Конфедерация

А пример он мне привёл в связи с тем, что хочет поручить мне постройку установки для перегонки нефти на бензин и дизельное топливо.

— Это невозможно без дорогостоящего высокотехнологичного оборудования! — попытался возразить ему я.

— Всё возможно! Я потому и согласился забрать тебя сюда, что ты знаешь, что нужно делать для того, чтобы это получилось.

— Но... меня не учили проектировать нефтеперегонные установки, меня учили понимать их устройство и управлять уже действующим производственным процессом. Это слишком сложное оборудование, которое невозможно создать из подручных средств. Да и где взять для этого нефть? Или у вас тут где-нибудь в подвале припрятана действующая нефтяная скважина?

— Невозможно? — усмехнулся он. — Хорошо. Я покажу тебе подобную установку. А ты, как знающий процессы, происходящие при перегонке нефти, поможешь сделать так, чтобы мы соорудили что-то подобное, но только более производительное, более качественное. А нефть тебе будет. В количествах, достаточных не только для наших потребностей, но и для продажи готового топлива нашим соседям.

Максим Шерстнёв, 'Провокатор'

Не знаю, кто был больше шокирован — местные тем, насколько мы серьёзно отнеслись к празднованию Дня Победы, или мы тем, как они восприняли наши действия.

— Понимаешь, — попытался пояснить Витя Данилов. — Мы судим по Украине, где война прокатилась по всей территории и коснулась буквально каждой семьи. Здесь, конечно, о ней тоже помнят, но как о чём-то отстранённом. Празднуют, чтят память погибших на ней родственников. Но без привычного нам с тобой надрыва.

Да, помимо нас с семьями, нашлись люди, которые поехали в Сатку на автобусе, чтобы возложить первые, как говорят, очень запозднившиеся в этом году, цветы к памятнику. Почти полный автобус. Почти. А уж в самой Сатке у памятника цветов, принесённых горожанами, и вовсе оказалось чуть-чуть.

В общем-то, понятно: после кошмарной зимы далеко не все готовы ещё и отдавать дань памяти погибшим почти 75 (а то и чуть больше) лет назад. Но обидно как-то...

Зато в Порогах отпраздновали на славу. Исходя, конечно, из наших возможностей. С 'фронтовыми 100 граммами' всем желающим, с 'военной' гречневой кашей, сдобренной тушёнкой, с настоящим чаем, ради которого прикончили его остатки в наших закромах. Теперь будем пить только заваренные травы. Витя возродил свой киевский обычай устраивать караоке военных песен: выставил на месте поселковых сборов ноутбук, телевизор, где-то раздобытый старый усилитель с колонками, и голосил в микрофон часа четыре.

'Голосил' — это его словечко. На самом деле, как оказалось, поёт он просто великолепно. У него очень мощный, красивый бас-баритон, которым заслушиваются почти все. А песни, что он исполнял, хорошо всем известны. И очень быстро четыре найденных им в посёлке микрофона 'пошли по рукам'. Может, ещё и потому, что люди соскучились по развлечениям: всё работа, работа, работа. А кое-кому — ещё и война.

Заключением праздника стал салют. Самый настоящий. Правда, без фейерверка. Наши умельцы почти неделю возились с привезённой Даниловым из города старинной пушкой, но 'добили' её модернизацию. Сделали пушку казнозарядной, с клиновым затвором. А ещё установили простейшие прицельные приспособления, позволяющие наводить орудие не только по горизонтали, но и по дальности. К тому же, опробовали стрельбу из пороха, изготовленного уже здесь, в Порогах. Вот трижды и бабахнули из пушечки в сторону пруда, чтобы известить наших односельчан о том, что мы теперь и артиллерией вооружены. Пусть примитивной, но вполне пригодной для обороны посёлка.

Особенно красиво выглядели в сумерках взрывы самодельных снарядов на дальней стороне пруда. В них использовали тротил, полагающийся нам после раздела содержимого склада взрывчатых веществ 'Магнезита', а салют был ещё и испытанием этих боеприпасов.

Не знаю, доведётся ли нам использовать свою пушку в реальном бою. Лучше было бы, если бы не довелось. Но пусть уж она будет, чем жалеть, когда жареный петух клюнет, что её нет.

Для нас опасность боевых действий кроется практически в каждом выезде за пределы Порогов. Конечно, в 'свои' деревни — Романовку, Чулковку, Тельмана, Старую Пристань — мы ездим практически без опаски. А после заключения 'союза' с Бердяушем, Саткой и Бакалом безопасности в округе ещё добавилось, но совсем расслабляться не сто́ит. И если уж выезжать за пределы этой 'зоны безопасности', то и вовсе надо держать ухо востро.

'Гонцы' из Кувашей и Центрального притопали в Бердяуш как раз 9 мая. В предупреждение о минировании дороги они поверили только после того, как в тот же день, когда мы кончили Бражковского, рванула тротиловая шашка от 'магнезитки', лишённая поражающих элементов. Кувашинским гаврикам, сунувшимся дальше предупреждающей надписи на асфальте, её хватило. А вот машинам медведёвских, решивших проверить, снял ли Челяба блок-пост на выезде на М5, достались уже осколки от РГД, поставленной на растяжку через полторы сотни метров от 'хлопушки'.

Вот тогда жители этих деревенек и зачесали тыковки. Выезд на трассу нужен им не только для бандитизма. Они ведь и торговать ездили в Сатку и Бердяуш. Вот и почесали 'ходоки' вдоль железной дороги, чтобы упасть в ноженьки Томилину: замолви словечко перед маньяками из Порогов и злыми дядьками из Сатки, чтобы разминировали проезд.

Андрей, после этого связавшийся с нами по радио, пообещал, что в течение недели он будет думать и уламывать партнёров. А через недельку — добро пожаловать за ответом. Но тоже только по шпалам пешкодралом. Недели Малкову хватит, чтобы установить на перекрёстке полноценный блок-пост из бетонных блоков, а нам — скататься мимо него 'на дальняк' по трассе по своим делам.

Об этой поездке Данилов нам трахает мозги уже недели две. И если бы не эпопея с Бражковским, мы бы уже скатались за солью в этот ещё неизвестный мне Атлян.

Моя Лорка, как только услышала, что я туда с Кипчаком еду, тоже в меня вцепилась:

— Я с тобой.

— Опасное это дело, любимка! — возразил я.

Она с таким презрением на меня глянула, что пришлось выкручиваться.

— Вон, осенью Олька Байсурина в те края съездила, а теперь рожать собирается.

— Не звизди, не вырастешь! — фыркнула она.

Я положил ладонь ей на макушку, а потом показал, какого места на моей 191-сантиметровой фигуре она достигает.

— Может, мне действительно перестать расти? Тебе так не кажется?

— Не кажется. Мне так приятно, что я на фоне тебя выгляжу совсем уж дюймовочкой.

Собственно, любимка и без моего фона — не великанша, а довольно миниатюрная женщина...

— Давай, в следующий раз. Нам туда часто ездить придётся, а эта поездка всё-таки больше разведка по 'диким землям'.

— Да там же никто не живёт. Какие ещё дикие земли?

— Есть там полторы деревушки в горах километрах в двадцати от трассы. Ещё более голодные, чем Куваши. Туда тоже часть уцелевших от удара по Златоусту сбежала. Как бы не больше, чем там жило до начала войны.

В общем, логикой, мужским обаянием и уговорами удалось уломать. А одиннадцатого мая мы тронулись в путь. Два бронированных Уаза, ставший традиционным в поездках по неизведанным местам 'колун' Пуресина и трёхосный фургон Камаз. Самый скромный из наших грузовиков, чтобы не бросалось в завистливые глаза. Просто потому, что гнать фуру — значит, у себя на лбу написать крупными буквами: 'за чем-то ценным и объёмным едем'. А так... Ну, решил Вовка Пуресин что-то ещё вывезти из своих запасов в Урал-Даче.

Остановку в Сатке сделали, чтобы поговорить с Тимофеем о том, как ведут себя медведёвские, какая вообще обстановка на трассе.

Вроде бы всё в норме. Пару раз приходил к блокпосту лесными тропками 'мирняк', интересовался, как скоро мы снимем блокаду с дороги. Им доступным языком (что может быть доступнее выстрела из обреза в воздух?) объяснили, что к блок-посту и на трассу им пока не стоит соваться. Бо плохо себя вели. А для ещё большей доходчивости обновили растяжки на асфальтированной дороге к деревне.

— Не уверен, что они этими самыми тропками не проберутся на трассу где-нибудь восточнее или западнее блок-поста, но пока жалоб не поступало. Да и не было пока желающих ездить куда-нибудь на восток или с востока. В Куваши люди с наших территорий совались, но мы им объяснили, что дорога заминирована, и они как-то сразу передумали ехать, — засмеялся Тимоха.

Сразу тронуться дальше не получилось: возле машин не оказалось Андрея Киселёва, 'владельца' фургончика 'Красное и белое', частенько используемого нами в качестве 'разгонного' грузовичка.

— Знакомого встретил, отошёл переговорить с ним куда-то в сквер, — махнул рукой Пуресин в сторону мемориала Великой Отечественной войны.

— Посигналь, — велел я, и Володя пару раз хлопнул ладонью по 'бибикалке' 'зилка'.

По бибикалке... Сигнал на свой 'колун' он установил никак не меньше, чем от 'Урала'. Так рявкнуло! Зато Киселёв очень быстро появился возле Дворца Культуры.

Вода в Большой Сатке начала спадать несколько дней назад, и уже перестала перехлёстывать через плотину городского пруда. Теперь горожане, задействованные в общественных работах, латали повреждения, нанесённые водой: засыпали промоины камнем, обломками кирпичей и бетона, песком. Занин платит им за работу медной монетой, чеканку которой таки запустили на базе ремонтно-механического завода. Медь для неё, кстати, 'добывают' из железнодорожной контактной сети. То-то, я смотрю, в районе Романовки исчезли провода над железной дорогой!

Пока ехали по частному сектору, бросилось в глаза то, что не осталось необработанным ни одного клочка земли, даже прилегающего к откровенно заброшенным хаткам. Да что там частный сектор? Все неасфальтированные дворы перекопаны на грядки или под посадки картофеля. Впрочем, и у нас в Порогах Пуресин трактором перепахал не только луг, прилегающий к пруду, но и огромный пустырь на склоне Чулковского хребта над посёлком. Не говоря уже о луговине в Постройках.

За блок-постом, где мы тоже остановились, чтобы опознаться (хотя, бляха, какое опознание? Других таких 'броневиков' в округе просто нет), начались неизведанные мне края. И потенциально опасные. Это я почувствовал по тому, что Данилов приказал опустить бронещитки на лобовых стёклах машин.

Что сказать? Впечатлило! Всё-таки я добирался из Сима через Башкирию, практически в объезд гор. Да и, как бы помягче сказать, не совсем трезвым. А тут такие мощные хребты, сплошь заросшие тайгой! Проехав ручеёк, о названии которого извещала синяя дорожная табличка с надписью 'р. Куваш', мы полезли на подъём, показавшийся мне невероятно длинным. Может, ещё и потому, что Виктор всё время приноравливал скорость 'Патриота', шедшего в авангарде, к 'походке' Зил-157.

— Ну, наконец-то! — невольно вырвалось у меня, когда подъём закончился площадкой стоянки возле простоявшего всю зиму разграбленным придорожного кафе.

— Что? Устал уже? — засмеялся Кипчак. — Ничего, сейчас Уреньга будет.

— О! Уреньга! — подал голос с заднего сиденья француз.

Как мне показалось, очень уважительно прозвучало у него название этого хребта. Чёрт, а я и забыл, что он по этой дороге уже ездил. И, кажется, не один раз.

— Только давайте-ка осмотрим эти руины перед тем, как я дам грузовикам разрешение подъехать к нам, — объявил Данилов. — Больно уж тут место удобное для засады.

Он медленно проехал в непосредственной близости от кафе, пристально рассматривая из машины землю перед строеньицем.

— Снять оружие с предохранителей. Готовы? Тогда пошли! Все разом! — скомандовал наш предводитель.

Костя Данилов, 'Кот'

Вот и опять мы едем на восток, в Атлян. На Урал-Дачу, само собой, тоже заглянем: у Пуресина родилась идея что-то ещё там забрать. То ли своё, то ли брошенное соседями. Ясное, дело, Ольке тоже захотелось туда съездить, да куда ей: через два месяца рожать!

— Главное — я спокойна из-за того, что вы без баб едете, — хитро прищурилась она.

Она-то спокойно, а мне после того, как пришлось секс ограничить, хоть на стену лезь! И это — только начало, потому что в последний месяц беременности и месяца два-три после родов с ней вообще трахаться нельзя будет. Это она потом, как я с Ленкой расстался, призналась, что сразу на меня глаз положила. Правда, говорит, что не хотела, чтобы я Ленку бросал. Просто собиралась урвать со мной кайфа, пока появилась возможность. И про ребёнка мыслей не было: она что-то со своими днями перепутала. Вторую-то ночь мы уже осторожничали. Но было поздно. Да и не позволил бы я Ленке уйти, если бы мне с ней было лучше, чем с Олей. Не только в постели, а вообще по жизни. Никакого нытья, никакого зудежа про то, что я не такой, как она себе представляла, никаких нотаций про то, что я опять что-то не то сделал или сказал.

Но это всё так, размышления про жизнь, пока в дороге заняться нечем.

Вторую остановку на трассе сделали на вершине первого большого подъёма. Там, где мы по дороге в Пороги наткнулись на нынешнюю жену дядьки Димы Рощина. Лёлька, едущий в авангарде, распорядился подождать, пока его экипаж проверит прилегающую территорию на предмет отсутствия засады. Но, по его словам, люди там появлялись, самое позднее, после того, как только-только сошёл снег.

На подъёме в Уреньгу снова встали: мы, ездившие на Урал-Дачу в начале зимы, хорошо запомнили бой с заражёнными радиацией, и крёстный снова объезжал мост над дорогой. Но и на вершине хребта никого не оказалось. Да и кто туда попрётся среди зимы? Там же до сих пор с северной стороны обрывов, примыкающих к дороге, и под самим мостом не весь снег растаял.

Зимой рассмотреть Златоуст со смотровой площадки не получилось: помешал снегопад. Зато теперь погода стояла ясная, а большинство деревьев, когда-то перекрывавших обзор, повалено взрывной волной ядерного взрыва или обгорело.

Жуткое зрелище! Эпицентр находился в верховьях городского пруда, и они приобрели очертания круга, теперь заполненного водой. Весь микрорайон Гагарина — сплошные развалины. Новый Златоуст практически полностью выгорел вплоть до самых окраин Балашихи. Огромное чёрное пятно, где, как на военных фотографиях, торчат лишь остатки печных труб, хорошо различимых в бинокль. Безжизненная радиоактивная пустыня. Хотя... Где-то на северных окраинах Максим разглядел свежевскопанные огороды. Далеко, но вполне может быль: город-то большой, кое-куда ни взрывная волна, ни радиоактивное заражение могли и не дойти.

— Глянь-ка туда, — передал он бинокль крёстному и ткнул пальцем куда-то на юго-восток, за бурую гладь Айского водохранилища. — Кажется, там какой-то дымок над лесом поднимается.

Младший брат бати долго смотрел, а потом изрёк:

— Надо поближе подъехать.

К сожжённому нами кафе 'Светлана', где получили ранения Серёга Короленко и Смирнов, тоже подъезжали осторожно. Но и там было пусто, а запах гари в воздухе уже почти не чувствовался. Камаз, в котором ехал я, подтянулся туда, когда лёлька и Макс уже готовили к взлёту прихваченный в дорогу беспилотник. Тут тоже были только застарелые следы, отпечатавшиеся в грязи несколько недель назад.