А он продолжал её дразнить, сам страдая и превращаясь в пепел, готовый кричать от боли в сведенных пылающей судорогой чреслах, задыхающийся и не видящий ничего вокруг. Хилл уже не понимал сам, чего он ждет, зачем издевается над ней и над собой... но всё же из последних сил удерживался на самом краю.
— Тигренок, пожалуйста, Тигренок! Люби меня, милый! Возьми меня, пожалуйста! — он все же дождался, и поймал ртом её последнее слово, проклиная мешающую одежду... отпуская её руки, с рычанием помогая ей стащить с себя штаны... и с их губ одновременно сорвался крик, когда он вошел в неё. В них обоих не осталось ни капли рассудка. Жар, жажда и дикое, пронзительное животное удовольствие. Резкие синхронные движения навстречу друг другу, горловое рычание, стоны, зажмуренные глаза и намертво вцепившиеся в желанное тело руки. И оглушительная, жгучая вспышка наслаждения, растекающаяся по сплетенным телам тяжелым расплавленным металлом удовлетворенной страсти.
Обессиленные, опустошенные и наполненные друг другом, не в состоянии пошевелиться, они так и лежали, не размыкая тесных объятий, не прерывая слияния. Хилл, так и не успевший толком избавиться от одежды, уткнулся ей в волосы мокрым от слез лицом, и шептал беззвучно: 'Ты никогда меня не забудешь, любовь моя. Ты не сможешь. Ты не сможешь дышать без меня, ты не сможешь не любить меня. Ты моя, слышишь, моя. Моя радость, моя жизнь. Я не позволю тебе оставить меня, никогда. Что бы ни случилось. Я никому не позволю тебя отнять'.
Шу так и уснула, приникнув к нему, и не разжимая руки, сжимающей прядь золотых волос. Хилл осторожно попробовал высвободиться, но она недовольно заворчала во сне, и прижалась к нему ещё теснее. Ему так и пришлось спать в рубашке, чтобы только не потревожить её.
Глава 18.
239 год. Суард, за неделю до Осенних гонок.
— Друзья мои! Позвольте выразить всем вам глубочайшие соболезнования в связи с трагической, безвременной и несправедливой гибелью благороднейшего, честнейшего, чистейшего и вернейшего нашему делу товарища, нашего дорогого председателя! Темные силы, сгустившиеся, подобно надвигающейся буре, над нашим Отечеством, потребовали жертву, и лучший среди нас не мог не явить своего беспримерного благородства, преподав нам всем бесценный урок самопожертвования! Он без сомнений и колебаний проник в самое средоточие злых сил, не убоявшись их черной колдовской мощи, и отдал жизнь за правое дело! Наш друг, наш учитель, наш светоч, наша надежда и опора! Твари, недостойные дышать с ним одним воздухом, оскверняющие наше древнее великое королевство одним своим существованием, порождения демонов Ургаша, подлым ударом в спину предательски расправились с отважным героем! Мы, его верные последователи, мы, сторонники чистоты и света, мы, верные борцы за свободу и процветание Отечества, не можем простить порождениям мрака столь черное дело! Мы отомстим, друзья! Мы продолжим правое дело! Мы избавим нашу Родину от засилья Тьмы! Мы, соль земли, самые благородные из сынов Валанты! Так не утихнет скорбь и гнев в наших горячих сердцах!
— Не утихнет!
— Мы отомстим!
— Почтим память нашего Учителя, благороднейшего Мескита!!! Почтим кровью нечестивых!!!
— Кровью! Кровью!
— Слава Мурсу!
— Отважного Мескита больше нет с нами, но дело его живет во веки! Вперед, к победе!
— Мы победим! Мы очистим нашу землю!
Председательствующий, богато и модно одетый молодой человек в белой шелковой маске и длинном черном плаще с откинутым капюшоном, потрясал в воздухе обнаженной шпагой, перевитой траурной алой лентой, и группа людей перед ним отвечала нестройными, но полными страсти и сознания исключительности собственной исторической миссии выкриками. Все они так же были изысканно и дорого одеты, и также прикрывали лица белыми масками. Но видно было, что эти маски всего лишь дань традиции, и все эти люди очень хорошо друг с другом знакомы.
— Барон, вы, как первый из учеников великого Мескита, возглавите нас! Ура барону Вус...
— Чшш!
— Замолчите!
— Не называйте имен!
— Не нарушайте тайны!
— Но, ведь мы же все...
— А вдруг?
— Кто знает, на что способно Зло?
— Вдруг среди нас предатель?
— Тише, тише, друзья! Среди нас нет предателей, ибо сердца наши чисты, и любой из нас почувствует Зло, стоит ему приблизиться! Вспомните, что говорил наш дорогой Учитель, вспомните слова Пророка, сказанные им перед вознесением! В чистом сердце нет места Злу! В чистом сердце нет места Тьме! Свет истинной веры рассеет мрак и расточит порождения его! И не убоятся верные гибели телесной, ибо примет их души Свет, и ждет их вечная жизнь в райских пределах! Воистину так, друзья мои!
— Воистину! Слава Пророку!
— Так готовы ли вы, чистые и верные сердца, последовать тернистым путем истины? Готовы ли вы познать блаженство Страны Звенящих Ручьев? Готовы ли вы отринуть страх и довести до конца то, что завещано нам Пророком? То, на что наш Учитель не пожалел жизни? То, что будет для нас пропуском в рай? Готовы ли вы вознестись в небесное святилище пророка и воссоединиться со Светом?
— Да! Да! Слава Пророку!
— Да сгинут порождения Ургаша!
— Да расточится Тьма!
— Да здравствует чистота крови!
— Да здравствует Валанта! Да здравствует свобода!!!
— Барон, мы последуем за вами!
— Все ли вы готовы к подвигу, друзья мои? Тверда ли ваша вера? Не дрогнет ли у кого из вас рука?
— Веди нас, Учитель!
— О нет, не называйте меня так, друзья мои! Я не достоин столь великой чести. Я всего лишь верный ученик чистейшего Мескита. Но я готов продолжить его дело и вести вас к победе! Кто со мной?
— Я с тобой!
— Я с тобой!
— Я с тобой!
— Я с тобой!
— Я с тобой!
— Я с тобой!
— Что ж, друзья мои. Соратники! Я верю в слова Пророка, и я верю в вас. Все вместе, как один, мы встанем на защиту нашей многострадальной Родины! Все весте мы очистим Валанту от скверны! Слава Пророку!
— Слава Пророку! Слава! Мы победим!
— Итак, господа, раз мы решили действовать, то действовать надо быстро и жестко. Промедление смерти подобно!
— Барон, у вас есть план?
— Разумеется. У нас с вами, господа, есть не только план. У нас есть вот это! — лидер заговорщиков торжественно достал из складок плаща золотую цепь с кулоном в виде шестилучевой звезды с мерцающим багрово-красным камнем в центре.
— Но что это?
— Этот амулет наш благородный Учитель получил от самого Пророка в день его вознесения! Это знак Света, который поможет нам победить Тьму! Свет не оставит нас в нашей великой миссии, и этот знак не позволит Злу проведать о наших планах, и защитит нас от Тёмной мощи!
— Слава Пророку! Барон, когда? Говорите, барон, что мы должны делать?
— Скоро, очень скоро, друзья! План наш прост, но надежен.
Семеро заговорщиков, собравшись в тесный кружок, принялись обсуждать подробности.
* * *
Не то третий церемонимейстер, не то четвертый распорядитель чего-то там, Шу никогда не вникала в такую ерунду, отвесив полдюжины положенных по этикету поклонов, склонился в самом последнем и самом глубоком в пяти шагах от принцессы, ожидая, пока Её Высочество обратит на него внимание. Делать этого Шу совершенно не хотелось. Она только что закончила завтрак и вознамерилась предаться блаженному ничегонеделанию под нежные звуки Тигренковой гитары, и не собиралась отрываться от столь важного занятия ради всяких пустяков, вроде наводнения или внеплановой войны с орками. Но подобострастно согнутая фигура в ливрее безжалостно нарушала эстетическую гармонию прекрасного солнечного утра и не давала в полной мере насладиться жизнью.
— Ну? — принцесса не запустила в досадную помеху ничем тяжелым исключительно по доброте душевной, да и травмировать нежную и ранимую натуру менестреля сегодня что-то не было настроения.
— Ваше Высочество! Шер Фуайон Сотран, барон Тейсин, нижайше просят вас об аудиенции. Не сблаговолит ли Ваше Высочество его принять? — расфуфыренный и преисполненный собственной важности распорядитель чего-то там снова согнулся донельзя манерно и церемонно.
— И что надо барону? — при упоминании этой фамилии половина лучезарного настроения вместе с добротой душевной улетучилась вмиг.
— Шер Фуайон Сотран, барон Тейсин не изволили сообщить, но велели доложить вам, что дело весьма важное и срочное, Ваше Высочество.
— Ладно, приму. Зови, — принцесса горестно вздохнула и ехидно посмотрела на отложившего гитару Тигренка. Похоже, нежная и ранимая творческая натура не была бы против того, чтобы третьего церемонимейстера вместе с бароном Тейсином приподняло и пристукнуло, да там же и закопало неукротимой силой стихии. Ну или хотя бы слинять подобру-поздорову, пока эта самая стихия с недобрым сиреневым огоньком в дивных очах не обрушилась на его голову.
— Ты куда это собрался, Тигренок? Играй, играй, милый, — ласковое шипение возлюбленной не оставляло сомнений в том, что сматываться уже поздно, и Хилл, придав физиономии самое наивное и невинное выражение, обозначающее 'а я что? А я ничего! Так, гулял мимо, и вообще, меня тут не было' снова взялся за гитару. Светлые, умиротворяющие и трепетно-прозрачные мелодии, извлекаемые из струн длинными изящными пальцами, самого закоренелого упыря заставили бы прослезиться и перейти в вегетарианство, но не любимую принцессу.
Её Высочество приняла манерную позу, напустила на себя до невозможности высокомерный вид, и принялась обмахиваться веером. Барона, вместе с его решительностью и напористостью, она смерила таким ледяным и презрительным взглядом, словно перед ней расшаркивался согласно дворцовому этикету не один из самых родовитых в Валанте людей, а клоп из дешевой таверны. Это несколько поумерило пыл шера, но не заставило отступить.
— Доброго дня, барон, — пожалуй, от такого тона клоп бы удавился сам, чтоб не мучиться.
— Доброго дня, Ваше Высочество, — отец Мии не удавился, но чуточку побледнел. Правда, решимости не утратил. — Как ваше драгоценное здоровье, Ваше Высочество?
— До сего момента было великолепно, — Шу злилась на Мию, на Тигренка, на барона, но старалась держать себя в руках. В конце концов, барон же не виноват, что его дочь немного рехнулась на почве выпендрежа любовника Её Высочества? — А как ваше здоровье, барон?
— Благодарю вас, Ваше Высочество, прекрасно.
— Сегодня изумительная погода, вы не находите, барон? Не желаете ли кофе? — судя по нежнейшей улыбке принцессы, в чашке змеиного яду должно было быть намного больше, чем кофе. — Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, — Её Высочество небрежным мановением кисти указала гостю на кресло.
— Благодарю вас, Ваше Высочество... — принцесса не дала барону возможности отказаться, перебив его на полуслове и повелительно бросив в пространство:
— Тигренок, кофе барону! — она даже не взглянула в его сторону, уверенная в беспрекословном подчинении. — У вас усталый вид, барон. Вы не думали об отдыхе? Пара недель за городом пошла бы на пользу вашему цвету лица.
— О, право, Ваше Высочество, я тронут вашей заботой! Все дело в том, что я очень беспокоюсь за мою дочь, Мию. Вы всегда были так добры к ней, Ваше Высочество, — барон взял из рук Тигренка чашку кофе, словно из воздуха, — но позавчера она явилась домой в слезах...
— Да неужели? — вторая чашка оказалась перед принцессой, так же тихо и незаметно.
— Ваше Высочество, я, право, в недоумении. Ранее вы никогда не высказывали неудовольствия шиере Тейсин, и вдруг отсылаете домой, отлучаете от двора и запрещаете видеться с её избранником. Чем вам не угодила Мия?
— Так-так, барон. Кажется, вы чем-то недовольны? — злость на Мию постепенно сменялась весельем. Шу стало интересно, что же такое наплела влюбленная дурочка отцу, что тот не побоялся заявиться к самой принцессе с претензиями.
— Что вы, Ваше Высочество, кто же посмеет усомниться в вашей доброте и мудрости! Это нам, простым смертным не понятно, какими высокими государственными интересами руководствовалось Ваше Высочество, беря на себя ответственность за дальнейшую судьбу и брак моей дочери!
— О, речь уже о браке... — Шу отпила кофе, пряча ухмылку. — Так за кого вы хотели выдать вашу дочь?
— Странный вопрос, Ваше Высочество. Вы же сами велели Мие не встречаться больше с ним...
— С кем, барон?
— С лейтенантом Дуклийном.
— Барон, а вы уверены в том, что Мия назвала вам именно это имя?
— Но ведь это и так понятно, Ваше Высочество! Лейтенант ухаживал за моей дочерью, собирался сделать ей предложение. И наша семья готова была породниться с родом Фломов. Мне казалось, и Ваше Высочество, и Его Величество одобряете этот шаг...
— Боюсь, вы пребываете в некотором заблуждении, барон. Ваша дочь имела в виду совершенно другого человека.
— Как? Но кого же? Она не называла другого имени.
— А вы припомните, что она вам говорила. Позавчера и вчера.
— Но, Ваше Высочество, она была очень расстроена и несколько не в себе... стоит ли придавать значение словам, сказанным в таком состоянии... она не отдавала себе отчета...
— Барон, я не предлагаю вам пересказывать все гадости, которые Мия говорила в мой адрес. Припомните, что она говорила о своем избраннике.
— Если вкратце, то моя дочь сказала, что позавчера на приеме во дворце ей признался в любви благородный человек, и она разделяет его чувства, и хочет выйти за него замуж. Но Ваше Высочество не позволяет.
— А ещё что она про него сказала?
— О, ну что юная девушка может сказать про молодого человека? Как всегда, красив, галантен, прекрасно танцует... да, и что он признался в своих чувствах не наедине, а прилюдно. И что поцеловал её. Пожалуй, и всё...
— И вы считаете, барон, что этого достаточно, чтобы выдать вашу дочь за него замуж?
— Ваше Высочество, постойте! Но ведь Мия говорила про Закерима Флома! Разве можно сомневаться, что лейтенант достойнейший молодой человек?
— Ваша дочь, барон, забыла упомянуть некоторые детали. Кое-что о своем избраннике она, видимо, не сочла достаточно важным для ваших ушей.
— Простите, Ваше Высочество, я, похоже, чего-то не понимаю. Что она должна была упомянуть?
— Ну, для начала то, что он вовсе не дворянин.
— Как не дворянин?
— И его имя вовсе не Закерим Флом.
— ...?
— Его имени Мия вообще не знает.
— Но как... кто посмел? Кто он такой?
— Как, барон, вы всё ещё готовы выдать Мию за него замуж? — вся злость принцессы испарилась, и она от души наслаждалась представлением. Шу краем глаза присматривала за Тигренком, и, не смотря на его невозмутимый вид, чувствовала всё его смятение. Он достаточно уже узнал характер Её Высочества, чтобы тешиться бесплодными надеждами на то, что буря его минует.
— Замуж? Ни в коем случае! Но... как он посмел... так унизить мою дочь! Я не понимаю, Ваше Высочество, как человек неблагородного происхождения мог приблизиться к ней! Кто он такой, Ваше Высочество?
— Барон, зачем вам это знать? Не проще ли успокоить вашу дочь, вывезти на природу? Через пару недель она и думать забудет о нем.
