— А кто ж его убил-то? — спросил Арнор, не дождавшись продолжения.
— Понятия не имею. Позови отца, Арнор. И рабов приведи. Надо Серого найти. Он здесь, я знаю. Я... я видел.
— Ладно, — Арнор встал. — Эй, Пятно! Пятно! Куда же этот леший запропал, — Арнор огляделся, но раба в сарае не было.
— Смелый парень, — Бран по-прежнему сидел на полу. Арнор протянул ему руку:
— Вставай, зад отморозишь.
Бран покачал головой:
— Я лучше посижу. Если я сейчас подымусь, то все равно упаду. Ты иди.
— Ладно. Я быстро, не скучай тут, — Арнор зашагал к двери.
На четвереньках, тяжело и неуклюже, Бран подполз к стене, сел, прислонясь спиной к корявым бревнам, и запрокинул голову. Солнце уже исчезло, из отверстия в кровле глядела блеклая синева. В сарае было тихо, только свиньи шуршали соломой и что-то с хрустом жевали. Бран покосился на них. Они это заметили и жевать перестали, в глазах вспыхнули угрюмые огоньки. Кабан в перевалку подошел к самой загородке и клацнул челюстями, Бран успел заметить огромные желтые клыки. Зверь стоял, насторожив косматые уши, потом вдруг яростно и громко завизжал, толкнул рылом колья, преграждающие путь, и загородка содрогнулась. Кабан хватил ее зубами, только щепки брызнули. Отбежал — и тут же воротился, копыта глухо топотали по мороженой земле. Кабан ревел, не переставая, его голос, низкий, хриплый, грубый, резал уши. Он с такой силой ударил боком в загородку, что вся постройка затряслась. Бран, вздрогнув, прикусил губу. Кабан был огромен и силен. Иди знай, чего он может сделать. Еще, поди, уронит загородку. К тому же, он ведь людоед...
Зверь точно подслушал его мысли. Остановился, шевеля ушами, фыркнул носом. В маленьких глазках отражался тусклый свет. Морда кабана очутилась совсем близко, на расстоянии протянутой руки. Бран смотрел ему в глаза, и кабан смотрел тоже. В зрачках разгорались яростные точки, ярко-желтый колючий свет, очень знакомый свет. Бран знал, что это такое. Это было похоже на... похоже на...
Свет факела. Он ножом вспорол темноту, колыхнув на стенах причудливые тени. Морда надвинулась. Глаза горели оранжевым огнем, широкий нос втягивал воздух. У него морда красная. Почему она красная?
Потому что это кровь.
Чудовище зафыркало, щелкнуло зубами. Резкая боль. Отвратительный хруст и запах крови. Боль стала страшной, нестерпимой, он услыхал довольное урчание. Рывок, еще рывок, и еще.
— Нет! Нет!!! — завопил он. — Не надо! Нет!!! Убери его!!! А-а-а!!! Не на-а-а...
(...хватит... пожалуйста, хватит...)
— Хватит! Эй, хватит!
Кто-то звал издалека, было темно, холодно и больно. Неведомая сила по-прежнему трепала, дергала его. Нет, хватит, я прошу, хотел взмолиться Бран, но не сумел выдавить ни звука. Хватит...
— Хватит! Да што с тобой? — сказал приблизившийся голос. Его подняли и усадили. Со стоном втянув в себя воздух, он открыл глаза. Бородатое лицо глядело, будто из тумана.
— Да ты, никак, заболел? — промолвил Сигурд. — Што с тобой такое?
Бран мгновение молчал, потом вдруг резко дернулся и схватил ярла за руку.
— Где... где оно? — широко раскрытыми глазами Бран зашарил по сторонам.
— Кто? — удивился Сигурд. — У него, видать, горячка, — сказал он кому-то позади.
— Нет, — раздался тихий голос Уллы. — Это, по-моему, это то же, что бывает у меня.
— Я ж тебе говорил! — воскликнул Арнор.
— Оставь его, дядя, — посоветовала Улла. — У него сейчас пройдет. Я воды ему дам.
Сигурд отодвинулся, и Улла показалась из-за его спины. Протянула Брану чашку.
— Пей, — тихонько молвила она. Бран взял чашку — и едва не расплескал все на себя. Уллины пальцы обхватили пальцы Брана, и он тут же уловил ее чувства: волнение, сострадание, любовь. Улла вскинула глаза. Взгляд был полон беспокойства.
— Уже лучше? — ее голос дрогнул.
— Да. Я в порядке.
Лишь теперь Бран заметил, что в сарае полно народу. Сигурд произнес:
— Так, думаешь, тут он?
Бран кивнул, с опаской косясь на свиней. Кабан лежал посреди загона, повернувшись спиной к людям.
— Дак, хозяин, тут тоже вроде ба искали, — подал голос один из рабов
— Значит, поищем еще разок, — Сигурд начал подыматься.
— Сигурд, — окликнул Бран.
— Аюшки?
— Сигурд, он должен быть внутри. Здесь, у свиней, в загоне. Понимаешь? Тот человек им его скормил. Он здесь.
Стало очень тихо.
— Только, — снова выговорил Бран, — будьте осторожны с кабаном. Он может, чего доброго...
— Понятно, — голос ярла прозвучал задумчиво. — Ладно.
Бран не без труда встал на ноги. Его качало, обожженную руку дергало болью, как гнилой зуб. Он заковылял к выходу, цепляясь за ограду.
— Эй, Бран, ты куда? — окликнул Сигурд.
— На улице побуду, ищите без меня, я отдышусь маленько.
Сигурд не стал его удерживать. Двигаясь медленней улитки, Бран выбрался наружу, сделал несколько шагов, но, почувствовав, что не может идти, опустился на поленницу неподалеку. Увидал людей, бегущих к сараю. Посмотрев на тусклый солнечный диск, вспомнил свет факела, окровавленную морду и желтые клыки. Отвратительный хруст... и боль...
Резко, что есть силы, Бран прижал ладони к глазам, замер, стараясь прогнать видение. С него будто заживо содрали кожу. Память, как злобное, мстительное существо, все сыпала соль на эту рану: свет... боль... хруст... и снова боль, и снова...
Рука коснулась его руки. Уллин голос произнес:
— Как ты?
Бран отнял ладони от лица. Она стояла рядом, и во взгляде была тревога. За спиной у Уллы Бран увидел Раннвейг.
— Тебе нехорошо? — Улла огляделась. К сараю все тянулись люди.
— Зря ты один пошел, — укорила девушка, — мы ведь договорились.
— Я не хотел тебя тревожить, — голос Брана звучал хрипло. Улла села на поленницу, а Раннвейг осталась стоять.
— Как рука? — сказала Улла. — Болит?
— Немного, — Бран в замешательстве перебегал глазами от Уллы к Раннвейг, и обратно. Заметив это, Улла произнесла:
— Не бойся, она — друг. Она не выдаст, — Улла накрыла ладонью его пальцы. Бран нахмурился:
— Она что, знает?
— Да, я ей рассказала.
— Зачем? — понизив голос до шепота, сросил Бран.
— Я не могла от нее скрывать. Она мой единственный друг, ей можно доверять.
— Ты слишком всем доверяешь.
— Я — не все, — тоже шепотом возмутилась Раннвейг. — И вообще, не ори на нее. Подумаешь, разорался!
— Перестань, сестра, — остановила Улла.
Они замолчали. Сидели, не глядя друг на друга. Потом, не выдержав, Бран и Улла встретились глазами. Взяв Уллину ладошку, Бран тихо проговорил:
— Ладно. Рассказала так рассказала.
— Не сердись, — опять попросила Улла.
— Я и не сержусь. Я вовсе не сержусь... ма торан.
— Как твоя рука? — сказала девушка.
— Ничего, — Бран не сводил с нее взгляда.
— Болит?
— Да... нет... не очень.
— Приходи сейчас к дяде. Я тебе руку перебинтую.
— Сейчас не получится.
— Почему?
— Когда его найдут, — Бран мотнул головой в сторону сарая, — ну, Серого, придется идти к твоему отцу. Он же наверняка захочет все узнать.
Улла задумчиво кивнула:
— Верно. Ты уверен, что он там?
— Уверен. Если только тот, кто убил, не выбросил кости. Но мне почему-то кажется, что он этого не сделал. Этот кабан... — Бран зябко передернул плечами. — Кости должны быть там. Их найдут. И когда найдут, ты вот что: уходи куда-нибудь, хорошо? Уйди, чтобы тебя не смогли найти. Спрячься.
Уллины глаза изумленно распахнулись:
— Зачем? Ведь это же не я его убила.
— Конечно, искорка, я и не об этом. Просто, понимаешь... На трупе ведь ничего не осталось, и твой отец может не поверить, что это Серый. Он мне вообще не больно верит. Я опасаюсь, что он захочет, чтобы ты... ну, дотронулась до костей. Ты понимаешь?
Улла, побледнев, закусила губы:
— Да. Понимаю.
— Ну, вот. Думаю, тебе лучше этого не делать. Не хочу тебя пугать, но... Просто я видел, как у тебя это бывает. И видел, что произошло с Серым. Я боюсь, что тебе будет плохо. Но, конечно, я не могу тебя заставлять...
Улла затрясла головой:
— Нет. Я не хочу. Я боюсь. Я сделаю, как ты говоришь, исчезну куда-нибудь. Но... а ты? А ты как будешь, любимый мой?
— Со мной все будет в порядке, не волнуйся. Может быть, в конце концов удастся увидеть, кто убийца. Знаешь, ведь он... ведь Серый был еще жив, когда... Кабан сожрал его живьем!
— Ужас, — пробормотала Раннвейг. Улла пуще побледнела, глаза раскрылись еще шире. Бран продолжал:
— Я попытаюсь убедить твоего отца, чтобы в этот раз он обошелся без тебя.
— Если он станет орать, не обращай внимания, — попросила Улла. — Ладно?
— Постараюсь.
Оглядевшись, Улла поцеловала Брану руку. С мольбой произнесла:
— Обещай, что с тобой все будет в порядке. Пожалуйста, обещай мне!
— Конечно, искорка, голубка, все будет хорошо. Ну, что ты, не бойся. Вечером увидимся. Только спрячься хорошенько, чтобы тебя не нашли, потому что я...
Из сарая вдруг донесся шум. Хлопнула дверь, и наружу выскочил какой-то парень. Завидев Брана, заорал:
— Нашли! Штоб мне пропасть, нашли! — и сломя голову ринулся к домам.
Бран повернулся к Улле:
— Уходи, искорка, пожалуйста.
— Иду, — коснувшись ладонью его губ, она поцеловала свои пальцы. На лице появилась страдальческая гримаса. Раннвейг, озираясь, дергала Уллу за одежду.
— Иди, родная, — промолвил Бран. — Все будет хорошо. Вот увидишь. Обещаю. Ну, иди же!
— Я иду... иду, — она рывком вскочила, и девушки пошли прочь. Бран тоже встал, поджидая Сигурда.
Как Бран сказал, так оно и вышло. Рабы отыскали среди навоза обглоданные, изгрызенные кости, сложили их в платок, и вся великая толпа, гомоня, потянулась к дому конунга.
Там пришлось пробыть несколько часов. Сначала конунг пожелал узнать, откуда Брану стало известно про свинарник. Потом, увидев кости, усомнился, что это Серый. Рассказ о смерти Серого и о кабане конунг слушал, хмурясь все сильнее. Как и предвидел Бран, конунг не поверил и послал за Уллой, однако Уллу не нашли. Бран вздохнул с облегчением, а конунг разозлился. Убедить его на словах не было никакой возможности, поэтому пришлось дотронуться до костей. Транс в этот раз был так силен, что Бран надолго отключился. Когда он наконец пришел в себя, конунг глядел на него круглыми глазами. Он больше не спорил, не жалел, что не отыскали Уллу. Казалось, он вообще об этом позабыл. Конунг все-таки поверил, поверили и другие, что были в доме. За Уллу можно было больше не волноваться.
Плохо было лишь одно: они по-прежнему не знали, кто же этот таинственный убийца.
Когда наконец все кончилось, Сигурд увел Брана к себе. В доме ярла Бран проспал несколько часов кряду, проснулся разбитый, подавленный и словно бы больной. Он целый день не ел, да ему и не хотелось, однако, сколько бы не отнекивался, Хелге почти силком усадила его за стол. После вернулся Сигурд. От ярла Бран узнал, что произошло у конунга: сам он, хоть убей, ничегошеньки не помнил. Пока они беседовали, стало темным-темно.
С Уллой он увиделся лишь поздно вечером.
Глава 15
Серого похоронили на следующий день.
Череп и разрозненные кости зарыли в дальнем углу кладбища. Народу почти не было, пришел только Сигурд с сыновьями, Грани, Улла и Бран, кроме них — слуги и рабы, человек шесть. Похороны завершились очень быстро, люди потянулись в поселок. Бран и Улла, не сговариваясь, замешкались, отстали, и, очутившись вдвоем, неспеша пошли по тропе среди курганов.
— Рука больше не болит? — оглядевшись, Улла прижалась к Брану, ладошка скользнула в его ладонь.
— Нет, — он обнял девушку за плечи.
— Ты так и не узнал, кто его убил?
— Не узнал. Не пойму, в чем дело. Этот тип прямо заколдованный, никак его лица увидеть не могу. И, честно говоря, я в жизни еще так не вырубался, чтобы ничего не помнить.
— А со мной всегда так. Я всегда ничего после этого не помню. Оно всегда приходит, как... как... — она сделала резкий жест рукой. — Прямо сбивает с ног.
— Да, вот и я точно так же вчера...
— Бедный, — Улла подняла голову, — это из-за меня ты так вчера замучился.
— Что ты, голубка, — Бран крепче прижал ее к себе. — Ты ни при чем. Ну, да, я не хотел, чтобы это, ну... упало на тебя. Я боялся, что с тобой что-нибудь произойдет. Это какой-то очень странный случай. Прямо как ты говорила: сбивает с ног. Если бы я верил в колдовство, я б сказал, что убийца — колдун.
— А ты не веришь в колдовство?! — изумилась Улла.
— Нет, — Бран улыбнулся. — Смешно, да? Колдун, который не верит в колдовство. Но, на самом деле колдовства не существует, как я считаю.
Улла остановилась. У нее сделалось странное, закрытое лицо.
— А откуда же это все тогда берется? — спросила она.
— От богов. Считаешь, я не прав?
Она отвела глаза и зашагала по тропинке.
— Ты не согласна? — Бран коснулся ее локтя.
— Не знаю. Я ничего не знаю. Что же я могу сказать? Только если это от богов, я бы хотела, чтобы они забрали это все назад, — Улла отвернулась. Бран взял ее за руку, остановил и притянул к себе.
— Это ничего, искорка, — промолвил он. — Еще не самое плохое, поверь. С этим можно жить.
Она, не отвечая, прижалась лицом к его груди.
— Не расстраивайся, — сказал Бран. — В нашем даре тоже есть преимущества. Надо просто...
Хруст снега. Бран умолк. В десяти шагах от них, за голыми прутьями ольшанника, мелькнула смутная фигура.
— Тут кто-то есть, — Бран проворно отстранился.
Человек, сутулясь, шел среди кустов, его серый плащ почти сливался с темными ветвями. Чужак их, кажется, не видел, во всяком случае, не останавливался.
— Кто это? — спросила Улла.
— Не пойму.
Ольшаник кончился, и человек ступил на тропинку. Отряхнул налипший снег. С его головы свалился капюшон, открыв рыжеватые всклокоченные патлы.
Это был Хелмунт.
Увидав их, он смутился. Черт, да он за нами шпионит, что ли?
— Привет, Хелмунт, — сказала Улла. — А ты чего тут делаешь?
— Я это, — он глупо улыбнулся и развел руками. — За водой пошел, ну и это...
— За водой, а? — Бран сощурился. — Ну, понятно. На кладбище. Конечно, как же мы сразу не сообразили.
Улла быстро посмотрела на него. Хелмунт улыбался. У него был вид, как у бревна.
— Да я чего, — пробормотал Хелмунт. — Я ничего. Услыхал, что нынче похороны, вот и...
— Похороны кончились, Хелмунт, — сказала Улла.
— А? — Хелмунт тупо уставился на девушку. — А-а, ну, да, кончились.
Повисло молчание. Хелмунт торчал среди тропинки с бессмысленной улыбкой на губах.
— А во что ж ты воду собрался набирать, а, Хелмунт? — спросил Бран.
— А в бурдюк, — ответил тот.
— Да? Ну, и где же твой бурдюк?
Хелмунт заморгал глазами. У него сделалось такое выражение лица, что Брану захотелось плюнуть.
— А это, у реки, — глупая ухмылка делалась все шире.
— Вот идиот! — не удержался Бран.
— Не надо так, — сказала Улла. Обращаясь к Хелмунту, произнесла:
