Зверь лютый. Книга 31. Корзно

"Светлые" князья проигрывают сразу, без войны. Просто тем, что "из запечка" вытащили их младших родственников.

Теперь, к этим двум-трём десяткам "младших", "безудельных" князей добавится, по моим прикидкам, сотни полторы "ублюдков". На "Святой Руси" около двух с половиной сотен городков. Даже и так на все не хватит. А есть ведь и другие "государевы службы". Да и не все годны.

Конечно, все дружно скажут "нет": кошерны дети только от церковного благословения.

Но я "прокукарекал". Через несколько недель общерусское войско разойдётся "по местам постоянной дислокации". Унося не только трофеи, но и устанавливаемые новизны. "Пойдёт звон" по всея "Святая Руси".

Теперь представьте набор... коллизий. С персонажами, которых предлагаемые изменения затрагивают.

Приехал кое-какой князь на свой двор, оглядел дворню, выскочившую поприветствовать. И думает:

— Вон тот, теремный слуга... да, хороша матушка его была. Ласковая. Два месяца кувыркались. А потом... ага, вон конюх стоит, его матушка жадновата оказалась, после третьего раза выгнал. А между ними... писарёнок кланяется. Его матушку только разок и наклонил. Попалась как-то в тёмном переходе. И что ж? Мне всех их сынами признать? А сраму-то, а позору, стыдобища кака... А законная чего скажет? А все эти... бояре-слуги? Не, не буду.

Но "кукареку" прозвучало. И уже в тот же день, на крайний случай — ночью на постелюшке, князя спросят:

— Ну так как? Кого будешь признавать? Сколько корзней шить?

Все всё знают. На Руси живут очень плотненько, общинно-общественно. И княжеское подворье — не исключение. Все разы, когда князь кому-то всунул-дунул — сохраняемы в памяти народной.

Дальше у князя три варианта.

1. "По-хорошему".

— Вася! Сынок! Матушку твою я очень любил, но обвенчаться... сам понимаешь. Ныне Господь надоумил Государя, объявляю тебя законным сыном. Заходи в хоромы, занимай место, кафтан тебе шьют. Будешь мне, отцу твоему родному, помогать.

Обе стороны — рады и в душевном согласии пребывают.

2. "По-плохому".

— Кто?! Ты?! Ты, Васька, в сыны мне метишь?! Да твоя мать — такая прошмандовка! Да я на неё и не взглянул ни разу! Пшёл прочь морда наглая холопская! Запор-рю!

Васька вздрагивает и рассасывается в окружающем пространстве. Становясь на несколько лет, а то и до конца жизни своей объектом насмешек сотоварищей по дворне.

3. "Через суд".

Васька в пространстве не рассасывается, а побуждаемый, своими ли душевными качествами, наущениями ли людей сведущих, отправляется в Боголюбово. Не на "Высший суд", конечно, а на суд Верховный, Государев.

Дальше начинается цирк.

Поскольку объективных доказательств нет, ибо медицина здешняя до однозначного определения отцовства не доросла, то судейские требует показаний очевидцев. Которые чёрт-те где. Князю "вчиняют иск", требуют свидетельств, расспрашивают о нём его людей. Попутно выясняя некоторые не относящиеся к данному делу, но вполне относящиеся к другим, ещё более интересным княжеским делам, подробности.

Потом Боголюбский выносит вердикт:

— Васька — княжич. Издержки взыскать с ответчика.

Это решение судебное. Следом идёт решение административное:

— Ввиду утраты доверия, склонности к сутяжничеству и прочих негодных моральных качеств, перевести князя имя-рек к едрене фене. В смысле: в начальники над оленеводами Таймыра. Ну, или куда ещё дальше.

Иной князь может, конечно, благородно возмутиться, взбунтоваться:

— А пошли они все! Гнать ярыжек суждальских с моего двора! Батогами!

Но вскоре, при таких делах, добрые люди тамошние имеет повод друг у друга спросить:

— А чегой-то у нас опять хоругви с иконами поднимают? Неужто, помилуй господи, басурманы злодейские подступили?

— Не. То князь наш наблудил помолоду, а ответ держать не хочет. Воевать противу государя задумал. Требует по куне со двора.

— Да ты шо?! И нам за евойный блуд ещё и куну платить?! Перетопчется.

Воевать, конечно, можно. Но тысяцкие полков не поднимут, бояре хоругви не приведут. А с чего им за давний блуд княжеский — головы класть? А одной дружиной, пусть бы и верной, и хороброй, много не навоюешь. Тем более, что и в дружине, пусть не каждый второй, но десятый-двадцатый, как тот "вася". И думает также.

Следствия:

1. "Раздоры".

В большинстве княжеских семейств начинается свара. Не во всех, в разных комбинациях. Но чтобы внезапно объявленный княжичем парень стал своему биологическому отцу добрым помощником — много условий сойтись должны.

2. "Обнищание".

Все княжеские семьи беднеют. То у тебя было два сына, а то стало восемь. Ты ж не крестьянин, у которого: "чем шустрее папашка — тем больше запашка". Ты ж не делаешь, а отбираешь и делишь. Теперь делить надо на многих. Каждому дай опочиваленку, сапоги, кафтан, шубу, шапку. Коня доброго, седло, узду, саблю. К коню — конюха, к постели — постельничего, к сабле — оружничего. Войдёт в возраст — гридней ему своих надобно. А то стыдно будет, не по чести: сынов своих признал, а держит в чёрном теле, будто холопов каких.

3. "Фрагментация".

Стремительно дробится не только движимое имущество княжеского дома, но, буде есть у кого, и земельные владения. Как раздробилось меж пятерых братьев только что Туровское княжество.

4. "Кадровый голод".

Это то, что меня постоянно бесит в "Святой Руси". Вот на этом месте — может быть только князь. А их всего штук несколько и выбрать из них нечего. Теперь выбор будет.

5. "Социальная база".

Реформы, не надо иллюзий, вызывают у русских князей ненависть. Не все поняли, некоторые поняли, но для них важнее другие предложения, другие "сырки в мышеловке". Но, по сути своей, по "классовому интересу" — они против. И тут, рядом с ними, прямо в их семьях появляются их кровные родственники, которым без этих реформ, без Государя — в хлеву навоз кидать. А с Государем — на коне с сабелькой красоваться.

Да любой-всякий князь, да хоть бы тот же Гамзила! Он не сделал ещё ничего, а я "прокукарекал". И мир изменился. Боголюбский подтвердил, и завтра же, прямо с княжеского двора в Чернигове, пойдут доносы. Потому что ублюдки там есть, им в корзно хочется, а Гамзила указ государев не исполняет. Значит — вор.

6. "Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом".

Стенания Фамусова станут элементом повседневной жизни большинства русских князей. Они об этом пока не думают, но я-то "прокукарекал" однозначно: "кровные братья и сёстры". В каждом княжеском тереме стремительно разрастается не только "петушатник", но и "курятник". Со сходным воплем: "дай!". Дай полотна, прикрас, приданое... Сами княжны, а ещё больше их прислуга, мамки-няньки, требуют присмотра, содержания, ссорятся, интригуют, прогрызают мозги... Сил и времени на какие-нибудь противугосударственные крамолы не остаётся.

В сочетании с "государевом училищем княжон", они, оставаясь на Руси, создают дополнительную скрепляющую страну сеть, подобно аристократкам в "двухпалубном обществе" одного из романов Буджольд. Поскольку они рюриковны, то внутри рода им мужей не найти. Их будут выдавать за бояр, обеспечивая слияние сословий и, тем самым, девальвацию князей. Или в другие страны. Что позволит дополнить обычные святорусские военную и торговую дипломатии — брачной. Мощный, но пока недостаточно используемый ресурс.

Ярослав Мудрый и Мономах выдавали своих дочерей во многие правящие дома. Но сколько? — Пять-десять? И то появлялось прозвище: "тесть всего христианского мира". А если таких будет пятьдесят?

Боголюбский смотрел на меня злобно. Князь-кавалерист — ему отступать... Кони в бою не пятятся — только разворотом. Обозных кляч можно осаживать, боевой конь — не рак речной.

Он построил для меня ловушку — я попался. И подсунул ловушку ему.

Что делает всадник, попавший в яму? — Понукает коня. Вперёд! Прыгай!

Так не единожды выносили кони из битв самого Боголюбского. Так выпрыгнул конь у Изи Блескучего, вынося из совершенно безвыходной ситуации, из засады, подстроенной черниговцами. После чего богомольные киевляне и забили дубьём монашествующего князя Игоря вместе с семейством.

Андрей оторвался от "высасывания" меня, оглядел напряжённо замолкнувшее собрание.

Негромко произнёс очевидное:

— Сирот единокровных бросать — грех.

А что ещё он может сказать? Он — глава рода, венчанный Государь. Столп законности и христолюбия. Любое иное, хоть бы и половинчатое решение — ущерб чести. Проявление эгоизма, скупости, чёрствости душевной. Что для русского князя — просто плевок в лицо. Причём лично ему, в силу физиологических особенностей, такое решение ничем не грозит: у него ни законных, ни незаконных детей нет. А если кто его сыночком-ублюдком назовётся... Мы-то знаем истину. Ободрать лгуна плетями до выступания правды по всему телу.

"Да" — разворошить Русь. Публично объявить рюриковичей блудодеями. "Чтобы знали своё место". "Умыть". Почти всех.

"Нет" — отказаться от веры христовой в части милосердия и нищелюбия, от чести государевой в части поддержки кровных родственников и стремления к справедливости. Причём родовая, кровная солидарность есть на "Святой Руси" мотив куда более сильный, чем ценности христианские или государственные.

Подумал. Дёрнул головой. Поднял посох свой и бабахнул по помосту:

— Быть по сему.

Собрание взорвалось. Нет, не аплодисментами — бурными, разнонаправленными криками. С преобладанием исконно-посконных: "Ё!" и "Ну них...!".

Сам же Андрей ласково мне улыбнулся. От такой улыбки хорошо энурез прорезается.

— Ты, Ваня, корзно-то накинь. Оно меня на венчании в государи согревало. Пойдём, брат, поговорим накоротке.

А вот те хрен!

Это я уже в коридоре.

Поймать меня на прежний фокус, когда я за ним вхожу в низенькую дверь, а мне посохом в горло... Ванька — как снаряд артиллерийский: дважды в одно место...

Постояли, посмотрели друг на друга через порог. Андрей шипанул и пошёл. И я за ним.

Красиво, однако. Гуляют, понимаешь, по анфиладе Великокняжеского дворца два русских князя. Один... так, не сильно презентабельный — невысокий, старенький, шаркающая кавалерийская походка. А вот другой — красавелло. Высокий. Молодой. Походочка лёгкая, мало не в приплясочку. И корзно на плечах вьётся эдак выразительно...

Глава 613

Снова та же выгородка, где мы митрополита избирали.

Тут я те, вышеизложенные соображения о следствиях узаканивания ублюдков, Андрею и изложил. Он сперва пофыркивал, потом принялся губы жевать.

Забавно: большинство мужей добрых на Руси жуют бороды. У Андрея борода коротковата, он губы жуёт.

— Мда... Ну ты и зах...чил. Теперь по всей Руси Святой в каждом дому княжеском свары начнутся. Ко мне жалобщики побегут. Врать-ныть будут.

— Ай-яй-яй. Сочувствую-соболезную. Только говорил уже: хочешь покоя, тишины — сиди в Боголюбово и не высовывайся. Да и там тебя достанут. Жиздор до тебя два шага не дошёл.

— Как это?

— Шаг первый: смерть Ропака. Тогда смоленские в Новгород не лезут, Ромочка Благочестник смиренно и боголюбиво ложится под Жиздора. Шаг второй: Новгородские, Смоленские, Киевские, Волынские полки идут к тебе в гости. Хуже, чем ты с отцом в Кучково сходили. У тебя-то дочерей нынче в дому нет, хоть бы и посмертно, а замуж выдать некого.

— Так-то оно так. А может и нет. А свары будут во множестве.

— Да ладно тебе. Ты историю Гая Юлия Цезаря знаешь?

— К чему это?

— Гай — патриций из рода Юлиев. В Риме были аристократы — патриции, и народ — плебеи. Плебеи пахали землю, ходили на войну, а патриции заседали в сенате и принимали законы. Потом патриции обнаглели и принялись плебеев нагибать. Совершенно законным образом, поскольку закон — их. Плебеи возмутились, случились свары с жертвами. Сошлись на том, что все люди как люди, в смысле: сенаторы из патрициев. Но плебеи избирают из своих двух человек, трибуны называются, которые сидят в сенате, и как закон против плебеев — на него накладывают. Не просто так, а — вето.

— Слышал про такое. И что?

— Цезарь рвался в начальники. Избирался на всякие должности. Трибун — престижно, способствует продвижению. Но он патрици. В трибуны патрициев не берут. Тогда он нашёл человечка из знатного плебейского рода. У плебеев тоже была знать. И усыновился.

— Как?!

— По закону. Ихнему, римскому. Пошёл на выборы, стал трибуном, порулил маленько. Потом, он же патрицием остался — другие должности занимал. Это я к тому, брат, что заставив князей признавать ублюдков сыновьями, ты открываешь возможность следующего шага — усыновления.

— Да зачем же?!

— Тю. Прибегает к тебе, к примеру, кое-какой хан. "Ой, бьют меня". Просто помочь — ну, скажет спасибо. Баранов в подарок пришлёт. А если ты ему: крестись да усыновись, то он уже князь русский. И назад ему в поганство... коряво. Опять же, соседи бить придут, уже по измене вере предков и ихнему роду. Земля его, народ — Русь Святая. И когда ты его от напасти освободишь, то тебе решать: где тому новоявленному князю быть. То ли в прежнем улусе блох на кошме кормить, то ли рыбку на Белом море ловить.

* * *

Становление Государства Российского неразрывно связано с привлечением в русскую элиту туземных аристократий. Багратион, Милорадович, Барклай-де-Толли, множество татарских князей со времён Ивана III, Гедиминовичи...

Опыт предков надо применять. Вот один из вариантов.

* * *

— Замысловато.

— Само собой. К примеру, Остомысла галицкого ты нынешней новизной уже на свою сторону перетянул. У него сын от любовницы. Он спит и видит, чтобы сынку корзно дать. Одно дело если тот — "настасьич", отброс беспородный, другое — рюрикович. Полноправный, полнозаконный.

— Да уж. А всех остальных.... наоборот. Ладно. Надо что-то с Переяславлем делать. Перепёлка здесь, в Киеве сядет. В Переяславле у него два сына остаются. Оставались. Пока ты с этой... с семисословным установлением не влез. Володимиру — 12, Изяславу — 10. По "Уложению о князьях" им ехать ко мне в обучение. Братьев моих ты с Руси... настропалил. Так что, княжить в Переяславле некому. Кроме тебя. Удел — Мономахов, с деда-прадеда. Принимай княжение, братец.

Прямая отдача от корзна на моих плечах. Тут я должен от радости... воспарить. Но что-то мне не... не взлетается.

— А Всеволжск?

— А что Всеволжск? Пошлю туда кого-нибудь. Вон, Борьку наместником поставлю. Не велик городок, справится.

— "Борьку" — Жидиславича?

— Ну. И чего ты на него взъелся — не пойму.

— Нет.

Это то, чего нельзя делать. Прямого отказа Боголюбский не выносит. Ни в княжеском, ни в великокняжеском состоянии. Для него это — прямой сигнал к атаке.

В галоп! Руби! Насмерть!

В бешенство он впадает мгновенно.

Впал. Но вот какая беда: это не первое моё "нет" ему. Он уже знает, по личному опыту, что зарубить меня... не получится. Потолок в пытошном застенке низкий, Богородица против... Хрен знает почему, но не вытанцовывается. И стриптиза моего он сегодня не видел, есть у меня в рукаве "плевательница" или нет — не знает. Так что, кто к кому на отпевание придёт... возможны варианты. Бастия-покойничка уже закопали. Но в памяти — как живой.