Чаганов: Война- Часть 2

— Понимаю-понимаю, Лев Николаевич— вы гений! Переходите ко мне на работу...

— Я же по распределению,— лицо Кошкина заливается краской.

— С вашим наркомом я вопрос о переводе или длительной командировке решу, здесь к вашему распоряжению будет опытный инструментальный участок, если сами не сможем изготовить, закажем на любом заводе по вашему выбору, конструктора дам и двух чертёжниц. Для начала, чтоб вам было проще, сконструируйте и изготовьте роторную линию по одновременному изготовлению патронов калибром 7.62 и 6 миллиметров. Если вы согласны, товарищ Кошкин, то я прямо сейчас звоню вашему наркому.

— Мне нужно только двое суток, товарищ Чаганов, в Ульяновск съездить, дела передать, в общежитии рассчитаться.

— Конечно, сколько нужно времени, столько и берите,— берусь за телефонную трубку 'вертушки',— сейчас распоряжусь подготовить вам комнату, это напротив через дорогу отсюда...

* * *

Поворачиваю ключ в замке и открываю домашнюю дверь, из гостиной доносится звон бокалов.

— А вот и муж с работы пришёл,— слышу голос слегка подвыпившей супруги.

'Кто сегодня? Что-то у нас в последнее время много гостей,— не снимая ботинок обречённо плетусь в комнату,— так, понятно, кинематографическая богема'.

— Здравствуйте, товарищи,...

'Слишком официально начал,— гляжу на вытянувшиеся лица, подскочивших с места мужчин.— надо бы разрядить обстановку и лицо сделать попроще'.

— ... выездное заседание творческого совета кинофильма 'Трактористы'?

'Не вышло, теперь у всех округлились глаза'.

— Это я рассказала Алексею Сергеевичу о предстоящих съёмках,— приходит на выручку Оля, незаметно показывая мне кулак.

— Да точно, ну, главных героев мне представлять не надо,— улыбаюсь я, обходя круглый стол и пожимая руки Николаю Крючкову и Марии Ладыниной.

— Я— Иван Пырьев, режиссёр,— слегка кивает блондин лет тридцати пяти,— по совместительству муж главной героини.

— Маша Пастухова, актриса,— представляет свою юную спутницу Крючков.

— А вы, Алексей Сергеевич, правы,— берёт инициативу в разговоре Пырьев,— именно заседание...

Я выразительно смотрю на открытые бутылки и подмигиваю, все смеются.

— ... решаем, что делать. Госккино требует подправить сценарий, а у нас уже натура снята. Вы знакомы с сюжетом, Алексей Сергеевич?

— В общих чертах,— киваю я,— молодой танкист после окончания службы едет в колхоз, где работает стахановка, о которой он знает из газет, так?

— Так, но нам предложили немного расширить тему военной службы главного героя. Вместо простого упоминания, что тот служил на Дальнем востоке, добавить батальные сцены событий на озере Хасан. Конечно, придётся кое-что доснимать, но мы, весь наш творческий коллектив, готовы, просто рассматриваем это как открывшиеся возможности сделать фильм интереснее. Решили встретится с участниками событий...

' Не понял, Оля проболталась, вроде официально о нас не сообщалось'?— скашиваю глаза в её сторону.

— ... в частности, с героем Советского союза Мошляком, когда он приезжал к нам в Киев...

— Понимаю, товарищ Пырьев, но мы с женой не танкисты...

'Стоп, фильм ведь увидят миллионы людей... среди них, наверняка, будут военные и конструкторы танков... что если показать на экране то, как должна выглядеть башня танка изнутри? Не технические подробности, которых я толком не знаю, а взаимодействие экипажа, с чем у нас в начале войны были большие проблемы. Командир танка был явно перегружен обязанностями, так вместо того, чтобы наблюдать за полем боя, искать цели и руководить экипажем, он должен был ещё и стрелять из пулемёта и пушки... Хотелось бы избежать этой ошибки в новом среднем танке, который идёт на замену Т-28... но как, думал я? Моя роль в процессе создания нового танка строго определена рамками, установленными АБТУ: размещение в нём радиостанции и переговорного устройства'.

— ... Хотя,— обвожу взглядом поникший творческий коллектив,— есть одна идея... поговорю со знакомыми танкистами, может быть, кто-то согласится проконсультировать вас.

— Спасибо, Алексей Сергеевич,— Пырьев расплывается в улыбке,— у нас в фильме есть финальная сцена, где трактористы в поле поют песню о трёх танкистах, сейчас я подумал, что хорошо бы устроить перебивку со сценой в танке, где они поют её же в бою, но кабина у трактора открытая...

— Вам нужна башня танка в разрезе, но вы не знаете как там всё устроено...— понимающе киваю я.

'Устроим в лучшем виде, в Подлипках от Лавочкина остался макетный участок... трёхместная башня будет, ну чтобы танкистам было удобнее петь'...

— Я вам помогу с башней, товарищи... А что за песня у вас такая?

— Коля,— подскакивает Ладынина,— неси баян...

— Он у меня тут, в кустах,— под общий смех Крючков спешит в прихожую.

'Гремя огнём сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,

И Первый конник в бой нас поведёт'!— все вместе подхватываем куплет, оборачиваюсь назад и вижу застывшую в дверях Розалию Землячку в домашнем халате.

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

6 апреля 1939 года, 18:00.

''Появление в зале членов президиума делегаты встречают бурными аплодисментами',— ноги сами подбрасывают тело вверх, а ладони начинают бить друг дружку,— эх, как было бы здорово, если б я мог отменить этот ритуал, ведь сколько времени пропадает зря? Не менее 20%, я думаю... О, сегодня на вечернем заседании председательствует Киров'.

— Объявляю заседание съезда открытым, слово для доклада имеет товарищ Молотов.

'Блин, и снова понеслось на пять минут'.

Доклад Молотова во многом повторяет доклад вождя, просто в нём больше разных цифр. Киров опускает голову, видимо что-то читает, его примеру следует Вознесенский, он сидит в длинном ряду президиума слева, почти у выхода.

'Мне, конечно, почитать во время речи Предсовнаркома не удастся, люди не поймут,— устраиваюсь поудобнее на стуле,— а следовало бы'...

Две недели назад на 'кировских посиделках' в его квартире Сталин с чувством повозил меня носом по столу: я оказался совершенно не знаком с трудами немецких философов 18-19 веков. Слыхал, конечно, фамилии Кант, Ницше, Шопенгауэр, Гёте, Гегель, ... Маркса даже давно изучал, как бы... Короче, мне было предложено в кратчайший срок ликвидировать этот пробел в образовании. Решил начать изучение первоисточников с 'Фауста' Гёте, всё-таки стихи, попроще будет для начинающего, чем философский тракт, написанный заумным языком.

Начал читать вдумчиво, но через десять минут перешёл на скорочтение, запихав в себя текст. Затем перешёл к Гегелю, он хоть и идеалист, но хотя бы объективный, красиво звучит: 'всё действительное— разумно, всё разумное— действительно'. Встретив в процессе изучения почти родные понятия, 'отрицание отрицания' и 'диалектика', проникся к Гегелю уважением, при этом Шопенгауэра, как противника его учения, отверг с порога. Канта и Ницше оставил на потом, так как информация уже потекла из ушей.

'Скорее всего 'посиделки' сегодня не состоятся, ведь съезд идёт, у секретарей ЦК горячая пора'.

Сосед справа суёт мне в руку многократно сложенный клочок бумаги с надписью 'Чаганову', разворачиваю её: 'Встречаемся как обычно, Киров'.

'Верный признак того, что в верхах всё спокойно. Не знаю уж какая обстановка была на прошлом съезде, но в дни пленумов Киров был очень занят, встречаясь за день с десятками людей'.

* * *

Мельком взглянув на лампочку рамки металлодетектора, знакомый сержант ГУГБ, стоящий у входа на этаж, кивает мне и я по ковровой дорожке быстрым шагом по широкому коридору со сводчатым потолком спешу к двери новой квартиры Кирова, которая примыкает к кремлёвской квартире вождя. Стукнув ради приличия пару раз и не получив ответа, прохожу в маленькую пустую прихожую, из неё по узкому проходу в кабинет, откуда доносится взволнованный голос Кирова.

— Я думаю, Коба, что ты находишь у Булгакова глубину там, где её попросту не существует,— заметив меня, хозяин квартиры кивает на небольшой кожаный диван,— этот его роман есть ни что иное, как бульварное чтиво, где переплелись приключения, мистика и злобная сатира...

'Это он о каком романе'?— довольный как школьник, которого не вызвали к доске, тихонько опускаюсь на скрипучее сиденье.

— ... у него там вообще нет ни одного положительного героя, только полюбившиеся ему образы жуликоватых управдомов, театральных администраторов и буфетчиков, для которых главное— деньги и иностранная одежда. Прямо второй Зощенко. Но особенно ему ненавистны его коллеги из театрально-писательского цеха. Он им и головы отрубает и квартиры громит и в Ялту забрасывает из Москвы нагишом...

'Мастер и Маргарита'.

— ... не роман, а кляуза в домоуправление, всё у него крутится вокруг 'квартирного вопроса'. Булгаков обыкновенный обыватель, которого начальство обошло при распределении благ и он затаил злобу на весь мир. Алексей, ты прочёл этот роман, что я послал тебе на прошлой неделе?

— Прочёл, Сергей Миронович.

— Интересно, что думает вы о нём думаете, товарищ Чаганов?— чиркает спичкой Сталин, прикуривая папиросу.

'Надеюсь, не раскрытый мною текст, что послал Киров, не сильно отличается от того, что давали мне почитать в середине семидесятых'.

— Кхм, попробую изложить... Я как раз только что закончил 'Фауста', товарищ Сталин, поэтому мне сразу бросилось в глаза схожесть даже не сюжета, а его затравки...

— ... Сделка с дьяволом... доктора Фауста и Мефистофеля, похожа на сделку между Воландом и Мастером, в первом случае— Фауст получает дар познания, во втором— Мастер получает возможность закончить свой роман; у Фауста с Мастером их подруги носят одинаковое имя— Маргарита...

— Постой, Алексей, что-то я не припомню, чтобы Мастер заключал сделку с Воландом.

— А это подразумевается, Сергей Миронович, они были знакомы до момента начала повествования в книге. Мастер в беседе с Бездомным проговаривается: 'Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее', хотя Ивану Воланд своего имени не называл. Откуда взялись сто тысяч рублей в корзине с грязным бельём? Как раз столько чтобы хватило на жизнь до окончания романа. Откуда у Мастера вдруг появилась эта уверенность: 'Вчера на Патриарших прудах вы встретились с сатаной'? Логичнее предположить, что это преступники подстроили гибель Берлиоза... Поэтому делаю вывод, что Воланд нанял Мастера, чтоб тот написал роман.

— Железная логика,— Сталин тянется за новой папиросой,— только Мастер пишет не роман, а евангелие, евангелие от Воланда. Воланд дьявол, так зовут падшего ангела, а ангел— просто вестник. По православному учению человек поставлен выше ангелов, так как он способен творить. Творчество связано с нашей телесностью. Чтобы наша душа могла повелевать телом, бог дал человеку дар творчества. Поэтому сатана и нуждается в человеке... Воланд просто использует Мастера, создаёт ему все условия для работы, даёт деньги, подсовывает музу. После написания книги она ему уже не нужна, он хочет вечного покоя.

'В один из дней она взяла жёлтые цветы и вышла на улицу, чтобы он узнал её'...

— И в 'Фаусте' так же, доктор бросает Маргариту,— вырывается у меня.

— Булгаков изобразил в романе себя,— продолжает Сталин,— а меня— в Воланде. Вот я у него такой получился в книге, как '... часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо'. Спасибо и на этом.

'Знакомое что-то... давно, выходит, приклеилось к вождю это слово 'вопреки''.

— Вот я что не пойму, Коба,— Киров достаёт беломорину,— к кому Булгаков обращается? Если к потомкам, то зачем было давать его почитать друзьям, среди которых, он знает, есть секретные сотрудники, лежал бы и лежал в письменном столе. Выходит— к тебе, а это значит, что роман только для тебя. Он же этим самым сделку 'дьяволу' предлагает: возвысь меня, изгони этих 'жалких и ничтожных личностей' из храма литературы. Я нужен тебе, не они, только от меня, истинного творца, будет зависеть каким ты останешься в памяти поколений.

'Сталин— дьявол... впрочем, чего можно ожидать от племени литературных 'цеховиков', готовых вцепиться друг другу в глотку и вдруг как по команде встающих плечом к плечу, если дело касается святого— денег'?

— Не надо меня за Советскую власть агитировать, Мироныч,— морщится Сталин,— я сам кого угодно разагитирую. Ты пойми, Булгаков— талантливый художник, ему многое подвластно, он в своих произведениях может изобразить то, что неподвластно другим...

— Жаль только, что он не видит дальше своего мелкого мещанского кружка...— перебивает его Киров.

— ... Он разоблачает и саморазоблачается перед читателем и этим он полезен и важен!

'Разошлись не на шутку... Дьяволы, ангелы... А кто я сам? С одной стороны ангел, так явился в этот мир бестелесным, но стал человеком, убив чужую душу... Та сила, которая стремилась к добру, но совершила зло? А может быть совершает зло? Добрыми намерениями устлана дорога в ад. Что если в этой истории, почуяв растущую мощь нашей страны против СССР ополчатся и англичане с американцами... Что это вожди так подозрительно смотрят на меня? Я что всё это произнёс вслух? Нет, вроде'...

— Я вот, что хочу спросить, товарищ Сталин,— с замиранием сердца прохрипел я,— как вы думаете, не будет ли издание этого романа с отрывками евангелия от дьявола возвращением к старой политике борьбы с церковью или по тексту так просто не понять, что его настоящий автор Воланд?

'Ясно, попы поймут, Исус у Булгакова получился не канонический с человеческими недостатками... к старой политике партии возврата нет... фу-ух, вроде бы нигде не налажал, но всё равно, уж лучше про философию Ницше... блин, а вот последнюю фразу я точно сказал вслух'.

— Действительно,— соглашается Киров,— хватит спорить о несуществующем романе, у нас немецкие философы по программе. Хочешь, Алексей, начать с Ницше?

'Почему я сказал Ницше, я же его не читал'?

— Ницше— в своей идее о смерти бога и пришедшем ему на смену 'сверхчеловека' в своей книге 'Воля власти' стал идеологом фашизма...

'И это всё о нём'...

— Слышал звон, но не знает где он,— грустно протянул Киров и стал яростно тушить в пепельнице папиросу,— во-первых, никакую книгу 'Воля власти' он не писал, это творчество, в кавычках, его сестры, по трагическому совпадению тоже Ницше, которая надёргала цитат, к месту и не к месту, из произведений брата, благо автор он и в самом деле афористичный...

'Стыдно-то как,— провожу ладонью по вспыхнувшим щекам,— хорошо ещё, что нос у меня при этом не растёт, как у Буратино. Но у меня совершенно нет времени на эту философию, я работаю двадцать четыре часа, семь дней в неделю'.

— ... во-вторых,— продолжил рубить слова хозяин дома,— Ницше, наверняка, после того как фашисты воспользовались его понятием 'сверхчеловек', крутится в своём гробу. Они , судя по словам Гитлера, действительно вообразили себя сверхлюдьми, 'высшей расой'. Если он в сверхчеловеке видит диктатора и завоевателя, то Ницше— свободного мыслителя и интеллектуала, который созидает, а не разрушает. У фашистов же 'сверхчеловек'— раб, зависим и подчинён, он господин только по отношению к 'низшим расам'.