Одним из тех, кто пришёл к храму полюбоваться на свадьбу, был Энгерранд. Каким-то чудом молодой человек сумел пробиться в один из первых рядов, хотя, наверное, никогда бы на такое не отважился, не окажись рядом госпожи Элоизы: крошечная женщина хотела полюбоваться на церемонию, а вовсе не на спины зевак и потому чуть не плакала от огорчения. Вдоволь наслушавшись жалоб, Энгерранд начал действовать весьма решительно и после двух часов страшных трудов, прибегнув ко всем возможным уловкам и ухищрениям, добился-таки своего и выбрался на такое место, где виден был не только помост, но и большая часть улицы Жрецов.

Когда стало ясно, что продвинуться ещё дальше не получится, госпожа Элоиза огорчённо вздохнула:

— Как жаль, что мы не занимаемся торговлей...

— Почему?

Женщина указала на несколько десятков людей у самого помоста. Среди них Энгерранд узнал метра Гвидо.

— Видите? Купцы не толпятся, как мы, среди простолюдинов. Для них отведено особое место — самое лучшее!

— Перестаньте! — рассмеялся молодой человек. — Боги и так помогли нам, а вы хотите их разгневать! Подождите, пока появится торжественная процессия — тогда и посмотрим, пожелаете вы и дальше жаловаться на горькую судьбу или же возблагодарите небеса.

Энгерранд оказался прав. Когда показался свадебный кортеж, и ему и женщине удалось разглядеть всё в мельчайших подробностях, а вот купцам пришлось вытягивать шеи, словно лебедям, чтобы увидеть хоть что-нибудь.

— Смотрите, — прошептала госпожа Элоиза. — Там, среди свиты, сеньор Фердинанд. Жаль только, он так далёк от государя...

Энгерранд улыбнулся:

— Если бы наш друг продвинулся на столько рядов вперёд, это значило бы, что он, по меньшей мере, один из двадцати шести знатнейших сеньоров королевства, а не барон из свиты графа Фотландского. Хотя, согласитесь, сопровождать двоюродного брата государя — тоже немалая честь...

В этот миг принцесса покинула носилки. Толпа замолчала — и молодой человек вместе с ней. Однако в отличие от остальных зрителей Энгерранд не потерял дар речи при виде невесты, лишь отмети, как она величественна.

— Точная копия отца...

Вдруг Энгерранд сощурился и шепнул госпоже Элоизе:

— Постойте! Что за человек вышел из экипажа? Он похож на ворона в своём чёрном плаще.

Госпожа Элоиза охнула:

— О боги! Это же хеллинорский жрец!

— Не может быть...

— Так и есть! Служитель Луциана!

Незнакомец тем временем подошёл к принцессе и взял её за руку. Ведомая жрецом и герцогом, Аньела под возмущённый ропот толпы начала взбираться на помост. За ними последовали остальные участники церемонии.

Гул становился всё громче. Восхищение горожан сменилось яростью. Казалось, в любой миг свадьба может превратиться в кровавое побоище.

— Если начнётся драка, мы пожалеем, что пробрались в первые ряды, — шепнул Энгерранд госпоже Элоизе.

Впрочем, везерхардцы бездействовали, и это позволило как алленорцам, так и хеллинорцам беспрепятственно подойти к воротам храма. Едва последний человек из герцогской свиты взобрался на помост, отовсюду — из каждого переулка, из каждой улочки, из близлежащих домов — на площадь вдруг хлынули солдаты.

— Так вот для чего Хильдеберт стягивал в Хард войска! — рассмеялся Энгерранд. — Что ж, ловкий ход!

Вид воинов, говоривший, что они без раздумий пустят в ход в оружие, если последует такой приказ, в который раз за этот долгий день заставил горожан приутихнуть.

Ворота храма распахнулись. На пороге появился Ланделинд в белоснежном одеянии, по всей поверхности которого тянулась золотая вышивка. Сопровождал юношу сам мессер Ансберт.

Подойдя к своему хеллинорскому противнику, Верховный жрец некоторое время разглядывал его. Злосчастный служитель культа Луциана сдался в комок от страха, только глаза мрачно сверкали из-под густых бровей. Наконец, не выдержав, он поклонился. Мессер Ансберт торжествующе заулыбался и коротко кивнул. Толпа одобрительно загалдела.

Король поднял руку, призывая к тишине, и заговорил:

— Наступил величайший день в истории Алленора. Я говорю так вовсе не из-за того, что сын мой женится, пусть и счастлив видеть это. Сегодня, в этот самый час, наступит конец бессмысленной вражде, которая заставляла тысячи людей гибнуть в кровавых битвах... Вражды, которая расколола надвое единое некогда королевство... Я решил примириться с герцогом Гарландом, хотя многие смеялись и говорили, будто Хеллинор и Алленор никогда больше не заживут в мире. Люди эти ошиблись... Взгляните сюда, на этот помост! Вы видите, как рядом стоят мессер Ансберт, Верховный жрец культа Семи богов, и мессер Фабрициан, которому подчиняются... — Хильдеберт запнулся, — сторонники учения, что господствует в герцогстве. Пусть же каждый из них проведёт церемонию по обычаям, принятым в Алленоре и Хеллиноре, а брачный союз моего старшего сына с дочерью сеньора Гарланда послужит символом дружбы и мира... Начинайте, мессеры!

— Интересно, король верит в собственные слова? — ухмыльнулся Энгерранд.

— А вы в чём-то сомневаетесь? — утерев платком слёзы, спросила госпожа Элоиза.

— Взгляните повнимательнее на "примирённых" священнослужителей — вы всё поймёте. Как они смотрят друг на друга! Уверен, в эту минуту "мессеры" думают вовсе не о брачной церемонии, а слова, которые шепчут себе под нос, не имеют отношения ни к культу Семи богов, ни к луцианству... Кстати, а в чём же различие между ними?

Последним вопросом задавался не только Энгерранд. Многие горожане удивлённо переглядывались, спрашивая себя: из-за чего же, собственно говоря, погибли тысячи людей? Единственном, что бросалось в глаза, было разное поведение двух жрецов: мессер Ансберт двигался медленно и величественно, а враг его дёргался и прыгал, словно отбивался от роя диких пчёл. Но поскольку это не мешало мессеру Фабрициану в точности повторять любые действия Верховного жреца, зрителям всё больше стало казаться, будто он дразнит противника.

Послышались приглушённые смешки. С каждым мгновением их становилось всё больше, и этот своеобразный аккомпанемент сопровождал свадебную церемонию до самого её конца.

Но вот жених и невеста поднялись с колен. Теперь жрецам следовало обратиться к богам, чтобы те благословили брак — во всяком случае, так было принято в Алленоре.

Мессер Фабрициан вопросительно посмотрел на герцога. Верховный жрец воспользовался этой заминкой и воздел руки к небу:

— Семеро светлых богов, что повелевают человеческими судьбами! Благословите...

Речь его прервал страшный раскат грома. Ветер сорвал капюшон с головы луцианского жреца, взметнул полу его плаща. Зрители испуганно вскрикнули: им вспомнилась легенда о таинственном юноше, после встречи с которой герцог Фальк отступился от истинной веры.

Лишь Верховный жрец сохранил спокойствие. Схватив ладонь принцессы, он вложил её во влажную от волнения ладонь принца.

— Семеро богов благословили ваш союз! — закричал он.

Через миг сверкнула молния, окрасив почерневшие небеса в розоватый цвет, и на землю обрушились потоки дождевой воды.

Зрители вмиг позабыли о свадьбе — да и никто из них не сумел бы разобрать, что творится на помосте, сквозь стену ливня. А там происходили вещи весьма любопытные, о которых зеваки вспоминали бы ещё очень долго.

— Войдём в храм, — склонившись к жене, произнёс Ланделинд. Аньела отрицательно покачала головой. — Почему?

К удивлению юноши, принцесса прошептала:

— Если небеса пожелали, чтобы на головы наши обрушилась буря, подчинимся им. Тогда брачный союз будет благословлён.

Принц с улыбкой снял тяжёлую мантию и набросил на плечи Аньелы.

— Спасибо... — прошептала девушка.

Ланделинд молча обнял её и закрыл глаза.

Глава 8

— Слава богам! Кажется, старания наши оказались не напрасными.

Жосс улыбнулся и встряхнул копной рыжих волос, словно мокрая собака — шерстью. Дождь изрядно подпортил костюм молодого человека, но отнюдь не его настроение.

— Да, всё закончилось благополучно, — подтвердил Фердинанд. — Не знаю, правда, письмо наше помогло, или злодеи сами решили отказаться от своего замысла... Впрочем, какая теперь разница? Нам предстоит немало увеселений в честь свадьбы принца — так давайте развлечёмся как следует!

Разговор этот проходил в одном из коридоров королевского замка, куда свадебная процессия проследовала по окончании церемонии. Хильдеберт дал и своим подданным, и гостям из Хеллинора несколько минут, чтобы они привели себя в порядок, чем и воспользовались наши герои, чтобы перекинуться парой-тройкой фраз.

— Жаль, что Энгерранд не может поучаствовать в пиршестве, — вздохнул слуга.

— Едва ли он огорчён этим обстоятельством, — возразил Рево. — Поэтому не беспокойся. Давай лучше поспешим, иначе двери залы захлопнутся перед нашими носами.

Предложение молодого человека оказалось в высшей степени своевременным. Приятели едва успели занять свои места: Фердинанд — за столом, Жосс — за спиной своего господина.

Через минуту заиграла громкая музыка. В залу вошли новобрачные, которых сопровождали Хильдеберт, Эрменхильда, и Ландеронд, а также герцог Гарланд. Под громкие рукоплескания все они заняли места во главе самого большого из столов, расставленных вдоль стен. Гости с изумлением заметили, что в каждом движении принца чувствуются уверенность и поистине королевское величие. Иногда юноша бросал на жену взгляды, полные страсти. Аньела сидела с покорно опущенной головой и украдкой посматривала на участников пиршества.

— А ведь славная получилась пара, — шепнул Жосс приятелю.

Тот кивнул.

Подобного мнения придерживались многие знатные сеньоры: позабыв о выпивке и еде, они то и дело устремляли взоры на хеллинорскую принцессу. Девушку, впрочем, такое внимание нисколько не смущало, и щёки её ни разу не вспыхнули от стыда.

Некоторое время все молчали. Король не знал, о чём говорить с герцогом, а придворные боялись раскрыть рты прежде своего государя. Что же до молодожёнов, им достаточно было просто держаться под столом за руку.

Наконец Аньела подняла голову, обвела залу насмешливым взглядом и сказала Ланделинду:

— Странно проходят торжества в вашем королевстве, мой дорогой супруг. Я привыкла, что в часы увеселений все играют, поют, танцуют, рассказывают забавные истории. Неужели же обычаи Алленора столь суровы, что даже за пиршественными столами люди должны сидеть с лицами мрачными и печальными?

Герцог Гарланд одобрительно улыбнулся.

— Полагаю, обычаи наших стран совпадают, — осторожно ответил принц. — И если пиршество кажется вам не слишком весёлым, то лишь по моей вине: я решил, что сегодняшняя церемония изрядно утомила вас, и приказал перенести большую часть развлечений на следующие дни.

— Вы так заботливы, — опустив взгляд, произнесла Аньела. — Однако не тревожьтесь: я привыкла к долгим путешествиям, когда сопровождала отца в его поездках по Хеллинору, поэтому сегодняшний день не был для меня столь уж трудным.

— Вы, стало быть, успели повидать немало земель? — вмешалась в разговор королева. — Кто бы мог подумать? Герцогство Хеллинор — совсем крошечное, и, как я слышала, его можно пересечь из одного конца в другой за пару-тройку дней.

Заметив гневный взгляд Хильдеберта, Эрменхильда самодовольно усмехнулась.

Принцесса в ответ рассмеялась:

— Да, вам, владетелям такого большого королевства, моя родина кажется крошечным куском земли. Но не забывайте, как много в Хеллиноре гор. На севере их заснеженные вершины столь высоки, что тонут в пелене облаков. Не всякий человек отважится путешествовать по таким местам, среди скал и бездонных ущелий.

— И в таких местах живут люди? — изумилась королева.

— Да.

— Какое безумие! Этим глупцам не жаль своих жизней?

— Они мечтают встретить там нашего бога.

— Вашего бога? — переспросила Эрменхильда.

— Да. Луциана.

— "Луциана"!.. — Королева нервно рассмеялась. — Значит, хеллинорцы знают, где находятся чертоги их бога?

— Позвольте, я отвечу на ваш вопрос, — сказал герцог. — Мне льстит ваш интерес к жизни в Хеллиноре.

— Разве может быть иначе? Ведь мой супруг сказал, что отныне между Алленором и Хеллинором навсегда воцарится мир...

— Поэтому я хочу рассказать одну легенду, которая поможет вам лучше понять, о чём думают мои вассалы.

— Мы сгораем от нетерпения, — сказала Эрменхильда. — Пожалуйста, говорите!

— Полагаю, вы слышали легенду о герцоге Фальке...

— О, да!

— Когда все служители культа Семибожья были убиты или приняли новую веру, герцог объявил себя Верховным жрецом. При нём строились десятки храмов, а новые обычаи распространились по всему Хеллинору. Однако он понимал, что наследнику сложно будет управлять разом и умами и душами подданных, поэтому незадолго до своей смерти позвал младшего сына Гонтрана и спросил, желает тот стать Верховным жрецом или нет. Юноша согласился... и стал с нетерпением ждать, когда отец испустит дух.

— Какой ужас... — прошептала королева.

Гарланд пожал плечами и продолжил:

— Час смерти Фалька всё не наступал. Гонтран сходил с ума: временами ему начинало казаться, что отец с каждым днём лишь молодеет. Чтобы побороть в себе желание убить герцога, юноша долгие часы проводил у статуи Луциана и молил о помощи, придворные же всюду восхваляли его благочестие. Сам Фальк говорил иногда: "Лучшего Верховного жреца не отыскать во всём Хеллиноре. Как же я счастлив, что не ошибся в своём выборе..."

— Неужели Гонтран всё же поднял на отца руку? — спросила Эрменхильда.

— Нет...

— Хвала богам! Но что же тогда он сделал?

— Гонтран решил бежать от источника искушения. Однажды он сказал отцу, что хочет поохотиться, и покинул замок вместе с несколькими лучшими своими друзьями. День выдался пасмурным и ветреным, а к вечеру разыгралась настоящая буря. Спутники стали умолять юношу поскорее вернуться домой, но он лишь смеялся в ответ, когда же над землёй сгустился мрак, вдруг пришпорил коня и ринулся в чащу. Через миг силуэт его растаял в ночи. Напрасно незадачливые охотники испускали отчаянные вопли — даже эхо терялось в вое ветра. Поиски ни к чему не привели. Когда поутру молодые люди вернулись в замок и рассказали о случившемся герцогу, тот приказал бросить их в темницу...

— Я бы отрубила этим ротозеям головы, — заметила королева.

— К чему такая жестокость? Гонтран ведь не погиб. Долго конь нёс его по лесу. Юноша впал в какое-то странное беспамятство — просто не понимал, что творится вокруг. Затем деревья сменились камнями и скалами. Земля вокруг стала безжизненной. Вдруг конь жалобно заржал, а Гонтран вылетел из седла, ударился обо что-то головой и потерял сознание.

— Он не погиб?

— Нет. Хотя прошло много времени, прежде чем юноша открыл глаза. В испуге он вскочил на ноги и огляделся по сторонам. Места, где Гонтран очутился, были мрачными и унылыми: бесплодные скалы и тропинка между ними, которая убегала ввысь. Молодой человек медленно побрёл по ней. С каждым новым шагом путь становился всё труднее: ледяной ветер обжигал кожу, у самых ног вдруг вырастали, словно из ниоткуда, глубокие ущелья. Любое неверное движение грозило гибелью.