Конфедерация

— Гранатомётчика самого зацепило, а потом и мы добавили. Вот тогда пацаны Гуси и начали по нам палить. Да только с них толку — чуть. Мужиков, старше двадцати пяти, у него почти не осталось. В основном, набрал приблатнённых сопляков от семнадцати до девятнадцати лет, с мозгами, засранными 'АУЕ'. Ни знаний тактики, ни умения действовать в помещении, ни даже понимания, что в такой ситуации надо укрываться за станками и конструкциями. В общем, двое моих товарищей там остались, трое занинских тоже: кого 'магнезиткой' достало, кого эти уроды убили. Зато и кодлу Гуси ополовинили к тому моменту, когда он понял, что такими темпами мы скоро и до него доберёмся.

— Ушёл? — поинтересовался Макс.

— Ушёл. Не побрезговал лично прыгнуть за руль 'Викинга'. И ещё двое за ним следом. А пацанва по промзоне разбежалась. Гоняться за ними не стали: не до того было. В город тоже возвращаться бесполезно: пока мы в цеху воевали, люди Гуси напали на РОВД, где Занин базировался, и когда мы на улицу вышли, было видно, что от здания дым поднимается. Там, кстати, под охраной ментов и хранился наш 'общак'. Думаю, Гуся потому и не поддерживал идею печати монеты, что сам планировал на него лапу наложить. В общем, раненых мы перевязали, оружие собрали, посоветовались и решили рвануть к вам. Тем более, о том, что у вас тут больничка есть, людей с ранениями оперируете, давно по всей округе известно. В общем, погрузились сами на снегоходы, уложили тяжёлых в сани, и рванули вдоль речки в сторону Романовки.

— А на дальнейшее какие у вас планы?

Это уже я. Всё-таки у нас до сего дня с саткинскими был нейтралитет, а после того, как мы приняли у себя Занина и других уцелевших, Гуся этот 'нейтральный статус' быстренько отменит.

— Какие планы? Сначала шкуры залатать, а уж потом думать, как эту тварь в Сатке можно будет достать.

Правую ногу подполковнику, кстати, пришлось ампутировать. Чуть выше колена: как объяснила Аня Щукина, жгут стягивал её слишком долго, и начался некроз тканей.

Максим Шерстнёв, 'Провокатор'

Занин более или менее оклемался дня через три-четыре. Ну, как оклемался. Стал в состоянии адекватно реагировать на происходящее: его же после операции под наркотой держали. Плюс кровопотеря, плюс частично оглох от близкого взрыва, плюс шоковое состояние.

— Организм у него крепкий, скоро на поправку пойдёт, — заверила Щукина. — Он, в отличие от инженера, похоже, не голодал.

Инженер — это второй 'тяжёлый', которого привезли из Сатки. Тот самый, который и разработал техпроцесс производства монет, штампы и даже дизайн 'саткинской валюты'. Ему досталось поменьше — в основном, из-за того, что был в старой доброй фуфайке — но зато Ане пришлось потрудиться, прочищая картечные раны от клочков ваты и грязных ниток. А теперь ещё и следить, чтобы нигде нагноений не возникло. Он явно ослаблен недоеданием, и организм с трудом борется за жизнь. Впрочем, после перевода на наши харчи, и он становится живее.

Про монеты. Глянул я на их свинцовые образцы. Просто кругляш, диаметром миллиметров двенадцать, с рубчиком по краю. На лицевой стороне надпись '1 грамм чистого золота', а на обороте 'Проба 375'. И, как я понял, стилизованное изображение трёх гор с их зеркальным отражением: сверху они изготовлены выступающими из 'тела' монеты, а снизу вдавленными в него.

— Это центральный элемент герба Саткинского района, — пояснил Василий Трофимович, этот самый инженер.

Да, разговаривал я и с ним. Работа у меня такая, как у 'контры', со всеми разговаривать, собирать информацию, на ус её мотать. И со всеми, приехавшими к нам саткинскими 'дружинниками' поодиночке переговорил.

Их разместили в двух домах посёлка, переселив живших там женщин в гостиницу. Они у нас, конечно, не на положении пленников, но полного доверия к ним у нас нет. Поэтому селить чужаков там, где у нас заскладированы оружие, боеприпасы и самые ценные запасы, мы посчитали 'некошерным'. Пусть радуются тому, что их поставили на общее довольствие, а раненых ещё и лечим. В общем, если обратиться к военно-политической терминологии, то они в нас в статусе интернированных иностранных военных. С той разницей, что здоровых мы припахиваем для общественных работ: пусть хоть так отрабатывает харчи, которыми мы их снабжаем.

Тимка Малков подбивает нас к тому, что надо устроить набег на Сатку и добить банду Гуси. Судя по той информации, которую я выкачал из него и других, вполне посильная нам задача. Особенно — если привлечь к этому и ребят из Бердяуша. Да только погода...

Нет, никаких природных катаклизмов больше не произошло. Просто уже вторую неделю днём (а иногда и ночью) держится плюсовая температура. Всё течёт, через улицу с гор вниз настоящие реки сбегают. 'Интернированные' как раз и занимались тем, что пробивали дыры в снежных брустверах по краю прочищенной дороги, чтобы эта вода не скапливалась. В лесу снег намок, даже лыжи не держит, не говоря уже о снегоходе.

Для меня после родного Днепропетровска было удивительно, как здесь всю зиму напролёт на реках держится лёд. Не только на пруду, но и на речушках с довольно быстрым течением. А теперь вода течёт не только подо льдом, но и по нему. И хорошо так течёт!

В общем, пока хрен нам, а не нападение на Сатку.

В том, что Гуся начнёт нам гадить, мы согласны с Челябой. Судя по тому, что о нём говорят, он — тип хитрый, но застрявший сознанием в парадигме бандитских девяностых. Приснопамятный Борюсик именно на него и опирался, когда строил планы подмять под себя силой Бердяуш, а потом и нас.

Скатался я и к Андрею Томилину в Бердяуш. Дорога такая, что даже Тойота с трудом пробралась! Особенно пришлось покорячиться на том самом серпантине, где я 'Эль-двести' убил.

Урал воспринял новости из Сатки с большим интересом.

— То, что там люди от голода мрут, для меня не новость. У нас самих немало случаев за зиму, когда такое было. Стариков старались поддерживать, для детишек что-то вроде столовой устроили, но ведь всё равно всех этой помощью невозможно охватить. А вот про внутренние разборки — это любопытно, любопытно. С Заниным, как ты знаешь, мы тоже договорились, а новый 'номер один' вряд ли будет таким же договороспособным. Он в девяностые, говорят, не очень-то лояльничал с неугодными коммерсантами.

Девяностые... До сих пор они нам отрыгаются. Львиная доля украинских олигархов и политиков 'родом' из них. Я не говорю про донецких, которых все считают поголовно бандитами. Что, такие 'демократические' деятели как 'король украинской коррупции' Порошенко, или Юля лучше? Или наш днепропетровский Коломойский, получивший кличку от имени одесского налётчика Бени Крика? У каждого из них есть свои скелеты в шкафу. И зачастую — вовсе фигуральные.

— Учитывая то, что оружия у Гуси очень сильно поубавилось, как и 'проверенных кадров', то очень даже реально от него избавиться. Но кого ты, Макс, видишь на его месте? Ну, помимо Занина, с которым совсем неясно, выживет он или нет, сломался он или ещё захочет потрепыхаться. Очень не хочется класть своих людей ради того, чтобы кто-то пришёл на освободившееся место и начал творить то же самое. Да и наши с вами партизанские отряды ещё не занимали города, сложное это дело...

— Ты понимаешь, прапор, что с наскока это не сделать? — во время одного из разговоров задал Тимофею тот же вопрос Вадим.

— Понимаю. Но и затягивать с этим делом, значит, дать ему усилиться, набрать новых людей.

— Думаешь, найдётся много желающих идти под 'братка'?

— Найдётся, — нахмурился Тимка. — Жратвы в городе нет, а те, кто 'на службе' пайку получают. Так что бегом побегут, как только он клич кинет. Толку, правда, от этих дистрофичных 'вояк' немного, но ещё, кажется, полковник Кольт, дал совет, каким способом можно уравнять людей с разными физическими данными. Гуся же понимает, что Занин ему не простит того, что его чуть не убили по приказу Густова.

— Ему ещё узнать надо, что Занин выжил, — возразил Данилов.

— Не сомневайся, узнает, — усмехнулся Малков. — Как только распутица закончится, так и узнает. Если уже не узнал.

— Ты намекаешь...

— Намекаю, — спокойно глянул на меня бывший прапорщик, воевавший в Южной Осетии. — Кто именно стучит, я не знаю, но стукач точно есть.

Юля Короленко

Ой, девочки, у меня катастрофа! Я сегодня использовала последнюю гигиеническую прокладку. Даже не знаю, что дальше делать.

— Что делать? Что делать? Жить также, как мы жили до тех пор, пока навыдумывали эти самые прокладки и тампаксы, — хмыкнула в ответ на мою истерику тётя Галя, дачница, осенью перебравшаяся в Пороги из Сатки. — Кусочки какой-нибудь старой простыни или наволочки стирали, сушили и снова использовали.

И это что? Мой Серёга будет постоянно башкой тереться об эти мои, с позволения сказать, средства женской гигиены, лицом в них утыкаться? А если в нашу комнатку кто-нибудь заглянет? Стыда не оберёшься!

— А что тут такого? У моих девок, в отличие от тебя, никаких запасов не было, они с самого переезда в Пороги так делают. И ничего, не померли!

'Девок' у тёти Гали аж трое: дочь, сноха и внучка.

Честно говоря, мои запасы тоже кончились бы, если бы нам всем в качестве подарка на 8 марта не презентовали по пачке прокладок из общественных запасов. В другое время я бы за такой подарочек в морду вцепилась, но сейчас... Да, немного не так я себе представляла постапокалипсис, многократно отписанный в книжках. Хотя... Там же, в основном, про мужиков пишут, как они, все из себя такие герои, сражаются с полчищами одичавших врагов и разномастных зомби. У них никаких проблем с элементарными средствами личной гигиены, в отличие от нас, баб. И ведь это — только начало. А со временем со стрингов придётся переходить на самодельные труселя и лифчики. Вот 'счастья-то' будет!

Ещё 'веселее', станет, когда дети пойдут. Уже семеро с животами ходят, а с июня начнут рожать одна за одной. Одноразовых подгузников в наших закромах вообще нет. Мама рассказывала, что раньше обходились пелёнками и марлевыми подгузниками, распашонки сами шили. И теперь та же самая маета начнётся: отстирывать, кипятить, сушить, гладить... Может, и захотела бы ребёнка, да как представлю себе это кошмар, так и задумываюсь, сто́ит ли в такое впрягаться.

Да что там подгузники, прокладки и тампаксы? Аня Щукина уже категорически запретила выбрасывать использованные бинты. Собирает, кипятит, сушит и повторно использует. Даже обрезки — и те идут на хирургические тампоны.

— Я в прошлой жизни первая убила бы того, кто приказал бы такое делать! — призналась она. — Но нету у нас запаса стерильных перевязочных средств. Просто нету, и взять негде. Вот и приходится извращаться. Если бы не 'эн-зэ' психдиспансера, то и со шприцами катастрофа была бы. Ладно, у них с древних времён сохранились старые многоразовые шприцы: прокипятил, и снова пользуйся. С пластиковыми так не поступишь.

Всё экономим. Даже туалетную бумагу, которая, кстати, тоже закончилась. Рвём, прошу прощения, на подтирку старые книжки.

Но самое дикое — и использованную туалетную бумагу, и её заменители Алла из Барнаула запретила выбрасывать. Это 'богатство' теперь собирают и складируют в огромном деревянном ящике. Хорошо, хоть не на территории турбазы! Представляю, какое сейчас, когда потеплело, амбре возле того ящика! Надеюсь, она не собирается всё это отстирывать, сушить и использовать повторно?

— Не собираюсь, — фыркнула она, когда я решила съехидничать и задала такой вопрос. — А вот порох из этого я получу.

Какой ещё порох?

— Обыкновенный, бездымный. Года через три-четыре мы же без пороха останемся, и я к тому времени отлажу его производство в объёмах, которые превысят наши потребности.

Оказывается, до этого она работала химиком-технологом на патронном заводе, на продукцию которого Витя Данилов нарвался при грабеже поезда.

Ну, посмотрим, посмотрим, сможет ли она 'на коленке' такое изготовить!

Вообще с талантами у нас проблем нет, девчонки много чего умеют делать. И руками, и головой. Кто-то шьёт, кто-то вяжет, кто-то новогодние игрушки изготавливает, кто-то сценарии праздников сочиняет. Вон, детишкам на Новый Год настоящий праздник устроили. Хотели дедом Морозом Виктора Данилова нарядить — у него после ранения борода ещё сильнее поседела — да Аня не разрешила: слишком слаб он для этого был. Один из водителей-дальнобойщиков нарядился, а Снегурочкой стала Лариса из Алма-Аты, маленькая шустрая, как девчушка. Замечательно они исполнили свои роли!

Кстати, про Ларису. Мы все обалдели, когда она сошлась с Максимом Шерстнёвым: у него рост за метр девяносто, а в ней едва-едва метр шестьдесят наберётся. Она обычно очень резкая, нервная, а с ним превращается в послушного котёночка. Даже не верится!

— Ну, ты и отхватила верзилу! — как-то покачало головой тётя Галя. — Вы же с ним такие разные.

— У меня крышу снесло, когда я его в первый раз увидела, — призналась Лорка. — Он так на моего бывшего одноклассника похож, в которого я в десятом классе была влюблена.

Чтобы Максу понравиться, она даже причёску сменила.

Кстати, про золотые руки. Стрижёт нас всех, кроме Саши Варгашовой, Маринка из Тюмени. Те ещё в сентябре поцапались из-за Юрки Панченко, и с тех пор не общаются. Ну, да. Слаба Маринка на передок, но стрижёт просто отлично.

Честно говоря, всё это приходится придумывать от скуки. Все так в Порогах засиделись, что выть от тоски хочется. Да только до сих пор и выбраться было некуда: всё снегом завалило. Теперь уже почти три недели стоит плюсовая температура, снег почти сошёл даже в лесу, и, может быть, скоро появится возможность куда-нибудь выползти. Да хотя бы в лес!

Снег почти сошёл... Я даже не ожидала, что и это окажется такой проблемой. Вода в пруду поднялась почти на метр. Водосброс плотины ревёт так, будто это какой-то Ниагарский водопад. Я осенью жаловалась, что он сильно шумит, да только то была ерунда! Теперь у нас с Серым в комнате его не только ночью, но и днём отлично слышно, а возле плотины друг другу приходится на ухо орать, чтобы хоть что-то расслышать. Русло Большой Сатки ниже неё полностью заполнено, ни единого камешка над поверхностью воды не торчит. Дядя Федя, инженер станции, каждый день бегает измерять уровень подъёма пруда, опасается за сохранность плотины.

Очень хочется куда-нибудь выехать. Да хотя бы в Бердяуш.

— Сдурела, что ли?! — рявкнул на меня Серёжка, едва я ему про это заикнулась. — Тебя пример Карнауховой ничему не научил?

Тоня Карнаухова из Романовки ходила на базар в Бердяуш, чтобы продать домашнее масло и прикупить чего-нибудь для семьи. Ушла и пропала. Через неделю, еле живая, выползла к людям из какого-то заброшенного дома. Какие-то ублюдки её не только насиловали и били всё это время, так ещё и издевались над ней, как только могли. А когда она потеряла сознание, решили, что умерла, и ушли. Их-то нашли и перестреляли, как собак, да только сама Тоня после этого чуть больше суток прожила. Двое детишек, восьми и одиннадцати лет, остались сиротами. И это не единичный случай. Пропадали женщины и из Чулковки, и из Старой Пристани, и из Сулеи, и из Межевого. Чёрт знает, что творится!