— Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши, — а этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку.
Дядя Вернон кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах.
— Я уже запасся кое-какой провизией, — произнес дядя Вернон, — так что теперь — все на борт!
В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем они доплыли до скалы, а там дядя Вернон, поскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повел их к покосившемуся домику.
Внутри был настоящий кошмар — сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты.
Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех — четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды — если это можно было назвать едой — дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из-под чипсов, но те не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом.
— Надо было забрать из гостиницы все эти письма — вот бы они сейчас пригодились, — весело заметил дядя Вернон. Он пребывал в очень хорошем настроении, очевидно, решив, что из-за шторма письма до них не доберутся.
Гарри задумался, сам ли дядя такой дурак или ему помог кто-то очень-очень добрый. Засунуть письмо внутрь яичной скорлупы, на его взгляд, было куда круче, чем добраться до острова даже в шторм.
Шторм, правда, был ничего так, правильный. Хижину сотрясало от ударов ветра, брызги залетали сквозь щели. Тетя Петунья устроила Дадли на лежанке под пледом, сама она вместе с дядей ушла в другую комнату, а Гарри сел в углу, накрывшись доставшимся ему самым тонким и ветхим одеялом. Он следил за стрелками часов на откинутой в сторону руке Дадли, отсчитывающими оставшееся до полуночи, а значит, до его Дня Рождения, время.
Остался час.
Полчаса.
Пять минут…
Три…
Одна…
Десять секунд, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…
БУМ!!!
Надо было отдать волшебникам должное: праздник начался с точностью до секунды.
— Где пушка?! — завопил шальной спросонья Дадли.
За спиной Гарри хлопнула дверь.
— Кто здесь?! Предупреждаю: я вооружен! — в руках у дяди была двустволка. Тетя Петунья пряталась за его спиной.
— ТРАХ!
Дверь слетела с петель, и в пустом проеме появилась огромная темная фигура. Лицо великана — а это был именно великан, а не какая-то там Супергерл с занимательными штучками — скрывалось за длинными спутанными прядями волос и огромной клочковатой бородой, но зато были видны его глаза, маленькие и блестящие, как черные жуки. Великан протиснулся в хижину и пригнулся, но голова его все равно касалась потолка — уж слишком он был велик. Он наклонился, поднял дверь и легко поставил ее на место. Грохот урагана, доносившийся снаружи, сразу стал потише. Великан повернулся и внимательно оглядел всех, кто был в хижине.
— Ну чего, может, чайку сделаете, а? А то и покрепче чего, ежли есть у вас, конечно. Непросто до вас добраться, да… устал я…
«Байкер!» — подумал Гарри, — «это же тот самый байкер с картинки!»
— Привет! — шагнул он вперед, на всякий случай заслоняя Дадли и Вернона с Петуньей, — я тебя помню! Точнее, ну… бороду твою. Я за нее держался! А ты снова на летающем мотоцикле, да?
— ГАРРИ! — завопил великан, так, что все в комнате, не исключая Гарри, оглохли, — ТЫ МЕНЯ ПОМНИШЬ?!
— Ну да, — сказал мальчик, засунув в ухо мизинец и тряся головой, — не то, чтобы сильно хорошо, но…
— Ну да это-то понятно, — улыбнулся великан, — я ж тебя в-о-о-т таким всего видел-т! А сейчас вон как вырос — и вылитый отец, ну один в один просто. А глаза материны.
Дядя Вернон издал какой-то странный звук, похожий на скрип, и шагнул вперед.
— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — заявил он, — вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!
— Да заткнись ты, Дурсль! — великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол.
— Зря Вы так, — сказал Гарри, — хорошая вещь. Пригодилась бы еще.
Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост. Он с ужасом переводил взгляд с великана на Гарри и обратно.
— Да и Мордред с ней, с бабахалкой этой, — махнул рукой великан, — таких-т пистолей в замке штук десять лежит. Кремневая небось? Заряжать замучаешься, арбалет куда как лучше!
— А у Вас свой замок есть? — удивился Гарри, — настоящий?
— Ну, не то чтоб у меня, и не то чтобы свой, — улыбнулся великан, — но есть. А, ты ж имени моего не помнишь, наверное, да и откуда. Я Рубеус Хагрид, но ты меня просто Хагридом зови. Я ну, Лесничий и Хранитель Ключей в Хогвартсе.
— А что такое Хогвартс? — быстро спросил Гарри; ведь, по идее, он должен был ничего не знать и даже ни о чем не догадываться.
— Так ты что — вообще не знаешь ничего, что ли?! — вздернул бровь Хагрид, — ну дела… Говорил мне Дамблдор, что трудно будет, но такого я и правда не ждал.
— Ну, мне никто ничего не рассказывал! — опустил глаза Гарри, про мистера Локхарта и мистера Розье, да и про самого Дамблдора с Аластором на полянке он, разумеется, решил не упоминать.
— Дела… — задумчиво произнес Хагрид и обернулся к дяде Вернону, — ДУРСЛЬ! Ты что, вообще ничего ему не рассказал? И про него, и про его родителей?
— Эээ… Про родителей мне тетя рассказывала. Ну, что они безработные были и погибли в автокатастрофе, — сказал Гарри, чуть отступая назад.
— БЕЗРАБОТНЫЕ?! АВТОКАТАСТРОФА?! — заревел великан, — да что… да как так… Это же… Чтобы Джеймс да Лили Поттеры безработными были… Да они были лучшими выпускниками Хогвартса, во! Хогвартс — это школа, — пояснил он Гарри, — самая лучшая школа волшебства во всей Британии! И ты в нее с рождения записан.
Дядя Вернон внезапно обрел дар речи.
— Прекратите! — скомандовал он, — прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что-либо рассказывать мальчику!
Хагрид посмотрел на него с такой яростью, что даже куда более храбрый человек, чем дядя Вернон, сжался бы под этим взглядом. А когда Хагрид заговорил, то казалось, что он делает ударение на каждом слоге.
— Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Даже, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, столько лет прятали все от него, да? И даже не сказали ему, что его родители, да и он сам — волшебники?!
— ПРЕКРАТИТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! — нервно заверещал дядя Вернон. Хагрид продолжал буравить его тяжелым взглядом, но Дурсль не сдавался, — Когда мы взяли его в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде, — упрямо продолжил дядя Вернон, — что мы вытравим и выбьем из него всю эту чушь! Тоже мне волшебник!
— Я — волшебник?! И вы это знали? — так недоверчиво, как только мог, спросил Гарри, обращаясь к тете Петунье, — вы знали, что мама… и папа… и я… Что я волшебник?
— Знали ли мы?! — внезапно взвизгнула тетя Петунья, — знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену, — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!
Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и после глубокого вдоха разразилась не менее длинной и гневной тирадой. Казалось, что эти слова копились в ней много лет, и все эти годы она хотела их выкрикнуть, но сдерживалась, и только теперь позволила себе выплеснуть их наружу.
— А потом в школе она встретила этого Поттера, и они уехали вместе и поженились, и у них родился ты. И конечно же я знала, что ты будешь такой же, такой же странный, такой же… ненормальный! А потом ее, видите ли, убили, а тебя подсунули нам!
— Значит, Вы врали мне и насчет автокатастрофы тоже, — сказал Гарри, — вы все знали и врали.
Гарри скосил взгляд на Хагрида. Великан молчал, только лицо его, точнее, та его часть, что не была скрыта бородой, постепенно темнела. Дядя Вернон, наверное, все-таки был не очень умным, потому что оценил это молчание совершенно неправильно.
— Послушай меня, мальчик, — прорычал он, обращаясь к Гарри, — я допускаю, что ты немного странный, хотя, возможно, хорошая порка вылечила бы тебя раз и навсегда. Твои родители действительно были колдунами, но, как мне кажется, без них мир стал спокойнее. Они сами напросились на то, что получили, только и общались что с этими волшебниками, этого следовало ожидать, я знал, что они плохо кончат.
Гарри подумал, что, если бы двустволка не была завязана узлом, он убил бы Вернона прямо сейчас. И вот тогда мир стал если бы и не спокойнее, то, как минимум, чище. Он же привык к оскорблениям в свой адрес, но оскорбление его мертвых родителей, папы и мамы…
Последствий он не очень боялся: если уж директор так вложился в спектакль в его честь, Дадли и Петунье кто-нибудь наверняка стер бы память, подумал он. А если нет, если бы волшебники захотели бы закрыть ему выход в обычный мир навсегда — майор Бутройд, наверное, раздобыл бы Гарри королевское помилование, раз уж ему не нужны только… машины для выполнения заданий.
Вернон, разумеется, и не думал останавливаться.
— И вот еще что, — надменно произнес он, видимо, ощутив себя хозяином положения, — я читал одно из этих проклятых писем. Для того, чтобы учиться этому твоему дурацкому колдовству в этом твоем дурацком Хогвартсе, тебе нужно много чего купить. А я не потрачу ни пенса, чтобы какой-то там старый выживший из ума дурак, будь он хоть трижды Бубльгум, учил тебя своим идиотским фокусам!
Лицо Хагрида уже стало таким же темным, как и его грубая куртка.
— НИКОГДА… НЕ ОСКОРБЛЯЙ… ПРИ МНЕ… АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА! — крикнул он. В его руке появился смешной розовый зонтик, с конца которого с резким, напоминающим выстрел хлопком, сорвалась фиолетовая молния и ударила Вернона прямо в нос. Нос немедленно превратился в свиной пятачок. Тетя Петунья завизжала, и все семейство Дурслей с криками скрылось в соседней комнате.
— Эх, не сдержался, — огорченно заметил Хагрид, направляя зонтик на захлопнувшуюся за Дурслями дверь, — совсем забыл, что мне-то колдовать запретили. Но тут уж ладно, чего уж. Ты ж меня не выдашь? — подмигнул он Гарри.
«Ага, понятно. Теперь нас типа связывает общая тайна», — подумал Гарри и, улыбнувшись, кивнул.
Как Допрашивать Друзей...
Теперь, когда Дурсли не могли им помешать, Гарри следовало решить, что лучше — самому расспросить Хагрида или дать великану выговориться. В первом случае он узнал бы то, что он хотел бы узнать сам — в разумных пределах, разумеется, а во втором — то, что считал нужным рассказать ему сам Хагрид, точнее, как понял Гарри из истории с дядей, зонтиком и поросячьим пятачком — Дамблдор, ведь Хагрид явно был его человеком, причем преданным старому интригану до мозга костей.
Тем временем Хагрид, заговорщицки подмигнув Гарри, направил свой зонтик на камин, пробормотал что-то вроде «Инсендио», и струя огня, сорвавшись с вершины зонтика, весело заплясала в камине. Стало тепло, и Гарри почувствовал себя, как будто окунулся в горячую ванну. Хагрид подтащил бывшую лежанку Дадли к огню, сел на нее (лежанка панически скрипнула). Гарри остался сидеть на полу.
— А почему тебе нельзя колдовать, Хагрид? — спросил он, — у тебя ж так здорово получается!
— И ниче не здорово, — пробормотал великан, — я вон жирдяя этого вообще хотел в свинью превратить, ан не вышло. Видимо, он и так уже боров, так что сбой получился.
Однако было заметно, что похвала его тронула.
— А почему… — продолжил великан, — я ж тоже в Хогвартсе учился. Только исключили меня из него, на третьем курсе, да палочку мою сломали пополам, — Гарри заметил, как Хагрид кинул взгляд на лежащий рядом зонтик, — ну и… колдовать мне нельзя. Старая история, ну ее. Хорошо хоть Дамблдор взял меня в школу, за зверюшками смотреть и вообще. Великий человек Дамблдор! — потряс Хагрид стилетом, который только что достал из кармана куртки.
Вслед за первым стилетом Хагрид достал из кармана второй, потом упаковку сосисок, бутылку с янтарной жидкостью, к которой немедленно приложился, здоровенный закопченный чайник, фунтовую упаковку сахара, кулек с заваркой и, наконец, слегка помятый торт, на котором было написано «С днем рождения, Гарри!» и горели одиннадцать свечей.
— А! — сказал он, — совсем забыл! С днем рождения тебя, Гарри! Я вон тут торт испек, правда, сел на него немного, ну он же от этого вкуса не потерял, правда?
Гарри закивал. Он был удивлен, что торт, на который сел Хагрид, не превратился в блин. Великан нанизал сосиски на стилеты, по три на каждый, и сунул их в огонь. У Гарри потекли слюнки, потому что после отвратительного завтрака у него был только поздний обед, состоявший из пакетика чипсов и банана. Впрочем, огонь в камине, наверное, был сильно заколдованный, так что сосиски подрумянились почти мгновенно.
Гарри, обжигаясь, затачивал только вторую сосиску, когда Хагрид отложил свой опустевший и снова выглядящий опасно стилет.
— Автокатастрофа… — пробормотал он, — подумать только. Эти тупые магглы считают, что Джеймса и Лили могла убить какая-то дурацкая автокатастрофа!
С этими словами он махнул зонтиком, и из него в чайник полилась струя воды. Хагрид щедро сыпанул следом заварки из газетного кулька и полпачки сахара. Он с сомнением посмотрел на стоящую на полу ополовиненную бутылку, потом на Гарри, и опорожнять ее в чайник все-таки не стал.
