Конфедерация

Ночью медведёвские решили не соваться, помня про 'подарки' на дороге. И кто его знает, не наставлены ли подобные 'сюрпризы' ещё где-нибудь перед перекрёстком? Кому хочется получить сноп свинцового гороха, если не заметить в темноте тонкую проволочку растяжки? Осознавали и то, что бой может затянуться, и тогда подоспеет следующая смена, если напасть уже посветлу. Поэтому дождались смены, выждали время, пока, по их расчётам, сменившиеся бойцы доберутся до Сатки и разбредутся по домам. Не учли только того, что посёлок Южный — какое-то проклятое место: засорившийся карбюратор, с которым больше часа бился водитель ушатанной 'Газельки', позволил ребятам, сменившимся с блок-поста, атаковать полтора десятка нападающих. Причём, в самый критический момент, когда был ранен последний защитник мини-гарнизона.

В Медведёвке после ликвидации Бражковского шла борьба за власть, и один из претендентов решил наиграть себе козыри, вернув контроль над стратегически важным для этого анклава перекрёстком. Неважно, что после такого, как мы и предупреждали, последовала бы карательная акция, планы проведения которой мы уже разработали. О ней мы упоминали и кувашинским 'ходокам', и 'типа-нейтральным крестьянам', пытавшимся договориться с дежурящими на перекрёстке, но в её подробности были посвящены очень немногие. И ударили бы там, где нас не ждут. И ещё ударим, если пяти дней на размышление, данных нами лидерам медведёвской группировки, окажется мало для того, чтобы одуматься.

— Мясом тоже будете сегодня загружаться?

— Не-е-е. Помнишь капитана Гавриленко? Он сейчас в Сатке с местным руководством разговаривает. Сколько проговорят, никто не знает. А завтра с утра он намылился и в Бакал скататься. А я — в Бердяуш. Вот вернёмся, тогда и можно будет закидать машину тушами и рвануть домой.

— Я понял. Сергей, пропускай колонну. И позвони Скифу, чтобы вызвал Рощина для разгрузки соли и распорядился подготовить ребятам места́ в гостинице.

— Красиво живёте! — засмеялся Раиль. — У вас даже гостиница для приезжих имеется.

— А она здесь несколько лет существует. Правда, теперь совмещает сразу несколько функций. Здание большое, люди у нас предпочитают жить в домах, вот несколько номеров в ней и пустует. И ещё, — пристально посмотрел я на гостя. — Оружие всем придётся сдать. У нас правило такое: все 'чужие' могут находиться в Порогах и Постройках только без оружия.. Будете выезжать — получите назад.

— Ну, сдать, так сдать, — вздохнул Сунгатулин, снимая автоматный ремень с плеча.

Про Леру — ни слова. Да и откуда ему знать, что у нас было в ту ночь? А ей, медсестре недавно основанного поселкового медпункта — что капитан Сунгатулин едет к нам в Пороги. Да и мы с моей случайной любовницей всё решили ещё там, в крошечной комнатке, где много лет прожил атлянский 'чудик', школьный завхоз: обоим было хорошо, но никакого продолжения наших отношений не последует.

Аню, правда, не обманешь. Выслушав мой совершенно невинный рассказ о том, что Иванова теперь живёт в Атляне и к нам, в Пороги, не собирается, как бы её ни звали, она тяжело посмотрела на меня.

— Чтобы это было в первый и последний раз. Учти, Данилов, если ещё раз 'сходишь налево', я так забл*дую, что тебе мало не покажется.

И всё! Больше — никаких разговоров на эту тему, никакого проявления интереса к судьбе Леры. Словно вычеркнула её из своей жизни. Даже Любаше, которая знала Светку, дочь Валерии, не рассказала о том, что её детская подружка спаслась.

В отличие от Раиля, капитан Гавриленко, приехавший из Сатки часа через четыре, проявил больше гонора и никак не хотел сдавать оружие. Пока ему не объяснили, что в противном случае он и его люди будут ночевать в лесу. Но это вовсе не помешало обоим капитанам плодотворно (в том числе и под хорошую водку из старых запасов) пообщаться с нашим 'штабом'.

С Томилиным мы связались по радио ещё с вечера, поэтому он ждал нас с Раилем (Гавриленко и сопровождающие его бойцы утром укатили в Бакал) у себя в 'офисе'. Заодно друг моего старшего брата ознакомился с конъюнктурой бердяушского базара, по-прежнему работающего в бывшем зале ожидания вокзала.

— Есть чем обменяться, — удовлетворённо кивнул Сунгатулин после получаса хождения от продавца к продавцу.

Его очень удивили саткинские медяки, уже начавшие хождение и здесь, и он не пожалел автоматного патрона, чтобы разжиться образцами местной валюты. Слышать про них он слышал, а вот 'вживую' увидел впервые.

— Мы-то старыми деньгами пока пользуемся, — покачал он головой. — А золотые монеты тоже ходят?

— Пока они редкость, — пояснил я. — Золото на них ещё надо привести к 375-й пробе, его не так много, как хотелось бы. Так что и они в приемлемом количестве появятся, но со временем.

Для меня Бердяуш и его рынок не в новинку, я обращал внимание на происходящие изменения. Например, на работы по сооружению печек по периметру 'торгового зала'. Вряд ли они смогут зимой довести температуру в огромном помещении до комнатной, но если в нём в морозы будет небольшой 'плюс' или даже очень лёгкий 'минус', то и это прекрасно!

Ещё одним явлением, привлёкшим и моё внимание, и внимание Раиля, стал тепловоз, протащивший с востока на запад небольшой состав вагонов.

— Вы что, железнодорожное сообщение возобновили? — округлил он глаза.

'Мы'... Хотя, конечно, можно и так сказать, если учесть 'интеграционные процессы', происходящие в Саткинском районе.

— Не совсем. Но есть такое желание. Пока растаскиваем застрявшие на перегонах составы, освобождаем железнодорожные пути.

А что? Думаете, за прошедшее после Катастрофы время из вагонов выгребли абсолютно всё? Грабили только то, что может пригодиться в домашнем хозяйстве. В первую очередь — продукты длительного хранения, товары народного потребления, некоторую технику и материалы. Вот Урал и организовал на подъездных путях местного карьера своеобразный 'отстойник' вагонов и склады неразграбленных грузов. Со временем всё в дело пойдёт: и металлопрокат, и промоборудование, в котором есть электродвигатели и метизы, и 'химия'. Да, чёрт возьми, даже окна и обшивка пассажирских вагонов сгодятся в условиях, когда никаких поставок ничего, кроме самых примитивных самоделок, не предвидится ещё много-много лет!

А про желание возобновить железнодорожное сообщение я не соврал. По крайней мере, если пустить небольшую 'летучку' между Сулеёй, Бердяушем, Саткой и Бакалом, это очень даже облегчит жизнь людям. Запусти её до прошлой зимы, не было бы жуткого голода в райцентре и Бакале: какие-никакие запасы зерна на элеваторе в Сулее оставались, и они могли бы спасти множество жизней. Особенно — в пик распутицы, когда до элеватора невозможно было добраться даже на лошади с санями.

Он и теперь не пустует. Башкиры из расположенных неподалёку деревень наконец-то 'прочухали', что оставшееся с прошлого урожая зерно ни сожрать, ни в задницу себе засунуть им не удастся, и теперь возят его в Сулею. Кто на грузовиках, кто на телегах. В том числе — и с 'промежуточного' элеватора в зловредных Лаклах. За медяки, штампуемые на саткинском ремонтно-механическом заводе.

Вот в чём бывшему областному депутату не откажешь, так это в чуйке на деньги. Старые (господи, ведь ещё даже года не прошло!) российские бумажки мгновенно обесценились, и он сообразил, что нужны новые средства расчёта. Обеспеченные самым надёжным во все времена металлом — золотом. Поэтому и задумал чеканку золотой монеты. А разменную медь — приравнять к этим 'червонцам' в определённой пропорции: 1/200, 1/100, 1/50 от 'одного грамма чистого золота'. В зависимости от веса медяка. И, как ни удивительно, люди восприняли это платёжное средство, хотя, конечно, никакого реального грамма чистого золота за вываленные на стол 200 медячков им бы никто в Сатке не выдал. Просто за неимением золотого запаса для обеспечения медной монеты. Но стоимость любого платёжного средства, из чего бы оно ни было изготовлено — хоть из пластика, хоть из ракушек каури, хоть из каменных колёс, как это имелось в истории денег — является, прежде всего, продуктом неформального согласия пользующихся им людей.

Гавриленко и Сунгатулин ещё при расставании возле Романовки условились о времени сбора 'атлянской делегации' на перекрёстке у Берёзового Моста, и я, простившись с Раилем и ребятами, подъехавшими из Порогов на грузовике, гружённом мясом, вернулся в кабинет Томилина. Дипломатия с жителями отдалённого от нас посёлка закончилась, нужно было решить более близкие нам задачи.

Прощание было грустным из-за того, что в Атлян уезжала и Светлана, которую мы подобрали в дачах возле Урал-Дачи на второй день после ядерного удара. Когда она объявила мне о своём решении, а я пришёл с ним к Скуфееву, Вадим встал на дыбы.

— Мало нам Киселёва, который все наши секреты сливал, так ещё и её куда-то на сторону отпустить?

— Её можно отпустить.

— Это почему?

— Да потому, дурак ты слепошарый, что она тебя любила всё это время. И до сих пор любит, хотя ты с Сашкой живёт. И ничего, что могло бы навредить тебе, не сделает. Не держи человека! Не мучай бабу! Может, они хоть там сможет тебе замену найти.

В общем, орали друг на друга минут пятнадцать, но, в конце концов, Скиф махнул рукой:

— Пусть едет. Только прощаться с ней я не пойду.

— И не надо. Санька узнает — она тебя за это просто порвёт. Она-то более зрячая, чем ты, видела, как Света к тебе относится.

— А ты не лезь в мои семейные отношения!

Ну, хоть в этом вопросе он на мне отыгрался.

— Хоть без перестрелки обошлось? — кивнул я Томилину на тарахтящий мимо здания бердяушского вокзала маневровый тепловоз, снова возвращающийся с востока.

— А какой идиот дёрнется против десятка бойцов с пулемётом, которые прикрывают действия железнодорожников? Ребята по радио передали, что местные, конечно, поорали, даже ружьями помахали и погрозились позвать шоблу медведёвских, чтобы наказать 'грабителей'. Но факт есть факт: все составы, застрявшие на перегонах вплоть до самой станции Баритная, теперь в нашем 'отстойнике'.

— Значит, завтра начинаем?

— Угу, — кивнул Андрей. — Малков уже в курсе. Его 'спецы' прибудут к условленному сроку. Вы тоже подтягивайтесь к этому времени.

Костя Данилов, 'Кот'

Вот и пришла моя очередь лечь под скальпель Анны Михайловны Щукиной...

Я какое-то время пытался её называть тётей Аней, пока она не рассердилась:

— Что ты заладил: 'тётя, тётя'? Зови меня просто Аней.

И вот с тех пор на людях величаю её Анной Михайловной, а в неформальной, так сказать, обстановке — как она и настаивала, Аней.

То, что готовится какое-то 'дело', стало понятно после отъезда атлянских: забе́гал Скуфеев, требуя от людей тщательно обслужить вверенное им оружие, надолго заперся в гостинице на совещание 'штаб' посёлка, а наши 'химики', подчинённые Алле, сделали несколько рейсов в хранилище взрывчатки. Так бывает, когда они льют заряды для 'магнезиток'. Значит, предвидится расход этих самодельных гранат, и наших 'боеприпасников' озаботили пополнением их запаса.

— Куда едем стрелять? — попытался я 'допросить' крёстного.

Но лёлька, пристально глянув на меня, только отмахнулся.

— Когда поедем, узнаешь.

Сам бы прибил этого Андрюху Киселёва, всё ещё сидящего в подвале гостиницы! Сука, ему доверяли многие секреты, а он всё сливал в Сатку, Сулею, Межевой. И бог знает, куда ещё. Причём, как он сам признался, не только секреты, касающиеся обороны посёлка, но и сведения личного характера: кто кем кому приходится, у кого какие друзья и враги, мужья-жёны-дети. Кто с кем дружит, а кто, наоборот, не любит друг друга и даже враждует. Случись что, и меня теперь легко могут достать, надавив на Ольку и Ленку. Вторая, конечно, со мной даже разговаривать не хочет, но ребёнка-то, от которого я не собираюсь отказываться, от меня родит.

Так что теперь наши 'отцы-командиры' стали шуганные, лишнего слова не скажут.

Всё объявили только перед самым выездом, когда нас среди ночи (предварительно позволив выспаться) собрали у гостиницы. Десять человек, включая Скифа, Шерстнёва и крёстного. Всех основных 'боевиков', за исключением всё ещё лечащегося Медведя. Проверили оружие и снаряжение, включая бронежилеты, выдали боезапас. Как я догадывался, дали по три 'магнезитки' на человека. И повезли в Бердяуш тремя машинами: два 'уаза' и тюменский автобус. Как объяснил Вадим, обратно, возможно, придётся добираться другой дорогой, и эти машины очень пригодятся.

А в Бердяуше я охренел, увидев на путях перед зданием вокзала... самый настоящий бронепоезд! Нет, не такой, как в кино про революцию показывают, но принцип тот же: обвешанные железными листами вагоны и тепловоз, узкие щели для стрельбы из личного оружия. И даже круглые пулемётные башенки на крышах двух вагонов. И две пустые платформы, спереди и сзади.

— А пустые платформы-то зачем? — удивился я.

— Чтобы сам бронепоезд не пострадал, если кто-то заминирует пути, — пояснил мой дядя.

Ну, не знаю, кто будет минировать рельсы! Это у нас с саткинскими, бакальскими и бердяушскими взрывчатки — как грязи. Особенно после того, как к содержимому склада взрывчатых веществ 'Магнезита' под наш контроль перешли ещё и запасы бакальского базового склада взрывчатки.

Но серьёзно выглядит этот бронепоезд, серьёзно! Как выяснилось, собирали его на саткинском РМЗ: территория там огромная, подъездных путей валом, часть из них так укрыты окружающими цехами, что не найдёшь такую громадину, даже если захочешь. А внутри — явно переделанные старые плацкартные пассажирские вагоны, где даже часть полок оставили, не говоря уже о титанах и печках. А это хорошо. Если воевать зимой, то не холодно будет. В купе проводников телефон для связи с локомотивом и вторым вагоном.

Два вагона, по сорок рыл в каждом. В одном все саткинские, а в нашем — 'солянка сборная': мы, бакальские, люди Томлина. Плюс бронированный же вагон ремонтно-путевой бригады. Очень даже нехилая толпа собралась на 'дело'!

В третьем часу ночи тронулись на восток. Через полчаса бронепоезд встал, и из нашего вагона выскочила группа бердяушских, а Скиф скомандовал, чтобы мы были готовы вступить в бой.

— Если путевую бригаду обстреляют, то выгружаемся и прочёсываем всю станцию.

Но обошлось. Стре́лки на станции никто не повредил, пути оказались незаблокированными, и состав пополз дальше. Не торопясь.

Размеренный перестук стыков, плавное покачивание утяжелённого стальными плитами плацкартного вагона... Кое-кто даже устроился подремать, сидя на разложенной 'боковушке'. И тут Макс негромко пропел:

— Наш паровоз вперёд летит, колёса гнутые.

А нам всё похеру — мы е*анутые.

За взрывом хохота он не сразу услышал негромкое хихиканье Сашки, а когда обернулся к ней, даже покраснел.

— Извини, Саша, совсем про тебя забыл.

— Да ладно! — отмахнулась Варгашова, продолжая хихикать. — Откуда это?

— Да я после госпиталя много читал. Вот и наткнулся на сайте 'Окопка' на книжку Андрея Загорцева 'Особая офицерская группа'.