Гулидиен Мак-Десси, король Диведа, не спал. Сидел за резным столом в казначейской комнате, и писал письмо. Вокруг топтались шестеро рыцарей. Валлийский король всё-таки немного друид. А потому, вместо споров с комендантом, попросту засел с личной охраной в точке, овладение которой означало победу в битве за город. Алчные-то викинги пришли за деньгами! В конце концов, в отличие от тех же нортумбрийцев, они были варварами и язычниками, и резня не была для них самоцелью.
Письмо же писал, чтобы скоротать время. Рыцари недовольно косились на выбегающие из-под гусиного пера штрихи ирландской огамы. Они значили — король снова пишет письмо соседской гордячке. Жениться, ему конечно, пора. Но надменная девка заявила, что её устраивает только брак при главенстве жены. И мало того: она ещё и ирландка! Мак-Десси всегда помнили своё происхождение, и старались жениться на камбрийках. Чтоб не обидеть подданных. А этот вот влюбился... Угораздило! Может, пройдет?
Король уже притерпелся к осуждающим взглядам. Пока он пишет письма, дальше взглядов не зайдёт. Но стоит принять условия прекрасной Кейндрих, как жди несчастного случая. Открыто убивать не рискнут, памятуя о хороших отношениях с братьями.
Какая надежда вспыхнула в нём, когда ему сообщили о появлении в городе сиды! Потом выяснилось, что в любовной магии сида слаба, травного зелья не смогла перешибить, да и вовсе по другому делу. А ведь ему многого не надо — всего только, чтобы Кейндрих на равный брак согласилась. Пусть Брихейниог меньше Диведа, и состоит из леса да горных торфяников, но это приращение. Общие дети унаследуют оба королевства! А храбрые горцы охладят пыл северных соседей. Уж больно недобро те присматриваются к его, Гулидиена, землям.
Увы, Бригита и Бранвен, богини домашнего очага и любви, уже промелькнули над землёй, в святости вознеслись на небо. А ему досталась богиня паники и ужаса. Несущая страх. Женщина-ворон. Ворон на знамени испокон веков означал — "пленных не берём". Ещё бы Морриган явилась!
Немайн означала и ещё кое-что. Король помнил недавние легенды. Легенды о последнем веке богов. Крещёных богов. Веке Артура. Маленькая, трогательно похожая на озёрную деву — только в её прозвище из артуровской легенды слова стояли наоборот — Дева Озера должна означать скорое появление Меча. А значит, и истинного короля Британии. Это означало походы, битвы и осады. Возможно, победу. Возможно, славную смерть. Чего вот прямо сейчас королю совсем не хотелось.
Надежда воскресала понемногу. На этот раз богиня пришла с крестом. Жила тихо и смирно. Отреклась от былой родни, от былой славы. Демонстрировала силу своей новой веры. Веры в Бога, который есть Любовь. И король решился. Проверить богиню на искренность. И если епископ признает её доброй христианкой — просить о помощи. А если нет — гори, Британия, синим пламенем. Казнить не посмеют, зато изгнать неудобную гостью из королевства будет славный повод!
— Мой король, мы атакованы, сообщил от дверей часовой, — противник просит тебя на переговоры.
Гулидиен кивнул и вышел на крыльцо.
Несколько подростков. За главных — две девки. Разумеется, на них цвета Вилис-Кэдманов!
— Вы блокированы, — Эйра старалась говорить важно и торжественно, — Мой король, сейчас мы подтянем силы, достаточные, чтобы сломать сопротивление твоих рыцарей. Только гарнизоны башен вырежем... Поэтому предлагаю сразу согласиться на достойный выкуп.
Кровожадные слова совершенно не вязались с застенчивым тоном. Загнать улыбку внутрь стоило королю немалого труда.
— И какой выкуп ты хочешь?
— Леди Немайн говорит, что по серебрушке на воина будет в самый раз. Всего тридцать два. Она также полагает, что этот расход должно отнести к судебным издержкам.
— Дороговато мне ваша леди обходится, — пробурчал счастливый король. Немайн ещё раз доказала силу. Осталось, чтобы епископ подтвердил её праведность, — А где леди Немайн? И ярл Тристан?
— Ярл на себя самое трудное взял, башни штурмует. А леди сида говорит, не женское дело — города грабить, развлекайтесь. Будет чего нужно, позовёте. Осталась с греком в церкви — вести скучные беседы. Ну, да для ворот и Альма сошла. В темноте не видно, что она толще! Зато рыжая! А стоило ей сделать вид, что запеть собирается, все так и порскнули... Знали, что уговор, что пугать насмерть не будут, но кому охота прилюдно штаны испачкать?
Кому скучные беседы, кому добрый знак.
— Ладно, — на радостях согласился король, — велю с утра выдать ярлу Тристану тридцать один милиарисий. Слово короля. Ну что, бой окончен?
— Не-а. В городе ещё много богатых домов. Будем грабить. Серебра не дадут, но чего-нибудь вкусненького... С вечера к празднику напекли-нажарили. Ей-ей ополовиним!
Дальнейшее напоминало святки. Группы детей стучались в каждый дом по очереди и решительно заявляли:
— Мы грозные и ужасные северные варвары! Мы всё сожжём и разорим дотла. Если нам не дадут достойный выкуп...
Настоящие "варвары" быстро обросли малолетними коллаборационистами. Ярл на это смотрел спустя рукава. Неужели жалко куска пирога малышне, когда его воины получат по серебряной монете? Куда подевалась сида проводница и почему не участвует в веселье — не задумывались. сиды, они вообще странные и непредсказуемые...
А Клирик завалился домой, в "Голову". Глаза слипались, задор иссяк, и остаток ночи хотелось проспать. Не получилось. Только сомкнулись веки, раздался голос в голове.
— Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют двадцать три сотых доли процента от необходимого для обратного переноса. Следующее сообщение — через месяц.
Ну и какой тут сон?!
Рядом вскочила Эйлет.
— Что случилось, сестра?!
Стиснуть зубы. Помотать головой.
— Ничего. Пока ничего. Немного волнуюсь перед приговором.
— Тебя приголубить?
— Не надо. Спи.
А потом вжать голову в подушку. И стараться плакать тихо. Впервые с раннего детства пришлось вот так реветь — горько, безнадёжно, бессильно. Одна десятая доля процента — вот и всё, что насчитала ему Сущность за второй месяц в Камбрии. За все подвиги и всю торговлю! Этак тут можно прожить до эльфийской старости. И сделать ничего нельзя. Даже поспорить. Даже пожаловаться — некому. Через полчаса слёзы закончились. Немайн перевернулась на спину, сухие глаза из-под покрасневших век изучали неровности побелки на потолке. Клирик был себе весьма и весьма противен. Развёл хляби морские. Сохранил бы хоть проблеск сознания — сам себя по щекам нахлестал, да хоть башку стену разбил, а такого позорища не допустил бы. Так нет, даже с Эйлет пообниматься не захотел. А ведь полегчало бы. Неужели и правда женщинам так нужно реветь?
— Разберёмся, почему всё так, — Немайн закинула руки за голову, губы неслышно шевелились в такт мыслям, — Допустим, Сущность играет честно. Допустим. И рассмотрим мои достижения непредвзято. Корнер организовал Дэффид, без него и без Элейн у меня бы просто отобрали товар по суду — и с убытком. Византийцы и их спрос на амуницию — вообще добряк... Да и контракт пока не подписан. Технологии, которые и не прижились толком? Саксы и норманны снесут... Зайдём с другой стороны — а с чего это я Сущность оправдываю? Комплекс заложника? Шутка подсознания в стиле: террорист меня не убьет, потому, что хороший? Или вот ещё: я слабак, мне так и надо? Мазохизм какой-то. И вообще, что-то я непоследовательно себя веду. С одной стороны, окапываюсь в Камбрии, как сурок. С другой — жду, что мне засчитают свершения и отпустят домой. Противоречие... Ну и наконец — с коих это пор я пляшу под чужую дудку? Если это игра, так мастер всегда прав, и не о чем спорить. А если жизнь — так пошли они, генераторы вводных, полем, лесом да болотом! И без них проживу. Так, как захочу. Так, как смогу. Осталось выбрать: игра, пусть на голову, или жизнь? Ладно, после суда разберёмся. Спи, леди Немайн.
сида перевернулась на бочок, поёрзала немного — и заснула. Без картинок и видений. Утром вскочила бодрая и весёлая. Не снова — по-новому! Пора идти слушать приговор. В компании сестёр, ученика, очень хмурой Анны и... И почти всех детей Кер-Мирддина, поджидающих за воротами вместо стражи!
Небо над городом просквозила свинцовая тяжесть. Смолкли слова приговора. Запахло сыростью. И на город упали струи тёплого дождя... Того, что называется грибным. Сквозь на Немайн обрушились сёстры. Дионисий осторожно высунул руку под дождь. Ласковый, никак не походящий на дурное предзнаменование. О таком молятся. Кроме как когда...
— Урожай уже убрали?
Комендант крутанул ус.
— О, да. Сегодня праздник последнего снопа, преосвященный. По этому поводу должны были состояться рыцарские ристалища, но в дождь тетивы отсыреют. Да и паства твоя отсыпается. Похоже, у нас появилась новая традиция. Не могу сказать, что не полезная. По крайней мере, новые двери и замки на тайном ходе скоро будут готовы, а пост выставлен уже сейчас. И я с нетерпением жду следующего года — очень хочется узнать, что новенького вытворит сида, чтобы снова взять город! Но отчего ты наложил на Немайн такую суровую епитимью? Сто поклонов перед образом Спасителя, каждый день, три месяца...
— Она очень гордится книжной мудростью, сэр Эдгар. И ей не помешает вспомнить, что есть нечто выше траченных молью страниц.
Чёрная темень перетекает по небу с востока на запад. Хмурятся лики на своде, поигрывает языческими знаками старинный крест. Раба божия Августина бьёт поклоны. Земные, не вставая с колен. Первую сотню из девяти тысяч двухсот. Мысли — вне тела, и даже хорошо, что тело — занято. Чтоб не отвлекало. Пора делать выбор. Играем — или живём? Увы, уши поклонами не заняты, и ловят рядом тихий шелест одежды. Кто-то встал на колени рядом.
— Сицилиец глуп, но прав. Он хотел тебя слегка унизить, но разве может унизить человека поклонение Богу? — голос короля.
сида молчит. А как давать ответы, если не решено главное?
— Я могу убавить это наказание. Призвать тебя, как подданную, на воинскую службу на шесть недель, — голос короля.
сида молчит. Только сгибается и разгибается.
Король молится рядом. Вздыхает.
— И я в любом случае призываю тебя на службу с завтрашнего дня. Вне зависимости от твоего желания. Нужно разбить банду фэйри на юго-восточном тракте. Доложишься сэру Эдгару, отряд формирует он.
Гулидиен поднялся с колен, и затопал по каменному полу к выходу. У королей так мало времени на молитву...
6. День Неметоны. Август 1399 года от основания Города.
Анна шла в Кер-Мирддин в странно приподнятом настроении. Верный валлийский дождь, полосатый, как оса — то морось, то ливень — ничуть этому не мешал. Словно и верно, полтора десятка лет сбросила. Такой свободы она давно не испытывала. А то и никогда. Всегда кто-то стоял рядом — впереди, рядом, за спиной — родители, муж, дети... Но петух в священной роще правильно истёк кровью, подтверждая — на три года не будет у Анны ни роду, ни племени. Только ушастая сида, ждущая в столице. И та — пока! — не имела над бывшей ведьмой никакой власти. Наоборот, сама несла обязательство выполнить уговор и принять великовозрастную ученицу. А впрочем, бывших ведьм не бывает. Чувство было пьянящее, и, как любой дурман, не совсем приятное. Сладкое до гнильцы. Свежее до морозного ожога. Солёное до трещиноватой корки.
Впрочем, на большее, чем просто вдохнуть это чувство, распробовать, насладиться — и выпустить из себя — Анна не претендовала. Просто радовалась, что случился в жизни такой удивительный момент, и старалась не думать о цене. Может, поэтому и шла пешком — как бедная будущая ученица ведьмы. И как шла Неметона. Или Немайн, как сида предпочитала называть себя, зачем-то напоминая, что, как и король Гулидиен, ирландка. А впрочем, за невообразимо длинную жизнь сида накопила столько имён, что и правда, впору цепляться за самое первое в надежде хоть как-то связать себя нынешнюю и себя минувшую.
Поля слева убраны, ёжатся остатками срезанных стеблей, луга же белеют пятнышками овец. Ближе к городу по правую руку пошло мокроземье. Ещё не болото, но и не добрая земля. При римлянах, Анна слышала, тут тоже колосилось и паслось. Но империя ушла, и болота понемногу возвращаются. Вместе с камышом и цаплями, что поселились на обвалившихся склонах старых римских канав. Зарастание и осыпание ирригаций — такой диагноз поставил Клирик — но Анна пока об этом не знала. Впрочем, кустарниковые изгороди, разделявшие прежние поля, ещё держались.
Вот из изгороди и раздавались мычащие крики цапель и карканье — чуть хриплое, чуть саркастическое. На секунду показалось — Немайн смеётся. Но оказалось — ворона. Обычная, чёрная. Очень похожая на грача, только без белой оторочки вокруг клюва, а ещё — не по грачиному хищная и нахальная. По крайней мере, достаточно наглая, чтобы схватиться с рыжей цаплей — птицей сильной и вдвое более тяжёлой.
Кусты всколыхнулись, и Анна восхитилась чёрной злодейкой. Цапель было две. Ворона дралась в гордом одиночестве. На Анну птицы внимания не обращали: цапли явно махнули на неё крылом и спустили по категории "прочих опасностей", ворона либо слишком оголодала, либо справедливо сочла себя невкусной целью номер три. Учесть, что иногда среди людей встречаются романтики, способные помочь цаплям отстоять от неё гнездо, ворона никак не могла.
Вряд ли разбойница догадывалась, что присутствие в большом человеческом гнезде в римской миле от места схватки особы с вызывающими у птиц инстинктивную ненависть ушами лесного хищника делает её положение совершенно безопасным. Ну не будет же ученица оборотня бить птиц, настолько похожих на птичью ипостась учителя? Получится что-то между невежливостью и оскорблением.
Ворона выглядела истинной представительницей тьмы — расчётливо махала иссиня-чёрными крыльями, громко и немелодично орала, показывая красный язык.
Анна скорее сочувствовала цаплям, защищающим птенцов, чем голодной вороне. Но храбростью — и ловкостью — не восхититься не могла. Пропусти ворона всего один удар длинного мощного клюва — и ей будет не до поисков пропитания. И если бы цапли разделились, чтобы атаковать с разных сторон... Вместо этого рыжие лезли в драку по очереди — и огребали тоже по-очереди.
Ворона двигалась в прибрежных кустах очень ловко, и цапли каждый раз оказывались в невыгодной позиции. Наконец, вороне удалось точным клевком сбить одну из птиц в падение спиной вперёд по тонким веткам, проскочить под носом у другой, и метнуться к гнезду. Один точный удар — и в клюве у вороны бездыханное тельце... Цапли бросились в погоню. Но до кустов ворона добраться успела, и драка пошла по-прежнему. Если не считать изменившейся задачи — прежде вороне нужно было прорваться, теперь — смыться с добычей. Цапли от ярости совсем потеряли соображение. Их большие крылья очень мешали в кустах. А ворона скакала поверху, и чтобы на неё напасть, цаплям приходилось подвзлетать. Обычно за этим следовал короткий встречный клевок в крыло, и потерявшая равновесие птица летела вниз. Продолжалось это довольно долго. Пока вороне не повезло. То ли удачный клевок, то ли, скорее, неудачное падение обернулось для одной из нападающих сломанным крылом...
