— Я пока подумаю, что тут можно сделать в части исправления. Надо тебе знать, Николай Федорович, что с длиной и шириной получилось четко и точно, поскольку передо мной были опорные точки: те самые флажки. А вот с глубиной... сам видел. Как раз потому и не устал — делал самым приблизительным образом. Ладно, попробуем вот этак...

Полознев делал вид, что наблюдает постольку-поскольку, на самом же деле не упускал ничего. И еще раз он отметил, что звука не было совершенно — просто дно котлована приобрело заметный наклон.

— По уму надо бы спустить туда геодезистов с теодолитами, проверить горизонтальность, — с отчетливым сожалением заметил инженер, — но некогда. К тому же для корабля безразлично: семь ли футов под килем, семнадцать ли.

Недостаточная образованность в геодезии подвела товарища коринженера. В данном случае теодолиты были лишними, хватило бы и нивелира. Впрочем, вывод остался тем же.

Стоит отметить исключительную сообразительность сержанта Андрюхина. Товарищ коринженер только-только глянул в его сторону, даже не успев сделать пригласительного жеста, а сержант уже бежал в сторону котлована со всеми своими измерительными бебехами.

— Ему на этот раз меньше потребуется, ширину с длиной он ведь не будет перемерять.

— Ну да, только все равно я бы меньше, чем на полчаса, не закладывался. Николай Федорович, как насчет горячего чая? Извини, сахар отдельно прилагается. Впрочем, вот сладкая коврижка. Уважаешь?

Майор промычал нечто невнятное. Он не имел опыта поедания коврижек, поскольку сроду их не пробовал. Уровень обеспеченности его родителей прямо запрещал покупку таких лакомств, в армии же (а потом и в структуре госбезопасности) подобные изыски не предусматривались.

— Вот, бери.

Эти двое без особой спешки справились с чаем из термоса, добросовестно закусили, и как раз, когда термос был убран, вблизи нарисовался сержант госбезопасности.

— Товарищ коринженер, разрешите доложить!

— Докладывайте.

— Вот результаты промеров, — и Андрюхин предъявил очередной мятый и нестерильный листок бумаги.

— Пойдет. И даже с запасом. Ну, держись, Николай Федорович, сейчас перемычку буду удалять. Для начала прикажи отодвинуть линию оцепления с восточной стороны на... скажем, двести метров.

Полознев почти сразу догадался о причине такого требования, но на всякий случай спросил:

— Опасаешься?..

— Угадал. Как сниму перемычку, уж такая волна образуется. И в дальний край котлована ударит. Не пробьет, понятно дело, но взметнется... даже не знаю, на какую высоту. Бойцов может облить с головы до ног, а тут тебе не Гагры и не Одесса. Оно им надо? И еще кое-что. Предвижу, что тут придется работать с большей точностью, так что подустану, наверное. А потому на сегодня, вероятно, на этом работу закончим.

Майор госбезопасности хотел было ответить, что, мол, надо бы приказать доктору быть в готовности, но потом решил, что тот уже готов работать. И отдал нужный приказ на перемещение линии оцепления.

Довольно скоро прибежал посыльный с докладом, что, дескать, бойцы отведены.

— Ну, с богом...

На этот раз звук был, и еще какой. Мутная вода с ревом устремилась в котлован, как только перемычка исчезла. И предвиденная волна с грохотом взметнулась зелено-белой стеной над восточным краем.

— Вот, я ж говорил.

В этот момент нарисовался врач.

— Позвольте померить пульс... так... частите, Сергей Васильевич. Восемьдесят девять.

Пациент вякнул что-то робкое относительно 'в пределах допустимого', но был безжалостно оборван:

— Не разрешу! Отдыхать без разговоров! Вы что планировали сейчас делать?

— Вообще-то обедать, а потом на машинке печатать.

По мнению доктора, ни первое, ни последнее работой не являлось. Видимо, этим был обусловлен вердикт:

— Хорошо, но ничего более на сегодня. И чтобы ужин и сон были точно по расписанию!

— Понимаешь, Николай Федорович, — объяснял подопечный инженер начальнику своей охраны по дороге в столовую, — с подлодками работа будет намного легче, чем тогда. Мне позиционировать изделие меньше усилий, я ж рядом нахожусь. Больше скажу: проще, чем с этой перемычкой, там-то прицеливаться хорошенько надо было...

Майор слушал, понимающе кивал, но про себя твердо решил, что если врач воспротивится продолжению работ, то подопечного придется обязательно загонять на отдых. Понадобится, так и под конвоем.

Врач добросовестно заблуждался относительно машинописи. Или, что скорее, был введен в заблуждение. Но это относилось к профессиональной работе машинистки.

После обеда пациент и вправду не пошел на берег, а вместо того уселся за нечто с клавиатурой, как у пишущей машинки и стал странно на ней печатать: неспешно, с длительным обдумыванием. На самом же деле инженер перебирал содержимое 'склада'. Как он и предвидел, учебники (в точном смысле слова) по авиационным приборам там не нашлись. Зато нашлись данные в электронной форме.

Впрочем, вечером в гостинице он устроил очередную накачку подводникам в лице командиров подлодок серии 'Н'.

— Товарищи, — начал коринженер без предисловий, — у вас впереди с самого утра не особо престижная работа перегонщиков.

Руки товарища из НКВД расстелили на столе карту.

— Вот отсюда — на карте не показано, а там будет узкая акватория — приказываю забрать очередные лодки серии 'Н'. Дизеля холодные, так что стартовать предстоит на аккумуляторах, одновременно прогревая движки. Перегонять их следует вот сюда. Там сдадите их уже основным экипажам. Думаю, командиры вам известны, они все с подплава Северного флота. И не меньше месяца вам надлежит учить их. Гонять по матчасти так, как вы сами себя не гоняли. Даже не могу сказать, что у нас времени осталось мало. Дело обстоит еще хуже: может случиться так, что его не будет совершенно. У меня приказ обеспечить поставку дивизиона подлодок серии 'Н' — восемь кораблей. Это сверх первой четверки. На них понадобится готовить людей. Отсюда следует, что каждый ваш экипаж придется разделить на две примерно равные части. На каждую из этой восьмерки придется по одному шеф-инструктору — имею в виду командира 'ниночки' или первого помощника — и еще по инструктору на все БЧ. Кого и куда направлять — решать вам. Теперь цели... Вам, товарищи, предстоит действовать в Атлантике. А номера с пятого по двенадцатый пойдут к Тихому океану. Вопросы?

Руку поднял Колышкин.

— Да, Иван Александрович?

— Планируется ли переход через севера?

— Хороший вопрос. Тут не все от меня зависит. В смысле поддержания секретности этот маршрут, понятно, вне конкуренции. Но вы сами знаете, сколько лодка может пройти без шноркеля. Для тех мест маловато будет. Имею в виду: пройти от разводья к разводью можно, так ведь их еще искать надо. Это риск. И я не уверен, есть ли у нас ледоколы, которые с гарантией бы прошли путь в одну навигацию. Повторяю: с гарантией! Не исключаю маршрут вокруг Африки. Сразу предупреждаю другие вопросы: в походе их будут сопровождать судно обеспечения или два, если получится, и еще корабль. Вероятно, лидер, но решать не мне. Но прежде всего: промер глубин лотом. Лучше прямо сейчас. Шлюпку и лотового возьмите с портового буксира. Особое внимание глубинам на выходе из акватории.

Впрочем, предосторожность оказалась лишней. Замер показал, что уж семь футов под килем подлодок будет с хорошим запасом.

Утром следующего дня, первое, что увидел командир 'Н-1' — автокран, удерживающий на весу нечто, очень похожее на длинный, метров пятнадцать, трап. Одним концом это деревянное сооружение опиралось на грунт, другой был готов опуститься на хорошо знакомый корпус подлодки класса 'Н'.

Рядом с автокраном стоял боцман с портового буксира и командовал:

— Еще майна! Давай-давай, майнай помалу! Хорош!

Дальше командовать смысла не было. Фисанович вкупе со стармехом и рулевым шустро перебежали на борт подлодки.

— На кране, вирай там, твою боком! Еще вира! Еще на метр! Хорош!

Через пятнадцать минут первая подлодка нового дивизиона (ей предстояло получить имя 'Н-5') уходила на пяти узлах в открытое море. Ну, почти открытое. По правде говоря, поход предстоял не из долгих: четыре мили до пирса.

Глава 3

Любой командир группы кораблей в составе любого флота любого из миров перед выходом в море обязан получить письменный приказ от командования. Разумеется, коммандер Энтони Дэнис исключения не составил. Но кое-что было сказано в довесок к сухим строкам:

— Коммандер, обращаю ваше внимание: настоящим вам предписывается вести борьбу с немецкими подводными лодками.

Последние три слова были сильно подчеркнуты голосом. Кроме того, сюда добавился весьма выразительный взгляд.

Надо заметить, что означенный морской офицер пользовался репутацией не слишком опытного, но сообразительного командира. Вот и на этот раз он прекрасно понял контр-адмирала Джозефа Тауфика.

— Так точно, сэр! Защищать конвой от подлодок!

— Выполняйте приказ.

Не точно в этот же день, но весьма скоро на другом берегу Атлантики (точнее, Немецкого моря) к выходу готовился линкор 'Гнейзенау' (однотипный 'Шарнхорст' все еще находился в доке, где модернизировался с целью предотвращения заливания носовой башни). В сопровождение ему был придан тяжелый крейсер 'Адмирал Хиппер' и четыре эсминца. Целью был тот самый конвой.

Конечно, найти даже большой конвой посреди Атлантического океана — задача не из легких. Но тут стоит отметить, что на борту 'Гнейзенау' имелись аж три гидроплана-разведчика 'Арадо'. Не ахти какие характеристики — максимальная скорость всего-то чуть более трехсот километров в час, скороподъемность и потолок тоже не блещут. Однако радиус действия составлял примерно пятьсот километров. В результате эта скромная авиаразведка давала возможность обнаружить противника на куда большем расстоянии, чем если бы командование полагалось исключительно на корабельные радары. К тому же гидропланы не были безоружны: как-никак две двадцатимиллиметровые пушки, да столько же пулеметов винтовочного калибра.

И все же не авиация оказалась главным наводчиком, а службы радиоперехвата. Русские, отдать им должное, дали хороший совет относительно пеленгации. Но если англичане в состоянии засечь направление на корабельное радио, то уж немцы просто обязаны повторить такое достижение. А то и превзойти. Так, по крайней мере, думало руководство Кригсмарине. Но, как бы то ни было, кодированные передачи с эсминцев были запеленгованы, а уж потом на разведку отправились два 'арадо'. Третью машину командир группы Гюнтер Лютьенс решил приберечь.

Стоит отметить, что с погодой немецким надводным кораблям повезло. Конечно, и летом Атлантический океан вполне способен устроить штормовой сюрприз, но на этот раз условия были прямо-таки подгаданы в пользу немецких охотников за конвоями. Паровая катапульта отправила в полет тех, кто имел позывные 'фальке-1 ' и 'фальке-2'. По договоренности, тот из пилотов, который обнаружит конвой, должен был выдать в эфир внешне бессмысленное сообщение, которое, однако, обязаны были запеленговать подразделения радиоперехвата.

Так и получилось. Почти на пределе дальности авиаразведка обнаружила большую группу, идущую даже не противолодочным зигзагом. Видимо, обнаружение подлодок противника должны были обеспечить эсминцы охранения. Ирония судьбы состояла в том, что точно сосчитать количество 'купцов', а равно и количество конвойных кораблей 'арадо' не мог: не позволила облачность. По той же причине американцы не смогли идентифицировать тип самолета, хотя, разумеется, командир конвоя сразу же заподозрил худшее. И то сказать: в этой части Атлантики американским самолетам делать было совершенно нечего. О русских и речи идти не могло. Вот англичанин мог бы проявиться, только вот беда: британские авианосцы не действовали в этом регионе.

Ожидания оправдались: всего лишь через двадцать часов над горизонтом показались мачты. Ни один из командиров кораблей конвоя не строил иллюзий: это мог быть только противник.

Было преувеличением сказать, что Королевский флот в это время курил бамбук, говоря словами из другого мира и другого времени. Разумеется, о выходе в море немецких кораблей линии доложили. Однако, не зная наверняка, какова их цель, Адмиралтейство приняло меры к ловле гуннов вблизи их берегов, то есть в Немецком море. К большому сожалению британских флотских чинов, их немецкие оппоненты хранили полное радиомолчание по выходе в море. И прорыв оказался успешен в отличие от аналога в другой истории, когда 'Гнейзенау' получил повреждение от английской торпеды и был вынужден возвратиться в порт.

Авиапоиски не были напрасными. Адмирал Лютьенс знал это с того момента, когда 'фальке-2' подтвердил наличие конвоя и уточнил пеленг на него. Разумеется, по радио ничего сказано не было, но пилоты заранее получили приказ: после повторного обнаружения конвоя немедленно возвращаться.

Самолеты подняли на борт, и эскадра начала разгоняться. Через пятнадцать минут операторы радара дали полную сводку о количестве судов. Правда, они не знали, сколько 'купцов' в конвое, поскольку на расстоянии чуть ли не сорок миль можно было различить отметки по размеру, но уж пересчитать эсминцы — никоим образом. По правде говоря, перед выходом командиру немецкой рейдовой группы сообщили о составе конвоя, но сам Лютьенс мысленно предполагал, что уже в открытом море совершенно не исключено присоединение чего-то посущественнее эсминцев.

Еще через час двадцатипятиузлового хода принес практически полную ясность: крейсера, линкоры и авианосцы отсутствовали. Но и немецкие корабли были замечены. Правда, на дистанции восемнадцать миль отличить линкор от эсминца мог бы любой грамотный флотский офицер, но точно установить названия — никак. Никто и не пытался этого делать. Слабым утешением для кораблей конвоя было то, что ни с одним немецким линкором им в открытом бою не выстоять. Пожалуй, эсминцы могли бы на полном ходу уйти от тяжелых немецких кораблей: погода это позволяла. Но с караваном торговых судов? С их-то парадным ходом в двенадцать узлов (да и то не у всех)? Увольте.

Стоит отметить дипломатические усилия Гюнтера Лютьенса. Немецкий строй представлял собой двойную кильватерную колонну, то есть для боя был весьма неудобен. Ратьером (ни в коем случае не по радио!) с немецкого линкора до сведения носителей американского флага было доведено, что Германия не воюет с Соединенными Штатами и не собирается воевать, пока и поскольку сама не подвергнется нападению. Посему американские эсминцы могут удалиться. Преследовать их и тем более стрелять по ним немецкие тяжеловесы не собираются.

Коммандер Дэнис прекрасно помнил приказ своего контр-адмирала. Он добросовестно защищал бы англичан от немецких подводных лодок. Пожалуй, конвойные эсминцы могли бы выйти победителями в такой схватке. Конечно, пара-другая 'купцов' отправилась бы в плавание вниз по вертикали, но отнюдь не все. Но вот насчет надводных сил, да при таком соотношении приказа не было. И коммандер, в свою очередь, приказал своим повернуть 'все вдруг' на девять румбов к весту. Главный калибр всех немецких кораблей так и остался незадействованным. Правда, кое-кто из англичан попытался было уйти на рывок, но вспомогательный калибр 'Адмирала Хиппера' тут же прозрачно намекнул о нежелательности подобных действий.