-Мое почтение, сир,— Тирион насмешливо поклонился человеку стоявшему перед ним. Кто-то сбил шлем с его головы и "Робин" пытался остановить ладонью льющуюся из виска кровь. Завидев карлика, он открыл рот, но сказать ничего не успел — вскинув арбалет, Тирион одну за другой пустил три стрелы. Две из них ударились о кольчугу, так и не сумев пробить ее, зато третья вошла прямо в горло.
-Стоять! — рявкнул Тирион на всполошившихся пленников, — я решил сохранить вам жизнь, но того, кто дернется, я отдам ему, — он кивнул на Пса Жабодава.
Угроза подействовала.
— Твоя очередь, — Тирион кивнул Арье. Та кивнула в ответ и, подойдя к поверженному Робину, резко сорвала с него маску. На Тириона глянуло незнакомое лицо с тонкими чертами и странными волосами: наполовину рыжими, наполовину седыми.
-Ты его знала? — Тирион тревожно посмотрел на Арью, выглядевшую так, будто увидела привидение. Впрочем, соратники лже-Робина выглядели куда хуже.
— Знала это лицо, — с каменным лицом произнесла Арья, — неважно. Держи.
Она бросила Тириону маску и отошла к своему зверю. Карлик повернулся к ошеломленным пленникам.
— Робин Аррен давно мертв, — говорил он, тряся содранным скальпом перед ними, — вон тот человек убил его и срезал лицо, чтобы принять его облик. Самозванец — Безликий из Браавоса, это братство колдунов, поклоняющихся богу смерти. Тело вашего лорда лежит среди останков тех, кого сбросили в Лунную Дверь. Вы найдете его...
"Точнее то, что от него осталось".
-На вершине большого камня, где мы положили его, — Тирион указал на одеяние Арьи, — обвязанного тканью с ее рукава.
"И обоссаного псом-демоном".
— Браавос втянул вас в эту войну, — все с большим воодушевлением продолжал Тирион, — ради барышей Железного Банка и темных целей служителей Бога Смерти. Возможно, они и сейчас среди вас. Присмотритесь к окружению лорда Аррена, к другим людям — кто ведет себя не как раньше, кто говорит невпопад и не помнит себя самого в юности или детстве. Ваш враг Браавос и такие как он — Тирион указал на мертвого Безликого, — идите и расскажите об этом рыцарям Долины.
Горцы нехотя расступились и израненные, испуганные рыцари, устремились прочь. Вместе с собой они тащили и тело самозванца.
-Почему полумуж дал им уйти? — рассерженно подступил к нему Шагга.
-Потому что полумуж держит свое слово, — Тирион улыбнулся дикарю, — и платит долги, как и подобает льву. Сейчас внизу нет самого главного лорда, а весть о том, что ими правил самозванец, заставит остальных не доверять друг другу. И тогда все кланы могут спуститься со своих Гор и взять обещанное мною.
В наступившей тишине Тирион оседлал одного из трофейных коней и направил его прочь. Рядом прогремели копыта — это Арья, взяв другую лошадь, поравнялась рядом с ним. Перед ней неспешно трусила белая дворняга с черным пятном на морде.
Над Чаячьим Городом реяли знамена с соколом и луной — весть о том, что Робин Аррен мертв, а Долиной правил самозванец достигла и сюда. Джеймс из рода Арренов из Чаяьчего Города объявил себя новым Лордом Долины, но остальные не торопились присягать ему, ожидая возвращения Джона Ройса с его войском. Оставшиеся лорды спешно укрепляли замки, опасаясь новых набегов горцев, после разгрома лже-Робина обнаглевших сверх всякой меры — иных дикарей видели уже у моря.
-Вне зависимости от того, кто тут победит, — разглагольствовал Тирион, шествуя по широкому дощатому причалу, — в Долине еще долго будет неуютно. Как, впрочем, и в остальном Вестеросе. Я, наверное, отправлюсь на Север — пусть Санса и ведет себя странно в последнее время, но там всяко спокойнее, чем в иных местах...
-Я с тобой, — мрачно кивнула Арья, — хочу задать сестре пару вопросов.
-Ну и отлично, — кивнул Тирион, — и Пес Жабодав с нами, верно?
Бежавший рядом с ними пес на мгновение поднял острую морду, потом вновь опустил, принюхиваясь к портовым запахам. Тирион проследил за его взглядом и его лицо озарилось довольной улыбкой.
-Вот тот когг, кажется, с Севера, — он ускорил шаг, приближаясь к упомянутому судну. К него как раз сходили двое — полный молодой человек с мейстерской цепью через плечо и худощавый пожилой мужчина в потрепанной одежде небогатого ремесленника.
-Сэмвелл! Давос! — воскликнул ошеломленный Тирион, — а вы куда?
— Куда угодно, лишь бы подальше с Севера, — пропыхтел Сэм, помогая спуститься с корабля тоненькой девушке и светлоглазому мальчугану лет десяти.
— Уж не знаю, что там случилось с вашей сестрой, — обратился Давос к Арье, — но в последнее время она сама на себя не похожа. И связалась с силами, как бы не похуже Белых Ходоков — если бы вы знали, чего мы навидались по пути с Систертона. Вот мы и решили, что в Долине Аррен будет всяко спокойней, чем в Винтерфелле.
Обманщик
— Большой человек должен много есть.
С квакающим смехом Антуанетта поднесла ко рту пленника миску с чуть теплым варевом, в котором плавали крупно порезанные грибы и лягушачьи лапы. С трудом сдержав гримасу при виде грязных, покрытых пигментными пятнами рук, Кейн, тем не менее, жадно выхлебал миску, чувствуя как рассасывается ноющая боль в животе.
-Этого мало, — бросил он, — разве Эфрель не велела беречь мое тело?
-Скоро оно перестанет быть твоим, хихихи, — мерзкая карга зашлась в новом приступе смеха, — но ты прав, большой человек. Теон, мой мальчик, извини, но это все для тебя.
Скорчившийся у стены Теон Грейджой только скрипнул зубами, когда Антуанетта выхватила у него из под носа миску с объедками. Поднеся ее к лицу Кейна она любовалась как тот хватал дурно пахнущие объедки и размалывал их зубами.
Меж тем Антуанетта подошла к полке, где Эфрель хранила свои зелья и, оторвав от подола кусок тряпки, смочила ее зеленоватой, дурно пахнущей мазью. Подойдя к Кейну, она принялась растирать его плечи и спину.
-Тебе нравится это, рыжебородый? — голос ведьмы понизился до сладострастного шепота, — нравится когда Антуанетта тебя трогает?
Ее большая дряблая грудь, вываливающаяся из ветхого платья, коснулась его тела и Кейн с трудом удержал дрожь омерзения от прикосновения липкой холодной плоти.
— Это куда приятнее, чем если бы это делала она, — усмехнулся Кейн, мотнув головой в сторону Сансы. Та вскинула было голову, но тут же подавленно опустила, хотя в ее глазах блеснули злые искорки — несмотря весь ужас своего положения, она еще не сломалась. Антуанетте же слова Кейна пришлись по душе — откинув голову она вновь забулькала горлом, изображая смех.
— Эфрель бы не понравились эти слова, — игриво сказала она, — наша славная королева считает себя неотразимой.
— Как и любая женщина, — Кейн пожал плечами, насколько ему это позволяли скованные руки, — я познал ее в обоих телах и не помню ничего особенного.
-Ты не должен так говорить, — с нарочитой строгостью сказала Антуанетта, — наша королева видная красавица.
— Была, — пожал плечами Кейн, — в прошлой жизни, точнее в прошлом мире. Впрочем, я тогда ее не знал — когда я ее впервые встретил, она уже выглядела вот так, — он небрежно кивнул в сторону Сансы, — а ее нынешнее тело — девчонка и есть девчонка. Никогда не нравились эти худосочные пигалицы.
-Любишь женщин в теле? — движения рук Антуанетты замедлились, а дыхание наоборот участилось. Кейн исхитрился повернуть голову и его холодные голубые глаза встретились с выпуклыми жабьими гляделками. Не изменившись в лице, он спокойно сказал.
-Да. Вроде тебя.
— Обманщик! — кокетливо квакнула Антуанетта, но видно было, что такая грубая лесть ей понравилась. Болотная ведьма была не лишена определенной низменной хитрости, но похоть явно преобладала у нее над разумом. Закончив со спиной, она встала перед Кейном и принялась умащивать его спереди столь же тщательно, как и сзади. Короткие толстые ладони похотливо оглаживали широкую грудь, массивные руки и плечи, с узловатыми мышцами, подобные колоннам ноги и, — с особым старанием, — то что между ними. Кейн, внутренне содрогавшийся от прикосновений этой мерзкой жабы, поначалу прилагал немалые усилия, чтобы скрыть свое отвращение, но долгое воздержание брало свое — и теперь ему не нужно было сильно стараться, чтобы изобразить вожделение.
Антуанетта осторожничала — Эфрель, перед уходом, хорошо припугнула ее, рассказав как опасен Кейн. Ей даже не пришлось врать — за всю свою, казавшуюся вечностью, жизнь проклятый странник вполне оправдывал свою репутацию. И собирался делать это и впредь — для чего нужно выбраться из этого подвала, причем побыстрее: никто не знал, когда вернется Эфрель. К тому же зловонная атмосфера этого места медленно, но верно подтачивала железное здоровье воина. Эфрель постаралась на совесть, сковывая его: Кейн стоял на коленях на каменном полу, с запястьями, прикованными к лодыжкам. От этих оков отходила короткая цепь, крепившаяся к большому кольцу, вбитому в стену. Подобное же кольцо располагалось выше, и от него отходила еще одна цепь, прикрепленная к железному ошейнику на шее Кейна. Любое его неверное движение вызывало страшную боль во всем теле, пополам с удушьем. Колени, запястья, лодыжки и горло воина растерлись до крови и воспалились от царившей вокруг сырости. Запах крови приманивал множество паразитов, населявших, казалось, каждую щель сырого склепа. Мазь, которой Антуанетта смазывала тело Кейна, частично отпугивала насекомых, но совсем не спасала от крыс. Мерзкие твари по ночам забирались на руки и плечи Кейна, касаясь его лица голыми хвостами. Временами из воды выползали и змеи: привлеченные теплом его тела, они грелись, сворачиваясь клубком у его паха. Только чудом можно было объяснить то, что еще ни одна ядовитая гадина его не укусила.
Причем с самим Кейном обращались относительно сносно — ведь ненасытные ведьмы еще рассчитывали воспользоваться им для своих утех. Тот же, кому предназначалось в его тело попросту гнил заживо — да и кормился чем попало. Глядя на Теона Грейджоя Кейн содрогался при мысли, что скоро его душа окажется в этом запаршивевшем человеческом обрубке. Временам Антуаннета развлекалась заставляя несчастного кастрата ублажать языком ее — а заодно и Сансу, с которой она обращалась не менее жестоко. Тем не менее, Санса еще выглядела способной бороться, тогда как Теон не то совсем пал духом, не то вообще повредился в уме. Так или иначе, на их помощь в освобождении рассчитывать не приходилось — ведь оба они были скованы также как и он. Разве что их цепи не были заколдованы — ну так в отличие от Кейна они и не умели колдовать. И все же кое-что в них внушало Кейну надежду — временами Антуанетта снимала с Теона оковы, зачем-то уводя его наверх. А раз у нее были ключи от цепей Теона — значит, были и от остальных.
Антуанетта не стала отпираться, когда Кейн прямо спросил ее об этом.
— Да, есть ключи для всех, — мерзко захихикала она, — но тебя я отомкнуть не смогу, даже если захочу. Заклятье наложенное на твои цепи, может снять только Эфрель.
— И что, нет никакого способа? — небрежно спросил Кейн.
-Зачем ты спрашиваешь, большой человек? — рассмеялась ведьма, — или ты надеешься, что Антуанетта освободит тебя?
— Мы могли бы познакомиться и поближе, — Кейн расправил плечи, — только не говори, что сама этого не хочешь.
-Может и хочу, большой человек, — вновь рассмеялась ведьма, — но ведь я и получу его. Скоро вернется Эфрель и даст Антуанетте твой член и твое тело.
-Эфрель может задержаться, — небрежно сказал Кейн, — и потом, с чего ты взяла, что она выполнит обещание? Я знаю Эфрель давно — она женщина многих талантов, но верность слову не входит в их число. Сама подумай — зачем ей соперница рядом? Из страха она может отдать тебя на корм своим любимцам.
Антуанетта нахмурилась: Кейн почти видел, как под ее черепом медленно раскачиваются неповоротливые мысли. Он угадал верно — в своем тщательно скрываемом тщеславии, Антуанетта видела себя чуть ли не ровней Эфрель. Она вполне могла поверить, что королева воспринимает ее как опасную соперницу.
— И даже если она сдержит свое обещание, — продолжал Кейн, — от ее дара будет немного толку. Тело и член — еще не все, даже если эти тело и член — мои. Сомневаюсь, что Теон знает, как ублажить женщину в постели — а если и знал когда-то, то давно забыл.
Пренебрежительное хмыканье Антуанетты подтвердило верность его оценок.
-Эфрель рассказывала кто я такой, — продолжал Кейн, — о том, что мне много больше лет, чем всем вам вместе взятым — и все это правда. Я повидал больше женщин, чем живет в Вестеросе, держал в объятьях королев и шлюх, жриц и ведьм, даже богинь — и ни одна из них не была разочарована проведенной со мной ночью. Для меня нет тайн в том, как доставить удовольствие женщине — может ли твой мальчик похвастаться тем же? Даже в моем теле? Эфрель была со мной в обоих своих телах, но тебе она оставляет лишь жалкие крохи — если она вообще решит оставить тебе жизнь.
Антуанетта исподлобья смотрела на него, в ее глазах страх боролся с похотью.
-Если Эфрель узнает об этом разговоре, — начала она.
— Эфрель боится меня, — перебил ее Кейн, — она захватила меня обманом, пользуясь тем, что я ничего не знал об истинной сути Королевы Севера. Но мое знание магии ничуть не слабее, чем у нее, а если мы объединимся, то вместе свергнем ее власть над Севером — и установим свою. Подумай Антуанетта — не только эти жалкие болота, но целое королевство — а может и не одно! Я вижу себя на Троне Зимы — и тебя рядом со мной! И на троне и в моей постели!
Антуанетта стояла перед ним, засунув в рот толстый палец и напряженно размышляя. Неожиданно она повернулась спиной к нему и опустилась на четвереньки, оттопырив обвислый зад, покрытый бородавками и меняясь на глазах. С громким плеском огромная жаба исчезла под темной водой. Кейн устало откинулся в цепях, словно эта речь отняла у него последние силы. Оставалось надеяться, что его слова не пропали втуне.
Усталость сделала свое дело и Кейн задремал, несмотря на давящий на шею ошейник. Засыпая, он поймал ненавидящий взгляд Сансы и усмехнулся про себя — в игре, затеянной им, ставки были куда выше чем жизнь этой парочки.
Проснулся от прикосновения холодной плоти. Первоначально он подумал о змеях, но знакомый запах и свет от зажженного факела подсказал с кем он имеет дело.
-Выпей, Кейн,— стоявшая перед ним Антунетта сковырнула пробку с бутылки из темно-зеленого стекла, — выпей моего вина.
Ведьма была абсолютно голой — и Кейна на миг замутило от обилия этой трясущейся жирной плоти. Чтобы не выдать себя он припал к горлышку, почувствовав как по его продрогшему телу, пробежало живительное тепло. Он вновь посмотрел на Антуанетту — ни одна женщина еще не казалась ему столь желанной. Ведьма, подошла и припала к нему, лобзая широкую грудь, оставляя влажные следы вокруг сосков. Затем она поднялась и впилась в губы Кейна жадным поцелуем. Звякнула и натянулась цепь, ошейник вдавился в кадык, почти душа Кейна, но он не прекращал играть с языком Антуанетты, возбужденный не меньше чем она. Но где-то в уголках его разума теплилось понимание, что его напоили каким-то приворотным зельем — нехитрая магия, которой его тренированный ум умел сопротивляться.
