-Вы не понимаете, — я вздохнул. — Прежде всего я — рыцарь, дворянин, и мой долг — защищать более слабых. Именно за это наше сословие пользуется теми привилегиями и почетом, которыми мы так гордимся. И пусть многие из нас употребляют это во зло, но остались еще и те, для кого честь — превыше всего!

— И ты, значит, один из них, — ядовито усмехнулась Мэнди.

— Именно! — с вызовом ответил я, — так меня воспитали, и моя совесть не позволяет мне отвернуться от терпящих бедствие жителей Рейнсберка, даже не смотря на то, что я не являюсь подданным Империи.

— Но почему их спасением должен заниматься именно ты?

— Да потому что больше некому! Император удрал, вместе с кузеном, из потомков Филибера остался лишь новорожденный младенец и я. Предлагаешь принести в жертву ребенка?

— Знаешь, — Мэнди даже покраснела от гнева, — забудь о том, что я сказала тебе вчера ночью. Ты — самый тупой, самодовольный аристократишка, какого я когда-либо видела. Для тебя главное в жизни, что бы ты мне тут с пафосом не доказывал, это на самом деле — прославиться, и не важно, какой ценой, и кто при этом пострадает! Как я жалею, что вообще с тобой познакомилась! Иди, жертвуй собой ради своей любимой принцессы, никто о тебе не заплачет!

С этими словами она развернулась, и гордо выпрямив спину, направилась к набережной.

— Да что с ней такое? — ошеломленно спросил я у Рувэна, молча наблюдавшего за этой сценой.

— Значит, птичка все-таки выбрала свой путь, — вместо ответа произнес тот. — Ну-ну.... Еще мне хотелось бы узнать поподробнее, что именно моя сестра говорила тебе прошлой ночью. — Он резко встал и пробурчав: "Всех благ", удалился вслед за Мэнди.

— Ты тоже думаешь, что я сумасшедший? — в отчаянье спросил я у старикашки.

— Нет, не думаю, — спокойно ответил тот. — Может быть слегка наивный, но не сумасшедший. И вполне возможно, что ты сделал на самом деле правильный выбор, хотя, конечно, внешне это выглядит наоборот.

— Ты о чем?

Старикашка задрал рукав своей хламиды и протянул мне руку: на его предплечье красовалась маленькая ранка, такая же, как у Труди.

— У Мэнди точно такая на правой ладони.

— Это смертельно? — спросил я, лихорадочно осматривая свои руки.

— Не знаю, — вздохнул Ульрих. — совершенно незнакомые симптомы — это не оспа и не чума. Но если судить по тому, как быстро распространяется эта новая болезнь, боюсь она даст фору всем известным науке эпидемиям.

— Значит, если звезда не исчезнет в ближайшее время...

— Скорее всего мы все умрем, — печально кивнул старикашка. — И бежать от этого бесполезно — вряд ли наш отъезд из города замедлит развитие болезни.

— Или смерть в бою, или смерть в глуши, — пробормотал я. — Небольшой же у меня выбор. Вот ведь старая ведьма!

— Друг мой, — старикашка внезапно прослезился. — Ты совершаешь благородный поступок!

— Жаль только, что его некому оценить, — хмыкнул я.

— Если ты о Мэнди, то не переживай. Женщины — это загадочные существа, чьи слова иногда нужно понимать с точностью до наоборот. Следуй по своему пути, мой юный принц, и ни о чем не жалей! И помни — даже в самые темные времена есть место для надежды!

Ровно в полдень я подошел к мосту, ведущему на Королевский остров. Стража у ворот вначале проявила чудовищную тупость и ни в какую не хотела меня пускать. После долгого препирательства, когда мне уже порядком надоело объяснять, что это именно меня ищут по всей столице, и я уже собирался плюнуть на все и уйти, к воротам приблизился начальник караула, которому, судя по тому, как он вытаращил глаза, моя физиономия была хорошо знакома. После этого положение резко изменилось — к дворцу меня доставили с такой скоростью, что от проделанного пути в памяти остались лишь мелькающие по бокам аллеи деревья. "И опять мне не удалось рассмотреть как следует императорский сад" — подосадовал было я, но тут распахнулись парадные двери и я предстал перед Ее Высочеством принцессой Инесс, восседающей на троне своего отца. Судя по раскрасневшимся щекам и сбившейся прическе, принцесса проделала путь в аудиенц-зал таким же галопом, как и я. Видимо известие о моем появлении порядком взбаламутило здешнее болото. Некоторое время мы молча рассматривали друг друга, потом я опомнился и отвесил ей положенный по этикету поклон.

— Великая богиня! — сказала наконец Инесс, пожирая меня глазами. — Это действительно вы, Рауль?!! Вы вернулись...

— Конечно вернулся, а вы меня разве не ждали? — вырвалось у меня, но принцесса иронии не заметила.

— Ждала, но не таким же образом...— начала было она, но осеклась.

(Ага, под конвоем и в кандалах, — продолжил я про себя).

Принцесса впилась в меня глазами, как пиявка в открытую рану и на ее лице отчетливо отражались все ее нехитрые мысли. Первоначальное удивление сменилось облегчением, затем в ее плоских голубых глазах глупой фарфоровой куклы появилось облачко недоумения, смешанного с подозрительностью. Некоторое время она морщила свой красивый лобик, раздумывая, в чем же тут может крыться подвох, но так как я на все ее брошенные искоса взгляды отвечал умильной улыбкой, принцесса отбросила все сомнения и пришла к единственно верному выводу, объясняющему мой возврат, а именно — страстью, которую она вызвала в моем сердце. Эта весьма лестная для принцессы мысль произвела с ней удивительную метаморфозу: откуда ни возьмись, появились вдруг и гордая осанка, и презрительная улыбка. " Да, я еще достаточно хороша собой, чтобы запудрить мозги и не одной дюжине таких дурачков, как ты!" — говорил весь ее вид.

Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Пресветлая богиня, неужели это существо с фальшивыми ресницами и тремя слоями косметики на лице совсем недавно вызывало во мне такие переживания и сердечный трепет?!! Неужели из-за этой тупой коровы я был готов пожертвовать жизнью?!! Отвращение к ней было так сильно, что я с трудом вытерпел ту снисходительную усмешку, с которой принцесса протянула мне руку для поцелуя. Потом мне пришло в голову, что если женщина достойна презрения, то мужчина, которого она поймала на крючок, достоин презрения в десять раз больше. Что ж, так мне дураку и надо! И выдавив усилием воли на лице любезную улыбку, я склонился в поцелуе над ее рукой...

Не знаю, как я выдержал этот бесконечный день — принцесса таскала меня за собой по всему дворцу, и демонстрировала как какой-то драгоценный трофей всем, кто попадался по дороге. Она даже снизошла до разговора с садовником. Все были в восхищении. Мне оставалось только кланяться и улыбаться, и под конец дня мои щеки уже сводило от непрерывных усилий, а улыбка стала больше напоминать оскал. Убедившись, что намеки принцесса не понимает, я в конце концов сказал ей прямо, что устал, и хотел бы немного поспать перед спуском в склеп. Инесс обиделась, но потом, видимо, решила, что смертникам можно позволить маленькие капризы, и неохотно отпустила меня отдыхать. С количеством охранников, которым меня при этом снабдили, можно было при желании устроить грандиозный парад или небольшую войну.

Оставшись один я не раздеваясь плюхнулся на кровать, но, как ни старался, заснуть не мог. В голову против воли лезли всякие мысли и непрошенные воспоминания — наш замок, мое любимое дерево над обрывом, лица родителей, Мэнди, Рувэна — неужели мне не суждено их больше увидеть?! Почувствовав, что вот-вот заплачу от жалости к себе, я решил взять себя в руки, а лучшим способом это сделать было обдумать то, что я узнал о звезде и мече за последние два дня. Эх, жаль я не смог взять книгу с собой, но на память я никогда не жаловался, и сейчас некоторые ее страницы буквально всплывали перед моими глазами. Но больше всего меня беспокоил отсутствующий лист, безжалостно вырванный таинственной рукой. Глава перед ним была посвящена проклятию звезды, которое должно было длиться до тех пор, пока меч не изберет себе нового хозяина. Признаки избранника были неясны: по одним источникам он должен был быть чист духом и помыслами, храбр и тверд в вере. Если же верить другим, то Клиеннар, обагренный кровью тысяч людей, мог избрать себе хозяином лишь само исчадье ада, самого худшего из людей, когда либо рождавшихся на свет. И когда они воссоединятся, то наступит Темная Эпоха, когда брат пойдет против брата, сын поднимет руку на отца, благородство и честность исчезнут, а в душах людей воцарятся лишь подлость и своекорыстие. Длиться эта эпоха будет 1000 лет, и только Светлая Богиня сможет ее прекратить. Что и говорить, замечательная перспектива!

Однако странно — неужели герцог вообразил, что я и есть этот избранный? На темного хозяина я, пожалуй, не тяну, но, может он верит в первый вариант легенды и решил, что я достаточно чист помыслами, чтобы заполучить меч?! Хотя, поначалу он ведь хотел использовать Анри, кузена Императора, а тот вообще не походит ни по каким признакам ни на светлого избранника, ни на темного — так, трусливый прыщ в золотом камзоле. Но даже если свершится чудо и меч признает во мне хозяина, не рассчитывает же он, что я по своей воле передам его ему?!! Нет, здесь явно есть какой-то подвох...И, возможно, это дает мне надежду на спасение. Это, и еще, пожалуй, кольцо дракона, которое гадалка назвала моим хранителем. Хотя еще она сказала, что он не всемогущ. Я расстегнул куртку и достал кольцо. Показалось мне, или оно действительно мерцало в полумраке комнаты?!

" Пресветлая богиня", — взмолился я про себя, — пусть кольцо выручит меня в последний раз. Еще раз, а дальше я постараюсь не ввязываться ни в какие истории. Буду сидеть дома и вязать носки!"

— Какой интересный у вас медальон, мой принц!

Я резко обернулся, и увидел, как из-за шторы выходит старуха в черном — кормилица принцессы.

— Как вы сюда попали? Что вам угодно? — я принялся застегивать куртку. — Как вы посмели...

— Полно, принц, — голос Черной Марго был совершенно спокоен. — Вы не в том положении, чтобы задавать столько вопросов.

— О чем это вы? — я изобразил на лице изумление. — Разве жених Ее Высочества — нежеланный гость в этом доме?

Старуха расхохоталась.

— Из вас вышел бы неплохой актер, юноша, — сказала она наконец. — Вам удалось провести мою наивную девочку, но не меня. — Она внезапно нахмурилась и посмотрела на меня так, что я невольно сделал шаг назад. Таким взглядом повар смотрит на цыпленка, которого предстоит разделать, или палач на будущую жертву. Затем ее взгляд обернулся как бы внутрь себя и она продолжила голосом, от которого у меня пошел мороз по коже — Маленький гаденыш вернулся... Зачем?!! Неужели он не понял?!! Нет, не такой уж он и кретин... Он что-то задумал... Он хочет навредить моей маленькой девочке! — Тут старуха резким движением выхватила откуда-то огромную, угрожающего вида иглу и наставила ее на меня. — Но у меня есть на него управа, если только он вздумает не выполнить то, что ему приказали, чухх, — она сделала резкий взмах иглой, — одной царапины хватит, чтобы быстро отправить его на встречу с Троггом!

Игла отравлена! Я медленно, стараясь не дышать, уселся обратно на кровать, но сумасшедшая старуха, казалось, вовсе не обращает на меня внимание.

— Да, да, — приговаривала она, мерзко хихикая, — страшная, страшная смерть. Яд выест ему все внутренности, заставит харкать кровью! О, я в этом хорошо разбираюсь!

— Именно так ты и погубила семью несчастного студента, — прошептал я.

— Что? — старуха вдруг пришла в себя. Взгляд ее от этого, правда, не стал ни менее сумасшедшим, ни менее кровожадным. — А, вы об этом купчишке?!! Нет, им я налила яд в куриный бульон — покойник его очень уважал. Тоже недолго мучался. Ваше высочество предпочитает такую смерть?

Я вздрогнул и отчаянно замотал головой.

— Тогда будьте умницей, — цинично усмехнулась Черная Марго. Она нажала на какой-то выступ на камине и в стене открылась небольшой, хорошо замаскированный проход. — Дверь я запру изнутри, так что можете не стараться, мой принц. И помните: я слежу за вами, и если что не так... — она опять продемонстрировала мне отравленную иглу и скрылась за дверью...

...Меня разбудили на рассвете, в тот странный час предрассветных сумерек, когда с трудом можно отличить собаку от волка. Я, почему-то, ожидал, что спуск в склеп должен состояться в полночь, и потому старался с толком использовать последние оставшиеся мне минуты, чтобы укрепиться духом перед встречей с Неизбежным: вспоминал самые лучшие моменты своей жизни, молился Пресветлой богине и как-то незаметно уснул. А разбудила меня безжалостная рука начальника караула.

— Уже пора?!! — прошептал я, надеясь, что все окажется лишь дурным сном. Увы, каменные лица гвардейцев не оставляли даже проблеска надежды. Пришлось подчиниться. В прихожей меня уже ждал "почетный" караул, построенный карэ, причем алебарды у них были совсем не парадные и взяты на изготовку. За моей спиной ряды сомкнулись, и, следуя приказу капитана этим же порядком мы и проследовали к выходу — мы с ним посередине, и более сотни солдат, окружающие нас со всех сторон. Наблюдай я это со стороны, наверно, смеялся бы до упаду, но поскольку я был на своем месте, у меня эти напрасные предосторожности вызывали только глухое раздражение. Я не видел ничего вокруг, кроме солдатских спин и посыпанной мелкой галькой дорожки под ногами и имел лишь смутное понятие о том, куда мы, собственно, направляемся, хотя по идее, мы должны были двигаться к реке. Интересно, каким образом капитан намеревается сохранить строй при переправе на остров Филибера? Какой бы большой не была наша лодка, столько людей в нее все равно не поместятся. Впрочем, когда мы добрались до берега, оказалось, что все предусмотрено — надо лишь взять побольше лодок. В итоге, к острову мы отправились целой флотилией. Я сидел в лодке, зажатый с обеих сторон двумя гвардейцами, выбранными охранять меня, судя по всему, исходя из их габаритов — такой широте плеч мог позавидовать и наш Тамбурин, силач из цирка Солезони, поднимавший 3-хлетнего барашка одной левой. Спустя некоторое время, после отплытия я вдруг заметил, что здоровяк, сидевший напротив меня дрожит всем телом.

— Тебе холодно, солдат? — спросил я удивленно.

— Не-а, — покачал головой тот, — просто я с детства страсть как воды боюсь.

2-й горе-охранник плавать тоже не умел. Интересно, чтобы они стали делать, вздумай я спасаться бегством вплавь?!

Эта мысль меня порядком позабавила и даже ненадолго отвлекла от предстоящего. Но потом тоска накатила с новой силой. Неужели я доживаю последние часы?! Неужели это последнее, что суждено мне увидеть перед смертью?! Свежий ветерок обдувал мое лицо, я ловил рукой брызги и эти простые незамысловатые ощущения казались мне сейчас яркими и восхитительными. А ведь можно еще попытаться спастись... Поверхность воды была так близко. Стоит лишь чем-то отвлечь охранников и... Я до крови закусил губу. Нет, идти — так до конца. Как это ни странно, но мои ежедневные выступления в качестве живой мишени сослужили мне хорошую службу — на этот раз приступ паники прошел гораздо быстрее. Как всегда помогла мысль о том, что подумает обо мне эта несносная зеленоглазая девица. Кстати о Мэнди... Интересно, что имел ввиду старикашка, сказав, что все, что говорят женщины надо понимать наоборот? Если она меня ругала, надо ли это воспринимать как похвалу? А если сказала, что я ей отвратителен, значит ли это что я ей нравлюсь? Обдумывание этой идеи заняло меня настолько, что я даже не заметил, как мы причалили.