Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Хороший человек — не профессия".
Прав был царь Соломон: "Честь государя — в многолюдстве его народа".
Инязор Пургас — выдающийся человек. Национальный герой. И, по Соломону — бесчестный государь.
Народ сохранился не "благодаря" национальному герою, а "вопреки".
"Всё выше сказанное" — стало возможно сказать, только потому, что тогдашний предок сочинителя оказался храбрецом (или — трусом, кому как нравится), послал нац.героя куда подальше, сбежал из-под его знамён, изменил присяге (если таковая была) и рассосался в окружающей среде. Прикинулся кочкой в болоте, сучком в лесу. И дышал там тихохонько. Пока остальных резали, жгли, насиловали, угоняли... От тех — потомства не осталось.
Воину, чтобы стать героем, достаточно "правильно" погибнуть. Государю, военачальнику надо ещё и победить. Тот советский генерал, который ходит по позициям в "Горячем снеге" и раздаёт выжившим бойцам правительственные награды, приговаривая: "Всё чем могу..." — герой. Не потому, что метко стрелял или лихо рубил, а потому, что его люди остановили Манштейна.
"Мечтая героически погибнуть за Родину, ты желаешь ей трудных времен".
Не хочу. Ни — "героически погибнуть", ни — "трудных времён".
"Судьбе надо помогать, особенно на перекрестках".
Тогда... жаль Пичая.
* * *
Три вопроса, которые нужно решить.
1. Где взять скот? Сейчас и потом.
Мы, я понимаю уже, будем вынуждены годами прикупать тысячные табуны и стада. Люди хотят быть крестьянами, крестьянам нужна скотина.
2. Как прижать "петухов"?
Мне нужно срочно, "вчера" — ставить вышки на их землях.
3. Как обезопасить себя от эрзя?
Чтобы ни сейчас, этим летом, ни потом — через год-три-пять ко мне не заявились из леса тысячи злобных мужиков с топорами.
Можно положиться на милость божью.
"Тьфу-тьфу! Сгинь нечистая! Да расточатся врази!".
Следствием будет долгая мелкая лесная война.
Конечно, я победю. Я ж весь из себя такой! Но... цена. В деньгах, в людях, в потерянном времени. "Времени" — моей жизни.
Вопросы решаются Пичаем. К его выгоде — я готов платить. Но он не хочет. Он взял курс на "самостийность", на создание своего прото-государства. Я, Всеволжск — очевидная и ближайшая цель. Все остальные — эмир, князья, кыпчаки — много дальше. Как только он чуть-чуть уговорит своих — поведёт их воевать соседей. Меня.
Просто потому, что грабёж выгоден.
Фиг вам!
Я вывернусь! Я завалю трупами эрзя все овраги вокруг Стрелки, выжгу все кудо на сотню вёрст! Не знаю как, но сделаю.
Чего мне это будет стоить? Скольких вдов и сирот из русских деревень и марийских ешей я не смогу принять, тратя ресурсы на подготовку к этой войне? Сколько русских и не-русских младенцев помрёт в избах-душегубках из-за задержки в становлении Всеволжска? Год — сто тысяч. Половину — можно бы спасти.
Война — не оптимально...
"Он — хочет, он — не хочет"... Как недавно говорил мне Муса? — "Зачем управлять людьми тому, кто может управлять их желаниями?".
Класс! Умница!
Можно ли развернуть Пичая так, чтобы он пожелал нужное мне?
— Кха! Глаз орла! Ай, беркута! Асыл мырзам эдеми маре танды! (Благородный господин выбрал прекрасную кобылу!) Кха! Я отдам тэбэ! Тольк тэбэ! Совсем ни-по-чём! Да! Три десять кумис — забирай! Якши! Да-рам!
Мы гуляем по торгу у стен Пичай-вели. Идея закупить скот у кипчаков кажется мне... разумной. Но нуждающейся в проработке. Вот я и прикидываю...
Местный торговец принял мою задумчивость за торговый интерес и пытается всучить мне кобылу.
Да, дядя, у меня глаз как у степного беркута. Только заточен не на зайцев, а на людей. Не так хорошо как русских, но я вижу и степняков. Я не пропускаю мимо ушей рассказы Чарджи, Алу... Потому что мне — интересно. И теперь, присматриваясь к твоей одежде, к твоим повадкам, к твоим спутникам... могу сделать некоторые предположения. О тебе, о твоей жизни, о твоих талантах. Возможно — они правильны, возможно — ты подойдёшь для моего плана.
У меня нет ещё плана. У меня есть "направление". По которому я собираюсь пройти. Сделать "дорогу" к процветанию моего города.
— Твоя кобыла хороша. Но она не нужна мне.
— Ай! Гляди как глядит! Ай! Гляди! Она тэбе уже... лубит! Совсем! Бери-бери! Да-рам!
— Уважаемый. Э... хан. Не трать время. Я вижу, что твоя одежда бедна, что твои спутники... в рванье. Тебе нужны деньги. Но лишняя ногата не накормит твоих детей. Я знаю место, где ты можешь получить в тысячу раз больше. Сто гривен кунами.
— Кха... Гдэ?!!!
— У реки стоит мой шатёр. Приходи когда стемнеет. Один. Хан... э...
— Куджа. Мое имя Куджа.
Я улыбнулся бедному половцу и отправился гулять по торжищу дальше. А двое моих ребят тихонько рассосались в окружающем пространстве.
Авантюра и экспромт. "Каждый экспромт должен быть хорошо подготовлен". Насчёт "хорошо подготовлен"... нет времени. Но собрать хоть какую-то информацию об этом... Кудже — необходимо. Главное: никто не может связать его со мной. А вот потянет ли этот ободранный степняк работу на сто гривен?
Часа через четыре, когда пригнали с пастбищ коров, село солнце, и народ в округе утихомирился, полог моего шатра откинули.
Куджа в дорогом засаленном халате, старательно прикрывавший рваную ветхую рубаху под ним, был забавным зрелищем. Он хотел выглядеть важно, но тот минимум удобств, который являл мой шатёр, воспринимал как роскошь. Которая сбивала его гонор. Не столько богатством — не люблю таскать с собой дорогие и тяжёлые вещи, сколько чистотой, порядком, непривычностью.
Разницу между моей стеариновой и обычной сальной свечкой он уловил сразу. И — не понял. Горит... но как?! Колдовство?!
Мой походный бювар... не понял. Складной столик — понял. Не понял как складывается. Чистый войлок, чистые подушки, чистая посуда... Золото?!!! Нет — деревянная. Бедность? Но такой — нигде нет! Колдовство?!
— Ты знаешь — кто я?
— Э... Ресей бас (русский начальник). Катал жануар. Айуан (лютый зверь)
Не дурак — тоже "навёл справки".
— Хм. Айуан... хорошо звучит. Из какого ты рода, Куджа? Попробуй. Осторожно — это крепкое.
Мы выпили сорокоградусной "клюковки" за знакомство, и Куджа стал рассказывать свою историю. Периодически закусывая и выпивая.
Закусывал он плохо — пытался изображать из себя сытого. В смысле: богатого. Да и закусь у меня... ребята сообразили мордовских блинов.
Нормальное едево. Особенность — обязательно смесь разной муки, много яиц и дрожжи. Получается такая... довольно пухлая лепёшка. Мне — в кайф. А вот степняку, мясоеду... да под неизвестную здесь водочку... Куджа осовел и от алкоголя, и от тяжко лёгших в пустой желудок блинов. И стал откровенен.
История давняя, кое-что я уже рассказывал.
Лет семь-восемь назад Изя Давайдович выдернул своего племянника — князя Вщижского Магога, тогда — мальчишку лет восьми, и послал его к маме. А мама у него — беглая экс-княгиня Черниговская. Которая, после смерти мужа, наплевала на все приличия и нормы поведения и вместо того, чтобы пойти в монастырь или куда ещё в "за печку", сбежала с полюбовником в Степь. А в любовниках у неё — не просто парнишечка пригожий, а сам хан Башкорд.
Всё "приличное святорусское общество" немедленно пришло в ужас. От такого разврата и непристойности. Но княгине было плевать: лучше жить наложницей у поганого в юрте, чем в княжьем тереме под властью Изи Давайдовича. Убившего в битве своего брата и её мужа руками своих гридней. А вот единственный сын её остался у Изи.
Мальчика использовали сперва в качестве заложника, потом приспособили в переговорщики.
Княгиня не сдержала слёз радости при виде своего первенца, приехавшего к ней в орду по воле хитроумного дяди, и уговорила влюблённого в неё своего нового мужа-хана, отправиться с войском Изе на помощь.
Изю побили. Хан Башкорд сумел-таки выскочить из сечи. Но множество приведённых им воинов — остались на поле битвы под Киевом. Треть мужчин орды — мертва.
Дальше... Все остальные — становятся добычей. Добычей соседей. Слабая орда — беззащитное имущество. Протяни руку — станет твоим. Нет? Не хочет? — Тогда возьми в руку палку. Или — аркан. Или — саблю. Всё равно, чужое и незащищённое — станет твоим.
В Степи все хорошо понимают это.
Башкорд сумел сохранить орду. Да, часть куреней ушли к другим ханам, да, кого-то побили, захватили, да, большинство детей того, "кровавого", трёх предшествующих и двух последующих годов рождения — погибли при откочевке. Но, потеряв половину, орда сохранилась. Башкорд привёл её сюда, на северо-восток от Днепра.
Между Окой, Волгой, Сурой — на землях мордвы, видны три разные части. На западе — Окско-Волжская низменность, покрытая лесными дебрями. Это про них у Высоцкого:
"В заповедных и дремучих, страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх".
На юге — водораздел Волжской и Донской речных систем, занятый в эту эпоху густыми лесами. Леса — сходные, насчёт нечисти... не знаю.
На востоке — Приволжская возвышенность. Со степными и луговыми ландшафтами.
Ах. какая весной степь у Арзамаса! Глаз не может насытиться! Так бы и глядел безотрывно! Как в лицо любимой женщины.
Ослабевшая орда сунулась через южные леса на пастбища Приволжской возвышенности. И отскочила — лесовики кусаются больно.
Конечно, выбить эрзя, откочевать ближе к Суре, выйти к Волге — было бы здорово. Но сил не хватает. И Башкорд прижался к лесам водоразделов с юга. Аккуратно, не трогая орду Элдори, ведомых старым Боняком или союзных им бурчевичей хана Беру, не столь давно откочевавших, тоже под влиянием эскапад Изи Давайдовича — после захвата Олешья Иваном Берладником — с Нижнего Днепра.
Притоки Дона в своих верховьях — очень приятная среда обитания для кочевников. И пастбищ вдоволь, и лес рядом.
Как и множество ханов разных орд и народов до него, Башкорд "соскочил с магистрального пути Великой Степи", спрятался на окраине, в лесостепи. Потихоньку, не ввязываясь в ссоры с соседями, поднимал свою орду.
Старики, больные, слабые — умерли. Мальчики вырастали и становились юношами. Они хотели славы, добычи, коней, женщин, золота... Всё это они возьмут на войне. Когда подрастут последние перед демографической ямой — массовой гибелью детей во время откочёвки. Война — скоро. Ещё три-пять лет.
Тогда они возьмут всё. У всех. Особенно — у этих проклятых русских. Которые положили отцов и старших братьев под Киевом. Сперва заманили туда, потом бросили там. Или это были другие? — А, какая разница — они все такие. "Землееды". Их надо резать и грабить. Так поют акыны в песнях о древних батырах, о Змее Тугарине, так говорит жрец, передавая волю Хан Тенгри.
Так — будет.
А пока они хотят есть. Каждый день. Молодые организмы прожорливы. Взрослый человек может быть вегетарианцем, ребёнок — всегда мясоед. А взять корм силой — нельзя. Орда ещё не готова к войне. Купить? Они — новосёлы. Они отбили, отвоевали, выпросили, заняли кусок лесостепи. Но они чужаки для старожилов. Им продают — втридорога, у них покупают — за полцены. Потому, что они пришлые. Наказать? — Не сейчас.
Орда крепнет и нищает. Всё меньше слабых, всё больше молодых почти воинов. Почти. Нужно вкладывать в их рты мясо, нужно наполнять их животы пищей. Инвестиции в прекрасное будущее.
Взять — негде.
Всё, что было накоплено, всё, что удалось сохранить во время исхода — продаётся за бесценок землеедам. Хлеб — необходим. Без хлеба человек болеет, без хлеба не пережить зиму, без хлеба люди режут последний скот. А весной выжившие едят траву. Болеют и умирают.
Хлеб — у мордвы. Мордва обжирается своими толстыми блинами, а в юртах каждую зиму мрут дети. И женщины уже устали кричать над маленькими трупиками, молча рвут на себе волосы. Дети великого жёлтого народа не вырастут. Не станут воинами. И мужчины, главы кошей отдают всё. Чтобы купить хлеба. Но скоро, очень скоро, хан соберёт своих нукеров, поднимет славное знамя с белым бунчуком... Рыжий хвост носят потомки Шарукана, чёрный — у Боняка.
Ха! Русские знают этот знак! Бунчук с семью хвостами. В русских селениях пугают детей страшными сказками о семиглавом змее. О символе семи племён, поднятом над Иртышом, принесённый сюда славными ханами — Змеем Тугарином и Боняком Серым Волком...
Глава 436
— Я понял, Куджа. Вы умножитесь и вы победите. Ваши рты наполнятся жирным мясом, а животы обернутся дорогим шёлком. Я знаю, как выглядит счастье для людей Степи. Так будет. Но не сегодня. Сегодня ты глава нищего коша. Юноши, которых я видел возле тебя на торжище, тощие, плохо одеты и голодны. Они не станут могучими воинами, если ты их не накормишь.
Хвастливый монолог поддатого Куджы был резко прерван. Кыпчак решил, было, обидеться на невежу в моём лице. Потом протянул кубок. Но я остановил прислуживающего нам толмачом Алу. И отправил его вон из шатра. Толковый парень, но лишние уши... хороши только срезанными у мёртвого. А мы и сами сможем понять друг друга.
— Запоминай, хан. Завтра инязор Пичай устраивает большую охоту за рекой. Говорят, ты хороший ловец зверей. Там будут лоси и кабаны. И один олень. По кличке Вечкенза. Поймай. Увези к себе. Твои волчата могут поиграть с ним. Тебе мясо — мне кости. Живые кости. Мой человек приедет в твоё становище. Через... через месяц. Увидит оленя. Дрессированного, послушного. И купит его. За сто гривен кунами.
Я выжидательною рассматривал стремительно трезвеющего Куджу. Того аж пот прошиб. Взгляд стал трезвым и... мечущимся.
— Инязор... секир башка.
Гос-споди! Он такой тупой? Может, я ошибся в человеке? Мои ребятки, погуляв по торгу, смогли узнать немногое. Но известный зверолов не должен быть дураком и трусом.
— Ты ему расскажешь? Или люди лгут о твоей славе охотника?
Заметался кипчак, задёргался. "И невинность соблюсти, и капитал приобрести". Или тут правильнее — "... и рыбку съесть"? Здесь речь не об одной рыбке. За сотню гривен на Руси можно купить две сотни кобыл. В Степи цены на скот в разы ниже. Он накормит свой кош, он переживёт зиму, посадит сыновей на приличных коней, купит им тёплую одежду... Думай, Куджа. Ты кошевой или где?
— Хан... жанжал кельмейди... ссора с эрзя — нет. Хан... жазалаймын... накажет, заставит вернуть... олень.
Подчёркнуто недоуменно вздёргиваю брови:
— Ты собираешься хвастать пойманным оленем перед своим ханом?
Бедняга. Даже макушка зачесалась. Всунул руку под войлочную шапку, остервенело поскрёб. Сейчас и в других местах скребсти начнёт. Поскрёбыш. Точно: расцарапывает себе кисти рук.
Это не кожное — это нервное. Но брезгливый взгляд — я не сдержал. А он — поймал. Вскинулся, попытался сыграть смелость:
— Я идти инязор! Сказать — что ты сказал минэ!
— Твоё право. Ты будешь обвинять меня в том, что я захотел живого оленя? Пичай — мудрый правитель. Перед ним будет твоё слово против моего. Что он решит? Что нам обоим лучше покинуть его земли? И мы — уйдём. Зимой ты похоронишь... Сколько? Пять? Десять? Из твоего коша. Сотню из твоего куреня? Ты ведь можешь в эту зиму стать куренным. Добавить "апа" к своему имени. Куджапа... Звучит? Зазвучит. Если у тебя будет хлеб и скот для себя и соседей. Ты теряешь многое, я — ничего.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |