Чаганов: Война- Часть 2

— Поручила его Синичкиной,— нетерпеливо отвечает она,— мне некогда, ты хоть знаешь, что призошло? Жена Кулика пропала...

— Кира Ивановна?— уточняю я,— эффектная женщина, как это случилось?

— Эффектная женщина? Старая потаскуха,— презрительно кивает Оля,— Игнатьев полчаса назад вернулся из Кремля, судя по всему, хозяин намылил им шею. Берия, я его, кстати, на Лубянке не застала, сходу выдвинул версию, что возможно это она передала расшифровку англичанам. Типа, Кулик захватил с работы секретные документы, а Симонович сфотографировала их, когда тот, напившись, заснул, а сама при помощи бриттов скрылась. Глупость несусветная, зачем она им нужно было ей помогать в этом? Если здраво рассуждать, то в таком случае она им была нужна в постели мужа. Я думаю, это просто была попытка Берии временно перевести стрелки на военных, пока он не подключит свои силы. Посуди сам, с кем она только не путалась, с артистами, музыкантами, иностранцами, и всё это время за ней приглядывали из госбезопасности, так что в любом случае Берии не сносить головы. Сталин, думаю, не очень-то и поверил в это, поэтому дал Игнатьеву добро на параллельное расследование.

— Тебе?

— Ну а кому, калекам моим?

'Это да, её коллеги в основном 'ботаники''.

— ...Сегодня в 'Художественном Электротеатре' премьера 'Инженера Кочина', будут все артисты, вся артистическая богема, пойдёшь со мной? Ничего,— легко соглашается Оля, отметив моё вытянувшееся лицо,— ты мне там даже будешь мешать, наша 'эффектная женщина' имела слишком много связей в этой среде, надо будет многих ненавязчиво опросить. Ещё и за тобой следить...

— 'Имела'? Ты думаешь она...— пропускаю мимо ушей её шпильку.

"Всё не может мне простить товарищеский поцелуй Сонечке при вручении премий лучшим криптоаналитикам".

— Не уверена. Всё, пока.

Глава 8.

Москва, Свердловский зал Кремля.

3 августа 1939 года, 12:00.

— Начнём... ('Помолясь'?) кхм-кхм,— Сталин прочищает горло, зал притихает,— первое организационное заседание нового правительства. Несмотря но то, что утверждение его состава Верховным Советом состоится только через неделю, мы начнём нашу работу немедленно. Наши кандидатуры одобрены Президиумом Верховного Совета, как исполняющие обязанности наркомов. Правительство как видите в значительной степени обновилось, даже правильнее сказать омолодилось. Наряду со старожилами в правительстве, как товарищи Молотов, Землячка, Микоян, Будённый в нём появились новые и очень молодые лица: как нарком вооружений товарищ Устинов, которому 30 лет, руководитель металлургического Спецкомитета товарищ Завенягин, химического Спецкомитета товарищ Первухин не намного его старше, Радиопромышленности во главе с товарищем Шокиным, наркомат Связи, где наркомом станет товарищ Пересыпкин и другие.

'Обкорнали мой Спецкомитет, не знаю уж, что и подумать'.

— ... Это уже наши новые кадры, выученные Советской властью, нашей партией. В новом правительстве будут не только новые наркомы, но и новые наркоматы, как, например. наркомат танковой промышленности во главе с товарищем Малышевым. Но начну представление членов правительства с моего первого заместителя товарища Вознесенского...

Сзади раздалась пара робких хлопков, на их быстро зашикали.

— ... Николай Алексеевич, прошу вас сесть рядом со мной по правую руку,— тот поднимается со стула в первом ряду и садится подле вождя за большой стол, покрытый зелёным сукном,— в правительстве будет семь заместителей...

'Всё логично, Землячка, её сфера деятельности контрольные органы, финансы, госбанки; Первухин— это понятно химическая промышленность, угле— и нефтедобывающая, Геологический комитет; Завенягин— металлургия цветная и чёрная, Малышев— машиностроение, Косыгин— лёгкая промышленность и... сельское хозяйство, ну и непотопляемый— Микоян по внутренней и внешней торговле'.

— Товарищ Чаганов,— от неожиданности подскакиваю с места,— будет отвечать за военную промышленность.

— Товарищ Сталин, а кто возглавит Спецкомитет-2?— вырывается у меня по пути к столу президиума.

— Главы Спецкомитетов, которые стали заместителями Председателя Совета Народных Комиссаров, останутся их руководителями по совместительству. Председатель и его заместители составят бюро СНК...

'Кончилась моя вольница, когда можно было спихнуть все дела на подчинённых и лишь время от времени интересоваться как там у них идут дела. Под руководством вождя не забалуешь. Семь заместителей, значит и Сталин с Вознесенским, итого— девять... по Паркинсону, конечно, лучше всего кабинет из пяти человек, но девять— ещё терпимо. В общем маятник управления народным хозяйством качнулся в другую сторону: при Орджоникидзе была большая централизация, под его руководством органы управления представляли собой главки, которые стремились к большей для себя самостоятельности, чувствуя слабость центра. Главки, став наркоматами, добились своего, центр ослаб под бюрократическим руководством Молотова, хотя наркоматами даже физически стало трудно управлять (шутка ли, развелось почти три десятка). Сталин, похоже, решил вернуть жёсткую централизацию, создав промежуточное звено, эффективное звено из молодых заместителей, не как у Молотова'.

— ... Заседания бюро, начиная со следующей недели, будут проходить по понедельникам и четвергам в моём кабинете, начало в 20:00, чтобы не было никаких опозданий. В случае моего отсутствия вести заседание будет мой первый заместитель. Членам бюро являться лично, не советую манкировать своими обязанностями.

'Камень в мой огород? Ну что ж, Сталин свой инструмент управления и контроля создал, а что делать мне? Самое простое— тоже у себя создать подобную структуру, из трёх-четырёх теперь уже своих заместителей, назначить свои дни, например, воскресение и среда. Боюсь только, что добром это не закончится, ведь мои подчинённые— это наркомы и руководители комитетов: танковой, судостроительной, авиационной и так далее промышленностей, интересы которых, в основном, прямо противоположные. Сколько времени уйдёт у меня на поиск компромиссов? При том, что формуле Паркинсона 'коэффициент бесполезности' такого многочисленного кабинета достигнет четвёртого уровня, то есть все его заседания станут пустой тратой времени'.

— У меня всё, совещание закрыто,— Сталин поднимается,— заместители пусть познакомятся со своими подчинёнными.

— Оборонщики, за мной!

'Так и есть, большинство наркомов потянулись за мной... Не сказать же, что назначение было для меня полностью неожиданным, много раз думал и не только думал о том, как подготовить промышленность к войне, разговаривал и с военными, и с производственниками... Так, давай, не молчи, а то некоторые из подчинённых уже начинают проявлять признаки нетерпения'. — Товарищи,— усилием воли подавляю дрожь в голосе, глядя на возбуждённые лица соратников,— хочу начать с того, с чем наша оборонная промышленность столкнётся уже в ближайшее время. Готовится новый закон 'О всеобщей воинской обязанности', он предполагает резкое увеличение численности Красной Армии. Приказываю вам уже сегодня начать уточнение списков наших работников, которых необходимо открепить от призыва в армию... да-да, растущая армия потребует кратного увеличения выпуска военной техники, вооружений, боеприпасов. Справится с этой задачей нам будет нелегко, поэтому заводы, КБ и института не имеем права потерять из-за чьей-то нераспорядительности ни одного рабочего, инженера или учёного. Понятное дело, в обозримом будущем ситуация с нехваткой рабочей силы не улучшится, а скорее ухудшится. Чтобы справиться с производственной программой, нам нужно увеличить производительность труда каждого работника. Сделать это возможно внедряя новую более производительную технику, применяя новые более эффективные технологии, улучшая организацию производства. Вот о чём в первую очередь должен думать каждый нарком... Ваши мысли по этому поводу я хочу услышать уже на следующем совещании, которые будут проходить каждую неделю по воскресеньям и средам...

'Что-то не вижу я в лицах слушающих никакой реакции на мои слова... Неужели банальщину несу, которую они слышали уже десятки раз? Надо встряхнуть как-то подчинённых'.

— Каждый нарком должен перестроить свою работу, держа в голове, что большая война начнётся уже скоро, меньше чем через два года, в мае-июне 1941 года. Все свободны, встретимся в воскресенье в 20 ноль-ноль.

'А может быть и не начнётся, но работать мы все должны исходя из этой даты'.

* * *

— Я умираю, Аня.— бледная как смерть, но безупречно одетая и накрашенная Любовь Орлова повисает на Оле,— сделай что-нибудь...

— Любовь Петровна,— директор 'Художественного' с дрожащим тройным подбородком хватается за трубку телефона,— а как же премьера? Вызвать неотложку?

— Зяма, выйди вон,— сквозь зубы с надрывом цедит она,— все выйдите...

Оля помогает похудевшей в последнее время актрисе дойти до директорского кресла, Орлова обессиленно падает в него, затем девушка быстро отдёргивает штору и открывает окно. Заходящее тёплое летнее солнце освещает покрытое сеточкой мелких морщин лицо актрисы.

— Не открывайте глаза, Люба,— руки девушки забегали по голове актрисы, незаметно массируя точки выхода нервных окончаний...

— Причё-ёска-а,— застонала та.

— Не трогаю, не трогаю...

— М-м-м... ты— волшебница, Аня, твои руки источают тепло...

— Не вставайте,— Оля наливает из графина воду, достаёт из сумочки коробочку с надписью на немецком 'Аспирин Байер', наливает из графина воды— глотайте, запейте, всё... теперь не двигайтесь пять минут.

— Люба, скажите,— Оля вскоре замечает, что страдальческая гримаса на лице Орловой испарилась,— а вы Киру Симонович хорошо знаете?

— Хорошо, а что такое?— глаза актрисы с опаской приоткрылись.

— Кто у неё был фаворитом в последнее время?

— Боря Мордвинов, главный режиссёр Большого театра, об этом все знают, а что такое?

— Он сейчас здесь?

— Должен быть...— обиженно поджимает губы Орлова.

— Кира пропала,— Олины глаза впились в собеседницу,— вчера ушла из дома к зубному... только об этом никому. Мордвинов ревнивый?

— Кто, Боря? Ты его подозреваешь, Аня? Убить Киру? Нет, он на такой поступок не способен,— энергично трясёт головой актриса

— Люба, может у неё кто-то ещё был?

— Не знаю...

— Любовь Петровна?— в дверной щели показался глаз директора.

— Давай третий звонок, Зяма,— Орлова легко поднимается с кресла, расправляет плечи и выходит из кабинета даже не повернувшись назад.

— А вас, Анечка, с собой на сцену не взяли?— кричит ей Шейнин, стоящий за высоким столиком с бутербродом в руке,— хотя я бы большей охотой взял вас... в соавторы сценария, чем братьев Тур. Вы вложили в него больше идей, чем они.

— И вас, Лев Романович, я смотрю не пригласили...— девушка пропускает мимо ушей двусмысленную фразу следователя.

— Я сам отказался,— вытирает он губы накрахмаленной салфеткой,— на сцене я чувствую себя неуверенно, да и вообще мне претят речи профессиональных нарциссов, я пришёл посмотреть окончательный вариант картины.

— Следуйте за нами, гражданин,— хлопает дверь в главный зрительный зал и фойе появляются два сержанта госбезопасности, ведущие под руки невысокого хорошо одетого крепыша, сверкнувшего на весь зал бриллиантовыми запонками.

— Боря сам виноват,— понимающе кивает Шейнин, перехватив острый взгляд Оли в направлении троицы,— а я смотрю, Анечка, вы уже тоже в курсе? Впрочем, о чём я говорю, мои поздравления Алексею Сергеевичу в связи с новым назначением.

— Новым назначением?— морщит лобик Оля,— вы мне лучше скажите, Мордвинов точно не мог убить? Может быть в состоянии аффекта?

— Исключено,— Шейнин с сожалением отправляет в рот последний кусочек бутерброда с чёрной икрой,— но не думаю, что ему удастся выбраться. Свидания с пропавшей Кирой имели место и, понятное дело, они были тайными. Следователи НКГБ своё дело знают туго, но вот захотят ли они глубоко копать, когда у них уже в руках такой удобный обвиняемый?

— Я вижу, Лев Романович, вы заинтересовались этим делом,— Оля переходит на шёпот, неподалёку официантка начала собирать со столиков грязную посуду,— если хотите, займёмся этим делом в месте, думаю, я смогу добиться у товарища Вышинского согласия на это.

— Очень хочу,— карие глаза Шейнина блеснули охотничьим огнём.

— Тогда за дело,— демонстрирует безупречные белые зубы Оля,— после фильма в буфете будет банкет, давайте разделимся вы опрашиваете женщин, я— мужчин. Идёт?

— Идёт, если вы будете называть Львом, Лёвой, но не Львом Романовичем.

— Договорились.

* * *

— Алексей Сергеевич, к вам товарищи Ботвинник и Герман,— в голосе 'Грымзы' слышатся счастливые нотки.

'Радуется, что остаётся здесь на Большой Татарской, не хочет в Кремль. Мне как заместителю Председателя СНК выделили небольшой кабинет на третьем этаже здания Сената с видом на Красную площадь. Теперь придётся искать кремлёвского секретаря'...

— Пусть войдут.

— Товарищ Чаганов,— с порога начинает претендент на шахматную корону,— нам сообщили, что вы изменили нам маршрут, почему?

— Присаживайтесь, товарищи,— закрываю красную кожаную папку 'На подпись',— сделано это в целях безопасности нашей делегации. Вы же газеты читаете: не исключена ситуация, что в самом ближайшем будущем между Германией и Польшей начнётся война. Опасность не столько в том, что ваш поезд может подвергнуться нападению, сколько— в возможности закрытия границ в Европе. Поэтому решено, что через пять дней делегация на теплоходе из Мурманска отправится в Буэнос-Айрес...

— Там через две недели открывается Шахматная олимпиада,— вырывается у Владимира Германа главного редактора газеты '64', высокого худощавого брюнета лет тридцати, назначенного главой советской делегации на матче за звание чемпиона мира.

— ... именно, Владимир Евгеньевич. Там будет и Алехин, он играет за Францию на первой доске. Как вы думаете, Михаил Моисеевич, полезно вам будет взглянуть на его игру?

— Было бы неплохо посмотреть как соперник выдерживает нагрузку, как быстро устаёт, он ведь там сыграет десятки партий, не очень-то разумно так напрягаться перед матчем,— Ботвинник на секунду задумывается,— только желательно не оставаться там до конца соревнования, я хотел бы провести в Нью-Йорке последние две недели перед матчем, чтобы освоиться там, акклиматизироваться.

— Сами решайте, на сколько вы задержитесь в Аргентине. А насчёт Алехина, я с вами согласен— неразумно, чемпион мира уже не мальчик... Ещё вопросы есть? Отлично, ну тогда счастливого пути и удачной игры в матче— помните, наша страна ждёт от вас, товарищ Ботвинник, победы.

* * *

На мой вопросительно поднятый подбородок Поскрёбышев отвечает тоже языком тела, кивком в сторону сталинской двери.

''Доступ к телу' у меня со вчерашнего дня сильно упрощён, могу приходить к вождю без вызова и записи... А как иначе? Я теперь его заместитель. Смешно, но и новая добротная металлическая табличка Председателя СНК сбоку от двери находится в приёмной, а снаружи в коридоре— никакого знака, что это кабинет Сталина'.