужно, чтобы наши народы никогда больше не поднимали друг на друга оружие, — твёрдо произнёс принц.

— Дочь моя поможет вам в этом, — прошептал герцог.

— Благодарю... А когда я увижу её?

— Хоть сию минуту!

— Неужели?

— Конечно. Глядите.

С этими словами герцог протянул Ланделинду небольшой, прекрасно написанный портрет. Принц разочарованно вздохнул.

— Я уже десяток раз видел такие картины.

— Чего же тогда вы желаете?.. Ах, понимаю!

Принц густо покраснел.

Герцог усмехнулся и сказал:

— Потерпите чуть-чуть. Вы ведь знаете, что по обычаям — а они одинаково строги и в Алленоре и в Хеллиноре — жених не должен заговаривать с невестой, пока брак их не будет освящён.

— Но если я лишь на мгновение взгляну на неё со стороны...

— Хорошо, — кивнул Гарланд.

Он подъехал к небольшому изящному экипажу и произнёс несколько слов. Чья-то крошечная белоснежная ладонь приподняла занавеску — и принц задохнулся от восхищения. Пусть юноша лишь на миг увидел потоки светлых, отливающих золотом волос, обрамляющих совершенный овал лица, пылкое воображение дорисовало всё остальное.

Девушка давно спряталась за занавеской, герцог занял место рядом с принцем, но тот всё не мог прийти в себя — чудный облик невесты завладел всем его сознанием...

Пока принц восторгался своей возлюбленной — а именно так мы можем впредь называть Аньелу Хеллинорскую, — Жосс и Фердинанд не спускали глаз с графа Артландского. Тот беззаботно хохотал, шутил со спутниками — и разжигал лишь ещё большие подозрения в сердцах молодых людей. "Отчего хмурый и надменный граф так весел сегодня?" — спрашивали приятели друг друга. И продолжали с мрачным упорством следить за Готфридом.

Как же удивились наши герои, когда граф вдруг направил коня в их сторону. Готфрид смотрел прямо на них, губы его изогнулись в неприятной улыбке, поэтому ошибки быть не могло: мужчина и впрямь хотел поговорить с молодыми людьми.

— Приветствую вас, сеньор барон, — обратился он к Фердинанду. — И вас, господин оруженосец.

Приятели поклонились.

— Что вам угодно, сеньор Готфрид? — стараясь говорить приветливо, спросил Рево.

— Хочу откровенно побеседовать с вами, чтобы впредь избежать любых недоразумений.

— Я тоже хочу жить с вами в мире и согласии. Но что поделать, если кое-кто из ваших людей постоянно этому мешает?

— О, сейчас Эльмер да Фур томится в королевской темнице и пробудет там ещё долго! Знаете, мне нисколько его не жаль. Тюремщики Тура выбьют из его головы всякую дурь. Разве это не прекрасная новость?

Фердинанд промолчал: если Готфрид не ценит своих слуг — что ж, таково его право. И всё же, от слов графа в душе молодого человека остался неприятный осадок.

— Король Хильдеберт требовал, чтобы я примирился с вами, — продолжал Готфрид, — Но слова, которые я сейчас произнесу, вызваны вовсе не его приказом. Я и вправду не хочу враждовать с таким человеком, как вы, барон, и прошу извинения за свои поступки.

Наверное, упади у ног Фердинанда молния, он не был бы так потрясён.

— Что вы, — пробормотал молодой человек. — Я никогда не держал на вас зла, сеньор Готфрид.

— Значит, мир восстановлен? — быстро спросил граф.

— Да.

Готфрид поклонился и покинул молодых людей. Некоторое время те лишь ошарашено смотрели друг на друга. Наконец Жосс прохрипел:

— Граф и вправду извинился перед тобой?

— Похоже на то...

— Не могу поверить!.. Точнее, сомневаюсь в его искренности.

— Ну, это неудивительно. Даже деревенский дурачок заподозрил бы неладное.

— Может, он догадался, что мы знаем о заговоре, и решил подружиться с нами?

— Вряд ли... Хотя мы так упорно таращились на него... — Подумав немного, Фердинанд сказал: — Продолжай и дальше следить за графом. Нужно непременно отыскать доказательства его вины.

Как видят читатели, Рево заразился уверенностью приятеля и больше не сомневался в том, что граф замышляет убийство короля.

Молодые люди принялись вертеть головами во все стороны и вскоре обнаружили сеньора Готфрида среди свиты Гарланда. Рядом с ним ехал герцог Годерик и что-то оживлённо рассказывал. Граф смеялся.

— Ничего себе! — воскликнул Жосс. — С каких это пор они стали друзьями?

— И что делают среди хеллинорцев? — подхватил Фердинанд.

Подумав немного, слуга прошептал:

— Кажется, я понял. Они думают, что никто в свите герцога не понимает нашего языка. Значит, можно преспокойно разговаривать, не страшась ничьих любопытных ушей... Проклятье! Я уж начинаю полагать, что именно голос сеньора Годерика слышал прошлой ночью.

— О чём же они беседуют? — в задумчивости потёр подбородок Рево.

— О заговоре — о чём же ещё?! Смотри, они косятся на короля! Да ещё и мерзко улыбаются!.. Или нет, кажется, эти негодяи разглядывают нас! Так ведь?

— Не знаю. Но в любом случае, у нас будет ещё немало времени, чтобы понаблюдать за этой парочкой.

— Скорей бы вернуться домой и рассказать обо всём Энгерранду.

— Да, без его помощи не обойтись...

Глава 4

Энгерранд склонился над чистым листком пергамента. Некоторое время смотрел на него, точно ждал, что сейчас тот покроется таинственными письменами, но чуда не произошло, поэтому молодой человек взял в руки перо, обмакнул его кончик в чернилах и принялся аккуратно выводить слова.

"Изначально сила медальонов, созданных Эстельфером, разнилась — всё зависело от могущества того из демонов, чьей магией каждый из них был напитан. Однако впоследствии оказалось, что чем чаще люди использовали тот или иной артефакт, чем больше становилось душ, им покорённых, тем стремительнее возрастала его мощь. Кроме того, огромную роль сыграло появление копий медальонов, отчего сила их увеличилась в десятки раз.

Потому сейчас слабейший — медальон Эсмореля, позволяющий обладателю разрушать любые препятствия, что возникают на его пути, какими бы прочными те ни были. Однако человек, применивший магию демона войны, на некоторое время совершенно лишается сил, а иногда даже впадает в беспамятство. И в последние несколько десятилетий не было ни единого случая, чтобы вышеуказанный артефакт применялся кем-либо.

Следующий, почти столь же слабый, медальон напитан магией демона бури Эстефора. В дни, когда люди только пытались познать мир и отправлялись на поиски новых земель, мощь его была поистине огромна. Теперь же, когда неизведанных мест почти не осталось, нет и желающих перенестись в любой уголок земли, каким бы далёким тот ни был.

Потерял свою важность и медальон Эстекура, дарующий богатство. Конечно, людей, теряющих рассудок от одной лишь мысли о деньгах, не стало меньше. Но сокровища не безграничны, а копий артефакта становится всё больше. Поэтому сам демон безумия не способен разобрать, кто же из обладателей медальонов более других достоин награды. И можно предположить, что лишь человек, в чьих руках находится подлинный артефакт, способен верно его использовать..."

Положив перо, Энгерранд подпёр щёку ладонью и задумчиво пробормотал:

— Занятно... Книга, которую считают важнейшей в магической науке, на деле состоит из догадок и предположений. И кто знает, выдумки это, или всё же правда?.. Впрочем, добавил молодой человек, достав из кармана медальон, — ты сам можешь судить, доверять Гильберту Лотхардскому или нет.

На миг перед мысленным взором Энгерранда вспыхнул образ главного жреца храма Семи богов.

"А ведь мессер Эльмерий, быть может, знаком с учением Гильберта..." — подумал молодой человек — и тотчас отругал себя: негоже строить догадки, если несколько минут назад осуждал за это автора книги.

Вновь взявшись за перо, он придвинул чистый лист и вновь начал записывать:

"Медальон демона ненависти Эсдетера стал набирать силу совсем недавно. Прежде мужчины могли утолить своё желание и без магических сил. Теперь же, когда женщины начинают пользоваться в обществе уважением и почётом, а благосклонность их ценится превыше сокровищ, артефакт, пробуждающий в душах людей нестерпимую страсть, используется всё чаще и чаще. Нужно заметить, что человек, ставший его жертвой, непременно погибает, поскольку теряет всякую любовь к жизни.

Остальные медальоны, первый из которых дарует невидимость, второй наделяет способностью читать мысли, а третий — открывать любые замки, были созданы тремя высшими демонами: Эсмереем, Эстельфером и Эстаротом..."

— Хм, здесь общими словами уже не отделаешься, — произнёс Энгерранд и взял ещё несколько листков.

В этот миг из-за дверей донёсся громкий голос госпожи Элоизы.

Молодой человек вышел из комнаты и увидел, что вокруг почтенной женщины собрались все слуги, не исключая даже повара Жоберта.

— Свиты короля и герцога прошлым вечером покинули Эррихард, — говорила госпожа Элоиза. — Завтра утром принц уже будет в столице, а хеллинорцы разобьют лагерь у стен Везерхарда.

— Значит, вернутся наши друзья, — заметил Энгерранд.

— Ох, сколько интересного они расскажут!

Женщина возобновила свою болтовню, но молодой человек не стал больше её слушать. Вернувшись в комнату, он вновь уселся за стол и пробормотал:

— Кто бы мог подумать, что король вернётся так рано? Он проявил редкостную прыть... А ты до сих пор не сходил к мессеру Этельреду, хотя давно собирался это сделать. Нужно поторопиться...

Молодой человек открыл сундук, который предоставил в его распоряжение Фердинанд, и достал оттуда мешочек, чьё содержимое издавало звуки, издревле считавшиеся лучшей музыкой на свете, — звон монет.

Захватив с собой помимо кошелька небольшой ларец, Энгерранд вышел из дома и зашагал к дому мага. Дорога не заняла много времени, и вскоре молодой человек уже стоял перед лавкой мессера Этельреда. Быстро оглядевшись и убедившись, что на улице в этот час нет ни души, он вошёл внутрь.

— Что вам угодно? — завидев покупателя, вкрадчиво спросил один из помощников мага.

— Я хочу побеседовать с мессером Этельредом.

— Это невозможно.

— Почему?

— Сейчас он занят.

— Я подожду.

Помощник мага важно произнёс:

— Мы готовимся к очень сложному опыту со снадобьями.

— Разве я помешаю? — фыркнул Энгерранд. — Судя по компонентам, которые лежат на столе, вы собираетесь состряпать приворотное зелье, а это не так уж трудно...

За спиной Энгерранда послышался кашель. Обернувшись, молодой человек увидел мессера Этельреда.

— Вы неплохо осведомлены, — усмехнулся тот. — Зачем пришли на этот раз? Если опять хотите узнать о медальонах — возвращайтесь обратно. Я ничего не скажу.

— Я хочу купить кое-каких снадобий.

— Ах, это дело другое! — заулыбался маг. Затем метнул гневный взгляд на помощников: — Покупатель пришёл к нам за зельями, а вы чуть не выставили его за дверь! Болваны!

Отпустив ещё несколько ругательств, мессер Этельред начал подниматься по лестнице. Энгерранд последовал за ним и вскоре очутился в той самой комнате, где несколько дней назад беседовал с магом о медальонах.

Мужчина остановился и сказал:

— Из ваших слов я понял, что вы знакомы с магией.

— Совсем немного, — пожал плечами молодой человек.

— И всё же, при желании вы могли бы и сами изготовить, скажем, приворотное зелье. Зачем же тогда вы решили воспользоваться моими услугами?

— Вы считаете меня безумцем? Я не настолько безразличен к жизни, чтобы оборвать её собственными руками — неважно, свою или чужую. Ведь стоит неправильно произнести в заклинании хоть одно слово...

— ...и безобидное снадобье станет страшным ядом, — докончил маг. — Что ж, чего вы желаете купить?

— Прежде всего, порошок против демонов ночи.

— Зачем? — выгнул бровь мессер Этельред. — Любой мальчишка в столице знает, как чертить магический круг.

— А любой взрослый человек скажет на это: в доброй половине случаев круг распадается, и демон убивает жертву.

— Посему, как вы понимаете, снадобье это стоит немалых денег.

— Сколько?

— Двадцать денариев.

— Немыслимо! В Лотхарде я заплатил бы за него шесть!

— Но в Везерхарде сейчас неспокойно.

— О чём вы говорите? — Изумлению Энгерранда, казалось, не было предела.

— По улицам бродят тёмные силы...

— Неужели?.. И что же, за порошком выстроилась громадная очередь?

Молодой человек обернулся, словно ожидая увидеть за спиной толпу нетерпеливых покупателей.

— Почти все уже запаслись снадобьем.

— Тогда цена должна была упасть.

— Я и не повышал её.

— И у вас находились покупатели?! — На этот раз удивление молодого человека было искренним.

Маг поджал губы.

— Сразу видно, что вы, молодой человек, приехали издалека, иначе знали бы, что товары мои — лучшие в Везерхарде! Ни один человек не жаловался на их качество. Сюда приходят и простолюдины, и купцы, и самые знатные сеньоры. Но никто из них не говорит, что цена слишком высока. Так-то! Я могу поднять её на треть, вдвое... даже втрое — и не бояться, что посетителей станет меньше. Поэтому уловки ваши бесполезны. Я не уступлю ни денария — даже не просите! Не хватает денег — идите к другим торговцам. Только приготовьтесь, что демон ночи сожрёт вас, точно цыпленка, потому что порошок оказался слишком слабым.

— По правде сказать, — тяжело вздохнул Энгерранд, — кошелёк мой и впрямь почти пуст. Вы сами приложили к этому руку, когда запросили баснословные деньги за сказку про медальоны.

Маг осклабился — никаких угрызений совести он не испытывал.

Молодой человек вздохнул ещё печальнее и достал мешочек с деньгами.

— Хорошо, я заплачу двадцать денариев.

— Вот и славно...

Четыре золотые монеты перекочевали в длинные, чуть дрожащие пальцы мессера Этельреда.

— Это не последняя моя покупка, — сказал Энгерранд. — У вас непременно должен быть замечательный порошок, который в простонародье называют "невидимкой".

— О да! Сколько угодно! Подождите немного...

Маг перешёл в ту часть комнаты, которая была укрыта от взора Энгерранда занавеской и где когда-то прятался градоначальник. Вскоре он вернулся с ящиком в руках. Откинув крышку, сказал:

— Выбирайте!

— Ого! — вскричал молодой человек, заглянув в ящик. Тот оказался сплошь уставлен флаконами с золотистым порошком, сослужившим такую добрую службу нашим героям во время их бегства из Лотхарда.

После недолгих раздумий Энгерранд указал на самую большую склянку, где находилось не меньше двух черпаков (прим. — черпак — около сорока грамм) драгоценного порошка.

— Пятьдесят денариев, — быстро произнёс мессер Этельред.

"Вот хитрец! — подумал молодой человек. — Граф Минстерский говорил, что купил точно такой же флакон в два раза дешевле..."

Однако он вынужден был со вздохом вынуть из мешочка ещё несколько монет и протянуть их счастливому магу.

Тот заметил, что кошелёк не до конца пуст, и воскликнул:

— Говорите, что вам нужно — у меня всё есть!

— По правде сказать, я уже собрался уходить, — в задумчивости потёр подбородок молодой человек. — Но знаете... Пожалуй, я куплю приворотного зелья, которое сейчас готовят ваши помощники. Хочу, чтобы оно было свеженьким.

— Что ж, это разумно, — одобрительно кивнул маг.

Спустившись вниз вместе с Энгеррандом, он спросил, готово ли зелье. Один из помощников указал на несколько склянок с тёмно-зелёной жидкостью, которые только что начал прятать в шкаф.

— Я возьму два флакона, — сказал молодой человек.

— Извольте, — ответил мессер Этельред. — Пятнадцать денариев за каждую.

— Хорошо.

Энгерранд открыл ларец и поставил в него приворотное зелье. Затем открыл склянку с "невидимкой", высыпал несколько крупиц порошка на кончик пальца и принялся их разглядывать.

— Что-то не так? — насторожился маг.

— Сейчас узнаем...

Один из помощников мессера Этельреда предостерегающе крикнул, но было поздно: прошептав заклинание, Энгерранд сдунул порошок с пальца. Комнату заволокло жёлтым дымом.

— Проклятье! — только и воскликнул мужчина.

Энгерранд же выскользнул из лавки и, с трудом сдерживая хохот, быстро зашагал по улице. Вслед ему донёсся рёв мага, в котором слышалась не злость или боль, а страшное разочарование.

Глава 5

Энгерранд увидел, как из-за угла показались Жосс и Фердинанд, и поднял руку в приветственном жесте. Однако друзья ничем не выказали своей радости: лица их остались хмурыми и задумчивыми.

— Что стряслось? — спросил молодой человек, когда они подъехали к дому.

— Мы расскажем всё, когда пройдём внутрь, — ответил Фердинанд. — Разговор этот — не для чужих ушей.

Энгерранд не стал дожидаться, пока Рево поднимется в свою комнату и сменит дорожный костюм на домашний, и попробовал разговорить Жосса, но слуга впервые в жизни выглядел по-настоящему серьёзным.

— Потерпи немного, — ответил он и стал сосредоточенно о чём-то размышлять.

Наконец вернулся Фердинанд. Усевшись напротив Энгерранда, он прошептал:

— Мы узнали, что государя хотят убить.

— Неудивительно, — пожал плечами тот. — Всегда есть кто-то, кому неймётся испачкать руки в королевской крови. Только не всякий берётся за кинжал.

— Мы говорим серьёзно, — обиженно надул губы Жосс. — Выслушай сначала, что мы узнали, а тогда уж и смейся.

В последующие несколько минут в комнате раздавался лишь его голос, который становился громче всякий раз, когда губы Энгерранда кривила недоверчивая усмешка.

Когда слуга закончил рассказ, Рево покачал головой:

— Похоже, Жосс, зря ты так распинался. Наш друг, как я вижу, не верит ни единому слову.

— Не будь мы друзьями, — перебил его Энгерранд, — я долго смеялся бы над вашей повестью.

— Разве мы обманывали тебя хоть раз?

— При чём здесь правда и ложь? Как можешь ты, Жосс, утверждать, что именно граф Артландский хочет убить короля, если не видел лиц злодеев?

— Я слышал его голос, — процедил сквозь зубы слуга.

— Рассказывают, что в Шаллерской империи живут птицы, которые могут с необычайной точностью воспроизводить любые звуки — даже людскую речь. А ведь человек разумнее какой-то птицы, вам так не кажется?

— Зачем кому-то притворяться и говорить голосом графа? Негодяи-то не знали, что я их слышу!

— Сразу видно: в заговорах ты не участвовал. Даже помыслить не можешь, как это сложно — подготовить чьё-нибудь убийство. — Энгерранд наставительно поднял вверх палец. — Всё время нужно быть начеку. Малейшее нечаянно оброненное слово, любое необдуманное действие — и замысел разрушен... Разве граф Артландский настолько глуп, чтобы кричать о заговоре на каждом углу? Разве может он так просто ошибиться? Едва ли...

— А зачем, по-твоему, он беседовал с герцогом Годериком — да ещё и среди хеллинорцев?

— Думаешь, у двух знатных сеньоров не найдётся повода для разговора?

— Но зачем вести беседу в окружении извечных врагов?

— Значит, разговор был не так уж важен, — пожал плечами Энгерранд.

Помолчав немного, он спросил:

— Ты, кстати, слышал, чтобы заговорщики хоть раз произнесли имя короля?

Слуга неуверенно кивнул.

— Точно?

Жосс наморщил лоб и после некоторых раздумий пробормотал:

— По правде сказать, я не совсем уверен...

— Постарайся припомнить.

Слуга сжал руками виски и даже закрыл глаза, словно это помогло бы ему в точности восстановить в памяти разговор злодеев. Но к своему удивлению, молодой человек ничего не мог вспомнить.

Вдруг мозг Жосса пронзила такая острая боль, что молодой человек невольно вскрикнул. Друзья в волнении вскочили со своих мест.

— Всё в порядке, — махнул рукой слуга. — Только я ничего не помню... И не знаю, кого же хотели убить заговорщики.

— Почему же ты твердил, что смерть грозит именно Хильдеберту?

— Сам не пойму.

Энгерранд многозначительно посмотрел на приятелей.

— Всё это не кажется вам странным? Глядите. Сперва погибает королевский камергер. Затем в городе появляется демон ночи. Он убивает какого-то безвестного бродяги, но отчего-то оставляет в живых тебя, Жосс. Теперь же двое неизвестных строят планы убийства, словно у себя дома. И вновь Жосс становится невольным их слушателем, однако не может вспомнить ничего, кроме того, что они замыслили напасть на государя.

— И что из этого следует? — робко поинтересовался слуга.

— Кто-то затеял необычную игру...

— А мы здесь при чём?

— Откуда мне знать? — развёл руками Энгерранд. — Но одно я могу сказать точно: теперь нам нужно забыть о беспечности, иначе очень скоро мы увидимся с Хельменфельдом — в мире душ.

— А ведь я встречался с его сыном, — произнёс вдруг Фердинанд.

— С кем? С сыном Хельменфельда?!

— Да, — кивнул Рево. — Гляди, что он мне дал.

Молодой человек протянул приятелю ленту, полученную им от Ландеберта во время ночного разговора.

— Вот так дела... — пробормотал Энгерранд, коснувшись пальцами гладкой поверхности ткани. — Я, конечно, не торговец шелками, однако готов поклясться: такие вещицы носят лишь очень богатые дамы... Откуда лента взялась у сына камергера?

— Ландеберт говорит, что Хельменфельд обронил её незадолго до ночи убийства. Уверен, у камергера была любовница.

— Тогда сеньора Годелива поступает не слишком разумно, отказываясь встречаться с градоначальником. Если тому станет известно о ленте, нашей безутешной вдове, возможно, придётся ответить на много вопросов, первый из которых: знала она о поведении мужа или нет. А там и до камеры пыток недалеко.

— И ты покажешь ленту градоначальнику? — взволнованно спросил Жосс, которому представилось, как несчастная женщина болтается на дыбе или пробует увернуться от раскалённых щипцов.

— Нет, конечно. Разве ты забыл мой разговор с градоначальником? Что я тогда сказал? Пытки могут заставить человека признаться в чём-либо — даже в поступках, которых он не совершал. Я никогда не стану отправлять людей, чья вина не доказана, в руки палачей! — Энгерранд ударил кулаком по крышке стола. — Пусть лента остаётся у нас. Когда понадобится, мы отдадим её господину Бертгарду, но сейчас — нет.

— А что тогда мы станем делать?

— Займёмся делом в высшей степени увлекательным и приятным: будем разглядывать всех знатных и богатых дам, какие только живут в Везерхарде.

— Зачем?

— Каждая дама предпочитает носить одежду цветов герба своего рода.

— Ничего не выйдет! — рассмеялся Фердинанд. — Ты отстал от жизни: сейчас женщины стараются во всём подражать королеве. А Эрменхильда любит синий цвет.

— Синий... Голубой... Разница не так уж велика!

Рево пожал плечами:

— Что ж, я предупредил.

— Я и не надеюсь отыскать любовницу Хельменфельда по какой-то ленте! — рассмеялся Энгерранд. — Вот если бы нам удалось разговорить одного из слуг... Не мог же камергер в одиночку разгуливать по городу!

— Почему нет? Вдруг возлюбленная сеньора Хельменфельда жила в сотне-другой шагов от него?

Глаза Энгерранда засверкали. В возбуждении принялся он ходить из угла в угол, потирая ладони, и шептать, обращаясь скорее к себе самому, чем к друзьям:

— Кажется, из мрака появился конец нити, который приведёт к разгадке тайны — я чувствую это! Мы обязательно найдём убийцу — вот увидите... И короля от заговора спасём. Нужно только шепнуть пару слов принцу . Не говорить о заговоре, нет! Просто намекнуть: мол, будьте осторожны в день свадьбы, ваше высочество. А уж он прекрасно поймёт наше предупреждение.

— Хорошо, — сказал Фердинанд. — Завтра я схожу к Ланделинду и поговорю с ним.

На этом разговор был окончен.

Молодые люди разошлись по своим комнатам, но хотя за окном сгустилась ночь, никому из них не удалось уснуть. Даже Жосс не мог сомкнуть глаз — в ушах у него продолжали звучать мрачные слова Энгерранда. Воображение рисовало слуге, как неведомые злодеи плетут свою сеть, в которую может угодить сам король, не говоря уж о людях помельче — вроде Фердинанда.

Не мог побороть тревогу и Рево. Вновь и вновь начинал он придумывать речь, которая показалась бы убедительной принцу, однако к собственному удивлению не мог связать и трёх слов.

С первыми солнечными лучами приятели собрались за столом. Лица их были бледными, глаза — красными от бессонной ночи. Завтрак прошёл в молчании.

Покончив с едой, Фердинанд стал собираться в дорогу: надел лучший костюм, прицепил к поясу шпагу и кинжал.

Прежде чем выйти из дома, он сказал друзьям:

— Я написал небольшое письмо с предупреждением. Если вдруг не увижусь с принцем, оставлю это послание у одного из его слуг. Или передам королю.

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул Энгерранд.

Когда Рево появился на улице, там уже кипела бурная жизнь — везерхардцы узнали, что кортеж невесты остановился неподалёку от города, и новость эта передавалась из уст в уста. Встречались молодому человеку и повозки, полные всевозможных товаров и сопровождаемые рабочими, которые должны были возводить помосты. На площадях десятки людей разбивали шатры, где в день свадьбы смогли бы повеселиться горожане: традиция, на протяжении многих веков свято чтимая правителями Алленора, хотя временами у слишком уж скупых (или бережливых?) королей и возникало желание лишить везерхардцев этого права, ведь за столетия население выросло во много раз, а денег в казне всегда не хватало. В конце концов выход был найден: подготовкой к празднеству в кварталах Знати и Ремесленников стали заниматься власти столицы. Государь мог пожаловать им тысячу-другую денариев, мог оставить ни с чем — всё зависело от его щедрости. Горожанам же было безразлично, откуда возьмутся деньги — главное, чтобы торжество проходило весело и пышно, а вино лилось рекой.

На площади Цветов Фердинанду пришлось остановиться: сотни стражников, выстроившись в несколько рядов, не пускали прохожих.

— Что здесь творится? — спросил Рево.

Один из стражников недовольно пробурчал:

— Город к празднику готовится. Разве не видно?

Тут только Фердинанд вспомнил, что через площадь Цветов будет пролегать путь праздничного шествия, поэтому до самого дня торжеств она будет строго охраняться, как и близлежащие улицы.

Рево оставалось лишь пожать плечами и отправиться на поиски обходного пути. Таковой привёл его к площади Сватовства, которая оказалась свободна лишь благодаря медлительности стражников, не успевших ещё занять свои посты.

Возблагодарив богов, что в столице остались ещё места для переправы через Везер кроме моста Доблести, Фердинанд пересёк реку и направился к воротам крепости. Благополучно преодолев все препятствия — а это, как помнят читатели, были стражники, которые спрашивали пароль, — молодой человек прошёл во внутренний двор, а через несколько минут очутился и в замке.

Коридоры королевского жилища в этот час мало чем отличались от городских улиц: в них тоже толпились сотни людей, что-то горячо говоривших друг другу. Пожалуй, голоса придворных, отражаясь от каменных сводов, звучали даже внушительнее, чем неумолчный гул толпы. Пробираясь по замку, Фердинанд то и дело отвечал на приветствия, вежливо раскланивался со знатными сеньорами и улыбался хорошеньким служанкам. Возле одного из окон он заметил Ландеберта и дружески кивнул в ответ на приветствие подростка.

Наконец Рево остановился у вожделенной двери, за которой скрывался вход в покои принца.

Тотчас перед ним вырос внушительного вида стражник:

— Что вам угодно?

— Я хочу встретиться с монсеньором Ланделиндом.

— С чего это принц должен выслушивать вас? — усмехнулся стражник. — Сейчас у него только одно на уме: свадьба!

Фердинанд опустил голову. Препятствие, вставшее между ним и Ланделиндом, было поистине непреодолимым: ни один человек, даже король, не должен был входить в покои принца в дни, оставшиеся до свадьбы. Как эти обычаи отличались от весёлых гуляний простых горожан, которые, прощаясь с вольной жизнью, поднимали на уши целый квартал!

Всё же молодой человек робко спросил:

— И ничего нельзя поделать?

— Вот демон! Я же говорю: монсеньор Ланделинд послезавтра женится! Он готовится к свадьбе и не сможет ни с кем встретиться, даже если бы этого пожелал.

Вдруг за спиной Фердинанда послышались громкие шаги. Обернувшись, Рево увидел Геральда. Честолюбивый капитан облачился в новую одежду, сшитую ко дню торжеств, и выглядел внушительнее, чем когда бы то ни было.

Поклонившись, молодой человек сказал:

— Сеньор Геральд, не могли бы вы помочь мне?

— С радостью, — зарделся от удовольствия Геральд. — Впрочем, даже я бессилен что-либо сделать, если вы хотите увидеться с наследником престола.

— Я и сам понимаю, что из затеи моей ничего не выйдет, поэтому и решил встретиться с королём — ему-то не нужно жениться через два дня.

— Государя сейчас нет в замке, — поспешно ответил капитан стражи. — Вы готовы прождать его весь день?

— Нет, пожалуй, — усмехнулся Фердинанд. — Поэтому я и хочу попросить вас — человека, который может заходить к государю в любое время дня и ночи, — передать ему небольшое послание.

— Где оно? — со странным волнением спросил Геральд.

Фердинанд передал мужчине запечатанный конверт из плотной бумаги. Тот поспешно схватил его и сказал:

— Можете не беспокоиться. Я непременно выполню вашу просьбу.

— Благодарю вас! — со всей искренностью воскликнул молодой человек.

На этом молодой человек и капитан королевской стражи раскланялись и разошлись в разные стороны. Рево зашагал к выходу из замка, Геральд же принялся плутать по коридорам, пока не отыскал место, где не было ни души. Тогда он вскрыл конверт и быстро прочёл послание. Затем с усмешкой пробормотал:

— Простите, сеньор Рево, но моему господину незачем знать о таких вещах... — и разорвал пергамент на мелкие кусочки.

Глава 6

Пока Фердинанд искал встречи с принцем, приятели его тоже не теряли времени даром, только целью их путешествия был не королевский замок, а лавка метра Гуго. Портной, как помнят читатели, обещался сшить Жоссу превосходный костюм, однако слуга, попав в бурный водоворот приключений, совсем позабыл о новом своём одеянии и лишь теперь, когда до свадьбы оставались считанные часы, решил забрать его. Более того, молодой человек вознамерился потребовать ещё один костюм — для Энгерранда.

На все возражения приятеля Жосс отвечал:

— Посмотри на свой кафтан! Он же скоро станет похож на лохмотья нищего! А плащ? Ты его до дыр протёр.

Доводы слуги оказались столь убедительными, что в конце концов Энгерранду пришлось признать его правоту.

В отличие от Фердинанда, друзьям не понадобилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы очутиться в квартале Ремесленников: мост Мясников не представлял интереса для королевский стражников, и молодые люди без труда пересекли Везер.

Вскоре они уже входили в лавку портного.

— Ох, вот и вы, молодой человек! — расплылся в улыбке метр Гуго. — Я-то уж подумал, что вы нашли нового мастера...

— Нет-нет! — затряс руками Жосс. — Просто вынужден был покинуть город на несколько дней по делу необычайной важности. Зато теперь вернулся — и не один, а вместе с новым покупателем.

— Вот как?

Портной облизнул губы и окинул Энгерранда внимательным взглядом. Осмотром он остался доволен, поэтому воскликнул:

— Готов предложить любые вещи! Штаны, кафтаны, плащи — всё, что захотите!

— Нет уж! — поспешно ответил молодой человек. — О новом плаще не может быть и речи.

В последующие десять минут в лавке раздавался лишь голос метра Гуго, изо всех сил хвалившего свои товары, которых у него сейчас было в изобилии. Не осталось никого, кто желал бы принарядиться к свадьбе, и появление покупателей стало для портного настоящим подарком богов. Мужчина твёрдо решил продать самые дорогие вещи, и лишь слова Энгерранда, обращённые к Жоссу:

— Идём отсюда. Только болван может выложить такие деньги за какие-то жалкие тряпки, — несколько умерили его алчность.

В конце концов спор был разрешён ко всеобщему удовольствию: портному досталось восемь денариев, а Энгерранду — отличный новенький костюм.

Прежде чем друзья покинули лавку, метр Гвидо сказал Жоссу:

— Кстати, молодой человек, метр Гвидо часто спрашивает о вас.

Сердце в груди слуги затрепетало от радости.

— Спасибо! — горячо воскликнул он.

Энгерранд удивлённо покосился на приятеля, но задавать лишних вопросов не стал — всё равно, подумал молодой человек, Жосс не сможет долго держать язык за зубами и сам всё выложит.

Так и случилось.

Сначала слуга выразил восхищение способностями друга к торговле, на что Энгерранд пожал плечами:

— Не люблю сдаваться без боя, когда кто-нибудь пытается на мне нажиться, — а затем, невольно залившись краской, сообщил, что метр Гвидо — тот самый купец, с которым он познакомился в день появления демона ночи.

— У него есть знакомые в Зеленодолье, — добавил он.

Энгерранд резко остановился и спросил:

— Почему же ты до сих пор ничего не рассказывал об этом?

— Ты сам помнишь, что творилось в последние дни. Тюрьма, бунт, встреча с невестой наследника... У любого голова пошла бы кругом!

Энгерранд смущённо почесал затылок — обида друга была понятна. К счастью, продлилась она всего минуту — ровно столько понадобилось молодым людям, чтобы добраться до жилища метра Гвидо.

Дверь отворил сам купец. Выглядел метр Гвидо превосходно, словно и не был ранен несколько дней назад.

— Входите! — широко улыбнулся он.

Купец провёл гостей в комнату, хорошо знакомую Жоссу — там он имел счастье беседовать с дочерью мужчины. В памяти слуги тотчас всплыло лицо Жорсанды. Щёки его запылали от смущения, однако никто этого не заметил.

Когда молодые люди уселись на предложенные хозяином скамьи, Энгерранд, повинуясь внезапному порыву, произнёс:

— Друг говорил мне, метр Гвидо, будто вы — самый знаменитый купец в Везерхарде. Все столичные портные ждут, когда же вы привезёте товары из дальних земель, а знатные дамы и сеньоры молят богов, чтобы те хранили вас в пути — лишь тогда они смогут сшить себе одежду из лучших тканей, какие только есть на свете. Поэтому я и подумал, что лишь такой человек, как вы, метр Гвидо, способны помочь мне отыскать ответ на одну загадку, которая давно мучает меня и не даёт спокойно спать.

— Я готов поделиться с вами всеми своими знаниями, — ответил польщённый купец.

— Едва ли я сумею запомнить даже десятую часть того, что мог бы услышать от вас! Все мысли мои занимает сейчас одна вещица...

Энгерранд положил на стол ленту, которую отдал ему Энгерранд.

— Откуда у вас это чудо? — восторженно выдохнул мужчина. Не дождавшись ответа, он прошептал: — Изумительного качества атлас...

— Мы полагали, это шёлк, — заметил Жосс.

— Нет-нет! Атлас! Такого не купить во всём королевстве.

— Почему? — спросил Энгерранд.

— Лишь на юге Шаллера производят эту ткань, да и то, даже попав в Алленор, вся она достаётся государю и его родичам.

— Кто же привозит её сюда?

— Метр Вельгард. — Заметив недоумение на лицах собеседников, мужчина пояснил: — Это купец, которому король даровал права закупать лучшие товары из соседних стран и поставлять их ко двору. Услугами его пользуются самые знатные люди Алленора.

— И много их, этих людей?

— Не очень... — уклончиво ответил купец.

— Значит, при желании можно даже узнать, кому принадлежала эта лента?

— Думаю, да.

— Спасибо, метр Гвидо! — воскликнул Энгерранд. — Вы оказали мне огромную услугу, о которой я никогда не забуду.

Поболтав ещё немного о всевозможных пустяках, молодые люди распрощались с гостеприимным купцом.

— Драгоценный человек этот метр Гвидо, — сказал Энгерранд, выйдя на улицу.

— Точно... — кивнул Жосс.

Вдруг он вскрикнул и дёрнул приятеля за рукав:

— Смотри!

Энгерранд взглянул в ту сторону, куда указывал Жосс. По улице шли две девушки, одной из которых была дочь купца, Жорсанда. Но не она привлекла внимание слуги, а её спутница: черноволосая, стройная, облачённая в длинное пёстрое платье.

— Это же... — пробормотал слуга, — это дочь Силача!

Он рванулся вперёд.

— Стой! — воскликнул Энгерранд. — Идём отсюда.

— Почему?

— Идём — и побыстрее.

С этими словами Энгерранд увлёк приятеля в ближайший переулок и помчался так, словно за ним гнались демоны ночи. Напрасно Жосс пытался добиться объяснений — у него ничего не вышло.

Оказавшись в отеле Рево, Энгерранд взбежал по лестнице, ворвался в свою комнату, открыл ларец с купленными у мага зельями и вылил в стакан немного приворотного зелья. Затем прошептал несколько слов и залпом выпил снадобье.

Лишь тогда молодой человек вытер пот, струившийся по лицу, и облегчённо выдохнул.

Глава 7

Прошло два дня. Наступило утро, душное и пасмурное. Тяжёлые тучи повисли над землёй. Казалось, они собирают все силы, чтобы в самый разгар празднества обрушить на головы людей потоки воды. Изредка сверкали молнии, рокотал вдалеке гром, но ни одна дождевая капля так и не упала с небес.

С рассветом вдоль дороги в превеликом множестве собрались горожане, которых становилось больше с каждой минутой. Поначалу люди говорили тихо, точно боялись прогневать небеса неосторожным словом, но чем дольше длилось ожидание, тем томительнее оно становилось. Вскоре две части толпы, разделённые широкой полосой тракта, начали сближаться, пока не сомкнулись и не смешались в одну широкую реку.

— Когда же появится принцесса? — жадно вглядываясь вдаль, спрашивали горожане.

Вдруг раздались жалобные вопли, ничуть не похожие на восторженные крики — и толпа расступилась, пропуская отряд королевских стражников. Видно было, что те отлично знают своё дело, поскольку не прошло и получаса, как дорога вновь стала свободной.

— Ну когда же, когда появится эта проклятая принцесса?! — Теперь к нетерпению зевак примешивалась злость.

Наконец земля содрогнулась от торжествующего рёва — горожане увидели длинную колонну людей в тёмных одеждах, которая медленно двигалась по дороге.

— Это хеллинорцы! — запоздало завопила какая-то женщина, когда первый восторг улёгся.

Крик её прозвучал так, словно к Везерхарду двигалась вражеская армия.

— Глядите, у них шпаги! — заверещали разом несколько мальчишек.

По рядам горожан прокатился грозный ропот, который мог бы испугать самого отважного человека. Однако хеллинорцы продолжали бесстрашно идти вперёд, между тысячами разгневанных везерхардцев, сдерживаемых лишь горсткой стражников.

Во главе колонны ехал Гарланд. Костюм его был ещё богаче, нежели при встрече с королём, хотя цвета остались неизменными: синий плащ и чёрно-фиолетовые куртка и рубашка. Но выгляни в этот час солнце, герцог засверкал бы, словно один громадный бриллиант — так щедро одежда была усыпана драгоценностями.

Внушительный вид Гарланда несколько умерил пыл толпы. Когда же везерхардцы как следует рассмотрели гвардейцев герцога, всякое желание напасть на них оставило добрых горожан.

Наконец появились носилки принцессы. Толпа возликовала.

— Невеста!

— Принцесса!

— Аньела Хеллинорская!

Но уже через мгновение зрители разочарованно выдохнули — носилки оказались закрыты! Плотная ткань не позволяла увидеть, что творится внутри них, какое чудо спрятано от людских взоров. Огорчённым везерхардцам пришлось любоваться на сеньоров, составлявших свиту невесты, молодых девиц и юных пажей. Впрочем, особой радости они не испытывали: что за удовольствие смотреть на десятки людей, среди которых нет ни единого знакомого лица?

У городских ворот процессия остановилась. И в это мгновение занавески носилок раздвинулись, явив потрясённым зрителям будущую жену наследника престола. Раздался дружный вздох, в котором смешались и восторг молодых людей, и зависть знатных дам, и просто изумление горожан, которым никогда не доводилось встречать такую совершенную красоту.

Глядя на эту девушку, сидящую среди розовых подушек, многие восторженные натуры — а таких среди простонародья нашлось ничуть не меньше, чем среди знати, — тотчас стали придумывать всевозможные эпитеты. Одни сравнивали её с чудесным цветком, дарованным Алленору богами, другие — с красивейшим драгоценным камнем в королевской короне, мысли же некоторых из них мы не станем пересказывать, поскольку сами "поэты" едва ли отважились бы поделиться ими со своими жёнами или возлюбленными.

Несколько секунд невеста наслаждалась всеобщим восхищением, а затем скрыла лицо за серебристой вуалью.

Оцепеневшие зрители не заметили даже, как у ворот появился король. Лишь когда один из стражников, оскорблённый неуважением к своему господину, завопил:

— Слава государю! — возглас его подхватили тысячи глоток.

Хильдеберт подъехал к Гарланду и обменялся с ним поклонами.

— Где ваша супруга? — шепнул герцог. — Во всём Хеллиноре только и говорят о её красоте...

Король загадочно улыбнулся в ответ. Гарланд не стал продолжать расспросы, догадавшись, что ему готовят какую-нибудь приятную неожиданность.

Два правителя пустили коней шагом и двинулись вперёд. За ними потянулись гвардейцы герцога.

Поскольку король явился встречать Гарланда в сопровождении своих людей, которых было ничуть не меньше хеллинорцев, случилась небольшая заминка: две свиты столкнулись, смешались — и герцог вдруг оказался окружён алленорцами. Это, понятное дело, не понравилось гвардейцам, которые принялись расталкивать наглецов. Послышались гневные возгласы, несколько шпаг покинули ножны.

— Прекратите сию секунду! — крикнул Хильдеберт.

Никто не услышал этого приказа.

— Стойте, — негромко произнёс герцог — и всё вмиг успокоилось.

Король почувствовал укол зависти. Улыбка его стала фальшивой — да такой неискусной, что даже дети почувствовали бы неискренность в поведении монарха.

Впрочем, и слова герцога, которыми он решил выразить восхищение столицей Алленора, прозвучали соль же наигранно:

— Ах, я потрясён! Что за чудо ваш город! Самый прекрасный на свете!

Хильдеберт с улыбкой кивал в ответ. Лицо его всё больше напоминало одну из тех масок, которые надевали уличные актёры.

Внезапно среди герцогской свиты раздался крик ужаса. Посмотрев в сторону, откуда он донёсся, зрители увидели, как с одной из арок к носилкам медленно, словно в страшном сне, спускаются семь фигур в чёрных плащах. Многие вообразили, будто это сами демоны явились на свадьбу, чтобы помешать союзу Алленора и Хеллинора. Несколько женщин упало в обморок, ещё десятка три завопили так, словно единственным желанием "тёмных сил" было утащить их в свои чертоги.

Однако принцессу нежданные пришельцы ничуть не испугали. Напротив, губы её тронула улыбка.

Опустившись на землю, "демоны" распахнули свои плащи, чем едва не лишили рассудка стоявших поблизости мужчин, — они оказались девушками. Одежда их была весьма скромна, и на миг даже красота Аньелы стёрлась из памяти потрясённых зрителей, но стоило отважным "посланницам небес" подойти к носилкам и окружить невесту, как возбуждение толпы прошло: рядом с принцессой они превратились в обычных служанок, явившихся на поклон к своей госпоже.

Одна из девушек поднесла Аньеле ожерелье, которое та с радостью приняла из её рук и тотчас надела на шею. Поклонившись, девушки вновь укутались в плащи и взвились в небеса, после чего процессия продолжила свой путь по улицам Везерхарда.

Сценки, подобные описанной выше, повторялись ещё несколько раз, и прошло немало времени, прежде чем процессия достигла площади Цветов.

Здесь гостей ждал очередной сюрприз: посреди площади раскинулся громадный шатёр из красной и синей материи, расшитой золотом. По знаку короля чья-то рука откинула полог, и взорам зрителей открылось внутренне убранство: дорогие ткани, пёстрые ковры из южных стран и трон, на котором сидела королева.

На Эрменхильде было алое платье с высоким воротником и пурпурная мантия, голову украшала золотая корона, усыпанная бриллиантами, рубинами и сапфирами. По обеим сторонам трона стояли ближайшие родственники короля.

Торопливо спешившись, герцог подбежал к нижней ступени лестницы, которая вела к трону, и опустился на одно колено. Толпа одобрительно загудела.

Эрменхильда поднялась со своего места и подошла к герцогу. Тот несмело протянул руку и коснулся пальцами края королевского платья. Затем поспешно отдёрнул её, словно испугался собственной смелости.

Королева рассмеялась:

— Перестаньте, герцог! Такому знатному сеньору, как вы, незачем опускаться на колени перед кем бы то ни было.

— Простите... но я почувствовал себя жалким рабом, едва увидел вас. Приказывайте — я исполню любое ваше желание!

Вновь послышался звонкий смех королевы.

— Так я и приказываю вам встать с колен и вновь занять место подле моего супруга.

— Коль скоро вы так желаете...

Герцог вновь вскочил в седло. Королева уселась в приготовленные для неё носилки, которые окружили братья короля — графы Эймарский, Эльтландский и Фотландский — и младший его сын Ландеронд.

Свадебный кортеж продолжил путь. Благополучно он преодолел площадь Сватовства и мост Доблести и достиг наконец улицы Жрецов. Показалась громада храма Авира, а вокруг неё — бурлящий людской океан, с мощью которого едва справлялись сотни стражников.

Кортеж остановился. Герцог подошёл к носилкам. Протянул дочери руку — и принцесса ступила на землю Везерхарда.

В наступившей тишине зарокотал гром...

Одним из тех, кто пришёл к храму полюбоваться на свадьбу, был Энгерранд. Каким-то чудом молодой человек сумел пробиться в один из первых рядов, хотя, наверное, никогда бы на такое не отважился, не окажись рядом госпожи Элоизы: крошечная женщина хотела полюбоваться на церемонию, а вовсе не на спины зевак и потому чуть не плакала от огорчения. Вдоволь наслушавшись жалоб, Энгерранд начал действовать весьма решительно и после двух часов страшных трудов, прибегнув ко всем возможным уловкам и ухищрениям, добился-таки своего и выбрался на такое место, где виден был не только помост, но и большая часть улицы Жрецов.

Когда стало ясно, что продвинуться ещё дальше не получится, госпожа Элоиза огорчённо вздохнула:

— Как жаль, что мы не занимаемся торговлей...

— Почему?

Женщина указала на несколько десятков людей у самого помоста. Среди них Энгерранд узнал метра Гвидо.

— Видите? Купцы не толпятся, как мы, среди простолюдинов. Для них отведено особое место — самое лучшее!

— Перестаньте! — рассмеялся молодой человек. — Боги и так помогли нам, а вы хотите их разгневать! Подождите, пока появится торжественная процессия — тогда и посмотрим, пожелаете вы и дальше жаловаться на горькую судьбу или же возблагодарите небеса.

Энгерранд оказался прав. Когда показался свадебный кортеж, и ему и женщине удалось разглядеть всё в мельчайших подробностях, а вот купцам пришлось вытягивать шеи, словно лебедям, чтобы увидеть хоть что-нибудь.

— Смотрите, — прошептала госпожа Элоиза. — Там, среди свиты, сеньор Фердинанд. Жаль только, он так далёк от государя...

Энгерранд улыбнулся:

— Если бы наш друг продвинулся на столько рядов вперёд, это значило бы, что он, по меньшей мере, один из двадцати шести знатнейших сеньоров королевства, а не барон из свиты графа Фотландского. Хотя, согласитесь, сопровождать двоюродного брата государя — тоже немалая честь...

В этот миг принцесса покинула носилки. Толпа замолчала — и молодой человек вместе с ней. Однако в отличие от остальных зрителей Энгерранд не потерял дар речи при виде невесты, лишь отмети, как она величественна.

— Точная копия отца...

Вдруг Энгерранд сощурился и шепнул госпоже Элоизе:

— Постойте! Что за человек вышел из экипажа? Он похож на ворона в своём чёрном плаще.

Госпожа Элоиза охнула:

— О боги! Это же хеллинорский жрец!

— Не может быть...

— Так и есть! Служитель Луциана!

Незнакомец тем временем подошёл к принцессе и взял её за руку. Ведомая жрецом и герцогом, Аньела под возмущённый ропот толпы начала взбираться на помост. За ними последовали остальные участники церемонии.

Гул становился всё громче. Восхищение горожан сменилось яростью. Казалось, в любой миг свадьба может превратиться в кровавое побоище.

— Если начнётся драка, мы пожалеем, что пробрались в первые ряды, — шепнул Энгерранд госпоже Элоизе.

Впрочем, везерхардцы бездействовали, и это позволило как алленорцам, так и хеллинорцам беспрепятственно подойти к воротам храма. Едва последний человек из герцогской свиты взобрался на помост, отовсюду — из каждого переулка, из каждой улочки, из близлежащих домов — на площадь вдруг хлынули солдаты.

— Так вот для чего Хильдеберт стягивал в Хард войска! — рассмеялся Энгерранд. — Что ж, ловкий ход!

Вид воинов, говоривший, что они без раздумий пустят в ход в оружие, если последует такой приказ, в который раз за этот долгий день заставил горожан приутихнуть.

Ворота храма распахнулись. На пороге появился Ланделинд в белоснежном одеянии, по всей поверхности которого тянулась золотая вышивка. Сопровождал юношу сам мессер Ансберт.

Подойдя к своему хеллинорскому противнику, Верховный жрец некоторое время разглядывал его. Злосчастный служитель культа Луциана сдался в комок от страха, только глаза мрачно сверкали из-под густых бровей. Наконец, не выдержав, он поклонился. Мессер Ансберт торжествующе заулыбался и коротко кивнул. Толпа одобрительно загалдела.

Король поднял руку, призывая к тишине, и заговорил:

— Наступил величайший день в истории Алленора. Я говорю так вовсе не из-за того, что сын мой женится, пусть и счастлив видеть это. Сегодня, в этот самый час, наступит конец бессмысленной вражде, которая заставляла тысячи людей гибнуть в кровавых битвах... Вражды, которая расколола надвое единое некогда королевство... Я решил примириться с герцогом Гарландом, хотя многие смеялись и говорили, будто Хеллинор и Алленор никогда больше не заживут в мире. Люди эти ошиблись... Взгляните сюда, на этот помост! Вы видите, как рядом стоят мессер Ансберт, Верховный жрец культа Семи богов, и мессер Фабрициан, которому подчиняются... — Хильдеберт запнулся, — сторонники учения, что господствует в герцогстве. Пусть же каждый из них проведёт церемонию по обычаям, принятым в Алленоре и Хеллиноре, а брачный союз моего старшего сына с дочерью сеньора Гарланда послужит символом дружбы и мира... Начинайте, мессеры!

— Интересно, король верит в собственные слова? — ухмыльнулся Энгерранд.

— А вы в чём-то сомневаетесь? — утерев платком слёзы, спросила госпожа Элоиза.

— Взгляните повнимательнее на "примирённых" священнослужителей — вы всё поймёте. Как они смотрят друг на друга! Уверен, в эту минуту "мессеры" думают вовсе не о брачной церемонии, а слова, которые шепчут себе под нос, не имеют отношения ни к культу Семи богов, ни к луцианству... Кстати, а в чём же различие между ними?

Последним вопросом задавался не только Энгерранд. Многие горожане удивлённо переглядывались, спрашивая себя: из-за чего же, собственно говоря, погибли тысячи людей? Единственном, что бросалось в глаза, было разное поведение двух жрецов: мессер Ансберт двигался медленно и величественно, а враг его дёргался и прыгал, словно отбивался от роя диких пчёл. Но поскольку это не мешало мессеру Фабрициану в точности повторять любые действия Верховного жреца, зрителям всё больше стало казаться, будто он дразнит противника.

Послышались приглушённые смешки. С каждым мгновением их становилось всё больше, и этот своеобразный аккомпанемент сопровождал свадебную церемонию до самого её конца.

Но вот жених и невеста поднялись с колен. Теперь жрецам следовало обратиться к богам, чтобы те благословили брак — во всяком случае, так было принято в Алленоре.

Мессер Фабрициан вопросительно посмотрел на герцога. Верховный жрец воспользовался этой заминкой и воздел руки к небу:

— Семеро светлых богов, что повелевают человеческими судьбами! Благословите...

Речь его прервал страшный раскат грома. Ветер сорвал капюшон с головы луцианского жреца, взметнул полу его плаща. Зрители испуганно вскрикнули: им вспомнилась легенда о таинственном юноше, после встречи с которой герцог Фальк отступился от истинной веры.

Лишь Верховный жрец сохранил спокойствие. Схватив ладонь принцессы, он вложил её во влажную от волнения ладонь принца.

— Семеро богов благословили ваш союз! — закричал он.

Через миг сверкнула молния, окрасив почерневшие небеса в розоватый цвет, и на землю обрушились потоки дождевой воды.

Зрители вмиг позабыли о свадьбе — да и никто из них не сумел бы разобрать, что творится на помосте, сквозь стену ливня. А там происходили вещи весьма любопытные, о которых зеваки вспоминали бы ещё очень долго.

— Войдём в храм, — склонившись к жене, произнёс Ланделинд. Аньела отрицательно покачала головой. — Почему?

К удивлению юноши, принцесса прошептала:

— Если небеса пожелали, чтобы на головы наши обрушилась буря, подчинимся им. Тогда брачный союз будет благословлён.

Принц с улыбкой снял тяжёлую мантию и набросил на плечи Аньелы.

— Спасибо... — прошептала девушка.

Ланделинд молча обнял её и закрыл глаза.

Глава 8

— Слава богам! Кажется, старания наши оказались не напрасными.

Жосс улыбнулся и встряхнул копной рыжих волос, словно мокрая собака — шерстью. Дождь изрядно подпортил костюм молодого человека, но отнюдь не его настроение.

— Да, всё закончилось благополучно, — подтвердил Фердинанд. — Не знаю, правда, письмо наше помогло, или злодеи сами решили отказаться от своего замысла... Впрочем, какая теперь разница? Нам предстоит немало увеселений в честь свадьбы принца — так давайте развлечёмся как следует!

Разговор этот проходил в одном из коридоров королевского замка, куда свадебная процессия проследовала по окончании церемонии. Хильдеберт дал и своим подданным, и гостям из Хеллинора несколько минут, чтобы они привели себя в порядок, чем и воспользовались наши герои, чтобы перекинуться парой-тройкой фраз.

— Жаль, что Энгерранд не может поучаствовать в пиршестве, — вздохнул слуга.

— Едва ли он огорчён этим обстоятельством, — возразил Рево. — Поэтому не беспокойся. Давай лучше поспешим, иначе двери залы захлопнутся перед нашими носами.

Предложение молодого человека оказалось в высшей степени своевременным. Приятели едва успели занять свои места: Фердинанд — за столом, Жосс — за спиной своего господина.

Через минуту заиграла громкая музыка. В залу вошли новобрачные, которых сопровождали Хильдеберт, Эрменхильда, и Ландеронд, а также герцог Гарланд. Под громкие рукоплескания все они заняли места во главе самого большого из столов, расставленных вдоль стен. Гости с изумлением заметили, что в каждом движении принца чувствуются уверенность и поистине королевское величие. Иногда юноша бросал на жену взгляды, полные страсти. Аньела сидела с покорно опущенной головой и украдкой посматривала на участников пиршества.

— А ведь славная получилась пара, — шепнул Жосс приятелю.

Тот кивнул.

Подобного мнения придерживались многие знатные сеньоры: позабыв о выпивке и еде, они то и дело устремляли взоры на хеллинорскую принцессу. Девушку, впрочем, такое внимание нисколько не смущало, и щёки её ни разу не вспыхнули от стыда.

Некоторое время все молчали. Король не знал, о чём говорить с герцогом, а придворные боялись раскрыть рты прежде своего государя. Что же до молодожёнов, им достаточно было просто держаться под столом за руку.

Наконец Аньела подняла голову, обвела залу насмешливым взглядом и сказала Ланделинду:

— Странно проходят торжества в вашем королевстве, мой дорогой супруг. Я привыкла, что в часы увеселений все играют, поют, танцуют, рассказывают забавные истории. Неужели же обычаи Алленора столь суровы, что даже за пиршественными столами люди должны сидеть с лицами мрачными и печальными?

Герцог Гарланд одобрительно улыбнулся.

— Полагаю, обычаи наших стран совпадают, — осторожно ответил принц. — И если пиршество кажется вам не слишком весёлым, то лишь по моей вине: я решил, что сегодняшняя церемония изрядно утомила вас, и приказал перенести большую часть развлечений на следующие дни.

— Вы так заботливы, — опустив взгляд, произнесла Аньела. — Однако не тревожьтесь: я привыкла к долгим путешествиям, когда сопровождала отца в его поездках по Хеллинору, поэтому сегодняшний день не был для меня столь уж трудным.

— Вы, стало быть, успели повидать немало земель? — вмешалась в разговор королева. — Кто бы мог подумать? Герцогство Хеллинор — совсем крошечное, и, как я слышала, его можно пересечь из одного конца в другой за пару-тройку дней.

Заметив гневный взгляд Хильдеберта, Эрменхильда самодовольно усмехнулась.

Принцесса в ответ рассмеялась:

— Да, вам, владетелям такого большого королевства, моя родина кажется крошечным куском земли. Но не забывайте, как много в Хеллиноре гор. На севере их заснеженные вершины столь высоки, что тонут в пелене облаков. Не всякий человек отважится путешествовать по таким местам, среди скал и бездонных ущелий.

— И в таких местах живут люди? — изумилась королева.

— Да.

— Какое безумие! Этим глупцам не жаль своих жизней?

— Они мечтают встретить там нашего бога.

— Вашего бога? — переспросила Эрменхильда.

— Да. Луциана.

— "Луциана"!.. — Королева нервно рассмеялась. — Значит, хеллинорцы знают, где находятся чертоги их бога?

— Позвольте, я отвечу на ваш вопрос, — сказал герцог. — Мне льстит ваш интерес к жизни в Хеллиноре.

— Разве может быть иначе? Ведь мой супруг сказал, что отныне между Алленором и Хеллинором навсегда воцарится мир...

— Поэтому я хочу рассказать одну легенду, которая поможет вам лучше понять, о чём думают мои вассалы.

— Мы сгораем от нетерпения, — сказала Эрменхильда. — Пожалуйста, говорите!

— Полагаю, вы слышали легенду о герцоге Фальке...

— О, да!

— Когда все служители культа Семибожья были убиты или приняли новую веру, герцог объявил себя Верховным жрецом. При нём строились десятки храмов, а новые обычаи распространились по всему Хеллинору. Однако он понимал, что наследнику сложно будет управлять разом и умами и душами подданных, поэтому незадолго до своей смерти позвал младшего сына Гонтрана и спросил, желает тот стать Верховным жрецом или нет. Юноша согласился... и стал с нетерпением ждать, когда отец испустит дух.

— Какой ужас... — прошептала королева.

Гарланд пожал плечами и продолжил:

— Час смерти Фалька всё не наступал. Гонтран сходил с ума: временами ему начинало казаться, что отец с каждым днём лишь молодеет. Чтобы побороть в себе желание убить герцога, юноша долгие часы проводил у статуи Луциана и молил о помощи, придворные же всюду восхваляли его благочестие. Сам Фальк говорил иногда: "Лучшего Верховного жреца не отыскать во всём Хеллиноре. Как же я счастлив, что не ошибся в своём выборе..."

— Неужели Гонтран всё же поднял на отца руку? — спросила Эрменхильда.

— Нет...

— Хвала богам! Но что же тогда он сделал?

— Гонтран решил бежать от источника искушения. Однажды он сказал отцу, что хочет поохотиться, и покинул замок вместе с несколькими лучшими своими друзьями. День выдался пасмурным и ветреным, а к вечеру разыгралась настоящая буря. Спутники стали умолять юношу поскорее вернуться домой, но он лишь смеялся в ответ, когда же над землёй сгустился мрак, вдруг пришпорил коня и ринулся в чащу. Через миг силуэт его растаял в ночи. Напрасно незадачливые охотники испускали отчаянные вопли — даже эхо терялось в вое ветра. Поиски ни к чему не привели. Когда поутру молодые люди вернулись в замок и рассказали о случившемся герцогу, тот приказал бросить их в темницу...

— Я бы отрубила этим ротозеям головы, — заметила королева.

— К чему такая жестокость? Гонтран ведь не погиб. Долго конь нёс его по лесу. Юноша впал в какое-то странное беспамятство — просто не понимал, что творится вокруг. Затем деревья сменились камнями и скалами. Земля вокруг стала безжизненной. Вдруг конь жалобно заржал, а Гонтран вылетел из седла, ударился обо что-то головой и потерял сознание.

— Он не погиб?

— Нет. Хотя прошло много времени, прежде чем юноша открыл глаза. В испуге он вскочил на ноги и огляделся по сторонам. Места, где Гонтран очутился, были мрачными и унылыми: бесплодные скалы и тропинка между ними, которая убегала ввысь. Молодой человек медленно побрёл по ней. С каждым новым шагом путь становился всё труднее: ледяной ветер обжигал кожу, у самых ног вдруг вырастали, словно из ниоткуда, глубокие ущелья. Любое неверное движение грозило гибелью.

— Но Гонтран всё же шёл вперёд?

— Да.

— Зачем?

— Отчего-то в душе его с каждым мгновением крепла уверенность, что в конце пути сокрыта какая-то важная тайна.

— Значит, юноша сознавал, что делает?

— Конечно!

— И он достиг цели?

— Не стоит забегать вперёд... — улыбнулся герцог. — Прошло три дня. Гонтран ничего не ел и не пил. По ночам он спал на холодных камнях, но всякий раз встречал утро в превосходном расположении духа. Казалось, сам Луциан хранит его от болезней. Но на четвёртый день, когда юноша почти добрался до вершины одного из горных пиков, за которым скрывались другие кручи — ещё мощнее и грознее, — силы внезапно покинули его. Некоторое время он ещё брёл, затем опустился на колени возле одного из валунов.

Гарланд понизил голос:

— Вдруг задул сильный ветер — и тотчас прекратился. Гонтран поднял взгляд и увидел, что на камне стоит какой-то мужчина в чёрном плаще. От восторга сердце юноши бешено забилось в груди: он узнал Луциана.

"Ты пришёл", — сказал бог.

Гонтран кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

"Вера твоя так сильна, что ты готов принести отца в жертву?" — "Ему и без того осталось немного жить!" — яростно закричал молодой человек. "Правильно. Моё благоволение нельзя заслужить убийством полумёртвого старика — я сам могу в любой миг совершить это". — "Что я должен сделать?" — "Ты когда-нибудь слышал о Хильперике Отважном?" — "Да!" — "И знаешь об артефакте, который он нашёл и окропил своей кровью?" — "Знаю..." — "Найди этот артефакт и принеси мне". — "Клянусь, скоро он будет найден!"

Луциан растворился в воздухе, Гонтран же отправился в обратный путь, который в иное время стал бы для него настоящим кошмаром. Но после беседы с богом юноша позабыл про усталость и голод, а тело его обрело силу, недоступную простым людям. Уже через два дня молодой человек очутился в родном замке.

— Как встретил его герцог?

— Фальк ничего не узнал. Гонтран пробрался в замок ночью, взял все драгоценности, какие у него были, и покинул город... Впрочем, один из слуг встретил юношу. Увидев, как молодой господин, похожий на обтянутый кожей скелет, бесшумно крадётся по коридорам, он лишился сознания и пролежал в беспамятстве целый месяц. Конечно, когда этот старик решил рассказать об увиденном, никто не стал его слушать. Кому интересны бредни больного?

— И куда ушёл Гонтран?

— О! Он прекрасно знал легенды, — ухмыльнулся Гарланд, — поэтому решил, что артефакт нужно искать в Алленоре.

— Как?! — вскричала королева. — В Алленоре?!

— Да. Много лет он бродил по этим землям, побывал в Лотхарде и Везерхарде, поднимался на самые высокие горы и блуждал по лесам; заводил знакомство с аристократами и купцами, крестьянами и разбойниками, жрецами и магами. Даже входил в храмы культа Семибожья, которые так яростно разрушал его отец в Хеллиноре! Но всё оказалось тщетно. Артефакт так и не был найден. Когда же Гонтран почувствовал нестерпимое желание вновь увидеть Луциана, он понял, что срок истёк, вновь совершил путешествие к камню в горах и предстал перед богом.

"Ты разочаровал меня", — произнёс Луциан.

Гонтран склонил голову. По щекам его струились слёзы.

"Что я должен сделать?" — спросил он. "Сам решай, — ответил бог. — Что лучше: жить в вечном позоре или?.." — "Умереть!"

С этим криком Гонтран подбежал к обрыву и ринулся в бездну...

— Какая непростительная глупость... — задумчиво произнесла Эрменхильда. — Потратить лучшие годы жизни на поиски какого-то неведомого артефакта — и не возненавидеть бога, который дал ему этот безумный приказ...

— Таковы все хеллинорцы, — ответил герцог. — Среди них вы не отыщете ни единого человека, который осудил бы поступок Гонтрана.

— Вот как? — усмехнулась королева. — Тогда мне многое становится понятным.

— Но далеко не всё! — внезапно воскликнул принц. — Скажите, сеньор Гарланд, почему ваш бог, который, оказывается, преспокойно разгуливает по земле, сам не отправился искать артефакт?

По зале прокатился одобрительный гул. На герцога устремились насмешливые взгляды, и впервые он растерялся.

— Хороший вопрос, — выдавил он после минутного молчания. — Но чтобы ответить на него, мне пришлось бы пересказать добрую половину священной книги луцианства.

— Что ж, — пожал плечами Ланделинд, — обращусь за помощью к вашему жрецу.

Гарланд расхохотался — так неискренне, что хохот его не подхватил никто из участников беседы.

Король поспешно подал знак одному из слуг. Под громкую музыку в залу вбежали несколько актёров, чтобы разыграть весёлую сценку из жизни королевского двора.

— Ах, как забавно! — захлопала в ладоши Аньела.

— Да, — шепнул ей герцог. — Очень...

Глава 9

Празднества продолжались ещё три дня. Рекой лилось вино, звучали песни, устраивались танцы и костюмированные представления — словом, всё, чего бы ни пожелала принцесса, вмиг исполнялось.

Но жизнь такова, что рано или поздно всему приходит конец. Понимая, что от праздников пора возвращаться к суровой действительности, герцог объявил, что вынужден уехать в Хеллинор. Хильперик искусно разыграл огорчение, хотя на деле испытал громадное облегчение.

На следующее же утро гости покинули Везерхард. С Аньелой осталось лишь несколько придворных дам и советники, Вальтер и Леонард, всюду сопровождавшие свою госпожу.

Везерхардцы, избавившись от опасных гостей, почувствовали себя спокойнее. Лишь владельцы гостиниц и харчевен тяжело вздыхали и приводили в пример гвардейцев герцога, которые вели себя смирно, точно овечки, чего нельзя было сказать о королевских стражниках, и безропотно вынимали из кошельков любые деньги, какие бы с них не требовали.

Однако прошла неделя — и принцессе стало скучно. Напрасно Ланделинд окружал её заботой и вниманием — Аньела продолжала ходить с мрачным лицом и почти не разговаривала.

Наконец голову наследника престола посетила замечательная мысль: он решил устроить маскарад. Едва принцесса услышала об этом, всякая тень печали и неудовольствия исчезла с её лица, сменившись широкой улыбкой.

— Только давайте, дорогой супруг, не станем звать слишком уж много гостей, — сказала она. — Сотни две — не больше.

— Хорошо, — покорно согласился Ланделинд. — Позовём только избранных.

И он взялся за дело с необычайным усердием.

Когда Фердинанд получил приглашение, подписанное рукой самого принца, он испытал немалое удивление.

— Смотри-ка! — похлопал приятеля по плечу Энгерранд. — Похоже, принц и впрямь благоволит тебе! Не зря мы предупредили короля об опасности.

Фердинанд сделал всё возможное, чтобы сохранить серьёзный вид, но от взглядов приятелей молодого человека не укрылось, какую радость доставил ему поступок принца, поэтому Энгерранд не отказал себе в удовольствии немного пошутить.

— Ты превращаешься в честолюбца! — восклицал он, наблюдая, как старательно Рево подбирает одежду. — Хочешь приглянуться принцессе? О, тогда можешь считать, что блистательное будущее тебе обеспечено!.. Хотя... Лучше не слишком выделяйся в толпе, иначе наживёшь себе завистников...

К игре этой присоединился Жосс. Фердинанд то краснел, то бледнел, то фыркал, то бросал на друзей угрожающие взгляды, однако в спор с ними не вступал.

Лишь когда до маскарада оставались считанные часы, Энгерранд посерьёзнел и спросил:

— Тебе не кажется странным, что принц устраивает праздник в доме на улице слёз, а не в королевском замке?

— Нет, — пожал плечами Рево. — А что тут такого?

— Не знаю... Но постарайся следить за всем, что будет происходить на маскараде.

— Хорошо.

Войдя в залу, Фердинанд в первое мгновение подумал, что попал на ристалище: мужчины-гости, не отличавшиеся особым воображением, все как один облачились в "доспехи", подобные тем, в которых щеголяли на Празднике весны в Лотхарде актёры, сражавшиеся во время спектакля с драконом. Отличить славных "рыцарей" друг от друга можно было лишь по шлемам (многие из них являли собой поистине впечатляющее зрелище) и богатству самого "доспеха".

Впрочем, вскоре к "рыцарям" добавилось также трое "купцов из Шаллера". Со смуглых лиц этих гостей с юга на участников маскарада смотрели голубые глаза.

Рево подошёл было к одному из "купцов", чтобы завести шуточную беседу, но тут раздался возглас:

— О боги! — и в залу ворвались несколько "дикарей". Тела их, обмазанные каким-то чёрным веществом и блестевшие в тусклом свете, были прикрыты лишь узкими полосками ткани, отчего щёки многих девушек, не привыкших к такому зрелищу, залил румянец.

По счастью, через минуту в зале появился король. Сопровождали его трое пажей в чёрных масках, которых все узнали без труда: это были фавориты Хильперика, бароны ди Эбре, ди Эрн и да Люк.

С улыбкой наблюдая за этим зрелищем, Фердинанд не сразу почувствовал, как кто-то коснулся его ладони.

— Добрый вечер! — раздался за спиной молодого человека громкий голос.

— Ландеберт?! — обернувшись, воскликнул Рево.

— Да, — улыбнулся подросток. — Прекрасный праздник, правда ведь?

— Пока он больше забавляет меня, чем приводит в восхищение, — усмехнулся Фердинанд.

— А мне нравится. Жаль только, в зале до сих пор не появилась принцесса Аньела...

— Тебя это огорчает?

Ландеберт неопределённо пожал плечами и, помолчав немного, сказал:

— Я очень хотел пойти на маскарад. Так боялся, что матушка не ответит на приглашение принца! Ты ведь заметил, что нас не было на свадьбе?.. А она согласилась — да с таким восторгом, словно всю жизнь только и ждала этого праздника.

— Где она?

Подросток указал на женщину в чёрном платье, поверх которого была наброшена мантия.

— По правде сказать, — покачал головой Рево, — матушка твоя похожа на супругу императора демонов. Не думаю, что королю такой наряд придётся по душе.

— Ты прав, — вздохнул Ландеберт. — Но что я мог поделать?

Молодой человек покачал головой и, вспомнив совет Энгерранда, повнимательнее пригляделся к гостям. К собственному удивлению, он обнаружил, что не одна вдова камергера облачилась в чёрные одежды: среди сверкающих "доспехами" мужчин разгуливали...

— О боги! Это же император демонов и его подданные!

Фердинанд повернулся к Ландеберту, но тот успел уже куда-то деться.

Молодой человек нервно передёрнул плечами.

Через мгновение в зале появились Ланделинд и Аньела. Видом своим они словно бросали вызов сеньоре Годеливе: одежды из тончайшей ткани, покрытой золотом, серебряные обручи на головах — даже ребёнок догадался бы, что видит перед собой двух светлых духов. На поясе у принца висела чернильница. В одной из рук он нёс перо, в другой — громадный фолиант.

"Книга судьбы!" — догадался Фердинанд.

Дождавшись, когда стихнет шум, принц заговорил:

— Вчера я беседовал со своей возлюбленной супругой. После долгих раздумий мы решили взять на себя смелость и на несколько часов заменить небесных служителей, которые, по правде сказать, не всегда награждают по заслугам тех, кого, по справедливости, должны были бы одарить своей благосклонностью.

Гости переглянулись.

— Мы полагаем, — подхватила Аньела, — что многие из тех, кто верно служит государю, давно заслуживают наград. И час этот, когда здесь собрались достойнейшие среди знати Алленора, лучше всего подходит для исполнения нашего замысла.

Ланделинд раскрыл книгу, пролистнул несколько страниц и воскликнул:

— Сеньор Годерик, герцог Греундский!

Один из "демонов" снял капюшон и подошёл к принцу.

— Всем известно, — сказал тот, — что вы не гонитесь за богатством и роскошью, но всё же, в знак нашего к вам расположения, примите в дар скромную башню на берегу Ривьеры, где некогда жили короли Алленора.

— Благодарю вас, монсеньор, — поклонился герцог. Внешне он сохранял спокойствие, но в душе был страшно доволен таким подарком.

Следующим, кого выбрал наследник престола, оказался барон ди Эрн: он получил из рук принца перстень и усыпанный драгоценностями мешочек, в котором позванивали десять тысяч денариев. Со слезами на глазах мужчина забормотал слова благодарности. Но счастье это было напускным — Эрн часто получал такие подарки от Хильдеберта.

Не в восторге от доставшейся ему награды остался и другой королевский любимец, барон да Люк. Ожерелье из драгоценных камней — разве может оно сравниться с замком или даже с набитым золотыми монетами кошельком? Но зато вручила подарок принцесса Аньела, и опытный царедворец тотчас усмотрел в этом добрый знак.

С каждой минутой волнение гостей становилось всё сильнее: придворные мрачно посматривали друг на друга и гадали, кто же ещё удостоится милости принца и его жены.

— Барон Вальдеберт да Руст!

Громадный "рыцарь" в шлеме с гребнем в виде алого дракона растолкал толпу и упал перед принцем на колени.

— Мы даруем вам земли к северу от баронства Руст, прежний владелец которых недавно умер.

— Отныне вы станете зваться барон да Руст ди Атхельм.

Из глаз Вальдеберта хлынули слёзы. Размазав их по лицу, мужчина вскочил на ноги и с нескрываемым торжеством посмотрел на гостей: мало кто, кроме него, мог бы похвастать двойным титулом!

Когда барон вернулся на своё место, к Ланделинду и Аньеле подошёл король и сказал:

— Если позволите, дети мои, следующего сеньора награжу я сам.

— Конечно, ваше величество!

Хильдеберт взял в руки книгу, обвёл залу загадочным взглядом и сказал:

— Сеньор Герберт, герцог Эстерский.

Гости расступились, пропуская герцога. Тот подошёл к королю и поклонился.

Король возвысил голос:

— Я назначаю вас первым камергером!

Повисла тишина. Все взоры устремились на сеньору Годелива. Лицо женщины было мертвенно бледным, глаза её лихорадочно блестели, губы дрожали.

Герцог поцеловал ладонь Хильдеберта. Повернулся к гостям и низко поклонился.

В свете факелов сверкнул какой-то предмет. В первое мгновение никто не понял, что случилось. Вдруг Герберт схватился за грудь и пошатнулся.

— Что с вами? — спросил король.

Герцог рухнул к его ногам. Одну руку он продолжал прижимать к телу, а другую протянул и... коснулся платья принцессы, оставив на нём кровавый след.

Аньела вскрикнула и упала на руки принца.

Несколько секунд понадобилось гостям, чтобы прийти в себя, а затем все разом заговорили, закричали; кто-то кинулся к телу герцога, кто-то, напротив, поспешил отойти подальше.

— Стража! — закричал Хильдеберт. На зов его никто не откликнулся. — Геральд!

— Успокойтесь, отец, — тихо произнёс принц. — Вы, должно быть забыли, что это — мой дом на улице Слёз, а сеньор Геральд остался в замке.

— Проклятье! — прохрипел король. — Немедленно отправь одного из слуг в Хард. И прикажи запереть все двери.

— Хорошо. Но давайте сначала позаботимся о герцоге: вдруг он ещё жив? И жену мою нужно привести в чувство.

— Да, ты прав.

Ланделинд тихим голосом отдал несколько приказаний слугам, затем обратился к гостям:

— Помогите перенести сеньора Герберта в одну из комнат.

Тотчас нашлось полдюжины добровольцев — и Фердинанд среди них. Также к смельчакам присоединились двое "демонов". Молодой человек попробовал разглядеть лица незнакомцев, скрытые капюшонами, однако из затеи этой ничего не вышло и узнать, кто же на самом деле облачился в столь мрачные костюмы, молодому человеку не удалось.

Герцога перенесли в одну из комнат и осторожно уложили на кровать. Тонкий кинжал продолжал торчать из груди несчастного, так и не успевшего насладиться своим триумфом.

Присмотревшись, Фердинанд вдруг заметил, что клинок покрыт какой-то прозрачной желтоватой жидкостью, а на рукояти его начертаны таинственные знаки.

— Глядите-ка! — воскликнул Рево. — Что всё это значит?

— Неважно, — пожал плечами один из "демонов". — Мы своё дело выполнили — пора возвращаться в залу, иначе король разгневается.

— Да, — подхватил его товарищ, — с государем сейчас лучше не шутить. Он так зол, что может не задумываясь отправить кого-нибудь на эшафот.

И "демон", подавая пример, первым вышел из комнаты. За ним потянулись остальные. Но Фердинанд, прежде чем переступить порог, оглянулся. И не зря: второй незнакомец в этот миг склонился над телом герцога.

— Что вы делаете?

"Демон" поднял голову и посмотрел на Рево.

— Что у вас в руках? — звенящим от напряжения голосом спросил молодой человек. — Вы взяли это у сеньора Герберта?

— О чём вы, сеньор? — выпрямившись во весь рост, усмехнулся незнакомец.

— Покажи...

Договорить Фердинанд не успел — в ладони "демона" вдруг сверкнул кинжал. Молодой человек едва успел увернуться, отступил на шаг и, задев чью-то ногу, упал. Незнакомец бросился вперёд, размахивая кинжалом. Никто даже не пытался остановить его.

Вскочив на ноги, Рево выбежал в коридор. Второй "демон" схватил его за плечо:

— Стойте! Не делайте глупостей. Злодею некуда деваться, ведь государь приказал запереть все двери.

Фердинанд ничего не ответил и в бессильной ярости ударил кулаком по стене.

Глава 10

Известие о бегстве одного из участников маскарада Хильдеберт воспринял куда спокойнее, чем этого можно было ожидать.

— Мы поймаем негодяя, — махнул он рукой.

— Что вы задумали, отец?

— Я найду убийцу. И сделаю это прямо сейчас. Ведь всем ясно, что был устроен настоящий заговор. Некоторые из его участников находятся здесь. Стоит обнаружить хоть одного — и весь клубок удастся распутать за несколько часов.

В коридоре послышался громкий топот.

— А вот и Геральд! — нервно потирая руки, воскликнул король.

Действительно, через несколько секунд в зале появился капитан стражников. Подбежав к Хильдеберту, он опустился на одно колено и посмотрел в глаза господина, точно преданный пёс.

— Обыщи весь дом. Нужно отыскать мужчину в чёрном одеянии — он пытался убежать. По счастью, я успел запереть все двери, и сейчас мерзавец затаился где-нибудь. Найди его, Геральд, и приведи сюда!

Капитан коротко кивнул. В следующее мгновение люди его уже рассыпались по дому. Отовсюду доносились их голоса, временами слышались страшный грохот и крики, словно в коридорах развернулась настоящая битва.

Наконец один из стражников вбежал в залу и протянул Геральду какой-то предмет. Капитан стражи с поклоном передал "военный трофей" королю.

— Что это? — спросил принц.

— Разве не видишь? — нервно расхохотался король. — Плащ, демон меня побери! Похоже, маскарад продолжается? Так я положу конец этим шуткам! — И он изо всех сил закричал: — Снимите маски сию же секунду!

Гости поспешно исполнили этот приказ. Хильдеберт увидел любимцев Эбре, Эрна и Люка, смотревших на него с обожанием и восторгом, герцога Годерика, который утирал пот своим чёрным плащом, Герлуина, чьё лицо было бесстрастным, словно у статуи...

Наградив всех зловещей улыбкой, король... вышел из залы. Послышался изумлённый шёпот, кто-то с облегчением выдохнул.

Через несколько минут Хильдеберт вернулся. Руки он прятал за спиной и шагал так медленно и неуверенно, словно постарел разом лет на тридцать.

Задумчиво посмотрев на Ланделинда, король произнёс:

— Отойди. Уверен, ты ничего не знал о заговоре.

— Отец...

— Не говори ничего. Просто не мешай мне... — Хильдеберт на секунду задумался, затем кивнул Эрменхильде и младшему сыну: — Вы тоже можете отойти в сторону.

— Отец...

— Что ещё?

— Аньела...

— Ах демон! — криво усмехнулся король. — Боги лишили меня рассудка. Конечно, дочь моя, я даже помыслить не смею, что вы способны пойти на злодеяние... Встаньте рядом с Ланделиндом и никуда от него не отходите.

Аньела, всё ещё бледная после недавнего обморока, подбежала к принцу. Тот обнял её и прошептал несколько нежных слов.

— А теперь подошло время узнать, кто же убил моего нового камергера.

Хильдеберт устремил взгляд на графа Минстерского — юноша стоял к нему ближе всех. Герлуин оставался всё таким же спокойным. Ни один мускул на его лице не дрогнул даже в тот миг, когда глаза государя заволокло пеленой.

Прошла минута, во время которой граф и король стояли друг против друга, скрестив взгляды. Затем Хильдеберт кивнул:

— Хорошо.

Граф усмехнулся и, отойдя в сторону, стал наблюдать за тем, что будет дальше.

Следующей жертвой короля оказался Вальдеберт да Руст, который кряхтел и пыхтел под его взором очень долго. Похоже, буян этот на деле был не так уж смел: когда испытание закончилось, он едва держался на ногах.

Вскоре к Герлуину и Вальдеберту присоединились королевские любимцы. Многим, впрочем, показалось, что Хильдеберт не слишком усердствовал, заглядывая в их души.

Наконец подошла очередь сеньоры Годеливы. Женщина дерзко посмотрела в лицо короля, однако лицо её побледнело ещё больше, чем прежде, а тело начала бить мелкая дрожь. Это не ускользнуло от внимания Хильдеберта.

— Вы боитесь?

— Нисколько, государь, — прохрипела Годелива.

Хильдеберт посмотрел на женщину. Сначала он видел лишь лицо, на котором проступили розовые пятна, но вскоре пелена, всякий раз встававшая перед взором короля и овладевавшая на несколько секунд его сознанием, почти полностью скрыла от него Годеливу. Затем в сером тумане стали мелькать странные тени, которые сплетались друг с другом во всевозможные фигуры, пока вдруг не обрели ясные очертания. Король увидел несколько фигур в чёрных плащах и...

Стоявший рядом с Годеливой герцог Греундский резко дёрнулся. Мозг короля пронзила острая боль. Образы пропали, однако пелена перед глазами никуда не делась, лишь стала не такой густой. Годерик сделал шаг в сторону. Это вызвало ещё один приступ боли, куда более сильный.

— Королю плохо! — воскликнул граф Артландский.

Голос Готфрида, стократно усиленный, эхом отозвался в ушах Хильдеберта. Король попробовал коснуться лба, который, казалось, вот-вот разорвётся на части, но какая-то неведомая сила не позволила ему пошевелить рукой.

По зале прошло движение. Раздался приглушённый шёпот. И внезапно король увидел сотни образов, которые вихрем ворвались в его сознание. Хильдеберт ничего не мог разобрать в бесконечной череде видений, но вынужден был неотрывно смотреть на них, силясь сохранить остатки разума.

А затем перед глазами короля появилось лицо графа Артландского. Хильдеберт даже не понимал, что смотрит на Готфрида, не замечал, как того всё больше охватывает ужас, не догадывался, что за этой безмолвной сценой наблюдают, затаив дыхание, остальные участники маскарада...

Зазвенело стекло. Все обернулись к окну, разбитому неизвестным шутником, когда же взоры гостей вновь обратились на короля, оказалось, что тело его дёргается в страшных конвульсиях.

Первым в себя пришёл граф Минстерский и бросился к Хильдеберту. Через мгновение навстречу ему рванулся Годерик:

— Стойте!

Однако Герлуин уже успел схватить короля за руку. Из ладони того выпал предмет, при виде которого сеньора Годелива схватилась за лицо и закричала:

— О боги! Это же медальон моего несчастного мужа!

— Не болтайте вздор... — чуть слышно произнёс король — и упал к ногам своих подданных.

Глава 11

Следуя советам графа Минстерского — пожалуй, он был единственным, кто сохранил способность здраво рассуждать, — короля с величайшими предосторожностями отнесли в комнату принца. Сам Ланделинд казался совершенно неспособным что-либо говорить и тем более отдавать приказания. Впрочем, выражение лица его казалось скорее задумчивым, нежели растерянным или несчастным. Мысли, занимавшие юношу, многие, наверное, сочли бы отвратительными, однако мы считаем их вполне достойными наследника престола, поскольку Ланделинд вовсе не молился о спасении отца, зато гадал, как нужно будет поступить, если тот умрёт.

— Вы уже послали за лекарем? — вернул юношу к действительности голос капитана стражи.

Ланделинд изогнул бровь:

— Разве никто до сих пор этого не сделал?

— Нет.

— Почему? — Принц топнул ногой. — А если бы со мной тоже что-нибудь случилось? Вы так и стояли бы, словно истукан, и ждали, когда все придут в себя?

— Простите, монсеньор, — исподлобья посмотрел на него Геральд. — Все мы были слишком растеряны. Сейчас я исправлю свою ошибку.

— И не забудьте послать людей к королеве и Верховному жрецу.

— Слушаюсь.

Геральд ушёл, Ланделинд же направился в комнату, где лежал король. Придворные при виде его почтительно расступились, словно уже считали новым правителем.

Встав рядом с кроватью, юноша посмотрел на отца. Черты лица Хильдеберта заострились, словно душа его уже отлетела в мир теней.

К удивлению своему, Ланделинд не почувствовал жалости, ему не захотелось рыдать или рвать на себе волосы от горя — и вовсе не из страха выказать слабость под взглядом толпы. Перед юношей словно лежал чужой человек. Принц пытался вызвать перед мысленным взором картины детства, на которых нашлось бы место Хильдеберту, но всё было напрасно. Ласки или побои, нежности или насмешки?.. Принц не мог вспомнить ничего, словно прожил шестнадцать лет один, в глухой камере, куда не смел войти никто — даже король. И воображение настойчиво рисовало Ланделинду, как он выходит к придворным в полном королевском облачении и купается в их восторженных взорах...

Из задумчивости юношу вывели громкие всхлипывания — это сеньора Годелива не смогла сдержать слёз. Принц поморщился. Заметив это, граф Артландский шепнул женщине несколько слов — и плач прекратился.

— Где же лекарь? — проворчал Ланделинд. — Помнится, прежде он каждый час докучал отцу своими советами, зато теперь, когда нужна помощь, куда-то исчез.

Боги словно услышали принца. В коридоре послышались торопливые шаги, а вслед за ними — тонкий визгливый голо:

— Пропустите меня! Разойдитесь!

В комнату вошёл королевский лекарь: толстый коротышка с розовыми щеками и блестящей лысиной.

— Пусть все выйдут из комнаты! — не унимался он. — Все до единого, иначе я не поручусь за жизнь короля!

— Неужели это так уж необходимо? — обиженно засопел сеньор Готфрид.

— Вы разве не слышали, что сказал метр Дени? — нахмурился принц — да так грозно, что придворные в испуге попятились.

Стражники воспользовались этим, чтобы закрыть дверь и встать перед ней, скрестив пики.

В комнате остались лишь принц и лекарь. Последний склонился над телом короля и начал с весьма глубокомысленным видом производить всяческие действия, в которых Ланделинд ровным счётом ничего не смыслил.

Прошло немало времени, прежде чем метр Дени изрёк:

— Так-так...

— Жизни короля что-нибудь угрожает? — поспешно спросил юноша.

— Государю повезло, — ответил лекарь. — Явись я чуть позже, он уже испустил бы дух.

— О боги!

— К счастью, а знаю, как излечить от столь страшного недуга, поэтому — клянусь душой! — государь будет спасён.

— Хвала Авиру!.. Но что делать мне? Покинуть комнату или же остаться?

— Ох, монсеньор, я не смею вам приказывать... — залепетал метр Дени.

В этот миг Хильдеберт слабо застонал.

— Он приходит в себя! — ахнул лекарь.

— И даже без вашей помощи, — усмехнулся Ланделинд. — Что же за болезнь его поразила?

— Благодарение богам! — осторожно отступая к двери, крикнул лекарь. — Они защитили государя!

Принц махнул рукой, разрешая перепуганному мужчине покинуть комнату, а затем склонился над кроватью и стал наблюдать, как к королю вновь возвращается жизнь.

Вдохнув несколько раз, Хильдеберт открыл глаза и прохрипел:

— Где медальон?

Ланделинд не ответил.

— Я спрашиваю: где медальон?! — приподнявшись, закричал король. Взгляд его показался принцу безумным.

Юноша схватил руку отца и прижал к своей груди, а затем прошептал:

— Успокойтесь, прошу вас...

При этих словах король вздрогнул всем телом и без сил опустился на подушку.

— Где я, Ланделинд? — простонал он.

— У меня в комнате.

— Что случилось?

— Вы решили использовать медальон...

— Ах, да! Можешь не продолжать... Я был уверен, что почти нашёл убийцу Герберта, но тут произошло нечто странное... — Король провёл ладонью по лицу. — Не могу вспомнить, что я увидел!

— И не нужно! Зачем мучить себя воспоминаниями? Лучше прикажите искать убийцу тем, кто обязан это делать. Градоначальнику. Геральду. Мессеру Гумберту, в конце концов! Сами же позаботьтесь о своём здоровье: вдруг опасность ещё не миновала?

— Глупости! Через пару часов я уже буду чувствовать себя лучше, чем когда бы то ни было. Вот увидишь!

Юноша с сомнением покачал головой, однако спорить не стал.

Помолчав немного, король сказал:

— Ты не ответил, куда делся медальон.

— О боги! — вскричал принц. — Неужели вам, отец, так дорог этот артефакт? Так не тревожьтесь больше: медальон у меня!

— Верни его.

— Хорошо, отец.

Едва Хильдеберт спрятал медальон на груди, чей-то властный голос у дверей произнёс:

— Пустите, глупцы. Я должен поговорить с государем.

Услышав его, король поморщился:

— А вот и мессер Ансберт! Не слишком ли поспешно он явился сюда? Должно быть, считает, что я нахожусь при смерти?

— Я сам позвал Жреца, — виновато улыбнулся Ланделинд. — Увидь вы себя со стороны в тот миг, когда потеряли сознание, вами овладел бы ужас...

— Не оправдывайся, — с усмешкой перебил его Хильдеберт.

Между тем стражники всё же уступили натиску Верховного жреца, и мессер Ансберт ворвался в комнату. Вид его был встревоженным.

— Как видите, поспешность ваша оказалась напрасной, — произнёс король.

— Я так не думаю, — возразил Верховный жрец.

— Почему?

— Вы понимаете, государь, что находились в паре шагов от гибели?

— Как видите, сделать их оказалось не так-то просто.

— Мне уже рассказали, как всё было. Полагаю, граф Минстерский заслуживает высочайших почестей: не вырви он медальон из ваших рук, в эту минуту Алленором уже правил бы новый король.

— По-вашему, мне и вправду грозила столь страшная опасность?

Мессер Ансберт изо всех сил сжал кулаки:

— Ещё раз повторяю, государь: вы едва не погибли! И виной всему ваша беспечность!

Принц, до тех пор молчавший, произнёс:

— Прошу, мессер Ансберт, объясните, что же вас так пугает. Отцу моему, должно быть, всё понятно, я же теряюсь в догадках.

Верховный жрец вздохнул:

— Государь, похоже, тоже плохо осознаёт, сколь тонким был волосок, на котором висела его жизнь, иначе никогда не поступил бы столь безрассудно... Вы ведь знаете, монсеньор, каким медальоном владеет ваш отец?

— Нет, — покачал головой принц.

— Артефакт этот позволяет читать мысли — так, во всяком случае, говорится в книгах, которые вы, вне всякого сомнения, изучали. Но как это происходит? На деле человек сталкивается с образами, запечатлёнными в памяти других людей, а вовсе не с их мыслями; стало быть, он не может услышать, о чём те думают — или думали раньше... Откуда берутся образы? Они сокрыты в глубинах человеческих душ и хранятся там до конца жизни. И когда душа освобождается от тела и является на суд к Семи богам, невозможно скрыть от взоров их ни малейших воспоминаний о тех грехах и пороках, которым мертвец предавался при жизни.

— Мне это известно, — сказал Ланделинд.

— Но подумайте, что происходит, когда в чужую душу заглядывает маг?

Принц пожал плечами.

— Он забирает частицу этой души.

— Что за беда? — произнёс король. — Разве какое-то крошечное воспоминание, вырванное из чьей-либо памяти (или души — как вам больше нравится) нанесёт вред человеку, который хранил его?

— Тёмная магия наносит вред вам, государь... Или вы полагали, что тёмные силы создали такой медальон, чтобы облагодетельствовать людей, которые будут обладать им? Нет. Вы тоже теряете крошечную часть собственной души, когда читаете чужие мысли. Мощь артефакта растёт — ваши силы иссякают. Поэтому, государь, я ужаснулся, когда пришла весть о вашем безрассудном поступке.

— Почему я прежде ничего не слышал об этих вещах? — недоверчиво спросил король.

— Откуда мне знать, чему вас учили в юности, государь? Возможно, преподаватели в те времена плохо справлялись со своими обязанностями?

Король задумался. Мысли его были не самыми приятными — об этом свидетельствовали морщины, изрезавшие лоб, и плотно сжатые губы.

— Ни один гость не покинул дома? — прервал он молчание.

— Полагаю, все ждут известий о вашем здоровье.

— Тогда прикажите гостям вновь собраться в зале. Вскоре я выйду к ним и успокою.

Принц и Верховный жрец переглянулись, однако не посмели ослушаться королевского приказа. Выйдя в коридор, они сообщили желание Хильдеберта гостям. Затем мессер Ансберт шепнул:

— Я хочу поговорить с вами наедине, монсеньор.

— Хорошо.

Дождавшись, когда зала вновь наполнится людьми, Ланделинд и Жрец вошли в одну из комнат заперлись там.

— Что вы хотели сказать? — спросил принц.

— Думаю, вы сделали из моего рассказа верные выводы. А вот насчёт государя я не уверен. Подозреваю, он лишь сделал вид, будто прислушался к моим словам. А ведь ещё немного — и от души вашего отца ничего не останется. Король умрёт.

Ланделинд побледнел.

— Чем слабее человек, тем больше ему хочется использовать медальон... Надеюсь, артефакт ещё у вас?

— Нет. Я уже вернул его отцу.

С громким криком мессер Ансберт выбежал в коридор и помчался к комнате, где лежал король. Оттолкнув стражников, ворвался туда — и замер: Хильдеберт сжимал в руках медальон, а тело его уже оказалось окутано розоватым туманом.

Стряхнув с себя оцепенение, Жрец рванулся к кровати и попробовал вырвать артефакт из пальцев короля, но у него ничего не вышло.

Внезапно Хильдеберт поднял на мессера Ансберта взгляд — и Верховный жрец содрогнулся. На него смотрел не человек, а существо, в глубине глаз которого таилась тысячелетняя ненависть ко всему живому; порождение тьмы, несущее людям гибель. Губы короля задрожали и начали растягиваться в улыбке — так медленно, словно внутри короля происходила страшная борьба.

Результатом этого необычайного поединка послужил стон, вырвавшийся из груди короля.

Через мгновение Хильдеберт вновь стал похож на человека. Пальцы его разжались, медальон упал к ногам мессера Ансберта.

— Что случилось? — спросил Ланделинд. Жрец даже не заметил, когда юноша присоединился к нему.

— Не знаю, — сказал мессер Ансберт так тихо, что принц едва расслышал его ответ.

Вдруг раздался слабый голос короля:

— Вы были правы, Ансберт, а я — нет... Но я должен был узнать, что за мерзавец осмелился бросить мне вызов.

— Я не спорю с вами, государь, — ответил Верховный жрец. — Не тревожьтесь — волнение отнимет у вас все силы.

— Их уже не осталось... Медальон, как вы и говорили, забрал у меня всё — только оставил зачем-то крошечную частицу жизни. Не знаю, для чего это нужно...

После короткой паузы Хильдеберт тихо вздохнул:

— Вы не представляете, Ансберт, что я видел... В каком беспросветном раке побывал... Знать бы заранее, как это страшно: чувствовать, что погружаешься в бездну без краёв и края, понимать, что ничего не сможешь изменить. Тогда я ни за что не взял бы в руки медальон!

Посмотрев на Жреца, он горько усмехнулся:

— Почему вы не задаёте вопросов? Кажется, вы всегда теряли рассудок от любопытства, едва речь заходила о таких вещах?

Не дождавшись ответа, король продолжил:

— Не знаю, сколько времени я провёл во мраке, прежде чем он развеялся. Я увидел небо, усыпанное тысячами — а может, сотнями тысяч? — звёзд. Светила луна, и я различал вдалеке громады гор... Ужас сменился умиротворением: мне захотелось навеки остаться в этом чудном краю...

— Это царство мрака, — прошептал мессер Ансберт. — Вам довелось побывать в чертогах демонов?

— Да. — Лицо короля исказила гримаса боли. — А ещё я видел Эстельфера...

— О боги!

— ...который стоял на краю громадного камня. Он был повёрнут ко мне спиной, но я чувствовал его взгляд и понимал... понимал, что душа моя принадлежит императору демонов! — Король закричал так, словно вновь обрёл всю свою силу. Но через мгновение голос его вновь стал тихим и безжизненным. — Я понимал, что нельзя поддаваться тёмным чарам, а душа рвалась наружу — она хотела остаться в царстве мрака. Эстельфер победил...

— Но вы ведь живы!

— Император демонов подарил мне несколько минут — я благодарен ему за это.

— Благодарны?! За что?!

— Я смогу попрощаться с сыном.

Мессер Ансберт недовольно поджал губы, король же улыбнулся Ланделинду:

— Нам нужно поговорить... Наедине.

Верховный жрец передёрнул плечами и с явной неохотой вышел из комнаты. Впрочем, постарался успокоить он себя, любой умирающий монарх даёт наставления наследнику — и наставления эти повторяются из века в век. Едва ли Хильдеберт скажет что-нибудь важное.

Когда дверь за мессером Ансбертом закрылась, король произнёс:

— Что ты испытал Ланделинд, когда я лежал без чувств? Сожаление? Волнение? Радость? Ответь честно.

— Надежду, — сверкнул глазами принц.

— Понимаю, — усмехнулся Хильдеберт. — Вряд ли ты молил богов о моём выздоровлении... Что ж, я не виню тебя — сам виноват. Едва ли дела королевства занимали столько времени, чтобы я не мог хотя бы иногда видеться с тобой. Но вышло так, что мы стали не отцом и сыном, а королём и наследником престола... — Ланделинд при этих словах невольно отвёл взгляд. — И теперь, за пару минут до смерти, я должен дать несколько наставлений -бесполезных, поскольку ты всё равно не прислушаешься к ним... Впрочем, нет, не нужно лишних слов! Запомни лишь одно: никогда не пользуйся магией.

— Постараюсь...

— Когда умер твой дед, я тоже полагал, как и ты сейчас, что смогу сделать королевство могущественным, а народ — счастливым, покончу с бесчинствами феодалов, накажу дворцовых интриганов — словом, алленорцы запомнят меня великим государем. Как видишь, ничего не вышло... Некоторые говорят, будто я слишком мягкосердечен, и потому не сумел завоевать уважения. Это не так. На деле я всю жизнь боролся с жестокостью в собственном сердце, с желанием утопить Алленор в крови. И знаешь, как я справился?

— Нет.

— Сначала я слушался старых советников. По приказу их было казнено немало людей, которые признали свою вину лишь под пытками. Я мучился — боялся, что народ сочтёт меня несправедливым монархом. Но не знал, как поступить, пока не решил...

— Использовать медальон?

— Да... Сначала это казалось весёлой игрой: я мог вызвать какого-нибудь придворного, спрятаться за портьерой — и заглянуть в его душу. Как я смеялся, когда их — таких важных и заносчивых — охватывал ужас! — Король грустно усмехнулся. — Потом мне понравилось ходить на допросы, которые устраивал канцлер. Поначалу тот лишь одобрительно усмехался, ведь, в конце концов, таково было моё королевское право — карать преступников, — но вскоре стал считать поведение моё глупым...

— Постойте! Ведь прежнего канцлера казнили!

— Я прочёл его мысли и так разозлился, что отдал приказ об аресте. Канцлера пытали, и он... сознался в заговоре против короля. А ведь был невиновен...

— Не может быть...

— В тот миг я вдруг понял, какое громадное могущество дарует какой-то крошечный медальон — куда большее, чем королевский сан. Силы тьмы овладели моим сердцем и разумом, и я ничего не мог с этим поделать.

— Но вы ведь не стали тираном! Не начали убивать жрецов, как герцог Фальк в Хеллиноре!

— Я оказался слишком слаб для этого. Император демонов ошибся и неудачно выбрал жерт...

Король не договорил. По телу его пробежала судорога, из горла вырвался сдавленный хрип.

— Я позову мессера Ансберта! — вскочив на ноги, воскликнул Ланделинд.

Король сделал едва заметный жест рукой. Ланделинд склонился к лицу умирающего, и тот прошептал несколько слов.

Прикрыв рот ладонями, принц отшатнулся. На минуту он словно забыл обо всём на свете, превратившись в подобие мраморной статуи, когда же вновь пришёл в себя, король уже испустил дух.

— Мессер Ансберт... — чуть слышно позвал юноша.

Никто не отозвался.

Тогда Ланделинд шатаясь подошёл к двери, отворил её и увидел королеву Эрменхильду, и Верховного жреца.

— Что с государем? — завидев принца, бросился к нему мессер Ансберт.

Тот помолчал немного, а затем ответил:

— Теперь я — государь!