— Это демоны, — зашептал Жосс, — и они ищут нас. Бабушка рассказывала, как эти твари бродят по ночному лесу, чтобы полакомиться каким-нибудь запоздалым путником. Сколько могучих рыцарей погибло, не сумев спастись!

"Вот ведь суеверный мальчишка, — подумал Энгерранд, который становился всё спокойнее, тогда как приятель его всё сильнее увязал в паутине собственного страха. — Конечно, если на человека нападёт волчья стая, ему останется лишь надеяться на милость богов — и демоны тут ни при чём".

Но вдруг хор волчьих голосов раздался совсем рядом. Был он так ужасен, что всякое спокойствие вмиг оставило Энгерранда: упав на землю, мальчишка зажал уши руками. Зато Жосс с неожиданной решимостью извлёк из кармана крошечный складной нож и порезал им свою ладонь.

Это привело Энгерранда в чувство.

— Ты с ума сошёл! — завопил он.

Жосс схватил с земли палку и обмакнул в собственной крови.

— Только так мы защитимся от демонов.

— Да это же обычные волки! — вне себя от страха и ярости закричал Энгерранд. — Твоя магия не спасёт, а погубит нас!

Мальчишка пропустил эти слова мимо ушей и, упав на колени, принялся с жаром молиться. Энгерранд различил слова "Авир", "Аваллет", "смерть", "демоны", однако ни разу не были упомянуты волки, а именно о спасении от их клыков, как думалось ему, и следовало в первую очередь просить богов.

Когда молитва была окончена, Жосс подбежал к дереву и кончиком палки принялся чертить большой круг, а внутри него — какие-то замысловатые знаки. Кровь продолжала сочиться из раны на руке мальчишки, но тот ничего не замечал.

Вдруг в лунном свете мелькнула серая тень. Повернув голову, Энгерранд увидел громадного волка, глядевшего на свои жертвы горящими глазами. В следующую секунду зверь завыл — так громко и страшно, что на несколько секунд мальчишки впали в оцепенение.

— Рисуй свой круг, — едва ворочая языком, выдавил Энгерранд и толкнул Жосса.

Тот выронил палку и жалобно всхлипнул:

— Я не успею...

Действительно, вслед за первым волком появились другие; словно насмехаясь над беспомощными жертвами, звери не спешили нападать — лишь кружили, приближаясь понемногу, шаг за шагом, к своей добыче. Мальчишки, прижавшись спинами друг к другу, наблюдали за этой волчьей пляской.

Внезапно Энгерранд коснулся плечом острого выступа. Обернулся и увидел ствол бука, из которого торчал обломанный в незапамятные времена толстый сук.

Решение было принято мгновенно: схватив приятеля за руку, мальчишка приказал:

— Живо лезь наверх!

Жосс вскарабкался по стволу с ловкостью белки.

Увидев, что добыча ускользает, стая метнулась к дереву. Но зубы волков лишь лязгнули возле ноги Энгерранда — тот уже успел взобраться наверх.

— Поднимись ещё чуть-чуть, Жосс, — взмолился он, с опаской глядя вниз, на беснующихся зверей.

— Не могу, — откликнулся тот. — Не знаю, как вообще смог залезть так высоко...

Энгерранд вздохнул и вновь посмотрел на волков. К удивлению его, звери успокоились и расселись под деревом.

— Видишь, Жосс, — прошептал мальчишка. — Я же говорил — это всего лишь волки. Если бы ты сразу согласился со мной, мы давно взобрались бы наверх и спокойно сидели бы в ветвях, а не болтались на них, как яблоки.

— Э, нет! — возразил Жосс. — Видишь, какие у них хитрые морды? Разве у обычных зверей бывают такие? Да они просто издеваются над нами!

— Ничего, мы ещё посмеёмся над их глупостью, — решил подбодрить приятеля Энгерранд.

— Надеюсь...

Чем больше времени проходило, тем труднее становилось Энгерранду. Руки и ноги его затекли и начали страшно болеть, пальцы перестали повиноваться.

"А что с Жоссом? — подумалось ему. — Вот ведь болван! Потерял целый кувшин крови из-за своего дурацкого ритуала...".

В ту же секунду раздался жалобный голос:

— Я больше не могу...

— Потерпи ещё немного, — ответил Энгерранд. — Ещё чуть-чуть — и наступит рассвет. Тогда эти твари уберутся отсюда.

Говоря эти слова, Энгерранд чувствовал, что сам в любую минуту может полететь вниз, в разверстые волчьи пасти.

"Хоть бы Жосс оказался прав, — думал он, глядя, как небо на востоке начинает светлеть. — С первыми лучами солнца демоны ночи всегда исчезают — так говорил дядя. Уходят в своё логово... Только бы Жосс угадал!".

Звери оживились, словно поняли, что добыча вот-вот очутится в их зубах. Поднялись с земли и вновь принялись кружить, посматривая иногда вверх.

Наконец Жосс не выдержал: пальцы мальчишки разжались, нога соскользнула с ветки — и он полетел вниз, увлекая за собой приятеля.

"Всё...", — только и подумал Энгерранд, прежде чем потерял сознание...

Когда мальчишка очнулся, первым, что он увидел, были не покрытые пеной волчьи клыки, а лицо Добряка.

— Дядя, — прошептал он. И заплакал.

— Ну, что с тобой? — забормотал Ансельм, прижав племянника к груди. — Всё хорошо закончилось: волки убежали когда мы появились, и ты цел и невредим... Как и твой новый знакомый, — с улыбкой добавил он, бросив взгляд в сторону Жосса, который уже оправился после ночного приключения и теперь во всех подробностях пересказывал его нескольким мужчинам из Зеленодолья, согласившихся поучаствовать в поисках незадачливого путешественника.

К удивлению Ансельма, Энгерранд произнёс:

— Прости меня. Я убежал из дома и, наверное, чуть не довёл тебя до безумия своим поступком. Обещаю: такое больше не повторится!

Ансельм не нашёлся с ответом.

На обратном пути Добряк рассказывал, как ему удалось поспеть на выручку, однако Энгерранд слушал не слишком внимательно. Зато временами на губах его появлялась улыбка, что приводило Ансельма в замешательство.

"Если бы я и Жосс не залезли на дерево, волки съели бы нас... Не приди дядя вовремя, мы всё равно стали бы их добычей... А может, на самом деле прав был Жосс, когда рисовал свой магический круг, и нас спасло лишь наступление утра... Не знаю. Но как ни крути, а главное — не сидеть сложа руки. И тогда всё обязательно получится".

И Энгерранд продолжал улыбаться своим нехитрым мыслям.

Глава 3

Следующее утро Энгерранд встретил, будучи настроен весьма решительно. Во время завтрака он сказал гостям, что на несколько часов оставит их в обществе госпожи Элоизы — нужно решить одно важное дело, которое не терпит отлагательства.

К удивлению молодого человека, друзья его ничуть не огорчились: Жосс к тому времени уже успел найти общий язык с хозяйкой, которая просто млела от восторга, слушая весёлые истории, известные слуге в превеликом множестве, а Фердинанд заявил, что готов прождать хоть месяц, если в конце концов всё же добьётся своего и вытащит приятеля из Лотхарда в столицу.

Поэтому Энгерранд покинул дом, нисколько не сомневаясь: скучать гостям не придётся.

Пройдя несколько безлюдных переулков, молодой человек очутился перед Западными воротами. Там ему встретилось несколько стражников, похожих друг на друга словно близнецы: у каждого — объёмистое брюшко, краснощёкое толстое лицо с длинными обвислыми усами, в руке — грозная пика...

"Настоящие трутни", — мысленно усмехнулся Энгерранд, бросив взгляд на их жёлто-чёрные кафтаны, и отвесил почтительный поклон. Служители порядка едва удержались, чтобы не зевнуть во весь рот, и с безразличным видом отвернулись.

Выйдя за ворота, молодой человек пересёк тяжёлый деревянный мост — у самых стен текла река, которая служила созданным самой природой рвом — и решительно зашагал по пыльному тракту, пока, примерно в миле от города, не свернул на дорогу, мощёную камнем. Дорога эта вела к храму Семи богов — туда-то и держал путь Энгерранд...

За несколько веков до событий, о которых мы ведём речь, Алленор оказался на грани гибели из-за войны, которую затеяли друг с другом служители культа Семибожья. Причиной её, как говорилось в летописях, явилось желание нескольких священнослужителей восстановить чистоту нравов; народ же полагал, что раскол наступил из-за ссоры Верховного жреца с кое-кем из церковных сановников, мечтавших занять его место. Мы не возьмёмся утверждать, кто же на самом деле был прав — уличные мальчишки или убелённые сединами историки, — и заметим лишь, что простыми проповедями (один особо рьяный фанатик заявил даже, что Верховный жрец продался императору демонов) и шествиями дело не ограничилось: в борьбу ввязались несколько могущественных феодалов, всегда готовых свести друг с другом счёты — был бы повод.

И вот, глядя на то, как разгулявшиеся защитники "чистоты нравов" и сторонники Верховного жреца крушат всё на своём пути, оставляют после себя лишь разрушения и смерть, монахи лотхардской обители решили повести войну иным способом: создать такой храм, краше которого никогда не было в Алленоре и который послужил бы символом истинной веры.

Так под Лотхардом появился храм Семи богов. Страсти улеглись, участники тех бурных событий давно упокоились вечным сном, а он всё так же возносил к небесам свои островерхие купола, словно продолжал воевать с храмом Авира — главным святилищем культа Семибожья...

Путь Энгерранду предстоял не столь уж близкий: храм манил, словно мираж в пустыне; казалось, стоит пройти ещё сотню-другую локтей — и ты очутишься под его тяжёлыми сводами, окунёшься в потоки солнечного света, которые льются сквозь цветные стёкла широких окон, играют на драгоценных камнях и позолоте и, конечно, падают на семь огромных статуй, что высятся полукругом у восточной стены и взирают на людей, желающих обратиться с молитвой к Семи богам. Но минута тянется за минутой, а желанная цель остаётся всё такой же далёкой...

Войдя в храм, молодой человек направился прямиком к статуям. Замер перед ними и прижал сложенные вместе ладони к губам, а затем начал вглядываться в лики богов.

Прежде всего он обратил взор на статую длиннобородого старца с печальной, мудрой улыбкой на губах — Авира. Того, кто подарил земле жизнь. Именно по его воле чёрная безмолвная пустыня, без толку кружившая по бескрайней вселенной, покрылась голубыми водами океанов, зелёными лесами и полями, окрасилась пёстрыми коврами цветов...

До самой земли поклонился молодой человек статуе бога жизни, а затем обратил взор на скульптуру высокого мужчины с надменно поджатыми губами, взгляд которого был обращён к небесам. Бог света Алимьер. Разве сохранилась бы на земле едва зародившаяся жизнь, если бы не солнечные лучи, разогнавшие надвинувшийся со всех сторон мрак? Приложив руку к сердцу, молодой человек склонил голову.

Следующей шла статуя курчавого юноши — такого красивого, что невольно захватывало дух. Однако на лице его читалось презрение, а в глубине губ таилась жестокая усмешка.

— Кто станет новой твоей жертвой, Аламор? — прошептал Энгерранд. — Кто пойдёт на преступление ради любви, кто обретёт из-за неё безумие, кто продаст тело и душу тёмным силам? Я чувствую, что ты упросил Авира создать людей лишь ради того, чтобы насмехаться над ними. Ведь так?

Маленькое облачко на миг скрыло солнце, и лицо бога погрузилось в полумрак. А когда в храм вновь ворвались потоки света, Аламор продолжал всё так же насмешливо глядеть на человека, который осмелился разговаривать с ним на равных.

По обеим сторонам от бога любви возвышались ещё двое: Адукир, бог мудрости, покровитель знаний и науки, и Атидаль, могучий повелитель ветров, чья статуя была выполнена необычайно искусно — казалось, будто он не стоит на холодном мраморном полу, а безумным вихрем мчится среди своих небесных владений.

А вот на следующего бога — главу небесного воинства Аваллета — молодой человек взглянул весьма непочтительно: в последнее время в мире развелось столько нечисти, что невольно возникала мысль, не пренебрегает ли небесный военачальник своими обязанностями.

Оставалась последняя статуя. Подойдя к ней, Энгерранд не стал ни молиться, ни сгибать спину в поклоне, а просто принялся, точно заворожённый, смотреть в лицо божества. Острый орлиный нос, суровая складка меж бровей, тонкие плотно сжатые губы... Таким, подумалось молодому человеку, и должен быть Аллонет — бог правосудия, при одной мысли о котором грешникам следовало падать на колени и молить о прощении. Ведь с этим небесным прокурором предстояло встретиться после смерти каждому: могущественному купцу и жалкому нищему, ленивому феодалу и трудолюбивому крестьянину, скромному монаху и Верховному жрецу. И даже самому королю.

Именно Аллонета считал своим покровителем Энгерранд, перед его статуей мог проводить долгие часы в полном безмолвии.

— Аллонет и сам всё прочтёт в моей душе, — так объяснял молодой человек своё молчание. — Никакие слова ему не нужны.

Впрочем, была в этом некоторая доля лукавства: Энгерранду доводилось слышать от людей весьма осведомлённых, что бог правосудия страшно гневается, почувствовав ложь или даже неискренность в словах человека, который обратился к нему с молитвой. И уж тогда обманщику придётся туго. Потому-то статуя Аллонета в любом из храмов королевства чаще всего стояла в гордом одиночестве, алленорцы же предпочитали просить помощи и совета у других богов — более сговорчивых...

Энгерранд не смог бы сказать, сколько времени провёл в храме, прежде чем за спиной его послышались тихие шаги. Обернувшись, молодой человек увидел седовласого мужчину в скромном сером одеянии, при взгляде на которого никто даже не предположил бы, что встретился с самим отцом Эльмерием, старшим жрецом храма Семи богов. Именно он проводил все богослужения, у него просили помощи и совета самые влиятельные люди Лотхарда.

Молодой человек низко поклонился жрецу:

— Доброго утра вам, мессер Эльмерий...

— Утра? — усмехнулся тот. — Признаюсь, я был изумлён твоим благочестием: беседуя с богами, ты не заметил, что солнце уже начинает клониться к западу.

— У меня были на то причины.

— Не сомневаюсь — потому и не отрывал тебя от разговора с высшими силами.

— И зря. На самом деле я хотел спросить совета у вас.

— Вот как? Что ж, всегда готов помочь. Пройдём в Комнату мрака — там ничто не помешает нашей беседе.

Комната, куда повёл Энгерранда жрец, представляла собой небольшое круглое помещение, где можно было исповедаться. В нём постоянно царила мгла — но лишь до тех пор, пока человек говорил правду. Стоило хоть немного солгать — и комната тотчас озарялась загадочным мерцающим светом, который становился всё ярче, если человек продолжал врать. Впрочем, ходили слухи, что подобное случалось весьма редко — а если даже и случалось, мрак вновь возвращался, едва под сводами храма раздавался перезвон серебряных монет.

На этот раз, однако, отец Эльмерий не стал испытывать честность Энгерранда. Он зажёг несколько свечей, уселся на стул с высокой спинкой, точно на трон, и сказал:

— О чём ты хотел поговорить?