Клирик тяжело вздохнул, непроизвольно дернулись уши. Принялся объясняться.
— Чтобы голова большая была. Зрительно — как детская. Я ж колдунью нашу брал на материнский инстинкт. Отсюда и глазищи, и высокий лоб, и носик кнопкой. Одна беда — такое лицо получается привлекательным. Отцовские-то чувства никто не отменял. Для того и синюшность — чтобы быть некрасивой и соперницей не казаться. Предельная бледность при рыжих волосах — признак нездоровья. У брюнетки та же текстура смотрелась бы неплохо. Кстати, в средние века идеал красоты как раз непременно подразумевал бледность, высокий лоб, большие удлинённые глаза. Так что по роли все обосновано.
Вор кивнул.
— С ушами ясно. Что ж, резать их действительно неспортивно. Тем более остатки все равно будут нечеловеческие. А насчет того, красавица ты или чудовище, скоро узнаем. Особенно, если хоть немного в тогда задержимся... Кстати, не знаю, что хуже. Теперь займемся нашим патриотом. Что ты забыл на Калке?
— Под Рязанью,— сурово поправил Воин.
— Да хоть под Новгородом.
— Отечество, — сообщил Воин, — русских людей.
— А вот и неверно! Мозги ты там забыл.
— Сам дурак.
— Ну, нет. Я умный. И по игре, и вообще. Наша цель — выжить и вернуться. В наше время, в наш мир, в столь тобой любимое, отечество. А вовсе не менять историю там.
— Это еще почему?
— Потому, что там — подделка. Или копия. Или просто инопланетяне, очень похожие на людей. А Отечество твоё... наше — на одной единственной Земле. В одно единственное время.
— Погоди, — прервал его Воин, — ты много треплешь, значит, не прав. Правда всегда короткая.
— Пожалуйста. Вот тебе короткая — я хочу домой, и быстро. И больше к компу не подойду! Несмотря на то, что из-за этого придётся работу менять. А если тебе нужна Великая Русь, то лучше отправиться в более победоносное время. Например, ко князю Владимиру, который Красное Солнышко и Святой. Куда больше возможностей. А Византия времен Никифора Фоки немногим хуже итальянских княжеств, так что могу составить тебе компанию. Кстати, князь большой бабник, так что нашу ушастую продадим ему в гарем. Экзотика! Станет любимой женой и князя, и всех остальных жен, не привыкать! Будет нам протекцию оказывать. На худой конец — лишняя сотня золотых.
Вор разливался мыслью по древу, Воин благосклонно внимал, а Клирик попытался тихонько, истинно по-эльфийски, прокрасться к стоящей в углу Сущности.
— В одиночку отправиться можно? Прямо сейчас?
— Можно. Куда?
Эльфийка прошептала координаты. В ушах еще звенел торопливый хор: "Эй, мы же пошутили!", но перед Клириком уже лежала прибитая коротким летним дождем пыли раннесредневековая дорога. С которой он сразу же свернул в лес.
Даже несколько первых шагов по чужому миру дались с трудом. И если ролевая игра подготовила Клирика к изменению роста — привык он видеть в очках виртуальной реальности мир с точки зрения "полтора метра минус высокий лоб", то всё прочее... То, что казалось незаметным в комнате Сущности.
Сначала по глазам ударил свет. Как внезапно включённая среди ночи люстра. Клирик прикрыл лицо широким рукавом, проморгался как следует. И только когда различил на ткани жилки ниток, осмелился осмотреться. Сначала — взгляд под ноги. Сероватая пыль, сверху схваченная мокрой коркой, о которую разбивались в недолговечную радужную пыль мелкие капли. Дождь! Несколько полуживых травинок. Обочина грунтовой дороги. В ногах — пузатый мешок, тяжёлый даже на вид. В нём, очевидно, всё ролевое барахло. О котором он так и не успел толком поговорить с Сущностью. Налюбовавшись мешком, поднял взгляд. Картинка перед глазами побежала очень быстро. Словно на глаза намертво нацепили бинокль. Лес по одной стороне дороге, кочковатое поле — по другой. Словно рисованные пастельными тонами. Зато на каждом листке видны жилки, и как каждый из них пляшет под каплями дождя. С которыми падают с веток жуки, пауки, муравьи... Гусеницы. Некоторые из них вырастут в бабочек. А выше, на почти белом небе, между алюминиевым блеском жидких облаков, выступили жгуче-серебряные точки звёзд. Не меркнущие даже рядом с огромным шаром Солнца. Слепящим даже через тонкое облако.
Другая планета? Другие глаза! Которые видят только прямо перед собой — зато далеко и подробно. Можно блох подковывать. Уши заполнил ровный шум. Капли дождя, голоса и движение сотен тысяч прежде невидимых и неслышных существ слились в ровный фон. Белый шум. И с ним тоже жить придётся. Зато в гостинице сразу можно будет сказать — с клопами предлагаемая постель, или нет...
Клирик наклонился к мешку, попытался поднять — и не сумел. Ну да, волшебных сумочек, съедающих вес вещей, в реальность не завезли. А жаль. Оставалось бросить часть вещей. Хотя от них, возможно, зависит жизнь. Впрочем, зачем выбрасывать то, что можно спрятать? И мешок волоком поехал в лес. Извозюкался, конечно, в прелой прошлогодней листве. Впрочем, тяжесть груза оказалась не главной проблемой. Через каждые пару шагов Клирик натыкался на дерево. А каждый первый — наступал на подол рясы. Кольчуга давила на плечи. Булава отягощала пояс. И довольно скоро пришлось остановиться. Перевести дух.
Клирик оглянулся. Как будто вокруг — никого. Попытался запомнить ориентиры места. И понял, что помнит каждую царапинку на коре каждого дерева, которые пересчитал по дороге, длину и направление каждого шага. Хмыкнул. И заглянул в неподъёмный мешок. Обнаружив сверху ровно то, что и ожидал — мешок поменьше. С золотом. Всем, которое не потратил на экипировку. Цифру не помнил — да и принимали золото в тёмные века обычно на вес. А на вес там было килограммов сорок. Таскать такое с собой — в любую эпоху небезопасно. Отсчитав себе десяток золотых на первое время — и то состояние по местным меркам — Клирик зарыл и тщательно замаскировал остальное. Подумал — и отрыл вторую захоронку. Для булавы, оказавшейся слишком тяжёлой, и кольчуги, тоже весомой, неприятно звякающей на каждом шаге — и совсем не соответствующей новой роли. Кто знает, как отреагировали бы местные жители на вооружённую сиду? Ряса — и то вариант нестандартный...
Пусть, если хотят, опровергают. Вспомнился анекдот: сумрачный воитель на першероне, черноволос, бородат, в плечах — сажень, в лапищах — булава, носит исключительно тяжелый максимилиановский доспех, уверяет всех, что он — типичнейший эльф, а на недоумения спокойно басит: "А где вы других видели?".
А потом снова — дорога, полегчавший — но по-прежнему весьма нелёгкий мешок. Необходимость постоянно смотреть под ноги, потому как приподнимать подол на ровном месте нельзя. Или просто неприлично, или вообще откровенное совращение. Прохожие, отворачивающиеся или здоровающиеся. Храбрый парень, решившийся подвезти. Видимо, любопытство перевесило. Ноги гудели, и захотелось рискнуть. Вообще, остался б Клирик мужиком, давно бы ехал. У рясы, в конце концов, имелся капюшон, под которым ушей не видно, а реакцию местных жителей на гуляющую по краю дороги лунную эльфийку он уже определил. Цвет лица и странные черты здесь никого бы не удивили — Уэльс родина многих святых, паломников много. А проезд отработал бы или заплатил — но не золотым, конечно, а чем-нибудь из не самых нужных вещей. Меди и серебра Сущность не выдала, заявив, что раз написано — золотые, так пусть и будут золотые. Одинокой девушке и в родное время лезть в авто к незнакомцу не стоило. Тут же вообще средневековье... А до близкого, по уверению Сущности, города хотелось добраться засветло. Да и возница смотрелся совсем не подозрительно. Типичный фермерский сынок. Спокойный, не склонный нарушать обычаи, которые здесь важнее законов. Что означало очень мало — если сиду местные жители воспринимают, как чужачку. Но глядел не сально, а с интересом. И рассказывал то, что могло пригодиться. Должна сида хоть что-то знать о своей родне? А заодно выбрать имя.
Кельтская мифология оказалась занятной и совсем не похожей на греко-римскую. Местные боги-сиды были до изумления похожи на людей. Не "антропоморфны", а человечны. И не только в хорошем значении этого слова. Они страдали от голода и жажды, болели, старели и умирали. Они пасли скот и растили хлеб, тачали сапоги и обжигали горшки, и серебряная марка бывала для бога на мели огромным состоянием. Они проиграли войну людям — и переселились под землю. Они охотно становились христианами — и святыми. Лир, Бран, Бригита, Бранвен — британские боги просто в очередь за канонизацией стояли. Некоторые, наоборот, закоренели и гадили новой вере — а в первую очередь старым соперникам, изо всех последних сил. Морской бог Манавидан фаб Лир ухитрился оказаться посередине. Божеством он был скорее добрым, и свой остров-королевство содержал в порядке. Но при этом наставил рога стольким валлийцам, что ему отказали в крещении. "Увы мне!" — воскликнул бог, и переселился в Шотландию, обитателям которой, видимо, насолил меньше.
Имя, с которым придётся жить как минимум, несколько месяцев, выбирать среди подобных святых Клирик поостерёгся. И, когда среди сказочных героинь всплыло второстепенное — как показалось — божество, заведующее яблоневыми садами, прикинул имя на благозвучность — и мысленно записал за собой.
Немайн.
Родовое имя — изобретать не рискнул, решив пока ограничиться прозвищем. Услышав эпитет "Шайло", "Верная Богу" — отложил для себя. Вполне годилось. Поскольку класс Клирик менять не собирался. А коли твоя профессия — священник, точнее, аббатиса без монастыря — так и прозвище самое подходящее. Дальше легенда достраивалась сама собой. Немайн Шайло, сида, новообращённая и ревностная христианка, путешествует с целью распространения веры, заодно присматривает место для нового монастыря. Для начала этого должно было хватить. Умения. Помимо способности двигать длинными ушами, имеется язык без костей, годный молоть чепуху на валлийском, разговорной и классической латыни, ирландском, саксонском, пиктском, древне— и среднегреческом, старонорвежском, арабском, корнском, готском, аварском, древнееврейском. И русском — оставленным в качестве мёртвого языка. Знание полудюжины алфавитов. Никуда не делся и политех, специальность "гидротехническое строительство". Судя по стенам цитадели, пусть и одетым в каменные одежды, но всё-таки земляным — вполне востребованная. Владение оружием... Классическое священское: булава. Ее, правда, надо еще поднять. Может, просто сделать нечто вроде трости с железным набалдашником? Оружие, выглядящее мирной вещью, вдвойне смертоносно.
Актив нормальный, работать можно.
Клирик хмыкнул в ладони. По своей беспокойной работе он привык к дальним и долгим командировкам. И свалившееся на голову приключение пока воспринимал как одну из них. Причём сам прекрасно понимал, что если задержится дольше некоторого срока — вот тогда его и накроет. Ностальгия, истерика, депрессия и что-нибудь ещё.
А значит, работать нужно быстро. С другой стороны — чтобы сделать что-то действительно толковое, в местное общество нужно врасти... Собственно, ожидал он куда худшего. А тут — невысокая, разорённая, но всё-таки цивилизация. Город обладал всеми признаками римского цивитас — стенами, водопроводом (и канализацией!), общественной баней и ипподромом. Никакой воспетой средневековой грязи, нечистот льющихся из окна, гуляющей по улицам скотины, и прочих прелестей варварской жизни. Аккуратные бревенчатые дома, крохотные садики, лавки на нижних этажах. Конюшни и загоны для скота присутствовали — но стояли пустыми. Заполнятся они только в случае осады. Ремесло, которое порождает грязь и вонь, отогнано, вместе с предместьями, от стен на лучный выстрел. Постоялый двор, и тот оказался за воротами. Ипподром — вообще чудо. Стометрового диаметра, трёхэтажной высоты каменное сооружение внушало почтение. В том числе — возрастом. Обойдя вокруг, довелось убедиться — сооружение вытянуто в длину. А значит, построено уже во времена, когда главным развлечением стали не бои гладиаторов и травля зверей, а скачки. Местные жители уверяли, что внутри часто есть на что посмотреть — даже когда нет праздников, королевские рыцари часто соперничают в ловкости, соревнуясь за королевские призы, заключая пари между собой или сходясь в поединках. Всё это пришлось узнать, пытаясь найти кузницу, а этот филиал языческого капища был слишком важен, чтобы находиться в ссылке. Удивляло и раздражало отсутствие вывесок.
Тогда Клирик заметил: либо горожане издеваются, либо что-то не так с ним самим. Все встречные женщины норовили описать путь длиной в дюжину шагов в стиле эпической шарады, в которой непостижимо закономерно перемешано число тополей, окон и дворов. Половины примет он попросту не находил! Мужчины отделывались указаниями вроде "Шагов сто южнее северной стены и пятьдесят западнее восточной, улицы прямые, не ошибешься, там по левой стороне". То ли сторона всегда оказывалась другая — хотя попытки искать наоборот не помогли — то ли разгулялся пресловутый закон подлости. Клирик успел наизусть выучить все закоулки огороженного стеной пространства, но кузня всякий раз оказывалась за углом. Да еще советчики закончились. В Кер-Мирддине людей было мало, и каждый настолько жестко вписан в свое дело, что казалось, будто сейчас начнут раздавать глупые задания, вроде "убить триста крыс". Спрашивать дорогу по второму разу было неловко. Хотя и подмывало проверить, а не начнут ли горожане повторяться. Ноги уже гудели. А из окон — внимательные взгляды, и как консервная банка за кошачьм хвостом — ребятня. Ну да, уши. Клирик тогда даже подумал: а может, и правда, лучше было их отрубить и податься под монгольские стрелы?
Эскорт раздражал. Впрочем, дети вели себя тихо. Просто шли себе позади и глазели. Видимо, внимательно слушали сказки. Хорошие народные сказки, неадаптированные. В которых фэйри — совсем не добрые. А то и истории про старых богов. Будет им главное впечатление детства: живая сида. Можно сразу откладывать для внуков. "Дедушка, а грифона ты видел?" "Нет, не видел. Последнего еще сэр Галахад убил. А вот сиду — доводилось. Был я тогда соплей, вот вроде вас. Вижу — сида идет с нашим кузнецом. А тот спокойно так с ней разговаривает..." Если, конечно, город не возьмут саксы. Или такие же валлийцы из другого королевства. Тогда впечатления будут совсем другие...
А кузнец был очень нужен — заказать набалдашник и разрубить золотой солид. То есть топор наверняка бы нашелся и у другого местного жителя. Но стал бы этот любой держать язык за зубами о богатенькой одинокой девчонке? Кузнец же, скорее всего, сплетничать не будет — из солидарности со старыми богами, принесшими в мир его ремесло и не брезговавшими заработать горном и молотом честный кусок хлеба.
С рубленой мелочью можно было сунуться к меняле — такой потом нашёлся, или прямо на постоялый двор. Но вместо кузницы Немайн постоянно выносило то к воротам, то ко дворцу местного правителя — избе немного пошире и повыше прочих. Тени же понемногу длиннели, и обещали вскоре слиться в сумерки. Немайн ускорила шаг — и, описав очередную петлю, снова оказалась на небольшой площади перед домом короля. И, увидев на пороге пухлую фигуру в бенедиктинской рясе, весьма обрадовалась. Может, смиренный служитель Божий возрадуется, что не одинок в краю, все еще проникнутом миазмами язычества, и отведет больную топографическим кретинизмом сестру во Христе к кузнице за ручку.
