Дракон издал гневный рык, к которому примешивалось явно недоумение. Кто-то из солдат Госпожи, стоявших ближе всего к нам, поднял арбалет. Наверное, он целил в Душелова, но из-за взмахов могучих крыл стрела отклонилась от цели, вонзившись в ногу сереброволосой красавицы. Дракон издал новый рык и, выгнув шею, обрушил яростное пламя на наше войско.
Я не сразу понял, что случилось, даже ощутив на груди знакомое покалывание — это возвращался к жизни амулет. Перевел взгляд на Госпожу и увидел на ее лице отблеск настоящего страха — чего не было и перед огнедышащей пастью. Потом вдруг вспомнил, что видел Душечку неподалеку от того придурка, что выстрелил в дракона. Нападение солдат Душелова застигло ее врасплох, а глухота сыграла с ней самую жестокую шутку в ее жизни — она не успела оглянуться на то, что происходило у нее за спиной.
Безмагии больше не было!
Я даже не успел испугаться, а Госпожа уже тащила меня к оставленному позади ковру. Рядом уже взлетали один за другим ковры Взятых. Но быстрее их всех несся на юг черный дракон, к спине которого, плотно прижавшись друг к другу, припали две женские фигурки.
А позади нас гремел гром и с внезапно почерневшего неба били белые молнии, испепелявшие китов и мант, а также всех, кто не успел удрать достаточно быстро. За время пребывания в безмагии Властелину нанесли достаточный ущерб, чтобы он не чувствовал себя так хорошо как раньше. Но даже того состояния, в котором он дожил до смерти Душечки ему хватило, чтобы расправиться со всеми врагами. По крайней мере, с теми, кто не успел убежать.
Мы с Госпожой — успели, также как и некоторые из членов Отряда, успевшие вскочить на ковер или летучего кита. Но я не готов считать это везением.
В эпоху нового Владычества самыми везучими могут оказаться те, кто умер первыми.
Интерлюдия (Дракон-2)
Ночь спустилась на Драконий Камень, окутав и мрачный замок, давший название острову, и рыбацкие селения c портом на побережье и высившуюся над всеми ними исполинскую гору. Сейчас Драконий Камень спал, как и таившийся в его недрах подземный огонь, как и весь остров, убаюканный обманчивым спокойствием ночи. С тех пор как Дейнерис Таргариен увела свою армию на Север, Драконий Камень редко пользовался вниманием владык Вестероса, почти забывших об острове с которого некогда началось Завоевание. Императрица Серсея держала здесь гарнизон, но о его присутствии напоминал лишь красно-золотой стяг Ланнистеров, развевающийся над Драконьим Камнем. Раз в год с островитян собирались подати, но в остальном их жизнь особенно не изменилась и они думали, что так будет всегда.
И никто — ни на острове, ни во всех Семи Королевствах, не мог и представить насколько они ошибались.
Стяг Ланнистеров по-прежнему реял над мрачными химерами Драконьего Камня, но сами солдаты перестали нести службу. Они спали, спали вечным сном: удушенные скользкими кольцами, отравленные змеиным ядом; лежали, уставившись в потолок мертвыми глазами или схватившись за горло, на котором алели ранки от острых зубов, высосавших всю кровь. Начальник гарнизона, сир Сэмвелл Спайсер, сидел за Расписным Столом в Каменном Барабане: лицо его было черным, искаженным гримасой ужаса.
За этим же столом находилось еще трое — единственные живые существа во всем замке. Во главе стола восседала Рейнис Таргариен, в ниспадающем черно-красном облачении, несколько скрывающим ее изуродованное тело. На обезображенном ожогами и шрамами лице лихорадочно поблескивали сиреневые глаза. Слева от нее, в неизменном белом одеянии сидела леди Арабелла Марч и ее зеленые глаза зловеще мерцали в сгустившемся полумраке. Справа же от Рейнис сидела Марселина де Русси, чьей единственной одеждой оставались ее длинные волосы.
На самом же столе, свившись кольцами, раскачивал богоподобной головой черный змей. Что-то было завораживающее в его движениях — человекозмей двигался в некоем, слышимом только ему ритме, напоминавшем о приближении того, ради чего собрались все четверо. Путь сюда был неблизок и нелегок, но никто из сидевших за столом не пожалел, что проделал его.
Змей вскинул голову, издав протяжное шипение, когда стены замка слегка дрогнули — а вместе с ними вздрогнул и весь остров. За первым толчком последовал второй, куда сильнее, потом еще и еще. С потолка посыпалась пыль, покосилась и с жутким грохотом рухнула одна из уродливых горгулий, украшавших стены замка. От берега послышались тревожные крики проснувшихся селян, мычание и блеяние встревоженного скота. Лица всех четырех как по команде повернулись в сторону окна открывавшегося в сторону Драконьей Горы, когда ее вершина взорвалась потоками огнедышащей лавы и клубами черного дыма. И в этом дыму в ночное небо взмыл исполинский дракон, больше всех, что когда-либо видели на Драконьем Камне. Лунный свет замерцал, переливаясь на множестве драгоценных камней, несокрушимой броней покрывших громадное тело. Сложив крылья, чудовищный змей нырнул вниз, облетая свои новые владения.
С трепетом выбежавшие на улицы, слышали вырывавшиеся из жуткой пасти слова незнакомой речи, подобно раскатам грома оглашавшими Драконий Камень.
— Мои зубы — мечи, мои когти — копья, крылья поднимают бурю, удар хвоста подобен удару молнии! Я это пламя!
Огненный поток, обрушившийся на прибрежные селения разом испепелил и рыбацкие лодки и хлипкие домишки и заметавшихся словно муравьи несчастных людишек.
— Я — это Смерть!
Проклятый
Об этом замке уже давно не судачила людская молва — реальность оказалась страшнее всех старых сказок. Тьма теперь царила к югу от Стены, простирая черные крылья на Вестеросом, здесь же царило забвение и запустение. Лишь шорох крыс да шелест ветвей чардрева, проросшего сквозь дыру в крыше кухни, нарушали здешнюю тишину. Люди не интересовались этим местом: двести лет минуло с тех пор как братья Ночного Дозора покинули Твердыню Ночи — и с тех пор лишь раз человеческие существа пришли в замок, дабы пройти по ту сторону Стены. Но ныне ледяная громада, лишившаяся своей магии, медленно таяла — а вместе с ней разрушались и давно покинутые замки. Дворы Твердыни превратились в небольшие рощи, в помещениях царили тлен и пустота, сквозь грифельный пол кухни проросли дикие травы и кустарники. Густые заросли почти скрыли черный зев колодца, скрывавшего давно забытую всеми тайну. Казалось — века пройдут с тех пор, как она станет вновь интересна людям
Однако на деле ждать пришлось гораздо меньше.
Крысы, копошившиеся на дне колодца, на миг прекратили нескончаемую возню, задрав острые мордочки и напряженно прислушиваясь к доносившимся звукам. Сверху слышались негромкие голоса, стук камня о камень и чье-то натужное дыхание. И вдруг — в колодец с ужасающим грохотом обрушилось что-то большое и черное, ударявшееся о каменные стены, распугивая разбегавшихся крыс и давя оказавшихся слишком нерасторопными. С приглушенным чавканьем странный предмет врезался в дно колодца, наполовину утонув в жидкой грязи. Ненадолго опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь писком встревоженных тварей. Однако вскоре сверху снова послышались голоса, шарканье подошв по камню и дыхание людей, спускавшихся по ступеньками в стенках, витками уходящими вниз.
Один за другим нежданные гости спускались на дно колодца. Первыми оказались двое высоких мужчин, в куртках из вареной кожи. Один из них держал в руках факел, отбрасывавший причудливые тени на покрытые селитрой стенки. Вслед за ними спустился тощий мужичок, с пегой бородкой и бегающими темными глазами. Он носил все черное — черные шерстяные штаны, черные сапоги и плащ из черного шелка. Все это облачение выглядело непомерно роскошно для столь невзрачного человечка, будто снятое с чужого плеча и впопыхах напяленное на кого попало. Вместе с ним в колодец спустился молодой человек, облаченный в серые одеяния, с вышитыми черными левиафанами. Последней на дне колодца оказалась молодая женщина в мужском костюме. Синие глаза с любопытством взглянули на врезанную в стену дверь вытесанную из белого чардрева.Из дерева лучился свет, молочный, вроде лунного, и такой слабый, что не освещал ничего, кроме самой двери — и вырезанного в ней лика. Лик был старый, бледный и сморщенный — словно мертвый. Рот и глаза закрыты, щеки ввалились, лоб изрыт морщинами, кожа на подбородке обвисла. Такое лицо могло быть у человека, который прожил тысячу лет и все это время старился.
Дверь открыла глаза — тоже белые и слепые.
— Кто вы?
Молодой человек нетерпеливо подтолкнул в спину мужчину и тот, опасливо озираясь на своих провожатых, начал торопливо произносить слова почти забытой клятвы.
— Я меч во тьме, — запинаясь говорил он. — Я дозорный на стене. Я огонь, отгоняющий холод, свет, приносящий зарю, рог, пробуждающий спящих. Я щит, обороняющий царство человека.
— Проходи, — сказала дверь. Ее рот начал открываться все шире и шире, пока от нее не осталось ничего, кроме рта в кольце морщинистой кожи. Девушка нетерпеливо оглянулась на двух мужчин и те, с трудом вытащив из грязи сброшенный ранее предмет, раскачав, швырнули его в открывшуюся перед ними дверь. Рот тут же закрылся, вновь открывая лик, искаженный гримасой — будто его заставили съесть что-то противное.
— Молодец, Фред,— девушка надменно взглянула на дрожащего мужчину, — даже спустя столько лет ты все еще помнишь. Даже несмотря на дезертирство.
— Это не было дезертирством, ваше Величество, — возразил мужчина, — я просто...
-Знаю-знаю,— усмехнулась девушка, — обстоятельства. Не волнуйся, сейчас уже никого не волнуют те старые клятвы и их нарушители.
-Мне обещали...— заикнулся бывший Брат Ночного Дозора.
-И ты это получишь, — кивнула девушка, — Марон.
Молодой человек достал из-под полы плаща туго набитый кошелек и брезгливо протянул его дезертиру. Тот распустил завязки кошелька и глаза его блеснули алчностью при виде множества золотых монет. Фред настолько увлекся их разглядыванием, что не заметил как девушка, отступившая куда-то во тьму, вскинула руки, совершая странные пассы. С губ ее сорвались слова заклинания, произнесенного на языке, неведомого никому в Вестеросе. Кошелек с золотом дрогнул и просыпался во враз онемевших руках дезертира, руки и ноги отказывались ему повиноваться — как и все остальное тело. Краем глаза он заметил, что точно также застыли и двое мужчин, спустившихся первыми.
Рыжеволосая девушка нетерпеливо мотнула головой и Марон Волмарк шагнул к дезертиру, снимая с пояса длинный кинжал. Острая сталь рассекла горло и Фред повалился наземь, истекая кровью в жидкую грязь. Рядом с перерезанными глотками повалились и два его собрата по несчастью.
-Будем считать это ее последняя жертва,— усмехнулась Эфрель, — чем меньше людей будет знать об этой дыре, тем лучше. Старым Богам больше нет места на Севере — и ведьмам из черного камня тоже. Есть лишь единственные боги — и это боги моря.
-Эйрон Грейджой был бы рад услышать это,— фыркнул Марон.
-Мой муженек,— голос Эфрель был столь же сладок, сколь и ядовит, — бедный глупый Эйрон. Какой удар будет для него, когда он узнает каким богам он служил все это время.
-Это будет не единственным его разочарованием, — усмехнулся Железнорожденный.
— Говорят, раньше в Вестеросе правил король с оленем в гербе, — засмеялась колдунья, — рога бы подошли Эйрону больше чем щупальца.
Марон приобнял девушку за талию и привлек к себе, впиваясь в ее губы поцелуем. Его рука устремилась между ног королевы, но та с силой оттолкнула молодого человека.
-Не здесь, — она брезгливо осмотрела валявшиеся в жидкой грязи трупы и пищавших в углах крыс, — по дороге домой будет время и место. Пойдем, мне надо вернуться в Винтерфелл прежде чем Эйрон вернется с Пайка.
Она развернулась и принялась карабкаться вверх по лестнице. за ней, то и дело норовя поддержать женщину снизу, полез и Марон Волмарк. Вскоре сверху послышался удаляющихся стук копыт и Твердыня Ночи вновь опустела.
Опустел и колодец — если не считать трех трупов и засуетившихся возле них крыс, обрадованных нежданной поживой. Острые зубы быстро прогрызли одежду, кожу и мышцы, после чего прожорливые грызуны добрались до внутренностей, ожесточенно дерясь из-за очередного лакомого кусочка. Увлекшись едой, крысы не заметили как лик на двери чардрева вновь начал чуть заметно светиться.
Внезапно огромный рот вновь распахнулся во весь рост и оттуда, будто выплюнутый, вылетел предмет, вышвырнутый часом ранее. Следом в светящемся проеме появился исполинский силуэт, почти полностью закрывший дверь своим телом. Вот он шагнул вперед и в этот миг за его спиной сомкнулся зев древнего лика. Пропущенный им человек выпрямился, оглядывая свое новое пристанище. Равнодушно он взглянул на изъеденные крысами трупы, как человек привыкший этому зрелищу настолько, что они вызывают у него не больше эмоций, чем дорожная грязь под ногами. Куда больше его внимание привлек предмет, выброшенный вместе с ним из Черных Врат. В отличие от врат предмет был действительно черным — вырезанная из камня, напоминающего оникс, статуя нагой девушки. Свечение двери отражалось на утонченно-прекрасном лице, округлых грудях, длинных ногах. Загадочная улыбка играла на полных губах, но на эту чарующую улыбку ложился отблеск безжалостности, странным образом делающий это произведение искусства еще более притягательным. Даже в этой кровавой грязи, среди трупов и крыс, каменная девушка показалась новому гостю прекраснее любой женщины из плоти и крови.
Но сколь бы не прекрасным было это изваяние, оно не могло заставить мужчину забыть в сколь неприглядном месте он находился. Задрав голову, он почувствовал дуновение воздуха сверху, а следом заметил и высеченные в стенах ступени. Он начал подъем, — шатаясь от слабости и держась рукой за скользкую стену, то и дело останавливаясь передохнуть, мужчина тем не менее упрямо стремился вверх. И его стремление удвоилось, когда вверху блеснул отблеск лунного света.
Вскоре мужчина перевалился через край колодца и со стоном повалился на землю — подъем отнял у него последние силы. Отдышавшись, он приподнялся на локтях и оглянулся: вокруг него было помещение, в котором мужчина опознал давно покинутую кухню. Он увидел огромные кирпичные печи, заржавленные мясные крюки и следы от топора на колоде для рубки мяса. В центре комнаты росло странное белое дерево, с кроваво-красными листьями. Его кривой ствол пророс сквозь дыру в крыше, протянув ветви к ночному небу. Держась за это дерево, мужчина поднялся на ноги, с каждым движением обретая все больше сил. Это был высокий широкоплечий человек, с рыжими волосами и столь же рыжей, взлохмаченной бородой. Из-под обрывков черной кольчуги топорщились окровавленные лохмотья. Множество ран покрывало могучее тело, некоторые все еще сочились кровью. И все же, несмотря на эти раны, мужчина выглядел грозным противником. Его исполинский рост и могучее телосложение напоминали о великанах Застенья, а глаза заставили вспомнить о куда более жутких существах, не так уж давно появлявшихся в этих местах. Они напоминали два ледяных кристалла в которых мерцал синий огонь.
